Судьба её дочери IV

               

                Глава четвёртая
               
                1

      - Матка Бозка, - повторил теперь вслух Алесь Адамович, изумленно склонившись над ребенком:
     - Деточка, моя! Как ты здесь оказалась? Где же твоя мама? – он посмотрел по сторонам, - Иди ко мне на руки, моя девочка. Поищем твою маму.
   Она прильнула к нему, тельце её вздрагивало. Прерывисто и часто дыша, она, беззвучно всхлипывая, продолжала лепетать: «Мама…мама». Он прижал её к себе, достал флягу с остатком воды и дал ей глотнуть. Стуча зубками об горловину фляги, она сделала несколько жадных глотков и, чуть было, не захлебнувшись, громко расплакалась.
       - Тихо, тихо, моя хорошая, успокойся. Найдем твою маму.
  Своей  широкой  шершавой ладонью он начал гладить её черные курчавые волосы, одновременно вытряхивая из них комья земли. Перестав плакать, она продолжала всхлипывать. Прижавшись головкой к его груди, закрыв глазки, она постепенно  успокоилась и затихла. Услышав её ровное дыхание, Алесь понял, что она заснула.
    Боясь потревожить её сон, он начал медленно обходить это место, внимательно озираясь по сторонам. Когда в поле  зрения попала свежая глубокая воронка, разорвавшейся бомбы, его осенила тяжелая догадка. Он надеялся  и одновременно боялся
увидеть женщину без сознания, раненную или контуженную, в худшем случае её труп  или части тела. Внимательно осмотрев со всех сторон воронку, земляные завалы вокруг неё и заглянув во внутрь, он не увидел ни того ни другого. Тогда он начал кругами обходить вокруг воронки, с каждым кругом отдаляясь от неё, рассматривая окрестности.
  Кроме многочисленных отпечатков  обуви между картофельными грядками и примятыми кустами, он ничего так и не увидел. Держа на руках уснувшую девочку, он начал теряться в догадках: «Как в поле  оказалась одна девочка? Неужели мать после бомбежки могла её оставить здесь одну, а сама уехать?» Этого он себе представить не мог  и не хотел в это верить.
  Близился вечер, он был встревожен и взволнован и, вдруг в его воспаленном мозгу
мелькнула мысль, заставившая его содрогнуться: «Что сталось бы с ней, если бы он
её не увидел и прошел мимо?». Он посмотрел на спящего ребенка, и ему стало страшно. Будучи с детства верующим человеком, он подумал: «Это судьба и  само провидение  даруют ему волю Всевышнего -  спасти это безвинное крошечное дитя», и сердцу его стало тепло и легко.
   Крепко прижав спящего ребенка к своей груди, он направился в сторону проселочной дороги,ведущей в его родное село.
   Несколько, в стороне от картофельного поля по шоссе продолжали вереницей двигаться на восток машины, подводы и беженцы: женщины, старики, дети…
   А на западе, где готовилось к закату, уставшее за день солнце, полыхали в небе зарницы пожарищ и слышен был глухой гул канонады…
   Адамович слышал этот зловещий, непрекращающийся ни на минуту, пугающий отзвук войны. Его пугала немецкая оккупация. О бесчинствах фашистов в оккупированной Польше он знал не понаслышке. Его тревожила судьба семьи, особенно, сыновей. «Меня, наверное, призовут в армию,- подумал он, - и отправят на фронт. Какая участь ждет тогда его Ганку, если она  останется  одна с четырьмя детьми, а тут ещё», - и он с нежностью посмотрел на девочку, спящую, у него на руках…

                2

   Ганка…Она родилась и выросла в соседнем хуторе в семье Петрашевичей, таких же батраков, как и семья Адамовичей. Родители и трое её братьев в ней души не чаяли, она -  младшенькая и на много моложе братьев – погодок. Вместе с тем, она не была избалованной и неженкой, слыла озорной девочкой и при случае могла за себя постоять перед любым мальчиком.  С раннего детства была приучена к женской работе по дому и крестьянскому труду в поле.
   Её братья были прекрасными наездниками и научили лихо скакать на лошади свою младшую разбитную сестрёнку.
    Пахотные угодья хозяев, белорусско-польских помещиков средней руки, на которых батрачили семьи Адамовичей и Петрашевичей, граничили. Их разделял узкий тракт проселочной дороги, соединяющий близлежащие хутора. Когда начиналась страда уборки урожая ржи или пшеницы, батраки обычно на жатву выезжали семьями, от мала до
велика: мужчины косили, женщины и дети собирали скошенные злаки, вязали снопы и 
складывали их в крестообразные копны для дозревания зерна.
   Во время таких полевых работ, когда–то ещё детьми, Алесь впервые увидел Ганку.
   Он был на несколько лет старше и на девочку, угловатого подростка, почти не обратил внимания.
   Прошло несколько лет и Ганка, как рожь, достигшая молочно-восковой спелости, стала оформляться, приобретая черты девичьей привлекательности и женского
шарма.  Алесь  робко, все чаще и чаще, бросал на неё короткие смущенные взгляды, не решаясь заговорить с ней.
   Но однажды случилось непредвиденное. Во время сенокоса мимо участка, на котором Адамовичи косили траву, пронеслась вскачь лошадь, седоком которой была Ганка, пытающаяся её остановить, но та не подчинялась. Петр Адамович, отец Алеся, с тревогой сказал:
  - Понесла лошадь, испугалась наверно. Как бы ни разбилась девчонка?..
Он не успел договорить, как Алесь вскочил на, пасущегося рядом, молодого гнедого коня
и, пришпорив его босыми пятками, с места пустился галопом вдогонку, выкрикивая:
  - Анна, откинься назад и поворачивай коня влево,на круг, только не резко.
   И как только конь Анны свернул влево, Алесь направил своего коня ему наперерез.
Догнав его, он какое-то время скакал рядом, затем, ухватив его за узды, остановил…
   Соскочив на землю, он подошел к Анне и протянул руки. Она соскользнула с лошади прямо в объятья смущенного Алеся и, прерывисто дыша, прижалась головой к его груди.
У неё тоже, уже не первый год, при встрече с ним  начинало учащенно биться сердце.
  С этого все началось и через два года закончилось свадьбой.
  Обе семьи сообща срубили молодым избу, в которой за десять лет у них родилось
четверо сыновей, один краше другого: светловолосые, белокожие и сероглазые, лицом в мать, а статью в отца. А вот дочери бог не дал…

