Сон

         Он уже привык к реанимации. По сравнению с другими, стал   старожилом в какой-то мере.  Привозили «новеньких», покидали палату «старенькие», а он так и лежал, всегда радостно приветствуя и тех и других. Ещё серьёзно прицепленный к кровати различными трубочками и проводками, он оживал – и это радовало. Разве можно было сравнить нынешнее состояние с тем, что было две недели назад, когда всё болело, а особенно голова и сердце..., когда он внутренне уже много раз прощался со своим телом, но неизменно возвращался в него, вновь ощущая нестерпимую боль...

        Но это было тогда, две недели назад, а сейчас Владимир – «молодчик»: он потихоньку выздоравливает... И что очень важно, начал срабатывать главный показатель того, что всё пошло на поправку – он, наконец, стал замечать женщин!.. То, что они вообще есть!.. и их достаточно много… – медсёстры, врачи, санитарки, другой обслуживающий персонал... Оказалось, что те бесполые существа, которые постоянно кололи его, переворачивая с боку на бок, брали кровь, меняли повязки, на самом деле – были женщины...

        Первое отличие их друг от друга, которое он приметил, была форменная одежда, – почему они ходили в брюках разного цвета, он не мог знать... И, что это не их прихоть, а просто на складе, не было нужного количество одинаковых комплектов... Но ему это было только «на руку». Будучи художником, его интересовало это разноцветье, но особенно ему был по душе персиковый – цвет тепла и солнца, в отличие от синего, …не говоря уже об ярко красном: обладатели таких «штанов» напоминали собой «пожарную команду».

        Через некоторое время он стал отличать: молодых – от «не совсем…», симпатичных и «не очень…», а потом и вообще отметил для себя, что, Катя, в персиковых брюках, стала особенно близка его сердцу. Но после очередной дозы снотворного, которое та «элегантно» ввела ему, он уснул.

                *
      
        День проходил за днём. Ему становилось всё лучше и лучше. Врачи приняли решение – перевести его в общую палату. Наконец, пришёл тот счастливый момент, когда именно Катя усадила его в каталку и повезла в коридор, – наверное, так раньше римских патрициев возили. Он был доволен и счастлив от того, что становился более свободным и независимым: теперь можно ходить по коридору! …это если получится… И вообще – разве сравнишь «кандалы» реанимации с «воздухом свободы» общей палаты..., да и палата двухместная, вполне сносная для проживания. А что ещё человеку нужно?..

       – Всё, Владимир Сергеевич, приехали, – теперь здесь обитать будете! Тут намного лучше и спокойней... Медсёстры здесь добрые... Скорейшего вам выздоровления! Ну, а я пошла... – сказала Катя.

 Она помогла больному встать с коляски и собиралась уходить… Как вдруг Владимир покачнулся, сделав шаг вперед – она подхватила его! …хотя это скорее походило на крепкие объятия, чем на поддержку его.   
 
       – Вы можете стоять на ногах?.. – с беспокойством и некоторым смущением поинтересовалась медсестра… Мужчина жадно припал к Катиным губам...
         
        – Ну что вы делаете?! Вы же больной...

        – Больной, но не заразный, – Катя, я, по-моему, с ума сошёл?!.

        – Для полной картины болезни этого только и не хватало… – она постаралась вырваться из объятий, которые были действительно ещё очень слабы.

        – Успокойтесь, вам нужно отдыхать, вы еле на ногах держитесь… Сейчас сюда войдут!..

        – Хорошо, хорошо… когда я вас увижу?.. 

           Владимир бережно удерживал Катину руку в своей, – ему казалось тогда, что он прощается с ней навсегда.

        – Увидите! – куда я денусь? - но теперь только через два дня: сегодня моё дежурство через час заканчивается. Да не забывайте: я работаю в реанимации, а здесь я лишь по коридору ходить буду, – тут своих девчонок хватает!.. А я вижу, вы падки до них, – только осторожнее: у вас жена такая хорошая, я видела, как она на вас смотрит – любит значит… а это всегда по глазам видно… И каждый день вас навещает, хотя в реанимацию вход запрещён… А сюда вход свободный, – ждите её, она скоро придёт...

