Олесь оборвал воспоминания, резко сел на кровати, осмотрелся, и усмехнулся. Когда-то он начал жить в этой комнате шестым жильцом. Его кровать, узкая, железная, со скрипучей сеткой, стояла в самом неудобном месте, - у дверей. Впервые оказавшись в этой комнате, он ужаснулся. В Бетфорде все было иначе. Уютные домашние комнаты, светлые, яркие, в которых было комфортно. Здесь все было так, как будто он оказался в полицейском участке. Нет штор на окнах, у стены шкаф, весь заклеенный наклейками от жвачек, и плакатами голых девиц. Его дверцы плохо были закрыты, а может совсем не закрывались, и было видно все его нутро, с бесформенными охапками одежды на полках. Никакого намека на самый минимальный комфорт. Кроме того, в комнате стоял стойкий запах грязного пота и носков. Грязь, пыль, беспорядок. Встретили его недружелюбно, насмешками.
- «О. Пацаны? К нам девушку поселили. Класс» - воскликнул один из пяти парней, самый плотный и коренастый. Олесь кинул на него молчаливый взгляд, и молча принялся застилать свою кровать бельем. Сзади подскочил второй, взъерошенный, словно потрепанный воробей, схватив сумку Олеся, быстро передал ее друзьям. Олесь стремительно выпрямился, угрожающе приказал, - «Поставь!»
Его легкий акцент заставил парней на какое-то время замереть.
- «Ты что? Импортный что-ли? Чурка?» - спросил коренастый. Олесь шагнул к своей сумке, взялся за нее, и ощутимо дернул к себе, прошипев сквозь зубы, - «Руки убери!»
- «Да вы че? Дураки что-ли? Человек только заехал, а они уже шутки шутят» - с дальней койки поднялся высокий светловолосый парень, с ярко серыми глазами, подошел к Олесю, и протянул руку, - «Стас» - добавил через секунду, - «Потапов».
Олесь прищурившись, изучающее вцепился в него пронзительным взглядом, нехотя ответил, не протягивая своей руки, - «Олес» - добавил через секунду с таким же вызовом, делая ударение на первую букву имени, - «Лазер.»
Стас усмехнулся, недобро блеснув глазами, спрятал руку в карман брюк, оглядев его с головы до ног, многозначительно произнес. – «Нелегко тебе здесь будет, с таким имечком. И с таким личиком. Олесик. Лазер».
Олесь отвернулся, бросив сумку под ноги, продолжил стелить простынь. Он не боялся этих ребят, оценив каждого, и уже не думал о них сейчас. К нему вернулась его былая уверенность, и все мысли занимали другие вопросы. Стас не жил в этой комнате, он пришел сюда просто так. Он явно был лидером, а шестеркой из всех ребят был рыхлый толстячок Боря, Олесь безошибочно понял это по Бориным глазам.
- «Так ты откуда к нам забрел?» - вновь подступил к Олесю коренастый, когда он закончив возиться с постелью, лег на кровать, и уставился в потолок.
- «Там меня уже нет» - бросил в ответ угрюмо.
- «Не хочешь общаться?» - коренастый усмехнулся, - «Ну тогда хоть скажи кто ты?»
- «Да татарин он, не видишь что-ли? Они которые коренные, все с акцентом. А у него даже разрез глаз татарский» - выкрикнул другой, и когда Олесь устремил на него взгляд, насмешливо спросил, - «Слышь? У тебя в роду наверное сам Чингисхан есть, А?»
Олесь чувствовал как растет в нем злость. Воздух в комнате быстро накалялся, а когда ушел домой Стас, ребята и вовсе обнаглели.
- «Покажь? Че в сумке?» - требовали они хором.
- «Все равно вытряхнем ее, когда в туалет свалишь. Не с собой же потащишь? У нас тут общаг» - коренастый весело переглядывался с товарищами, подмигнул, - «Все твое, - наше».
Отпускали грязные шутки по поводу его длинных волос, имени, и внешности, недвусмысленно намекая на его нетрадиционную ориентацию. Олесь не выдержал, сел на кровати, и устало попросил, - «Если вы сейчас просто заткнетесь, я сделаю вид, что не слышал что вы сказали, и никого не трону.»
Но эти слова подействовали на ребят как красная тряпка на быка. Они открыто и издевательски рассмеялись, подбадривая друг друга, стали подступать к нему, непристойно жестикулируя и показывая оскорбительные жесты. Олесь на секунду опустил глаза, сделал глубокий, сожалеющий вздох, и огорченно качая головой, поднялся. Он не хотел бить их сильно, поэтому шагнув к тому, кто стоял от него ближе всех, коротко ударил его в подбородок снизу, раскрытой ладонью. Зубы несчастного громко лязгнули, он прикусил язык, и отлетел на пару шагов. Второго и третьего Олесь схватил за головы, и таким же сильным, резким движением стукнул друг о друга лбами, толкнул обоих на первого. Четвертый и пятый быстро оценив ситуацию, отпрянули назад и замерли, глядя на Олеся испуганно. Он понимающе развел руками, и вернулся на свою кровать.
- «Кто-то хочет еще заняться со мной сексом?» - спросил он умолкнувших парней, и не получив ответа, заключил, - «Очень жаль. Я хороший партнер».
Это был первый его день в общежитии. Все, с чем он столкнулся в последующие дни, не удивляло, и не отталкивало, но вызывало легкий ступор. Здесь все было противоположным тому, как он жил раньше. Студенты были шумными, вели жизнь свободную от запретов и ограничений. Хоть общежитие и было разделено на женскую и мужскую половину, все равно по ночам во многих комнатах отчаянно скрипели кровати, и раздавались характерные ахи. Олесь не собирался жить так, как диктовались внутренние устои среди многих поколений студентов, но для начала он обследовал город, куда попал. Он не привык жить в нужде, и искал пути решения финансового вопроса. Быстро оправившись от потрясения, уже жалел о той минуте слабости, когда обратился к отцу с отчаянной мольбой о пощаде. Как волк одиночка, рыскал по всем углам, все замечая, и оценивая свои шансы. Нашел способ как выгодней раскрутиться на продаже наркотиков, и используя ум и обаяние, быстро наладил нужные контакты. Учиться он не учился, просиживал лекции, скучающе поглядывая в окно. Все эти уроки казались ему примитивными, для умственно неполноценных. Он еще мог понять лекции по основной профессии, но математику, русский язык, физкультуру, воспринимал как издевательство. Преподаватели сразу заметили его. Как было не заметить его необычный вид? Они привыкли видеть, и учить тех, кто не хотел этим заниматься, и уроки, и задания были совершенно простыми.
- «Лазер? А почему ты не пишешь? Отдохнуть пришел?» - обратилась к нему однажды математичка, Светлана Юрьевна, женщина видавшая всяких подростков на своем веку. Олесь изумленно уставился на нее, пораженный ее хамским обращением, - «Что?»
- «Почему сидишь, спрашиваю, и не пишешь?» - повысила голос преподаватель.
- «Вы что? Преподавали раньше в черном квартале?» - спросил он.
- «В каком еще черном квартале?» - теперь не поняла Светлана Юрьевна.
- «Тогда чего кричите? Здесь нет глухих, все хорошо слышат».
- «Да на вас не орать, вы же не понимаете» - по щекам математички пошли красные пятна.
- «А вы кнут с пряником брать не пробовали?»
- «Зачем мне?»
- «Если вы считаете, что здесь дураки собрались, то они хорошо понимают только кнут и пряник.»
- «А ты очень важный? Да?» - Светлана Юрьевна была ущемлена открытыми смешками класса, с удовольствием наблюдающего за перепалкой новенького с этой мегерой.
- «Отрастил вон, космы. Хвост как девочка завязываешь. Выделиться хочешь? Так умом надо отличаться. А не образиной своей. Мачо нашелся тут» - продолжила она, тыча в него пальцем.
- «Хотите оценить процент моего ума по отношению к вашему?» - Олесь угрожающе прищурился. Это был открытый вызов.
- «А что ты можешь мне показать, чтобы я это оценила?»
Олесь поднялся, пристально глядя на математичку, сдерживая разбушевавшиеся эмоции, произнес, - «Ну… Пусть вам ваш муж показывает, а вы оцените его. В процентах. А я буду доказывать. Если хотите».
Кабинет взорвался от хохота. Но Светлана Юрьевна была не из робкого десятка. Она оглушительно застучала по столу, призывая всех к порядку, и жестом пригласила Олеся выйти к доске, шумно дыша от гнева, - «Ну давай? Докажи? Что ты можешь? Удиви меня? Сколько будет дважды два?»
Олесь усмехнулся, вышел, остановился рядом с нею, и слегка повернув в ее сторону голову, уставился на нее, храня на губах легкую иронию. Светлана Юрьевна хитро прищурилась, желая взять реванш, и предвкушая полное поражение нахального студента, медленно выговаривая слова, спросила. – «Расскажи ка мне о матрицах. Мой юный вундеркинд, с наглыми глазами. О матрицах, и действиях над ними?»
У всех натянулись лица, группа обиженно прогудела.
- «О-о» - с легким удивлением произнес Олесь коротко, и взял в руки мел, - «Хороший вопрос» - он исподлобья изучающее взглянул на преподавателя, и начал говорить быстрым, уверенным голосом, - «Матрицей размерности m*n называется таблица чисел, (элементов), содержащая m строк и n столбцов. В алгебраических выражениях часто используются специального вида матрицы: О - нулевая, D – диагональная, E – единичная. Если в матрице А переставить соответствующие строки и столбцы местами, то получится матрица, которую называют транспонированной матрицей А» - Олесь отвернулся от доски, где чертил буквы обозначений, и мило улыбаясь, спросил Светлану Юрьевну, - «Пример?» - и не дожидаясь ответа, продолжил, - «Если число строк и столбцов матрицы совпадает и равно n, то матрица называется квадратной n-го порядка. Две матрицы A и В одинаковой размерности равны, если все соответствующие элементы матриц равны» - он выдержал секундную паузу. – « Действия над матрицами. … Умножение матрицы на число… Любую матрицу можно умножить на любое число, при этом все элементы матрицы умножаются на это число…. Сложение матриц… Две матрицы А и В одинаковой размерности можно сложить, при этом все соответствующие элементы матриц складываются…. Свойства линейных операций…»
- «Стоп» - оборвала его Светлана Юрьевна, - «Где ты учился до того, как попал сюда?»
- «В школе».
- «Насколько я знаю, здесь ни в одной школе не преподают высшую математику. Откуда ты приехал?»
- «Это имеет отношение к высшей математике?»
- «Нет»
- «Тогда можно пропустить ваш вопрос мимо ушей?»
- «Понятно. Садись, остряк».
Олесь быстрым взглядом охватил притихших ребят, и положил мел на край стола. – «Зачем вы меня эту тему спрашивали? Чтобы унизить? Такие приемы используют слабые духом. Я ведь тоже могу спросить вас о том, чего вы не знаете. Не надо со мной играть. О вашем предмете я знаю достаточно много".
- «Садись. Будем считать, что ты меня удивил» - прервала его Светлана Юрьевна.
Он заставил ее быть с ним осторожной. До этой минуты Светлана Юрьевна видела в нем лишь высокомерного избалованного мальчика, мажора, с красивым лицом. Он всегда молчал, и ни с кем не общался, сидел на подоконнике окна в перемену, или стоял возле него, неподвижно глядя на улицу. А вот сегодня он смело выступил против нее, отчетливо и тактично дав понять, что не даст себя в обиду. То, с какой уверенностью и готовностью Олесь заговорил о том, чего не знал никто, действительно поразило. Светлана Юрьевна преподавала в школе математику еще в советские времена, и много учеников видела на своем веку. Советский Союз пал, школьная реформа превратила школы в бедлам, и ей пришлось покинуть свой учительский пост. Она пристроилась сюда, учила этих бездарей и лентяев, скрепя сердце ставила им тройки, и злилась на себя, и на своих учеников. Но сегодня ей вдруг показалось, что она говорила с принцем крови. Олесь сумел вызвать в ней стыд за свой гнев и крики на лекциях, она дала себе слово, что не будет больше сравнивать ребят с тупыми животными, какими видела их всегда. Теперь Олесь вызывал у нее симпатию, и она приветливо улыбалась ему, а он галантно здоровался, останавливаясь, чтобы пропустить ее, и склонял в легком поклоне голову, - «Добрый день, Светлана Юрьевна. Как ваше ничего?»
- «Здравствуй Олесь. Все просто отлично».
Он умел завоевывать сердца. Он так ничего и не записывал на лекциях, слушал их вполуха, сидя за вторым столом, напротив стола преподавателя, сцепив в замок руки.
- «Почему не пишешь?»
На этот раз это волновало уже молодую учительницу русского языка.
- «Мне не нужно. Я запомню» - мягко ответил Олесь, взглядывая на нее бархатными глазами. Она смутилась, порозовела, и отвела глаза. Олесь казался гораздо старше своих сверстников, и умнее. От него веяло скрытой силой и уверенностью. И если бы не его юность, то учительница не отводила бы своих глаз, а возможно даже проявляла знаки внимания. Ей самой было двадцать три года, и она с отличием окончив педагогический, с трудом нашла работу в родном городе. Сейчас ей приходилось сдерживать свои эмоции, и это для нее было трудным. Уже почти пятнадцать минут она пыталась добиться ответа от одного из студентов на легкий вопрос, - что такое предложение с обращением. Ему нужно было закрыть двойку, но даже такой вопрос вызывал у парня ступор.
- «Подумай пожалуйста?» - просила его терпеливым тоном, и посадив на место, разговаривала с классом на другую тему. Потом опять поднимала этого мученика, и спрашивала. Он вновь морщил и лоб, и нос, и щеки, вздевал глаза к потолку, словно там был ответ. Олесь начал терять терпение, часто трогая рукой свое лицо, прищуривался, и приоткрыв рот, тяжело вздыхал. Учительница заметила это, и обратилась к нему, - «Олесь? А ты знаешь, что такое предложение с обращением?»
Звонок прервал ее на окончании вопроса, и Олесь оживившись, воскликнул, - «Наталья Сергеевна, звонок».
У Натальи Сергеевны весело засветились глаза, она широко и облегченно улыбнулась, отчего у наружного угла глаз образовались мелкие стрелочки морщин, - «Ну конечно. Вот это и есть предложение с обращением. Ничего сложного, почти первый класс.» - покачала головой, обращаясь к двоечнику, - «Не могу Антон тройку тебе поставить. Все свободны»…
- «Господи помоги? Не могу видеть этого парня. Внутри все переворачивается. Как он смотрит…. Словно в омут тянет. Надо найти себе любовника, чтобы отвлечь себя от этого парня. Надо кого-то найти» - судорожно думала она, возвращаясь в общий кабинет преподавателей, вцепившись в учебник и журнал.
Физкультура проходила в соседствующей рядом с общежитием школе. Двухэтажный физкультурный зал, огромных размеров, заново отстроенный, и поэтому светлый, с высокими потолками. Он находился вне самого школьного здания, в задней его части, и кроме основного, имел еще запасной выход. Через него и проходили студенты, шумно раздевались в раздевалке, и долго строились в кривую шеренгу перед физруком. Олесь терпеть не мог эти построения и расчет на первый, второй. Их делили на две команды, и заставляли играть в волейбол, или баскетбол. В этих играх Олесю и здесь не было равных. Он высоко прыгал, отбивал мяч с самой неудобной позиции, и забивал мяч в корзину с такого расстояния, что это вызывало крайнее удивление у физрука. Он даже провел эксперимент по этому поводу, и Олесь ни разу не промахнулся.
- «В футбол играешь?» - спросил его физрук.
- «Нет. Не люблю этот спорт» - честно признался Олесь.
- «А во что еще играешь?»
- «Ну… В теннис. На корте, и за столом. В регби... Зачем вам?»
- «Что? Действительно играешь в большой теннис?»
Олесь кивнул, - «Ну, а что тут сложного?»
- «А ну, давай сыграем? Пошли?»
Вся группа ринулась за физруком на второй этаж, в новый зал для игры в большой теннис. Физрук кивком показал Олесю на ракетки, стоявшие вертикально на специальной полке, и сказал, - «Бери? Сейчас посмотрим, как ты играешь. Раньше этого спорта здесь не было, да вот новый мэр оказался любителем. Ходит сюда размяться. И даже спортзал для этого помог оборудовать».
Олесь отошел в угол, снял спортивную ветровку, оставшись в белой футболке, и неторопливо отстегнул штанины спортивных брюк, превратив их в шорты, перевязал волосы по новому, заправив непослушные тонкие прядки, все время выскакивающие на его лицо, и падающие перед глазами, до самого подбородка. Это придавало его прическе несколько небрежный вид, но выглядело очень волнующе. Физрук насмешливо наблюдал за ним, оставаясь в своем костюме. Но едва Олесь уверенно встал в позу, широко расставив, и слегка согнув в коленях ноги, держа наизготовку двумя руками ракетку, учитель понял, что он хороший противник. Группа застыла, с любопытством наблюдая за происходящим. Игра началась. Олесь легко и стремительно двигался по корту, ловко отбивая мяч, поспевая везде. Проиграв ему первый сэт, физрук покачал головой.
- «Снимите костюм. Он мешает вам двигаться. Тормозит во времени» - предложил Олесь, но учитель отказался. И проиграв все сэты, сокрушенно развел руками, - «У меня нет слов. Давно играешь?»
Олесь задумчиво почесал кончик носа, - «Не знаю. Давно наверное. Как-то не считал».
Физрук поведал о нем мэру, и тот в самые ближайшие выходные дни пригласил его поиграть с ним. Так Олесь познакомился с мэром, и легко завоевал его расположение к себе. И если с учебой все было хорошо, то в общежитии Олесь чувствовал себя отвратительно. Ему очень досаждали его соседи. Он так и не подружился с ними, напротив, между ними шла настоящая холодная война. Здесь Олесь был беспощаден, и жесток. Заметив что в его сумке кто-то опять посмел рыться, он сначала обвел всех взглядом, и спросил, - «Кто?»
Никто не ответил.
- «Считаю до одного. Промолчите, хуже будет всем» - он выдержал паузу, и не дождавшись признания, произнес как сигнал к атаке, - «Раз» Быстрой походкой подошел к общему шкафу, начал с остервенением вытаскивать все вещи, что лежали там в общей куче, прошагал к окну, открыл форточку, и вытолкал все на улицу. Ему пытались мешать, но это было как борьба с ветряными мельницами. Распинав, раскидав всех по сторонам, Олесь выкинул все, что попадалось ему на глаза, даже тетради и тарелки.
Парни боялись его, и жаловались знакомым и друзьям, как он мешает им жить. Олесь категорически запретил пить в комнате, курить, таскать девчонок, и заставлял мыться и стирать свое белье, чтобы не было запаха грязи и пота. Если кто-то ленился, или забывал свои новые обязанности, Олесь выставлял его за двери, и не пускал. Музыку им приходилось слушать у соседей. Накипело и наболело у них быстро, жалобы дошли до местного уличного главаря, господствующего в соседней школе, Кешки Самохина. Фигурой он был массивной, по деревенски сложенной, обладал грубой физической силой, и этим брал всех на ура. Здесь он появился, переехвл в город с родителями два года назад, и место вожака в школе отдали ему сразу, как только он запросто, словно бык, завалил предыдущего главаря, высокого, но недостаточно ловкого Мартына. Шестерка Боря без устали нашептывал Кешке о новеньком, который вел себя слишком борзо, и Кешка решил навести в общежитии свой порядок. Это он порылся в сумке Олеся, ожидая его с занятий, и не дождавшись, вышел на полчаса к знакомой подружке, что жила здесь, в триста первой комнате.
Пока Олесь расправлялся с вещами парней, Борюсик сбегал до Кешки, и вернулись они когда все уже валялось на улице. На Кешку Олесь никак не отреагировал, лишь кинул мимолетный взгляд, и лег на свою кровать, достал книгу.
- «О, пацаны, да у вас тут такая девочка поселилась, а вы молчите» - воодушевленным голосом воскликнул Кешка через минуту, рассмотрев Олеся. Потом присел на стул возле стола, и не спуская с него глаз, продолжал, - «А я столько уже наслышан об этом, но все не верил. Думаю, - как так может быть? Чтобы девчонку, и к парням. Они ж ее замозолят нафиг. Решил сам посмотреть, и вижу что был неправ. Хороша девочка, хороша» - Кешка подался вперед, обращаясь к Олесю, - «Слышь, ты? Как тебя зовут? А? Красивая?»
- «Олесь его зовут» - встрял Боря. Парни нахально лыбились, предвкушая зрелище, Боря все суетился около Кешки.
- «Олеся?!» - не поверил ушам Кешка, округляя глаза, - «Какое красивое имя» - и позвал наглым тоном. – «Слышь? Олеся? Девушкой моей будешь? Я даже не буду обижаться, если ты плохо языком работаешь, и попой. Все прощу за твою красоту. Соглашайся?»
Олесь медленно отложил книгу, потянул носом, слегка задев его ногтем большого пальца, и с силой выдув воздух, сел, исподлобья тяжело уставился на Кешку, - «Хочешь подраться, придумай что-нибудь новенькое для запала. Или просто попроси набить тебе морду»
- «О, какая горяцая девцонка. Люблю таких, они в постели активные» - Кешка растянул в широкой улыбе толстые губы, коверкая слова, - «Минет мне сделаешь?»
Олесь слегка озадаченно прищурился, спросил, - «И что это такое?»
Комната взорвалась от смеха, Олесь выждал, когда хохот утихнет, вопросительно взглянул на Кешку. Лицо у того лоснилось от удовольствия.
- «А это милая, когда ты важняка моего язычком отмоешь, примешь внутрь мое любовное семя, и скажешь спасибо, еще хочу» - сообщил он, усмехаясь.
- «Хм. Понятно. Банально, до пошлости. Только это по - другому называется» - Олесь говорил спокойно, словно не над ним сейчас покатывались со смеху, и не ему делали непристойные предложения.
- «А какая разница? Если кайф один и тот-же. Ну че? Пошли что-ли? Прямо сейчас отрепетируем?»
Теперь Олесь слегка побледнел, и те, кто его знал, замерли бы сейчас, и постарались спрятаться, или уползти в угол. Но здесь еще никто не знал о внешних признаках, выдающих его внутреннюю ярость и готовность к атаке. В прищуренных глазах тускло блеснул волчий огонек, губы заметно сжались, и лицо приобрело хищный оттенок вурдалака. Он медленно поднялся навстречу подходившему Кешке. Парни не шевелились и перестали дышать, а Кешка нахально улыбаясь, остановился в двух шагах от своей жертвы, потом сунув руки в карманы широких штанов, хмыкнул, проговорил, - «Нн-ну? Ты готова, милая?» - и сплюнул прямо под ноги Олеся. Никто ничего не успел увидеть, и понять. Олесь неуловимым, молниеносным движением пригнул Кешку к полу, высоко вывернув ему руку, и с глухой угрозой приказал, - «Вытри!»
Кешка подвывая, свободной рукой поспешно затер плевок рукавом рубахи. Олесь склонился к нему, не выпуская его выкрученной руки, и подкручивая ее еще сильней, сказал в его ухо вполголоса, - «И запомни, придурок. Рожденный делать, давать не может»
Выпрямился, обводя всех черным взглядом, - «И вас касается! Это я мужчина, а вы отсоски. Поняли?!»
Он резко разжал пальцы, выпуская Кешку, он мяукнув как кот, сбряцал на пол неуклюже ткнувшись лицом в пол. Но не желая сдаваться, ловко вскочил на ноги, и схватив стул, замахнулся на Олеся, чтобы ударить в спину. Но опять не успел. Ударом ноги Олесь отбросил его к дверям, прыжком настиг, взяв за воротник рубахи, поднял на ноги, и толкнув дверь ладонью, швырнул Кешку в коридор. Вышел за ним, и сначала пнул в грудь, потом встал ногой на горло, стал давить. Кешка как-то неестественно задергал руками и ногами, захрипел. Когда его губы стали синеть, Олесь резко убрал ногу, и страшным взглядом чуть склонившись к нему, наблюдал. Кешка с трудом отдышался, синюшные губы его порозовели, он храпя, хватал воздух ртом. Беспомощно смотрел на Олеся снизу. На шум в коридоре выскочили любопытные, но оставались наблюдать в дверях.
- «Еще раз сунешься ко мне, я тебя убью!» - тихо проговорил Олесь, и прищурившись еще сильнее, добавил, - «Мне это ничего не стоит, поверь мне на слово. Не ты первый»
На стене и на полу осталась Кешкина кровь. Он был не только пристыжен, но и напуган. Что-то пугающее, смертоносное было в облике Олеся, когда он ударил его ногой, не вытащил, а выкинул в коридор, и наступил ногой на горло. Кешка видел с каким наслаждением наблюдает Олесь сверху на его мучения, и с ужасом понял, что сейчас он убьет его, задушит ботинком как червя.