                3

   Ещё немного и солнечный диск спрячется за горизонтом.
   Поглощенный думами, Алесь не заметил, как подошел уже к опушке соснового леса.
К нему примыкает, как будто, заблудившаяся в нем, небольшая березовая рощица. Осталось её обогнуть, повернуть направо и покажется необъятная крона дуба-великана, достопримечательности села Мылево.
   Когда Алесь подходил к калитке своего двора, уже сгущались вечерние сумерки.
   Навстречу ему выбежала Анна и со слезами на глазах повисла у него на шее.
   Он должен был вернуться из Бреста еще вчера, 22 числа. Всю ночь она, не смыкая глаз, слушала, не заскрипит ли калитка. Но когда сегодня в полдень, прискакавший на лошади председатель сельсовета, на сходке села объявил о начале войны с Германией, сообщив, что ещё вчера утром немцы бомбили Брест и Минск, Анна совсем потеряла голову.
   Волнение и тревога не покидали её ни на минуту. И, несмотря на плохие предчувствия, она все-таки надеялась и до самого вечера выбегала  за околицу села и смотрела на дорогу…
   Прильнув к мужу, она рыдала и не могла успокоиться, даже не обратив  внимания в сумерках, что прижимает к себе Алесь. И только когда, проснувшийся ребенок, заплакал и позвал маму, она отпрянула от мужа, удивленно раскрыв глаза:
  - Алесь, чей это ребенок? Где ты его взял?
  - Возьми, Анна, девочку, у меня руки затекли. Пойдем в дом, я тебе все расскажу.
Девочка прильнула к Анне и обхватила её шею ручками:
  - Мама, мама, - радостно шептала она.
   Анна почувствовала, как все её существо пронизала теплая волна. Она крепко прижала к себе, вздрагивающее тельце девочки и пошла в дом. Идущий следом Алесь, сказал:
      - Её надо, прежде всего, искупать и накормить.
   Сыновья, увидев отца, кинулись к нему. Младшенький трехлетний Петруша, увидев на руках матери, девочку спросил:
      - Папка, ты насол нам сестричку, её аист нам в капусту прынос.
      - Да, сынок! Только не в капусту, а на картофельное поле.
   И он шепотом рассказал обо всем, как было, Анне. На печке уже грелся чугунный котёл с водой, на полу стояло деревянное корыто для купания.
   Петруша не унимался:
      - А как нашу сестричку зовут? - Анна раздела девочку и, увидев любопытные взгляды
мальчишек, скомандовала:
      - Ну-ка, марш в другую комнату. Нечего вам тут делать.
    Посадив её в корыто с теплой водой, проговорила:
      - Сейчас мы искупаем нашу девочку, станет чистенькой и, глядя ей в глаза, спросила:
      - А как зовут нашу девочку? Ну, скажи нам...
      - Ли-и-та, напрягшись, выговорила она.
      - Умница! Слышишь Алесь, никак её Лидой зовут.
      - А как зовут твою маму, помнишь?
      - Ё-о-на,- выговорила она и улыбнулась.
      - Я же говорила , умничка. Закрой глазки, доченька, помоем твою кудрявую головку.    
        Вот так, молодец. И плечики, и спиночку, и грудочку. А теперь, давай ручки и
        ножки...  Смотри Алесь, у неё на левой ножке маленького пальчика почти нет, один ноготок торчит, а на правой – нормальный. Обливай её из ковшика тепловой
        водичкой, а я пойду за большим полотенцем.
    Закутав её в ванное вафельное полотенце, и, вытирая её, Анна приговаривала:
      - Какие у нашей девочки карие глазки. А какие на голове красивые кудряшки. У нас
        таких ещё не было.
     Когда ребенка накормили и уложили спать, Алесь, обняв Анну, сказал:
     - Я думаю, что это Господь послал нам это искушение.
     - Какое искушение? Я уже прикипела к этому ребенку... Мы так хотели дочку и вот
       Господь нам её дал. Там, где четверо, пятый не будет помехой.
    Растроганный Алесь ещё сильнее прижал к себе Анну и крепко поцеловал.
    Она снова начала плакать:
   -  Что теперь будет, Алесь? Война с немцами. Вчера председатель сельсовета Степан
        Егорыч говорил, что всех мужчин до сорока пяти  мобилизуют и отправляют на фронт. Наши мужики уже все  уехали в сельсовет, в Дубраву. Тебе тоже надо ехать туда. Как же мы  без тебя жить будем? А, вдруг, тебя покалечат или, не дай бог, убьют,- и она залилась горькими слезами.