        Артемьев лег. Сильно болела голова – явно переволновался… Нужно было отдыхать, набираться сил, которые ему так ещё могут понадобиться.

                *

        На следующий день приходила сестра. Долго увещевала его, что на всё воля Божья! И если бы он, Владимир Артемьев, был более смиренным, а не таким падким на все искушения, то Бог бы его и простил в очередной раз, но теперь уже – последний...

        Но куда там? Минуты не проходило, чтобы он не думал о Кате. Артемьев скучал, когда её не было... Да и в день своего дежурства она редко захаживала в его палату – постоянно занята в реанимации, на своём рабочем месте.

        Каждый вечер приходила жена, принося с собой проблемы семьи... Была усталой, порой – сильно возбуждённой… Простой разговор, начатый супругами, заканчивался непониманием и выяснением отношений. Потом она, не найдя с ним общего языка, уходила, так и не помирившись...

        На минуту, куда-то пробегая, заглядывала Катя. Улыбалась, спрашивала «как дела» и исчезала, словно её и не было. Один день сменял другой. За окном была осень, серое небо, городская суета. Сколько ещё таких дней отмерено каждому, никто не знает..., но то, что конец может прийти в любой момент, знали все.

        Наконец, наступил долгожданный день выписки. Жена опаздывала: ждала, когда подъедет сын на машине, но тот опаздывал… У Владимира выдалось время поговорить с Катей. Он не мог просто так покинуть больницу, не выяснив с ней отношения.

        Из разговора с ней, Артемьев узнал, что она живет за городом, где-то в Озерах, это там, на Юге Московской области. Катя поведала ему ещё очень многое: у неё, оказывается, есть ребенок – мальчик, в первый класс ходит, есть муж, только он сидит за какой-то проступок – в том же Озерском районе. Сергей загрустил – все эти новости достаточно сильно огорчили его. Но страсть, бушевавшая в его груди, диктовала свои условия.

       – Мы обязательно встретимся: я приеду домой, оклемаюсь недельку и позвоню, – почти шёпотом говорил Артемьев.

       – Хорошо, выздоравливайте – это сейчас самое главное! А остальное?.. Видно будет...

        Ждать пришлось недолго, Владимир трезвонил уже на третий день, жалуясь, как дома плохо – жена «загрызла»: всё не по ней… Он предложил Кате встретиться через день: постарается подъехать – как раз к концу её смены. Катя согласилась. Она соглашалась со всем, что предлагал Артемьев, – всё, что происходило, ей казалось сказкой, такой красивой, в которую поверить трудно… – вот только какой конец у неё будет, она представляла смутно.

        Кате было всё равно, как поступать: продолжать однообразную, давно наскучившую жизнь, или начинать чего-то новое... Но жить по-старому она больше не хотела, а к новому была ещё не готова. Она хорошо понимала, что Артемьев – это её сладкий сон. Тем более, что за время его болезни она приросла к нему душевно. Он стал ей любим и дорог. Такие чувства, наверное, испытывает художник, когда он заканчивает свою очередную работу... Она ему становится как бы родной, но он при этом хорошо понимает, что пройдёт немного времени и у неё появится новый хозяин...

         А тут ещё другая напасть – скоро должен был выйти из заключения её нелюбимый муж, посаженный за драку, в которой, по его вине погиб молодой парень. Каким теперь стал её благоверный?.. Да и был-то… – ничего хорошего о нём не скажешь. Подруги говорили ей, что выписывать его надо из квартиры, но та жалела поначалу, а сейчас уже рука не поднимается это сделать. Так и живёт теперь – мальчишку в школу-интернат, а сама в Москву, «два через два» – мотается.

