Глава 7 - Спаси и сохрани...

- Стас!!! Стасян, проснись! Что случилось?!
- Я… Мы… Мы где?
- У судмеда. Ты кричал…
- Не знаю…Я…Вы меня успели подобрать? Или… Сон такой реальный был.
- Да, братан, не позавидуешь тебе. Слушай, может выпить тебе, забыться? Тяжело, мне ли не знать…
- Я помню, Ашот… Сны достали уже эти. Про Аню, кровь и все такое.
- Сны? Этот не первый?
- Нет. Первый, который отличался от прежних, и который я так и не понял, был про синагогу и раввина с шахматами, а второй уже после…этого… Там лето было, горсад и Аня.
- А сейчас?
- Гробы. Опять кровь и… - Я не смог продолжать рассказ, будто пробка встала поперек горла – Где Кристина?
- Пошла к прощальному залу, зонт у меня одолжила.
- Ты ждать будешь?
- Нет, я его, можно сказать подарил. – Ашот слегка улыбнулся, искренне, по-доброму – У меня папа бизнесом занимается, так что с зонтами дефицита нет. Хотя знаешь – я подождать могу.
- Не стоит. Мы ведь на кладбище поедем.
- Довезу, если надо.
- Спасибо, дружище, но ты итак уже много для меня сделал, и за мной должок.
- Да брось ты! Как себя чувствуешь? У тебя испарина на лбу.
- Честно? Хреново. И ведь ничего не болит, но ощущение такое, будто внутри что-то лопнуло.
- Понимаю.
- Пока!
- Увидимся, удачи!
Мы пожали друг другу руки, и Ашот уехал, разбрызгивая новоиспеченную дорогу в разные стороны. Дождь вместе со снегом снова отбивал ритм. Другой ритм, будто сама природа скорбела о ней… Ржавая крыша морга, снежный дождь и будто гладь земли на небесах…Нет, я не сплю, не пью, не вру, не слеп и не сошел с ума. Я просто смотрю. На деревья, склонившиеся к площадке перед выходом то ли от старости, толи плохо посаженные. Небо…Цвет его больше походил на грунт, глубокой зимой спящий под тяжестью снега. И стены морга, когда-то желтые, сейчас окрасились в серо-коричневый цвет. Ржавчина на старой крыше окрасила воду, стекающую по ним…Жуткое зрелище.
Мне страшно идти туда, но и Кристину оставлять одну не правильно. Я отправился к входу в прощальный зал. Кристина была там и тщетно пыталась дозвониться, как я понял, родителям. Народу было немного – пара студентов с ее факультета, мы и три преподавателя нашей кафедры гуманитарных дисциплин… Негусто. Надо подойти поздороваться с ними… Хотя нет, кивка с движением губами будет вполне достаточно. Я подошел к Кристине.
- Не дозвонилась?
- Стас, ее скоро внесут… Их нет. Я боюсь – вдруг что-то случилось!
- Успокойся. Обычно я чувствую, если что-то… - Я осекся. Не всегда, мягко говоря… В прошлую пятницу и субботу все было хорошо и мыслей о чем-то плохом не было. Даже Артем говорил, что в субботу Аня была…Стоп! Надо будет к нему наведаться…
Из-за поворота показалась старая Хонда Аккорд с украинскими номерами. Приехали, хвала небесам… Кристина тотчас побежала к машине, я пошел за ней. Медленно. Я не знаком с их родителями.
- Мама, папа!!! Привет! Я не могла до вас дозвониться…Мне больно! Аня…Она…
- Нам звонил следователь – Заговорил отец – сказал все… Я не поверил сначала… - На глазах у него навернулись слезы, а жена и не переставала плакать. – Никто не может понять, что случилась. Мать твоя вообще не находит сил что-то сказать.
- Что у вас с телефонами?
- Сначала про машину скажу. У нас накрылся аккумулятор, мы голосовали, но никто не остановился. Так на обочине прождали больше двух часов, пока человек хороший не попался. Это, кстати, не очень далеко отсюда было, километрах в тридцати от развязки на Майском проспекте. А насчет телефонов – у нас зарядка от прикуривателя, а он не работает. Плюс тут Мегафон не везде берет. Кстати, следователь говорил, чтобы мы приехали вчера на какое-то дополнительное опознание, но с машиной проблема возникла, потому и приехали сегодня.
