Клубничка, горька ягода

Вялая, измученная душной жарой очередь оживилась. На пороге торговой точки появилась личность, пути которой редко теперь пересекались с жизненной колеёй народа. Оглядев магазинчик взглядом, представляющим собой коктейль из досады, презрения и брезгливой снисходительности, личность встала в очередь. Всем своим видом этот не совсем «новый  русский» показывал нетерпение и раздражительность по поводу того, что придётся потерять десяток-полтора драгоценных минут в этой забегаловке. До его появления последней в очереди была я. Теперь он стоял сзади, нетерпеливо гарцуя и от нечего делать, бездумно разглядывая мой аккуратный среднестатистический затылок. Всем своим биополем он излучал дискомфорт, сравнимый, разве что, с доставляющей неудобства сбившейся ежедневной прокладкой. Казалось бы, уж если не мыслишь свой загородный уикенд без спиртного и если вынужден, волей обстоятельств, приобретать его здесь, в магазинчике пригородного посёлка, высокопарно именуемого в путеводителях «Петербургской Швейцарией», то смирись, расслабься и получи удовольствие от хождения в народ. А если ты уже совсем «вери импотент», и в силу своего скудоумия по схеме деньги-товар-деньги не способен получить такое невинное удовольствие, то не отравляй и без того непростую жизнь другим. Я начинаю злиться: упражнения в остроумии  такого рода – явный и тревожный признак этого. Не люблю себя в амплуа язвы. Спинным мозгом ощущаю чужую навязчивую нервозность и поддаюсь, изменяя своей привычной обаятельной вежливости. Поэтому, когда подходит моя очередь, вместо традиционного - «здравствуйте, как работается в такой жаркий (дождливый, холодный) день…, мне, пожалуйста, …», - я резко отчеканиваю названия сока и мороженого.

          - «Я» овощная смесь и…

В этот момент неудобный задний сосед решил-таки скрасить своё бездарное стояние в очереди и приколоться. Заглядывая сбоку мне в лицо, он перебил:-

          - Да что Вы говорите! Вот никогда бы не подумал…

Я механически продолжаю

          - … и «Клубничка ля фам».

          - А вот это уже больше похоже…

Молоденькая продавщица начинает икать и тихо сползает под прилавок, очередь  с истовым российским энтузиазмом комментирует нашу блистательную импровизацию.

Да, недооценила я дяденьку. Рада за него, кое-что человеческое ему всё-таки не чуждо.

                *          *
                *

Зря радовалась. Бесчеловечное ему тоже оказалось не чуждо.

Буквально на следующий день мы с соседской Мальвой отправились по обыкновению на прогулку «большим кругом». Мальва, крупная восточно-европейская овчарка, хорошо выдрессированная, сохраняла ещё щенячий кураж, который особенно буйно проявлялся при намёке на предстоящую прогулку. Она взвизгивала, вертелась волчком и, обезумев от радости, не знала, что принести - миску или поводок. На всякий случай хватала попеременно и то и другое. Марья Алексеевна, её пожилая хозяйка, давно уж в силу возраста и больных ног с собакой не гуляла, но в сборах принимала активное участие.

             - Ну что ты носишься,- сипло басила она,- как курица с отрубленной головой?!     Уймись, идолище окаянное! – любовно взывала к собаке хозяйка.

Наконец Мальва вняла уговорам, и мы спустились к озеру. В предвечерний час на пляже никого не было, вольготно носились стрекозы, пробовал голос соловей. Где-нибудь через час, плавясь от нежности и сладчайших сумерек белой ночи, он войдёт в раж и до рассвета не даст спать всей округе.

       За поворотом я остолбенела. Давешний дяденька бил женщину. Очень молодую, я бы сказала совсем юную и пьяную. Она стояла как сомнамбула, а он, одной рукой придерживая её за плечо, другой методично хлестал её по щекам. Справа - слева, справа -слева…Отец мой из донских казаков, по знаку зодиака я Овен, горячечная эмоциональность в сочетании с неисправимым идеализмом часто и во вред мне впрыскивают в мою кровь адреналиновый приказ: «Шашки наголо!». Особенно, если обижают слабого или меня. Правда, себя я с переменным успехом пытаюсь защищать только словесно.

         -Вперёд! Спасай! – резко выдохнула команду я Мальве, отпустив поводок.

Собака, в отличие от пистолета, принимает решение самостоятельно. Иногда странное.

Оскалив зубы, с грозным рыком Мальва в три летящих прыжка преодолела расстояние и изо всех сил, включая силу инерции, толкнула передними лапами… девушку. Падая, та по касательной задела корягу и, словно очнувшись, свернулась на земле калачиком от боли. Потом тихо  и очень жалобно как ребёнок  заплакала.

        -Назад! – крикнула я. Мальва осела на задние лапы и через мгновение подбежала ко мне. Что толку спрашивать у собаки: «Почему?».  А он, присев на корточки, что-то тихо, но жёстко говорил девушке, не то успокаивая, не то отчитывая за что-то. Ей явно больше ничего не угрожало.

Прогулка пошла прахом. В горле стоял ком. Меня трясло. Мы вернулись не нагулявшись. Добрейшая Марья Алексеевна поджидала меня с тарелкой мытой привозной южной клубники.

         -Что с тобой, душа моя? На тебе лица нет! – пробасила она, пытаясь подставить мне старый венский стул.