Это было первое серьезное избиение. В последующие дни все училище и общежитие шепталось во всех углах, в подробностях рассказывая об этом. Завидев Олеся, ребята смолкали, провожая его напряженными взглядами. Мастер группы механиков, двадцатипятилетняя Галина Владимировна, случайно подслушав разговор парней, смутилась, и насторожилась. Это было неприятным сигналом, не очень хотелось попасть под внимание милиции. Группа ей досталась из отпетых ребят, наглых и разболтанных, а тут еще драка. Ей с трудом удавалось руководить мальчишками, имеющими возраст от семнадцати до двадцати лет, не хватало зрелости и опыта. Они не слушались ее, и директор училища уже несколько раз выговаривала Галине, что она плохо работает.
После случая с Кешкой в комнате стало совсем тихо. Парни чтобы не оставаться наедине с Олесем, уходили из комнаты до глубокого вечера, и возвращались только спать. Двое из них решились пойти к коменданту, просили переселить их в другие комнаты. Ольга Николаевна внимательно выслушала их, но развела руками, - «Нет у меня свободных коек. Ведите себя спокойней, и не будет конфликтов» - советовала она. Ей было не до ссор, приезжала областная проверочная комиссия, с очередной проверкой, а в общежитии царила анархия. С семейными еще ничего, они соблюдали правила, а вот молодежь приносила только проблемы. Ольга Николаевна увешала распоряжениями и правилами всю стену в холле, да кто их читал. Ходила сама по комнатам, и просила, уговаривала ребят не нарушать порядок. Девочки, мальчики, горячо клялись, что все будет хорошо, чисто, и нравственно. Но как только Ольга Николаевна уходила, доставались припрятанные бутылки, семечки, включалась тяжелая музыка, и оргии продолжались чуть не до утра. Ольга Николаевна не знала что делать, сидела у Валентины в вахтерке, и жаловалась на все, сокрушенно думая вслух о том, чтобы уволиться и уйти на пенсию наконец. Валентина как могла, утешала, поила чаем с пирогами, и громко учила ее, как нужно поступать, чтобы приструнить хулиганов. В один из таких дней ее нашел Олесь. Заслышав знакомый голос, он заглянул в вахтерку, и позвал, - «Ольга Николаевна? Мне нужна женщина, которая выдает постельное белье. Вы не видели где она?»
- «А ну выйди ка отсюда? Я к тебе не лезу. И ты в мои двери не суйся» - забасила Валентина зычно. Она не любила его после их первой встречи, и всегда старалась нагрубить. Олесь взглянул на нее с прищуром, коротко и зло бросил, - «Shut up!»
- «Брек, брек, Валентина! Перестань.» - одернула ее Ольга Николаевна, и поспешно вышла из вахтерки, пригласила Олеся жестом идти за ней.
- «Зачем она тебе?»
- «Мне нужно другое белье. На этом я уже неделю спал» - ответил Олесь. Ольга Николаевна вздохнула, и повела его в свою комнату. Кастелянша Евдокия вряд ли даст чистый комплект белья. Женщина сварливая и жадная, она выдавала постельное раз в месяц, и далеко не всем. Скрупулезно записывала фамилии, чтобы можно было строго спросить за рваные простыни и пододеяльники. Ольга Николаевна давала Евдокии комплекты из своих запасов, готовила их заранее, и наказывала ей выдать Олесю, когда он придет. Та ворчала, но делала. Сегодня ее не было, и пришлось идти к себе.
- «У вас неприятности?» - спросил Олесь, несколько раз внимательно взглянув на нее.
- «Нет. Все хорошо.» - ответила Ольга Николаевна, открывая шкаф, и доставая оттуда приготовленный комплект.
- «Вы врете. У вас неприятности. Расскажите мне? Вдруг я смогу дать совет?» - не поверил он. Ольга тоже слышала о том, что он избил кого-то, верила и не верила. Олесь взял белье, но не уходил, настойчиво смотрел ей в глаза, - «Скажите? Что произошло у вас?»
Ольга сдалась, и села на стул, сокрушенно опустила голову, - «Ну хорошо, хорошо. Скажу тебе. Только что толку? Но прежде скажи и ты честно? Ты действительно избил какого-то парня?»
Олесь вздохнул, нехотя признался, - «Это действительно я. Но я его не бил. Честное слово. Я аккуратно, чтобы проучить. А если бы я его побил, он бы вряд ли сам встал, поверьте. И он первый начал.»
- «Ох, Олесь. Я верю что не ты первый. Ну да ладно. Не это сейчас главное.»
Олесь с готовностью присел рядом с нею.
- «Плохо все в общежитии. Начальство приезжает через две недели, проверять будет все, а студенты как с цепи сорвались. Пьют, приходят за полночь, курят везде, окурки бросают мимо, плюют. Девочки к парням лезут по простыням да веревкам, совсем бессовестные. Две уже успели на аборт сходить. Ничем никто не интересуется, кроме как выпить и сексом заняться, прошу прощения… Никаких мероприятий невозможно сделать, никаких праздников. Никому не хочется. Устала я воевать с ними. Раньше другие были дети. Хоть чем-то можно было увлечь. А сейчас что? Как стадо баранов без пастыря» - Ольга Николаевна беспомощно махнула рукой, часто заморгав, чтобы не расплакаться перед Олесем. Он молча выслушал ее, помолчал с минуту, и поднялся.
- «Не переживайте пожалуйста. Все будет хорошо.»
Ольга Николаевна скривилась, словно от зубной боли, покивала согласно головой. Они расстались, а она еще сидела на стуле с четверть часа, тяжело вздыхала и сокрушалась.
И началось. В первую же ночь Олесь вытащил из комнат несколько девчонок, кого за волосы, кого за шею, спустил до первого этажа голыми. Самые отчаянные их кавалеры пытались вступиться, но познав тяжелые удары ногами в пах, или грудь, позорно отступили. Валентина увидев брыкающихся распутниц в одном неглиже, сначала изумилась, а потом расхохоталась, и начала поливать их бранью. Олесь вдавил девчонок в решетку, держал как щенков, пока Валентина не открыла замок. Вытолкнув девах в холл, многозначительно произнес. – «Еще раз застукаю, выкину из окна в сугроб.»
Его поступок понравился Валентине, она едва дождалась утра, чтобы рассказать обо всем Ольге. Но в одиночку навести порядок в общежитии было сложно. Олесь давно присматривался к ребятам в группе, ища тех, из кого можно будет сколотить собственную команду. Из всей толпы бестолковых подростков выделялись пятеро. И одеты лучше, и держались с достоинством. Двое из них, Кирилл и Игорь жили в общаге, Стас и Фанис, Ромка, были детьми домашними. Высокие, стройные, привлекательные внешне, они могли подойти. Но заговорить с ними Олесь пока не спешил. За внешним достоинством могла скрываться подлость и ханжество. Ярко выделялся Стас. Он был не из робкого десятка, и смотрел на Олеся смело и с вызовом. Олесь догадывался о той ненависти, которую Стас питал к нему, и поэтому они как два самурая, ходили кругами вокруг друг друга, ища слабые места, чтобы ударить. Стас как-то стал подначивать парней в группе, чтобы отомстить Олесю за унижения и побои. Но они явно боялись его, каждый на себе испытал силу его тычков и пинков.
- «Не Стас. Давай - ка сам попробуй его побить. Это он с виду мажорик. Тронь его, в него как будто черт вселяется. Молотит, как катапульта. Он даже слова не дает сказать, увидел что не так, подскакивает, и бьет. Легче курить бросить, чем с ним спорить» - мотал головой Валерка, которого Олесь на днях накормил его же сигаретой.
- «Да, да. Он бешенный. Я с пацанами водяру протащил через вахту. Только мы сели по тихому опрокинуть за Ванькин зачет по матеше, а он тут как тут. Лишь спросил, кто принес. Парни с испугу на меня косяка сдавили, он все понял. Весь пузырь на меня вылил, и заставил коридор мыть. Я три раза мыл, пока он доволен не остался. Как дурак, на коленях ползал с тряпкой, в новых джинсарях. А они светлые, попробуй сейчас, отстирай? Ты Стас подбивай, да только не нас. Мы пас. Сам ему морду чисть» - поддержал его Жорка.
- «Да че вы ссыте? Ясно, что кулаками против него, как голым против танка. Ребят собрать надо побольше, и биты каждому. Посмотрим, что он против бит скажет. Если все разом прыгнут, куда он денется?» - не сдавался Стас.
- «А если убьем случайно? Это же тюряга.»
- «Так договориться надо, кто и куда ударит. Я думаю, ему по одному разу достаточно будет. Только по голове не бить, и все. Главное, с ног его свалить, а там можно и по красивой роже попинать. Отметить на всю жизнь, чтобы в зеркало на себя глядя, нас вспоминал.»
- «Ну хорошо. Допустим, мы согласились. Так где его поджидать то? Его расписания никто не знает.»
- «Да ерунда. Он по средам и пятницам уходит в ночной клуб. Играет в покер и шары катает, я выяснил. Возвращается в два, три часа ночи. Идет мимо котельной. Там свет от столба достает немного, и чтобы его увидеть, нам хватит. Послезавтра пятница. Давайте думайте? Я семь бит могу достать. Кто пойдет?»
Решились многие, подбодренные тем, что будут вооружены битами, и численностью. Но Стас отобрал семь человек.
- «Хватит семь. А то будем друг другу мешать. Снега много, не развернуться будет» - заключил он, осматривая бойцов. В пятницу, когда дозорные сообщили по телефону, что Олесь вышел из клуба, парни вылезли по пожарной лестнице на улицу, спрятались в условленные укрытия, стали ждать. Олесь не ожидал нападения. Полностью поглощенный в мысли, он не сразу заметил идущих сзади трех ребят, а у котельной ему преградили путь еще четверо. Он резко остановился, и быстрым взглядом осмотрелся вокруг. У парней были биты.
- «Damn.» - тихо выругался, медленно отступая к дверям котельной. Там он еще несколько дней назад видел несколько металлических труб, разной длины, которые забыли газовики, когда приезжали с проверкой. Ему позволили отойти, и это было их ошибкой. Стоя спиной к дверям почти вплотную, Олесь осмотрел своих противников, потом быстро схватил два отрезка труб, шагнул вперед и встал в стойку. Это вызвало короткий язвительный смех у наступающих, но ненадолго. Стас не дрался, он стоял невдалеке, наблюдая за происходящим, и был уверен в победе. Но когда Олесь первым кинулся в драку, ему стало не до ухмылок. Парни дрались отчаянно, понимая что им достанется потом, если сейчас они не справятся, но что они могли против обученного фехтованию Олеся? Уже через пять минут все они были повержены, корчились, катались, громко стонали, и ерзали в снегу. Кому-то Олесь разбил голову, кому-то выбил зубы и челюсть, кому-то сломал ребра и руки, кто-то не мог подняться из-за поврежденного колена. Стас предусмотрительно скрылся. Это побоище стало большой гласностью в городе. Все драчуны оказались на больничной койке с сотрясением и переломами, но никто из них ни слова не сказал об Олесе. Все дружно твердили, что подрались между собой из-за девчонки, хотя вся группа знала правду. Олеся стали совсем сторониться, разговаривали заискивающе, заглядывали в лицо. Он снискал себе славу беспощадного, крутого героя, имеющего такую необычайную силу и ловкость. Девчонки мило улыбались, желая стать его подругой, и шептались, говорили, только о нем, влюблялись по уши, и страдали от его молчания. Сарафанное радио разнесло все новости по всем углам училища и общежития. Педагоги однако молчаливо поддержали Лазера, ибо его жесткий воспитательный метод имел успех. Стало гораздо тише, стали успешней учиться, в туалетах перестало вонять запахом сигарет, мочи и пива, а унитазы оставались чистыми, пол не заплеванным. И этот случай сам собой решил для Олеся вопрос о подборе себе команды.
- «Слушай, Лазер? Давай перетрем тему?» - через несколько дней после драки, подошли к нему на большой перемене Ромка, Кирилл и Фанис. Он вопросительно поднял на них глаза.
- «Пошли в актовый зал? Там никто не мешает» - пригласил Кирилл его кивком головы выйти из кабинета. Олесь поднялся, пошел за ними в зал, где училище обычно устраивало концерты и зрелища. Там уже был Игорь. Сидел за пианино, и пытался играть лунную сонату Бетховена. Олесь мельком взглянул на него и пройдя к заднему ряду стульев, вальяжно сел, ожидая продолжения разговора. Он не исключал возможности очередной драки, и был начеку.
- «Мы тут подумали….» - начал Кирилл, обвел глазами друзей, - «Ты пацан реальный. Дружить будем?»
- «На чьих условиях?» - чуть подумав, спросил Олесь.
- «В смысле?» - не понял Кирилл.
- «Рулит кто? Ты?»
- «Да никто не рулит. Просто держимся вместе. Подальше от этого быдляка.»
- «А я зачем? Я вроде справляюсь. Ни под кем не ходил, и не буду. А кто на дороге встанет, размажу.»
- «Мы заметили» - отозвался Ромка, - «Круто размазываешь, как масло на хлеб».
- «Мы тебе и предлагаем рулить. Быть одной командой» - Кирилл не отрываясь смотрел на Олеся.
- «Ладно» - согласился Олесь, поднялся, - «Договор подпишем, руки порежем, или слово чести дадим?»
Это была шутка, Кирилл понял, усмехнулся и не вставая со стула, поднял руку, для рукопожатия, бросил ответную шутку, - «Да ладно. Обольем обильно горячей, скупой мужскою слезою, и выпьем за всех баб паленой водки.»
Олесь помедлив полсекунды, подал ему свою раскрытую ладонь, крепко сжав его пальцы. Ромка и Фанис наложили сверху свои руки, и их союз был скреплен этим рукопожатием. Игорь все мучился у пианино, понимая что происходит, но не в силах оторваться от клавиш. Олесь подошел к нему, посмотрел на его руки, и опустил на клавиши свои пальцы, подыграл ему.
Через несколько дней он сам подошел к Стасу, и предложил те-же условия союза. Стас согласился не раздумывая. Он был уверен что Олесь видел его у котельной, и догадался кто подбил ребят на драку. Ждал от него ответной реакции, удрученно понимая, что будет битым. И когда Олесь предложил войти в его команду, не то, чтобы просто обрадовался, а возликовал в душе. Так они и сблизились, и стали подчиняться своему лидеру беспрекословно. За жестокость и ярость Олесь получил прозвище Люцифер, его команду за глаза называли слуги дьявола. Олесь словно ожил. В его голове зрело столько планов, столько затей. Первым делом он пришел к Ольге Николаевне с подношениями, и используя свое дьявольское обаяние, попросил избавить его от соседей по койкам.
- «Олесь, я не могу, пойми? Это против правил. Меня накажут за это. Олесь?» - жалобно просила его комендант, чтобы не настаивал. Но Олесь был неумолим. Он взял ее руку в свои ладони, слегка поглаживая ее пальцы, и неотрывно смотрел в глаза, словно гипнотизировал, - «Ольга Николаевна? Я вас очень прошу, я умоляю вас?... Уберите от меня этих детей? Я не могу видеть все их рож… лица. Я их покалечу случайно. Они такие тупые. И мне нужна эта комната в полное царство.»
- «Ой, Олесь, это невозможно. Любая комиссия, и я полечу с работы?»
- «Не будет больше комиссий, поверьте. А если и будет, то вам одних пятерок наставят…, нет…, шестерок. Это будет самое образцовое общежитие в городе. Я построю здесь свой Камелот. Хотите? Вот увидите. Ольга Николаевна? Все будет супер.»
Ольга рассмеялась, уже зная, что не сможет отказать ему, «Ну какой Камелот, Олесь? А кто король? Явно ты?»
-«Конечно.» - игриво вздернул бровь Олесь,- «Я Артур. А вы моя Гвиневра.»
Ольга Николаевна расхохоталась. закинув голову, и хлопнув его по предплечью, сквозь смех спросила, - «А кто же твой маг тогда?»
Он не задумался с ответом, - «Стас будет моим Мерлином»
Ольга Николаевна от души насмеялась, и растаяла, - «Ой, Олесь. Как скажешь, так не знаешь, умереть сразу от смеха, или погодить до завтра. Умеешь ты в свою сторону настроить. Ладно. Что для тебя не сделаешь, король Артур. Вот только Гвиневру поищи другую. Я стара для королевы».
И Олесь остался в своей комнате один. Он взял из группы маляров трех девчонок., и в наказание за ночные прогулки с местными под луной, заставил работать. За три дня комната изменилась до неузнаваемости. Олесь сам руководил ремонтными работами, максимально приблизив комнату к тому комфорту, к которому привык. Избавился от прежней изношенной мебели, пригласил Ольгу Николаевну оценить его покои. Ольга Николаевна вошла в нее, ахнула от испуга и восторга.
- «Ах…. Олесь. Я начинаю тебя бояться. Такое чувство, что я украла принца крови.»
- «Ха-ха-ха… Ольга Николаевна, я не принц крови. Не бойтесь, вас не привлекут к суду за мое похищение. Пойдемте сегодня со мной в ресторан? Отметим начало моей новой жизни. Я приготовил для вас подарок.» - пригласил он ее на ужин.
- «За что?» - удивилась она.
- «Вы спасли меня от смерти. Честное слово. Я не вру. Вы должны пойти со мной в ресторан.»
- «Я не умею пользоваться ножом и вилкой.» - смутилась Ольга Николаевна.
- «В этом месте этого и не нужно. Я зайду за вами в десять.»
- «Это поздно.» - воскликнула Ольга растерявшись окончательно.
Олесь развел руками. – «Завтра выходной. Вы выспитесь.»
- «Я же старая, Олесь. Тебе будет стыдно со мной. Давай не пойдем?»
- «Женщина не может быть старой, Ольга Николаевна. Она может быть юной, молодой, опытной и мудрой» - он восхитительно улыбнулся.
Ольга едва не расплакалась, вернувшись к себе. Она никогда не была в ресторане, и тем более не получала подарки. Ей не дарили даже полевых цветов, считая что это лишние сантименты. Остаток дня она не находила себе места. Отказаться, значит обидеть Олеся, согласиться, значит принять его легкий флирт. Но выхода у нее не было. Найдя в запасниках своего шкафа более-менее подходящий наряд, она облачилась в него, и ровно в десять Олесь постучался к ней в дверь. Она открыла, всплеснула руками, увидев его.
- «Господи! Как же ты неотразим. Тебе девушка рядом нужна, а не я.»
- «В данный момент мне нужны вы, на весь сегодняшний вечер. А девушка? Это потом, Ольга Николаевна. Прошу вас?» - он склонив голову в легком поклоне, жестом руки, пригласил ее выйти из комнаты. Ольга поспешно одела шубу, и вышла, заперев комнату на ключ.
- «Ой, я деньги забыла.» - тихо воскликнула она.
- «Ольга Николаевна?» - с досадой возразил Олесь, беря ее под руку, и принуждая идти за собой. Она невольно испытывала гордость за него, и за Римму, чуть пригрустнув о том, что та не видит сейчас своего сына. У Валентины вытянулось лицо, у входа ждало такси, Ольга внутренне дрожала от волнения, но ловила себя на том, что восторг начинает заполнять ее изнутри. Они ехали в другой город, что был в сорока километрах от них, Олесь разговаривал с нею о пустяках, смешил смешными историями, и смеялся вместе с нею. Вечер очень удался. Красивое внутреннее убранство ресторана, его мягкий, расцвеченный разными цветами свет, музыка, вежливость обслуживающего персонала, вкусные блюда, и ослепительно красивый юный кавалер рядом. На них обращали внимание, бросая недоуменные взгляды молоденькие девушки, и женщины, сидящие за другими столами.
- «Наверное они думают, что мы пара» - вполголоса сказала Ольга, поймав на себе пристальный взгляд белокурой нимфы, сидевшей в обществе полного мужчины, в сером костюме.
- «Давайте подразним их всех? Потанцуем?» - предложил Олесь, хитро улыбаясь.
- «Ой. Я сто лет не танцевала. Боюсь, что все забыла. Да и танцы уже не те.»
- «Но ведь вальс вы не забыли?»
- «Нет. Его невозможно забыть.»
- «Какой вальс предпочитаете? Венский, бостон?»
- «Ой. Что-то ты меня замудрил.»
- «Венский танцуют более быстро, а бостон медленно. Давайте еще по чуть-чуть вина, и танцевать. А?»
Олесь налил в широкие высокие бокалы красно- рубинового цвета вина, и они неторопливо сделали по нескольку глотков. Пока Ольга заедала вино долькой ананаса, Олесь сходил к музыкантам, и вернувшись, пригласил ее на вальс. Они танцевали вальс, к ним присоединились еще пары. Олесь был отличным чутким партнером. Если чувствовал что Ольга сейчас ошибется, тихо говорил ей, склонившись к самому уху, - «Раз, два, приставка, раз, влево два, приставка. … Держитесь, кружу.»
Она краснела, смущаясь, смеялась как девочка, и иногда прятала голову на его груди. Со стороны они выглядели как любовники. К их столику подошла молодая нимфа, и обратилась к Ольге Николаевне. – «Можно вашего молодого человека пригласить на танец?»
-«Да конечно можно. Что вы спрашиваете, милая? Он не на привязи, может сам решать» - ответила Ольга. Олесь поднял с колен салфетку, положил ее на край стола, поднялся, и прошел за девушкой в середину зала. Музыка звучала медленная, но достаточно ритмичная, и под нее можно было танцевать как в паре, так и друг против друга. Олесь видимо предложил второй вариант. Они танцевали, а Ольга любовалась той грации, с которой двигался Олесь. Он не касался девушки, а раскинув руки, будто парил, делая бедрами ритмичные, эротические движения, постепенно включая в танец толчковые движения корпуса, грудной клетки, плечей, руки его плавно переходили с одной позиции, в другую, и время от времени он касался кистями рук головы, красивым движением отбрасывал свои волосы назад. Девушка не отрывала от него распахнутых глаз, и он тоже смотрел на нее, чувственно приоткрыв губы, и двигался, двигался, оставаясь на месте, но весь в гибком движении, словно стебелек на ветру, будто это был не танец, а любовная прелюдия. Он знал свое дело, танцевал так, чтобы пробудить в девушке желание. Ему хотелось пошалить сегодня.
- «А кто эта женщина с тобой?» - не выдержала нимфа, чувствуя как изнутри ее тела поднимается жар, а в самом низу живота щекотно ворочается электрический шар.
- «А что?» - спрашивает Олесь, и слегка улыбается раскрытыми губами, сверкнув в цветном полумраке зубами.
- «Ну, просто. Ты с ней так нежен, словно это твоя жена.»
- «Ты угадала. Это моя жена» - Олесь улыбается шире, обнажая весь ряд своих ровных зубов.
- «Она же старая» - морщится девушка.
- «Да?» - Олесь изобразил искреннее удивление, вздернув кончиком тонкой брови, добавил, - «А я как-то не заметил.»
- «Ты такой парень, и с этой… теткой? Наверное у нее дофига денег?»
-«Да нет. Это у меня дофига.»
- «Тогда какого…, ты с ней?»
- «Ты не поверишь.… Люблю.»
- «Не может этого быть.»
- «Я же говорил, не поверишь.»
Музыка медленно смолкает, окончившись, они останавливаются.
Олесь берет девушку за руку, провожает к столу, где она сидела до этого, склоняет в поклоне голову,- «Спасибо за танец» - и уходит, едва сдерживая хохот, красноречиво выпучив глаза, и закусив нижнюю губу, смотрит на Ольгу Николаевну. Она прыскает в ладошку….
- «Господи, Олесь…. Как я давно так не развлекалась. Ха-ха-ха. Это же уму непостижимо» - смеялась Ольга в такси, когда они возвращались домой.
- «Они же все решили, что мы, любовники. Какой кошмар. До чего пали нравы. Ха-ха-ха. О-о-о… Ты заметил как ела тебя глазами эта нежная блондиночка, за крайним столом? С мужчиной таким, видным.»
- «Да конечно. Она едва не подавилась, когда я надевал вам на руку браслет. А когда вы ушли в дамскую комнату, ко мне подошел один из клиентов и спросил кто вы мне. Мама, или бабушка.»
- «И что ты ответил?»
- «Что вы моя жена» - выпалил Олесь, улыбаясь во весь рот. Они дружно расхохотались, Ольга хлопнула его по плечу, - «Господи. Олесь. Это уже тяжелая артиллерия. А если бы им там плохо стало?»
- «Зато им будет о чем поговорить. Люди испорчены, почему бы не дать им на десерт гнилых яблок? Пусть точат.» ….
Когда уже будучи в своей комнате Ольга сняла подаренный золотой браслет, чтобы положить его в коробку, на внутренней стороне заметила надпись. Крутила браслет и так, и эдак, пытаясь прочесть, пока не взяла большую лупу со стола, с которой вдевала нитку в иглу.
- «На память лучшей женщине на земле, с большой, русской душой, от Олеся. Помню Вас, никогда не забуду» - прочла с трудом Ольга, выгравированную запись на нескольких тонких кольцах, ажурно сцепленных вместе тонкой цепью, с маленькими сердечками на ее конце. Села на стул, задумалась. Ей было немного жаль, что кончился этот вечер.
