Круиз по стиксу продолжение 25

У Зои был день рождения. После уроков планировалось застолье.
Марина решила остаться – не представляла, как встретится с Максимом. Лучше прийти поздно, когда он уже заснет – после дежурства он рано ложился.
А утром – видно будет…
После уроков по школе поползли запахи… Пахло копченым, пряным, душистым. Делают бутерброды – догадалась Марина. Она заканчивала последний урок. Не спешила – хотела, чтобы день тянулся и тянулся…
Потом все ученики ушли, входные двери закрыли, включили музыку…
Потом сели за стол. Когда утолили первый голод – все с утра на работе, усталые и голодные – стало весело. Новый баянист, двадцатидвухлетний Денис, взял баян и заиграл венгерский танец Брамса.
Марина встала. Она со вчерашнего дня была на взводе, нервное напряжение перешло в лихорадочную веселость.
Плясать? Подумаешь, что, она чардаш не спляшет? Когда-то хоту танцевала с Вадимом, или то была сегидилья?..
На полочке лежали бубны, небольшой ксилофон, разные бубенцы и колотушки – для шумового оркестра. Она взяла бубен.
- Марина, здорово!
Юбка развевалась, каблучки стучали, бубен звенел. Все хлопали и топали в такт. Она ощутила себя в своей семье, где все ее любят, где ей все прощают…
Было весело. Самые молодые пошли к ней в круг, прыгали, кто как может, и представляли, что танцуют чардаш. Дениса заставили играть все, что он умел. А что? Танцевать можно под любую музыку… Потом он запротестовал, сказал, что тоже хочет танцором, а не тапером, отложил баян и включил магнитофон.
Под баян плясать было веселее… Все разбрелись, кто куда: кто за стол, кто в курилку. Несколько пар танцевали, а так как мужчин было совсем мало и на всех не хватало, танцы завяли.
Марина подошла к окну и приподняла занавеску.
На улице уже было темно… Максим, наверное, уже дома. А Марины нет. А ему что? Это даже лучше, что ее нет: придет поздно, можно будет отчитать, как девчонку. Опять она будет, как виноватая, оправдываться и прятать глаза…
- Потанцуем?
Марина обернулась. Денис! Надо же, ее еще танцевать приглашают!
Она положила ему руки на плечи.
В комнате было всего несколько человек, и те сидели за столом, что-то горячо обсуждая, остальные разбрелись по пустынной школе…
- А ты хорошо танцевала! Наверное, училась в детстве?
Марина усмехнулась: положительно, нужно было идти в хореографическое училище! На мужчин ее пляска действует неотразимо! Надо же, и этот запал на нее! Хочет казаться старше. У них принято обращаться на «ты», и только уж совсем маститые педагоги терпят более официальный тон…
Он что-то еще ей говорил. Марина не слушала, только понимающе улыбалась: такая улыбка заменяет все в разговоре с мужчиной, которому ты нравишься. Музыка кончилась, он перемотал ленту и снова включил. Танец обещал быть бесконечным. На них стали оглядываться, и Марина поняла, что пора прекратить.
- Потанцуй с именинницей, - посоветовала она ему.
Он с неохотой оторвался от нее, и Марина вышла в коридор – в прохладу после душной комнаты. Поднялась на второй этаж – там было пустынно. Открыла свой темный класс, подошла к окну и, не зажигая света, прижалась лбом к стеклу.
Тихие шаги за спиной. Теплые руки легли ей на плечи.
- Ты самая красивая женщина здесь, - прошептал Денис, обнимая ее.
А мальчик не промах! Прошел хорошую школу. Дверь, входя, прикрыл – так тихонько замок щелкнул!
Она не отстранилась, когда он поцеловал ее. Вспоминала забытое. Когда-то в таком же темном классе, прислонившись к фортепиано, они, как шальные, целовались с Вадимом.
Такие же горячие губы, такие же жаркие руки!..
