Афган

Весь  июль  стояла  жара.  Казалось,  Ярило,  кто-то  разгневал.  Земля  потрескалась,  травы  в  лугах  пожелтели,  водоемы  мелели.  И  только  у  реки  под  раскидистыми  ивами  было  свежо,  прохладно  и  легко  дышалось.
Утираясь  на  ходу  тельняшкой  и  поднимая  пыль  домашними  тапочками,  к  берегу  небольшой,  тихо  катящей  свои  воды  реки  подошел,  слегка  прихрамывая  на  правую  ногу,  длинный,  худощавый,  болезненно  выглядевший  брюнет  лет  двадцати  семи.  Сел  на  пенек  под  ивой  у  обрывистого  берега  и  безжизненными  глазами  уставился  в  ее  прозрачную,  как  в  аквариуме,  воду. 
До  самых  водоворотов,  взвихряющих  донышко  реки,  все  было  видно,  как  на  ладони:   гладкие  голыши,  водоросли,  похожие  на  лес  при  ураганном  ветре,  мелькающие  тени  рыб  и  мелкой  живности.
В  поселке  этого  человека  называли  по-разному.  Кто  Сергеем,  а  кто  Афганом.  Прозвище  Афган  к  нему  прилипло  после  службы  в  Афганистане.  Он  на  это  не  обижался  и  на  Афгана  откликался  с  легкостью  и  удовольствием,  будто  гордясь  тем,  что,  побывав  в  этой  мясорубке,  остался  жить.  
Жена  Сергея  Верка  и  ее  сестры  в  злобе  называли  его  контуженным,  а  еще  дебилом.
В  Афганистане  его  действительно  контузило  и  осколком  повредило  бедро,  задев  кость.  И  контузия,  и  рана  постоянно  давали  о  себе  знать.
После  армии  со  своей  будущей  женой  он  не  встречался  и  двух  месяцев,  сразу  же  выбрав  подходящий  момент,  заявил  отцу:
-  Решили  мы  с  Веркой  Кудряшовой  пожениться.
Отец  сузил  глаза,  недобро  посмотрел  на  сына,  вздохнул  и  сказал:
          -  Эх,  паря,  паря!  Не  ту  ты  себе  выбрал  в  спутницы.  Их  три  сестры,  и  все  вертихвостки.  Старшая   второго  мужика  сменила.  Средняя   до  сих  пор,  наверное,  не  знает,  от  кого  дитя  нагуляла.  Да  и  Верка  твоя  все  поселки  проехала…  Что  только  про  нее  не  говорят…  А  про  лень  ихнюю  только  собаки  не  брешут.  Пуговицы  оторвутся,  чулком  подпояшутся,  а  не  пришьют.  Зато – языкастые.
-  Слышь,  бать? – насупился  Сергей.  Меня  не  волнуют  ее  сестры,  а  Верку  не  тронь.  Не  похожа  она  на  сестер.
-  Как  знать,  как  знать! – отец  не  стал  спорить,  только  головой  неодобрительно  покачал  и  ушел  в  сарай  убирать  скотину…
Свадьбу  сыграли  на  славу,  да  только  с  одной  неприятностью.  Изрядно  перебрав,  Сергей  вдруг  побледнел,  схватился  за  голову,  его  лицо  исказилось  до  неузнаваемости,  и  он  истерично  закричал:
-  Гранату  давай,  гранату!..  Справа  заходят…  Вы  что,  суки,  не  видите! 
И  стал  хватать  со  стола,  что  нипопадя,  да  швырять  в  угол,  насмерть  перепугав  и  гостей,  и  родственников.  Его  кое-как  уговорили  и  уложили  спать.  С  тех  пор  для  сестер  жены  он  стал   контуженным  и  дебилом.  Он  стал  бояться  своих   наваждений  которых  не  помнил, стесняться  своей  хромоты,  и  не  мог  понять,  с  чего  у  них  такая  злость  на  него?  Жили  вроде  бы  справно.  Все,  что  надо,  в  доме  было.  Появился  крепкий,  курносый  малыш – весь  в  Сергея.  Живи  да  радуйся.  Но  радость  в  их  доме  не  задерживалась,  а  в  последний  год  совсем  позабыла  дорогу.
Взбалмошная  и  легкомысленная  Верка  то  скотину  забудет  накормить:  та  ревет  и  визжит  недуром,  озлобляя  соседей.  То  поесть  не  сготовит – проспит.  То,  не  закрыв  дом,  уйдет  на  весь  день  к  сестрам.
Первое  время  Сергей  терпел,  успокаивал  себя:  « Молодая  мол,  все  еще  образуется.  Привыкнет  к  семейной  жизни,  поймет».
Но  Верка,  так  и  жила  своей  внутренней,  одной  ей  известной жизнью.  Он  потихоньку  стал  ее  одергивать,  делать  замечания.  Она – в  истерику:
-  Не  нравится,  ищи  другую.
И  со  слезами  на  глазах  бежала  к  сестрам.  А  те  рады  стараться,  сочувствуют  ей  да  поучают:
-  Дура  ты,  Верк,  дура!  И  как  только  ты  с  этим  дебилом  живешь?  А  не  боишься,  что  он  тебя  в  припадке  ночью  задушит  или  дом  спалит?  Брось  ты  его… Мужиков-то  в  селе  хоть  отбавляй…  А  ты   красивая,  молодая…
Верка  как  губка  впитывала  в  себя  все  их  поучения,  наставления,  озлобляясь  с  каждым  разом  на  Сергея.  Домашняя  атмосфера  изо  дня  в  день  накалялась.  До  того  дожились:  стала  Верка  требовать  у  Сергея  развод.  А  в  селе  прошел  слушок:  снюхалась  она  со  своей  первой  любовью.  Сергей  этому  не  верил,  думал:  « Брешут  люди,  завидуют».  Но  однажды,  застукав  ее  в  своем  же  дворе,  за  сараем,  ( кобель  их  тогда  выдал,  тявкал  неустанно),  чуть  не  убил.  Другу  ее  дал  для  профилактики  в  зубы  и  отпустил.  Верку  колотил  от  души  -  она  зачинщица.  Без  её  согласия,  дружок  бы  в  дом  не  наведался.
