Жить своей жизнью

Люк протянул руку к круглому деревянному столику, разделявшему его с Жюли, подвинул к себе двумя пальцами зажигалку, лежащую посередине, поднес к сигарете, скрыв ее обеими руками, и закурил.
Он всматривался в нее через кольца дыма, будто старый волк, подстерегающий свою безвинную жертву.
Жюли смотрела на его полные губы, на дым вокруг них, ее тонкие детские пальцы крутили кольцо на указательном пальце, а мысли внутри нее витали, будто стая птиц, неопределившихся, на какой юг им лететь.
Люк был единственным другом и единственным врагом. Он был единственным мужчиной, которого она могла любить без боли, он был ей брат, муж, сын, друг, коллега, начальник и подчиненный, он был всем. В минуты внутреннего поражения, в минуты заиндевевшей пустыни, она приходила к нему, будто к старой любимой бухте. Смотрела на серый снег на его висках, думала вслух при нем, немного курила и иногда писала письма старой перьевой ручкой.
-Я тут была в одном заведении. С мужчиной. Было много зеркал и дерева. Ну вот как эти столики. Мы сидели возле окна, он не курит, поэтому в зале для некурящих. Зачем только ввели эти залы для некурящих ? В Париже курят все. Вот и отличительная черта тебе, смотри, он русский. Не француз. У него такое имя сложное и непривычное для меня, я и не стала звать его по имени. Он мне рассказывал про какого-то сына, про свою жену. Кто-то там уезжал в Индонезию. Я сидела напротив него, слушала, слушала. У него был красивый акцент и хороший голос. Но смотреть на него было не очень приятно. Но я смотрела, этого требовали приличия. Он расплатился за две чашки кофе и мои папиросы, мы вышли. На улице было холодно и он проводил меня до комнаты, где я живу. Ну я по старой памяти пригласила его к себе, но потом вспомнила, как я живу и какой у меня статус. И не пустила. Он почтительно кивнул головой, именно почтительно. Ненавижу это слово, но его кивок был самым почтительным из всех кивков, что я видела. А после, он прислал мне букет красных кустовых роз и записку "Ни одна женщина еще так внимательно не слушала меня. Спасибо, Жюли. Если вы захотите поговорить, позвоните по этому номеру:...".
-Ты звонила ?
-Нет, он звонил. Мы встречались еще раз, в том же месте. Потом мы все чаще говорили по телефону. Он оплачивает мои телефонные счета, чтобы я с ним разговаривала. А я разговариваю. Рассказываю ему обо всех глупостях, что происходят со мной в этой жизни. Рассказываю ему все, что он хочет слышать. Он доверяет мне, а я бесконечный автоответчик. Ужасно бездушная вещь. Слушает, слушает...
-Ну что ты, малышка, ты не бездушная.
-С другим мужчиной я сидела в каком-то безумно дорогом ресторане на крыше, я не запомнила названия. Мы пили вино, он хорошо шутил и я громко смеялась. Он курил много, всегда с налетом эротики. И я соблазнялась на его взгляды, на его улыбки. Он смотрел на меня со своим этим огнем в глазах, а я бросала томные взгляды и заливалась смехом. Мы уходили из ресторана по лестнице, а не на лифте, как это было положено. Я шла впереди, он дышал мне в затылок. Перекинул сигарету в другой уголок губ, развернул меня к себе, затянулся, а затем поцеловал меня, выпустив дым в мои легкие. У него были руки с длинными пальцами и крупными кистями. Я, наверное, могла бы поместиться в одной этой его руке. Эти руки порвали мои колготки прямо там, на лестнице, где ничего не было, кроме унылого желтого фонаря. Спустя несколько дней все повторилось у меня дома, на моем матрасе, лежащем прямо на полу. Затем мы были в каком-то мотеле, где все было ровно, так ровно. Стояла большая двухспальная кровать с белыми простынями, справа белая тумба с красной лампой на ней. Слева такая же тумба, но с телефоном. Было крошечное окно, которое нельзя было открыть, когда в комнате становилось слишком жарко.
-Как его зовут ?
-Я не помню. Мы вообще с ним почти не разговариваем.
-Детка...
-Послушай дальше.
Люк кивнул и закурил еще одну сигарету
-Каждое утро я хожу выпить кофе в кофейню за углом. Там работает Франсуа, который всегда выделял меня из всех девушек,пьющих кофе. Он окидывает меня взглядом и на очень книжном французском говорит: "Что-то ты сегодня, милочка, как булыжник, налью тебе глясе", или напротив: "Вот это я понимаю, красавица !" и перегибется через стойку и целует меня в ухо, касаясь своей жесткой серой щетиной моей щеки. Он одаривает меня комплиментами так, будто я какая-то продукция, которую нужно рекламировать. И рекламирует успешно, надо сказать. Женщины кругом смотрят с какой-то завистью, а мужчины с интересом поглядывают и некоторые даже подсаживаются ко мне, или оставляют свои номера.
-Это не удивительно, Жюли, ты очень соблазнительная девушка...
-Но я их всех ненавижу.
Люк вопросительно посмотрел на Жюли, утопая в своих клубах дыма.
-Они не дают мне жить своей жизнью. Не дают мне свободы. Жить своей жизнью- значит принять то, что ответственность за собственную жалковатую шкурку лежит только на нас самих. Мы отвечаем за вспышки ресниц, за уколы острых локтей. Мы отвечаем за свою жизнь и за свою смерть. Но мы не отвечаем за чувства, которые способны иметь к какой-либо фигуре в сером. Мы- череда случайностей и никто не знает, по кому из нас ударит мгновение. Поэтому и нужно доверять только тому, за что мы способны ответить. А это растаскивают по кусочкам. Все эти мужчины раскусывают, растерзывают меня между собой. Я чувствую себя эмоциональной проституткой. Я даю, даю, даю и взамен получаю какой- то эквивалент денег: оплаченные счета, секс или самооценку. Но мне не нужны эти деньги, получается, я работаю за идею. И нет, нет, я не отрицаю это ни в коей мере.Но ко мне не возвращается ничто из того, что я отдаю. И сейчас вдруг я поняла, что отдала все, что имела. Даже воздух. Раздала себя по ниточкам, по лоскуткам. С тем разговариваю о сыне, другому даю считать количество "ден" в моих колготках, третьему отвечаю на приторные фразы. Один дает мне доверие, другой- желание, третий- восхищение. И ни один из них не дает мне любовь. Ни один мужчина не дает мне любовь. Ни в одном нет доверия, желания и восхищения вместе. Ни в одном из них нет любви ко мне.- Жюли расплакалась впервые за то время, что знал ее Люк, а знал он ее больше, чем просто полжизни.
-Жюли, я люблю тебя, доверяю и восхищаюсь тобой !..
-Люк, прошу. Мы оба понимаем, о чем я говорю.
-Я лишь оспариваю тот факт, что ни один мужчина не любит тебя.
-Вспомни про своего Гарри. Ни в одном мужчине нет любви ко мне, единственной.
Жюли забрала сигареты, оставила купюру на столе, и ушла, попутно укутываясь в свое пальто. За ней глухо закрылась дверь кофейни и тихонько дрогнули стекла в оконной раме.