Он все больше смелел. Ну, наверное, хватит! Она стала мягко вырываться, но он не отпускал. Не драться же с ним?
- Почему? – спросил он. – Ведь никто же не узнает!
В самом деле. Ведь она – взрослая женщина, чего ломаться? Ушла в темный класс, словно приглашая его за собой… А что, разве нет?
- Нет.
- Ну почему?! Я тебе не нравлюсь?
- Нравишься. Только я еще недостаточно стара для мальчиков…
Он возмущенно засопел и отпустил ее.
- Ну, подумаешь, на сколько я младше? С виду мы – ровесники. Разве в этом дело?
- Знаешь, я привыкла быть моложе мужчины. А так – все нормально. Не переживай. Просто ты – не для меня.
- Хочешь сказать, что ты сама – не для меня? – обиженно сказал он.
Нет, положительно, он привык к взрослым дамам! Кто-то его хорошо воспитал! Ах, какой юный, но опытный мужчина!
Марина тихо засмеялась.
- Дениска, если бы только знал!.. Я бы и не против, но нас разделяет глубокая черная река. Я стою на другом берегу и ничего не могу поделать!
- Ой-ой-ой! Какая опытная женщина!
- Глупый. Мне просто не до этого…
- Ну, извини.
Он вышел, не закрыв за собой дверь. Обиделся! А, пусть. Полезно будет узнать, что не все женщины за тридцать мечтают о нем…
Опять это мерзкое удушье! Сердце начинает колотиться, словно кто-то сжимает горло. Она думала, что это не повториться. А оно есть, болезнь напоминает о себе в самый неподходящий момент…
- Марина, это ты? Что ты делаешь в темноте?
Валентина Николаевна. Марина глубоко вздохнула. Приступ проходил.
- Ты такая сегодня веселая! У тебя что-то случилось.
- Я скоро умру.
Тишина. Марина не заметила, как вырвались эти слова.
- Рассказывай, - сказала Валентина. – То-то я смотрю, ты не в себе.
Марина сбивчиво рассказала все. Выплеснула. Хотела остановиться – и не смогла.
- Ну, во-первых, пока еще ничего страшного не случилось. – Валентина прикрыла дверь, чтобы к ним никто не забрел. – Все это – только предположения, нужно обследоваться, и чем скорее – тем лучше. Во-вторых – даже если и самое худшее, завтра еще ты не умрешь. Будешь долго лечиться, месяцы, годы. А ты ведешь себя так, словно счет идет на недели. Чего ты больше боишься?
- Потерять мужество, - прошептала Марина.
Они сидели рядом на стульях, почти не видя друг друга в темноте.
- Ага. Значит, ты готовишься к смерти, ждешь, когда перестанешь ее бояться – и тогда тебе трын-трава! Так?
- Так, - обреченно сказала Марина.
- Готовься лучше к жизни – и беги скорее лечиться: скорее всего, тебя вылечат. А ты теряешь драгоценное время! Глупая! Человек никогда не готов к смерти, как ни старается. Потому, что он ее не может представить: знает, что когда-то умрет, но – разумом, но – не верит, значит – надеется.
- Так что ж делать?! А вдруг я там испугаюсь, плакать начну, просить, чтоб спасли? Ведь это позор! Я себе потом не прощу! – воскликнула Марина.
Валентина Николаевна тихо рассмеялась:
- Не может быть. Умирают так, как живут. Если человек жил вздорно – он и умирать так будет: так достанет всех, что рады будут от него избавиться. А гордый человек умирает достойно. Ты – гордая. Ты – сильная.
- Ох, нет! – прошептала Марина. – Я всем уступаю. Я всегда молчу – от робости. От – слабости…
- И целый месяц живешь под дамокловым мечом, и ни разу не пожаловалась? Сама – в себе? Это большая сила, Марина. Я наблюдала за тобой: работаешь, как всегда, только стала еще молчаливее, еще сосредоточенней… Только сегодня неестественно весела, поэтому я и подумала, что у тебя беда…
Марина сжала пальцами виски.