Напился  тогда  с  горя  и  пошел  к  родителям  за  советом.  Мать  заплакала,  заметалась  по  дому,  не  зная,  что  придумать,  а  отец  с  треском  опустил  кулак  на  стол  и  тяжело  выдавил:
-  Я  тебя  предупреждал?..  Предупреждал!  Ты  меня  послушал?  Нет!  Теперь  тяни  воз,  раз  впрягся.  Сын  у  тебя  растет.  И  вообще:  как  бы  плохо  в  нашем  роду  не  жили,  но  разводов  не  было.  Так  что  ты  нас  не  позорь  и  сам  не  позорься. 
За  порогом  родительского  дома  вдруг  прихватило  сердце,  да  так  крепко,  что  в  глазах  потемнело  и  воздуха  не  хватало.  Он  схватился  за  грудь  и  опустился  на  корточки  у  забора,  хватая  ртом  воздух,  как  рыба.
Мимо  проходила  бабка  Васена.  У  той  как  всегда  карман  был  набит  таблетками,  однако  сама  она  их  никогда  не  употребляла  и  при  случае  хвалилась  своим  железным  здоровьем,  ей  не  верили,  просто  так  таблетки  не  носят… Валидол  для  Сергея  она  в  кармане  отыскала.  С  того  дня  без  него  Сергей  никуда.  Хотел  сходить  к  кардиологу,  но  все  откладывал,  надеялся,  что  эта  боль  временная.  А  Верка  гнула  свое,  допекая  его  разводом.  Помня  наставление  родителей  и,  жалея  сына,  развода  ей  не  давал:  намекнув  ей,  если  будет  позорить  его,  убьет.  В  горячах  пнув  табурет,  вышел  на  крыльцо,  а  Верка  тем  временем,  подхватив  сына,  убежала  к  матери.  Но  тут - же  вернулась  воинственно  настроенная   и,  не  заходя  во  двор,  с  улицы  орала,  собирая  возле  себя  народ,  как  глашатай  на  площади. 
-  Подумай  о  сыне,  дебил!  Ведь  ты  для  него  позор!  Зачем  ему  дурак – отец!  Это ж  на  всю  жизнь  пятно…  Из – за  тебя  его  тоже  будут  дразнить  контуженным!
Сергей  вышел  за  калитку,   посмотрел  в  ее  зеленые,  кошачьи  глаза,  с  ненавистью  плюнул  в  них  и  устало  побрел  к  реке,  подальше  от  этого  жалкого  существа.
Справа  за  ивами,  на  отмели,  плескалась  и  галдела  детвора.  Сергей  ребятишек  не  видел,  но  мысленно  представлял  каждое  их  движение,  у  самого  детство  прошло  на  этой  отмели,  с  такими - же  или  подобными  шалостями.  Слева  метрах  в  ста  от  него,  на  мостках  у  реки,  подоткнув  подол  юбки,  полоскала  белье  красивая  молодая  женщина.  Она  с  улыбкой  смотрела  на  белье,  на  стекавшую  с  него  воду  и  чему – то  радовалась.
Не  замечая  Сергея,  она  поднялась  с  колен   и,  задрав  юбку,  помыла   упругие   загорелые   бедра.  Взяла  таз  с  бельем  и  неторопливо  пошла  по  тропинке  на  крутой  берег.
Сергей  с  завистью  смотрел  ей  вслед  и  думал:  Везет  же  людям!  А  тут…  Не  послушал  отца,  идиот!  Вот  и  финал!..
У  него  тупо  защемило   в  груди.  Трясущейся  рукой  пошарил  в  кармане  и,  не  нащупав  валидола,  помял  грудь:
-  Вот  черт!  Как  же  это  меня  угораздило  забыть? – посмотрел  на  мостки,  вспомнил  женщину,  и  ему  стало  немного  спокойнее.  Вспомнился  их  ротный  старшина,  не  по  годам  строгий  и  рассудительный.  « Эх,  старшина,  старшина!  Добрая  твоя  душа.  Жить  бы  тебе  да  жить!  Зря  ты  меня  тогда  собой  прикрыл…  Ведь  затюкают  сына,   сволочи!  А  он  в  твою  честь  Володей  назван». 
Сергей  снова  пошарил  в  карманах,  надеясь  отыскать  таблетку,  так  и   не   найдя,  опять  уткнулся  в  ладони.  « Скажи  мне,  старшина,  что  б  ты  сделал  на  моем  месте?..  Мда-а!  Наверное,  отец  прав…  Надо  терпеть.  Терпеть  ради  сына.  И  не  просто  терпеть,  а  попытаться  наладить  отношения.  Не  будет  у  этой  шалаве,  не  имеющей  своего  мнения,  нормального  мужика.  Загубят  Володьку  паскуды»!
Он вслушивался  в  расплывчатые  голоса  на  отмели,  где  ребятня  продолжала  бултыхаться,   кричать  и   визжать,   оглашая  своими  воплями,  окрестность,  а  солнце,  всё  также  немилосердно,  поджаривало  траву,  деревья  и  землю,   как  поджаривает  сердце,  обида.