ОДНО ЛЕТО

            Сегодня, как когда – то давно тем же июньским днем, она не спеша гуляла по тенистым аллеям этого парка. Зачем же она приехала сейчас сюда спустя многие годы? Какие воспоминания так глубоко опечалили ее лицо? Она присела ненадолго на скамейку,  потом резко встала и с грустной ухмылкой на лице стремительно пошла к выходу….

                *****
            
             Дорогой читатель! Именно на этом месте мы сделаем короткую паузу, потому что я очень хотела бы рассказать Вам эту, на мой взгляд, интересную и поучительную историю с самого ее начала….. Вы когда – нибудь играли  в пазлы?  А я очень любила в детстве это занятие.  Так, вот….  я попытаюсь также быстро и красиво как раньше выложить из отдельных фрагментов целостную картинку своего рассказа. Надеюсь, у меня это получится…..

                *****

              Началась эта история много лет назад….  В тот самый момент, когда на пороге класса одной из московских школ, где в первый день после зимних каникул на уроке физики сидел 9 «А», возникла фигура директора. Он зашел в кабинет и торжественно  представил всем  ученикам их  нового одноклассника Александра Курочкина ….
              И вот что сразу же написала Вика об этом событии в своем личном дневнике, придя домой после школьных занятий:
              «… Сегодня произошло самое ужасное! (ох, как она была в этом права)*. Я влюбилась! Влюбилась как полная идиотка с первого взгляда в самого красивого парня со смешной фамилией – Курочкин. И самое страшное, что в него сразу же влюбилась и вся без исключения женская половина нашего заведения: «Нас тьмы, и тьмы, и тьмы…..». Что делать – то? Нет. Я сильная! Я справлюсь! Мне никогда не нравились смазливые, сладкоголосые, богатенькие, тупенькие и пустые мальчики  - нарциссы…. Все! Стоп! А вдруг он не такой? (такой-такой, все так и есть)* ………».

               Первая влюбленность всегда бывает мучительной, болезненной и, как правило, сильной и  очень часто безответной. У кого – то она быстро проходит и, переболев ею, человек о ней вообще забывает или  вспоминает лишь изредка с легкой усмешкой и самоиронией. А у кого – то это становится хроническим заболеванием, и тогда его преследуют вспышки ярких ностальгических воспоминаний, и ему кажется, что именно только тогда он по – настоящему любил и был счастлив. Эта иллюзия у большинства постепенно, конечно же,  рассеивается. И лишь в редких случаях приводит к тому, что субъект  пытается со временем разыскать предмет своих воздыханий – и это, как не печально, всегда трагично заканчивается – объект никогда не выдерживает испытание временем и теми возлагаемыми на него трепетными юношескими фантазиями. Но третий вариант – самый тяжелый – встречается крайне редко, когда от нанесенной раны неразделенной любви страдает и мучится долгие годы не только сам носитель этого «заболевания», но и все окружающие его люди. Так вот наша героиня подхватила, не осознавая еще всей серьезности этого, именно этот диагноз. Усугублялось это и тем, что объект этой пылкой влюбленности всегда был рядом с Викой все эти полтора школьных года, зная о ее любви к нему и манипулируя ее чувствами. Вика была «круглой» отличницей и со всем своим рвением училась и за себя и «за того парня»: успевала решать за один урок по два варианта контрольных, делала  все его домашние задания и тесты, писала ему сочинения и рефераты…..  Это было  на тот момент главным и, пожалуй, единственным ее преимуществом перед всеми многочисленными его поклонницами. И Саша однажды даже «сжалился» над ней и в «знак благодарности» пересел за ее парту – Вика ощутила себя в тот день «на седьмом небе» и вся светилась от счастья. Она похудела к концу десятого класса до пятидесяти килограмм, имея при этом 175 сантиметров роста, не только потому, что вся извелась от неразделенного чувства, но и желая во всем соответствовать представлениям  и стандартам о женской  красоте своего «недалекого» избранника. В общем, это все пока не выходило за рамки типичного классического развития такого рода отношения юной влюбленной девушки к юноше, который в ее воображении казался «сказочным принцем». Тем более, что Вика, при всей своей организованности и трудолюбии, была весьма романтической особой. К тому же,  родители ей всегда внушали мысль о том, что в любви нужно уметь отдавать намного больше, чем хотела бы получить взамен. «Виктория, - говорила ей в детстве мама, - человек, который способен собой жертвовать и может просто и бескорыстно самой чистой любовью осчастливить другого человека, сам от этого обретает крылья…  Качество каждого человека познается из его любви; поэтому, какова любовь у человека, таков  и сам человек. Любовь, Викуша, великая сила, способная творить чудеса; и отдающийся безоглядно этому чувству, поверь уж мне, гораздо счастливее того человека, кто не умеет и не может любить….. ».( Мама в дальнейшем категорически откажется от  этих назидательных изречений, когда это на практике  и напрямую коснется ее дочери, и будет всеми силами взывать ее к разуму. Но ей можно простить эту высокопарность – она преподавала литературу в институте и часто путала кухню с кафедрой, где  умение красиво и витиевато говорить -  одна из главных составляющих этой профессии. Да, и потом, мы точно можем быть уверены, что данные фразы были абсолютно уместны в деле воспитания и становления ее дочери как цельной духовной личности)*.