         -Ага, на берегу оставила,- невпопад мрачно пошутила я, - дядька один девчонку колотил…

         -Так это Нельку, небось, её папашка. Вернулась из колледжа из Англии отвязная, пьёт, траву эту идиотскую курит,- Марья Алексеевна помолчала, горестно качая головой.

         -Прибьёт он её когда-нибудь, рука у него тяжёлая, да и сидел он…Бешеный…

В ушах у меня звенело, предметы пытались поплыть перед глазами, клубничина, которую я механически положила в рот, казалась на вкус горькой. Опять давление подскочило.

         -Ты ешь, ешь! Чужому горю не поможешь…,- продолжала она. И чего теперь руками махать, коли сами без присмотра девку оставили… Ты ешь, ешь. А как ты думала, богатые, они ведь тоже плачут. Да… Иной раз горше нашего.

     Глухо заворчала Мальва. Я с ужасом увидела, что вся она подобралась и нацелилась на дверь веранды, а шерсть на её загривке встала дыбом. Я взглянула на дверь и заорала:

          -Сидеть!!! Собака осталась на месте. Зато Марья Алексеевна, подбоченясь, двинулась на своих ненадёжных ногах к двери.

          -Здрасьте вам, пожалуйста! Нарисовалась! Легка на помине…

В проёме, вцепившись побелевшими от напряжения неправдоподобно тонкими пальцами в косяки, стояла Нелька. Ободранная, с распухшим от слёз лицом, но с совершенно трезвым и решительным взглядом.

         - Чего надо? – продолжала наступать на неё Мальвина хозяйка.

         -Я… Я пришла… сказать вашей с-с-су… собаке всё, что я про неё думаю, - глядя почему-то в упор на меня, тихо, но твёрдо сказала нежданная гостья.

Господи, только не это! Я умею дружить с девочками. С большими и маленькими, и с теми, у кого уже своих трое детей. Со всеми, кроме своей собственной дочери. Я умею их слушать и давать бесценные советы. Господи, только не этой… С тех пор, как давным-давно от передозировки погиб мой двоюродный брат, за которого я долго и безуспешно боролась, я совсем не выношу тех, кто пытается баловаться наркотиками. И вдруг, внезапно бросившись на четвереньки, она начала лаять. Громко, яростно, вкладывая в нелепый этот лай всю свою душу.

      -Перестань! Прекрати!!!- пыталась остановить её несчастная Марья Алексеевна.

Я судорожно тёрла виски, стараясь справится со стучащими в них молотками и сообразить, что делать в такой ситуации. Дать пощёчину? Она свою порцию сегодня уже получила. Внезапно резко плеснуть в лицо холодной водой? Нет, не выход. И тут я увидела, что за спиной девчонки по дорожке от калитки с белым, как мел лицом и сжатыми кулаками решительно идёт её отец. Что делать?! В её эпатажной выходке было столько отчаяния, а во всей фигуре приближающегося мужчины столько нешуточной угрозы, что я испугалась. Я достаточно живу на свете, чтобы понять: сейчас он готов убить. Потом это будет называться «убийством в состоянии аффекта». В этот момент Мальва, пребывающая некоторое время в самом настоящем шоке от вопиющей Нелькиной наглости, пришла в себя и закатилась ей в ответ возмущённым лаем. А вслед за ними, не знаю, почему, начала лаять и я. Видимо от страха у меня получалось тоненькое, с подвыванием, тявканье. Такое идиотское соло. Враждебный объект на дорожке остановился, немного потоптался в нерешительности, затем круто повернулся и зашагал прочь.

Это жуткое неистовство продолжалось целую вечность – в общей сложности минуты три. Всё это время, онемев от незабываемых впечатлений и взявшись за голову руками, на нас таращилась Марья Алексеевна. «Папашку» она не заметила. И тут к ней присоединился соседский Колька. Он весело бежал к нам с хворостинкой в руке. Все замолкли.

         -А чё это вы тут  делаете?

Коленька, милый, я не знаю, что тебе ответить, как не проговориться о том, что я сейчас пережила…

          -Мы-то? Да вот, Колька, лаем себе, потихоньку?

          -Ничё себе, потихоньку, - говорит Колька, подозрительно нас разглядывая.

          -Не хочешь присоединиться? - с фальшивой бесшабашностью интересуюсь я.

          -Вот ещё! Чё, я дурак совсем? Или маленький…,- и уже на ходу добавляет,- Некогда мне тут с вами..!

Пауза. Тишина. Я стараюсь привести в порядок своё дважды инфарктное сердце и единожды инсультную голову. Понимаю, что это ещё не конец.

          -Ну, пойдём, поговорим, - говорю я, поднимаясь на ватные, не отошедшие от стресса ноги, - Пойдём...

Я никогда не скажу ей о том, что только что тут был её отец. Это станет нашей с ним тайной. Всё, что было дальше, останется между нами. За кадром. Всё, из чего ковались добрые отношения. Всё, чем пришлось поступиться, перешагивая через очевидное…

Нелька переросла свой кризис пополам с дурью. Она теперь и жена, и мать. Да ещё топ-менеджер в известной компании. Но до сих пор, когда я встречаю её дачными летними сезонами в посёлке, я ощущаю во рту горький вкус клубники. А старая и седая Мальва, которая осталась мне по наследству, каждый раз глухо рычит.