Несчастный случай

               

     Фёдор Тимофеевич задумчиво тянул коньяк из высокого бокала и курил сигарету. Он рассеянно смотрел в окно, затем снова опускал глаза в бокал с янтарным напитком
     - Слышь, Тимофееич, ты вчера смотрел хоккей?, - спросил Николай Иванович, - начальник отдела, с которым после работы зашли в ресторан  - Нет, не смотрел, занят был - А зря, матч интересный был. Конюшня  выиграла.  - Молодцы,  - сказал Фёдор Тимофеевич. Николай Иванович говорил ещё что-то, Фёдор Тимофеевич либо кивал головой, либо неопределённо тянул:  - да-аа,  нееет…-  Ну, что, пойдём домой, Тимофеевич?, - спросил Николай Иванович.

   - Я, пожалуй,  ещё посижу,- ответил Фёдор Тимофеевич - Ну, тогда я пошёл. Они пожали друг другу руки, и Фёдор Тимофеевич остался один на один с собой.

   В ресторане начиналась ночная жизнь: стали появляться красивые женщины благоухающие волшебными ароматами, влюблённые пары. Некоторые женщины подходили к его столику, спрашивали, свободно ли? Фёдор Тимофеевич отрицательно мотал головой. Оставаясь один,  он снова погружался в себя и начинал  блуждать  в потёмках своего «я» ,  которое ушло глубоко в подсознательное и отдавалось трагическим эхом  тут, в сознании.

   Домой он пришёл поздно и сильно пьяный. Катюша сонно спросила: - Всё в порядке? -  да, да, пробормотал, - Фёдор Тимофеевич и лёг спать в большой комнате на диване.   
    

    Он перестал понимать себя с весны прошлого года. Просто однажды утром, когда Фёдор Тимофеевич проснулся, он вдруг осознал, что никак не хотел просыпаться. Совсем. Никогда. Фёдору Тимофеевичу было сорок семь лет. После окончания института он начинал рядовым инженером, теперь уже он старший группы. У него была славная жена Катя, которую он до сих пор зовёт – Катюша. И она родила ему двух дочерей, которых он как будто любит. Оленька и Юленька, обе похожи на Катюшу… Уже взрослые девушки.
    

    Фёдор Тимофеевич осторожно, чтобы не разбудить  Катюшу, перелез через неё и пошёл  в ванную комнату, прежде зайдя в туалет. В "моечном отделении", как называли эту комнату девчонки,  висело треугольное зеркало. Фёдор Тимофеевич пристально вглядывался в него,  но зеркало отражало обычное выражение лица Фёдора Тимофеевича. Он брился с закрытыми глазами и спрашивал себя, что случилось, что изменилось. Но душа и сердце молчали. Так и не получив ответа, он пошёл на работу. Сев за рабочий стол, Фёдор Тимофеевич с отвращением поглядел на бумаги, с которыми нужно было производить какие-то действия, потом идти с ними к начальнику, затем -  к Зиночке - регистрировать, потом – в канцелярию.  От всего этого его замутило. Захотелось выйти на улицу и больше сюда не возвращаться. 
      

    Теперь он всё делал автоматически, даже супружеские обязанности: только когда чувствовал приближение Катюшиной разрядки, сжимал её крепче,  говорил: - спасибо, дорогая, - прикасался равнодушными губами к плечу жены и отворачивался к стене, мечтая заснуть. Но бессонница брала его в плен до самого утра. Она иссушала душу, от чего струны его души, мелодичные и звонкие раньше,  рвались, как тонкие гнилые нитки,  сердце постепенно превращала в бесплодную пустыню. Он поднимался, шел в ванную комнату, снова заглядывал в зеркало, пристально вглядывался в себя, пока глаза не заливала слеза…Судьба не отвечала  на его единственный вопрос: «почему?», и постоянно пряталась  в зазеркалье.  Фёдор Тимофеевич ощущал себя соседом бытия, ему казалось, что его  время  остановилось,  и он по инерции скользит в чужом  и чуждом ему времени.
Фёдор Тимофеевич мучительно думал, что делать, понимая, что почему-то его жизнь закончилась. Он решил сходить в церковь.

    - А что там делать? Я же не верующий. Исповедаться? Но в чём?. -   Говорят, что в таких случаях помогает молитва. Может, и правда?  И он пошёл в церковь.
Фёдор Тимофеевич очень удивился, когда увидел множество автомашин, припаркованные впритык к ограде церкви.
      

    Долгогривый поп что-то говорил речитативом, а публика усиленно крестились. Он пробыл там всю службу, ничего не понял, вышел из церкви вместе с толпой. Молодые  громко смеялись, обсуждали проблемы бизнеса, секса и прочие житейские проблемы,  при этом не стесняясь в выражениях. В церковь он  больше  не ходил.


