Два крыла и ветер

Когда-то я думал, что жизнь бесконечна. А теперь я во многом стал видеть символы. И догорающий закат, и грустная музыка, и уходящее лето, - все ныне вызывало ассоциацию с моим безнадежным положением. Последнее лето моей жизни не слишком баловало меня погодой и сидя на террасе под карнизом от дождя, я вглядывался в серое низкое небо, своим поведением, будто исполняющим реквием по уходящей жизни. Впрочем, на людях я никогда не стремился показать того, что происходило истинно в моей душе. Не хватало еще тиражировать грусть, ее и так достаточно без меня, это я знал точно. Да и кто я такой для окружающих? Чего я достиг? Что сделал для других?
Были, конечно, в моей жизни и удачи, хотя все они носили чисто локальный успех, не распространяясь на общество. Долгое время я работал в университете и теперь про себя невольно отмечал, что все происходящее этим летом – моя последняя лекция.
По мокрой траве проскользил Титов – мой сосед. Какой-то ответственный работник, но, кстати, совсем не зазнайка. Такой простой, душевный человек, он мне нравился. Да и вообще в последнее время я стал бережнее относиться к людям, не хотел терять никого, даже совсем незнакомых мне людей. И стал запросто прощать им почти все недостатки, тем более и сам имел их в большом количестве. И теперь я бы не сделал многих вещей, которые позволял себе раньше. Но думаю, что под занавес импровизированного спектакля жизни, подобные мысли приходили ко многим людям.
- Вот же лето выдалось! – искренне возмутился Титов. – То дождь, то гроза! Так и не насладимся прелестями жары.
- Ага, - улыбнулся я. – Вот дышу озоном.
- Эх, а я бы лучше позагорал.
- Что нового в мире? – спросил я. Титов внимательно следил за всем происходящем в мировом сообществе.
- Опять социальные террористы умы будоражат! – воскликнул Титов. – И до нас уже добрались! А ведь, если вдуматься, они не менее страшны, чем обычные сепаратисты. Какой-то миллионер, по-видимому, спонсирует свой новый проект, дабы дестабилизировать мировое общество. Вот в газетах последнее время все о них только и пишут. Теперь они утверждают, что сейчас мы стоим на пороге какого-то колоссального изменения в жизни всего человечества. И, дескать, не надо слушать правительство, можно не работать, и прочее! Вот их деструктивная политика на чем зиждется! Кстати, они же вбросили информацию, что исчезновение нескольких известных ученых, писателей и музыкантов – это первый шаг к всеобщему благоденствию. Вероятно, они не только демагогией занимаются, но определенные отряды социальных террористов, осуществляют физическое устранение людей. Ну, или, по крайней мере, похищения.
- Хорошо бы всеобщего благоденствия, - вырвалось у меня. Титов посмотрел в ответ на меня, как на одного из социальных террористов. Может быть, я его обидел, все-таки государственный человек? Вот не хотелось бы!
- Знаете, - перешел на шепот Титов, - я и сам хочу, чтобы они оказались правы. Хочу, чтобы они оказались правы. Конечно, мне по долгу службы официально надо говорить обратные вещи и я, как политик и госслужащий должен хранить структуру государства, но как человек! Как человек я хочу, наконец, чтобы настал мир справедливости! Пусть искривится пространство, и мы перейдем на следующую ступень в жизни человечества. Другое дело, что я реалист и понимаю, что ничего подобного не может произойти. А конец света в истории человечества уже столько раз обещали, что и не сосчитать.
Титов стряхивал дождинки со своего зонта.
- А вы ведь тоже писатель, - вспомнил Титов.
- Совсем нет. Я педагог. И то бывший. Я тридцать лет проработал в университете простым доцентом.
- А мне говорили, что вы вроде писатель, - смутился Титов.
- Был грех. Но написал я всего одну книгу. Правда, она имела некоторый резонанс, и ее даже хотели экранизировать, но так дело и не пошло в этом направлении.
- Нет дыма без огня, а о чем ваша книга? – спросил Титов.
- Все о том же, о вечном. Ну, о том, наверно, что чувства присущи всем живым существам и чем сильнее ты чувствуешь, тем больше ты человек.
- Наверно? Вы даже и сами не знаете о чем ваша книга? С писателями всегда так?
