1. 1. 3. Излишки

      Работал я электриком на нашем  машиностроительном  заводе в  ремонтной  бригаде. И вот, помню, пришёл к нам в бригаду паренёк, да, собственно, и не паренёк, а парень – ему, пожалуй, где-то лет двадцать два, так может, три было... Да, где-то так… Держался он независимо и был какой-то не особо разговорчивый. Бывало, мужики к нему кто с вопросом, кто так с разговором подойдёт, а кто и пошутить пробует, - оно ж как в бригаде, не без этого,- а он, Женя, - Евгением звали, - всё как-то отмолчится, то улыбнётся одними глазами и в сторону отойдёт. А сам такой работящий, по нашему делу толк имел.  Я с ним тоже особого языка не находил, да, собственно, и не старался, так как носил он волосы длинные, курил, на руках татуировка, а это всё я никогда не одобрял и не одобряю. Поэтому, пожалуй, естественно, я держался с Евгением на расстоянии, на почтительной дистанции, как говорят. Однако с некоторых пор стал я  замечать, что он всё больше старается как-то быть рядом со мной, чаще вступает в разговоры, хоть и не длинные.
     Однажды послали нас вдвоём ремонтировать кран-балку – у нас на складе с её помощью то металлом грузили на машины, то контейнера разгружали с контейнеровозов. Что-то долго там пришлось покопаться: на высоте, неудобно, площадки ремонтной нет! А дел оказалось много: пришлось катушку тормоза менять, да ещё в пускателе  «коротыш»  надо было устранить. А начальник склада торопит: вон машина, мол, уже битых полтора часа простаивает под разгрузкой, штрафы придётся платить!.. Не выдержал я и со зла, - либо от неудобства работы в таких условиях, либо от усталости уже, - возьми и ругнись по-матерному.
     - Ну, это уж ни к чему,- заметил с земли Женя. Он стоял у электрощита и следил за тем, чтобы никто не смог включить рубильник пока я на кран-балке сижу  и  в  электромонтаже копаюсь. В его обязанность входило ещё по моей команде кратковременно включать рубильник, чтобы можно было «прозвонку»  сделать с помощью там прибора или специального пробника... В общем, так по технике безопасности положено...
     - Ты уж, Петрович, слазь. Давай я, хватит тебе,..- добродушно добавил Женя, предлагая поменяться нам местами. Но дел оставалось мало, и я решил закончить всё сам.
     Кран-балку пустили. Сели здесь же неподалеку на перевёрнутый ящик передохнуть. Он закурил.
     - Бросил бы ты смалить эту  гадость, а!.. Молодой ведь, здоровье портишь...
     - А чо его беречь? На мой век хватит…
     - Слушай, я давно вот на тебя смотрю: какой-то ты замкнутый, вроде как людей сторонишься, мало с  кем  дружбу  водишь...
     -Дружбу?.. С меня дружбы хватит...  Я  за эту дружбу больше чем полтора года отсидел...
     - Что так?
     - Да так уж,.. – протянул он.
     - Что ты в себе всё  таишь? Расскажи что было-то...
    Он посмотрел на меня  внимательно, затянулся дымком папиросы, повертел в руках горящий окурок, разглядывая его, и, вначале медленно, как бы в раздумье, взвешивая слова, а потом всё более раскованно и оживляясь, стал рассказывать...
    После школы, которую Женя  закончил  чуть ли не отличником, он поступил в институт инженеров железнодорожного транспорта, который когда-то до него кончал его отец, работающий и ныне в отделении дороги, - решил идти по стопам отца.
     -Эх, Петрович!..- не удержавшись от нахлынувших при рассказе воспоминаний и чувств, вдруг воскликнул он, - ты бы знал, как  пахнет жжёным железом, когда тормозит состав! Какой  запах от шпал, от масла, мазута!.. Мне эти запахи с детства нравятся. Иногда и сейчас снится мне наша станция, составы, локомотивчики... Проходящий поезд всегда мне напоминает, что жизнь бурлит, что она... вечна!
     Лицо его, - когда Женя говорил это,- светилось радостным светом. Казалось: он сейчас там, среди многочисленных  станционных  путей, рельсов и шпал, стрелок, фонарей и светофоров, среди гудков шумной станции – трудяги...
