Савельев

                Савельев хорошо чувствовал, что очередная депрессия подкатывает к горлу. А тут ещё каждый ноябрь ВТЭК проходить надо. Мотаться по врачам и всем доказывать, что ты болен... по сути... И все эти мытарства только для того, чтобы получать пенсию в десять тысяч рублей и бесплатный проезд на общественном транспорте. Конечно, это тоже неплохо. Но он считал себя вполне бодрым и вполне крепким духом, мужчиной...

                Как он не любил заниматься этой беготнёй: мало того, что половину ноября проведёшь в очередях в поликлинике, так от этого только больше здоровья потеряешь. Да и как можно стать здоровым, если ты уже больной. И зачем нужно каждый год подтверждать свою немощь, он этого не мог понять.

                Это "хождение по мукам" ему порядком поднадоело. Вдобавок, он постоянно чувствовал себя униженным, но смирялся с этим и продолжал действовать. Безропотно высиживал очереди в компании «вечных» бабулек. Часто вступал с ними в философские рассуждения. При этом, опасаясь чем-нибудь оскорбить их самолюбие, старался донести до них только основную мысль – «если что-то происходит с нами, то это кому-то нужно и от этого уже никуда не деться» … Но эта философия не всем была по вкусу. Все хотели жить по-своему, и жить припеваючи - "красиво жить не запретишь".

                Травма головы, которую он получил ещё года три назад, его почти не беспокоила, но явно сказывались «побочные эффекты», которые постоянно напоминали о себе. И это, прежде всего, обостренное восприятие мира. Это, например, если «нормальные» люди наблюдают окружающий мир, как через закопченное окно. И от этого половина того, что происходит вокруг них, - они просто не замечают... То он наоборот, не только видел всё через "чистейшее стекло", но, скорее всего, оно было увеличительным...

                Вот именно от этого ему и было так плохо. Где надо промолчать, – он говорил, и не всегда сдержанно и аргументированно... Где нужно было хоть что-нибудь сказать, а ещё лучше подольститься, расшаркаться, выдавить из себя «чи-из» - не тут-то было, - он молчал, как рыба, делая удивлённые глаза ребёнка. Он молчал и задумчиво смотрел в сторону, зацепившись взглядом за совершенно незначащий предмет, внимательно изучая его...

                - Савельев, Аркадий Ильич, Вы, практически, здоровы… и вот если бы не подозрения, что вас надо кое в чём перепроверить?.. Буду конкретна: вас должен посмотреть «надежный» психотерапевт, которому мы, – тут она, председатель ВТЭКовской комиссии, обвела взглядом своих коллег, - полностью доверяем...

                Это было год назад... Савельев хорошо помнил, как на следующий день он встретился с приятной молодой «врачихой» из «Соловьёвки». Кстати, сначала он принял её за медсестру… Отвечал на поставленные вопросы, которые ему казались смешными, а потом ещё и полностью «завалил» тест...

                - Всё, Аркадий Ильич, подождите, пожалуйста, в коридоре. Я сообщу коллегам о результатах теста.

                Инвалидность продлили на год. Но при этом в руку сунули бумажку с телефоном:

                - Пожалуйста, звоните по этому номеру. Это прекрасный доктор. Он вам поможет...

                Прошло время, а Савельев так и не удосужился даже обратить внимание на эту скомканную бумажку, валяющуюся на его рабочем столе в мастерской. Куда там?.. Он выше этого...

                - Аркаша, дальше запускать процесс никак нельзя. Пройдет немного времени, ты на меня с ножом кидаться будешь... - говорила жена, после очередного выяснения отношений. - Тебе же ещё год назад предложили хорошего врача. Между прочим, я этот телефончик забрала из мастерской. Там он точно в мусорном ведре нашёл бы своё место. Вот я его и решила у себя спрятать. Хочешь, я сама позвоню, если тебе трудно. Ты же у нас такой стеснительный, особенно с женщинами... - съехидничала жена.

                - А разве врач - женщина? - спросил Аркадий Ильич.

                Конечно, он уже давно забыл, что под номером телефона, который ему выдали на комиссии, было написано женское имя. Разве мог он это помнить, когда почти год прошёл. Да и какая ему разница… - «Ну, ладно, коль жена просит, значит это кому-то нужно».

