Обед на траве-мураве

С  папой и Лидой мы  идём  пешком в Елшанку, деревню, где родился папа. Бабушка гостит там, у другой  папиной  сестры – тёти Зины.

Идём,    сбирать крыжовник, как сказала тётя,  отправляя с нами Лиду.  После землянки тёти Макриды,  дом в Елшанке  показался дворцом. В зале – передний угол  был завешен иконами. Лики святых угодников  пронзали   взглядами  насквозь. Горела лампадка. На  полочках этажерки  лежали стопки тёмных толстых книг –  со старых времен,  родовые, так сказала бабушка. Я стояла рядом с этажеркой и дышала стариной - у времени есть запах.
 
На стенах – рамки  с фотографиями. Столько фотографий и на всех   моя родня - не подозревала, что у нас столько родственников.  Бабушка рассказывала  – знакомила.   В тот день  в первый раз увидела фотографию своего деда.  Сначала  подумала, что это папа, только странно одетый. Костюма такого у папы не было, шляпу он носил, но не такую высокую. И галстука, как на фотографии у папы не было. А ещё – усы и трость. С уголка фотографии – надпись незнакомыми буквами. Бабушка, поймав мой взгляд, сказала:
-Это Нестер Данилович, ваш с Лидой дедушка, а фотокарточку    прислал  с  самой  Америки. Он туда на заработки  поехал. Семья у нас большая была, жили все вместе - свёкор, свекровь, брат старший с женой и робятишками. У нас с Нестером  трое робятишек было, да трое померло во младенчестве. Жили, не сказать, чтоб бедно –  пашня была,  покосы,  бахча. Скотины много: лошадь, быки, коровы, овцы, птица всякая. Шику не было, но  не голодали.      Нестер отделиться задумал, своим домком жить,  а хозяйство  как разделишь – только зорить его, да и домок, его построить надо. Где денег взять? Прослышал он от мужиков про Америку, стал у тяти благословение просить, чтоб отпустил на заработки. Тятя  и слушать не хотел. Эка даль - за морем–океяном.  Маманя  голосила, не хотела отпускать. Переупрямил их Нестер,  дали ему благословение. А меня  и не спрашивал никто, я у всех в послушании была. Уехал. Через год, без малого, пришло письмо от него. Радости-то было - живой.  Отписал: и про чужбину, и про мытарства свои  спервоначалу, пока не добрался до Халафорнии и не  пристроился к работе. Шибко ему там понравилось. Сказывал, как подсбирает деньжат,  приедет за мной с робятами. Не судьба нам  мериканцами стать. Приехал Нестер за нами. Пока суть, да дело  война началась.  Пойдём, Юлюшка, обед  сбирать. Скоро Митя с Зинаидой и Лидонькой из сада придут, а мы с тобой загутарились.

  В летней кухне,  как и в доме,  была русская печка.  В ней томилась  еда, приготовленная  на весь день. Бабушка выдвигала из печки ухватами чугунки со щами, кашей.   Потом  расстелила во дворе   большую клеёнку,  мне дала деревянные ложки, чтобы я  разложила их по едокам. Прижав к груди  круглую буханку хлеба, бабушка нарезала его большими кусками и положила на клеёнку.  Как  будем сидеть   за таким столом, я не представляла. 
-Вот на травке и усядемся, вишь, какая она шелковая, мяконькая. На вольном воздухе и тюря сладкой покажется, а у нас, слава те, Господи, всего вдосталь наготовлено».

 И сиделось всем удобно, и обед на вольном воздухе мне понравился: «Надо будет маму упросить, чтобы она тоже во дворе обедать сбирала».