                Вика же о своих чувствах никому никогда ничего не рассказывала, да и о чем было говорить – то, ведь ничего особенного и не происходило как будто. Ну, учились вместе; ну, общались и шутили на переменах; ну, помогала она ему как товарищу по учебе…. Ей и в голову не приходило потребовать от него чего – то большего. Она итак была вполне счастлива; ведь каждый школьный  день дарил ей возможность быть так близко к нему. Правда, их еще объединяли и общие спортивные увлечения: они оба очень хорошо играли в волейбол и баскетбол в школьной команде, иногда даже пересекались в бассейне; а в зимнее время катались на коньках и лыжах.  Из–за него Вика даже записалась в секцию по теннису и старалась не пропускать ни одной тренировки. А в своем дневнике она бережно хранила его фотографию с одного из классных  мероприятий и по вечерам иногда подолгу разговаривала с ней. И, с присущим ей тогда юношеским максимализмом, клялась его изображению «в верности и любви до гробовой доски».  О его жизни вне школы она знала очень мало: то, что он единственный ребенок в семье; что папа у него дипломат, и они очень долго жили заграницей в разных странах; и что у него до сих пор есть няня, которая живет вместе с ними и разговаривает с ним только по-немецки. Это казалось ей очень романтичным, так как в ее жизни все куда более напоминало прозу: мама- преподаватель, а  папа – врач. Была еще старшая сестра, которая год как вышла замуж и жила отдельно, собака и две кошки.
    
                Но каждый день Вика гнала прочь от себя мысль, что все это скоро закончится, и они разбегутся в разные стороны. Эта неопределенность и неизбежность приближения конца особенно терзала и мучила ее по ночам; бессонница стала ее верной подругой уже задолго до того момента, когда прозвенел последний звонок. Но поговорить и рассказать Саше о своих чувствах она решилась только накануне выпускного вечера.