     Первый курс института он окончил хорошо, Второй курс тоже начал неплохо. Жил в общежитии. Родители помогали деньгами,  да так, что стало хватать не только на необходимое, но оставалось ещё на разные там развлечения, кафе, а иногда и на ресторанчик «посидеть с друзьями». Эта обеспеченная, без особых забот жизнь постепенно его втягивала, учёба отступала на задний план, открывалась возможность заводить всё большее число дружков, знакомых.
     Однажды под вечер дружки привели его «на хату». Это был довольно большой дом, стоявший ближе к окраине города  в частном секторе. Как объяснили, дом принадлежал одному из дружков, у которого, якобы, родители год назад уехали по вербовке на север, а его оставили, так как он учился в институте культуры и срывать с учёбы его не стали.
      - В коридорчике над дверью, ведущей в зал, - рассказывал Женя, - висел написанный гуашью лозунг «СВОБОДА  и  РАВЕНСТВО!». Раздевшись в прихожей, мы прошли в зал. В зале было сумеречно, накурено. За столом сидели двое парней, которые переговаривались и, дымя папиросами, вертели в руках  полунаполненные  водкой стаканы, как бы раздумывая выпить или нет. Несколько поодаль от стола и справа, ближе к стене, прижавшись  друг к дружке, целовалась парочка.
      - Привет, братва! – обратился  к сидевшим Вадим – один из наших  дружков. Те приветливо поздоровались.
      - А мы тут гостя привели, - продолжал Вадим. – Проходи, Женя, будь как дома – здесь все свои... Вон туда за стол давай сядем...
     Проходить к указанному месту пришлось слева от стола как раз мимо двух дверей, ведущих в какие-то рядом находящиеся с залом комнаты. Одна из дверей была занавешена занавеской, другая же плотно закрыта. Проходя впереди меня мимо занавески, Вадим её отдёрнул – за ней бросился в глаза топчан с ворохом всякого белья, рядом с которым лежала, едва накинув на бёдра лёгкое покрывальце, молодая  девка. Увидев Вадима и не обращая на меня никакого внимания, она протянула:
      - А, Вадик... Налей-ка мне сюда  в  рюмашку несколько капель...
      - Картошки принесла? – не отвечая ей спросил Вадим в свою очередь.
      - Принесла.
      - Ну хватит,.. вставай, придумай  что-нибудь к нашему ужину – у нас тут гость хороший!..
      - Проходи,.. – обратился он уже ко мне, - садись вон рядом с Толяном… Толян, пододвинь-ка стул Жене, - скомандовал он одному из сидевших парней.
      - Этот  Толян, - рассказывал дальше  Женя, - пододвинув мне стул, завёл со мной довольно уважительный разговор, и через некоторое время мы с ним разговаривали так, как – будто знакомы были  давным–давно.  Конечно, в другое время  я  бы может критически  ко всему отнёсся, но тут, понимаешь, Петрович, мы же до этого были уже «навеселе», и я быстро  «вписался»  в разговоры, стал даже, помню, какие-то анекдоты рассказывать, байки... Естественно, при этом было ещё выпито не по одной рюмке, тем более, что и «закус» на столе появился  хороший, даже картошка с жареным салом  свеженькая появилась – видно это был результат команды Вадима...
     Очнулся я что-то ещё потемну. Лежу на кровати в той комнате, что дверью была закрыта, когда мы проходили к столу, - это я, правда, потом разобрался, в какой комнате-то очутился... На стене бра такое, «под свечку», горит неярко. Кто-то  меня по волосам гладит, по щекам, и рукой такой нежной, тёплой... Я глазами проморгал, голову  повернул, а она, Лида, - её так звали, - сидит на табуретке у моей головы, наклонилась, меня гладит и улыбается. Увидела, что я очнулся и спрашивает: - «Ну что, мой птенчик, отошёл?..»  Потом ещё ниже наклонилась и меня  в губы поцеловала… Я вижу её смеющиеся глаза, полуоткрытые груди, чувствую запах духов, ощущаю щекотанье моего уха прядью её волос... Сам понимаешь, Петрович, дело молодое, - притянул её к себе, сдёрнул кофточку...
     В общем, потом и совсем заворожила она меня... У – у, красивая была: стройная, «всем Бог не обидел», как говорят,..  глаза карие! А как она себя умела держать в компании: на равных, в центре внимания!.. В руки просто так не дастся, за словом в карман не полезет, да и скомандовать, если там что, могла... И что удивительно: её как-то все слушались, даже побаивались, как помню... Старше от меня она была года на три и, когда случалось остаться нам  одним, умела так обласкать, что я потом как под гипнозом жил и с нетерпением ждал новой встречи...