Скучать больше не приходилось. Пришло наконец время действий. Столько нужно успеть сделать. Олесь осторожно привлек Стаса к своей криминальной торговле наркотиками, играл в покер на крупные ставки, и бильярд. Ему нужны были деньги, и много, поэтому все средства шли в ход. Чтобы не очень светиться в этом небольшом городе, он уезжал в соседние, и зависал за картами надолго. Неспешно играл в бильярд, завлекая в свои сети тех игроков, которые играли по крупному. Он очень рисковал, уезжая домой на такси с крупной суммой, но иначе не мог. Да и времени ему нужно было с полгода, и тогда он сможет сам купить себе машину. Пока он поправлял свое финансовое положение, его команда следила за порядком в общежитии. Возвращаясь, он выносил провинившимся степень наказаний. Общежитие превратилось в его собственное государство, в котором существовал свой строй, вымощенный по иерархическим ступеням. Ольга Николаевна знала кто виновен в этом строгом порядке, и была благодарна ему. Закрывала глаза и уши на частые жалобы воспитателей, что в туалетах и коридорах следы свежей крови, что многие ребята ходят с синяками и разбитыми губами, ведь никто открыто не жаловался. Набрасывалась на уборщиц, выговаривая им за плохую уборку, зная, что не права, но таким образом защищала Олеся. Когда приходили из милиции, и показывали ей заявления на него, она принималась писать ответные жалобы уже на этих заявителей, обвиняя их во всех грехах, и требуя наказания. Олесь закупил со своими ребятами музыкальные инструменты, и организовал собственную группу. Теперь они часто репетировали в актовом зале общежития, и уже через месяц выступили с первым пробным концертом в городском клубе. Имели большой успех, и заработали денег. Когда-то в подвале общежития был спортзал, и прачечная. Машинки со временем сломались, а спортзал был заброшен, и использовался как склад всякого хлама. Олесь нанял машину, и выгнав из теплых кроватей в выходной день самых заядлых нарушителей порядка, заставил их вычистить спортзал от этой рухляди, вывез все на свалку. Под его руководством спортзал вычистили, будущие плотник и столяры занялись полом, маляры-штукатуры отскоблили стены от старой краски и шпатлевки, электрики провели новую электропроводку. Спортзал разделили на несколько секций, под разные нужды. В одной планировался бильярдный зал, в двух других тренажерные залы с различным направлением. Через три недели Ольгу Николаевну пригласили посмотреть и принять работу. Она молча ходила по залам, трогая руками зеленое сукно бильярдного стола, с интересом осматривала спортивные снаряды для фитнеса, покачала в третьем зале боксерскую грушу, и растерянно обратилась к команде Олеся, - «Мальчики? А где вы деньги на все это взяли? Ведь все здесь такое дорогое.»
- «Ну, не дороже денег. Заработали» - ответил Кирилл.
- «А здесь жарко не будет? Подвал все-таки».
Ромка включил вентиляцию, она неназойливо зашумела, втягивая сюда свежий воздух. Ольга Николаевна покачала головой, - «Ой. Что-то и верится во все с трудом. Может, я сплю?»
- «Погодите, Ольга Николаевна. То-ли еще будет» - многозначительно произнес Олесь, - «Вы общежитие не узнаете.»
Он жил здесь, и считал это место своим новым домом, поэтому перекраивал порядки, перестраивал отношения, чтобы сделать свою жизнь удобной. Когда основные работы с спортзалом были закончены, закуплено необходимое оборудование и снаряды, Олесь сообщил Стасу, что они прекращают продавать наркотики, слишком опасное занятие, да и неприятное.
- «Но ведь деньги еще так нужны. А эта хрень хорошо идет» - попробовал возразить Стас.
- «Нет. Хватит. Есть другой вариант. Я тебя научу шары катать, будем в паре работать. На бильярде можно за ночь сделать не один миллион рублей. Надо только знать где такие ставки, и закинуть наживку. Через два дня у мэра сходняк. Приедут к нему люди. Друзья, - господа этой жизни. Будут играть на деньги в теннис, потом по девочкам, и в покер. Меня не будет здесь эти дни. Потом я отваляюсь денек, и опять поеду. Тут недалеко будет игра на крупную ставку. Я должен ее выиграть.»
- «Слушай? Ты всегда как мертвый после карт. Может тебе не надо играть? Здоровье дороже.»
- «Не бойся. Мне нужен только день, чтобы отоспаться и я в норме».
И все шло по строгому плану, созданному им, куда были втиснуты сроки окончания работ, расходы. Он выстроил свой Камелот, и царил в нем вместе со своей командой. ….
Олесь сидел на паре русского языка, и думал далеко не о бессоюзном сложном предложении. Мысли его блуждали в направлении – как быстрей заработать денег. Наталья Сергеевна видела его отсутствующий взгляд, направленный в никуда, и заметно нервничала.
- «Олесь?» - позвала она наконец. Он не услышал. Наталья Сергеевна подошла к его столу, и пальцем постучала по его закрытой тетради, привлекая внимание. Олесь автоматически дернул рукой в ее сторону, неосторожно сбив тетрадь на пол, и очнувшись от ее шлепка об пол, хотел было поднять ее не вставая со стула, и склонился, вытянув руку. Но Наталья Сергеевна наклонилась первой, их пальцы столкнулись друг с другом, взгляд Олеся упал в вырез ее блузки. От движений ее грудь слегка трепетала, и была видна почти вся. Воображение живо нарисовало перед мысленным взором все прелести этих манящих сладостью и бархатистостью розовой кожи грудей, и лоб его мгновенно покрылся испариной. Олесь не двигаясь, быстро закрыл глаза, заставляя себя протрезветь, и открыл их лишь через несколько секунд. Наталья Сергеевна догадалась что он видел, положила его тетрадь ему на стол, и пытаясь справиться со смущением, спросила его, - «Дай пожалуйста определение бессоюзного сложного предложения, и запиши его на доске?»
Олесь пальцами отер пот со лба, поднимаясь, и отправляясь к доске, на ходу роясь во взбудораженной видением памяти. У доски он остановился, и оглянулся на учительницу.
- «Мне срочно нужна женщина. Что-то мне нехорошо» - отрешенно подумал он, беря в руки мел.
- «Ты знаешь, Олесь?» - Наталья Сергеевна слегка покраснела, еще больше смутившись от его прямого, откровенного взгляда.
- «Бессоюзным называется предложение, части которого связаны бессоюзной связью» - слегка охрипшим голосом проговорил Олесь, перевел дух, кашлянул, и продолжил, крутя мел в пальцах, - «Между частями этого предложения ставится запятая, и точка с запятой. Запятая ставится, если его части тесно связаны между собой по смыслу» - он отвернулся к доске, каллиграфическим почерком вывел на доске предложение, - «Например, - Бледные щеки впали, глаза сделались большие, губы горели. Автобус ушел быстро, его огни скоро исчезли, через минуту уже не было слышно шума» - он повернулся к учительнице, - «Если между частями бессоюзного сложного предложения, скрепленным запятой, находится вводное слово, то в качестве дополнительного знака можно поставить тире, чтобы показать, к какой из частей предложения относится вводное слово, или чтобы подчеркнуть присоединительный характер второй части. Например, - Где-то шумит вода – видимо, поблизости находится ручей…. «
- «Достаточно. Я вижу, что ты знаешь тему урока. Можешь сесть на место» - прервала его Наталья Сергеевна. Олесь положил мел, тщательно вытер пальцы о влажную тряпку, и возвращаясь к столу, кинул на учительницу странный, с томительной поволокой взгляд. Остаток урока она не могла успокоить себя, потому-что эти магнетические карие глаза вставали перед нею, будоража сознание, и поднимая изнутри волну слабого желания обладать их хозяином. Что происходило с нею, она не могла объяснить, и не думать о нем тоже уже не могла.
- «Да что за наваждение?!» - ругалась она про себя, стремительно уходя в учительскую, - «Он еще мальчишка. Маленький совсем. Ребенок» - упрямо повторяла бедная Наталья, меряя шагами пространство кабинета.
- «Ты что это бегаешь как загнанная?» - спросила ее вошедшая директриса.
- «А?» - испугалась Наталья, останавливаясь посредине, - «А, нет. Ничего. Думаю.»
Директриса ушла.
- «Он мальчик, мальчик, мальчик. Сколько ему сейчас? … « - мысленно посчитала. – «Семнадцать,… нет, восемнадцать уже есть, … Вот дура!!» - Наталья опять засновала туда-сюда, - «Какой у него взгляд. Он так смотрел… у меня по спине мурашки. Какие глаза. Он все сказал взглядом. Неужели и я вызываю у него симпатию?.... Вот Дура!!! Интересно? Девочки у него были?... Да, конечно были, иначе он смотрел бы не так. Черт меня дернул наклониться. Прямо всю себя ему показала. Интересно? Он достаточно умелый в койке. Или еще не очень?... Вот же дура!!!» - Наталья топнула ногой, тряхнув изо всех сил головой, упала на свой стул у окна, и закрыла лицо руками. Ей было неловко за свои мысли, она горела от стыда и судорожно вздыхала всей грудью. Кто-то остановился возле нее. Она почувствовала это кожей, и осторожно выглянула из-под пальцев вверх. Это был Олесь. Наталья охнула, быстро соскакивая на ноги. Олесь стоял в опасной близости, и глаза его горели, ноздри тонкого носа раздувались. Оба поняли, что ждут друг от друга, и что последует в следующую секунду. Обхватив ее голову руками, Олесь впился в ее губы своими губами, и целовал жарко, неистово, так, что у Натальи подогнулись колени. Она едва удержалась на ватных ногах, но не отпрянула, а сама обхватила его за плечи, и горячо ответила на поцелуй, слабо подумав, - «Двери… Не закрыты… Войдут…»
Олесь оторвался от нее, молчал, не спуская глаз, провел рукою по ее груди, ощупывая, и запустив пальцы за вырез блузки. От его прикосновений по телу прокатился такой жар и волнение, что сперло дыхание. Потом он сделал шаг назад, и повернувшись, вышел из учительской. Наталья посмотрела себе на грудь, заметила торчащий кусочек бумажки. Догадалась, - «Записка» - достала и торопливо развернула. Это был его почерк, где он назначал ей свидание в девять вечера у ночного клуба. Наталья пережила до этого времени много разных противоречивых мыслей. Но здравый рассудок уже не мог достучаться до нее. Возможно на нее так действовал поцелуй этого мальчика. Так ее не целовал еще никто. Сколько в нем было страсти, желания, ласки, любви и осторожности. Все происходило слишком стремительно, чтобы кинуться в омут карих глаз. Никаких прелюдий к этому в виде робких слов, взглядов, намеков, ухаживаний, улыбок, вздохов. Олесь знал, что нравится, и пришел как завоеватель, по принципу Юлия Цезаря, - «Veni, vidi, vici.» Сопротивляясь, ругая себя и не слушая голос совести, Наталья ровно в девять вечера была у ночного клуба, не зная где искать своего юного искусителя. Стояла поодаль входа, беспомощно оглядываясь, и подумывая изредка, что возможно это было шуткой с его стороны. Она начала мерзнуть, но не от холода, а от стыда, как вдруг его руки взяли ее сзади за плечи, и развернули в его сторону. В темноте, подсвеченной тусклым отсветом рекламы над дверями клуба, она видела его лицо, и рассудок снова покинул ее голову.
- «Привет. Я вас жду» - он восхитительно улыбнулся, повлек ее за собой. – «Пойдемте внутрь?»
- « Может не надо, Олесь? Нам будет стыдно потом. Давай остановимся?» - слабо сопротивляясь попросила она.
- «Не могу» - капризно ответил он, беря ее за руку, словно девочку, и увлекая в двери.
- «Почему?»
Он приник к ее лицу, тихо и страстно ответил, - «Я очень вас хочу. А вы меня. Мы никому не скажем».
Его откровенность заставили ее густо покраснеть.
- « My God? That I do ?(Господи? Что я делаю?)» - произнесла она безвольно подчиняясь порыву новой волны своей постыдной страсти к этому парню. Он кинул на нее быстрый взгляд, улыбнулся, и ответил, удивив ее еще раз, - «You today mine. And I won't disappoint you.( Вы сегодня моя. И я вас не разочарую.)»
Они вошли в клуб, Олесь помог Наталье раздеться в раздевалке, и снова взяв за руку, прошел с ней по узкому, полутемному коридору в один из снятых им заранее номеров. Это были специальные комнаты, предназначенные для любовных утех. Ругая себя за свой поступок, Наталья чувствовала себя очень скованно, не зная куда деть руки. То прятала их за спину, то сцепляла в замок перед собой, и опять расцепив, крутила и дергала себя за пальцы. Лицо ее горело. И хорошо что верхний свет в комнате не горел, и она освещалась лишь мягким, неярким светом бра на стене, и свечами, стоявшими на круглом, невысоком столике. Олесь был галантным кавалером. Заметив ее смущенность, мило улыбнулся, и жестом руки и головы пригласил пройти к креслу, стоявшему возле столика. Наталья с трудом передвигая пристывшие к полу ноги, сделала несколько маленьких шагов, и неловко опустилась в него. Ее поразил ярко-красный цвет ткани, которым были обтянуты эти небольшие, глубокие кресла. И она сидела почти утонув в нем, с трепетом ожидая что же будет дальше с нею. Что будет, она знала, но совершенно не умела вести подобных прелюдий, и совсем была растеряна и даже подавлена. Перед ней в плоской вазе стояли фрукты, соблазняя запахом спелых груш, и видом красного винограда, но Наталья боялась даже притронуться к ним, и только смотрела на желтый банан, лежащий сбоку вазы, молчала, поджав губы. Но потом Олесь разговорил ее.
-«Наталья Сергеевна? А какой ваш любимый цвет?» - задал он совершенно неожиданный вопрос, опускаясь в свое кресло, напротив нее.
Наталья встрепенулась, и подняла брови, - «Цвет?» - подумала секунду, - «Желтый…, зеленый…, красный…, а что?»
- «Как светофор?» - улыбнулся Олесь, - «Почему такое сочетание? Красный, зеленый, желтый?»
- «Ну… Трава зеленая, арбуз красный, солнце желтое.» - Наталья невольно сама слегка улыбнулась, отвлекаясь от своей скованности, и пытаясь пояснить, почему ей нравятся эти цвета.
- «Вы любите лето?» - заключил Олесь вопросом, и быстро добавил, - «Август? У вас день рождения в августе?»
- « Как ты догадался?» - искренне удивилась Наталья, теряя остатки неловкости.
- «Я спросил про цвета, вы назвали, озвучили их вещами, и я понял, что вы любите. Все просто».
- «Ну ты даешь. У тебя сильная логика. Я бы не догадалась».
- «А на велосипеде вы любите кататься?» - задал Олесь совсем другой вопрос.
Наталья опять задумалась, переключая сознание с цветов на велосипеды, и помотала головой,- «Нет. Я почти не умею».
-«Почему почти?» - Олесь бросал на нее смелый взгляд, и уже открывал бутылку вина, в которой уже торчал штопор. Ему осталось только выкрутить пробку, и налить вино в фужеры. Наталья рассеянно глядя на его действия, пыталась отвечать.
- «Я очень боюсь. Если кто-то навстречу, я обязательно на него наеду. Очень страшно становится. А… что за вино?»
- «Хорошее вино. Французское. Ла Гранж. Вы пробовали его?»
- «О, нет. Французское?» - с недоверием протянула Наталья, - «Дорогое наверное?»
Олесь хмыкнул в нос, молча посмотрел на нее, и красиво подал один фужер ей, - «Я бы не сказал. Не дороже денег».
Наталья сделала несколько глотков, пытаясь оценить вкус вина, и поставила фужер на край столика, потянулась за виноградом. Близкое присутствие Олеся, приглушенный свет, трепещущий огонек свечей на столе, приятная, романтическая музыка, медленно, но верно отодвигали понятие времени куда-то в небытие. Выпитое вино слегка затуманило голову, закружило, помогая расслабиться. И возраст красивого юноши напротив уже не смущал. Он что-то спрашивал, Наталья отвечала, видела его глаза, и как будто таяла, растворялась в их блеске. Их разговор незаметно перешел в шутки, и смешные рассказы из своих детских лет. Наталья легко делилась своими воспоминаниями, с удовольствием видя, как Олесь сдержанно хохочет, любовалась его улыбкой, его жестами, наклоном головы, каждым движением рук, тела. И когда он встал, и повлек ее к себе, приглашая на танец, она тесно к нему прижалась. Они медленно кружились под чарующие звуки небесной мелодии. Олесь целовал свою учительницу сначала легко, потом все крепче, и жарче, будя в ней желание, и загораясь сам. Наталья первой расстегнула на нем пуговицы рубашки, и он помогал ей на ходу сбросить с себя одежду, торопливо, но нежно касаясь ее, освобождал ее грудь от бюстгальтера. В них проснулась настоящая страсть. Раздевая друг друга, никто не заботился куда падают их вещи, и оказавшись наконец голыми, оба задержались перед кроватью, осыпая друг друга горячими поцелуями. Олесь кончиками пальцев нежно касался ее лица, обойдя сзади, целовал шею, плечи, вызывая этим ласканием глубокую истому, гладил горячими ладонями ее руки, грудь, живот. Его объятия были сильными, и нежными одновременно. Наталья горела изнутри, ей было сладко, и хотелось чтобы эти ласки не кончались. Где-то далеко внизу, в самом дальнем уголке ее памяти сохранилось остаточное воспоминание, что она занимается любовью со своим учеником, но это было уже так неважно. Единственная мысль точилась на месте совести, что эта ночь будет действительно незабываемой. Олесь оказался опытным партнером, несмотря на юный возраст. Они уже оказались на кровати, и Олесь продолжая ласкать ее, бродил губами и руками по всему ее телу. Наталья не делала ничего в ответ, она не умела заниматься таким сексом. Все прежние ее контакты сводились до минимума, и поэтому хоть и вызывали влечение к мужчине, но во время акта она не получала удовлетворения. Олесь заставил ее трепетать, и дрожать от возбуждения. Чутко чувствуя ее, он побывал на ней сверху, вошел в нее сзади, приподнимая ее таз навстречу к себе, потом опять перевернул на спину, и стоя на коленях, овладел ею, положив ее ноги себе на плечи, и наконец закончил их первый контакт в той позиции, с которой начал. Наталья сама не поняла как начала активно двигаться, делая встречные движения, и чувствуя приближение оргазма, невольно стала судорожно хватать воздух открытым ртом. Олесь тоже задвигался быстрей, стоя на вытянутых руках, делая шумные вдохи носом, и по его сильным и резким толчкам она поняла что и он дошел до самого пика. По окончании их соития он не бросил ее, а опустившись лег сверху всем телом, продолжая горячо целовать и гладить грудь, лицо. Он был мокрый от пота, но Наталье нравилось это, она обнимала и целовала его в ответ, прижимаясь как можно теснее, и глубоко вдыхала запах его горячего тела. Они лежали рядом, расслабленные и довольные, молчали, лишь изредка дотрагиваясь друг до друга. Олесь, используя свой опыт, доводил ее до исступления еще несколько раз, пока она совсем не ослабла, и не выбилась из сил. Еще вчера Наталья и не знала, на что может быть способна ее возбужденная плоть, а сегодня тихо удивлялась себе и думала о том, как ей будет теперь стыдно за свои действия, и невыносимо смотреть в глаза своему ученику. Они уснули, тесно прижавшись друг к другу, а когда Наталья проснулась, Олесь уже выходил из душа. Стыдливо спрятавшись под легкой простыней, Наталья сжалась. Олесь растрепав свои волосы руками, скользнул к ней на кровать, присел рядом, - «Вы что? Стыдитесь?»
- «Если б ты знал как» - призналась она.
- «Но почему? Что постыдного мы сделали?» - искренне удивился он.
- «Это неправильно. Я не смогла совладать с собой, потому-что позволила себе увлечься тобой» - грустным голосом ответила Наталья, глядя на него снизу, невольно любуясь его чертами. Его длинные волосы густыми черными волнами спадали ниц с его плеч, обрамляя лицо, отчего он был похож на юного демона – искусителя.
- «Что неправильно? Чего я не понимаю?»
- «Если руководство узнает об этом, меня уволят в лучшем случае, в худшем уволят и подвергнут позору».
Олесь встал с кровати, прошелся по комнате кругом, и еще раз взъерошил влажные волосы, всплеснул руками, - «What a strange country. (Какая странная страна.)» - сказал сам себе. Наталья словно очнулась, приподнялась на локте, - «Позволь мне спросить тебя?» - выждала паузу, - «Ты, как я поняла вчера, знаешь английский язык. У тебя милый английский акцент. Ты нерусский?»
Он оглянулся на нее, изучающее смотрел, потом вернулся к ней на кровать, и признался, - «Вы правы. Я говорю на английском. Это мой родной язык. Я вырос в Англии. Но что случилось дальше, не могу сказать, и не хочу. Тут я для всех вырос в приюте, и у меня нет родителей. Вот моя тайна. И если я расскажу о нас с вами, вы можете всем рассказать кто я на самом деле. Пусть это связывает нас. Хорошо? Только не казните себя. И не бойтесь. Никто не узнает, и все будет по-прежнему» - поднял кончик брови, - «Кстати? Наталья? Вы не знаете куда я бросил вчера свой галстук? Я его не могу найти».
Наталья прыснула, и сдерживая смех помотала головой, - «У-уу…»
Оба рассмеялись.
Они расстались, покинув комнату и клуб поодиночке, через другой выход. Было семь часов утра, Наталье нужно было торопиться, чтобы успеть вернуться домой до того, как придет с ночной смены мать. Олесь завалился спать, довольный проведенной ночью, чувствуя удовлетворение от сброшенного напряжения из-за долгого воздержания. Ему было наплевать на то, что это учительница, что она старше его. Она была для него привлекательной женщиной, в глазах которой он безошибочно прочел страстное влечение к нему, как к мужчине, и молчаливый любовный призыв. Потом он исчез и его не было ровно две недели. Телефон не отвечал, и сам он не перезванивал. Его ребята заволновались, узнав от Стаса, что он собирался играть в каком-то месте, на очень крупную ставку. Мастер постоянно наседала на ребят, задавая множество вопросов, но они не знали ответ. Директор вызвала к себе всю компанию.
- «Отчислю, к чертовой матери.» - сердилась она, - «Столько пропусков у него. Не хочет учиться, пусть уматывает. Вот где он, а?» - она тучей надвигалась на ребят, сидевших в кабинете полукругом. Они виновато опустив головы, поглядывали на нее исподлобья.
- «Да он сдаст все зачеты после, вы же знаете» - заступился за Олеся Кирилл.
- «А вот если он такой умный, то зачем вообще решил стать каким-то там механиком? Пусть бы выше лез. С его-то головой» - директриса горячо жестикулировала, прохаживаясь напротив ребят, - «Чего он забыл в этом месте? Здесь же одни дебилы учатся…» - она не оборачиваясь, только угадав реакцию ребят, резко выбросила руку в их сторону, - «Сидеть. Это я не вам» - повернулась к ним, -«У вас иная ситуация»
- «Так может и у него иная. Вы же не знаете» - обиженно смотрел на нее Фанис. Директриса прошла к своему месту, устало села в кресло, и подперла рукою голову.
- «Не могу я закрывать глаза на его поступки» - вздохнула она, - «Иначе остальные расслабятся».
- «Не расслабятся» - дружно усмехнулись ребята. Директриса подозрительно обвела их взглядом.
- «Что? … Мы ничего…. Просто так сказали» - оправдался Ромка, пожимая плечами. Директриса махнула на них рукой, - «Ай… Не притворяйтесь. Все знают, как вы всех там в шеренгу ставите. Вон…. Вчера…. Опять Сомов со свежим бланшем пришел. Я ничего не говорю, но может, слишком круто вы взяли? Может без кулаков надо?»
- «Сами сказали, - дебилы. Они кнут и пряник понимают» - потупился Кирилл.
- «Ну вот где носит вашего заводилу? Сил моих больше нет. Как появится, - ко мне его сразу. Свободны»
Утром следующего дня Стас, проходя по двору к училищу, заметил у котельной черный лексус внедорожник, и недоуменно осмотрелся. Повернул к общежитию, пошел, потом побежал к дверям, торопливо проскакал на пятый этаж, и переходя на шаг, подошел к дверям комнаты Олеся. Прислушался, но там было тихо. Он хотел уйти, рука сама потянулась за ключом, и вот он уже вошел. Олесь сладко спал на животе, распластавшись по кровати как лягушка. Он даже не разделся, и спал, открыв рот. Значит очень устал. У Стаса радостно екнуло сердце. Он бросил на пол сумку, подвинул к кровати стул, и сел на него верхом, с улыбкой глядя на друга. Ему не терпелось поболтать с ним, узнать где он был, почему задержался. Он осторожно взял прядь его волос, и стал щекотать его нос. Олесь зашевелился, чмокнул несколько раз губами, и нелепо шевелил ими, пытаясь что-то сказать. Потом с усилием продвинул к лицу руку, и попытался смахнуть со своего носа щекочущий его предмет. Стас прыснул, и продолжал будить его. Олесь забормотал.