                *****

                Настало время, дорогой Читатель, познакомить Вас поближе с нашим «героем» Александром Курочкиным. И для этого я приведу для примера лишь просто этот знаменательный диалог двух юных созданий, который произошел за день до выпускного, после того, как все приготовления к нему были закончены: сцена актового зала блестела и сияла своей торжественностью, а последние «па» школьного вальса были доведены до автоматизма. Немного уставшие, но в возбужденном и приподнятом настроении, они решили пойти прогуляться по  парку, купили себе по мороженому и тут же у входа присели на скамейку -  Вика специально присмотрела это место для их разговора. Вдохнув побольше воздуха, дрогнувшим голосом она начала издалека:
 - Как жаль, что все вот так завтра возьмет и закончится! Даже страшно как – то!
 - Да ты что?  Чо там страшно? Плясать и прыгать надо! Все, Викусь, наконец – то долгожданная свобода! Ура! Аттестат в кармане… , - и в подтверждении своих слов Саша вскочил и несколько раз высоко подпрыгнул, широко размахивая руками. - А ты, кстати, не передумала насчет своей биологии?  - наконец – то успокоившись, произнес он.
 - Нет, - тихо и рассеянно пробормотала в ответ Вика, потому что была несколько огорошена такой клоунадой и неподдельной искренней радостью своего собеседника.
 - Викусь, ну, какая биология в наше время? И зачем тебе это?  Кому это надо? Бабки надо сейчас делать. Если бы не мои предки, я вообще бы забил на эту учебу. Ты что, всю свою жизнь хочешь заниматься какими – то крысами, хомячками и букашками… Малыш, подумай еще раз пока не поздно, и не ломай себе жизнь, - снисходительно пробурчал он.
Вика терпеть не могла, когда он называл ее Малышом, тем более, что это было у него стандартным обращением к любой представительнице женского пола, независимо от веса, роста, возраста и степени знакомства. Но решила промолчать и терпеливо продолжила:
 - Причем здесь букашки и хомячки? Нет, конечно, и ты прекрасно знаешь, чем я хотела бы заниматься…. И плевать мне на деньги. Но дело не в этом… Я буду очень по тебе скучать…, - сказав это, Вика как будто вся съежилась и опустила вниз голову.
 - На деньги, Малыш, плевать ни в коем случае нельзя. Без них ты никто. А ты при своих способностях и золотой медали могла бы рубить их как капусту… Да кому я это говорю?…. Ты себя со стороны видела? Вроде бы все при тебе: и фигурка, и рост, и мозги…. А посмотри, во что ты одета и обута? Ну, что это за прикид из секонд – хенда? А этот крысиный хвостик? А ногти? Где вообще они? Ты хоть раз делала маникюр? Так вот иди и сделай это сегодня же….,  - Саша не успел до конца насладиться этим «воспитательным» моментом, как Вика его перебила.
 - Ты почему все это говоришь мне сейчас? – ее голос дрожал, а на лице было написано искреннее недоумение.
 - Ты что обиделся, Малыш? Я как друг – хотел как лучше… , - приобняв и похлопав Вику по плечу, он продолжил, - я тоже буду по тебе скучать, мне ой как будет тебя не хватать. Слушай…, у всех дипломатов есть свои секретари…. Давай – ка ты  поступай куда – нибудь лучше на ин-яз, будешь потом на меня работать. Я к себе тебя возьму, - здесь он, как ни в чем не бывало, широко улыбнулся.  – Я буду рад иметь при себе такую умную и исполнительную помощницу. А? Как это тебе? Подумай, еще есть время! Лови момент – второй раз не позову!
 - Ты это серьезно что – ли? –  посмотрела пристально на него растерявшаяся в конец Вика. – Саш, я прошу - хватит этих дурацких шуток на сегодня! Ты можешь себе представить, что мы больше не будем с тобой никогда сидеть за одной партой, что не…… , да, и, вообще, не будем видеться… Да? –  задав вопрос, она задумчиво посмотрела на него.
 - Да чо ты, Викусь, такое несешь? Мы живем в одном городе, в одном районе, на соседних улицах …. , да  чо ты трагизма какого –то даешь? У тебя чо, телефона моего нет? Соскучишься – звони, я всегда на связи.
