Магистры не плачут, Глава собственно 7

Пусть будет, как будет.
Я не звал никого за собой, они пошли сами, все как один. Прекрасное тело, принесённое в селение, лежало с разбитой головой, она не дышала, мёртвые не встают из могил.
Но я рискнул.
- Когда?
- Утром.
Охотницы вернулись без добычи. Полдень. Восемь мирных лет, племена не убивали друг друга, до тех пор, пока не пришли мы. И вот.
Армизель пошла на встречу одна, хотела как лучше, как всегда, получилось иначе. Пять дней прошло с того момента, когда зверолюди напали на нас и амазонок. Думаю, мы тому ви-ной. Что за мысль родилась в косматой голове и одной ли, но в ущелье пришла смерть.
Возможно, скудный разум решил, что до-быча ускользает от них, и отстаивал своё право. Может быть, зверолюдям было просто всё равно кого убивать, лишь бы была кровь. Кто знает.
Армизель лежала как будто живая, если бы не лицо, разбитое ударом. Зверолюди никогда раньше не трогали парламентёров, никогда раньше. Она стала первой. Если бы только я знал, куда отправляется моя Армизель, весело насвистывая. Если бы знал.
Её тело по-прежнему оставалось прекрас-ным. Только лицо. Мне никогда больше не увидеть её лица. Только глаза, жёлто зелёные глаза. Я никогда не забуду их цвет, жёлтый цвет измены.
Магистр может многое, вот только я не ле-карь, и не врачеватель, но видит всевышний, я хотел. Изо всех сил.
Я пытался, но сила не слушалась меня, а слова плохо складывались в заклинания. Магия жизни не мой профиль, я не Лазарь чтобы оживлять мёртвых. Некромантия, да, но с раз-битой головой не встают из могил.
Слишком много времени прошло, да и травма несовместима с жизнью, как любят го-ворить знахари, расписываясь в своей слабости.
- Ничего.
Лишь вены вздулись на лбу, и покраснело от натуги лицо. Я устало опустил руки. Что толку взывать к мёртвым богам, и просить ми-лости у живых, если не знаешь их язык.
Лекарство и знахарство даётся не всем. Я боевой маг, могу залечить рану, отсрочить или обратить вспять смерть, нельзя магистру без этого. Но вернуть к жизни….
Слаб человек, и магистр тоже слаб. Все мы ходим под одним, большим и пресветлым не-бом, там, в синеющей дали, скрыта истина.
- Прости Армизель.
Всё племя стояло передо мной, а я отвер-нулся и обнажил меч.
И встали плечом к плечу Смитт, Грен ден Фельд, Гейне и молодые охотницы. Встали и пошли вслед за мной.
Никого я не звал в эту последнюю битву, где должно было решиться многое. Сегодня не перед кем не вставал вопрос, - чьё будет уще-лье? Многие шли мстить, многие устали от со-седства зверолюдей и готовы были пойти на смерть. Но все, буквально все хотели ото-мстить, отомстить за смерть Армизель, все кроме меня. Магистры не умеют мстить.
Магистры не мстят, в нас нет зла. Я серый маг и не могу опуститься до мести, зло ослабляет, зло ничего не несёт кроме зла. Ненависть – слабость мага, ненависти нет места в моём сердце. Но я не мог не пойти, проблему придётся решать и решать мне.
Мы шли, решив идти до конца, в самое ло-гово и зверолюди сами вышли нам на встречу.
Рёв сотен звериных глоток стоял в ушах, крики и стоны умирающих, и текла кровь. Я шёл, не обращая внимания ни на что, и следом, обнажив мечи, врубался во врага небольшой отряд. Маги не чувствуют гнева, я убивал без злобы и желания. Так было надо, надо, потому что умерла она. Прости Армизель.
Меч не мой козырь, но магия плохо передаёт ощущения смерти. Вонзая клинок в шерстяное брюхо, понимаешь, что никто не вечен. Струится по рукояти кровь, справа Вилл Смитт, левее его барон, рядом самые сильные амазонки. Льются словно дождь стрелы.
Стрелы летят из-за наших спин, так хоро-шо, мы держим фронт.
Падают с хрипом казавшиеся бессмертны-ми зверолюди, падают, булькая разрубленным горлом, и волоча вонючие кишки по земле. Они умирают, но на место одного встают двое, и дубины вышибают мозги.
Их слишком много. Зверолюди прорвали наш хлипкий фронт, и вломились в ряды луч-ниц. Лучниц? Девчонки с луками обречены, фигурный изгиб дерева с тетивой не отразит удара тяжёлой дубины. С противным чмоканьем лопаются черепа, брызжут в стороны мысли и детские мечты пополам с кровью. Смерть страшна, особенно вблизи, и ещё страшнее не ко времени.
Я люблю биться в кольце, один, без друзей, особенно когда полон сил. Что может быть лучше для мага?! Любое, достаточно мощное заклинание расчистит круг, мало кто встанет вновь. Смертные не встают из могил.