- Откуда вы это знаете?
- Да ведь я старше тебя на пару суббот! – Валентина откровенно расхохоталась, встала и зажгла свет. – Ничего, ты когда-нибудь тоже будешь смеяться, вспоминая сегодняшний вечер. Я уверена, что все будет хорошо. Дурак доктор ляпнул, не подумав, не проверив, а ты – натура впечатлительная. Знаешь, есть такие болезни – от неосторожного слова.
- Тогда все просто, - сказала Марина, - вылечить можно другим словом…
- Да в том-то и дело, что нельзя, - усмехнулась Валентина. – Плохое легко находит дорогу, а за хорошее нужно бороться.
- Ну, это известное дело. Добра на земле меньше.
- Добра – столько же, сколько и зла. Только добро – золото, а зло – вроде дерьма. Вес один, а объем разный. Вот и кажется, что добра меньше…
Марина доверчиво улыбнулась:
- Значит, идти лечиться?
- Несомненно. Ну, подумаешь, вырежут лишнее, и все. От рака не умирают, если успели вовремя обратиться… А насчет мужества не переживай: в нужный момент оно появляется неизвестно откуда… Когда я рожала первого сына, со мной девочка лежала  на сохранении. Тяжело переносила беременность, до самых родов не отпускали из больницы. Тосковала, частенько плакала… мы думали – вот кто струсит! Ведь роды – это почти что бой: идешь и не знаешь, живой вернешься или убьют…
- Это точно, - засмеялась Марина. – Мужчинам не понять!
- А потом положили в нашу палату рослую девицу. Она пробегала всю беременность, не заметив ее, уже и срок минул, а все никто не хочет рождаться! Она с утра делала макияж, прическу, потом полдня ругалась с санитарками. Потом поучала нас всех… Храбрая! А когда схватки начались – скисла. Скулила, не хотела уходить, до двух часов ночи спать нам не давала, пока силой ее не увели. Зато девочка, как схватки начались, танцевать стала. «Скоро все кончится, это лучше, чем ожидание!»
- Лучше, чем ожидание… - задумчиво повторила Марина.
- Именно. Для этого и рассказываю. Ты поняла меня?
Марина не успела ответить: в коридоре послышались шаги и веселые голоса.
- Эй, кто тут?! -  ворвалась в класс Зоя, именинница. – О чем разговор?
- О жизни и смерти, - спокойно сказала Марина.
Зоя расхохоталась:
- Ну и шутницы! О смерти, говоришь? Пошли лучше торт есть! «Киевский»!
Со стола уже убрали грязную посуду, стояли чашечки с кофе, два торта были нарезаны.
Марина, занятая своими мыслями, не заметила, как украдкой смотрел на нее Денис.
Она успокоилась. Глыба, лежащая у нее на плечах, как-то стаяла, все показалось простым и обыденным. Подумаешь, болезнь, неприятности… У кого их нет?
О, великая сила общения! Больные не зря говорят о своей болезни – им так легче. Со словами она выходит. Сказанное перестает быть пугающим. Марине подумалось, что давно пора было поговорить с кем-то. Ее молчание – мужество или гордость? Самолюбование, упивание своим горем и нежелание делиться этой «страшной тайной» ни с кем, или действительно сила?
Кто знает?..
Торт! Марина давно отвыкла от таких лакомств!
Ей положили два кусочка – один для Вовки…
Расходились весело. Весенний вечер был теплым и благоуханным. В такой вечер мысли о смерти кажутся нелепостью. Марина деловито подумала, что перед майскими праздниками, до которых остались считанные дни, не стоит связываться с больницей. А там – выпускные экзамены… Раньше июня не выбраться. Жизнь не оставляла места мыслям о смерти.
А может, бросить все и пойти завтра же?!