- «Что?» - пригнулся Стас к нему ухом.
- «Go Away. (Уйди.)» - пробубнил Олесь.
- «Where? (Куда?)» - сдерживая смех, переспросил Стас.
- « Want in "sibirka"? Give. All the same I will win. (Хотите в сибирку? Давайте. Все равно выиграю.)» - продолжал бормотать Олесь, обращаясь к кому-то во сне. Стас наклонился к нему еще ниже, произнес, - « Fifteen points in a corner on the right …( Пятнадцать очков в угол справа.) « - подождал секунду и воскликнул, - « Party. (Партия).»
Олесь вскинулся, резко отрываясь от кровати, и очумело смотрел мимо Стаса, еще не проснувшись окончательно, жалобно выкрикнул, - «What? (Что?)»
Стас прыснул и расхохотался. Олесь сел, хмуро смотрел на него, потом резко метнувшись к нему, ощутимо хлопнул по лбу, - «Придурок. Я сейчас чуть не нассал. Думал что продул партию»
- «Так ты на землю уже спустись. Во сне спать надо, а не шары катать» - ржал Стас, потирая лоб, - «Балбес ты. Шишак же будет. Кулаки у тебя железные, блин. Я же пошутил».
Олесь расслабился, сел по турецки, растирая лицо, словно разгоняя с него складки, зевнул.
- «Тачка твоя?»
- «Теперь моя»
- «Прикольная. Кроссовер? Привод какой?»
- «Стас? Так не видно? Полный привод, пять мест, пять дверей, топливо девяносто пятый, разгон до ста километров семь с половиной секунд, коробка-автомат, объем бака девяносто три литра. Цвет черный, салон кожаный. Еще что рассказать?» - вспыхнул Олесь.
- «Все, все» - Стас примирительно выставил вперед раскрытые ладони, - «Скажи лучше, где тебя носило эти дни?»
- «Лучше не надо. Я еле ноги унес после блицтурнира. Как бомж по подвалам отсиживался. Вспомнить, - вздрогнуть не встать. А вы че? Зассали что-ли?»
- «Ну а кто его знает. Ты же рисковый. Приколы на задницу всегда найдешь»
К десяти часам Олесь появился в училище. Прямиком направившись в кабинет директора.
- «Нагулялся. Слава Богу» - воскликнула с каким-то злорадством директриса, увидев на пороге своего кабинета Олеся. Он стоял небрежно облокотившись о дверной косяк, и засунув руки в карманы черных джинс, внимательно рассматривал носы своих кроссовок.
- «Я тебе Олесь, сама косы отстригу, чтобы от стыда некуда было лицо прятать. Ишь, укрылся гривой, глаза спрятал» - директриса достала из ящика стола черную резинку для волос. подала ему. – «На? Заплетись. Я хочу видеть краску стыда на твоих щеках».
Олесь послушно затянул волосы в хвост на затылке, и исподлобья поглядывал на директрису с лукавым блеском в глазах. Две длинные, тонкие пряди от легкого движения тут-же непокорно упали на его лицо, словно разделяя его на три части. Краснеть он и не думал, но напустил на себя виноватый вид.
- «Вот зачем тебе такие волосищи? Как девочка, честное слово».
Он не ответил.
- «Что с тобой происходит? Столько пропускаешь лекций. Я за такие пропуски должна тебя отчислить из училища. И поведение у тебя на единицу…» - она вдруг махнула рукой, села за стол, замолчала.
- «Вот, хожу по преподавателям, прошу каждого, чтобы пропуски тебе не ставили, зачеты приняли, как появишься» - грустным голосом призналась директриса, подняла на него глаза, - «Веревки ты из меня вьешь, Лазер. Хоть бы хны тебе. И за что я тебя терплю?»
Олесь улыбнулся, тут-же спрятав ее в сжатых губах. Директриса заметила, но только покачала головой. Потом спросила с нетерпением, - «Ну? Все у тебя хорошо хоть?»
Он кивнул. В дверь громко постучали, она распахнулась, и в кабинет быстрыми шагами вошла Наталья Сергеевна, - «Лариса Казимировна? Я вам списки приготовила на сирот…» - увидела Олеся, осеклась, бледнея, и растерянно умолкла. Он не меняя положение склоненной головы, вскинул на нее загадочный взгляд. Наталья с трудом отвернулась от него, подала директрисе папку с бумагами, продолжила , - «Вот, возьмите?» Она хотела уйти, но директор задержала ее, - «Погоди ка минутку?» - выглянула из-за нее на Олеся, - «Вот у этого болвана зачет примешь по всем пропущенным им темам».
- «Я болван?!» - вытаращился Олесь, - «Ну Лариса Казимировна. Это уже слишком смело с вашей стороны, так обзываться. Я еще никогда не был болваном. Ни одного раза».
- «Иди Лазер. Иди вон с глаз моих» - строго приказала директриса, махая на него рукой. Олесь возмущенно запыхтел, толкнул спиной дверь, и вышел, не попрощавшись.
- «Ишь. Раскипятился то как. Будто муха его бешеная укусила» - проворчала директриса, и посмотрела на Наталью долго и пристально.
- «Ты что это?»
- «Что?»
- «Ничего» - она поднялась, обошла стол, и одергивая жакет, подошла к учительнице, - «Я ведь тоже баба, Наталья. И обмануть меня невозможно. Со всей серьезностью тебе говорю, - не смотри ты вот в эти глаза бесовские. Утонешь. Он хоть и молодой, да мажор еще тот. Поверь мне, дуре старой. Ты девка видная, свежая, найдешь себе ровню. А это пацан.»
- «Лариса Казимировна? Вы что такое говорите-то?» - воскликнула Наталья, распахивая глаза, и покрываясь румянцем.
- «Не сверкай глазами то, не сверкай. Видела я, как ты на него реагируешь. Врать не умеешь, на лице у тебя все написано. Уйми себя, пока не поздно. Не твоего поля эта ягода. Послушай меня, Наташа. Такие как он не любят»
- «Почему?»
Директриса тяжело вздохнула, Наталья своим вопросом выдала себя, - «Не способны такие вот мальчики на любовь, Наташа. Неужели сама не чувствуешь? Такие по сердцам женским, как танки прут, и не женятся никогда. Много я на своем веку видела ребят, видных, красивых, хозяев жизни. Но никто из них в подметки этому не годится. Про таких в старину в голос сказали бы, - инкуб. Не от человека он зачат, и рожен. Мать его, бедная, хватила наверное лиха. Надо было мне посмотреть сначала, за кого Ольга так хлопочет, прежде чем согласиться взять его в училище».
- «Но ведь он, очень образован, это сразу бросается в глаза. О чем ни спроси, он знает. Светлана Юрьевна рассказывала, что задала ему вопрос из высшей математики, и он не смутившись, ответил ей сразу. Разве это плохо? Пусть его поведение не блещет, и все знают что он… творит в общежитии, но надо признать, что дисциплина в училище резко повысилась».
- «Да вижу я все, вижу, слышу. Знаю. И не могу взять в толк, что он делает в моем училище, имея такую голову? Ему в институт, в вуз надо, а он с этими убогими за одной партой. Их ладно, мамки с папками нарожали в пьяном угаре, и забыли. Это понятно, что стране нужны безмозглые рабочие лошади. А Лазер? Он же другой. Из него его стать королевская во все стороны выхлестывает. Холеный, уверенный, самодостаточный».
- «А его родители?»
- «Так вот представь? Нету родителей. В детдоме вырос. Черта с два я в это поверю» - директриса опустилась на свой стул, взяла в руки списки, что принесла ей Наталья, но не прочитав и двух строк, отбросила их в сторону,- «Не вырастают там такие. И высшую математику не учат. Что-то Ольга мне не сказала».
- «А кто эта Ольга? Может она его родственница?»
- «Да нету у нее таких родственничков. Я бы знала. Мы вместе выросли. Подруга она мне. Прилетела в октябре, как бешеная собака, и хлоп, в ноги упала. Возьми парня, да возьми. Ты должна. Ты обязана. Семнадцать лет она, видишь ли, Богу свечи ставила, чтобы найти его. И нашелся ведь. С неба упал. И я теперь помочь ей должна, чтобы он не пропал снова» - директриса с досадой хлопнула по столу, - «Взяла вот грех на душу. И трясусь, что выплывет все, не приведи Господи. На старости допустила с собой такой казус» - она подняла на Наталью глаза, повинилась вдруг, - «Да и не в Ольге уже дело, Наташа….. Не так тут все просто…. Как только взяла его к себе, так на другой же день звоночек мне был. Непростой. Говорили со мной вот с таким же акцентом, Наташа, как у Лазера. Не просили. А приказали молчать, и не задавать вопросы. И заплатили такие деньги за это, что у меня глаза вылезли. Не рубли я получила, а валютный счет в банке. Не детдомовский он, и не наш вовсе. Не русский он парень. И покровители у него высокие. Вот я и молчу, боюсь, и глаза закрываю».
- «А кто вам такой счет открыл, Лариса Казимировна?» - насторожилась Наталья, подавшись к ней телом. Директриса печально и устало посмотрела ей в глаза, сказала не сразу, - «Какой-то господин Винтер. Англичанин. И счет мне исправно пополняется каждый месяц. И я на старости вот, умудрилась, дожила до тайн Мадридского двора, мать их… Так что никакой он не Лазер, а Винтер. Фамилию эту мне Ольга назвала. А тебе сейчас рассказываю, чтобы уберечь дурочку от последствий. И еще раз тебе говорю, - выкинь из своей головы дурь. Намотаешь соплей на кулак, если не послушаешь. Ничего у вас не будет. Иди, работай».
Весна наступила неожиданно. Ее ждали, считали дни, но март принес новые метели и холод. Ни одного солнечного дня не было в нем. Олесь окончательно отстроил свое королевство, и царствовал в нем с молчаливого согласия Ольги Николаевны. Он почти устроил собственную жизнь, чувствуя себя довольно комфортно. О нем и его пятерке знал и говорил весь город. Олесь мог входить в любые двери, к нему прислушивался сам мэр, и очень часто он бывал в его компаниях, будь то сауна с девочками, корпоративная вечеринка, шашлык на природе, охота или рыбалка. Дочь мэра, худая, и длинная как жердь Вероника, сохла по нему как рыба на солнце. Он учил ее играть в большой теннис, и когда ему приходилось вставать позади нее, и взяв за руки, медленно показывать как делается замах, Вероника готова была пасть под него прямо тут, в спортзале. Но он умел держать дистанцию, не ущемляя ничьих чувств, и этим не вызывая на себя гнев отвергнутых. Его соратники упорно учились, у них не было таких привилегий. Ни одна девушка еще не тронула его сердца, хотя он разбил уже очень много сердец. Играя в бильярд, в покер, давно мог позволить себе бросить это подобие учебы, уйти отсюда и купить собственную квартиру. Но азарт и склонность к авантюрным поступкам удерживали его и в этом училище, и в этом общежитии. Ощущая себя в необычных условиях, он словно играл с судьбой, задавая ей немой вопрос, - а что дальше? И учеба, и практика в швейных цехах, и предстоящая работа, стали для него экзотическим хобби. Он учил своих ребят приемам рукопашного боя, чтобы могли дать отпор в нужный момент, научил играть в бильярд, показывая секретные удары, растолковывая как, куда, с какой силой нужно бить по битку, чтобы суметь загнать шар в лузу. Они были его свитой, и он лепил из них подобие себя. Что для него было трудным, так это праздники. Он не понимал их значения, не знал правил и поэтому практически не участвовал на церемониях. Он пропустил Новый год, сочтя его неинтересным, двадцать третье февраля, пропустил восьмое марта, и лишь первое апреля вызвало у него интерес, но ненадолго. Уже к вечеру он был разочарован тем, как прошел день дурака. Студенты целый день пытались обмануть друг друга, девушки обманывали мужчин, аккуратно подсчитывая количество обманувшихся. Среди них ходило поверье, что чем больше обманешь мужчин, тем сильнее будет тебе везти в этом году. Никаких шутливых подарков никто не дарил, и на второй день уже забыли о розыгрышах. Он тайно встречался с Натальей. В условленном месте, в определенное время она приходила, и томительно ждала, до сих пор испытывая чувство гадливости к себе, но не могла противостоять этой страсти. Подъезжал черный, тонированный лексус, приоткрывалась дверь, и она как воровка прыгала внутрь машины. Олесь никогда не трогался сразу, сначала привлекал ее к себе, и целовал горячо и страстно. Они ехали за город, и всякий раз Олесь менял места для любовных таинств. Иногда это происходило прямо в машине. Он съезжал с дороги в какой-нибудь закуток в лесном массиве, и они целовались, раздевая друг друга, рассовывая одежду по углам. Олесь ласками доводил Наталью до исступления, она не хотела, но каждый раз начинала кричать, запрокинув голову, сгорая изнутри жгучим огнем наслаждения. Окна лексуса запотевали, Олесь чуть –чуть приоткрывал одно, после очередного слияния, и лежа на спине, нежно обнимал Наталью, тесно прижимающуюся к нему. Они отдыхали может быть около получаса, или чуть больше, тихо говоря о чем-нибудь, Олесь закрывал окно, и снова начинал очередные ласки. Наталья слушала его руки, его дыханье, его движения, и где-то сама начинала несмелые действия, отвечая на поцелуи, трогая его грудь, соски, лаская спину. И с нарастающим нетерпением ждала, когда же его рука скользнет ей между ног, и обласкав влажное, горящее местечко, засунет ей свои пальцы во влагалище, и будет двигать ими и ладонью, нежно массируя ее клитор. А потом сам окажется на ней, и его упругая, волшебная палочка проникнет в нее, доставляя самые высокие наслаждения, и она опять, не повинуясь рассудку, будет стонать, кричать, и активно двигаться навстречу его движениям. Она закончит, но он сделает это позже. Продолжая быть на ней, и опустившись на локти, зацелует ее лицо, шею, а потом вновь поднимется, оперевшись на руки, и начнет двигаться все быстрей и резче, сильно толкая ее. Наталья ослабит сцепленные ноги, чтобы ему было удобней это делать, и по его учащенному, шумному дыханию, по тому, как он раскрыв алые губы будет втягивать в себя воздух сквозь стиснутые зубы, и прикроет глаза ресницами, она поймет что и ему сейчас хорошо, что и он сейчас закончит, а потом прежде чем сойти с нее, крепко обнимет и подарит еще несколько поцелуев.
Домой он возвращал ее часа в четыре, пять, и поцеловав в последний раз, уезжал. Лежа в постели, Наталья подолгу ворочалась, и грустила, плакала каждый раз горько и безутешно. Она понимала что Олесь не любит ее, даже не испытывает симпатию. Он вел себя как партнер, не больше. И до сих пор называл ее по имени отчеству, строго на вы. Между ними были пять лет разницы в возрасте, и это было так ничтожно мало, но что-то мешало ему полюбить ее так, как она уже любила его. И именно поэтому не могла устоять перед очередным его призывом к близости. Хоть несколько прочных часов, но с ним. Хоть совсем небольшой промежуток времени, но он принадлежал ей. Ничего, кроме секса. Ни прогулок, ни романтических свиданий, ни цветов и подарков. Она наполовину знала его тайну, и эта любовь приносила Наталье только муку.
Подошло время итогов, когда учащиеся должны были сдать экзамены, получить дипломы об окончании, и покинуть стены училища. Это время всегда было наполнено нервным волнением, зубрежкой, активным оживлением. Кто-то действительно учил, а кто-то строчил шпаргалки. На сердце у Натальи было сумрачно и тяжело. Задав тему годовой контрольной, она украдкой смотрела на своего юного искусителя, и не видела больше никого в кабинете. Он играя кистью руки, вращал ручку, ловко перехватывая ее гибкими пальцами, и смотрел в окно. Наталья любовалась его руками, зная как они могут ласкать ее, и чувствуя легкое возбуждение, с трудом перевела взгляд на группу. Это последний день. Больше он не придет на ее урок, потому-что их больше не будет. Ребята сосредоточенно писали, склонившись к тетрадям, пыхтели, мучительно думали, вздевая глаза к потолку. Совсем как школьники. Наталья слегка улыбнулась, оглядев всех, и вернула взгляд к Олесю, тихо постучала ногтем по столу, привлекая его внимание. Он повернулся к ней, Наталья жестом показала ему, что надо писать. Он склонился над тетрадью.
- «Кто же он на самом деле?» - думала она, вспомнив их последнюю встречу. В этот раз он закончил первым, и она едва не разревелась от досады, но зря. Спустившись с нее, Олесь продолжил ласкать ее руками, целуя в разные места ее тела, и не замедлил опустить в ее лоно свои пальцы, гладил его рукою, производя манипуляции с ним, доведя ее до оргазма, и дождавшись когда она переживет весь этот волнующий момент, вынул пальцы из ее влагалища, и храня на лице коварную улыбку, провел каждым по очереди у нее за одним ухом, и за вторым.
- «Что ты делаешь?» - испугалась она, пытаясь уклониться.
- «Вот каждый раз смазывай здесь, и мужчины будут около тебя всегда» - загадочно улыбаясь, ответил он. Она непонимающе смотрела на него.
- «Попробуй потом? Не пожалеешь. Так делали все женщины при дворах, отправляясь на бал. Еще они брали носовой платок, проводили им по своей киске, и прикрепляли его к платьям. И имели успех. Это как духи с феромонами. Но в этом случае они ничего не стоят, и эффективней».
В его словах она уловила прощальную нотку, и сердце тут-же защемило. Сильно прижавшись к нему, обняла и замерла, с наслаждением вдыхая запах драгоценного тела, чтобы запомнить его навсегда. Потом вспомнила как директриса назвала его болваном, и как он отреагировал, прыснула.
- «Ты чего?» - удивился Олесь.
- «Ничего. Вспомнила как тебя обозвали болваном» - она подняла голову. – «Видел бы ты свое лицо в тот момент».
Он тоже прыснул, - «Хха… Да я обалдел. Меня никто не мог разыграть, и даже подсунуть пердушку никому не удавалось. А она назвала меня болваном».
- «Ну, она же не знает кто ты. Это ваш праздник. У нас его проводят совсем не так. Действительно по-дурацки».
- «А ты откуда знаешь как он проходит у нас?»
- «Изучала. Мне нравился английский язык, и я хотела все знать в Великобритании вообще».
- «А мне отец всегда говорил что Россия, это страна дураков».
- «Он так не любит ее?»
- «Мне кажется он вообще никого не любит. Печется лишь о своем титуле и…» - Олесь оборвал себя, сжал губы, глаза его потемнели. Наталья посмотрела в его лицо, почувствовав резкую перемену в его настроении. Хотела спросить, но боялась задеть его самолюбие, обидеть, и осторожно задала нейтральный вопрос, - «Но ты здесь, в России, которую он не любит. Ты так решил?»
- «Нет» - он освободился от ее рук, сел, - «Не я. Но это к лучшему. Пусть так и останется».
Наталья тоже поднялась, села рядом с ним, вздохнула, кладя на его плечо подбородок.
- «Я ненавижу его! Ненавижу!» - его передернуло, взгляд стал хищным, напугавшим Наталью своим смертельным блеском. И в следующую секунду он, овладев своими эмоциями, схватил Наталью за плечи, повалил на спину, и стал осыпать поцелуями, начиная очередную игру.
Пристальный взгляд оторвал ее от воспоминаний, Наталья моргнула, сгоняя их остатки, и обратила внимание на Олеся. Он смотрел на нее пристально, с оттенком недоумения, потом сказал, - «Я закончил. Сдать тетрадь?»
Она кивнула. Он встал, принес ей свою тетрадку, положил перед ней, и вышел из кабинета, обернувшись в дверях, - «До свидания, Наталья Сергеевна».
Наталья открыла первую страницу, там лежала его записка, где он назначал ей очередное свидание. Она тихим движением вытянула этот ровный клочок бумаги, и неторопливо смяла в кулаке, подумав, - «Так ты еще и из семьи каких-нибудь лордов, скорей всего, раз проболтался о титуле. Так у вас, милый друг, голубая кровь, вот откуда все эти аристократические замашки» - улыбнулась, - «Надо будет посмотреть, кто такой Винтер по Интернету. Вдруг что-нибудь есть? Ведут же некоторые мамочки родословную своей семьи на собственных сайтах».
В его жизнь вошло первое лето в этом городе. Защитившись на «отлично», иначе и быть не могло, Олесь с ребятами поступил в распоряжение швейной фабрики. Остальные разъехались по своим городам и домам. Общежитие стало пустым и гулким. Остались лишь семейные, и девчонки швеи. У них было впереди две недели отдыха. Его команда разбрелась, и он остался один. Целый день провел в одиночестве, сидя за синтезатором, и играл. Играл просто так, вспоминая все композиции, которые играл когда был дома. Иногда в голову забредала иная нота, меняя всю композицию, и прекратив игру на минуту, он прикрыв глаза, мысленно проигрывал новую мелодию, и оценив звучание, тут-же проигрывал и запоминал эти звуки. Он даже пропел несколько песен, записывая их в память синтезатора, прослушал их, и посмотрев на часы, понял, что находится здесь давно, и уже вечер. Голод погнал его в свою комнату, но в холодильнике не оказалось ни одной коробки пиццы.
- «Стас» - процедил он с досадой, догадавшись что все слопал его друг. У Стаса был ключ от его комнаты. Олесь снова взглянул на часы, понял что не успеет поесть, и махнув на голод рукой, поспешил в душ. Сегодня у него встреча с Натальей. Он заранее снял домик у реки, на базе отдыха в ста километрах отсюда, и хотел провести с ней несколько дней. Но когда подъехал к месту их встреч, то не нашел ее. По времени он не опоздал ни на минуту. Олесь осмотрелся, вглядываясь в лица проходивших людей, потом вышел из машины, и обошел ее вокруг, отошел к тротуару, и подождал. Прошло с полчаса, Натальи не было. Олесь зашел в шатер, взял банку колы, сел на скамью у шатра, выпил колы, осмотрелся еще раз. Он уже понял, что она не придет, и поездка отменялась, но все равно сидел на скамье, пил колу, и растерянно думал. Впервые его бросала женщина, и он испытывал странное чувство досадной грусти. Была половина девятого вечера, солнце висело еще достаточно высоко, и теплый день казался таким многообещающим. Из-за Натальи он не поехал с Кириллом и Ромкой в Таиланд, понырять с дайверами, а она взяла, и не пришла. Олесь допил колу, нервно смял банку в руке, и отшвырнул ее от себя в сторону, косым взглядом проследив за ее полетом. Она упала прямо под женские ноги, в белых босоножках. Ноги смешно подпрыгнули, уворачиваясь от нее, Олесь поднял глаза, и застыл. Это была Наталья. Сорок минут она стояла в том парке, и наблюдала за ним. Она думала что он уедет, не найдя ее на месте, и теперь не знала как поступить. Вчера она села к компьютеру, и стала искать наобум, набирая нелепые вопросы, просматривая все страницы, прочитав уйму информации по фамилии Винтер. И когда нашла то, что искала, ахнула и застыла у монитора в оцепенении, прочитав все об этой семье, ведущей свои корни со времен королей. О том, что Олесь принадлежит этому роду, она не сомневалась, как только открыла фотогаллерею с портретами Винтеров. Кто-то скрупулезно вел их родословную, создав целый сайт, записывая всех по фамилиям, именам и степени родства. Наталья увидела не только старинные портреты этого рода, но и фотографии более позднего времени, в том числе и семейные, с подробным описанием ее членов. Последним в списке стояло фото Олеся, где ему было шестнадцать лет. Он был весел, в белом костюме для корта, и с ракеткой в руках. И если верить информации на сайте, сейчас он находился в кругосветном путешествии со своим родным дядей, Патриком Винтером. Наталья заплакала у компьютера, совершенно подавленная и растерянная, осознав наконец, куда ее занесло. Просидев бездумно на кухне часа два, переживая за все, что было между ней и молодым лордом, живущим здесь инкогнито, она приняла твердое решение разорвать отношения. Но вновь поддавшись своему чувству, побежала к их месту встреч, чтобы издали еще раз увидеть его, мысленно прощалась, не сдерживая слез, глядя как он бродит вокруг своего черного лексуса, оглядывается, явно ища ее, и потом идет в ее сторону, заходит в шатер, и долго сидит на скамье, опустив плечи. Ее ноги сделали первый шаг из укрытия, потом еще, еще, пока она не подошла к нему сбоку, и не заставила себя остановиться. Оправдав себя, что раз он не уехал, то она поговорит с ним сейчас. Ничего не скажет о том, что знает кто он, найдя веское объяснение, что они не пара, что она больше не хочет секса без обязательств, и больше они не встретятся. Но когда Олесь со злостью смял алюминиевую баночку и бросил ее в ее сторону, а потом увидел ее, то все слова вылетели из ее головы. Он смотрел на нее странно, словно увидел впервые, потом поднялся, и подошел очень близко, почти прижался к ней, смотрел сверху, взяв за плечи. Их молчание затянулось, Наталья наконец решилась нарушить его первой. Сняв свои очки, и вертя их в руках, тихим, срывающимся голосом проговорила, - «Извини… Я не хотела приходить… но… хотела увидеть тебя еще раз…»
- «Почему?» - твердым голосом спросил он, беря ее за подбородок.