Я должен забыть о том, что рождён магом, магистры редко предают друзей. И пока рядом барон, Гейне, Смитт, и эти самоуверенные дев-чонки, я буду драться мечём.
Взлетает в тяжёлом взмахе сталь, руки гу-дят, когда в неё врезается плотное древо дубин, тяжко держать удар. Смерть слетает брызгами с клинка, алые капли пятнают лицо.
Рёв бьёт в уши, горят злобой налитые кро-вью глаза, но я уже чую их смерть. Они со всех сторон, а значит им не уйти.
В моём сердце нет гнева, просто так надо, что бы не выжил, ни один из них. Ущелье нельзя делить, это неправильно.
Тридцать восьмой барон, ловко орудуя двумя клинками, защищает Гейне, спасибо ему, кинжал не оружие против дубин. Вилл Смитт отбивается сам, хоть и висит плетью левая рука. Я не защищаюсь, нет времени, мой клинок покинул ножны с одной целью - убивать.
Оскаленные морды, дубины в волосатых руках, несущие смерть, грязную смерть. Идёт бой, только вперёд и нельзя обернуться, а поза-ди расстаются с жизнью дети, дети с луками, что пошли вслед за мной.
Армизель многие любили за крутой и весё-лый нрав, и все вместе тихо ненавидели зверо-людей. Ненавидели и боялись. Только не те-перь. Никто не остался в стороне, старые и не-мощные, молодые и несмышлёные, всё племя бьётся за жизнь, свою жизнь. Им есть что те-рять и нечего больше бояться.
Много лет сохранялось шаткое равновесие, амазонки и зверолюди не вступали в открытый конфликт, но изменилось время. Долгие годы племена делили ущелье пополам, на две стороны, изредка воруя, или убивая друг друга, но никогда ещё они не вставали стеной к стене, в битве на смерть.
Катились со склонов камни, потревожен-ные детской рукой, и ползли вверх оскаленные морды. Лопалась тетива на луках, и опускались, затмевая небо и надежду грубые дубины.
Сверкал клинок, и летели щепки, кровь за-ливала морды зверолюдей и падали амазонки. Я рубил все, что отличалось от изящных, полуобнажённых женских тел, надеясь, что ни Смитт, ни барон не попадут под нечаянный удар.
- Магистр! Я удержу фронт, отступите назад!
Грен ден Фельд, настоящий дворянин, мужчина с большой буквы, он прав, позади гибнут дети, и некому прийти им на помощь, но в первых рядах тяжелее всего. Отправляя меня к ним, он подставляет себя. Кто защитит его, кто встанет рядом?
- Иду.
Вот так, мною, магистром, командует ка-кой-то барон без баронства. И он прав. Круто развернувшись, совершенно не думая об открытой спине, я ринулся назад.
Сверкал, захлёбываясь, кровью меч, но продолжали дробить кости тяжёлые дубины. Магистры не предаются гневу, я не держал на них зла, клинок сам находил дорогу в сердца зверолюдей, и ему было мало.
Я дрался изо всех физических и душевных сил, не обращая внимания на удары, когти по-лосующие спину и грудь, оскаленные клыки, истекающие слюной. Магистры умеют терпеть боль. Кровь своя и чужая заливала лицо, разбитая голова гудела, словно вечевой колокол, и не было времени залечить раны.
- Бей!
- Р-р-р-ы-ы- ы.
- Осторожно!
- Гейне! Держись!
Зверолюди прорвавшие фронт мертвы, но их смерть не вернула жизни тем, кто оказался у них на пути. Я не спас лучниц, может быть двух, если потом смогу залечить их раны.
Руки соскальзывали с рукояти, глаза за-стлали пот и кровь, ноги отказывались идти вперёд, но шли. Воля и честь гнали меня впе-рёд, Туда, где бились Вилл Смитт, барон, Гейне и амазонки.
- Я иду!
И я шёл. И катились по скользкой земле волосатые головы, и с каждым взмахом клинка одной тварью становилось меньше.
- Ничего личного, так надо.
Я рубил и колол словно зомби, не останав-ливаясь, не отвлекаясь, нанося и пропуская удары. Бил в цель и бубнил.
- Поверьте, так надо.
Что-то кричала Гейне, я шёл к ней. Затем прорубался к Смитту и колол, рубил и колол.
- Извините, подвиньтесь.
Я убивал не испытывая чувств, лишь пе-чаль коснулась серым крылом моего измучен-ного сердца.
- Простите, ничего личного. Это за неё, за Армизель.
Тело больше не чувствовало боли, лишь пальцы до хруста сжимали липкую рукоять ме-ча, тело устало, но было ему всё равно. Воля взяла вверх, и толстые дубины рассекались од-ним ударом напополам, вместе с головами.