 - А ты? Ты звонить мне будешь? Ты хотел бы и дальше дружить и встречаться со мной? – медленно и четко произнесла Вика, понимая всю нелепость этих задаваемых ему  вопросов, но больше ждать она уже  не могла.
 - В смысле? Встречаться? Как с девушкой что – ли? – Саша вскочил со скамейки и захохотал. - Ну ты даешь! Ты чо, как все эти дуры, влюбилась в меня что –ли? А я думал, что ты кроме своих  четвероногих и ползающих никого никогда и не полюбишь!
 - Хватит издеваться! – резко оборвала его Вика, - а то ты об этом, можно подумать, даже и не догадывался….
 Она чувствовала, что силы ее покидают, вдруг ощутив себя совершенно уставшей и опустошенной, и со всем отчаянием злилась и корила себя за эту сумбурную и бесполезную попытку признания. Ведь до этого момента, по наивности и глупости, Вика все – таки втайне надеялась в душе, что  и он к ней испытывает хоть самую маленькую капельку того же чувства. В разговоре возникла долгая пауза, которую Саша, собравшись с мыслями, решил все - таки прервать:
 - Малыш, ты зря это…. Все было нормально. К чему эти выяснения? Что ты хочешь от меня услышать? Что ты вообще от меня ждешь? Я тебе никогда не давал повода… Ты хороший школьный товарищ – и ничего больше… Я тебя ценил и уважал как друга. К чему все портить? Я думал, что ты не как все эти безмозглые особи, которые уже достали меня со своей любовью, свиданками, записочками, поцелуйчиками, тупыми признаниями…. Выбрось ты это все из головы! Напридумывала себе всякую х…ю….. Что ты хочешь от меня? Чтобы я с тобой переспал??  Или ты начиталась всяких романов и впала в эйфорию по единственному и прекрасному принцу? Так я тебе говорю – я не твой принц, и быть им не хочу и никогда не буду! Для меня все эти ваши воздыхания, поцелуйчики и обжималки  в  подъездах, игры «в двух голубков», держащихся за руки, – полный бред!..... Тем более, и ты уж точно не моя принцесса! У меня есть пара симпатичных милашек, с которыми я кручу «шуры – муры». И мне этого достаточно!  А ты, к твоему сведению, вообще абсолютно не в моем вкусе! Все!!!! Я все сказал, и давай никогда к этому не будем возвращаться, - закончив на одном дыхании свой монолог, он устало и зло уставился вдаль.               
                Вика всегда в разговоре с ним тупела на девяносто девять процентов (влюбленным девушкам это свойственно на начальном этапе)*, а сейчас она чувствовала, что на все сто – у нее как будто бы вышибли все мозги, а язык прирос к небу и одервенел. Разве таким она представляла этот разговор, все вариации которого задолго были ей отработаны. Но то, что она сейчас слышала своими ушами,  превосходило все, что могло присниться ей в самом кошмарном страшном сне.  «Дура! Дура! Круглая дура!  Дура! Что я наделала! Какой стыд! Боже мой! Сделай так, чтобы это все стерлось навсегда ....», - твердила она про себя без остановки. Она как будто вросла в скамейку, и с большим усилием попыталась подняться, облокотившись о Сашино плечо.
 - Ладно, Саш, пойдем по домам. Завтра выпускной – надо готовиться… Маникюр делать, - через силу пытаясь шутить, как будто ничего и не произошло, Вика кое – как встала.
 - Викусь, надеюсь ты все поняла… Не обижайся только. Давай вообще забудем этот хренов разговор, и все будет как раньше. А, друган? – уже успев остыть, Саша опять ласково приобнял ее, положив руку на плечо и притянув к себе, слегка потряс.
 - Конечно, забудем…, и все будет как раньше, - тихо повторила Вика, подумав при этом совершенно обратное, -  что это абсолютно невозможно.
           Они молча дошли до конца аллеи и, чмокнув друг друга в щечки и попрощавшись до завтра, разошлись каждый в своем направлении. Вот так и закончился этот коротенький разговор в парке на скамейке, но который в один момент в корне изменил всю дальнейшую жизнь и судьбу Вики.