- Думаю, что у многих так бывает. Знаете, есть фантастический рассказ о том, как настоящего Шекспира завалили на экзамене, на вопросе о его же собственных произведениях. Поэтому не всегда выводы критиков совпадают с идеями самих авторов и зачастую в произведениях выискиваются совсем не те мысли, которые были изначально заложены. Вот и я писал просто об одиночестве и любви во вселенной, а уж критики истолковали по-своему. Единственное мое художественное произведение. До этого я только написал пару монографий и сотню научных статей. Но и как ученый не могу собой гордиться.
- А еще не тянет написать что-то?
- Нет, уже нет. Ни в каком жанре, ни в научном, ни в фантастическом.
…Ты читала какую-то беллетристику, я стоял возле окна и смотрел на величие города с его значительными коммуникациями, потрясающей инфраструктурой и четко отлаженной системой работы без каких-либо сбоев. Не так уж много времени и понадобилось на эволюцию человеческих идей от примитивных механизмов до способности создавать такие города и покорять космос.
- Что такое омерта? – спросила ты, отвлекшись от романа о древней мафии. Я знал, что омерта – это так называемый закон молчания, обет молчания среди гангстеров.
Но я ничего не ответил, а просто подошел к тебе и поцеловал.
Впрочем, все это было намного позже. Что же было до этого?
… До этого мы приземлились на безжизненной девственной планете. И сразу занялись анализом условий для их пригодности к жизни белковых существ. Несмотря на частые грозовые разряды, кипящий океан, частые землетрясения и постоянной изменение ландшафта, обыденность ураганов и цунами, находку такой планеты мы сочли большой удачей. Среди миллиардов планет космического пространства, подобные условия для жизни были редкостью. Может быть, даже стоило выпить бокал бодрящего напитка, но хотелось скорее изучить этот мир.
Го на правах капитана указал точки на планете, в которые я и Ли стали  отправлять зонды.
- Мне кажется, что этот мир идеален! – сказал Го.
- Ну, так! – обрадовалась Ли и поцеловала капитана. Вообще Ли была невестой Го, так что имела на это действо все права.
- Но вот это-то и пугает, - отозвался Го. И, как всегда, оказался прав.
- А жена, дети у вас есть? – участливо спросил Титов.
Я покачал головой. Я был совсем одинок. Наверно, в нынешней моей ситуации это даже и неплохо. Я никому не причиню боли, а это плюс. Впрочем, чтобы о твоем уходе загрустили, это тоже надо заслужить.
- Да, так бывает, - посочувствовал Титов. – А у меня все наоборот. И детей много, и жен было несколько. Тоже, наверно, плохо – мера нужна во всем. А отыскать человека по душе не так-то просто. Я искал всю жизнь, да и сейчас ищу… Вроде и дождь закончился.
В пробившемся лучике солнца отразился яркий обломок радуги.
- Ну, за обедом увидимся, - сказал Титов и побежал дальше. Хороший человек. Я тоже встал и вышел на мокрую траву. Холодный ветер заставил меня спрятать руки в карманы, но я не хотел возвращаться в свою комнату. Что-то стронул Титов во мне своим вопросом. Одиночество – вот моё божественное послание, которое кружит всегда надо мной и пристально следит за моими поступками. Даже в компании, я всегда был одинок. Одиночество разъедало мою душу и вот теперь уже совсем справилось со мной, так выходит. Осталось только насладиться последними днями.
Я помахал небу, приветствуя его. Будто там и в самом деле кружил мой таинственный ангел. Радуга почти рассеялась, солнце расчистило небо от туч, и словно народилась новая жизнь. Может быть, стоит и впрямь попробовать написать како-то новое произведение? Хотя бы повесть. А о чем? О себе? Это же скучное чтиво для читателей! Нет, наоборот, надо придумать что-то веселое жизнерадостное, оптимистичное, чтобы потом критики сказали, вот, мол, до самой смерти не терял присутствие духа. Спрячусь-ка я от действительности за свою новую книгу. Пусть не книгу, хотя бы повесть. И можно посвятить ее Кристине. Во-первых, вряд ли кто поймет, кто эта Кристина. А, во-вторых, умирающему все прощается.
…Наши функции во многом состояли в том, чтобы стабилизировать климат и условия жизни на подходящих для этого планетах, а также наполнение океана протобионтами для первоначального точка к эволюции. Обычные сеятели жизни, как говорится.