- «Мы разные… Я старше тебя, а ты…ты…» - она смешалась.
- «Пацан?» - подсказал он ей.
- «Ты молодой… очень…» - поправила она его, - « Я… А я… Я… полюбила тебя. Сразу. Как только увидела на своем уроке».
- «Я знаю».
- «И я не хочу больше вот так встречаться, как куртизанка, по ночам, а потом плакать от боли. Я же понимаю, что ты другой, и у тебя нет ко мне никаких чувств. Поэтому я решила что мы не должны больше видеться» - Наталья договорила, с трудом сдерживая себя.
- «А меня спросить об этом не пробовала? Хочу ли я того же?» - он сжал пальцы на ее плечах, выдав этим волнение, прищурился и добавил, - «Мы встречались так, чтобы скрыть эти встречи. Чтобы никто не узнал. Ты же очень боялась что директриса все узнает, и у тебя будут неприятности на работе».
Наталья прислушалась, не поверив ушам. Он впервые назвал ее на ты.
- «Олесь на нас смотрят» - испугалась она, увидев у шатра Светлану Юрьевну, и Эллу Бертовну, преподающую в училище кулинарию. Олесь лишь мельком обернулся, и бросив короткое, - «Ну и что» - взял ее голову в ладони, и впился в ее губы долгим, сладостным поцелуем. Она едва не задохнулась, не успев набрать воздуха, но и не старалась отстраниться. Когда Олесь оторвался от нее, на лице ее был ужас.
- «Господи. Они все видели. Они…» - она недоговорила.
- «Ну и пусть смотрят. Я больше не твой ученик, а ты не моя учительница. Теперь тебе должно быть все равно» - прервал ее Олесь, и взяв за руку, повлек к машине. Проходя мимо остолбеневших преподавателей, мило улыбнулся, - «Здравствуйте, Светлана Юрьевна. Добрый вечер, Элла Бертовна. Приятно было увидеться». …
Они заехали в ресторан, потому-что Олесь сказал, что не ел с утра, и очень голоден. Это был тот самый ресторан, где он был с Ольгой Николаевной. Олесь заказал ужин, вино.
- «Ты же за рулем» - воскликнула Наталья испуганно.
- «Ну и что. Я хорошо вожу в любом состоянии» - ответил Олесь.
- «А вдруг ДПС?»
- «У нас есть пропуск».
- «Какой пропуск?»
- «Хороший пропуск. С портретом дяди Вашингтона. Ты знаешь. Он был великим человеком. И после кончины стал великим магом, таким, как Мерлин. Помнишь? Слуга короля Артура».
- «Да ну тебя. Я сижу, серьезно его слушаю, а он шутит» - Наталья легонько хлопнула его по руке. Он прыснул, и рассмеялся, - «Я не шучу. Он действительно волшебник. Стоит показать его лицо на особой зеленой бумажке, так перед тобой сразу откроются все двери».
Принесли заказ, Наталья прикинула в уме, сколько это могло стоить, и ужаснулась. Но успокоила себя, вспомнив кто перед ней, и к какой жизни он привык. Они ужинали, болтали, пили вино, и ходили танцевать. Наталья прежде не видела как танцует Олесь, и глядя на его пластику и грацию, тесно смешанную с эротизмом, поняла, что увязнет в своих чувствах к нему не только по уши, а вместе с ними. Он был слишком хорош, слишком красив, слишком желанен. На них обращал внимание весь ресторан, особенно девушки. Одна из них, белокурая нимфа, в белой короткой и пышной юбке, в красном топе, подошла к музыкантам, и говорила с ними, бросая в сторону Олеся взгляды. Музыканты грянули знакомую всем ламбаду, а девушка смело подошла к их столу.
- «Можно вашего молодого человека пригласить на ламбаду? Он танцует ламбаду?» - спросила она Наталью. Она пожала плечом, разведя ладони, - «Пожалуйста, приглашайте. Если он захочет».
Олесь узнал нимфу, и уловил в ее словах иронию.
- «Так вы танцуете ламбаду?» - спросила нимфа.
- «Легко. Какую будем отплясывать?»
- «Как получится. Музыку слышишь?» - нимфа пошла. Он убрал с колен салфетку, поднялся, и пошел за ней в танцевальный квадрат, со стеклянным полом, расцвеченный снизу цветными лампами, тихо бросив ей в спину, - «Начинай. Я должен увидеть, в каком ритме ты двигаешься».
Девушка насмешливо оглянулась, и пошла в квадрат, красиво двигая бедрами. Олесь медлил лишь несколько секунд. Потом сдернул с волос резинку, прокатив ее на запястье, тряхнул длинными кудрями. И поймав ритм, сделал быструю танцевальную стойку, выбросив вверх и в сторону руку, с выгнутыми пальцами, и чуть сбычив голову, боком, боком двинулся к девушке, обошел ее, как будто собирался пройти мимо, но вдруг резко развернулся, хватая ее со спины за талию, прижался к ней бедрами, и делая ритмичные движения, слился с ней в одно целое. Потом отпускал ее от себя на некоторое расстояние, и снова прилипал. Иногда брал ее за лицо, словно хотел поцеловать, оглаживал ее бедра, ноги, играя лицом, импровизируя, и заставляя импровизировать партнершу. Держа за пальцы, резко отталкивал от себя, заставляя кружиться словно волчок, и дергал обратно к себе, придерживая за талию, кружился вместе с нею так, что казалось что они сейчас упадут. Весь зал с любопытным восторгом следил за ними, музыканты не заканчивали играть, увлекшись танцорами, и играли дольше положенного, перестраивая аккорды на повторение. Олесь задал нимфе свой ритм, мягко перестроив ее под свои движения. Она послушно следовала ему, чутко угадывая их. Олесь вновь оттолкнул ее от себя, закружив, повлек к себе, и вдруг отпустив ее пальцы, красиво полуприсев, поднял ее над головой, и сделав несколько поворотов вокруг своей оси,, грациозно опустил на пол. Зал охнул, и взорвался аплодисментами. Нимфа оказалась хорошей танцовщицей, это Олесь понял сразу. Это была не та ламбада, которую обычно танцевали в клубах, и на вечеринках, делая эти однообразные движения бедрами. Этот танец выглядел более страстно и эротично. Наконец музыка закончилась, зал дружно заопладировал, Олесь проводил нимфу за ее столик, раскланялся, и пошел к своему месту, на ходу стягивая волосы в хвост. Он вспотел, лицо покрылось румянцем, и Наталья подала ему свой платок. Он взял его, но прежде чем отереть лицо, с немым вопросом посмотрел на нее. Они поняли друг друга, Наталья помотала головой, что на платке нет того, чему он ее учил. Оба засмеялись. Подошел официант, неся на круглом, серебряном подносе бутылку дорогого вина, и обратился к Олесю, - «Это вам вон та девушка прислала, за танец».
Олесь взглянул на нимфу, попросил распечатать бутылку, и наполнить их бокалы с Натальей. Потом развернул ладонь, и взял бокал, поместив его между указательным и средним пальцем, покачал на ладони, заставляя вино плескаться, и поднеся к ноздрям носа, вдохнул его аромат в себя, потом выдохнул через открытый рот. Глядя на девушку, кивнул ей в знак того, что оценил ее подношение, сделал несколько мелких глотков. Официант удалился.
- « Ты так хорошо танцуешь. А я никогда не умела. Даже на танцах с подругами всегда стояла у стены. Боялась выйти» - сказала Наталья, усмехнулась, - « Папа говорил, что у меня нет ни слуха, ни чувства ритма. Что я как корова на льду».
- «Да это не сложно. Я тебя научу. Есть очень красивый стиль ламбады. Ее танцуют везде, а вот у вас она еще только приживается».
Они посидели еще с полчаса, наслаждаясь присутствием друг друга, потом Наталья негромко попросила, - «Давай уйдем?»
- «Давай» - Олесь с готовностью согласился. Жестом дал знать официанту, что хочет расплатиться. Он в секунду вырос перед ними, подал на подносе счет. Олесь мельком взглянул на него, и расплатившись, не требуя сдачи, помог Наталье подняться, и держа ее под локоть, вышел из ресторана.
Последующие дни были наполнены только счастьем, счастьем, и счастьем. Они жили вдвоем, у реки, среди леса, и никто не мешал им, никакие обязательства и страхи не связывали.
- «Я так люблю тебя, что мне кажется, что сердце выскочит из груди» - тихо призналась Наталья, когда они сидели у самой воды, перед костром, и смотрели на танцующие языки огня. Олесь помолчал, потом вздохнул и проговорил задумчиво, - «Я, наверное, не могу сказать тебе того-же, с полной уверенностью в этом. Слишком серьезное заявление о своих чувствах, чтобы говорить о них просто так. Но меня влечет к тебе с непонятной, неведомой мне до этого дня силой. Когда ты не пришла, мне показалось, что земля под ногами закачалась. Я понял, что ты меня бросила, и растерялся. Меня никогда еще не бросали девушки. И мир как-то потускнел, и стал маленьким, тесным, как тиски. Мне стало одиноко, и плохо. Хорошо, что ты все-таки пришла. Мне все равно, сколько тебе лет. Ты зря помнишь об этом. Сначала я хотел заниматься с тобой лишь сексом, а теперь хочу, чтобы ты была моей женщиной» - он склонил голову, и посмотрел на нее из-под тонких бровей. Для Натальи его слова прозвучали как признание в ответных чувствах. Она ощутила легкое жжение в носу, потом на глаза накатились неожиданные слезы. Все-таки напрасно директриса убеждала ее, что такие мальчики не испытывают чувств. Олесь сомневался в себе, он высказал сейчас это сомнение, но это лишь возвышало его. Значит любовь для него является серьезным чувством, и он относится к нему с осторожностью, без игры, прощупывая свои ощущения, роясь в них, оценивая что это, - блажь, или любовь. Наталья чувствуя, что расплачется, встала, и пошла в тень костра, чтобы скрыть свои слезы. Но Олесь метнулся за ней, обхватил за плечи и развернул к себе,– «Ты что?»
- «Не знаю. Я так влипла. Куда меня занесло? Почему ты? Я боюсь» - она посмотрела на него, - «А что потом?»
- «Не знаю» - эхом ответил он, прижимая ее к себе.
Их понесло. Они почти не расставались. После смены Олесь заезжал за ней, и они уносились прочь из города. Гуляли в лесу, Олесь с первобытным удивлением разглядывал сыроежки, красноголовики, вертел их в пальцах, разглядывая на цвет, свет, пробуя на запах. Увидев в грибе червяка, вздрагивал, и ахнув, брезгливо и неуклюже отбрасывал от себя гриб, и тряс кистью, - «Фу, фу… Там гадость какая-то шевелится»
Наталья хохотала, хлопая себя по бедрам, - «Ха-ха-ха…ха-ха-ха… Ты что? Никогда не собирал грибы?»
- «Нет. Я всегда считал грибами шампиньоны. А что вот это тоже грибы, для меня бред. Вы что? Действительно их едите?… Смотри? У них нога чернеет сразу, как сорвешь. Он же дохлый. И болеет наверное, раз его при жизни еще черви едят»
Его рассуждения смешили еще больше.
Он учил ее танцевать. Заперевшись в актовом зале, Олесь шаг за шагом, движение за движением, показывал танцевальные шаги, разучивал позы, стойки, и позиции ног, рук, делая все в очень медленном темпе. У нее не получалось, она смеялась, наступала ему на ноги, пинала в голени. Олесь стиснув зубы, замирал на месте, подняв глаза к потолку, мычал от боли, и снова брал ее за талию, понуждал к движению. …
- «Ты что творишь, Наташа?!»- набросилась на нее однажды Лариса Казимировна, встретив на улице, - «Ты какой пример показываешь?! Совратила ученика, это же надо! Ты забыла, о чем я тебе сказала?! Ты посмотри на себя?! Кто он, а кто ты? Ты забыла, о чем я тебе рассказывала?! Что о тебе весь город говорит! Да мне уволить тебя придется, дура ты безголовая! Мужиков здесь нет что-ли?! Чего ты на пацана то повесилась?!»
Наталья не знала куда себя деть от стыда. Сплетни и она слышала, да ей было все равно. Рядом был Олесь, сильный, уверенный, ослепительный.
- «Он не пацан, не мальчик. Вы же знаете что он совершеннолетний. И встречаться мы стали уже тогда, когда он закончил учебу» - слабо защищалась Наталья.
- «Да ты это другому скажи, кто тупее! Это вы открыто стали так встречаться, а до этого скрывали шашни свои! Что думаешь, дураки вокруг?! И это здесь в восемнадцать совершеннолетние! Для своего места он еще малолетка! Хотя я согласна, что он молодой, да ранний. Выдрать бы тебя, шлюха ты бессовестная!» - ругала ее директриса, вращая глазами, - «Вот погоди! До администрации докатилось уже! Потащат тебя под белы рученьки, не вой тогда. Заступаться не пойду!»
Наталье словно в лицо огнем плеснули. Она вырвала свою руку из руки Ларисы Казимировны, и не помня себя, побежала от нее прочь, задыхаясь и заглушая рвущиеся из груди слезы. Она не знала куда деться, где спрятаться. Но как только появился Олесь, к ней тут-же вернулся покой. С ним она чувствовала себя защищенной, и все слухи и разговоры о них становились незначительными, пустыми. Гуляя у реки, глядя на огромную, бледную луну, он вдруг прочитал ей стихи.
- «Зрачки у зверя грез на небесах
Поблескивают зернами граната,
И время затаилось в зеркалах,
В ловушке сна, откуда нет возврата.
За миражом стекла и серебра
Зовет изящество движений тени,
Хрустальных звуков сложная игра
Звенит глубокой тишиной мгновений.
Я зверь из снов, мерцающий мираж,
Застывший за пределом очертаний,
Клинка заката безымянный страж
И феникс обжигающих желаний.
Зови меня, я в сумраке имен,
За смыслом слов, в тумане сновидений,
Кричи за край, в полузабытый сон,
Где тонет явь в потоках наслаждений.
Ко мне идешь по льдистому стеклу,
Меж перьев воск, дыханием согретый,
Но будет взлет к пьянящему теплу
И вечность разорвется вспышкой света» - говорил он словно о себе медленным, задумчивым голосом, глядя на мертвый лик луны загадочно и печально.
- «Вот тебе и Люцифер. Грозный и жестокий парень. Беспринципный и эгоцентричный» - думала она, прячась в его объятьях,- «Разве плохие мальчики знают такие стихи? Могут ли они быть такими умными? Владеть такой грамотностью? Да. Его глаза, - омут. Взгляд, - искушение. Руки, губы, ласки,- дверь в бездну порока. Но мне там хорошо. Я на край света пойду за его взгляд, за его поцелуй, за всю его нежность и страсть, с которой он касается меня»
Лето пролетало незаметно съедая дни. Неясная, еле уловимая тревога посещала Наталью все чаще и чаще. Она прислушивалась к сердцу, пытаясь найти ответ, присматривалась к Олесю, но в их отношениях все было хорошо и безмятежно. Она уже научилась танцевать, и они упражнялись на танцплощадках, будоража молодежь, зажигая и заводя ее необычными движениями, и ритмами.
- «Во Люцифер с училкой отжигает» - делился впечатлениями с молодежью рыжий, долговязый парень в углу танцпола, - «Закадрил себе телку что надо. Жарит ее хорошо небось, вот она и повелась»
- «Тебе то что? На тебя ни одна девчонка не посмотрит, не то чтобы училка. Завидуешь, так молчи» - заступился кто-то из толпы.
Забыв о том, что ей давно уже не шестнадцать, Наталья жила как бабочка, беспечно, и была счастлива. Но как и должно было быть, всему этому наступил конец. Неожиданный, разрушающий их мир, беспощадный и неумолимый. Олесь привез ее домой глубоким вечером. Перед этим они развлекались в другом городе, за триста километров отсюда, в каких-то клубах. Танцевали, Олесь играл в бильярд, поражая своим мастерством и хваткой. Он цепким взглядом охватывал весь стол, и умел просчитать все возможные траектории битка и шаров. Наталья любила смотреть на него, когда он вставал в стойку с кием в руках, покручивал его пальцами, целясь в биток, и совершал быстрый, молниеносный удар, Наталья ничего не смыслила в бильярде, знала, что Олесь обязательно выиграет, но все равно переживала, особенно, когда он намеренно водил противника, увлекая его своими проигрышами на маленьких ставках. Противник забывал осторожность, и поднимал ставку в два, три раза. Вот ставка выросла из трехсот долларов до тысячи, одна партия. Противник его, плотного телосложения зрелый мужчина, поднявший ставку, уговаривал Олеся на восемь партий. Олесь вроде как мешкал, потом согласился.
- «Пару шаров фору даю» - обратился к нему мужчина, блестя глазами. Олесь усмехнулся, - «Не надо. Разбивайте?»
И раз за разом, легко выиграл все восемь партий.
- «Ты что? Надул меня что мазила?» - мужчина медленно чесал затылок.
- «Это вы так подумали. Я просто разогревался. И я ведь не хотел играть, вы сами настояли» - опять усмехнулся Олесь. Возразить ему было нечего, игроки поддержали его, и из клуба Олесь ушел с хорошим выигрышем.
И вот Наталья устало поднимается по лестнице в свою квартиру. Ей не очень хорошо. Уже две недели как ее слегка знобит, и температура около тридцати семи. Легкая тошнота по утрам и головная боль вносили в ее жизнь небольшой дискомфорт. Она думала что слегка простыла, когда они купались ночью в реке, и там, лежа наполовину в воде, предавались любовным ласкам. Мама спит. Наталья взглянула на себя в круглое зеркало, висевшее в прихожей. Бледное лицо, большие глаза под очками. Она сразу вспомнила, как в клубе к ней подплыла пышная брюнетка, когда Олесь играл, и присев к Наталье за столик, томным голосом обратилась к ней, - «Послушай, милашка? У тебя восхитительный кавалер. Я сидела сейчас, и размышляла, - как он на тебя запал? Может у тебя волшебные очки? Может и мне начать носить такие же? Вдруг такого-же найду?» …..
Наталья усмехнулась в зеркало сама себе, сняла очки, положила их на полочку, и прошла на кухню. Мама сегодня пекла пироги. Их запах все еще не выветрился, да и они сами лежали горкой в глубокой тарелке, прикрытые полотенцем. Почувствовав приступ дурноты от запаха жареного, Наталья поспешно открыла форточку, потом ей показалось это малым, и она распахнула все окно. Высунулась наружу, хватая ртом свежий воздух, чтобы отдышаться. Увидела как во двор дома въезжают две черного цвета машины, с незнакомыми номерами другого региона. Решив, что это к шумному соседу с пятого этажа, она задернула тюль на окне, и опустилась на стул. Что-то болезнь не отступала.
- « Может надо наконец начать пить таблетки?» - подумала она, - «А то расклеюсь совсем и свалюсь. Летом простыть. Вот ведь умудрилась»
Резкий звонок в дверь прозвучал как-то угрожающе-оглушительно. У Натальи нехорошо сжалось сердце. Она встрепенулась, и прислушалась. Звонок повторился, более долгий, и настойчивый. В коридор просеменила заспанная мать, кутаясь в плед.
- «Чего сидишь? Открыла бы хоть? Сколько времени?...Ох… На работу мне уже…» - бормотала мать, возясь у двери.
- «Вы кто?... Чего надо?...» -через секунду услышала Наталья испуганный вскрик матери, и не успела встать, как в кухню вошли двое высоких, подтянутых мужчин. Наталья побледнев, смотрела на них не двигаясь, сердцем догадавшись, что это к ней.
- «Наталья Сергеевна Романова?» - спросил один из них с иностранным акцентом.
- «Да…» - едва слышно прошептала Наталья, кажется догадавшись кто эти люди в черном.
- «Вы должны проехать с нами. Вас хотят видеть для серьезного разговора»
- «Кто?...» - одними губами спросила Наталья.
- «Господин Винтер, мэм. Прошу вас?»
- «Че натворила?...» - визжала мать, когда ее повели к выходу, - « Из-за мальчишки все, да?!... Блудня подзаборная! Добилась своего?! Добилась?!» – она пыталась ударить одного из мужчин, но он легко защитился от нее, отодвинул от двери, и вышел на лестничную площадку.
Наталью привезли в гостиницу. Сопровождая с двух сторон, как под конвоем, привели в самый дорогой номер, и слегка втолкнули внутрь, закрыв за ней двери. Встали по ее бокам со стороны коридора. Наталья остановилась почти у дверей как вкопанная, щуря глаза, пыталась рассмотреть человека у окна. Он был высокий, спортивно-подтянутый, с проседью в черных волнистых волосах. Не сразу повернулся к ней, словно не заметил ее появления. Но когда он это сделал, Наталья едва удержавшись на ногах, и медленно закрыла глаза. То был отец Олеся, она сразу поняла это по их поразительному сходству. Только этот был старше, и с сединой.
- «Вы можете сесть» - сухо сказал он через минуту, показав на стул. Наталья послушалась, потому-что ноги едва держали ее. Вот оно, ощущение близкой опасности, беды, разлуки. - «Я не буду заводить долгих бесед, тем более с вами» - неспешно заговорил мужчина, глядя на нее строго, - «Но для начала представлюсь… Меня зовут Эммерсон Винтер. Тот мальчик, с которым вы крутите роман, мой сын. Молодой Винтер. Мой прямой наследник, и преемник».
Он помолчал, стоя у окна, и заведя руки за спину, сцепил их в замок. Наталья украдкой осматривала его. Та же королевская стать, что и у Олеся. Он действительно сын своего отца, и взял все его манеры. И этот жгучий взгляд карих бархатных глаз, и волнительный акцент, кошачьи движения, жесты.
- «Вы вообще понимаете, что значит, быть прямым наследником и первоприемником?» - оборвал Эммерсон ход ее мыслей, бросая на нее быстрый взгляд, отвел, - «Это значит, что старший сын получает титул, и права. Остальные дети, рожденные после него, не получают этих привилегий. Хотя не перестают быть знатными господами. На моего сына смотрит весь Лондон. По его поступкам оценивают чистоту и благородство нашего рода. А это древний род, поверьте. Я не хочу, чтобы род Винтеров ушел в забвение, был скомпрометирован и рассеялся, потеряв свой высокий статус. Да, мир меняется, меняются его нравы, устои, приобретается другая мораль. Многое рушится, рождается новое, но это не дает нам права рвать нити с прошлым. Мы не должны забывать своих предков, и меняясь, не можем отбрасывать память о них, хотя бы из уважения. Олес не простой ребенок. Он, дитя нового поколения, дитя – индиго. Вы должны были это заметить по быстроте его ума, по его хватке. Он помнит свое прошлое рождение. Неясно, нечетко. Но помнит. И это выражается в его случайных, необычных фразах, делах. Он очень многое умеет. Так было всегда, если он чего-то хотел, то мог освоить эту науку за короткое время. У него обостренное чувство справедливости. Он конфликтен, горяч, импульсивен, ему трудно подчиняться, трудно принять чужие правила, чтобы следовать им, что делает его отличным от его национального характера. Но все-таки он может успешно сдерживать свои чувства, и контролировать эмоции. Ему трудно уживаться в этом несовершенном для него мире. Но он рожден Винтером, а значит должен быть им, и ему придется укротить свое свободолюбие, и найти компромисс, найти плюсы в своем рождении. Ибо у нас у всех есть определенные обязательства. Перед предками, перед родными и близкими, перед родителями. Он юн, и поэтому его суждения и взгляды еще несовершенны, не логичны. Он не лишен мудрости и зрелости, но живет сердцем, едва ли включая разум. Он еще не полностью осознал, что не принадлежит себе по своему рождению. И поэтому не может делать всего, чего бы ему хотелось. Я много приложил сил и денег, чтобы газеты не склоняли его имени. Я знал каждый его шаг, знал где он, и чем занимается, и поэтому мог защитить его всегда, где бы он ни был. Он этого не знает. Я всю свою жизнь положил к его ногам. И мне приходилось иногда быть жестоким, чтобы уберечь его от беды, от самого себя. Однажды я опрометчиво поступил, и кроме своей, поломал несколько других жизней. Опозорил свою семью, и с трудом смог восстановить наше доброе имя. Поэтому я не могу допустить, чтобы Олес сделал то же самое. Я надеюсь, вы понимаете, что между вами ничего не может быть. Вы никто. А в венах моего сына течет другая кровь. Не для вас. Вы взрослая женщина, и должны знать, чей кусок пирога хватаете со стола. Вы совратили моего мальчика. И я здесь, чтобы уберечь его от вас».
Наталья почувствовала внезапный прилив злости, и угрюмо спросила, - «Если вы так печетесь о нем, то почему он здесь оказался?»
- «Именно потому, что я пекусь о нем. Я знаю характер сына, и мне легче предотвратить его очередную блажь, чем согласиться, когда он решит предложить вам брак. Потому-что это невозможно. Лондон не поймет его выбора».