        Больные разные бывают: и не совсем больные попадаются – и совсем даже ничего..., а к Артемьеву она как-то сразу прикипела, хоть и старше он был наполовину. Всегда галантный, учтивый. С ним очень интересно было разговаривать. Он всегда знал, что сказать, найти правильное слово умел, в нужный момент. Не было ещё у Кати такого мужика, да и откуда ему было взяться?! Где она могла с таким познакомиться?..

        Осень стояла во всей своей красе, но Катя как-то не замечала этого: она ушла в свои мысли, ожидая Владимира Сергеевича в давно условленном месте. Они ещё раньше его приметили, высматривая из окна палаты. Тот подошёл незаметно. Обнял Катю за талию. Она вздрогнула, но, увидев его, - обрадовалась.
 
      – Володя! – она повернулась к нему, крепко поцеловав в губы. – Я думала ты не придешь...

        Удивительно быстро выехали за город, – после Люберец трасса была почти пуста.

      – Вов, ты меня любишь? – задала Катя извечный вопрос.

      – Да!.. – тихо, почти не слышно, произнёс он.

        Владимир Сергеевич нажимал на педаль газа, вовсю разгоняя свою машину: ему очень хотелось, как можно быстрей, приехать на место. Он трудно себе представлял, что собственно ему нужно от   этой женщины, но то, что он желал её, это было, вне всякого сомнения. Владимир ощущал себя заключенным, отпущенным на волю…

        Озёры, небольшой провинциальный городишко, встретил их лужами и грязью, но зелёных насаждений здесь было в достатке. Правда, за первые три недели осени, он успел превратиться в жёлто-оранжевый, отчего казалось, что весь город покрыт сусальным золотом, которое изумительно отливало своей красотой  на фоне осеннего неба.

        Как всегда, здесь были свои: «Советская», улица «Ленина» и даже "Безбожный" переулок – без этого не обходится ни один маленький городок. Хорошо, хоть Катя жила в "Лесном" проезде. Это вдохнуло надежду в уже загрустившего Артемьева. В его голове проносилось постоянно – зачем я это делаю? А в ответ, как всегда – значит кому-то это надо…

        Притормозили возле типовой пятиэтажки, когда-то покрашенной в жёлтый цвет. Облупленные стены и трещины от углов дверей подъезда являли собой грустную картину. Как это всё было знакомо..., но сейчас Владимир вырвался из этого порочного круга «невезухи», – его картины стабильно продавались, он мог платить за кредиты, и только сейчас почувствовал настоящую жизнь. Но постоянные болезни и «неразбериха» сводили к нулю все эти прелести. Вот почему так хотелось вырваться на волю, хоть раз глотнуть свежего воздуха, забыться, побыть самим собой. Но он хорошо знал, что за всё надо платить.

       – Вот здесь я и живу… – произнесла Катя, заискивающе глядя на Артемьева.

       – Ну что? Живёшь и прекрасно, – люди не в таких местах живут и нормально. Пошли, Кать, покажешь своё жилище! Да… забыл совсем спросить… – а сынишка твой сегодня где?.. В школе?

       – В интернате ещё два дня будет, но я же вам уже говорила об этом.

       – Ах..., ну, да... – промычал себе под нос Владимир...

        Он щёлкнул брелоком своего «Мерса», который так ему нравился. Он был ещё совсем новеньким...

                *

        Обшарпанный подъезд, встретил запахом старой, сырой штукатурки и пережаренной яичницы, каждая вторая ступенька была сбита, но это не помешало им быстро подняться на третий этаж и в одну секунду открыть дверь. Вдруг Владимиру Сергеевичу вспомнилась его молодость... - сколько раз он, вот так украдкой, как вор, проникал в квартиру очередной возлюбленной, и как в его крови играл адреналин, – но это было давно, …а сейчас почему-то стало болеть сердце.

      – Володя, проходи, раздевайся! – позвала Катя...

       Через минуту она разложила в холодильнике продукты, которые привез с собой Артемьев, – и, конечно, бутылка коньяка..., для стимуляции не помешает – так ошибочно думал Владимир Сергеевич.