Поначалу все так и было. В мировом океане этой планеты температура оказалась близкой к температуре кипения, и мы понижали ее до оптимальных градусов, вулканическая деятельность кое-где была через чур активной и тоже с помощью имеющихся под рукой средств приходилось укрощать строптивую лаву, рвущуюся из недр. Го летал на полюса и там делал заслон для предотвращения преждевременного схода ледников. Наши протобионты были обязательно выжить в первоначальный момент. Они не должны замерзнуть, не должны сгореть, у них должна быть определенная пища для роста, которая тоже не должна в свою очередь испортиться.
Однажды Го прилетел с очередного облета в мрачном состоянии, какого ни мне, ни Ли еще не доводилось видеть за все время нашей совместной работы.
- Что случилось? – спросила Ли.
- Я нашел на этой планете кремнийорганические капли жизни.
Это означало, что здесь самопроизвольно возникла жизнь. Но это было не так здорово, как могло показаться вначале. Понятно, что наши протобионты просто будут вытеснены со стартового плацдарма эволюции. На первом этапе. А что дальше?
- А дальше – это тупиковая ветвь эволюции. Они никогда не будут иметь разум, хотя определенно могут достичь некоторых успехов в этом направлении.
Вот вам и идеальная планета для жизни! Поставила перед нами такую этическую проблему!
- Думаю, что мы должны оставить все, так как есть, - сказал Го.
- Но ведь тем самым мы лишаем целую планету, а это миллиарды людей возможности жить, - возразил я.
- То есть, ты предлагаешь искусственно подавить зародившуюся жизнь.
- Да. Ведь на данном этапе зародившийся органический бульон по структуре гораздо проще травинки. А ведь травинку ты бы вырвал, не задумываясь, - заметил я.
- Нет, аналогия неуместна, - Го покачал головой. – Здесь речь идет о потенциале. К тому же самозарождение – явление во вселенной, сколь бы она ни была громадна, уникальное. Иначе мы бы не занимались своей работой.
- Но ведь мы прекрасно понимаем, что максимум, что из них получится – тупые озлобленные низшие приматы. В то время, как условия жизни предполагают скорое становление цивилизации и вероятно, что очень скоро местные жители обойдут нас в развитии!
- Скоре всего все так и будет, как ты говоришь, - кивнул Го. – Но тем не менее. Может быть, мы сюда еще вернемся через сто тысяч лет и посмотрим как тут дела. Надо думать о чем-либо приятном, я, например, думаю о нашей свадьбе с Ли. И ты о чем-нибудь подумай хорошем. Скоро мы вернемся на Родину. Жизнь уникальна, чтобы ее губить. Как капитан и руководитель группы я принял решение об отлете.
- Но Го…, - начала Ли.
Вообще-то я не ожидал, что Ли примет мою сторону. Но она тоже стала говорить о необходимости подавления зачатком местной жизни. Похоже, что и Го не ожидал от Ли таких горячих речей, только молча выслушал и ушел от нас. Первый раз я видел го в таком состоянии. А мы с Ли еще долго разговаривали о том, какими удивительными способностями будут обладать люди на этой планете и что как они через миллион-другой лет будут летать к другим мирам.
Го готовился к отлету. Все делал сам, даже нашу работу. С нами почти не разговаривал, видно было, что обиделся на Ли, что она не поддержала его. Го сворачивал работу зондов, брал последние пробы, проверял техническую надежность нашего корабля.
Ли еще раз предприняла попытку переубедить Го, но они только еще крепче разругались. Я оставался при своем, но что мне оставалось делать? Не драться же с Го? Хотя…
Так в раздумьях наступило время обеда, и я побрел обратно к пансионату, где еще раз смог бы поговорить с Титовым.
- Вот, вот! – воскликнул Титов, едва я подошел к столику с подносом и сунул мне газету в руки, едва я переставил тарелки и на столик. – Опять пишут о социальных террористах!
«Первоначально деятельности социальных террористов приписывался сектантский характер, однако столь быстрое распространение идей этого направления и периодически вспыхивающие забастовки в различных точках земного шара, говорят о быстром распространении этого движения, а, следовательно, и крупных вложениях в это предприятие. Ситуация осложняется и тем, что пока не выявлены не только источники финансирования и конкретные руководители социальных террористов, но цель данного направления. Ясно одно – дестабилизация общественных устоев на руку сепаратистам. При этом нет ни одного доказательства причастности этой таинственной организации к исчезновениям ряда ученых и представителей богемы в разных странах. Более того, до сих представители международной полиции не представили общественности ни одного террориста, что только подчеркивает глубокую конспирацию последних, а также косвенно говорит о заинтересованности в их деятельности высокопоставленных лиц. Правительства всех стран так же не могут не понимать, что дальнейшее затягивание разъяснения данного вопроса способно окончательно вывести ситуацию из-под контроля».