- «При чем здесь Лондон? Это его жизнь, он вправе сам решать, кто ему нужен» - возразила Наталья.
- «Заткнитесь, маленькая дрянь!» - воскликнул Эммерсон, на секунду выходя из себя, и тут же беря себя в руки, - «Вы не слушали меня. Это у вас, в России большевиками попраны все родовые связи, упразднены, и уничтожены. Поэтому ваша молодежь не знает своих корней, имеет извращенное представление о нормах жизни, о пороге дозволенности. А это его жизнь, которая не принадлежит ему полностью. Потому-что он по своему рождению не может распоряжаться своими прихотями и желаниями. В него как в зеркало, смотрят люди, и берут пример для себя. Ибо если сам Винтер позволяет себе вольности, почему бы и народу не поступиться некоторыми качествами характера? Вот о чем думают люди, оценивая его!» - шагнув к Наталье, он навис над нею, - «Он рос на всем готовом. Я всегда выполнял все его желания, даже когда мне этого не хотелось, даже когда оно шло вразрез с нравственностью. Ему стоило только сказать, - хочу, и он немедленно получал это. Я всегда был только на его стороне. И это его решение я тоже приму, потому-что иначе не может быть. Но это будет нашим позором, закатом и забвением. Но не этого я боюсь».
- «Чего? Чего вы боитесь? Что может быть постыдного в наших отношениях?»
- «Если король, станет ходить голым, потому-что ему жарко, что скажет о нем народ?» - Эммерсон с ледяным спокойствием смотрел на нее сверху, однако глаза его хищно сверкали холодным блеском, - «Не свергнет ли народ такого безумца? И оставшись без короля, не впадет ли в разврат и смуту?» - он выждал паузу, - «Я не король, Олес не принц крови. Но мы отвечаем за мысли, поступки тех, кто смотрит и равняется на нас. Он поймет это, и я буду рядом с ним, пока он не сделает этого. Я принимаю то, что он не хочет быть дипломатом, не хочет продолжать эту династию Винтеров, тем более что время уже упущено. И я скорей всего последний из его представителей. Но он должен остаться Винтером. Настоящим Винтером, а не носителем этой фамилии» - он тяжело отошел к окну, смотрел в него несколько минут.
-«Я согласен, что это вовсе и не ваша вина.» - продолжал вдруг устало, - «Олес всегда берет то, что хочет. Я уверен, что это он соблазнил вас, а не вы. Он хороший и тонкий кукловод».
Наталья уловила оттенок глубокой печали в его голосе.
- «Но вы, милая Наталья Сергеевна, должны были обуздать свои желания» - закончил Эммерсон не оборачиваясь на нее. Возникло минутное молчание, тянувшееся как вечность. Потом он повернулся, опять уставился на нее обличительно и беспощадно, - «Ну один раз, два, три, десять» - помолчал, - «А потом зачем вы пошли к нему? Ведь вы уже сами все поняли, приняли решение и не выполнили его. О чем вы думали, когда стояли за этим деревом, видели, что он ищет вас, и вышли в последнюю минуту? Зачем вы загнали себя в ловушку? За каждое преступление следует наказание. Вы знаете это не хуже меня» - он опять замолчал, потом прошел к свободному стулу, и сел напротив Натальи.
- «Я не отдам вам своего мальчика. Не могу, не имею желания и права. Я слишком люблю его, чтобы позволить ему упасть. Вы это понимаете?» - обратился он к ней. Она не ответила, сжимаясь от душевного страдания, поняв, с какой силой Эммерсон любит своего сына, и невольно преклоняясь перед ним за это. Как бы она хотела, чтобы вот так же слепо, ее любил собственный отец. Но увы.
- «Его чувство к вам неглубоко, и пройдет. Но он успеет сделать неверный шаг, прежде чем поймет это. Вы вынудили меня поступить с вами так, чтобы вы никогда не могли больше навредить ему своими чувствами, своим присутствием. Вы взрослая женщина, а он мальчик. Ему нет двадцати одного года, и я решаю когда ему чихнуть, когда плюнуть. И я отвечаю за его действия. Поэтому у меня есть два варианта решения этой проблемы. И я предлагаю их вам на выбор. Первый, - я даю вам много денег, и откупаю у вас сына. Покупаю вам жилье в другом городе, и даже нахожу для вас работу. И вы уезжаете отсюда молча. И никогда не ищете встреч с моим сыном. Никогда. Слышите?»
- «А второй вариант?» - едва прошептала Наталья.
- «Вы отказываетесь от моего предложения, и тогда не оставляете выбора мне».
Наталья испуганно смотрела в глаза Винтера, читая в них открытую угрозу, несмело спросила. – «И что вы сделаете?»
Он склонился в ее сторону, почти прошептал, - «Я убью вас. Но не отдам вам сына» -выпрямился, добавил, - « И чтобы у вас не возникло ложных иллюзий, могу вас уверить, что держу свои пальцы на вашей шее. У вас есть мать, сестра в Пскове, и двое малолетних племянников. Вы можете положить их на жертвенный алтарь, ради своей порочной похоти».
- «Вы чудовище» - выдавила Наталья.
Он прищурил нижние веки, заговорил сквозь зубы, - «Что? Слишком большая цена за постель моего сына? Нет дорогая. Мой сын бесценен, а ты дешевая потаскушка. Я готов стереть с лица земли всех, кто может навредить ему…. Я повторяю еще раз…. Я выкуплю у вас сына. Сколько вы хотите?! Кроме того, куплю вам жилье, нахожу для вас работу, вы уезжаете, и не ищете встреч с юным Винтером. Если вы нарушите хоть один пункт, и сообщите где вы, или он найдет вас, то помните… У вас есть родные, которые ответят за вашу дурь. Вам изменят вашу фамилию, имя. И вы исчезнете для него навсегда. Выбирайте немедленно, и мои люди увезут вас отсюда прямо сейчас? У меня нет времени ждать долго».
Не скрывая горячих слез, Наталья плакала, судорожно всхлипывая, и нервно сбрасывала слезы с подбородка. Эммерсон молча ждал, зная, что она скажет, - да.
Несколько дней Олесь был занят полностью. После смены они с ребятами усиленно репетировали в актовом зале, готовились ко Дню города. Этим летом его перенесли на середину августа. Ему не хватало Натальи, но она знала, что он занят. Они договорились что увидятся четырнадцатого августа, когда у нее будет день рождения. Олесь уже купил ей подарок, - золотое колье с голубыми камнями, и доставал вечерами, любуясь игрой камней, и представлял как оно будет смотреться на шее Натальи. До четырнадцатого оставалось два дня. …
- «Да не скачи ты, Олесь?» - недовольно воскликнул Стас, когда друг забывшись, соскочил с кровати, и у Стаса опрокинулась чашка с кофе. Они составляли расписание своих выступлений, совмещая с поглощением кофе. Олесь был очень рассеян, мыслями весь о Наталье. Кофе из опрокинутой чашки попало Стасу на белые шорты, и горячий напиток тут-же проник к сокровенному месту. Стас истошно заорал, метнулся с кровати, и схватившись за шорты, запрыгал по комнате, - «А-а-а… Шары сже-ег… Блин! Олесь! Твою мать!..»
Олесь не раздумывая, подскочил к холодильнику, выдернул из морозилки форму со льдом, и тряхнув себе в ладонь кусочки льда, оттянул у Стаса пояс шорт вместе с трусами, и кинул лед внутрь. Стас завопил так громко, что Олесь зажал уши.
- «А-а-а-а… Холодно-о-о-о… Бли-и-и-н…Ты сдурел совсем! Простынут ведь!»
- «Так холодно, или горячо?» - закричал Олесь, покатываясь со смеху. Стас отчаянно рылся в своих трусах, извлекая оттуда подтаявшие комочки, и швырял их в Олеся зло чертыхаясь, - «Придурок! Кто так с шарами то обращается?»
Олесь уже лежал на полу, корчась от смеха, не в силах подняться, бил ногами в пол, судорожно выплескивая, - «…. Не могу…. Не могу больше… ржать не могу… лопну сейчас… помогите…»
Стас недоуменно стоял над ним, хлопая глазами, потом вдруг тоже расхохотался, и сел на пол.
- «Вы че тут? Подрались что-ли?» - влетел в комнату Кирилл, и остановился как вкопанный, не понимая, почему друзья корчатся в судорогах смеха, катаются, схватившись за животы. Олесь заметил его, сквозь безудержный смех проговорил, - «… Стас…. Обоссался….»
- «Че? Правда что-ли?» - не поверил Кирилл, но взглянув на коричневое пятнище на шортах Стаса, тоже расхохотался, сломавшись напополам, и сползая к друзьям.
Он не нашел Наталью. Она не пришла на день города, ее не было дома, ни у знакомых, ни у подруг. Олесь объехал весь город, метался по нему как подорванный, но бесполезно. Наталья словно испарилась. Он еще раз решил заехать к ней домой, на этот раз долго стучал, звонил. Дверь наконец открылась, но на пороге его встретила ее мать. Увидев его, женщина вдруг ощерилась в страшной гримасе, и выставив руки, попыталась вцепиться ему в лицо, - «А-а-а!... Заявился?! Упырь поганый! Из-за тебя все! Щенок малолетний! Забрали дочку мою, под руки увели. Как преступницу. Из-за тебя все, гаденыш!»
Олесь похолодел, отшатнулся от нее, отбрасывая ее руки, чтобы не расцарапала его, выдохнул - «Кто?...»
- «Да приезжали тут, дней девять назад» - сказали за спиной. Олесь обернулся. Соседка по лестничной площадке вышла на шум, пояснила ему, – «На двух машинах…» - обернула лицо в свою квартиру, - «Лешка?... Какие машины были? Тетю Наташу увезли».
Выбежал Лешка, пацан лет десяти, - «Два черных лексуса. Джипари такие, большие. С московскими номерами».
- «Какими номерами?» - Олесь ощутил холодную пустоту под сердцем.
- «Да такие. Московский регион. Тетю Наташу посадили, и увезли. Люди в черном».
- «Пропала Наташа… Пропала дочка моя-а-а…» - скулила за его спиной мать Натальи, качаясь в стороны.
Олесь шатаясь вышел на улицу, сел на скамью.
- «Черный лексус…Лексус черный… Номера…» - судорожно думал он, - «Кто это?... Отец?... Этого не может быть… Он не должен знать… Лексус… Лексус… Ну и что? Мало на лексусах ездят что-ли?...» - смутно догадываясь, но боясь верить в это, - «Нет… Это не отец…. Московские номера… Может…» - приложил пальцы к голове, усиленно растирая вспыхнувшую боль, продолжая разговаривать с собой, - «Нет… Странно все… Люди в черном…» - усмехнулся, - «Кто мог забрать ее?...Этого не может быть… Не может… Отец не мог узнать…И… Это же очень далеко… Лондон… Он не прилетит. У него дела…»
Ему хотелось кричать, лететь, рвать, бить, крушить. Но он тяжело поднявшись медленно побрел к машине. Лексус был любимой машинной его отца. Но мог ли он быть тут?
Въехав во двор, Олесь поставил машину под окнами общежития, и постояв, пошел к себе. Взглянул в сторону, и увидел как во двор медленно въезжает черный лексус. Шестым чувством он понял, кто в нем, и двинулся навстречу сначала медленно, потом все быстрей, пока не побежал. Остановился в пяти метрах от машины, глубоко и возбужденно дыша, сверкая глазами. Ему хотелось рвануть ручку двери, вытащить того, кто там, но он ждал, сжимая кулаки. Отец вышел из машины, и они неподвижно смотрели друг на друга. Наконец Олесь справляясь с удушающим комом в груди, процедил утвердительно сквозь зубы, - "Ты?! Это ты!»
- «Да, это я» - спокойно и твердо ответил Эммерсон.
- «Господи! … Сам приехал!...» - воскликнула Ольга Николаевна, сидевшая у Валентины в вахтерке, увидев происходящее, и сразу узнав Винтера. Валентина подскочила как ужаленная, и тоже выставилась в окно.
- «Где она?» - спросил Олесь, сжав кулаки так, что они хрустнули.
- «Не пытайся ее искать. Если не хочешь ей зла»
- «Зачем?» - на лице Олеся отразилась болезненная гримаса.
- «Чтобы ты не наделал глупостей. Это не та женщина. Я не дам тебе совершить ошибку»
Олесь потупился, потом вскинул на отца черный взгляд и спросил, зло прищурившись, не понимая собственных слов, - «А если я найду ее, ты принесешь мне ее голову?»
- «Да. Принесу» - твердо ответил Эммерсон, и добавил, - «Ты мой сын. И я отвечаю за твои поступки. Хочешь, не хочешь, но ты будешь делать то, что я велю. Эта женщина не твоя. И никогда не будет рядом с тобой. Я этого не позволю, что бы ты обо мне не думал»
Олесь с яростью схватив себя за волосы, рванув их изо всех сил, издал короткий, страшный выкрик, падая на колени, и почти склоняясь к земле. Он с трудом дышал, внутри него все кипело от бессилья. Он знал отца, и знал, что он не отступится от своего слова, и сделает так, как сказал. Из машины выскочили люди отца, но Эммерсон жестом руки остановил их.
- «Значит принесешь.... Как тогда....Ты следил… Ты подло следил за мной» - прохрипел Олесь, не глядя на отца.
- «Я отец. Я не мог быть рядом с тобой настолько часто, как хотел. Поэтому я следил за твоей жизнью. Чтобы помочь когда нужно, уберечь, поддержать. Разве ты был ущемлен в своей свободе? Ты делал что хотел. И получал все, что хотел»
- «Иди к черту! Иди к черту!» - твердил Олесь, вновь почувствовав себя будто в капкане, и теряя контроль. Вспыхивая изнутри как вулкан, закричал со всей ненавистью, болью, отчаянием, вскакивая и подступая к отцу, - «Я ненавижу тебя! Ненавижу! Скажи мне, где она?! Лучше скажи!»
- «Нет»
- «Почему?» - Олесь готов был вцепиться в горло отца.
- «Если ты будешь искать ее, клянусь честью, я убью ее, и принесу тебе ее голову»
Олесь не понял что вывело его из себя, послужило толчком, - ледяное хладнокровие отца, или его клятва. Он с рычащим криком , - «Я убью тебя сам!" - как кошка метнулся к отцу. Тот отпрянул от машины, сделав несколько шагов к открытому пространству. Олесь был страшен. Он набросился на отца, с твердой целью убить, растоптать. Но Эммерсон дал ему достойный отпор. И он в свое время увлекался борьбой. Они кружили вокруг друг друга как два Чака Норриса. Олесь нападал, Эммерсон отбивался, не желая причинить вред сыну. Олесь понял, что не пробъет защиту отца, и схватил с земли у котельной палку. Там всегда что-то, да валялось, и Эммерсон нашел себе оружие. Охранники оцепенели, растерявшись на какое-то время, и подскочив к ним, не знали как ухватить Олеся, чтобы оттащить от отца.
- «Господи! На отца….» - Ольга Николаевна схватилась за сердце.
- «Чаво, Чаво?...» - Валентина извернулась вся, выглядывая в окно. Ольга Николаевна метнулась из вахтерки на крыльцо. Валентина припустила за ней.
- «Ничего себе, Люцифер на инглиш шпарит!» - воскликнул кто-то из ребят, уже вернувшихся с каникул на второй курс. Ватагой, они выбежали на улицу, и стояли на безопасном расстоянии, оживленно перекрикиваясь и изумленно ахая.
- «Вот это я молчу. Он сейчас того мужика ногами запинает… Ой, палку схватил. Глянь, пацаны? Они как ниндзя. Нифига себе. Вот Люцифер дает. Он точно бешенный» …
- «Да остановите вы их Христа ради?! Господи?! Что творится то?!» - возопила Ольга Николаевна, напуганная этим зрелищем. Олесь и Эммерсон дрались на палках словно два рыцаря, и никто не уступал. Охранники было совались к нему со спины, но Олесь предугадав их попытки, стремительно разворачивался и успел несколько раз ощутимо дать им по шее, разбив одному лицо. Оттеснив отца к машине, он изловчился выбить из его рук палку, и ударом ноги свалил его с ног. Эммерсон упал и ударился о дверь лексуса. Олесь замахнулся так, как будто хотел заколоть его, но в следующий миг отбросил палку, и тут сзади под руки его подхватили охранники, оттащили назад. Они не могли его ударить, так как он был сыном Винтера.
-" Я убью тебя сам!» - кричал Олесь, вырываясь, - « Убью тебя!» - рычал в исступлении. Эммерсон хотел подняться, но Олесь вдруг как-то легко расшвыряв охранников в стороны, подпрыгнул к нему, и схватив за грудки, припечатал к тонированному стеклу машины. Вскинул кулак, для прямого короткого удара, и замер, встретившись глазами с глазами отца. И будто пришел в себя, осознав что творит, но не смог опустить руку, а отчаянно вскрикнув еще раз, нанес молниеносный удар по стеклу, рядом с головой отца, выплескивая остатки ярости. Стекло жалобно всхлипнуло, и пошло трещинами, щелкая под ухом Эммерсона. Он побледнел еще больше, представив что было бы с ним, ударь Олесь ему в нос.
- «Ниче се в нем дури….» - ахнули из-за кустов наблюдатели, - «С кулака стекло расшиб».
Олесь отпустил рубаху отца, окончательно беря над собой контроль, и отшагнув назад, смотрел на него лихорадочным взглядом, и шумно дыша. Он разбил кулак о стекло, и почувствовав боль, взял раненую руку в другую.
-«Олес? Ты Винтер. Ты перворожденный. У тебя нет права на опрометчивые поступки. Ты не можешь делать того, что хочет твоя левая нога. Ты на виду. По твоим делам судят обо всем роде Винтеров)» - проговорил отец, добавил с глубокой скорбью, - «Это твоя ноша. Мы не выбираем рождение»
- «Уходи….» - мучительно произнес Олесь, морщась от душевной боли, - «Уходи...»
Эммерсон все понял, не глядя больше на него, сел в машину. Олесь молча смотрел как он уезжает, щуря глаза и пытаясь протолкнуть горький ком в горле. Все произошло за секунды. Он только что чуть не убил своего отца, так боль от утраты затмила его рассудок. Где-то в потаенных глубинах сознания он чувствовал, что отец прав, но не мог понять этой правды, осознать, почему? Почему он не может следовать своим желаниям? Он повернулся, и пошел в общежитие. Кровь капала из под пальцев, вытекая из резаных ран, но он словно не чувствовал этого, сокрушаясь по поводу того, что как-то неудачно приложился к стеклу, и порезался. Молча прошел мимо притихших ребят, мимо Ольги Николаевны, мимо опешившей Валентины, поднялся на свой этаж, и заперся в своей комнате. Неуклюже замотав руку полотенцем, сел на стул, и оцепенел, уставившись в угол. У него не выходило из головы поведение отца. Он нападал, бил на поражение, а отец не ударил его ни разу. Только оборонялся. Почему? У отца хорошая подготовка, он отлично владел приемами, не забыл науку рукопашного боя, или по-прежнему тренировался. Олесь когда понял, что отец не пропустит ни одного удара, хотел избить его палкой. Но и тут отец не дал маху. Фехтует он тоже отлично. Но у Олеся есть несколько секретов, как выбить у противника из рук оружие, о которых отец не знал. Олесь утаил их, обучая отца этому искусству, когда он вдруг сказал, что хочет научиться этому. Его шокировало признание отца о том, что он все годы следил за ним. Но видимо он не всегда был доступен, иначе отец быстро нашел бы его тогда, когда он ушел из дома. А может, он просто не вмешивался? Как никогда не вмешивался, зная что он творит. Он поседел за этот год. Олесь вспомнил о Наталье. Отец поставил очень жесткие условия. И для нее наверное тоже. Ему было трудно поверить, что он никогда ее больше не увидит. Не услышит ее голос, смех, не сможет ощутить руками огонь ее тела. Глухо застонав, и закусив нижнюю губу, Олесь встал со стула, и плашмя упал на кровать, лицом вниз. Грудь снова сдавило железным обручем тоски. У него не было даже ее фотографии. Все, что ему осталось, это видео, где они танцевали в парке, на летней танцплощадке зажигательную зук-ламбаду. Она показалась всем экзотикой, никто раньше ничего подобного не видел в этом городе. Поэтому какой-то парень снимал их на камеру, и Олесь взял у него копию этого видео. Флешка осталась у Натальи, а видео у него. Вспомнив об этом, Олесь соскочил, включил ноутбук, и с жадностью смотрел, пересматривал это видео, наполняясь медовой горечью. Выплеснув на отца всю ненависть, он чувствовал опустошение и слабость, словно из него выпустили воздух.
В его дверь осторожно постучали. Олесь открыл, и отошел на кровать. Вошла Ольга Николаевна, осмотрела комнату и его, подошла. Смотрела вместе с ним видео, молчала.
- «Спрашивайте уже, Ольга Николаевна» - обратился Олесь, обернув к ней горький взгляд.
- «Что с тобой?»
- «Все хорошо, Ольга Николаевна. Я немного вспылил».
- «Если это у тебя называется вспылил, то что будет, когда ты разбушуешься?» - несмело пошутила Ольга Николаевна, слегка улыбнувшись.
- «Не знаю» - он усмехнулся, -« Может быть, церковь развалю» - парировал грустно.
Ольга Николаевна улыбнулась, - «Шутишь. Это хорошо. Давай перевяжу руку. Бедовый» - она достала из кармана рабочего халата пакет с медикаментами, и взяла его руку, чтобы обработать.
- «Сколько ж в тебе силы Олесь. А на вид не скажешь» - говорила она, разматывая полотенце, - «Сосуд наверное порезал. Кровь сочится еще. Сейчас защиплет, я перекисью обработаю».
От резкой дерущей боли у Олеся загорели уши, но он лишь слегка прикрыл глаза веками, и сжал зубы. Наложив ему антисептическую повязку, Ольга Николаевна быстро и со знанием дела забинтовала его руку, отпустила, и убрала остатки бинта в свой пакет.
- «Завтра перевяжу. Горе ты мое» - сказала она, и ушла. Ей хотелось поговорить с ним об отце. Узнать причину драки. Но она вспомнила, что Олесь не знает, что она знакома с Эммерсоном. Теряясь в догадках, зачем он появился тут, и почему Олесь так яростно отреагировал, Ольга Николаевна спустилась вниз, к Валентине. Все последующие несколько дней все только и говорили об этом происшествии. Своим ярким выступлением против мужика из заезжего лексуса и московскими номерами, Олесь укрепил свои позиции непререкаемого лидера. Никто уже не сомневался и не хранил тайной мысли победить его в драке или споре. Благодаря сарафанному радио, известному сайту сплетнику В Контакте, все близлежащие поселки и соседние города были в курсе последних событий из жизни Люцифера. Эти слухи были подкреплены вымышленными подробностями, но они только увеличивали его статус единственного короля города, эдакого Дона Корлеоне. Сам он стал более жестче, злее, а вся его шестерка слыла настоящей грозой окрестностей, и ночных клубов. Если возле какого-нибудь из них, - будь то Дельфин, или какой другой клуб в другом городе, - стоял черный лексус кроссовер, его клиенты уже знали, что здесь высокий длинноволосый красавец, с кием, или картами, опустошает карманы игроков. Его не сбивала с прицела ни текила, ни коньяк, ни виски. Он мог выпить достаточно много, но с шести ударов выигрывал партию в бильярд, не говоря уже о покере. Ни одна девчонка не могла перечить ему. Они боялись, и тайно ждали, на кого он направит свой дьявольский прищур карих глаз, окантованных черной волной ресниц. Ему не мешало даже то, что около выбранной им девушки стоит ее парень. Он подходил, брал ее за руку, буквально выдергивая в круг танцующих, и заставлял танцевать с ним. Дразнил девушку прикосновениями рук, волнуя ее, дыханьем приоткрытых страстных губ и туманным взглядом полуприкрытых глаз, заставляя трепетать от подступающей страсти. А потом мог либо отпустить ее, мог увести с собой в лексус, и она возвращалась домой лишь утром. И никто не вмешивался. Сколько пар он разбил вот так просто, сколько девичьих сердец обливались горячими слезами от безответной любви к нему, сколько ненавидело его парней. А он безжалостно сбрасывал на всех подступающие приступы агрессии, вспоминая свою Наталью. Днем он работал механиком в цехе, был спокоен и даже иногда шутил и улыбался. Вечером в нем просыпался бес. Олесь успокоился тогда, когда зима прочно взяла свои позиции. Он насытился своими бесчинствами, страхами и ропотом тех, кого унижал, и ему больше не хотелось ни девчонок, ни танцев, ни карт и бильярда. Да и казна в его комнате была уже достаточно велика. Случайно наткнувшись на забитый деньгами ящик стола, он задумчиво поджал губы, и чертыхнулся, - «Вот черт. Сколько тут?» - пробовал посчитать, и с досадой бросил пачку денег обратно в ящик, задвинул его с грохотом, улегся спать. Ему снилась жара, солнце палило с чистого, голубого неба. На арене дрались гладиаторы. Во сне его зовут Александр. Он стоит спрятавшись так, чтобы его не видел отец с трибуны. Он с нетерпением и страхом ждет, когда падет поверженный гладиатор. Ему жаль этих бедняг, но это не его правила. Погиб Ценглиус. Олесь глазами ищет Сервиуса. С арены уносят поверженного, и собирают его кровь в сосуд. Александр со всех ног бежит к препозитусу, что хранит оружие гладиаторов, и тот тайком дает сыну императора крови Ценглиуса. Александр спрятав маленький сосуд в складках тоги, бежит к Сервиусу, но его нет в условленном месте. Он почему-то ушел, не дождавшись крови для своего одержимого брата, страдающего эпилепсией. …
- «Олес?» - резко окликает его кто-то издалека, голосом отца. Александр вздрагивает, и роняет драгоценный сосуд на землю. Видение сна тут-же уносятся и развеиваются в воздухе. Он с трудом открывает сонные глаза, и смутно видит Стаса.
