Шторм

Это произошло давно, в начале семидесятых. В то время я работал мотористом на «Федоре Полетаеве» — добротном танкере итальянской постройки. За десять лет эксплуатации судна советским экипажем в его устройстве появились некоторые изменения, но на слаженной работе команды это не сказалось.

Со временем с центральных трапов исчезли дорогие ковры, которые украшали кают-компанию, а также добротные немецкие радиоприёмники. В машинном отделении заглушили половину автоматики. Но главное, что танкер стал проще и удобнее в управлении, а значит — надёжнее и понятнее. А для русского моряка это самое главное.

Нередко мы попадали в штормы, «болтанки» и другие волнения на море. Но то, что произошло в Средиземном море в районе Сицилии, я вспоминаю до сих пор. Вокруг судна творилась настоящая фантасмагория — волны были похожи на горы, которые двигались с юга на север, подгоняя одна другую. Наш бедный танкер то зарывался носом, уходя под воду, то, как кашалот, устремлялся ввысь.

Что такое морская болезнь? Это, прежде всего, сильнейшая тошнота, которая может напоминать похмелье или отравление грибами. Когда тебе плохо, не хочется не только есть, но и жить, а ведь надо ещё и работать: нести вахту, выполнять различные поручения.

В такие моменты камбуз, или столовая, обычно пустеет — там никого нет. Разве что изредка заглянут бывалые моряки, чтобы выпить чаю. Остальные же лежат в каютах, и только самые стойкие несут вахту.

Моя каюта располагалась на самой нижней палубе. Круглый иллюминатор почти черпал забортную воду, но я не закрывал его, так как кондиционер не работал, а высокая температура и духота в каюте не позволяли этого сделать. Пусть что будет, лишь бы не задыхаться в наглухо замурованном пространстве.

До вахты, которая начиналась в полночь, оставался час. Можно было ещё отдохнуть. Я лёг на кровать, но моему отдыху не суждено было случиться: только я сомкнул глаза, как голова моя со всей силы ударилась о переборку, а через секунду ноги упёрлись в другой край кровати. Это качка, и ничего с этим не поделаешь. Пожалуй, надо вставать, всё равно от такого отдыха прока нет. Придерживаясь руками о стены, я направился в раздевалку, чтобы подготовиться к вахте.

Машинное отделение встретило меня своим жарким дыханием. Но что там жара по сравнению с качкой! Казалось, ещё немного — и вся эта многотонная махина развалится на кусочки. Да и тошнота не давала покоя. А впереди были ещё долгие четыре часа работы. Механик многозначительно посмотрел на меня:

— Ну что, братец, тяжко? Старайся ни о чём не думать… Чтобы в голову не лезли мрачные мысли — активно занимайся работой: забудешься в ней, так и вахта пробежит, заметить не успеешь! Давай, бери тряпку — и вперёд, чтобы через час всё блестело!

От добрых слов «поддержки» я немного пришёл в себя и усердно приступил к работе. Четыре часа пролетели совсем незаметно, и когда пришли сменщики, я не сразу понял, что время вахты закончилось — пора отдыхать. Свежий воздух на палубе привёл меня в чувство. Скоро утро. Где-то там, на востоке, был мой дом, жили мои родители… Расцветала сирень, пели птицы… А здесь — темнота и постоянный рёв волн!

«Пора спать!» — эта мысль не выходила у меня из головы. Я машинально открыл дверь в каюту, успев заметить, что иллюминатор по-прежнему открыт и в него летят брызги, — но закрывать его мне не хотелось. Всё, что я смог сделать — это сбросить с себя одежду и плюхнуться в кровать.

Не прошло и минуты, как я погрузился в сон. Я спал, как могут спать молодые люди, пришедшие на рассвете с очередного свидания. Трудно сейчас вспомнить, что снилось мне и снилось ли вообще? Если бы грянул гром — я не обратил бы на это никакого внимания. Я продолжал спать. Меня не было. Сколько я находился в таком состоянии, сейчас и не скажешь.

И вдруг сквозь сон я почувствовал, как что-то мокрое и солёное накрывает меня сверху. Я мгновенно проснулся — срабатывает извечный инстинкт самосохранения. Автоматически сел на кровати. Вокруг была кромешная темнота. Но впереди передо мной, где должен был находиться незакрытый иллюминатор, прослеживался странный серый полумесяц, лежащий горизонтально, кверху своей выпуклой частью. «Что это?» — подумал я.

Мне показалось, что я ещё во сне, но мокрая, холодная простыня и лёгкий шум прибоя, который ласкал мои ноги, привели меня в чувство. Наконец, я включил свет. Моему взору предстала фантастическая картина, достойная кадров из фильмов катастроф: в открытый иллюминатор свободным потоком вливалась забортная вода. Она падала на мой рабочий стол, стоящий под иллюминатором, и продолжала своё движение, буквально всё смывая на своём пути. На полу плавали мои рисунки, незаконченные рукописи, карандаши с кистями. Гранёный стакан назойливо стукался о настольную лампу, застрявшую в углу. Вода проносилась по дивану и, уже теряя свою первоначальную силу, врывалась под кровать, на которой в полном оцепенении сидел я. Она билась о переборку, поднималась вверх и орошала меня холодным солёным душем.