- Думаю, что Интерпол уже владеет ситуацией. Еще неделя-другая и мы узнаем, чего так добиваются эти люди, – в Титове вновь заговорил представитель администрации.
- Конечно, - ответил я. А сам подумал, успею ли я узнать правду?
…- Почему я все это делаю? – спросила и себя, и меня Ли.
- Ты понимаешь, что здесь должны жить люди, - только и ответил я.
И вот после обеда я отправился побродить по берегу, благо погода разгулялась, а отдыхающие по обыкновению сидели в своих комнатах. И я остался один на один с морем, чего, собственно, и добивался. Большего, чем одиночество мне сейчас и не хотелось. Я просто остался наедине с природой, и меня это вполне устраивало. Мне стоили сейчас обдумать сюжет своей повести. Хотя понятно каким он будет: о любви, о ее силе. Пусть это будут сказано в миллионный раз, но я расскажу о своем видении этого чувства. Кристина – вот кто будут главным героем этой истории. Кто такая Кристина в моей жизни? Ни много, ни мало, а она – тот человек, которого я люблю. А еще тот человек, которому я ни разу не сказал о своей любви. Тот человек, с которым я никогда не был и не буду вместе. Я уже тогда был доцентом, а она моей студенткой, и это было давно. Впрочем, думаю, время для нас с тех пор текло по-разному. Сейчас она в самом расцвете сил, а я на закате своей жизни. Я бы с удовольствием оставил свою работу, если бы дело упиралось только в наш статус. Но я понимал, что я не нужен Кристине.
И среди ветра с каплями морских брызг, среди контрастного неба с чередой свинцовых туч, солнечного света и насыщенной синевой, среди времени и пространства, появилась Кристина.
Мое сердце учащенно застучало, словно у подростка, идущего на первое свидание. Отчего-то я смутился своих недавних мыслей, хотя, даже, если и было в них что-то постыдное, Кристина все равно не смогла бы их прочитать.
- Вы? – выдохнул я. Может быть, впервые в жизни мы были наедине. Как я и предполагал, Кристина совсем не изменилась и была столь же прекрасна, как и несколько лет назад. Я даже не успел удивиться ее невероятному появлению здесь. И только теперь запоздалое ощущение нереальности происходящего пришло ко мне. – Вы тоже отдыхаете здесь?
Это я от растерянности спросил.
- Я вас еще на обеде заметила, но подойти не могла. Вы все время были не один.
- Титов, мой сосед. Хороший человек.
- Я знаю. Все люди хорошие. Я читала вашу книгу, в ней много правильного сказано. Высшая благодетель – это любовь. Плохо только, что многие люди неправильно толкуют это понятие.
- А ведь служители церкви ругали меня за мою книгу. Говорили, что я спекулирую темой религии. Может, даже и анафеме придали, я не знаю. Говорили, что я вывел в трех главных персонажах Иегову, Лиллит и Люцифера. А в концовке еще и увязал Сатану с первым человеком на Земле. Хотя, не скрою, многие критики и, самое главное, читатели отнеслись благожелательно к моему скромному труду. А издатели даже предлагали написать еще что-нибудь в таком духе.
- И вы подумываете о том, чтобы написать еще что-то?
- Подумываю. Хочется написать повесть о земной любви.
- А чем закончится ваша новая история?
- Скорее всего, многоточием. Ведь нельзя же среди чувств человеческих найти что-то общее, а так каждый читатель будет думать о своем окончании и книга им глянется. А, если я стану навязывать свою концовку, то я проиграю. Да и нельзя идти против общества. Оно непобедимо. Помните, как читатели добились воскрешения Шерлока Холмса, когда Конан Дойл попытался его убить?
- Обществом тоже можно управлять.
- Да, какое-то время. Но ни один диктатор не продержался долго. Или вы сейчас на популярных социальных террористов намекаете?
- Но, если вдуматься, то ваша книга вполне в духе политики социальных террористов.
- Я к ним не отношусь, - отрезал я. – Хотя, конечно, все можно изменить. Даже прошлое…
- Но ведь существует математически доказанная теория единого будущего. В соответствии с ней ничего нельзя изменить в прошлом. Только в настоящем.
- Да, увы. Я всю жизнь боялся осуждения общества, а стоило, пожалуй, пытаться поступать, как мне хотелось. Я бы добился большего!
