Слава

-Извините, но Ваши работы нам не подходят… Не то чтобы они плохие… просто… Ваш стиль… и…
 -Спасибо. Спасибо… - улыбаясь, выхожу за дверь, чуть не разбив стеклянный шкаф резким движением руки.
 -Чокнутая! Сколько таких уже, господи… - редактор газеты опускает руки под стол и достаёт таблетки. Нервы шалят.

*

-Вы? Нет, Вы не прошли, - удивлённо вскидывает брови девушка.
 -Вот как? Благодарю, - тихо хохочу и, насвистывая похоронный марш на новый манер, выхожу из здания, на каком большими красными буквами написано «Кастинг. Кино».

*

-Кошачий концерт! – фыркает полулысый толстый мужчина и с брезгливостью глядит на мой затёртый пиджак. – До свидания!
 -Весьма признательна, - смеюсь. Мужик крякает, чешет репу, хмурится. На весёлой ноте покидаю филармонию.


 -Ты ненормальная!
 Нет-нет!
 -Ты сумасшедшая!
 Ну, разве что только чуть-чуть!
 -Ты чокнутая!
 Ах, увольте, увольте!
 Я всего лишь мечтаю о славе. Слава – это такое сладкое слово, от которого кровь нагревается и хочется хохотать без остановки.
 В детстве я обожала читать интервью. Я читала диалоги со знаменитостями и представляла, что я буду отвечать, когда интервью будут брать у меня. Я придумывала себе псевдонимы, образы, скандальные случаи и много чего другого, на что только хватало моей больной фантазии.
 -Душечка, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
 -Звездой!
 Звёзды, звёзды, звёзды! Тысячи журналов с моим изображением в коротком платье, с дорогими духами в руках. Миллионы дисков с моими песнями. Огромный тираж книг с моими автографами на обложках, и это всё – для меня, для меня, для меня.

Моя мать всегда утверждала, что, чтобы достигнуть славы, не надо ничего делать. Этим она указывала на бездарностей и бездельников на экране нашего маленького телевизора, но я поняла это только сейчас. Всю свою жизнь я думала, что стоит только захотеть, и слава и успех моментально свалятся на тебя как лыжи со шкафа.
 Только в 20 лет я поняла, что нужно что-то делать. К этому времени мой разум окончательно совершил самоубийство. Я поняла, что пора навёрстывать упущенное. Я занялась этим молниеносно.
 Ночами, днями, на парах, в постели, в полудрёме, в пустом доме – везде я писала сначала стихи, а потом, когда стихи не удались, - рассказы. Потом – статьи. Потом – пробовала петь. Потом – фотографировать. Потом – рисовать. Потом – сниматься самой. Потом – играть.
 За этот месяц я вовсе сошла с ума. Моя единственная подруга Дарья, которая общалась со мной исключительно из-за обедов, какими я кормила её между парами, говорила мне часто:
 -Брось, дура. Нельзя прославиться без таланта. Вот если б у тебя были деньги – то да, - она бросает быстрый взгляд на меня, - Ну… или внешность.
 -Мм… - я пью сок.
 -Ну, чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы о тебе написали в газете?
 -Угу!
 -Ну, напишут – «В Луганске началась эпидемия кретинизма! Люди сходят с ума на нервной почве! Пора повысить зарплаты депутатам!»
 -Уу… - я недовольно отвожу глаза.
 -Не понимаешь ты, Дуня, ничего, - фыркаю я, мы встаём и уходим на пары.
 На математике я старательно вывожу ноты в тетради, которым скоро, конечно же, суждено стать знаменитейшим вальсом в истории.

***


 «Кончиная! Каго ты из себя строиш?..» На завтра записка свалилась мне на стол откуда-то с дальних рядов. На обратной стороне было ещё несколько красивых слов: а именно рифма к слову «звезда» большими буквами и парочка фраз о моём звёздном будущем.

Дарья моя хорошая. Неужели, кто-то ещё согласился покупать тебе обеды, что ты продала меня и мою мечту и тайну?!
 Я покажу. Покажу-покажу-покажу.

Тем не менее, это всё стало решающим моментом в моей удивительной карьере. Я буду на первой полосе.
 Чух-чух-чух-чух. Поезд.
 Всё-таки, здорово я придумала! Только на рельсах немного холодно, да и блузка светлая, жаль – запачкается. «Анна Каренина» открытая на последней странице лежит рядом, на платформе. Романтика. Так и надо. Так звучнее. А, всё-таки я молодец, да?
 Чух-чух-чух-чух. Поезд. Близко. Рельсы вибрируют.
 Всё… Теперь обо мне напишут статью! Или книгу! Даже две! Нет-нет! У меня обязательно возьмут интервью!
 Чух-чух-чух-чух!!
 Пресс-коференцию! Обязательно.
 Если я, конечно, выжи