Ей не удавалось привести меня в чувство. Я всё ещё пребывал в полусонном состоянии, не осознавая всей серьёзности ситуации. Я был сильно утомлён из-за качки и тяжёлой ночной работы, и мне хотелось спать.

Выключив свет, я вновь лёг в кровать. Ещё несколько минут было слышно, как морская вода гуляет по моей каюте. То, что постельное бельё было мокрым, уже не так сильно беспокоило меня. Сон овладевал мной, и не было сил сопротивляться ему. Однако где-то в глубине души я всё же отметил, что не задраил иллюминатор. «Что будет, то будет», — пробормотал я и вновь уснул.

Вода, заполнившая мою каюту, перемещалась от иллюминатора к кровати, обдавая меня солёными брызгами, и возвращалась обратно. На её поверхности плавало всё то, что когда-то лежало на своих местах. И это были очень важные и любимые для меня вещи. Ещё вчера они не подозревали, какая участь им уготована. По моей халатности были безвозвратно утрачены рисунки и рукописи. Они были размыты морской водой… Я уже не говорю о настольной лампе, фотокамере и других предметах.

Я продолжал спать… Что снилось мне в тот момент? Теперь можно только догадываться… Наверное, моя Родина, которую я так любил. А может быть, я видел родной дом и кота, свернувшегося калачиком на коврике… И комнату, заполненную весенним солнцем… И, конечно же, мать, ставящую на стол большой поднос со свежеиспечёнными пирогами.

Мне было невдомёк, что морская вода ещё не раз подбиралась к самому краю иллюминатора, готовая в очередной раз залить мою каюту. Но неизвестная сила останавливала её. Пароход взмывал вверх, чтобы потом, вращая по воздуху освобождённым гребным винтом, обрушить свою многотонную «тушу» в водяное месиво.

Но я мирно спал. Хроническая усталость давала о себе знать. Мне было всего двадцать, а в таком возрасте многое представляется в ином свете. Что мне было до того, что каюты по левому борту пустовали, и в них тоже были открыты иллюминаторы; что они также заполнились забортной водой, а к семи часам утра крен на левый борт составлял уже 10 градусов…

Тишину раннего утра разорвал гортанный крик, доносившийся из-за двери:

— Александр, сволочь, ты же корабль потопишь, — открывай дверь немедленно!

Дальше шла ненормативная лексика, которую лучше опустить… Было уже светло. Картина, представшая предо мной, не тронула мою душу: мне было всё равно, меня тошнило, сильно болела голова, и угрызения совести от содеянного я не испытывал. Открыв дверь, я увидел старшего матроса, который стоял у порога и мрачно матерился. После недолгих разбирательств стало понятно, что мне даётся не более получаса на то, чтобы вода любыми способами исчезла из моей каюты… Это я осознал сразу, но как это сделать, оставалось вопросом? Но устрашающий вид «командира палубы», пускай и не сразу, но привёл меня в чувство.

— Всё, через десять минут вернусь, проверю!

Дверь захлопнулась перед моим носом. Я услышал удаляющиеся шаги.

Часто бывает так, что экстремальные ситуации помогают нам принимать единственно правильные решения. И я принял, взяв в руки простой целлофановый пакет, который плавал тут же, около дивана, и стал черпать им воду, выливая содержимое в раковину. Недаром говорят: «Глаза боятся, а руки делают».

Прошло полчаса, а я всё работал, работал – и конца этому не было видно. Робкий стук в дверь вернул меня к действительности. Пришёл сменщик – время готовиться к очередной вахте. Хорошо, хоть обедать не надо – всё равно в рот ничего не полезет. Я посмотрел на часы. На борьбу со «стихией» у меня ушло ровно два часа…

Пора на вахту. Меня ждала работа в машинном отделении, куда более ответственная, чем то, что я делал в своей каюте.

— Ну что, утопленник? Говорят, чуть танкер не перевернул? А? — как всегда, с ехидной улыбкой встретил меня механик.

— Ну, давай теперь за работу, да и качка не так заметна будет, — поехали! Бери тряпку, нужно будет протереть все насосы, а то на них вековая грязь скопилась: ещё с предыдущего рейса до них всё руки не доходили. Давай – оживай, пора уже!

И я «ожил», ещё на четыре часа.

С тех пор прошло много лет, но этот курьезный случай надолго засел в моей памяти. Часто, приезжая на дачу, я люблю открывать старый книжный шкаф и с большим удовольствием копаться в пахнущих сыростью книгах… Там же лежат и письма, крепко связывающие меня с прошлым; попадаются старые рукописи и записная книжка с размытыми морской водой буквами и зарисовками… Вдруг вспомнится та злополучная ночь у берегов Италии и подумается: а ведь хорошо, что хорошо кончается! — Не правда ли?

                2011 г.*)