Куплянка гл. 2 В тылу

(Продолжение, 2 глава из повести " Куплянка")
Устроиться на постоянную работу  было пока неразрешимой задачей для Варвары. Садовые, огородные и полевые работы в селе давно были переделаны, так как уже наступила зима. Никаких карточек на питание для себя и детей у Варвары не было. Огромным благом для семьи была корова, Зорька. Обильное количество жирного молока давали семье возможность менять молочные продукты на крупы, муку. Конечно, семья не роскошествовала, но и совсем голодной тоже не была. Да, хлеб ограничивали: по одному кусочку в завтрак, обед и ужин. Сахару не было совсем. О мясе и конфетах давно забыли. Заменителями сахара служили сахарная свекла и тыква. Из сахарной свеклы с добавлением столовой (для цвета)  Варвара варила компот («морс», как она это называла) а запеченная в русской печке в чугуне тыква, с зарумянившейся коркой, была  для детей настоящим лакомством. Собравшись дружной «оравой» – двое своих и четверо племянников, а нередко и сын директора завода – дети с нетерпением ожидали появления из печки чугуна с тыквой. Подцепив большой чугун рогачом, подложив каток, Варвара выкатывала тяжёлый чугун на загнетку и тряпкой открывала крышку. Аромат запеченной тыквы разносился по кухне.
- Мне!
-Мне!
-Мне! – раздавались на разные лады детские голоса.
- Все получат по кусочку, угомонитесь. Дайте остыть немного, - утихомиривала их Варвара.
  Но и тыкву готовили только по воскресеньям. Основная еда для всей семьи – пшенная каша с молоком, щи из свежей или кислой капусты. Бочка с квашеной капустой, бочка с солеными огурцами и бочка с солеными помидорами стояли в погребе, там же была и картошка, морковь, свекла, столовая и сахарная, тыква, простая и «бухарская». Лакомством служили и квашенные вместе с капустой яблоки, и, конечно, морковка.
Праздник для детей наступал и тогда, когда Варя пахтала масло. Сливки наливали в кувшин с ручками. Женщина подвешивала кувшин со сливками на крюк, вбитый над дверью, садилась в проеме двери между комнатой и кухней и резкими  толчками на себя – от себя раскачивала кувшин. Иногда жидкость выплескивалась из кувшина на шею и лицо Вари, и дети спорили, кому первому можно слизать капли.
-Я первый, я первый! – восторженно кричал старший сын.
- Нет, я! Я первый! – со слезами на глазах возражал второй.
  Варя морщилась и смеялась от прикосновения детских языков, но запретить это действо не могла, так как голодные дети не поняли бы ее щепетильности. После того, как масляные шары удалялись из кувшина, оставшуюся густую жидкость – пахту – разделяли между детьми.
Зима была суровая и снежная. Продукты стремительно сокращались, так как их количество  было рассчитано на двух человек, а не на пять. Куры перестали нестись, а корова стала меньше давать молока.
Вскоре один за другим, с интервалом в один месяц, родились дети. Первым, в конце декабря, родился Коля, четвертый сын у Екатерины, старшей дочери Таисии Алексеевны. Через две недели благополучно разрешилась дочкой Варя, а еще через двадцать дней и сноха родила девочку. Дружное семейство пополнилось одним мальчиком и двумя девочками, и в квартире Таисии Алексеевны появилась ещё одна, самая маленькая и требовательная,  жиличка.  Павел, у которого было «семнадцать внучат на фронте»,  после долгих усилий Таисии Васильевны, знахарки и травницы, начал снова ходить.
Зорька, как будто чувствуя, что людям без неё не выжить, не переставала доиться до самого отела. Первое после отела молоко, молозиво, Таисия Алексеевна кипятила, и дети лакомились новым для себя продуктом. Кипяченое молозиво становилось кусками, желтоватыми и вкусными.
Чтобы как-то продержаться зиму, Варвара ходила по соседним селам и набирала заказы на шитье. Частенько за выполнение заказа платили овощами, мукой.
Дома была старенькая ножная швейная машинка, «SINGER». Уложив детей спать, укачав маленькую дочку, Таисия Васильевна и Варвара садились за шитье. Под стрекот швейной машинки дети засыпали, а иногда и просыпались утром, если заказ был срочным. А когда Варвара работала днем, то остатки нитей дети связывали и обматывали ими ножки нескольких стульев и табуреток, имевшихся в квартире. Так дети изображали траншеи и окопы. На улицу зимой дети не выходили, потому что не во что было одеться и обуться, чтобы выйти и поиграть в снежки или покататься на ногах по льду. Именно на ногах, а не на коньках, так как о них даже и не мечтали.