            Как Вика добралась до дома, она совершенно не помнила. И войдя в квартиру, на пороге сразу же лоб в лоб столкнулась с мамой, которая увидев дочь в таком подавленном состоянии, заволновалась и начала суетливо скакать возле нее; и пытаясь выяснить причину, заверещала:
 - Викуся, что случилось? Что с тобой? Где ты так долго? Я тебя заждалась, платье твое подгладила…. Ты что забыла, мы хотели же пойти к парикмахеру – ты хотела прическу делать или стрижку? Или краситься? Мы же записаны… Вик, да что с тобой?
 - Все нормально, мам. Просто немного устала. Пойду прилягу. Я что – то себя неважно чувствую. Я никуда не пойду. Иди, если хочешь сама – сделай себе маникюр что – ли…., или еще что – нибудь, чтобы красивой быть.
 - Какой маникюр, Вика? Ты что буробишь? Какая красота? Ты что, бредишь? У тебя температура? Иди ложись, я сейчас градусник попытаюсь найти……
 
              Вике к вечеру стало совсем плохо: она вся покрылась какими – то странными красными пятнами, поднялась высокая температура, ее сильно знобило…. За весь вечер она никому не сказала ни слова – лежала молча, не двигаясь и уставившись в потолок. Что тогда происходило в ее душе – сие нам неведомо. К утру она, наконец – то, задремала.
Конечно же, назавтра она не пошла ни на какой выпускной. Это сделали со слезами на глазах ее родители: сходили в школу и забрали ее «золотой» аттестат, огромную кучу грамот, дипломов и благодарственных писем, объяснив всем ее отсутствие тяжелой и неожиданной болезнью. Вика пролежала так, почти не вставая и выпивая только изредка стакан воды и по – прежнему ни с кем не разговаривая, еще три дня. Мама, поговорив с врачами, которые поставили ей диагноз –  вегето – сосудистая дистония и нервное истощение на фоне затянувшегося стресса и умственных перегрузок, винила во всем себя. Это ведь они с отцом внушали Вике, что учиться надо лучше всех, что без крепких и глубоких знаний ничего путного не получится – отсюда и куча репетиторов, дополнительных занятий после школы, олимпиады и конкурсы. ( Мне тут вспомнились несколько строчек из песни, и если заменить лечить на учить, то получится к месту : «Я помню, давно, учили меня отец мой и мать: Учить – так учить! Любить – так любить!»….   Чему учили, то и получили, как говорится, по максимуму.).*  «Бедненькая моя девочка! Прости нас! Мы очень виноваты перед тобой!», - причитала мама, сидя у кровати больной.  Но на пятый день утром больная встала и, как ни в чем не бывало, пришла завтракать на кухню. Выпив две чашки крепкого кофе, она чмокнула в щечки своих остолбеневших родителей, и пошла собираться куда – то в свою комнату. Через несколько минут, уже в коридоре, Вика сообщила им, что пошла в университет подавать документы. «Слава Богу! Воскресла наша девочка! Будет сейчас заниматься своим любимым делом – биологией, и все образуется»,  - подумала, провожая  и напутствуя ее, мама.  ( Эх, мама в очередной раз ошиблась, так как совсем не знала свою дочь)*.

