Медсестра с цыганской точки

   Уникальным пациентом была Татьяна, молодая импульсивная и наивная молодая женщина. По рассуждениям почти ребёнок. После седьмого класса она закончила медицинское училище, совсем немного поработала в больнице, влюбилась в наркомана, не зная этого, и моментально подсела на наркотики. Вскоре её любимый попал в тюрьму на пять лет за хранение и распространение наркотиков. С работы Татьяну сразу же уволили, когда стало известно, что она наркоманка. И Татьяна осталась без средств к существованию, с мамой, тёмной, необразованной женщиной, которая работала уборщицей. Ей казалось, что мама её возненавидела за наркотики. Дочь была её единственной надеждой на нормальную жизнь, на какое-то обеспечение под старость лет. И вот эта надежда превращается в обузу, неподъёмную ношу с непонятным поведением и непонятной страстью к каким-то наркотикам.

А Татьяне нужны были наркотики, нужны были каждый день. Воровать она не умела и не могла, из дома тащить и продавать было нечего. Несколько раз её выручали новые знакомые, друзья любимого, но и они вскоре от неё отказались. Она с непреодолимым страхом ждала приближающейся ломки и решилась выпрыгнуть в окно с девятого этажа. Но помешала мама, неожиданно появившись в комнате. И в тот день Татьяна пошла попрошайничать к цыганам. Туда, где они несколько раз до этого покупали вместе с любимым «ширку».

Цыгане без денег ширку не дали, но и не оттолкнули её, они предложили ей «работу по специальности». Она поработала у цыган несколько дней, каждый день «раскумаренная», возвращаясь домой на ночлег. Мать бесилась, била её, но Татьяне было всё равно, она сегодня получила наркотик, и это было для неё сегодня главное. Потом однажды она, как всегда, вечером хотела вернуться домой, но цыгане, опасаясь, что она приведёт милицию, её больше домой не пустили. Так она и осталась жить у цыган. Спала она в кладовке, на деревянном стеллаже, как на нарах, среди каких-то ненужных вещей. Постелью ей служил ватный матрац, укрывалась она суконным солдатским одеялом. Кладовка была тёмной, без окон, но зато там не дуло, там, в её новом жилище, было тепло. На улицу её не выпускали, она могла погулять только во дворе цыганского особняка за высоким забором.

Мать поискала-поискала Татьяну и не найдя её ни в милиции, ни в больницах, ни в моргах, прекратила безрезультатные поиски. Освободила Татьяну из цыганского плена милиция. Нельзя сказать, что милиция раньше не знала об этой наркоманской точке. В отделе борьбы с незаконным оборотом наркотиков прекрасно о ней знали, и не только об этой точке. Но цыганскую слободку «крышевали» структуры не подвластные милиции и всё шло, как шло. Цыгане делились с нужными чиновниками, и это, до поры до времени, всех устраивало. Но, то ли случился провальный скандал, то ли срочно кого-то нужно было «сдавать» и «закрывать» и выбор пал на ту цыганскую семью, в которой жила Татьяна. Так или иначе, она оказалась на свободе.

Через несколько месяцев после выписки из больницы Татьяна рассказывала.
- Доза у меня была 10 кубиков «ширки» в сутки, я работала у цыган медсестрой. Приходили наркоманы, покупали у цыган «ширку», а я их колола. Большинство из них сами  уколоться уже не могли, потому что у них почти у всех уже «не было вен». И таким путём я зарабатывала себе на наркотики, на «раскумарку». «Ширку» мне  давали цыгане, я у цыган кололась и жила, и питалась. Наркоманы мне давали на питание и на бинты за счёт того, что я их колола. Бинты мне были нужны, потому, что у меня у самой-то уже тоже не было вен, раны от уколов гноились.

Потом меня выпустили домой. Освободили меня милиционеры. Я даже следователю сказала, что в первую очередь я хочу покончить с наркотиками, я устала, я вся больная, я никому такая не нужна. Вес у меня тогда был 38 кг, у меня началась уже дистрофия, давление было 70 на 40. В таком состоянии, меня мать забрала домой из милиции. Я говорю: «Мама, вызывай скорую и отправляй меня в наркологию». Это подсказал мне следователь. До этого я вообще не знала, что таким путём можно избавиться от наркотиков. Попала я в третье отделение к Татьяне Витальевне.

 С ногами у меня вообще был ужас. Когда я пришла в отделение, у меня гной аж тёк по ногам, так, что аж в тапочках хлюпало. Я не могла даже делать в палате перевязку, ходила в туалет перевязываться.
Потом меня показали врачам на какой-то конференции, там собрались врачи и вот меня туда привели. Наверное, потому, что, таких как я экземпляров, они ещё не встречали, такие им ещё не попадались. Хуже меня, какая я была тогда  уже, наверное, не может быть. Я была как бомжиха никому не нужная,  как отброс общества. Мама мне тогда говорила, что вас таких нужно к стенке и расстреливать. Мы наркоманы хуже всех. Даже хуже алкоголиков.

И вот меня привели на конференцию, мне задавали всякие вопросы и я отвечала на них. И на конференции были всякие доктора и, наверное, они сжалились надо мной. Оказалось, что ещё есть люди, которые хотят нам помочь. Только надо ещё иметь желание, к этому стремиться и бороться. И когда мне предложил помощь, я схватилась за эту помощь, как за соломинку, как утопающий. Я подумала: «Может действительно мне ещё что-то поможет». Если бы мне это не помогло, то у меня было два выхода или в тюрьму, или в могилу. В тюрьму меня уже не взяли после цыган. Значит только могила. И когда мне после конференции предложили помощь я, конечно, согласилась,  я согласна была на всё. Я так тогда устала и морально, и физически, нет слов. Какое-то чувство мне всё же подсказывало: «Ну, попробуй, Таня. А вдруг получится. А вдруг будет всё ещё хорошо».

Меня стали лечить Тетлонгом. Сначала мне сделали один укол. Через неделю мне сделали второй укол, и произошло чудо, моё желание и лекарство сделали чудо.  До укола у меня была тревога, мне было очень тревожно. Что со мною будет дальше. У  меня было депрессивное состояние. Я не знала, что со мной делается, как будто закрыли меня в комнате и одни стены, ни окон, ни дверей, никакого для меня выхода, и я хочу вырваться из этой комнаты, хочу вырваться и не могу найти выход. Вот такое у меня было ощущение.
 
После того, как мне сделали один укол, на следующий день наступило облегчение, появилась лёгкость. Я до этого была в очень тяжёлом состоянии. Как будто я несла тяжёлый мешок и тут я его взяла и сбросила. Потом мне через неделю сделали второй укол. После этого состояние у меня было вообще изумительное. Было приподнятое настроение, не было этой тяжести на душе, не было депрессивного состояния. Аппетит чудесный, я в отделении танцевала, я пела. Это, действительно, так было. Женщины в отделении думали, что я мозгами поехала или выпила, или приняла наркотик. А мне было даже немножечко обидно, что меня никто не понимал, что я не пила и не кололась. Я со всеми общалась.

Вот после второго укола и исчезло это желание, тяга к наркотикам. А потом после второго укола я нормально начала мыслить, смотреть на вещи совсем по-другому… . Мне захотелось и одеваться, и следить за собой, и читать, и гулять и радоваться жизни….  До этого я ведь вообще была никакая.

Это было в октябре, а сегодня на дворе февраль. За это время я приняла ещё три укола препарата и вот сегодня, я думаю последний. Потому, что я чувствую себя хорошо, сплю нормально, никакой депрессии, ноги у меня зажили  и я уверена, что возврата к наркотикам у меня уже не будет.