- Ты говорил, мы же разговаривали в воскресение по этому поводу. Спасибо, что часто звонил.
- Папа, познакомься, это Стас, Анин молодой человек.... Я о нем говорила.
Я протянул руку, но он даже не поднял свою. Понимаю его – проще и логичнее всего винить во всем меня.
- Стас, значит… Сука ты, Стасик. Сейчас людей много, а я хочу с тобой наедине поговорить, урод. Ты мне ответишь, падла, за все ответишь…
- Пап, не надо, он мне помогал, Аню больше жизни любил, он не виноват!
- Я разберусь, кто виноват, а кто нет. Мразь, виновная в ее смерти, сдохнет! Обещаю. Пойдем к залу.
Семья направилась к дочери. В последний раз поговорить… Вряд ли увидеть. Кристина рассказывала, что из-за проблем с их машиной на опознание ходила она… Анну хоронить будут в закрытом гробу.
Я молчал все время, когда их отец говорил… Родители потеряли частичку себя. Глупо, нелепо и гадко… Его можно и нужно понять, им сейчас намного больнее, чем мне. Прав их отец в одном – эта мразь за все ответит… А в том, что это не случайность, я не сомневаюсь.
Надо идти в зал. Начинается… Зеленое место, выложенное мрамором и насквозь пропахшее формалином и трупами…Жестоко. Страшно. Гроб уже стоял на одре слегка прикрытый немногочисленными цветами…Цветы…Я забыл про них. Все вошли в зал…Некоторые прикрывали лицо платком. Кто от слез, а кто от непривычной и давящей атмосферы.
Аню похоронят в Лебедево – «бесплатников» туда отвозят… На улице послышался звук подъехавшего автобуса. Пора… Четыре довольно крепких мужика взяли гроб и вынесли на улицу. «Ящик», как и бывает в большинстве подобных случаев, был обит чем-то, отдаленно напоминающим шелк… Капли дождя и немногочисленные хлопья снега попадали на голубую ткань и пропадали, делая ее темно-синей… Он всегда со мной – я это уже понял. Мне не отделаться от снежного сока…Никогда. Вода всегда останется водою, но люди остаются ли людьми? Анин вопрос, на который теперь можно дать однозначный ответ – нет. Люди становятся пылью, сначала сгнив на двухметровой глубине. Лед, сок, пар… Пыль…Не остаются.
Гроб занесли в автобус, а слева от него доносился голос Кристины:
- Пап, пусть Стас с нами поедет! Я еще раз говорю – виноват кто угодно, но только не он.
- Ладно, хорошо! Если он такой, как ты изволила выразиться, хороший, то почему он ее не уберег!!?? Почему она умерла, а его не было рядом, чтобы остановить!?
- А нас?
- Пусть едет…
Кристина повернулась ко мне и молча кивнула в сторону заднего сидения машины. Она поняла, что я все слышал. Я сел. Впервые за сегодня заговорила мать Кристины:
- Станислав, простите Игоря, пожалуйста. Вы ее очень любили и я знаю, что Вам также тяжело, как и нашей семье, но поймите моего мужа…
- Я понимаю. Если вам нужна какая-то помощь от меня – обещаю, что сделаю все, что в моих силах. Слово даю.
- Не бросайте Кристину
- Мам!!
- Крис, не перебивай! Стас, Вы знаете, как ей тяжело. Ей сейчас нужна поддержка и помощь, а мы с Игорем уезжаем обратно через три дня – взяли отгулы. А потом? Дочь не хочет отсюда уезжать! Ей нужен человек рядом.
- Будет.
- Спасибо.
Игорь в ответ только фыркнул…Надо бы поговорить с ним, поделиться соображениями. Интересно, Кристина говорила об изменении в Анином поведении за последние два месяца, про лампу и крики? Они точно знают про записку, но сомневаюсь, что Ткаченко рассказал им всю правду. Он ведь не дурак и не будет окончательно добивать здоровье ее родителей.