                Вика действительно сходила и подала документы. Но куда??? После всего произошедшего с ней за эти несколько дней то, что она сделала, можно лишь охарактеризовать как « временное помешательство», потому что здравомыслящему человеку это никак не могло прийти в голову. ( Вика, к большому нашему сожалению,  не сняла с себя  «розовых» очков; они даже не дали трещинки, а линзы стали еще более выпуклыми, потому что отчаянно винила  во всем только себя, и еще больше убедила себя в том, что она никогда не будет достойна внимания и любви ТАКОГО парня.)*.  Но если это «безумие» продолжается, то тут вы, наверно, сразу же подумали – туда, конечно же, куда и он, в МГИМО. Нет, Вика прекрасно понимала, что среди этих снобов и «золотой» молодежи ей не место, а возникших после болезни у нее амбиций хватит вполне на что – то более достойное и фундаментальное. И это был философский факультет МГУ, тогда еще существовавшее там отделение политологии, куда она сама, к всеобщему удивлению и зависти, поступила, набрав баллов по максимуму. Конечно, золотая медаль, победа на двух олимпиадах МГУ по обществознанию и трех всероссийских творческих  конкурсах. Но это же все был так  - между прочим, за авторитет и престиж школы. Вика  до этого все свои способности и знания направляла в сторону биологии (а там всяких побед - то  была тьма)*, но, оказывается, пригодились другие, которыми она сейчас не без тихого злорадства воспользовалась. Вы спросите – зачем? Зачем ей это? Об этом мы с вами можем строить только догадки (и я думаю, вы уже догадалсь)*, так как Вика никого не посвятила в свои грандиозные планы по устройству своей будущей жизни. Даже родители до конца вступительных экзаменов были уверены, что она поступила на свой любимый биофак, и каково же впоследствии им было узнать, что это не так, даже страшно передать. А сделать это придется. Тем более ситуация сложилась просто катастрофическая. Вике было очень сложно признаться родителям в своем выборе, и всячески оттягивая этот разговор, она решила сообщить им об этом в день своего рождения.
               Вике 19 августа 1991 года исполнилось 17 лет! И этот день запомнился этой семье на всю жизнь: Викин день рождения, так называемый путч и временный  переход власти к ГКЧП, и на фоне всего этого абсурднейшее известие о том, что их дочь на данный момент собралась «философствовать» и заниматься «политикой». Ни о каких гостях и праздничном ужине не могло быть и речи, и к вечеру страсти накалились до предела. Всегда уравновешенный и сдержанный отец вдруг превратился в обезумевшего демона, и с горящими глазами бегая по квартире со всклоченными волосами, кричал охрипшим голосом:

 - Какая, на хрен, философия? Ты о ней понятия никакого не имеешь! Ты с ума что – ли спятила? Ты видишь, что в стране творится! Уже дофилософствовались твои эти политиканы. До чего  страну и народ довели? Все! Это конец! Полный крах  - нет страны! Ты посмотри, что происходит? Гражданская война! Вот что! – выкрикивая это сдавленным и хриплым голосом, отец метался как раненый зверь по кухне, жестикулируя и пиная все, что попадалось под ноги, -  Я бы всех их; и левых, и правых под трибунал отдал. Что нас ждет? Ладно, мы свое пожили… А им? Им как жить в этой стране? Все! Не будет ничего: ни страны, ни экономики, ни народа… Одни х….е политиканы будут делить власть и деньги между собой! (Просто пророческие слова изрекал сейчас отец)*. И наша  дочурка тоже решила присесть к этой кормушке! Ничего тебе уже не достанется! Если вообще учиться тебе  дадут… А то всех нас, нищих дураков, на баррикады и демонстрации выведут. И будем мы озлобленными толпами друг в друга камни и булыжники с мостовых кидать, - истерично захихикав, он вышел на балкон.
               Мама сидела молча, лишь изредка всхлипывая и приговаривая:
 - Боже! За что это нам? Викуся, как это так? Что происходит?.... Что же делать – то?
                Вика, плотно сжав губы, сидела как каменное изваяние и не произнесла за вечер ни одного слова, лишь иногда просто механически подливала себе остывший чай и отрезала очередной кусок всеми забытого праздничного торта.
 - Вы только посмотрите! Толпы! Массы!  И все на защиту? Кого? Ельцина! Или кого там еще!? Что защищать- то и от кого? Они понятия не имеют! Их ведут, и они идут как бараны на закланье. И это называется ростом самосознания масс! Отстаивать «демократию», об истинном значении которой ничего не знают! Бедный народ! Что нас ждет впереди!? Да, что там впереди, что будет завтра с нами… – вернувшись в кухню с балкона, отец медленно налил себе полную рюмку водки и тут же залпом выпил ее до дна.
 - Ленечка, успокойся, не нервничай ты так. Все образуется, - пробормотала испуганная такой эмоциональностью и горячностью его супруга.
 - Когда образуется? Когда такие, как они, придут в политику? – махнув рукой в сторону Вики, он зло усмехнулся. – Тебе что, тоже захотелось в этом участвовать? Или ты из благих намерений? Родину будешь спасать? Когда это ты вдруг увлеклась у нас этим? А? Я тебя спрашиваю – когда это ты обнаружила в себе призвание к философским размышлениям на политические темы? Я тебя спрашиваю!!! – здесь он со всей силы стукнул кулаком по столу.
               Вика, даже не пошевельнувшись и не моргнув при этом, неожиданно не своим голосом издала долгий звук, очень похожий на шипение змеи, и наконец – то отстраненно и ехидно огрызнулась:
 -  Я поняла тебя…. Что сейчас нужно стране – так это именно молодые перспективные научные кадры в области биологии. Просто позарез она нуждается в них в свете последних событий! Да, и в нынешний период «перестройки» это, конечно, самая нужная и престижная в нашей стране профессия, так получается?  А я подвела не только тебя и не оправдала твои надежды, но и всю прогрессивно мыслящую научную интеллигенцию, заранее предугадав сегодняшние события и успев поймать нужную волну. Так, по – твоему, получается, папуля? – Вика впервые позволила себе так резко и холодно говорить с отцом.
                В ответ он устало и внимательно посмотрел на дочь и дрожащим голосом тихо произнес:
 - Это ведь еще с детства была твоя Мечта….. При чем здесь я, мама, страна, народ, эти события?.... Очень важно в этой жизни иметь то дело, к которому влечет тебя твое сердце и твоя душа. И ты ведь сама всех нас в этом убедила за все эти годы. Никто из нас на тебя не давил, не навязывал тебе твой путь. «Но коней у переправы не меняют», Вика, а то, что ты наделала, у меня в голове не укладывается. Кому назло ты это сделала? Нам? Себе? Зачем, Вика?...  Но все можно изменить – это не смертельно…. Поработаешь где – нибудь, никуда ничего не денется… Поступишь обязательно на следующий год…. Ничего страшного….
 - Нет! Нет! И еще раз – нет! Я буду учиться только там! Все! Хватит этой демагогии! Я устала от этих бессмысленных разговоров! А от Вас меня уже тошнит! – глаза ее в этот момент пылали такой ненавистью и злобой, что мать с отцом просто потеряли дар речи и, не мигая выпученными  глазами, уставились на свою дочь. Вика же, налив себе еще чая в стакан, взяла его и медленно вышла с ним из кухни, напоследок хлопнув изо всех сил дверью. Войдя в свою комнату, в конец обессилевшая и измотанная, она упала на кровать и, свернувшись клубком и крепко стиснув зубы, сдавила в объятиях двух своих пушистых кошек. Так и пролежала до самого утра, не сомкнув глаз. Родители же всю ночь просидели, разговаривая, на кухне. А в шесть утра у отца случился инфаркт. И они с мамой, постаревшей за эту ночь лет на двадцать, еле дождавшись скорой помощи, повезли отца, находившегося уже без сознания, в больницу по улицам города, где вовсю продолжали разворачиваться и кипеть события, перевернувшие потом весь ход истории нашей страны…..


                *****

                На этой грустной ноте позвольте мне, дорогой Читатель, закончить эту историю, в которой это лето 1991 года изменило жизнь и судьбу не только членов одной отдельной семьи, но и явилось точкой отсчета трагических и переломных этапов в жизни целого народа. Так вот совпало! Два "бунта" - "маленький" и "большой". Один - из - за любви; другой, - наверно, за идею и власть.  И у каждого есть свои причины и следствия, и, конечно же, последствия.....  Но жизнь продолжается...  И все рано или поздно расставляет по своим местам – таков закон мироздания....

                *****


             ....Вика, дойдя до конца аллеи, остановилась и, повернувшись, пристально окинула еще раз своим взглядом этот парк...,- в памяти промелькнули строки из Ремарка: " Ни один человек не может стать в жизни более чужим, чем тот, кого ты в прошлом очень сильно любил"....  Ухмылка на ее лице сменилась улыбкой, и она взмахнула рукой, как бы  прощаясь с ним уже навсегда....   


* - короткие комментарии автора.