        Незаметно подошёл вечер. Пили чай. Говорили обо всём, что приходило в голову. Артемьев ни с того ни с сего вспомнил жену – и не такая она уж плохая, и чего его дернуло приехать в эту глухомань… Вспомнил прекрасную трёхкомнатную квартиру, с лепниной на потолке – дом был старинной постройки… И подъезд был чистый, с консьержкой, и прекрасный персидский кот на диване!..

       – Володя, пойдем, ты же этого хотел, – почти шёпотом произнесла Катя. Она взяла его за руку. – Ну иди, тебе пора ложиться… я только в ванную, и тут же к тебе...

        Артемьев прошёл в соседнюю комнату. Там стояла двуспальная кровать, шкаф, трюмо… – такие он видел еще в восьмидесятых… пару стульев и герань на окне. К нему вновь пришли воспоминания прошлых лет, – он почувствовал, что слёзы выступают на глазах.

       – Какой же я всё-таки сентиментальный..., и что я скажу ей завтра утром?.. – Владимир присел на кровать и начал раздеваться. Вдруг ему стало стыдно… – он быстро сбросил с себя одежду и забрался под одеяло.

         Через минуту вошла Катя. На ней был накинут махровый халат, под которым легко угадывались её соблазнительные формы. Владимир Сергеевич почувствовал невольное возбуждение. Постоянные болезни приглушили «основной инстинкт», но сейчас было что-то иное: всё трепетало внутри, готовое вырваться наружу, но при этом – где-то в середине груди… начинал потихоньку грызть червячок.

        Потом всё смешалось в страстных объятиях, – их тела, переплетенные в любовной схватке, упали на белую простыню. Давно у Кати уже не было такого – минул год с последней встречи... Всё её тело истосковалась по любви. Она стонала от его поцелуев, которые тот рассыпал по всему телу, и в иступленном наслаждении выгибала спину.

        А за окном осенний ветер носился по переулкам, – казалось, что он чего-то ищет, а не найдя желаемого, подхватывал с тротуаров опавшие листья и разбрасывал их во все стороны... Начинался дождь. Его полосы рисовали на окне причудливые узоры, а прилипшие к стеклу кленовые листья как будто тоже хотели участвовать в этом пиршестве любви..., но внезапно отваливались и улетали в неизвестном направлении.

        Но сердце начинало болеть по-настоящему. Какой это жуткий коктейль – нестерпимая боль и наслаждение, одновременно, – а где же душа?.. А душа, в это время, разрывалась от счастья и боли...

                *

       – Владимир Сергеевич! Вы меня слышите?.. Ну, открывайте глаза!.. – всё будет хорошо, …немного переборщили со снотворным вчера, вот вы все утро и бредили… Ну же, просыпайтесь!.. К вам жена пришла, давно ждёт...

        Артемьев недоумевающе открыл глаза. Перед ним стояла Катя, в белом халате и в персиковых брюках, весело улыбаясь.

       – Ну, вот и хорошо, я же вам говорила, а вы волновались..., – обращалась Катя к жене, сидевшей рядом на стуле, у кровати мужа, и поглаживая его по руке.

       – А меня разве не выписали?!.  – поинтересовался больной…

      – Нет, что вы!? Сегодня, наверное, только в общую палату переведут, и то вечером, это уже не моя смена будет. Так, что вот – я попрощаться пришла, у меня смена заканчивается, а буду через неделю, ну, семейные дела всякие… – Катя недвусмысленно погладила свой живот, – да и отдохнуть пора, а то совсем замоталась. До скорого, – увидимся, Владимир Сергеевич! Выздоравливайте! В общей палате вам лучше будет, там «свобода» … До свидания, Валя»! – она обратилась к жене. – Ну вот, пожалуй, и всё... Я пошла, а то на электричку уже опаздываю…

        Артемьев безучастно смотрел на уходящую Катю, так ещё толком и не понимая происходящего... Валентина гладила его холодную руку, думая, что это ему поможет…

2012г.*+к