                Жена Савельева, Надежда, тогда ещё не могла знать, что, помогая мужу встретиться с врачом, она роет себе глубокую яму. Да вот бы только знать, где соломки подстелить. Как в жизни бывает?.. - хочешь, как лучше, вот только это «лучше» в другом углу спрятано.

                Вскоре, Надя принесла лист бумаги, на которой муж успел разобрать какую-то схему проезда и буквы, написанные жирным карандашом, наверное, для хорошей видимости.

                - Вот смотри, доезжаешь до Шаболовки. Как вышел, сразу налево, а потом направо, в сторону «Донского монастыря». Но, а там спросишь, там все знают эту больницу. Не забудь: в среду к одиннадцати, не опаздывай. Ты знаешь, они этого не любят. Да, и главное, её Любовь Владимировной зовут. Так вот, она сказала, что никаких денег, это все государственное. Понял?..

                Надежда закончила, внимательно всматриваясь в глаза мужа, решила полностью убедится, насколько дошли её слова. На этот раз она осталась довольной и особенно собой – наконец-то, лёд тронулся?!.. Она наивно полагала, что, отправив мужа к психологу, можно было решить этим закоренелые проблемы семьи и брака: он сразу перестанет возмущаться, не будет кричать, хлопать дверьми, …кстати, которые от этого перекосились и давно перестали закрываться. Вот так, всё сразу станет на свои места, а в доме воцарится мир и благодать...

                Аркадий Ильич был пунктуален. Это часто мешало ему в жизни. Когда надо было показать хоть какую-нибудь значимость и запоздать на несколько минут, - он приходил всегда вовремя, а чаще всего, намного раньше. Вот и сейчас он появился раньше назначенного, на целых полчаса...

                Конечно, он сразу нашёл клинику и нужный корпус. Через минуту он стоял у закрытой двери, теребя ручку, хотя хорошо знал, что кабинет пустой. Пуст был и коридор. Только в конце, на лавочке, сидела женщина средних лет, явно ожидая своей очереди. Аркадий решил, что ему просто необходимо поговорить с ней, чтобы убить время ожидания. Если он не начнет с ней разговор, то «умрёт» от скуки...

                - Ну, как вы?.. - без подготовки начал он.

                - Хорошо. - вымолвила женщина.

                Она наигранно улыбалась, примерно, как это делают американцы. Это его позабавило. Он тоже постарался скривить улыбку... Получилось глупо, но она ничего не сказала на это...

                - А тут неплохо, я посмотрю... - цветочки на окнах, да и вообще?.. - решил он взять инициативу в свои руки. – Тишина?!.. Стены такие толстые... И главное..., из настоящего кирпича. Раньше умели строить. И шума городского не слышно...

                Она продолжала держать губы растянутыми. Савельеву на миг показалось - говори он час, она так и будет сидеть со своей восковой улыбкой. Он решил остановиться.

                - А вы ложитесь?.. - неожиданно поинтересовалась она.

                - В смысле?..

                - Ну, в стационар?!

                Савельев опешил. Он не знал, как лучше поступить, чтобы выглядеть пристойно, да и вообще, не знал, что можно и нужно говорить в таких случаях. И чтобы хоть как-то разбавить паузу, он зачем-то достал телефон. Покрутил его в руках, при этом успев заметить, что было уже начало двенадцатого.

                - Извините. Мне пора.

                Он встал и вышел в холл, чувствуя, что долгое ожидание действует ему на нервы. – «Позвоню!» - Он набрал номер врача.

                - Алло, это Любовь Владимировна?.. Да, это Савельев. Вам обо мне говорили?.. Запаздываете? Ещё на час? Да-да, конечно, подожду, здесь в холле на диванчиках… Не беспокойтесь, у меня уйма времени. Всё. Я буду ждать.

                Он бросил портфель на стол. А сам развалился в кресле, настраиваясь на долгое ожидание.

                Встал. Подошёл к окну и стал бездумно смотреть на улицу. Благо, время позволяло, да и делать было совершенно нечего. Напротив, через больничную ограду располагался Донской монастырь.

                «Сколько же их там, этих купцов всяких, а ведь жили, зарабатывали деньги, трудились не покладая рук, а ради чего всё это? Ради тонны чёрного мрамора, которые уже века давят на их бренные кости, давно превратившиеся в прах. И кто о них вспоминает? Близких родственников давно и в Америке след простыл. Теперь и Солженицын с ними, на какой-то там, аллее лежит… а мне, что до этого?.. Господи, милостивый?!.. Неужели в этом только и состоит жизнь?.. Чтобы ходить здесь из угла в угол, а потом лежать где-то, всеми забытый. Так в чём же смысл её тогда, жизни-то этой?!..»