Чёрная тарелка репродуктора, висевшая в кухне над умывальником, передавала тревожные донесения с фронта: фашисты в Подмосковье. От Виктора, младшего сына Таисии, не было никаких известий. Отголоски битвы доносились и в это глухое село, затерянное в густых Тамбовских лесах. Иногда слышался глухой рокот от упавших бомб или гул от пушечной канонады. В стареньком медицинском пункте и в школе лежали раненые. Варвара по очереди с матерью, как и другие сельчане, навещала защитников, принося нехитрую деревенскую еду, расспрашивала раненых, не встречали ли они  брата на фронте. Весной сорок второго семья получила четырехугольный казенный конверт с извещением о том, что Виктор, младший сын Таисии Васильевны, пропал без вести. Солдатские письма для родных были запечатаны треугольником. На листе бумаги солдат писал письмо, складывал его с угла на угол, потом еще раз. На чистой стороне писал адрес родных, а свой адрес - номер части и свою фамилию. Марки не наклеивали и тщательно не запечатывали: военная цезура проверяла содержание писем.   Поэтому по одному внешнему виду письма - четырехугольное или треугольное - можно было догадаться: добрые вести в письме или нет.
 Для Таисии Васильевны и для Гали, жены Виктора, это был тяжелейший удар. После этого страшного известия и у матери, и у жены появились одинаково тоскливые выражения на лицах, а в каштановых волосах матери  обозначились белые пряди, на моложавом лице пролегли скорбные складки. Не отвлекали её и детские шалости и заботы.  Она чаще уходила из дома и шла к своей невестке, Галине. Там, вместе наплакавшись, пытались вселить друг в  друга надежду, что пропал без вести – не значит, что погиб. Галина, как и свекровь, надеялась на лучшее. И свою дочь Галина назвала Надеждой. Добился снятия брони и отправки на фронт зять Таисии Васильевны, Константин. Остались женщины без мужской поддержки. В морозы и метель ходила Варвара по селам и деревням за заказами на шитье. Нужно было продержаться до  весны, когда корова будет давать больше молока, до лета, когда появится щавель и дикий чеснок, до нового урожая картофеля и овощей.
 С наступлением весны прибавились заботы. Нужно было вскопать и посадить огород: картофель, столовую и сахарную свеклу, морковь. Копать весь огород вручную – сорок соток - пришлось женщинам, так как пахать было не на чем. Малышей  грудничков заворачивали в теплые одеяла и клали на тележку, в которой привозили лопаты и грабли. Женщины копали, а мальчишки разбивали граблями комья земли. Во время посадки картофеля мальчики клали в лунки верхушки. Еще зимой, когда чистили картофель для еды, отрезали верхушку только с крупных экземпляров, поэтому урожай снимали отменный. На подоконнике верхушки подсушивали и относили в погреб. Мелкий картофель шел на корм скоту. Кроме коровы, в хозяйстве еще был поросенок. Таисии Васильевне принесли его еще весной в уплату за пошив пальто. Женщина ухаживала за ним, как за малым ребенком. Часто брала его на руки, гладила, называла ласковыми словами. Поросенок к этому так привык, что отказывался от корма, если Таисия Васильевна не подергивала слегка его передние ноги и не гладила морду. Поднимать на руки выросшего борова и нянчить его на руках, как она это делала  раньше,  уже было не под силу.
- Мальчики, - предупреждала Варвара детей, - нужно класть верхушки в лунку срезом вниз. Понятно?
-А почему нельзя просто бросать? Все равно вы их закапываете, - возражал Сергей.
- Если верхушка упадет вверх срезом, то картофель взойдет позже, и урожая будет меньше.
- А почему? – не отставал мальчик.
-Потому что росткам надо потом поворачиваться под тяжестью земли. А они будут вначале слабенькими, и это заберет у них много сил, - терпеливо объясняла мать.
- Каких сил?! – удивлялся мальчик. – У этой верхушки и силы есть? А кто из нас сильнее: я или картошка?
- Силы есть у всех растений…
- У всех? – перебивал мать Павел. – А почему они с нами не борются, когда мы их чистим и едим?
У матери иссякали доводы. На все «почему» не всегда найдешь быстро ответ. Да и работа стояла.
- Вот будем отдыхать, тогда я все вам объясню, - отговаривалась Варвара. От работы ныла спина, поясница, разламывало все тело.