Смерть шла за мной попятам, но не могла догнать. Я убивал первым. Ревели морды в страшном оскале, била фонтанами кровь, зверолюди проигрывали этот бой.
Грен ден Фельд потерял один меч, Вилл Смитт руку и зубы, Гейне оставила в чьей-то груди кинжал и теперь неловко орудовала ду-биной. Эльфийки сильны, несмотря на кажу-щуюся хрупкость, но оружие явно не по её то-чёным, изящным рукам.
Мы побеждали, и хотя падали последние амазонки, зверолюди проигрывали битву за место под солнцем, теряли право на жизнь. Пять или шесть, во главе с вожаком пытались бежать, но барон заступил им дорогу, а я ударил в спину.
- Так надо.
Нас оставалось ещё человек двадцать пять, все в крови, и никто ни хотел вновь убивать, но мы пошли дальше, так было надо.
- Простите, ничего личного.
Мы пришли в их стойбище и резали, никто не ушёл. Моё сердце разрывалось на части, но не было в нём места жалости, как не было до того пристанища гневу. Они защищались, пока могли. Потом бушевало пламя, сквозь огонь слышались крики и кто-то скулил в дыму.
Мало кто из нас вернулся назад. Их дети дрались с отчаянностью обречённых, так и бы-ло. Амазонки добили последних, тех, кто сумел выползти из огня.
Мы вернулись, туда, откуда пришли, к телу Армизель.
Грусть рвала моё сердце на части, но в нём не было места грусти. Боль пыталась поселить-ся в нём на веки, но разум гнал её прочь. Жизнь магистра полна потерь и она не останавливается, когда всё плохо вокруг.
Маги не хоронят мёртвых, но сегодня в моих руках была лопата и я в одиночку копал могилу, могилу для неё, - любимой. И мне некому было мстить, зверолюди сполна заплатили за её смерть. Слёзы не нашли дороги из моих глаз, иногда и маги устают от слёз.
Маги не плачут, я часто повторял эту фра-зу. Да, они не плачут от боли, от физической боли, но есть и другая боль. Плач души, вой сердца, и визг разума отказывающегося верить, что её больше нет, нет любви.
Амазонка, красивая и гордая, смелая и наивная. Я плохо помню её лицо, лишь жёлтые драконьи глаза и грудь.
Сегодня плохой день, любовь умерла. Я слаб для того, что бы воскресить её, пытался, не смог. Не время рыдать. Молча, стиснув зубы, руки впиваются в древко, летит из ямы земля.
Маги не роют могил, и не кладут трупы в землю, но сегодня не тот день, когда стоит спо-рить. Так амазонки хоронят своих мёртвых, хоронят глубоко, насыпая сверху курган из камней. Зверолюдям не добраться до трупа.
Зверолюди мертвы, по всему ущелью валя-ются их порубленные тела, но я рою могилу, потому что так надо, так хоронят любовь.
- Магистр.
Гейне, эльфийка, только ей достаёт смело-сти окликнуть меня. До встречи с Армизель, мне казалось, что моё сердце просится в её объятья. Но ущелье изменило судьбу, на время, но изменило, я влюбился в другую.
- Хватит, они говорят, достаточно.
Мне не удалось выбраться из ямы без по-сторонней помощи, затем туда положили её, Любовь. Мы ворочали камни, выбирая валуны побольше, рос курган. Армизель!!!
Нельзя привыкнуть к потерям. По истече-нии ста пятидесяти лет я многих не вижу рядом, лишь размытые временем лица. Большинство мертвы, кого-то убил я сам, иные затерялись во времени, смертные не живут долго.
- Помолчим.
Взгляд, запорошенный печалью, скользил вдоль немногих, Смитт, барон, Гейне, амазонки, дюжина не больше. Молчали. Я читал в глазах слёзы и боль. Сколько её ещё будет?
Маги не роют могил.
- Прощайте.
Магистры не говорят до свиданья. Жизнь длинна и полна опасностей, либо коротка, когда приходит смерть.
Мы уходим, продолжая путь. У меня ещё есть долг, долг перед Гейне, теми, кто остался. Кто остался? Кто!?
Жизнь не закончена и тогда, когда она ка-тится под откос. Гейне помогла мне. Пением, лаской и нежностью она заштопала кровоточа-щую рану в сердце, маги не могут долго стра-дать. Те, чей век так долог, не имеют права на любовь, права на ошибку.
Я молод и мне не удаётся изжить все чув-ства, чувства, что мешают жить, но я быстро учусь. Любовь, лишь она не подвластна разуму, пока. У меня есть время.
Нас четверо и мы продолжаем путь. Маги-стры не сворачивают с пол пути, не сворачива-ют и тогда, когда умирает любовь.
Никто не махал нам в след, не было сил. Никто не сказал прощальных слов, они застыли внутри, внутри убитых горем душ.
Армизель, я помню твои глаза. Помню и не могу понять – почему….