                Савельев отошёл от окна, опять сел, внезапно почувствовав, что устал. Напротив него висела бездарная картинка, изображающая одинокий корабль, продирающийся среди волн. Но при этом сквозь тучи мирно светило солнце, как вестник надежды...

                Так вот оно в чём дело: что бы ни происходило, главное, никогда не терять надежду на то, что «выгребешь» из любой ситуации. Аркадий Ильич почувствовал, что его повело в философию и не только... Какие-то воспоминания стали примешиваться к его размышлениям. Женщины, аудитории, холсты, краски, и всё это с бешеной скоростью стало перемешиваться, превращаясь в одну сплошную кашу...

                «А, может, я действительно псих?.. Только, что это такое? Если я вижу мир другими глазами и стараюсь его так передать на своих холстах – это и есть псих?.. То, по-моему, это не так уж плохо!.. Вот, лишь бы никого по голове не стукнуть. А то, так и хочется иногда запустить стулом в некоторых персон…»

                Размышлениям Савельева помешала вошедшая в холл женщина средних лет...
 
                - Извините, вы на аттестацию? - поинтересовалась она.

                - Нет. - сухо ответил Савельев.

                И сам же об этом подумал. Потом, от нечего делать, стал открыто рассматривать вошедшую. Та была средних лет, ничего собой не представляла, но здесь, в пустом холле, после долгого ожидания, Аркадию Ильичу она показалась нимфой. Он легко представил её обнаженной… - и ему сразу стало скучно. Сколько на своём веку он повидал обнаженных моделей. И его понесло: а сколько тогда видят хирурги?.. Не говоря уже о других врачах...

                Он вдруг вспомнил свою первую натурщицу, которую предложили друзья. «Аркаша, ты давай не робей, за неё уплачено». Они не могли воспользоваться её услугами, - уезжали с компанией на дачу, но с ней они уже рассчитались вперёд, а Савельев всё равно оставался в городе и совершенно один, ссылаясь на необходимость лишний день поработать. Но во что это превратилось? Не успела она раздеться и принять «дежурную» позу, как он жадно накинулся на неё и тут же, на свежих досках подиума, от которых ещё пахло смолой, овладел ею. При этом, она не сказала ни слова...

                А потом они пили кофе, доедали какие-то пряники, о которые можно было сломать зубы и смотрели друг на друга... Мало понимая, что собственно происходит?.. Он снова тащил её на диван, она не сопротивлялась, только изредка постанывая, скорее для театрализации действа, нежели от чувств. К утру он выдохся до такой степени, что ему казалось, что всю нижнюю часть тела ему отняли после какой-то немыслимой операции, а остался функционировать, только мозг, да и то местами, и несколько пальцев рук… Это была молодость, и сейчас он хорошо это понимал. И что из себя он представлял сейчас - тоже понимал..., хотя чего греха таить, иногда и забывался...

                Да, было... Чего говорить… Скорее всего, чего только не было в жизни Аркадия Ильича Савельева... а жизнь его уже прошла!.. Это он знал хорошо. И давно уже расставлены точки над "I», хотя в свои пятьдесят девять выглядел хоть куда. Но силы были   не те. А вот куда он их растерял и на кого потратил, так и повисло вопросом... Разве можно уследить за всем – где терять их, а где экономить?!

                Час прошёл незаметно. Погрузившись в свои думы, он и не заметил, как ушла женщина, приходившая на аттестацию. Она, видно, попрощалась с ним, а он этого не заметил, впрочем, как всегда...

                Да что она ему?.. Но мелькнувшая за окном тень вернула его к чувству реальности. «Она» - пронеслось у него в голове. Дверь шумно распахнулась. На пороге стояла Любовь Владимировна. Да, именно она, Савельев почувствовал это сразу. Недаром, что художник. Её глаза профессионально впились в него, и уже через секунду она заговорила.

                - Вы и есть тот Аркадий?

                - Ильич... - помог вспомнить ей своё имя Савельев. – Я к вам из пятьдесят пятой поликлиники направлен. Ну, чтобы там… в бумажке написать... Ну, в общем, что я инвалид.

                - Ладно, ждите, я сейчас переоденусь и приду. Вы же понимаете, вы у меня такой не один... Ну, договорились?.. ждите...