- «Отвали» - бормочет он, и укрывается с головой.
- «Оле-е-есь» - не отстает Стас, и толкает его в плечо.
Олесь нервно дергается, и переворачивается на другой бок, - «Отста-ань»
- «Оле-е-есь» - нудит Стас.
- «Стас, блин. Какой ты противный, а. Че те надо? Денег? Вон там возьми, в столе, сколько надо, ребятам дай, пусть веселятся. И дай поспать» - Олесь выпаливает тираду, и зло забирается под подушку. Но сон уже покидает его. Стас из любопытства идет к столу, и поочередно открывает все ящики, найдя нужный, присвистывает, возвращается к Олесю.
- «Слушай? Может тебе бросить эту работу в зад, а? На кой тебе твои пять тысяч зарплаты, когда ты можешь такие бабки на кий накалывать?» - спросил он, тормоша друга.
- «Отстань, вурдалак. Я уже проснулся» - воскликнул Олесь, отбросил одеяло с подушкой, и сел на кровати.
- «Вот ты такой противный, Стас. Слов нет, одни пузыри. Вцепишься, и пока крови не выпьешь, не отвалишься» - Олесь осуждающе смотрел на него из-под нахмуренных бровей, добавил с нежностью, - «А работа, это хобби такое, понял?»
- «Ну так что ты на свое хобби на час опаздываешь? Меня Лилия Семеновна прислала за тобой. У них две машины стоит, тебя ждут. Пуговицы которая шлепает, и оверлок».
- «О-о-о. Блин» - он упал на спину, - «Бесят уже» - выплеснул горячо, рубанув руками воздух, - «Старье это на свалку двадцать лет назад надо было сослать, а они все на них работают».
- «Так нет машин, вот и работают».
- «Черта с два. У них новое оборудование на складе стоит. Я видел».
- «Ххе…» - писклява хекнул Стас, - «Когда это ты на склад ходил? И че там вообще забыл?»
- «Ниче. Луну дарил Наташке из пятого» - буркнул Олесь, вставая с кровати, и ища глазами одежду.
Стас изумленно вылупился на него, покачал головой, - «Ну, ты, Люций не устаешь точилом работать. Наш пострел везде поспел».
- «Сама хотела. Просила. Луну просила. А потом еще звезды в бонус…. Да где, блин, штаны то?»
- «Научи нас приемчикам своим?»
- «Каким приемчикам?» - насторожился Олесь, недоумевая глядя на Стаса. Увидел под ним свои штаны, дернул их на себя, - «Расселся, гад. Я штаны ищу. А он их задом греет. Отдай?»
Стас вальяжно приподнял ляжку, позволяя ему выдернуть из-под себя штаны, и продолжил, - «Чтобы играть. Катать шары научил, так и остальному учи? Как ты можешь с одного кия партию сделать? Так только профи играют. А ты что подумал?»
- «Вот Стас, все штаны помял задницей своей. Не видишь что-ли, куда корму опускаешь?» - сердился Олесь, бросая штаны на кровать, и направляясь к шкафу.
- «Так на ней глаз нет. Какая ей разница, куда садиться? Штаны, не штаны, рубаха, не рубаха» - Стас говорил, и заведя руку за спину, стащил со спинки стула отглаженную рубаху Олеся, с коварной улыбкой намереваясь кинуть ее на пол. Тот метнулся к нему как кошка, отобрал рубаху и торопливо надел, - «Вот скажи после, что ты не лопух?»
Он одел черные джинсы под цвет рубахи, тапочки с собачьей мордой, и ушел в туалет. Стас включил чайник, пока он умывался, приготовил кофе. И когда они сидели за столиком и пили горячий напиток, Стас опять подступил с вопросом о игре.
- «Ну так че? Покажешь свои приемы?»
- «Ой. Репей» - недовольно бросил Олесь, - «Показать то недолго, только сможете ли повторить?»
- «Ты же смог. Мы че, другие?»
- «Ну ты хватил. Таких как я, больше нет».
- «Ой, ой… Самости то в нем. Собственной значимости… Держите меня семеро…» - дразнил его Стас.
- «Щас я тебе еще раз шары залью» - шутливо пообещал Олесь.
Стас сделал глупое лицо, и скривив рот передразнил друга. – «Бе-бе-бе…вя-вя-вя…бе-вя…»
Олесь вскочил, с кружкой наперевес, Стаса смыло на кровать. Защищаясь подушкой, он танцевал по кровати, и напевал, - «Тыц-тыц, тыц-тыц-тыц, тыц-тыц-тыц, тыц-тыц».
- «Стас, у тебя давно секса не было?»
- «А че?»
- «Да я смотрю, тебе уже башню рвет. Подушку не отымей? Мне на ней головой лежать».
Стас бросил подушку, спрыгнул, - «Эх, дружище» - положил руку на плечи друга, и с философской гримасой продолжил шутить, - «У меня секс только с книжкой со сказками. Она меня и ласкает, и сказку рассказывает, и баю-бай поет» - посмотрел на него со вздохом, - «А всех баб у нас отымел один обалдуй, по прозвищу Люцифер. И теперь они хотят только его, его, и еще раз его. А нам, бедным мальчикам-зайчикам, остались книжки с картинками, под названием камасутра»
- «Стас? Ты ничего себе в кофе не подсыпал? Нет?.... А че зрачки такие узкие стали? И речь несвязная? И с книжками в связь вступить пытаешься. Может скорую вызвать?»
Дверь распахнулась, вошел запыхавшись, Кирилл.
- «Вы че? Заснули что-ли? Вас скоро вся фабрика искать начнет. Там у тебя Олесь, уже бунт готовят».
- «Розовый что-ли?» - оглянулся Олесь на Кирилла.
- «Какой?» - не понял тот.
- «Да ну тебя. Идем уже» - махнул тот рукой, быстро собираясь на работу.
- «А че? Они еще по цветам определяются что-ли?» - дернул Кирилл Стаса за локоть, когда они шли по коридору.
- «Историю Кирюша изучать надо было в школе. Знал бы про розовый бунт. Оченно интересная история. Я бы тоже взбесился, если бы меня заставили цветочки с шиповника отрывать» - посмеялся Стас.
- «Ну что? Точку прицела отработали, и бить по битку все еще не умеем?» - Олесь оглядел свою ватагу. Они сидели кто где, в разных позах, смотрели на него с глубоким вниманием. Играть то они играли, но чтобы выигрывать так, как делал это их вожак, не могли. Олесь взял в руки кий, стоявший у стены, осмотрел его, и отнес на специальное для него место, положил к другим, шагнул к столу, - «Ладно, уговорили. Черти. Покажу кое чего» - он осмотрел шары на столе, и взял биток в руки, стал рассказывать, - «Каждый удар, - это фактически два удара. Один по битку, и удар битка по прицельному шару. В бильярде основных ударов девять. Первый, это клапштос, - удар в центр битка. Он легкий на коротком расстоянии, и труден на большом. Шар кладется наверняка. Это основной удар, он довольно эффективен, но труден. Особенно если биток прижался к борту. Отковырнуть биток кием могут только игроки высшего класса, так как точка удара не видна. Приходится задирать конец кия как можно выше, чтобы наклейкой коснуться точки, наиболее близкой к центру. Показываю…» - Олесь взял один из шаров на столе, поставил его близко к борту, и прицелившись, выполнил удар. Биток бодро покатился к другому борту, ударил другой шар. Тот послушно скатился в лузу, а биток замер на его прежнем месте.
- «Вот примерное так…. Дальше. Клапштос применяют когда шар, который нужно положить, находится близко к лузе, особенно к средней, а биток на прямой линии и на хорошем расстоянии. Если при такой композиции послать биток накатом, то есть толкнуть его, то он по инерции и сам упадет в лузу. Но это хорошо, когда играешь в американку. В пирамиде это штраф в пять очков и сыгранный шар. Посылаешь его боковичком, то он тоже может ввинтиться в лузу. В американку такой удар делаешь специально, чтобы сбить два шара. В пирамиде такие удары не делают. Здесь хорош клапштос, он роняет шар, а сам остается на месте. Этим ударом можно поставить партнера в невыгодное положение, или когда игра уже в последний шар. Вот смотрите?» - Олесь махнул Ромке, - «Помоги? Убираем все шары….» - они собрали шары со стола, оставив три. Олесь поставили их в композицию, которую объяснял, - «Вот примерное так. Играть шар опасно, можно подставить. Тогда выполняешь клапштос. Биток остается на месте, где он встретился с другим шаром, например на середине стола. А играемый шар откатывается к короткому борту, и если удар хорошо выполнен, шар прижимается к борту. Партнер в трудном положении. Ему придется играть дуплетом в угол, чтобы отразившись от борта, он попал в лузу. Шар может просто подставиться под угловую лузу. Ты его берешь, и кладешь. Но если партнер просто накатит, то играемый шар отойдет от борта, и встанет так, что ты сам играешь его дуплетом, или кладешь в середину. …. Накат…. Бьется в верхнюю точку» - Олесь раскатил по столу все шары в произвольном направлении, взял кий, и осмотрев стол, стал показывать куда и как бьют в биток, - «Иногда нужно чтобы шар пошел вперед, тогда делают удар по верхней точке битка, строго над центром. Следите чтобы наклейка кия была хорошо натерта мелом. Иначе кий соскользнет, и будет не удар, а кикс, а шар пойдет не туда, куда вы хотели. От удара накатом, шар получает прямолинейное поступательное движение, плюс, вращение. Столкнувшись, биток не остановится а пойдет вслед за шаром, и если играемый шар застрянет в лузе, он его столкнет, и сам упадет. Этот удар любят новички. Секреты есть в каждом ударе. Здесь тоже есть свои нюансы. Все зависит от расстояний между играемым шаром и битком. Точка удара может смещаться от этого. Смотрите как стоит шар. Чем ближе шар к битку, тем выше и сильнее наносится удар, и наоборот. Если биток примерное от двадцати до пятидесяти сантиметров, то для наката бьете коротко и сильно почти в самый верх….»
В дверях давно уже толпились зрители. Слух о том, что Люцифер проводит мастер-класс по игре в бильярд, облетел общежитие. Слушали затаив дыханье, вытягивая шеи, осторожно и неслышно пытаясь продвинуться вперед. Олесь видел это движение у дверей, но никого не гнал.
- «При оттяжке биток идет назад. Этот удар выполняется в нижнюю точку, строго под центром. Здесь действуют две силы, - сила удара, заставляющая биток идти вперед, вторая сила заставляет шар вращаться назад вокруг своей горизонтальной оси. Столкнувшись с играемым шаром, биток замирает, и послав играемый шар вперед, сам откатывается назад. Здесь важны мгновенность и мягкость удара. Он очень часто применяется в игре. И чтобы правильно его выполнить, нужно чтобы на кие наклейка была хорошо намелена. Вот эти удары считаются обыкновенными штосами. Дальше идут боковые, или французские удары. И если вы хотите хорошо играть, и выигрывать, следите за своим кием. Если я иду просто покатать шары, то играю теми, которые в клубе. Но если я хочу взять высокую ставку, то у меня есть свой кий. Никогда не роняйте кий, следите за наклейкой, и не приставляйте его к стене. Во время игры пользуйтесь для полировки специальной муфтой. Это недорого. Не используйте свой кий для разбивки, можно использовать клубный кий. Кладите свой кий на стол перед треугольником. Вы будете его видеть, и противник не воспользуется им, чтобы разбить пирамиду. И никому не давайте свой кий для игры. Это ваш друг, и соратник. Он не прощает предательства» - Олесь подробно рассказал о всех ударах, кроме самых сложных, руководствуясь тем, что большой объем информации лишь будет мешать усвоению. Его уговорили показать партию фишку, где он с одного кия выигрывает всю игру. Олесь хмурился и упирался, потом все-же махнул рукой, - «Ай, ладно, все. Отстаньте. Повисли на шее, как клещи. Стас? Мой кий принеси?» - и взял в руки треугольник. Стас побежал в его комнату. Кто смог, тут-же окружили стол, прижавшись к стенам, чтобы не мешать, шептались и подталкивали друг друга. Олесь встал было в стойку, но выпрямился, и окинул всех строго, - «Щас повыпинываю, если не заткнетесь».
Зрители умолкли. Его команда выстроилась в шеренгу, вперив глаза в пирамиду. Кирилл нервно облизывался, и жевал губы, глаза его лихорадочно блестели. Олесь прицелился, сделал короткий сильный удар. Биток покатился, и звонко щелкнув в верхушку пирамиды, откатился назад. Шары дрогнули, раскатились по столу, два крайних шара упали в лузы. Олесь взял у Стаса свой кий, осмотрел его с любовью, и в шесть ударов загнал шары по лузам. И в последнем ударе биток ударившись в играемый шар, уронил его и упал следом. Олесь развел руками, и положил кий на стол, - «Партия».
Зрители остервенело захлопали, сдержанно улюлюкая. Стас молча чесал в затылке, никто из его команды не издал ни звука. Смотрели сбычив головы на стол, переводили глаза на вожака.
- «Мдаа-а-а… Как у тебя это получается только?» - протянул наконец Игорь, почесав кончик носа, - «Трудная игра. А я думал фигня. Катать шары, как плюнуть».
- «Так быстро? Я ничего не понял даже» - Фанис тоже запустил пятерню в затылок.
- «Этот прием я использую только в блицтурнире, на очень крупной ставке. Потом дергаю как можно быстрей. Мало кто хочет расстаться с деньгами за то, что ни разу не ударил кием» – усмехнулся Олесь, - «Бильярд, скорей интеллектуальная игра, а не так, зевнуть вышел. Здесь надо мозги включать, и прибор наведения. Глаза. Ладно. Будете играть?»
Кирилл с готовностью потеснив всех, вышагнул вперед, вытянув вверх руку. – «Я. С тобой».
Они играли с час. Кирилл вспотел, нахмурился, и упорно продолжал играть, постоянно проигрывал. Олесь не жалел его, каждый раз говорил как нужно было ударить, куда и в какой шар. Показывал какой сам сейчас сделает удар, и как покатятся шары, в какую лузу упадут, и каким образом. За соседним столом пыхтел Стас с Фанисом. Остальные наблюдали за ними, оживленно болели, и подбадривали. Стас тоже легко обыгрывал друзей, имея хорошую практику с Олесем, когда он вот так же безжалостно играл с ним, натаскивая как собаку. Ребята по очереди вставали к столу, и сосредоточившись, сверлили шары глазами, старательно учились игре. Потом Олесь объявил о репетиции. Через несколько дней у них был очередной предновогодний концерт во Дворце культуры.
Ночью он долго не мог уснуть. Валялся без мыслей на спине, и смотрел на свои наклеенные звезды на потолке. Его изгнание затянулось, но к общению с отцом не тянуло. Олесь иногда вспоминал, как едва не убил его. Ему не становилось от этого страшно, он лишь говорил себе, что надо быть сдержанней. Два раза он поднял на него руку. Его ненависть к нему не утихла, а лишь успокоилась, свернувшись в глубине сердца, и он старался не тревожить ее, позволяя себе поверхностные воспоминания. За окном свистел пронзительный ветер. Это вторая зима в его жизни, которую он встретил в России. Странная страна, непредсказуемые люди, нелогичные правила. В голове тихо всплыл образ Натальи. Где она теперь? Он чувствовал вину перед ней. Ведь он сознательно соблазнил ее. Это решение пришло в его голову, когда он понял, что она неравнодушна к нему. У него и раньше были взрослые женщины, любительницы юных мальчиков. Первый раз это случилось, когда он был еще совсем юным. Он жил у дяди Патрика, и у него был друг Один Робертс. Олесь часто приходил к нему. Один увлекался музыкой, и Олесь учил его играть на синтезаторе. Мама Одина была бизнесвумен, и оставляла сына с воспитателями. Поздно приезжала домой, когда он уже спал, и рано уезжала, когда Один еще не проснулся. Поэтому Олесь иногда оставался у него ночевать. Он часто ловил на себе пристальные взгляды воспитательницы Хелен. Ей было двадцать пять лет, она училась где-то, и подрабатывала в доме Робертсов. Олесь не выглядел на свои годы, был выше Одина, и благодаря черным, как смоль, кудрявым волосам, чуть ниже плеч, природной смуглости кожи, уверенному взгляду, казался года на три взрослее, чем был. Он сразу понял значение взглядов Хелен, и им овладело любопытство. Будучи озорным и рисковым, он не стесняясь, откровенно демонстрировал свое гибкое тело у бассейна, на корте, когда играл с Одином в теннис. Дразнил Хелен танцуя с девчонками, которых приглашал Один в гости, и сохранял на лице полную невинность, словно не догадывался о влечении к нему воспитательницы. И когда он снова остался ночевать у друга, Хелен тихо проникла в его комнату, и закрыла дверь на защелку. Она была первой его взрослой женщиной, но не последней. Живя с отцом, и уже ссорясь с ним, Олесь часто кочевал из одной постели в другую. Одиноких дам, бальзаковского возраста, в Лондоне было достаточно, а Олесь умел играть на струнах чужих душ, надев на себя маску юношеского неведения и неискушенности. …
Олесь сел на кровати, чувствуя что в нем неумолимо растет сексуальное возбуждение. Невольно раздразнив себя воспоминаниями, он чертыхнулся. – «Damn. Not without usnu women. Fool. Took the time to remember searches. (Черт. Не усну ведь без женщины. Дурак. Нашел время. письки вспоминать)».
Он задумался на секунду, потом решительно встал, и быстро оделся, выскочил из комнаты, спустился в холл, постучал по закрытой решетке. Вышла сонная тетя Даша.
- «Тебе чего не спиться то? Полуношный» - спросила она недовольно, шаря в кармане ключ, возясь с замком, - «Вот ведь, король. Когда хочу, уйду, когда хочу, приду. Другим нельзя, а ты шастаешь».
- «Другим нельзя. Накажу. А мне можно» - повторил Олесь, и ослепительно улыбнувшись вахтерше, подхалимски чмокнул ее в щеку, - «Пока».
- «Вернесьси? Нет?» - крикнула вслед ему вахтерша, сразу смягчившись. Он не оглядываясь помотал головой, и вышел на улицу.
Он торопился в «Дельфин». Не раздеваясь, прошел сразу на третий этаж, и окинул глазами зал. С другого конца зала ему отчаянно замаячил Сережа. Олесь вопросительно кивнул ему, Сережа умоляюще сложил вместе ладони, прося подойти. Олесь как танк, прошел сквозь танцующую молодежь, остановился возле Сережи, - «Что?»
- «Люциферчик, милый, пойдем ка со мной. Раздеться тебе надо, и за столик присесть. Пойдем скорей, милый» - заворковал он расстроенным тоном, увлекая Олеся в гримерку.
- «Да ты скажи, зачем? Я на минуту сюда заехал» - слабо упирался Олесь, следуя однако за Сережей.
- «Господи, Люцик. Ты мне сердце рвешь» - Сережа был очень расстроен, и все время вздыхал. Он затащил Олеся в комнату, где переодевались стриптизерши, помог снять куртку, встряхнул ее, и с любовью повесил на плечики, потом за плечи повлек Олеся обратно в зал, - «Пошли, милый. Пошли. Девочка тут все тебя спрашивает. Уже несколько дней покоя не дает. Подавай ей Люцифера, и все тут. Ой… Господи, какие же бабы похотливые стали. Пойдем? Садись в зал, я тебе кофе закажу сам. Жди. Я девочку приглашу. Она упорная какая оказалась. Ждет тебя каждую ночь. Как на караул приходит».
Олесь, полный любопытного недоумения, сел в зал-ресторан. Сережа заказал ему кофе, сам принес, и ушел. Олесь огляделся еще раз, замечая общее внимание зала к своей персоне. Но он был так привычен к нему, что удивился бы, если б никто его не заметил. Все было как всегда. Молодежь танцевала, пары сидели за столиками, флиртовали, общались, ди-джей старался изо всех сил. Царила обычная клубная обстановка. Кто-то присел к нему, Олесь почувствовал взгляд, и повернулся чтобы посмотреть. Перед ним сидела уже почти забытая им нимфа, из ресторана. Он удивленно дернул кончиком тонкой брови, искренне изумляясь, - «О-о-о…Ты?»
- «Привет» - улыбнулась нимфа, складывая руки на столе, - «Я тебя все-таки нашла».
Он оценивающе осмотрел ее, покачал головой, - «Классно выглядишь».
- «А почему ты один? Где твоя прежняя девушка?»
- «Нету»
- «Тогда познакомимся?»
Он пожал плечом.
- «Маша"
Он глубоко вздохнул, ответил нехотя. – «Люцифер»
- «Интригующе. Никогда не думала, что сатана так красив»
- «Зачем искала?»
- «Хочу с тобой переспать. С того самого дня, как только станцевала с тобой первый раз».
Олесь распахнул глаза, и посмотрел на нимфу крайне изумленно, потом громко хмыкнул, и закусив нижнюю губу, медленно выпустил ее из сжатых зубов, оставив рот полуоткрытым, улыбнулся.
- «Чего ты смеешься?»
- «Да так. Меня еще никто не снимал так откровенно»
- «Так что? Ты согласен?» - глаза нимфы мерцали как звезды.
- «И что я буду с этого иметь?»
- «Если тебе понравится, то будем делать это часто»
Олесь увидел Сережу. Он печально смотрел на него, топтался на месте, держа наготове его куртку, словно предугадав события.
- «И где мы этим займемся?» - спросил он нимфу. Она пожала плечиком, склонив головку, - «Где пожелаешь»
- «Давай в машине?»
- «Давай в машине» - эхом согласилась нимфа, и кивнула в танцевальный зал, - «Станцевать не хочешь для начала?»
- «Пошли. А что?»
- «Как тогда. Что-нибудь из латино»
Они поднялись. Олесь подошел к ди-джею, пошептался с ним, и кивнул нимфе, чтобы поднялась на сцену. Сережа жестами согнал с нее стриптизерш. Олесь сорвал с волос резинку, накручивая ее на запястье, красиво снял с себя рубашку, бросив ее Сереже, вспрыгнул на сцену, и обернулся к ди-джею. Он послушно включил ритмы зажигательной латинской самбы. Нимфа в танцевальном движении как кошка, взошла на сцену, и пошла, пошла, двигая бедрами. Олесь начал танец из глубины сцены, сдержанно двигаясь, и словно не видел нимфу. Но когда она прошла мимо него, он сделав резкий поворот в ее сторону, обхватил ее за талию, резко разворачивая к себе лицом, прижался к ней нижней частью тела, и держа ее талию ребром раскрытой руки, слился с ней в одно движение бедер, тела. Другую руку выбросил вверх и в сторону, подавая нимфе, растопырив пальцы. Нимфа обхватила его большой палец и держалась за его руку словно в вальсе. Но на вальс этот танец походил мало. Скорей на танцы индейцев каримбо. Зал смотрел на них с восторгом и вниманием, кто-то пытался повторить. Олесь раскручивал нимфу, заставляя кружиться волчком, прогибал ее назад, почти кладя на пол, и уперевшись бедром в ее раздвинутые ноги, легко поднимал обратно, притягивая к себе, и лаская ее тело. Она казалась в его руках гуттаперчевой куклой. Сережа ахал, и всплескивая ладонями, прижимал руки к груди, закусывая губу, мотал головой, откровенно волнуясь и восхищаясь грацией этой пары. Так не танцевал никто не только в клубе, но и во всем городе. Голым торсом Олесь возбуждал сейчас не только нимфу. Они танцевали легко и расслабленно, словно делали одолжение. Потом под гром аплодисментов покинули зал. Черный лексус уносился по зимней дороге в метельную ночь, ярким голубым светом фар высвечивая себе дорогу сквозь густой снег.