     Зимнюю сессию второго курса я ещё как-то вытянул, а потом... Потом меня «работать» заставили. Оказалось, что эта  «братва» под лозунгом «СВОБОДА  и  РАВЕНСТВО!  ИЗЛИШКИ -  НА  СТОЛ!» обирала квартирки...  Да-а, квартирными кражами занималась. Заправлял всем этим Вадим, а наводчицей была «моя» Лидок...
     Участвовал я в ряде ограблений квартир вначале в роли, так скажем, помощника, а потом и сам стал довольно спокойно «работать». Большие вещи в квартирах мы не брали – такая была установка Вадима, - а так, что полегче и поценней. Что удавалось вынести – всё отдавалось Вадиму, который на машине сразу же куда-то отвозил к «своим людям». Нам же всегда он давал деньгами, причём в достатке, обид на него ни у кого не было, так как такая  форма «расчёта» за «работу» всех устраивала. И так: дальше – больше… Учёба?.. По учёбе пошли, конечно, задолженности, отработки, а мне их и некогда было делать, да и не хотелось уже. Учёбу я бросил, документы забрал где-то за два месяца до весенней сессии. К этому времени я снял времянку у одной старушки за небольшую плату в месяц, куда и перебрался жить. Пошла полная «свобода»!..
     Вот живу я в этой времянке, Петрович, и не живу, так как почти всё время с «дружками» провожу, жизнью «наслаждаюсь». А на  сердце скребёт, а мозг всё время мысли сверлят, что не туда я  влез, не к тому стремился, не к тому берегу плыву... И нашла  как-то на меня такая тоска, обида на всё: на жизнь свою, на людей, на... всё!  Купил  в магазине  я вина, заперся один во  времянке, на  койке  валяюсь, вино потягиваю прямо из бутылки, и таким себя подонком  чувствую, таким  гадёнышем, что нет сил слёз сдержать от злости на себя, что в такую жизнь окунулся, от безвыходности своего  положения, от своей беспомощности и низости!.. Решил покончить с собой: стал прикидывать как лучше задвижку в печи прикрыть, чтобы уснуть и не проснуться, что в записке родным написать... И, надо ж, именно в это время  моя бабка – хозяйка  что-то решила  ко мне заглянуть. Стучится. Я от злости теперь уже на неё, - что мне мешает, - хотел вначале не открывать, сделать вид, что меня нет. А она стучит всё сильнее... Потом хотел послать её подальше туда, куда не ходят... Со взбешёнными глазами, - это мне сейчас так кажется, - открываю я дверь, а она: - «Как ты тут, сынок?.. Я смотрю, что вроде ты дома, а всё не выходишь и не выходишь... Может заболел?»
     Меня  как - будто  водой облили! Что-то во мне как оборвалось - аж голова закружилась... По щекам, чувствую, слёзы покатились, да жгут, как кипятком!..
     Что уж я своей доброй хозяйке в оправдание наплёл уж и не помню, но после её ухода решил немедленно уехать, уехать куда угодно, но только поскорей и навсегда!.. И уехал,.. в Новосибирск.
     В Новосибирске устроился на завод учеником в  электроцех  – думал там поработать до призыва в армию, а там,..  там всю сначала можно жизнь начинать. Домой написал, что институт  бросил, так как  разочаровался  в избранной специальности, и уехал, мол, к надёжному  товарищу, который меня  всё звал к себе на завод работать...
     Вскоре шайку раскрыли. «Дружки» на следствии вспомнили, конечно, и обо мне -  получил своё заработанное: два с половиной года исправительных работ. Отбывал, правда,  не всё – через полтора года выпустили досрочно... Там, в лагере, пришлось поработать электриком, поэтому и здесь решил этой специальности не менять...
      - Значит, заново решил всё начать? – спросил я Женю. Он, слегка улыбнувшись, кивнул в ответ.
           - Ну что, правильное решение. Давай!... Да ты ещё и электровозы водить будешь! – подмигнув, подбодрил я его. – Только держи линию твёрдо!..
        Мы встали. Надо было идти в цех. Там уже наш мастер Данилыч, должно быть, волновался: где это мы так долго задержались?... Едва мы появились в дверях цеха, как Данилыч махнул нам рукой: сюда, мол, идите... Опять что-то, похоже, авральное, срочное... И когда мы нормально будем работать, без разных авралов, а – а?..

                ___________________