    А ночь придумывала все более изощренные пытки.  Она насылала жестокую бессонницу, которая высасывала жизненные соки, каждую ночь Фёдор Тимофеевич превращался в маленького беззащитного ребёнка.  Выйдя на балкон, он смотрел на звёздное небо, на звездопад. Часто встречал рассвет на балконе, наблюдая за солнцем, которое, как большой красный мяч выпрыгивало из-за высоток. - Зачем всё это? Для кого?  Ночь-день, ночь-день, день-ночь. Ткань времени рвалась, не давая возможности уверенно встать на твёрдую почву надежды.
Однажды Фёдор Тимофеевич прочитал в газете об открывшейся психологической службе. Записался на приём.
    

    Он тоскливо смотрел на психолога, девчонку лет двадцати трёх.  Она дала заполнить какие-то анкеты, задавала дурацкие вопросы, ставила на бумажке крестики и прочерки,  и  щебетала, как утренняя пташка. Исписав вместе с ним уйму бумаги, она велела Фёдору Тимофеевичу  явиться на приём  через неделю. Фёдор Тимофеевич не пошёл на вторичный приём.
    

    Через три месяца невероятных пыток, Фёдор Тимофеевич решился пойти к психиатру. На приёме у психиатра он пробыл минут сорок. Врач начал спрашивать, какие родовые травмы были у него, какими болезнями болел, какие прививки делал, злоупотребляет ли спиртным, потребляет ли наркотики, какие сигареты курит. Как с женой дела, как эрекция,  существует ли в семье проблема «отцов и детей», - ха-ха-ха, в вашем случае – «отцов и дочерей»,- острил доктор. 

    От всех этих бессмысленных вопросов, равнодушия доктора, его поминутного исчезновения  из кабинета по каким-то личным делам,  от того, что доктор постоянно пишет, почти не поднимая головы и, исписал уже чёрт знает сколько бумаги,  у Фёдора Тимофеевича в душе начала закипать ярость.  - Сейчас выпишу рецепт, - сказал доктор, - это современные и  сильные препараты, которое помогут справиться с депрессией.  Вот направление на групповые сеансы по оздоровлению психики. Очень помогают. Там встретитесь и будете заниматься с подобными себе, - хохотнул доктор. Рекомендовал обливаться холодной водой, заняться любимым делом. Спросил,  чем увлекается Фёдор Тимофеевич.  - Ничем,  - ответил он.  - Надо постараться чем-то увлечься. - Даже предложил завести любовницу. - Она взбодрит и вернёт к жизни  вашу увядшую не до времени душу.  Велел прийти через десять дней.


   Выйдя из поликлиники, Фёдор Тимофеевич порвал и выбросил рецепты. 


   Жизнь-не жизнь, жизнь-не жизнь, жизнь-не-жизнь,  мучительно билось в висках. - Что же ускользает из моей жизни,-  думал Фёдор Тимофеевич, - почему  я  не могу поймать эту  нитб. А не могу, потому что не знаю что. - Вот и вся недолга, - думал Фёдор Тимофеевич.  А Катюша? Что Катюша? Она любит дачу, её счастье находится на дне банок с вареньями,соленьями. Любит дочерей, живёт их жизнями. Хорошо, что у нас дочери, а не сыновья,  - как-то не к месту подумал Фёдор Тимофеевич.  Жизнь-не жизнь, жизнь-не жизнь-не жизнь-жизнь.
    

    Лето уже ускользало. Некоторые берёзы украсились первыми жёлтыми листьями -  как ранняя седина, - скорбно  подумал Фёдор Тимофеевич. Друзья позвали их с Катюшей на пикник, попрощаться с летом.
    
   На берегу реки нашли хорошее место. С Иваном и Костей разбили палатки, вечером развели костёр. А вечер выдался - чудо! - тёплый и пряный.  Где-то неподалёку были покосные луга... Всю ночь Фёдор Тимофеевич и Катюша  просидели у костра. Запрокинув головы,  рассматривали тёмно-синий бархат ночи  вытканный яркими крупными звёздами,  слушали  пение ночных птиц, таинственные шорохи, хруст веточек, шепот листвы, дышали  терпким ароматом росных трав…Фёдор Тимофеевич мучительно думал: - почему душа молчит, а сердце не откликается на красоту чарующей ночи... Почему...? Почему...? Он обнял Катюшу за плечи, притянул к себе, уткнулся носом в пахнувшие дымком от костра волосы, закрыл глаза...прости, прости, прости..., беззвучно шептали его губы, а сердце забилось болезненно, громко и требовательно.   
    
    На другой день, после обеда Фёдор Тимофеевич, Иван и Костя поплыли на лодке. На середине реки начали нырять. Женщины наблюдали с берега.
Мужчины смеялись, выныривали, влезали на лодку и снова ныряли.
Уже собирались плыть назад. Фёдор Тимофеевич сказал, что ещё раз нырнёт.
    
    …Через неделю тело Фёдора Тимофеевича прибило к берегу недалеко от маленькой деревушки, о чём и сообщил местный пастух в милицию.
    
    Катюша  сходила в церковь, заказала поминовение на сорокоуст и годовое.
Выражая Екатерине Петровне соболезнования, сокрушались: - какой нелепый несчастный случай.