Процессия проезжала Горбатый мост… Неподалеку отсюда, около больницы, находится медицинский колледж, где когда-то училась Женя…Навеяло…Город здесь типичен – развязка, девятиэтажки, построенные в восьмидесятые-девяностые годы, индустриальные останки советской империи, рельсы и старые машины, стоящие по обочинам… Женя, да и Аня тоже любили это место. Одна говорила, что искреннее, другая – что атмосферное. И обе правы… Жизнь циклична…И цинична.
Поворот на Лебедево смотрелся дико…Казалось, будто полумертвые деревья тянутся к автобусу, хотят забрать покойницу к себе. Гете писал в свое время о лесном царе, когда отец вез больного сына к лекарю, а дитя слышало голос леса. «Отец доскакал… в повозке мертвый младенец лежал».  Как-то так там было… И сейчас чувствовалось, что лесной царь смотрит на нас, прикидываясь этими ивами и хочет пополнить свою коллекцию человеческих душ… Лебедево… Шкатулка лесного царя, его клад под нашими слезами.
Глубокая яма смотрела на нас и будто улыбалась… Сходишь с ума, видишь то, чего живым видеть не положено – руки-ветви, улыбку земли, раз за разом поглощающую консервы… Ужас. Меня занесло, ведь не может быть таких мыслей у нормального человека. Да кто вообще говорит о нормальных людях, когда частичка тебя отправляется кормить червей. Злая мысль, гадкая и пошлая… Но другой просто нет.
Гроб поставили на две старые табуретки, люди выходили из машин и плакали…Плакали, никого и ничего не стесняясь. Не было слез отчаяния, обмана, несправедливости судьбы и нечестности жизни. Боль… Только слезы боли. Мои слезы, Кристины, родителей… Всех, кто знал и любил ее. Жестоко, Азраил, жестоко… Я оперся плечом на дерево и зарыдал. Так, как не плакал, пожалуй, никогда, даже в детском садике… Там была другая боль… От недостатка внимания, шишек и царапин. Не такая. Добрая боль…
Люди собрались вокруг Ани… Священника не было – ее родители никогда не верили в высшие силы. Да и не нужен он сейчас – ведь самоубийц не отпевают. Пришедшие образовали полукруг у ее ног, и Игорь заговорил: «Никто не знал, что так вообще может быть» - отец всплакнул по дочери: «И никто из нас не верит, что это случилось…Анна никогда не была простым человеком. Еще в детстве, когда я только учил ее читать, она спросила меня о Боге. Спросила, стоит ли его любить, когда он затопил землю, убивал людей за то, что они умели думать… Возможно, что моя дочка сейчас спрашивает у него, почему он забрал ее. Но она всегда любила жить! Она хотела быть самостоятельной и не зависеть ни от кого… Сама поступила в институт, хотела самостоятельно зарабатывать на жизнь. Но лишила себя ее. Я не верю, что это просто так, понимаете, не верю. Аня…» - отец окончательно перешел на плач: «Зачем ты так? Я не верю! Ты не могла! Простите…». Больше никто не смог произнести ни слова, только мать Ани тихо перекрестилась. Кристина обняла отца.
Дождь немного стих, уступив место снегу, который медленно ложился на края ямы и пытался украсить собой последнее пристанище Анны. Она не хотела умирать так… Когда-то мы говорили о смерти. Аня сказала, что дойти до этого хочет только тогда, когда реализует все свои цели. Целей осталось немало, но выполнить их уже не выйдет.
Каждый поцеловал крышку, оставив на ней частичку своих слез…
Тонкий пушок снега, будто простыня, укрыл крышку. Мы стояли, молча и не двигаясь. Гроб тихо опускался на дно…Она уходила. Ушла, как англичанка – не прощаясь. Ушла, оставив в сердце пустоту… Люди подходили по-очереди, бросая горсть земли в яму, прощаясь…Я подошел последним и вместе с горстью холодного песка бросил ее подарок – кольцо с надписью «спаси и сохрани». Не спасло… Не сохранило…Ни тебя, ни меня. Прощай, любимая…