Семейная группа в интерьере
На дне рождения у Степана Васильевича Серогусева произошел интеллигентный скандал из-за распределения мест за столом. О крике, битье посуды, не приведи господи, рукоприкладстве, не могло быть и речи. Нап-р-ротив, до самой последней минуты торжества хозяева и обиженное им семейство Стеклярусовых проявляли исключительную выдержку, шаркаясь, как на королевском паркете, пускали медоточивые пузыри и рассуждали о творчестве Чингиза Айтматова. Со стороны могло показаться, будто ничего не случилось.
Но ведь случилось. А потому дома, без свидетелей, Высокие Враждующие Стороны позволили себе расслабиться и отвести душу. И детям своим, Вере и Славику, запретили встречаться, посоветовав заменить взаимную любовь, тоже взаимной, ненавистью.
Славик Стеклярусов перенес удар так, как и положено мужчине. Он ответил: «Видно будет»! А на окрик отца: «Я покажу тебе, видно!», отреагировал весьма аргументировано: «Ты, папа, начитался Шекспира. По нынешним временам, он устарел».
С Верой Серогусевой волокиты было поменьше. Поскольку ни свобода выбора, ни проблемы пола не оторвали ее от кормящей груди, мнение родителей не показалось ей пережитком прошлого.
– Вас не поймёшь, – передёрнула плечами дочь. – Уши Славиком прожужжали: и красивый, и умный, и родители при деньгах. Я настроилась, а теперь перестраивайся. В старых девах прикажите сидеть?
– Хотя бы и в старых, но только не Стеклярусовы! – заявили мама и папа, и это поразительное для них единогласие окончательно сломило ослушницу. – Много о себе понимают. Лезут на места предназначенные для почётных гостей.
– Почётные-то не явились.
– Но могли. Не садить же их с боку припёку, откуда никто не увидит.
Необходимо пояснить, что папы Серогусев и Стеклярусов, преподавали в одном почтенном вузе, хотя и на разных факультетах, этику и эстетику, слыли эрудитами, выпускали в очередь стенгазету, возили студентов на уборку урожая, используя их для переноски тяжестей после возвращения. Но те не обижались, зная, что будут вознаграждены за усердие. Посему окружающие не столько верили в ссору, сколько удивлялись: такие почтенные господа, дружат семьями и детьми, и надо же, вспышка насилия.
Увлёкшись случившимся, коллеги составили противостоящие партии. Одни отстаивали право хозяев рассаживать гостей по своему усмотрению, другие настаивали, что гость — лицо священное, особенно, когда приходит с подарком. Быть униженным за свои кровные — поищите дураков в другом месте.
Вовлеклась в спор и молодёжь, возмущённая тем, что в наше время не перевелись родители, способные из-за глупых амбиций порушить счастье собственных отпрысков. Эгоизм! Бессердечие! Ханжество! На своих страничках в Фейсбуке они решительно потребовали от ректората обеспечить студентам Вячеславу Стеклярусову и Вере Серогусевой возможность свободного любвиизлияния.
Одновременно с происходящим разгорелось в городе и другое событие. Состоялся долгожданный вернисаж художника Альфреда Гуттаперчикова. Его долго не признавали, а Стеклярусов и Серогусев, где только могли, обвиняли его в нарушении этических и эстетических норм, немало способствуя очевидной несправедливости.
Но когда разнеслась весть, что произведения Гуттаперчикова намерен приобрести миллионер из Техаса Томас Шварценбильд для своего ранчо в Калифорнии, тут же изменили прежнее своё мнение, сделались убеждёнными его поклонниками, признав новатором, и очень сокрушались, что народ не сразу разглядел настоящий талант. Впрочем, недоброжелателей можно понять: большое видится на расстоянии.
В тайне друг от друга бывшие друзья пробрались в мастерскую художника, умоляя написать их портреты с чадами и домочадцами. Создать, в некотором роде, семейную группу в интерьере. К тому же обещали хорошо заплатить, хотя и меньше американца, разжиревшего на продаже нефти и покупке ценных бумаг. Кроме того, они не только не возражали, но очень надеялись, что их изображения тоже понравятся хищнику, и он не станет сбивать цену при покупке.
Предощущение всемирной славы ещё больше укрупнила межсемейное противостояние. В глубинах своих душ обе стороны вынашивали момент, когда окружённые репортёрами и просто любопытствующей публикой, покажут, обмелевшим от зависти соперникам, язык. А пока оставались в силе и преувеличенная любезность, и запрещение детям даже думать друг о друге.
Борис Иоселевич
Свидетельство о публикации №213020400499