  Весной Варвару приняли на работу на завод, так как все мужчины, годные к строевой службе,  оказались на фронте.  Её определили в аппаратчицы. Работа не трудная, но ответственная. Новый главный технолог – из обрусевших немцев – придирчиво наблюдал за новой работницей. Вскоре, убедившись, что работа выполняется тщательно, что  помощь в работе  женщине не нужна, стал реже появляться в аппаратной. Мальчишки теперь могли свободно гулять по улице босиком, лазить по развалинам церкви, которые находились напротив дома. Но подходило время прополки огорода, и мальчикам приходилось по несколько часов там работать. Варвара вставала в четыре часа утра, доила корову, выгоняла её в стадо и шла на прополку картофеля и овощей. Помогали ей Галина, жена Виктора и сестра Катерина. Сергей и Павел, четверо двоюродных братьев тоже помогали во время прополки, груднички  оставались под присмотром бабушки. А бабушка должна была топить печь и готовить еду на всех. К восьми часам Варвара уходила на завод. Таисия Васильевна оставалась с маленькой внучкой. Через каждые три часа она приносила девочку к проходной завода, где Варвара кормила дочку грудью.
 Работа на заводе была сезонной. Обычно в июне заканчивался запас сырья, и завод не нуждался во всех рабочих. Оставляли только тех, кто был занят плановым ремонтом. Остальных увольняли. И опять Варвара чуть было не осталась без работы. Директор завода предложил ей поработать в заводском саду. Она с радостью согласилась. Бывшее барское поместье, а ныне заводское подсобное хозяйство, протянулось на километр в длину и на два в ширину. Оно было со всех сторон обсажено деревьями и кустарником, создававшими микроклимат для плодово-ягодных растений. В саду были делянки с малиной, смородиной, клубникой, яблонями, грушами. Рабочих после смены строго проверяли, чтобы никто не мог унести ягоды домой. Но садовод, зная о бедственном положении женщины, прятал сам для неё небольшие кульки  ягод за канавой, окружающей сад.
- Ты не иди со всеми, а отстань. Посмотришь около того большого клена, в траве. Смотри, чтобы никто не узнал, - делая вид, что он проверяет количество ягод в ведре у Варвары, громким шепотом проговорил он как-то. – Отнесешь детям.
Собранную ягоду отправляли в госпитали. Часть ягод попадала и на стол начальникам. Только к концу войны разрешили выкупать работникам часть ягод и яблок. Варя, боясь, что дети проболтаются, варила из ягод компоты, разминая сами ягоды.
- Мама, почему сегодня морс такой вкусный? – полюбопытствовал однажды Павел. – Не такой, как всегда?
-Это ты сильно проголодался, вот тебе и показалось, - схитрила Варвара.
С фронта изредка приходили письма от зятя. Читали их всей семьей и радовались, что Константин жив. Но горе не заставило себя долго ждать. Принесли и в их семью казенный четырехугольный конверт. «Ваш муж пал смертью храбрых…», - читала прыгающими губами Екатерина. Четверо детей остались без отца! Нет больше мужа, добытчика и кормилица! Нет больше в семье ни одного мужчины! Только старый Абакумыч. От известия, что и Константин погиб на фронте, и он обронил скупую мужскую слезу. Не совсем понимая, почему все женщины в семье плачут, разревелись и мальчишки. К ним вскоре присоединился и плач грудничков. Этот скорбный и громкий плачущий разноголосый хор заставил взрослых зажать свое горе и начать успокаивать малышей. Надо было жить дальше, заботиться о детях и о пропитании для всех. А через месяц получили новое письмо…от Константина. Оказалось, что он был тяжело ранен, но уже выздоравливает и, вероятно, вскоре долечиваться его отпустят домой. Катерина от такого радостного известия была готова тут же ехать к нему в госпиталь.  Родные едва смогли отговорить её:
- Ну, куда ты поедешь? А если разминетесь? Вдруг он уже едет сюда? – уговаривала её мать.
-А что будет с малышом? Кто и как будет его кормить? – вторила Варвара.
-Ты же знаешь, у нас грудного молока и своим не хватает, - присоединилась Галина.
Скрепя сердце, Катерине пришлось отказаться от своего плана.  И горько потом пожалела, так как из госпиталя Константин отправился вновь на фронт.
-Ну, кто же мог это предвидеть? – виновато оправдывались женщины в ответ на горькие и  справедливые упреки Екатерины. 
Таисия Васильевна от неизвестности, где же находится ее сын, часто приходила в отчаяние. Никаких известий не получали больше из той части, где воевал раньше Виктор. Никто не отвечал на запросы, которые время от времени посылала мать. Неизвестность давила все тяжелее. Особенно горько было по ночам, когда никто и ничто не отвлекало, не требовало к себе внимания. Тоска наваливалась с новой силой.