                Она исчезла, так же быстро, как и появилась. Опять ждать... Савельев сел на диван. Вернее сказать, упал в него. Потому что только сейчас он почувствовал усталость во всём теле. И сидеть на мягком диване, сознавая, что осталось каких-нибудь пять минут, вызывало у него чувство радости. Даже корабль, висевший на стене, уже не так раздражал его. Хотя тот по-прежнему продолжал своё бессмысленное движение по синюшным волнам.

                - Дорогой мой, давно ждёте? Не устали? Прошу меня извинить. Сами понимаете - работа... Сейчас я здесь, а уже через минуту - в другом месте. И, везде ждут. Да..., да… ждут... - всем нужна, - подытожила Любовь Владимировна.

                Савельев встал, не успев вставить в эту скороговорку ни одного слова. К примеру: «ну, да что вы», «стоит ли так переживать», «да я всегда готов». В общем, ещё много чего можно было нагородить, высказывая свою любезность. Но главное не в этом. В нём что-то торкнуло... Это было то необыкновенное, щемящее чувство, которое по жизни он испытывал, и не раз: это ощущение женщины!..

                Правильно, женщин очень много: красивых и хороших, и милых - разных, но они просто женщины, а есть, на которых достаточно было посмотреть один раз, как в груди сразу же разгорается огонь страсти. Нет, не любви, а плотской, первобытной страсти, которая кидала наших предков друг к другу. И они не ломали себе голову над тем, какое у них состояние, как будет составлен брачный контракт, и уже вечером, тесно прижавшись, сидели, вместе обгладывая косточки бедного животного, а в середине пещеры горел костёр. Вот тут было то же самое. Он, как под гипнозом, двинулся за врачом в её кабинет, по мановению её руки.

                - Идёмте на кафедру, там будет удобнее… - пригласила врач.

                - Что удобнее?!.. - вырвалось у Савельева.

                - Аркадий Ильич, о чём вы спрашивайте? Старайтесь взвешивать свои слова. Там просто никого нет, и нам никто не помешает спокойно поработать. Как я понимаю, вам надо подписать какую-то бумажку. Ничего, подпишем… мне по поводу вас звонили...

                Савельев шёл сзади, поглощая глазами каждую складку её платья, легко представляя формы и, вообще, её всю. В его положении сделать это было нетрудно. Как трудно быть художником. Иногда так хочется ничего не видеть и не знать, но не тут-то было...
   
                Через несколько минут он уже утопал в мягком и удобном кресле, а Любовь Владимировна сидела за столом, поддерживая голову рукой, в позе "я вся во внимании". Отчего её роскошные распущенные волосы волнами спадали вниз. Она в упор смотрела ему в глаза, явно стараясь уловить первые признаки болезни. Савельев трактовал это по-другому, хотя ему было всё равно. В его, чуть помутнённом сознании, она превращалась, то в Софи Марсо, то в Монику Белуччи, то в Шарон Стоун.

                Он вдруг почувствовал, что начал влюбляться в неё. Но потом, постарался отогнать эту мысль, понимая, что просто банально возбуждён. И его это заводило...

                - Нет, давайте возьмём такой пример... - достаточно нервозно начал Аркадий Ильич, - я одеваюсь на работу, застёгиваю куртку, и вдруг одна пуговица не влезает в петлю. Я готов порвать куртку или просто надеть другую, но только не копаться с этой петлей... Но подходит жена и спокойно застёгивает всё. Я надеюсь, вы понимаете меня? При этом на трассе, в машине, на скорости 140 км, я могу пройти в сантиметре от встречной машины... даже не моргнув глазом...

                Любовь Владимировна продолжала разглядывать Савельева, а он всё говорил, говорил…

                - Ну, вот, например, не переношу звука каблуков за спиной. Как правило, я останавливаюсь и пропускаю человека вперёд, а он, ненароком, думает, что я такой галантный... Это хорошо, что пропускаю, а так бы взял... да и огрел бы его чем-нибудь... Тут вот, недавно, на жену наорал, что все обернулись… И только из-за того, что она спросила, сможем ли мы заехать в её любимый магазин или сразу поедем домой. Это после того, как мы вышли из «Ашана», с полными сумками... Ну, я, надеюсь, вы меня понимаете? Пока шли к машине, я еле себя успокоил. Конечно, я считаю, такое поведение не красит интеллигентного человека. Конечно, мне неудобно здесь рассказывать об интимной части моей жизни. Но вы знаете, что она непосредственно связана с нами, в смысле, с людьми, и не отделима от нашей сущности...

