Сказание о древнем пророчестве

Жил-был на свете мальчик, и была у него странная особенность: всё никак не мог определиться по, казалось бы, совершенно элементарным вопросам, таким как: где право, где лево, что хорошо, что плохо, что есть добро, что — зло, и так далее.  Вот, казалось бы, проблема не из важнейших, однако, мальчику она сильно мешала, поскольку часто вызывала разногласия с обществом.

Мальчик по-всякому пробовал наладить контакты с миром, но, не добившись по всем этим простым вопросам определённых ответов, мир был в недоумении, а мальчик, не имея конкретной позиции по определённым вопросам, частенько оставался не у дел, так как не мог совершить ни одного осознанного выбора.

По всем простым вопросам его метало из стороны в сторону как теннисный мячик, что уж там говорить про сложные и глобальные темы, которыми так обеспокоено общество. Мальчик покупал весы, измерял унции и пропорции, пытался свести себя к научному методу, чтобы попытаться освоить жизненные вещи с позиции науки; однако ощущал при этом всём жуткий диссонанс с собственным умонастроением. Да и душа его точно не была на месте.

Всё это выглядело очень странно, потому что родился он в совершенно нормальной семье, без каких-либо идеологических предрассудков. Отец его был почтенный гражданин с достойной месячной оплатой труда, не превышающей допустимые для среднего класса параметры, что позволяло всей семье пользоваться некоторыми льготами, которые предоставляло государство. Мать его была заслуженным деятелем культуры, а прежде продолжительный срок проработала на заводе, на ткацком станке.

Мальчик, как и все ходил в детский садик с утра до 3 дня, откуда его забирала мама, отпрашиваясь с работы. Дома он любил играть в игрушки, представляя, что они живые и устраивают собственные баталии; нередко у игрушек бывали настоящие драмы, которые трогали мальчика до глубины души. После садика, как и положено. Мальчик отправился в школу и проучился там 11 лет, что называется, от звонка до звонка. Было в этом что-то правильное или нет, мальчик так и не смог разобраться. Он пытался играть по правилам окружающего пространства, но правила были слишком непредсказуемы. Когда он пытался сделать что-то хорошее, его частенько ругали, когда же хотел кому-то навредить, его хвалили и называли «мужиком», отчего внутри мальчика просыпалось приятное, большое чувство и он шёл домой после какой-нибудь драки с высоко поднятым подбородком, гордо демонстрируя свой подбитый глаз или сочащуюся струйку крови из носа. Он понимал, что это почётно, а неодобрительные возгласы его матери, которая в очередной раз замазывала раны зелёнкой, были просто для отвода глаз. Однако, вскоре, он разубедился в этом. Любое его убеждение неоднократно подвергалось пересмотру до тех пор, пока никаких устойчивых убеждений просто не осталось.

Вот тогда-то и возник его основной вопрос, его проблема, его особенность. В какой-то момент он решил, что это его безумие. Знаете, бывают безумные люди, так вот: мальчик это тоже знал. И тут, казалось бы, «Ура!», проблема решена, но не тут-то было. Оказывается, что никто не слышал о такого рода безумии. Дело в том, что в то время психология со своей сестрой психотерапией ещё не была так великолепно развита как в нашу всемогущую современную эпоху. Хотя, смотря с какой стороны посмотреть.

Так вот, мальчик, обойдя всевозможных лекарей в поиске вакцины от своего вируса, и, ожидаемо для нас, и, к полнейшему разочарованию для себя, не найдя ни её, ни даже намёка на место, где её можно найти, совершенно опустил руки и перестал пытаться наладить контакт с внешним миром; тем более, что последний явно потерял к мальчику интерес спустя какое-то время. Действительно, создавалось впечатление, что обществу, то есть ни какой-то абстрактной сумме множеств из людей, но конкретным людям, по сути всем нам, нужны только отвечающие нашим запросам индивиды. Мальчик, к сожалению, явно не подходил нашим негласным, но веками устоявшимся, требованиям, что, конечно, плохо, но никак не обязывает этот самый социум предпринимать какие-то меры, проводить работу над ошибками, так как, очевидно, что дефект не в системе, как таковой, а, соответственно, в каждом индивидууме, который выбивается из строя, так сказать, из ровного ряда стандартного рода лиц.