    Он пытался её успокоить:
    - Ну, до большой войны, может дело и не дойдет. Не сегодня завтра, наши остановят
немцев и выгонят за границу и тогда всех мобилизованных отпустят по домам.
Советский Союз – это тебе не Польша. Так, что раньше времени не надо слезы  лить и паниковать,- и тут он вспомнил вереницу беженцев на Брестском шоссе, пулеметный обстрел колонны, бомбардировку, свою контузию и у него под сердцемпробежал холодок.
    - Дай-то Бог, дай-то Бог, вытирая слезы, промолвила Анна и перекрестилась.
    -  Ну, а если немцев не остановят и они войдут сюда? Помнишь, Алесь, кум рассказывал? К нему приезжали родственники, которым удалось бежать из Польши. Они рассказывали, что там немцы вытворяют, как издеваются над людьми, говорят, расстреливают не только евреев и коммунистов, но и тех, кто их прячет... и, вдруг, её как будто осенило:- А девочка наша, случай, не евреечка, уж больно похожа: кареглаза, чернява, да кучерява и носик остренький. Святая богородица, сохрани и спаси, - и она снова перекрестившись, продолжила: - И документов  у нас на неё никаких нет. А не ровен час кто-нибудь донесет...
Алесь на минуту задумался, мысленно размышляя, потом резко вскочил:
    -Знаешь, Ганка, я сейчас мигом проскочу в Дубраву, в сельсовет. Поговорю с Евдокией
     Семеновной, она же твоя двоюродная сестра, глядишь, она что-нибудь посоветует.
     Время такое, что раздумывать некогда. Да, заодно узнаю, где собираются
     мобилизованные, а ты мне собери самое нужное в дороге, вернусь и сразу же
     отправлюсь туда.
   Алесь вывел из загона, закрепленного за ним колхозного коня, и через мгновенье в, наступившей темноте, гулко застучали его копыта…
   В Дубраве Алеся ожидали тревожные вести: Части Красной Армии отступили из Бреста, сражается только гарнизон Брестской крепости, Брест оккупирован, немецкие моторизованные отряды подходят к городу Береза и стремительно продвигаются в направлении Минска, все мобилизованные мужчины из окрестных хуторов и сел влились в воинские подразделения отступающих советских войск, вблизи городка Пружаны.
    Председатель сельсовета получил приказ немедленно эвакуировать или спрятать в надежном месте самую важную документацию, прежде всего книги учета граждан, населяющих территорию Совета, бланки документов строгой отчетности  и архив Совета.
    Алесю Адамовичу пришлось давать письменное объяснение председателю сельсовета, как представителю мобилизационного комитета о причине не явки на мобилизационный пункт.
    Алесь рассказал Евдокии Семеновне о найденной им девочке, примерно двух лет от роду, и о том, что они с Анной решили оставить её в своей семье и просил её помочь с документом, удостоверяющем личность ребенка. Евдокия Семеновна пошла поговорить с председателем.
                * * *

   Перед возвращением Алеся домой, председатель сельсовета поговорил с ним с глазу на глаз, намекнув, что воевать с фашистами можно не только на фронте, но и в тылу, где тоже нужны смелые и отважные люди. Посоветовал возвращаться в своё село, по-возможности не высовываться, при появлении в селе немецких солдат, обязательно прятаться, а ещё лучше вместе с конём притаиться на дальней лесной охотничьей заимке. Предупредить семью и родственников, что, если оккупационные власти будут интересоваться, где находится сейчас Алесь Петрович Адамович, отвечать: на фронте.
    Прощаясь, он передал ему запечатанный конверт. Когда Алесь прискакал домой, и они с Анной раскрыли конверт, то обнаружили в нем новое свидетельство о рождении
 Адамович Лидии  Алексеевны, рождения 13 ноября 1939 года.
 Место рождения: село Мылево, Брестского района Брестской области.
 Родители:отец- Адамович Алексей Петрович
          мать -Адамович Анна Герасимовна

                (Продолжение следует)

          Фото из Интернета


 
 
 
      
      



      
+












.







+