                - Аркадий Ильич, а давайте по сути, а то уж очень много лишних слов, - произнесла Любовь Владимировна.

                Она опустила руки на колени, при этом не преминув поправить свои пышные волосы.

                - Ну же, я жду... Начинайте.

                В голове Савельева всё помутилось. Это всегда бывало так, когда он видел перед собой объект своих воздыханий. При этом он не знал, что делать?.. Конкретно, с чего начинать? Он думал о том, как бы не обидеть её каким-нибудь неловким движением. И сейчас, на какую-то долю секунды, ему показалось, что он потерял сознание, но это только показалось, не больше... А на самом деле, он весь напрягся, превратившись в натянутую струну... Вдруг встал, подошёл вплотную к врачу, она при этом даже не пошевелилась. Нагнулся к ней и жадно поцеловал её в губы. Любовь Владимировна не отталкивала его, а наоборот, обвила его шею руками и притянула к себе...

                Савельев хорошо понимал, что назад дороги нет, есть путь только вперёд, хотя и в «огонь». Он поднял её со стула и положил на стол, …немало удивляясь, откуда у него берутся силы. Он чувствовал, как ему мешались канцелярские приборы, вовремя неубранные со стола. Он хорошо знал, что надо делать при этом. Одним ловким движением, он сметает всё на пол, высвобождая место своей драгоценной ноше. Жаркие поцелуи приводили его в исступление... Он пытался расстёгивать блузку, но пуговицы, как назло, не поддавались, тогда она сама помогла сделать ему это, и через секунду он уже видел её обнажённую грудь. Аркадий Ильич никогда не думал, что так много сил может уйти только на то, чтобы добраться до женской груди. Но было уже поздно, он явно ощутил, как они, эти силы, в геометрической прогрессии стали покидать его. Он прильнул к ней и стал покрывать её поцелуями, но вдруг почувствовал резкую пощечину. За что? Потом ещё одну…

                - Аркадий Ильич, очнитесь! Вы бредите. Вот, понюхайте, это нашатырный спирт. Сейчас всё пройдёт. Да, теперь я понимаю: вас, точно, надо класть в стационар, - говорила Любовь Владимировна, склоняясь над своим пациентом, который полулежал в своём кресле. Глаза его были прикрыты, а сам он что-то повторял в полузабытьи. Скорее всего, слова его больше напоминали чьи-то имена, которые врач разобрать не смогла...
 
                Савельев приходил в себя, а она быстрым убористым почерком, сосредоточенно что-то писала в его бумагах. Изредка, краем глаза, поглядывая на своего подопечного.

                Уже через полчаса художник шёл к метро. В воздухе кружились снежинки, резвясь и играя на ветру, но он старался скрупулёзно вспомнить, что же произошло в кабинете у врача. Но кроме манящей белизны её груди, в голову ничего не приходило.

                «Так это было?.. или, всё-таки, нет?.." – размышлял больной.

                Через неделю, на ВТЭКе, в очередной раз подтвердили инвалидность Савельева. При этом председатель комиссии заметила:

                - Батенька, с таким диагнозом, что вам тут понаписали, вас в больницу надо определять, а вы ещё по улице расхаживаете, как нормальный!.. Вот так-с, вам лечиться надо...

                2012 г.+к


Рецензии
Добрый день, Сергей!
Рассказ Ваш мне понравился. Читать было итересно. Но ещё более увлекательно было размышлять о нём.
Ваш рассказ навёл меня на мысль, точнее наглядно показал, что отличаясь от большинства людей (талантом, или какими-то иными странностями) не стоит спешить рассказывать о себе, т.к. любое отличие от массы- уже зона отчуждения.
С годами понимаешь, что нет психически здоровых людей.(А Савельев получил ещё и травму головы...) Все в той или иной мере со странностями. Уверена я ещё и в том, что сидение и ожидание у двери кабинета врача - здоровья не добавляет:)
С уважением, благодарностью и с искренней доброжелательностью к Вам,
Надежда.

Нануля   22.11.2018 12:09     Заявить о нарушении
Спасибо Вам Надя! С самыми наилучшими пожеланиями! Хорошей Вам погоды!

Сергей Вельяминов   22.11.2018 12:25   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 24 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.