Но, что очевидно для общества, совершенно не ясно для нашего героя. В то время, как социальные структуры смело поставили крест на нём с его нерешёнными элементарными проблемами, он не перестал беспокоиться по этому поводу, а также его почему-то жгуче беспокоило, что о нём думают и мечтал как-нибудь удачно подстроиться под что-нибудь так, чтобы всем понравилось; и иногда его ожидал успех на этом поприще. Что самое удивительное, он даже обретал счастье, он чувствовал свою значительность и важность, он снова гордо поднимал голову к небу, краем глаз видя, что люди видят в нём человека; но, к сожалению, такая идиллия продолжалась недолго. Начинались метания и снова он — теннисный мячик. Даже смешно, как в его, серьёзном возрасте, можно не знать таких смешных вещей, но он сомневался и не мог с собой ничего поделать.

Казалась бы сомнение — это отлично! Великие открытия совершаются только тогда, когда незыблемые основы подвергаются сомнению, однако мальчик не стремился нарушать устои или низвергать кумиров прошлого и будущего, чтобы достичь неведомых доселе вершин; он просто, как и все, хотел личного счастья в соответствии с собственным пониманием мира, но, как это ни печально, его «понимание» никто не понял.

Тогда мальчик принялся исследовать мир и найти в нём какие-то аргументы в пользу факта о существовании средства достичь какого-то консенсуса с этим самым миром. Естественно, по-хорошему. Однако данные были чрезмерно противоречивыми. Один говорил одно, другой — другое. Мир в целом оказался крайне противоречив: согласия не было ни в чём и ни при каких условиях, по каждому вопросу возгорались многочисленные споры без всякой надежды о чём-то договориться, государства, словно волны злого разбушевавшегося океана, то и дело обрушивались всей своей военной мощью на границы соседних государств, которые зачастую были гораздо меньше и слабее их: это объявлялось геройством, патриотизмом, защитой демократии, и чем только не объяснялось; но подвох ощущался и вне зависимости от многочисленных криков демонстрантов: создавалось ощущение, что верить нельзя никому.

«А что, если, - думал он, - предположить такую смелую мысль, что оценка безумия базируется всего-лишь на мнении общества, соответственно, если, также допустить, что ничьему мнению нельзя доверять, то выходит, что никакой объективной оценки не существует! А значит, моё безумие не больше, чем безумие всех остальных!»

Но мальчику не очень понравилась такая формулировка. Назвать всех безумными только потому, что по их меркам ты являешься безумцем — верх инфантильности. Несмотря на то, что, возможно, там скрывалось некое зерно истины, мальчик не захотел принимать эту гипотезу на веру. Слишком в ней чувствовалась некая обида за неприятие, которое проявляло к нему общество. Нет, общество в этом винить было нельзя и очень опасно, так как, очевидно, что если он несчастлив, будучи им отторгнут, то для получения желанного счастья, ему необходимо завоевать его доверие. Всё усложнялось тем, что он ничего не принимал и во всём сомневался, и вскоре он пришёл к страшному выводу.

«Счастья нет, - думал он, - так как, судя по всему, когда я один, я несчастлив от отсутствия людей вокруг меня, когда же они есть, я обязан принимать их точки зрения, а соответственно участвовать во всех волнениях, связанных с отстаиванием позиций, которые я должен занимать, будучи полноправным членом общества; если же их не отстаивать, то общество отворачивается от меня, объявляя безумцем. Мы возвращаемся к первому пункту.»

Подобные мотивы блуждали в сознании бедного мальчика, пока наконец он не осознал всё.

В тот день было ясно и солнечно. Он прогуливался по берегу тихого и спокойного озера и размышлял по поводу человеческой идентичности.

И вдруг он осознал, что та частичка его, ЕГО, которая является, по сути, им самим, вот она и есть — норма. А всё остальное — это чистой воды безумие.

«Но что это значит?» - спросил сам у себя мальчик, но не смог придумать ответ. Тогда он сел и написал на песке пророчество.

Оно гласило, что всё, что является нормой, скоро станет безумством; то же, что является безумством — станет нормой. Вот такое простое пророчество.

Это было давным давно.

Неизвестно, насколько сбылось, то, что предсказывал мальчик, но мы можем смело утверждать, что некое зерно какой-то неведомой истины вполне может там присутствовать, однако опыт показывает, что ничему нельзя верить.