Надя

Была ночь, которая медленно подходила к рассвету. Уже ощущались первые признаки раннего летнего утра. Робкие лучи солнца окрасили восточную сторону Измайловского парка, постепенно проникая в его глубину. В воздухе разливались тихие трели птиц, а в приоткрытое окно врывался свежий прохладный воздух.

Надя еще спала, но уже чувствовала, что скоро наступит время подъема. Ей предстояли сборы: нужно было отвести Аленку в детский сад, а самой отправиться на работу в знакомый НИИ. Так проходил каждый день, похожий один на другой — пять лет одинокой жизни.

Что же мешало им жить вместе? На этот вопрос трудно дать однозначный ответ. В районном суде, когда она разводилась, ей пришлось сказать неправду. Она произнесла первое, что пришло в голову:

— Он не устраивает меня в интимном плане, и, вообще, мы с ним разные люди.

Это был достаточно серьезный аргумент. Но ничего более оригинального она придумать не могла, потому что дальнейшая жизнь в браке не имела для нее смысла. Это она знала точно. А что касается его, то он, по сути, и не жил в этом браке. Он всегда был свободным художником и оставался таковым. И кто знает, кем он был для нее — мужем или лишь «временно поверенным» в делах семьи? Как оказалось, до поры до времени.

Они сидели в кафе. Надя смотрела в тарелку с таким вниманием, будто именно там искала ответ на все свои вопросы о будущей жизни. Вадим же смотрел в окно, был отрешённым и ждал лишь одного — когда же это всё закончится, чтобы встать и тихо уйти.

В итоге они пришли к соглашению: он будет навещать дочку не чаще одного раза в месяц и может брать ее с собой на весь день. Сюда же входили праздники и некоторые незапланированные встречи.

«И это всё, если стерва отпустит», — подумала Надя.

Она ненавидела ее — молодую, гордую и взбалмошную девушку.

"И чего он в ней нашел? Ведь потаскает годик по выставкам и бросит, — продолжала рассуждать она. — Наестся клубнички вдоволь и всё, потом на солёненькое потянет."

А у них всё так хорошо складывалось, как в идеальном любовном романе.


— Девушка, вам никто не говорил, что у вас профиль Джоконды?

Надя даже не подозревала, что никто никогда не видел профиль Джоконды, потому что Леонардо писал ее в фас. Она не знала об этой картине и, если бы увидела, то могла бы обидеться. Трудно сказать, что Джоконда — особо привлекательная дама. Она могла бы и на кассе посидеть в студенческой столовке, вот только белого фартучка не хватает.

Откуда ей было знать об этом? Учеба в МАДИ отнимала все силы. Всё свободное время она пропадала в институтской библиотеке, «обложившись» технической литературой, изучая сопромат и экономику. Как же она мечтала стать профессором, посвятить себя науке, ходить в очках! Фильм «Весна» с Орловой в главной роли придавал ей сил и энтузиазма. Она очень хотела походить на главную героиню, и всё, что не входило в средства достижения этой цели, проходило мимо нее.

Позже они стали встречаться почти каждый вечер — их институты находились совсем рядом. Проехать три остановки на трамвае не представляло большого труда. Со временем Вадим стал занимать не только ее внимание, но и сердце. Она всё чаще думала о нем. Появилась рассеянность, задумчивость — в общем, всё то, что присуще такому периоду в жизни, как «любовь». На лекциях она была сонлива, периодически стала пропускать занятия, а когда он пригласил ее к себе домой на кофе, не раздумывая согласилась, как будто только и ждала этого.

Он жил с родителями в кооперативе художников на «Киевской». Подземный гараж, домофоны в подъездах — для конца семидесятых это была скорее роскошь, чем повседневность, какой она стала сейчас. А когда они вошли в папину мастерскую, Надя насторожилась. Ей стало казаться, что просто так отсюда не вырваться. Не пройдет и часа, как «сказочная шкатулка» захлопнется, не оставив пути к отступлению. Но что-то мешало ей уйти сразу? Она уже не могла этого сделать, да и не хотела, наверное.

Через три месяца постоянных встреч они подали заявку и вскоре расписались. Она даже толком не поняла, что произошло, и только, когда ее стало тошнить, а потом почему-то потянуло на пончики, которые продавались у вокзалов, стало ясно — будет ребенок. Вот тогда все и началось.

Алексей стал беспричинно задерживаться, ссылаясь на занятость в мастерской. Потом пошли командировки в Крым: они вместе с отцом расписывали объекты в Артеке, и он пропадал там по три месяца. Приезжал веселый и довольный, будто и не работал вовсе. Вид его напоминал не усталого от работы художника, а самовлюбленного «мачо».

Живот Нади рос, как на дрожжах. Уже весной она родила девочку. Вадим был доволен, но делал это напоказ: сюсюкался, строил «козьи рожки», скорее, делал вид, что ребенок интересен ему и он его любит. Надя видела мужа насквозь. Она чувствовала его отчужденность. На любые неприятные для него вопросы он старался отнекиваться, придумывая всякие отговорки: усталость, занятость и много чего еще.

Они жили на «Измайловской» в Надиной трехкомнатной квартире. Ее отец умер, немного не дожив до пятидесяти — скоропостижно. Старший брат, военный моряк, служил на Севере. Получается, что кроме мамы на данный момент у нее никого и не было. Та на первых порах помогала с девочкой, но потом сама заболела и слегла. Теперь за ней самой нужен был уход, а тут еще и Вадим стал к рюмочке прикладываться — непонятый художник, как же?

Через год мамы не стало. Как перенесла это дочь, один Бог знает, но жизнь продолжалась. Алёнке уже три, пора в сад отдавать, а самой на работу, — кормиться как-то надо. Понравилась Наде самостоятельность. Совсем не так на Вадима стала смотреть, хозяйкой себя почувствовала, а не затюканной домработницей. Мужу это не нравилось — он за домострой. Жена должна дома сидеть и домашний очаг оберегать, а не по работам бегать, — за копейки унижаться. Семейная жизнь катилась под откос, не дотянув до пятилетнего рубежа, а что уж там о любви какой–то говорить. "Химия" эта давно закончилась.

А когда Надя, не выдержав долгого отсутствия мужа, приехала в мастерскую на «Киевскую», узнать, там ли он? Приехала без всякого предупреждения — на свой страх и риск, но, открыв дверь, ахнула. Такого она и в фильмах зарубежных не видела. Вадим сидел на стуле, а молодая девица стояла между его ног полностью обнаженная. Он намазывал ее грудь свежей клубникой, а затем с вожделением слизывал этот «мусс» с розовых сосков своей пассии.

Все было кончено. Многое прощала Надя своему мужу, но такого простить не могла, уж слишком больно врезалась в сердце увиденная ею сцена. Надя не принадлежала к творческой интеллигенции, и понять такое было выше ее сил.

Солнце взошло, окрасив соседние дома в багровый цвет. Жизнь продолжалась. Через некоторое время зазвонил будильник. Все было обыденно и привычно. Надя заученным движением нажала на кнопку, чтобы заглушить назойливый звук, блаженно потянулась, ведь так не хотелось вставать, но пересилив себя, поднялась и подошла к окну. За ним начинался новый день — это была уже новая жизнь — перестройка. Она не знала многого, да и не могла знать, какие перемены ждали ее впереди, да и всю нашу страну, в которой она жила, и которая сама доживала свою последнюю пятилетку.

— Мама, а что, пора вставать? — раздался голос Алёнки из соседней комнаты.

— Да, милая, уже давно пора. 

                2012г*)