Ну, почему я не спрошу Кристину о семье? Может быть, она появилась для того, чтобы я дать мне счастья. Я на миг забыл о том, что скоро мне предстоит умереть.
- Не стоит ворошить грусть, - мягко сказала Кристина. – А к общественному мнению обязательно надо прислушиваться, иначе себе в угоду можно оправдать все, вплоть до убийства.
- Конечно, вы правы, - согласился я. – Просто мне как-то тоскливо. Вроде бы я всегда старался относиться к людям хорошо, и они платили мне взаимностью, но вот личного счастья я так и не обрел. И вот пришли вы…
- Не надо отчаиваться, - улыбнулась Кристина. – Все будут хорошо. Это и раньше было известно, но теперь уже все скоро станет хорошо.
Она даже пожала мне руку в знак поддержки.
- Конечно.
- Вы мне не верите? Я-то это точно знаю. Скоро все изменится. Мы даже сможем летать как птицы.
Несомненно, Кристина не просто повторяла прочитанное в газете или услышанное по телевизору.
- Два крыла и ветер, свобода и космический простор? Вы несете эти идеи? Кристина, вы одна из социальных террористов?
- Если угодно, если так проще для восприятия, - улыбнулась моя бывшая студентка. – Мне всегда нравились ваши лекции. Уверена, вы еще будете вести занятия, и будете собирать большие аудитории.
- Увы, уже нет, - произнес я, сам того не желая.
- Будете. Смерти больше не будет.
- Кристина, неужели ваша организация столь сильна, что вы не только построите новое общество и исключите смерть? Но ведь ваше движение очень молодо.
- Не так уж и молоды мы. Более двух тысяч лет существуем.
Что же там было такое пару тысяч лет назад, что положило начало движению социальных террористов?
- Вы хотите сказать, что Иисус был первым социальным террористом?
Кристина ничего не ответила, просто улыбнулась.
- Мне пора идти, - вздохнула она.
- Мы еще увидимся? – спросил я.
- Обязательно. Совсем скоро. В лучшем мире. В самом лучшем.
Кристина так же быстро исчезла, как и появилась. Я только успел проводить ее глазами. И лишь после ее ухода я стал осмысливать состоявшийся разговор. Что это? Правда о положении дел или просто желание меня подбодрить. В любом случае я был несказанно благодарен Кристине. Ну, а что, если это правда?
…Го не показывал своей ярости. Он утопил ее в себе.
- Вы убийцы! – только и сказал он. – Вы убили целую цивилизацию!
- Мы дадим миру другую цивилизацию, более значимую.
- О жизни нельзя так говорить. Значимость жизни не только в способности строить межзвездные корабли. Ли, я не ожидал от тебя такого поступка.
- Я от тебя тоже, - закусив губу, произнесла Го.
- Я не отдам вам протобионты. Может быть, здесь еще будут жизнь. Может быть, ваше злодеяние еще будут исправлено самой природой. А дома поговорим о том, как вы нарушили приказ командира.
- Намекаешь на трибунал? – спросил я.
- Руководство решит. Лучше бы тебе остаться здесь, на этой планете.
- Тогда и я останусь здесь, - вдруг сказала Ли.
- Это твое последнее слово? – растерянно спросил Го.
- Последнее! – решительно сказала Ли.
Вот этого не ожидал никто, ни я, ни Го, ни, возможно, сама Ли.
Так мы остались на этой планете. Остались с тем, чтобы стать первыми людьми на этой планете. Остались, чтобы любить друг друга, чтобы назвать Ли просто Жизнь, а она назвала меня также просто Человек. Остались, чтобы и спустя многие тысячи лет остаться вместе, чтобы ты читала какую-то беллетристику, а я стоял возле окна и смотрел на величие города в открывшейся панораме и был уверен, что омерту – обет молчания – иногда следует применять не только в среде гангстеров, но и законопослушных граждан.
Хотя и это все случилось уже потом. А что же было в начале?
В начале было слово…
Теперь уже мне был не страшен никакой дождь, который вроде бы снова надумал пойти. Я возвращался в свою комнату с тем, чтобы немедленно сесть за свою повесть. С тем, чтобы поменьше оставалось многоточий, а было больше ясности.
Когда-то я думал, что жизнь бесконечна, а теперь я это знал наверняка!
И что бы там ни было чудесного со мной в будущем, этот день, несомненно, стал самым счастливым и сказочным в моей жизни.