Он опоздал на работу на час. Зашел в цех с заднего входа, и прокравшись в свою каморку, устроился на стуле так, чтобы заснуть. Нимфа оказалась опытной и горячей девчонкой. Она делала такие вещи, которые не делал еще никто. Она ласкала и целовала его с опытностью настоящей гетеры, он был доволен. И когда нимфа скользнув вниз, коснулась губами его взволнованного друга, он на секунду обалдел, замер, и понял, что эту ночь не забудет долго. Сама она требовала минимум ласк, распаляя себя лаская его, и в этот раз уже он ловил волнующие моменты. Нимфа довела его до такой степени, что он сам уже готов был стонать, закусывая губу, и закрывая глаза. Разве мог он уснуть хотя бы на час, когда рядом лежала такая искусница? И спал на работе так крепко, что забывшись, повернулся и упал на пол вместе со стулом, больно ударившись головой.
- «A-a ...Pancake!» - застонал он, хватаясь за затылок, и продолжая лежать как пласт. В дверях его каморки стояла девчонка с короткой стрижкой, и не знала смеяться ей, или сочувствовать.
- «Ты кто?» - спросил Олесь морщась.
- «Машинка сломалась. На первом потоке. Я же включила вызов, а никто не идет» - ответила она.
Олесь через прижмуренные глаза взглянул на щиток. На нем горела лампочка вызова. Он повернулся на бок, неуклюже, словно пьяный, поднялся, поднял стул, и сел, - «Сейчас приду… Башку вверну обратно в плечи» - буркнул он, растирая затылок.
- «Мозги подобрать?» - улыбнулась наконец девчонка. Олесь бросил на нее прямой взгляд, оценивая, парировал, - «Что? Растеклись?»
- «Даже ступить страшно. Скользко»
- «Как тебя по имени? Давно работаешь? Что-то я тебя не видел раньше» - Олесь пошевелил головой, плечами, словно вправляя ее на место.
- «Жанна. Четвертый день здесь работаю. Ну, так идешь машинку чинить?»
- «Да иду уже»
Он решил завести себе постоянную партнершу. И выбор его пал на его тезку, Олесю из второго цеха. Он видел ее однажды, когда заходил к Стасу. Олеся зашла в механицкую за машинным маслом, смазать свой оверлок.
- «Я тебе давал масленку. Ты куда ее дела?» - недовольно заметил ей Стас.
- «Кончилось там все. Я тебе масленку обратно принесла» - грудным голосом ответила Олеся, как бы украдкой поедая глазами Люцифера. Он только взглянул на нее, и понял, что она готова пойти с ним хоть сейчас.
- «Я те че? Снабженец что-ли?» - Стас вредничал. Олеся все-таки выпросила у него масло, и получив его, ушла. В дверях приостановилась, и кинула на Олеся призывный взгляд.
- «Х-хе. Шалава» - хекнул Стас, заметив это.
- «Ну ты Стас лопух. Жаловался тут мне, что секса у него нет. Ей же не масло надо, а смазку твоего дружка» - усмехнулся Олесь.
- «Да ну нафиг. Я лучше на вечер так сниму. А с этой гетерой постоянно кувыркаться надо. А потом еще проблем не оберешься. Начнет тут истерики закатывать, когда ее пошлешь».
- «Да ладно» - бросил недоверчиво Олесь, - «Не умеешь ты с женщинами значит дипломатическую политику вести».
- «Угу. Куда уж мне, со средним то умом, да с таким атташе равняться. Она ж на меня как на потенциального мужа смотрит».
- «Ничего. Я ее себе забираю. Чтобы тебе дышалось легче».
- «Да бери. Она на тебя сейчас итак чуть не кончила».
- «Фи-и..» - Олесь брезгливо стряхнул с себя воображаемые брызги жидкости, капризно приподняв верхнюю губу, глянул на Стаса. – «Какой вы пошлый, сэр. Мне теперь куртку стирать» - и пошел к дверям. В косяке обернулся, взявшись за него руками, добавил, - «Хам ты, Мерлин. Мужлан неотесанный. Большевик в лаптях».
- «Че-е?...» - опешил Стас. Олесь усмехнулся и ушел.
Олеся появилась рядом с ним сразу после Нового года. Его группа отработала все свои концерты везде, где их заказали. В общежитии они устроили музыкальное театрализованное новогоднее представление, насмешили и развеселили всех. И своих, и гостей. Вечер прошел великолепно, с хлопушками и шампанским. Актовый зал освободили от стульев, и выставили в нем столики. Девчонки украсили зал мишурой, дождем, гирляндами. Елку установили как положено, на середине, не очень высокую, и широкую, чтобы не загораживала обозрение зала со сцены. Олесь играл роль Деда Мороза, Стас был Снегурочкой. Остальных нарядили волками, медведями. Игорю достался костюм барана. Ребята долго ржали над ним, когда он надел шапку-маску с рогами из папье-маше. В зал пускали только тех, кто был в карнавальном костюме, и замаскировались все. Было очень весело, и смешно. Скинулись на праздник все, и угощения, выпивки, подарков, хватило с лихвой. Всю ночь длилось веселье.
- «Вот гад Люцифер. Такая падла. Но за своих горой стоит. Это ему плюс. Это ведь все он со своей дикой ордой придумал» - хвастался пьяный Эдик с курса слесарей своей городской подруге Анне. Она молча слушала, улыбалась. Сначала не хотела идти, потому-что договорилась с подругами отмечать Новый год в другом месте. Думала, что здесь все будет дежурно и невесело. Но оказавшись в центре этого яркого представления, от восторга забыла и о подругах, и о своих планах. Особенно ей нравился Дед Мороз. Он выглядел ультрасовременно. Сначала повинуясь общим призывам толпы вышел в традиционном красном тулупе, огромных валенках, с белой бородой и посохом. Снегурочка тоже скромно опуская накрашенные глаза, выплыла следом за своим дедом, девственная и невинная. Но потом Дед Мороз выпив штрафную за опоздание, вдруг обратился к внучке, - «А туда ли мы попали, деточка? Что-то детки то как-то подросли, а?»
Снегурочка жеманилась, и хлопала на него глазами, - «Да, дедуль. У тебя брови то давно съехали, пока мы по детским садам то ходили, ты и ослеп. Давай я тебе их поправлю, сам увидишь что нету тут малолеток».
- «Ох мать твою!» - воскликнул отчаянно дед Мороз, когда Снегурочка подняла ему белые густые брови, обводя глазами зал, и отрывая брови, раскинув руки в стороны., сбивая Снегурочку с ног, - «Как я долго ждал, этого часа. Парился в своем красном мешке, ноги стер в этих валенках, пока с детишками сопливыми круги нарезал вокруг елочек» - скинул с себя тулуп, - «И совсем уже настроение у меня испортилось. Думал что так и буду как дурак, с мешком своим детский лепет за конфетку слушать» - по одному выкинул с ног валенки прямо в зал, - «И что ж ты, Снегурочка, сюда меня раньше не завела?» - оторвал бороду, забрасывая ее куда-то вверх, представ перед толпой в другом цвете. Черные облегающие брюки, густо и витиевато ушитые серебряными дорожками пайеток, такая же сверкающая ярко красная рубашка, небрежно застегнутая на нижние пуговицы, соблазнительно открывающая грудь, с белой меховой оторочкой на воротнике, - все-таки Дед Мороз. Широкий ремень на бедрах, на шее черный широкий шнурок, обвитый вокруг нее несколько раз, и сцепленный в узел. На запястьях широкие кожаные манжеты, также украшенные серебряными пайетками, на макушке головы красный колпачок с такой же меховой опушкой по краю. Не Дед Мороз, а искуситель. Встряхнув черной волной тугих кудрей, Дед Мороз подпрыгнул, и подбросив свой посох, красиво поймал его, и стал вертеть в руках, танцуя с ним, ловко перехватывая и поворачиваясь вокруг себя, под восторженный гул зала. Снегурочка поднялась, и увидев своего деда, запрыгала на месте, быстро перебирая ногами, и зажимая себе рот от восторга, потом быстро скинула с себя свою шубу в пол, шапку, оставшись в короткой пышной юбке, и блузке. Сапожки на высоком каблучке не сняла, лишь картинно двигаясь, завязала концы блузки у себя под грудью. Музыка резко сменилась на зажигательную самбу, и Дед Мороз бросив свой посох, соскакивая со сцены, крикнув в зал, - «Танцуем все!» - жестом подзывая Снегурочку, схватил ее за талию, и пустился вокруг елки отплясывать. Но вдруг остановился, и поднял руку, чтобы музыка замолчала.
- «Ну, друзья мои. Так не пойдет. Вы же не умираете еще. Зачем эти конвульсии? Танцевать нужно, а не вздрагивать причинным местом» - сокрушенно воскликнул он, оглядывая всех.
- «Их нужно научить, деда? Научить….» - заволновалась Снегурочка, всем видом и жестами показывая свою грешную натуру. Зал подхватил.
- «Да ладно» - Дед Мороз вспрыгнул обратно на сцену, и хлопнув в ладоши, крикнул, - «Мастер-класс на пять минут. А потом конкурс».
- «Победитель танцует с дедом Морозом» - отчаянно выкрикнули из зала. Олесь поискал глазами кричавшего, и найдя, показал на него рукой, обращаясь, - «А кто проиграет, выполнит желание Деда Мороза, как бы оно ни прозвучало».
Дед Мороз в паре с внучкой, волками, медведем и бараном встав в ряд показывали несложные базовые движения, чтобы сносно танцевать клубный вариант самбы. Зал повторял. Потом Дед Мороз с внучкой снова пустились в пляс, кружа вокруг елки, увлекая всех. Было безудержно весело. Стас следуя в тесном контакте с бедрами Олеся, прошипел ему в ухо, потея. – «Черт. Не трись так сильно. Я сейчас кончу, мать твою».
- «Заткнись внучка, терпи милая. Я сам не в восторге. Твой болт мне в ляжку упирается. Гомик чертов» - храня лучезарную улыбку, проговорил Олесь сквозь зубы, крепко перехватывая его пальцы, и отталкивая от себя, закружив юлой. Смех не смолкал, шутки, розыгрыши, игры, конкурсы. И все без передышки. Все следовало друг за другом, плавно перетекая из одного в другое. Здесь были преподаватели из училища, воспитатели по этажам и все восторгались выдумкой и организацией празднества.
- «Ну, какой молодец Лазер. Никогда ничего подобного не видела. Нашим затейникам культуристам поучиться у него надо. А то такую тягомотину замутят, что и выспишься, и челюсти вывихнешь зеваючи» - хвалила его директриса, пробуя танцевать со Светланой Юрьевной в паре.
- «Не усидишь ведь на месте. Так и тянет в пляс. Эх. Где мои восемнадцать лет?» - вторила ей математик.
- «Да. Не парень, - огонь соблазна. Бедная Наталья. Трудно удержаться, глядя на него» - вздохнула Фаина Раисовна, историк, танцуя с Еленой Николаевной, далеко не отходя от Ларисы Казимировны. и слыша ее разговор, - «Кладезь талантов, а не парень. Да и не похож он на малолетку. Взгляд слишком опытный, и ведет себя, ну совсем не как молоднячок».
- «Жаль девку. Куда она делась то?»
- «Да как сквозь землю провалилась. Ни слуху о ней, ни духу. Трудовая книжка ее так и лежит в моем сейфе».
- «Да пусть бы любились. Заохали все. Не они первые, не они последние. Застыдили Наталью, вот и сбежала, куда глаза глядят. Найти бы ее, да вернуть..»
Олесь тем временем пел в микрофон на испанском, что-то в ритме сальсы, эротично двигаясь на месте, вспыхивая горящим взглядом в толпу. Его Снегурочка пританцовывала за синтезатором, волки ласкали лапами струны гитар, медведь играл палочками, сидя за барабанами, а баран подтанцовывал, кружась вокруг Деда Мороза.
Время шло незаметно и быстро. Ольга Николаевна нарядившись в черное свободное платье, украсив его звездами, накинув на плечи черную кружевную шаль, представляла себя в костюме ночи. Сидела в обществе Валентины и Дарьи, потягивала с ними шампанское, и болтая о ерунде, мысленно жалела, что нет в зале Риммы. Открыто любовалась игрой Олеся. Устраивая этот вечер, он сделал легкий упор на представление разных стран, как в них отмечался Новый год, и повествовал о чужих обычаях короткими стишками, яркими танцами, и исполнением песен на языке того народа, активно заставляя участвовать в этом зал. И все это в шутливой, игровой форме. Пока он вел свои речи-прибаутки в микрофон, его группа поддержки быстро переодевалась за кулисами в наряд той страны, о которой ненавязчиво говорил Олесь. И вот уже под звуки музыки по залу на роликах передвигались девушки с подносами, и расставляли на столах продукты, традиционно употребляемые людьми этой страны, пока бьют часы, чтобы стать богаче, счастливее, чтобы сбылись желания и мечты. А его команда вместе с другими девушками, врывалась в зал в ритмах танца этой страны. Эти быстрые перевоплощения и задор, с каким все это подавалось залу, не давали ни заскучать, ни чувствовать усталости. Всем хотелось как можно более эротично съесть банан, и выпить испанского шампанского. Станцевать с партнером, держа банан между собой. Съесть двенадцать виноградин и выплюнуть косточки, и попробовать японского сакэ, черных бобов, каштанов, и с удовольствием покидаться этими бобами, отгоняя злых духов. Повсюду взрывались бумажным конфетти хлопушки, вспыхивали на столах холодные фейерверки, взлетал серпантин, опускаясь на головы и плечи, запутываясь в ногах. Олесь носился по всему залу, подливая смеха шутками и приколами. Подскочил к месту, где устроились педагоги, и бросив на Светлану Юрьевну игривый взгляд, кончиками пальцев подхватил с вазочки вишенку с веточкой и засунул в рот, бросив приветствие. – «Здравствуйте, Светлана Юрьевна. Как ваше ничего?»
- «Ой, Олесь. Да не скачи ты уже. Сядь на минутку, отдохни. Завел уже всех так, что до утра не остановятся» - ответила она, за руку принуждая ее упасть на стул. Олесь коротко выдохнул, мельком оглянувшись на зал, и жуя вишенку.
- «Устал уже наверное? Без перестановки вон бегаешь да пляшешь» - обратилась к нему Лариса Казимировна. Он отчаянно закивал, и вытащив изо рта косточку, положил ее на пустое блюдце, потом извлек из-за губ завязанный в узел черенок вишни, положил его рядом, улыбнулся коварно.
- «Ох, пострел. Ох, бес-искуситель. Кто тебя такого родил только?» - поняла намек Светлана Юрьевна. Рядом с ними весь вечер терлась ее бывшая ученица, Олеся Белозерова, и демонстрация поедания Олесем вишенки, была предназначена для нее. Вот ведь каков, - кадрил девчонку прямо на глазах педагогов. А он уже глядя на нее откровенным взглядом, схватил ее за руку, и позвал, - «Пошли? Станцуем».
Олеся густо покраснев не то от стыда, не то от радости, поднялась и пошла за ним.
- «Олеся?» - крикнула ей Светлана Юрьевна. Они оба оглянулись, в голос воскликнув, - «А…?» - и засмеявшись, убежали.
- «Пропала девка» - с усмешкой высказалась Лариса Казимировна, - «Вот углан» - добавила без злости. И смотрела, подперев щеку, как они танцуют вдвоем. Уже забыли про Деда Мороза, про Снегурочку. Веселье пошло своим ходом, без их участия. Стас с облегчением сбросил с себя женскую личину, превратившись в себя самого, и вместе с друзьями пил, ел, и отплясывал вокруг елки.
Местная газета широко осветила это событие, подкрепив его фотографиями, укрепив и без того уж совсем прочную позицию Люцифера в городе. Ни одной драки, ни одного спора не возникло, никто не напился в стельку, все остались на своих ногах, и полностью удовлетворены. Долго вспоминали и делились впечатлениями, единодушно признав, что отчаянный хулиган, гроза парень, которого боялись и не связывались, умеет зажечь и увлечь толпу. Олесь не остановился на этом. Недалеко от общежития находились кирпичные мастерские. Они давно были заброшены и здание потихоньку разрушалось. Давно уже не было в оконных проемах оконных рам, дверей, полов. На стенах внутри еще кое-где сохранилась кафельная плитка, крыша зияла дырами. Когда-то здесь учились ремонтировать машины ребята автомеханики. Потом профессию упразднили, машины растащили на металлолом, и вытащили из ремонтных мастерских все, что могли. Олесь подкинул друзьям идею, открыть свой спортзал, где можно будет заниматься студентам, чтобы не бегать в школу. Директор стала завышать аренду, пользуясь безвыходным положением училища, и Лариса Казимировна сетовала, что скоро физкультуру будут изучать только теорией. Кроме того в новом спортзале можно будет играть в любые подвижные игры, которые зимой недоступны. И за отдельную плату пускать желающих отдохнуть за спортом. Весной, когда сошел снег, Олесь заставил студентов расчистить завалы, безжалостно наказывая лодырей и уклонистов. Работа закипела. Созданы были строительные бригады, во главе каждой стояло трое взрослых, которых нанял уже сам Олесь. Привезли стройматериалы, уложили под временными сооружениями, чтобы сохранить от дождя. Ольга Николаевна не знала как и реагировать.
- «Вот зачем это все, Олесь? Деньги где берете, ребята? А если из администрации меня начнут тягать за самодеятельность» - сетовала она, выговаривая ему.
- «Да все нормально, Ольга Николаевна. Никто вам ни один вопрос не задаст. У меня все бумаги под печатью, и подписаны. А про деньги вы не волнуйтесь. Да и скучно же здесь. А в общаге очень много комнат, которые не используются в полной мере. Мы там досуговые центры организуем. И вы забудете, когда и что здесь было плохо».
- «Ох, Олесь. Хватка у тебя конечно железная. Но потянешь ли?»
Он взял ее под руку, мягко увлекая в сторону, улыбнулся обезоруживающе. И склонившись к ее уху, проговорил, - «Ольга Николаевна. Хотите признание? … Я делаю это для себя. Помните? Я обещал вам помочь? Так вот, скоро вы будете гордиться этим местом. И оно будет приносить вам не только моральное удовлетворение. Но и финансовый доход».
- «Наш пострел далеко пойдет» - говорила про него Лариса Казимировна, наблюдая в окно, как кипит работа над реконструкцией здания под спортзал. В середине мая его сдали под ключ. Приехали из администрации, сам мэр почтил всех своим вниманием, и осмотрев здание снаружи, зашел внутрь. Проверил санузлы, раздевалки, инвентарь и зал. Остался доволен. Спортзал приняли торжественно, с перерезанием красной ленты, и обязательным репортажем в газете. Теперь здесь всю неделю, без выходных, работали различные секции: волейбол, баскетбол, легкая атлетика, большой теннис, различные танцевальные кружки, группа здоровья для пожилых велась бесплатно. Олесь активно использовал свои связи в высших кругах власти в городе. Это хорошо понимала Лариса Казимировна, и Светлана Юрьевна. В общежитии он задействовал комнаты красного уголка, устроив в каждом шахматный клуб, женский клуб рукоделья и просто досуга, клуб модной одежды, где девчонки придумывали и шили модели, и устраивали показ мод в актовом зале. В красном уголке первого этажа проводились разные мастер-классы по парикмахерскому искусству, по рисованию на стекле, по изготовлению мыла ручными способами, и всякому другому умению. Этот кабинет арендовался довольно часто, принося доход и популярность. Общежитие сильно преобразилось, стало популярным. Самые лучшие дискотеки были только тут, концерты группы «Шесть, шесть, шесть», праздничные представления. Олесь выстроил свой Камелот, оставаясь в тени, не ища похвалы и наград. Оставляя все лавры для Ольги Николаевны и Ларисы Казимировны. И оставался для своих подданных суровым, но справедливым королем. Дисциплина была жесткой, успеваемость резко возросла в баллах, училище уже имело грамоты и поощрения, и из самых неблагополучных перенеслось в пятерку лидирующих среди объединенных между собой соседствующих городов, таких-же небольших, но более успешных чем этот город. Воплотив свои задумки в жизнь, Олесь немного заскучал. Он уже сменил за эти полгода трех партнерш, дав им понять, что они не имеют над ним власти, несмотря на то, что он спит с ними, возит в клуб и дарит подарки. Теперь у него была Жанна. Та самая, которая зашла в его каморку в тот момент, когда он грохнулся на пол, сладко заснув на стуле. Она пока не выдвигала требований, и условий, довольствовалась его ласками, горячими ночками, и подарками. Наверное была наслышана о его нетерпимости к чужим условиям, и сохраняла осторожность. Вчера на него как фурия налетела Тайка. Вломилась в каморку словно слон, Олесь даже вздрогнул, и вскинув голову от электронной игры, вытаращился на нее с изумлением.
- «Дай машину?» - выпалила Тайка, не объясняя причины.
- «Ты че? Объелась?» - спросил он.
- «Дай? Мне нужно. Вопрос жизни и смерти. Дай? Хочешь на колени встану? Хочешь?... Чего хочешь? Скажи? Все сделаю, только машину дай?»
По ее взбудораженному виду Олесь понял, что у нее случилось что-то серьезное, прищурился и подумав, спросил, - «Сама что-ли поведешь?»
- «Стаса возьму. Он согласен. Сказал, что если ты дашь ключи, он поедет»
- «Че? Так горит что-ли?»
- «Горит. Взорвется, если не успею. Дашь ключи?»
- «В американку сыграем. Я тебе ключи, ты мне три моих желания».
- «Заметано. Давай» - Тайка протянула к нему руку. Олесь помедлив секунд пять, медленным движением взял сзади себя ключи от лексуса, и положил на ее ладонь. Тайка унеслась. Олесь встал, выглянув из каморки, проследил за тем, как она бегом несется по цеху, и вернулся к игре.
Когда Стас вернулся, то рассказал, зачем Тайка таскала его в свою глухую деревню. Слова друга о том, что в какой-то дыре кто-то устроил потеху над беззащитной девчонкой, почти не тронул его. Но когда он услышал что девчонка вешалась, в глубине сердца что-то шевельнулось, чуть-чуть похожее на раздражение. А потом он увидел Сашу. Она не вызвала у него никакого интереса, показавшись абсолютно бесцветной и затюканной. Но глаза его предательски поворачивались в ее сторону уж слишком часто и подозрительно. Сознанием он отталкивался от нее, но подсознание уже оценивало девушку, вызывая в его душе оттенки интереса и влечения. В первый раз сердце его дрогнуло, когда Сашу поймал в актовом зале Стас, и вытащил на сцену. Но Олесь не понял, что его смутило и заставило удивиться. Она стояла напротив него изрядно напуганная, но переполненная злости. И он отпустил ее, не высмеяв, не унизив. И с каждой встречей с ней чувствовал, как непонятная стена окутывает девушку, не позволяя ему обидеть ее, и даже приблизиться. Он думал над своими ощущениями, и отнес их к тому, что Саша совсем не в его вкусе, поэтому он так реагирует. Однако думал о ней чаще, чем хотел. А когда ее подруга Тайка подбила ее высказаться о нем на весь цех, он испытал приступ растерянности и удивления, безошибочно уловив в Саше внутреннюю силу духа. Никому он не позволил бы вот так высказаться о нем, а ей сошло с рук. Что в ней было? Его забавляли ее поступки, слова. А когда он увидел ее в парке на Дне города, то в первые мгновения опешил. Но танцевал с ней с великим удовольствием, даже испытал прилив странной радости, когда ее рука оказалась в его руке. Она не была похожа на всех девушек, которых он встречал за свою жизнь. В какой-то момент он ясно понял, что ничто не может ее испортить. Ни огни города, ни ночные соблазны. Она не притворялась, она была чистой душой и сердцем. Ее необыкновенно большие глаза. синего цвета смотрели на мир открыто и доверчиво, со слепой верой в добро, и Олесь не смог позволить себе сломать этот неземной цветок. Она была наивной, но неприступной. Ее можно было взять только грубой силой, и обречь на гибель. Олесь чувствовал себя как в огне, не понимая что с ним. Примерное что-то такое он чувствовал к Наталье, но то чувство не успело развиться в нем, убитое его отцом в самом зародыше. Поэтому Олесь не знал, что любит. Он думал что это чувство зарождается долго, постепенно захватывая новые территории души с каждым свиданием. Но тут не было никаких свиданий. Душа его вспыхнула мгновенно, не оставив ему шанса на отступление, не позволив понять, и прочувствовать ситуацию. Огонь любви тлел в нем, почти ничем не проявляясь, пока он не увидел Сашу поющей среди разряженных старух. Вот там его словно обожгло изнутри, стремительно поглощая все его нутро, и кто-то сильный, и могучий внутри его сердца сказал ему тихо, но твердо, - «Вот она!» Никогда не испытывавший такого жгучего чувства, Олесь был растерян и повержен со своей высоты. Мэган была не в счет. Он любил ее как сестру, а эта любовь была совсем иной. Рушились все его внутренние устои, раскачав под ногами землю. Вся его жизнь летела в тартарары, разрушая изнутри его облик. Олесь был выбит из седла своей жизни, и ощущая себя беспомощным и заблудившимся малышом. Маленьким Маугли, оказавшимся в неведомых джунглях.
Я у твоих ног. часть пятая В изгнании
© Copyright: Татьяна Никитина 5, 2013
Свидетельство о публикации №213020401898
Свидетельство о публикации №213020401898
Рецензии