Зотов - 1

                Наступало раннее осенне утро. На дворе во всей   красе стоял сухой и тёплый сентябрь. Лучи солнца, особо не церемонясь и не спрашивая разрешения, проникали в мою комнату... Они весело резвились на сосновых брёвнах стены, а потом, видно порядком подустав, старались присоседиться недалеко от моей детской фотографии, которая висела здесь в рамке с незапамятных времён. Об этом заботился мой отец, который хотел украсить моими фотографиями все стены дома, - ведь я был его любимым чадом. Сколько себя помню, фото так и висит на этом месте, под старинными часами, которые неумолимо продолжают отбивать свой ход времени, не останавливаясь ни на минуту...

                Пора вставать... Вот только зачем?.. Я и сам не знаю. Но меня всегда волнует начало нового дня. Это, как новая жизнь. Всё с чистого листа. Именно утром теплится надежда, что наступающий день будет лучше предыдущего и что именно сегодня всё будет выглядеть как-то иначе и, наконец, добьёшься того, о чём вчера даже не мечтал. Вот и сейчас, я с радостью вступаю в этот новый день.   

                Спешу открыть входную дверь и выйти на улицу. Первым делом, полной грудью вдыхаю в себя свежий утренний воздух, напоенный запахом опавших листьев, сухой травы и погасших костров. Почему-то осенью всегда жгут костры, наверное, избавляются от прожитого за лето. Я люблю приезжать на дачу в это благодатное время. Это особая пора, пора раздумий и тишины, когда можно спокойно побыть наедине с самим собой, а главное - плодотворно поработать.

                Мне очень нравится ранним утром прогуливаться  по ещё спящим улицам посёлка: любуюсь увядающей природой, рад хорошей погоде и с большим интересом рассматриваю дома... Я даже разговариваю с ними, потому–что каждый из них, как человек проживший жизнь, имеет свою неповторимую историю.

                Вот почему мне так не по душе современные застройки под благозвучными названиями – «Ивушки», «Роднички»,"Под липами". А на самом деле, они больше напоминают собой, некие резервации, обнесённые по всему периметру, двухметровым забором. Как правило, они набиты однотипными домами, где люди, за немалые деньги, должны "наслаждаться" жизнью, созерцая из окон-бойниц своего дома, гараж соседа...

                Эх, Зотов, Зотов… Когда же я видел его в последний раз?.. Теперь уже и не вспомнить. Да, скорее всего, это было в начале лета. Я копался у машины, обернулся: вижу, идёт вдали, наверное, с электрички. Я сразу признал его: раньше, я оборачивался, радостно махал рукой, в знак приветствия, то теперь отвернулся и сделал вид, что очень увлечен своей работой.

                Почему?.. Почему мы так быстро отходим от людей, если они, хотя бы на толику становятся непохожими на нас? Это происходит по разным причинам... Вот и я поступил так не хорошо. А может, просто почувствовал, что разговаривать нам больше не о чем. О главном уже как года два назад переговорили, да вот только толку никакого... Он, как был, так и остался - ничуть не изменив своей жизни.

                Размышляя о Зотове, я оказался рядом с его дачей... Скорее всего, у того, что от неё осталось: старый покосившийся на бок финский домик, наглухо заросший кустами акации. Изгородь обветшала и давно требовала ремонта, пожалуй, как и всё тут... Я решил зайти,- надо же проведать человека. С трудом протиснулся в покосившуюся калитку. Обогнул терраску, там, я помню, была входная дверь... Но она встретила меня небольшим ржавым замком, который красноречиво указывал на отсутствие людей в доме. Печально было смотреть на тлен и запустение вокруг...

                Огород зарос травой выше пояса. Яблони засохли и торчали «корявым» укором по углам участка. Только наперекор всему этому в дальнем углу сада, около сарая, росла великолепная ель. Сажал её дед Зотова, во   времена нашего детства. Сейчас она величественно возвышалась не только над заброшенным  участком, но и над всем дачным посёлком, символизируя собой, что жизнь продолжается, не смотря ни на какие трудности...

                ...А тогда она, жизнь эта, только начиналась. Была бесшабашная наша юность. Заканчивались 60-тые. Подходили к концу школьные годы. Наступало время принятия решений. Но хотелось просто жить и не о чем не думать. Мы были уверены, что наши родители, давно всё решили, что делать. И обязательно поставят нас в известность, когда это будет необходимо. А сейчас лето. Барышниково. Этот прекрасный уголок земли, всего лишь в каких–то 60км от Москвы. Как прекрасно было здесь проводить свои летние каникулы. Ну, что ещё надо?

                Приходить в дом, где жил Анрюха Зотов - эта была особая радость!.. Ты попадал в другой мир, как будто пересекал границу. Дед - главный хирург престижного военного госпиталя в Москве!.. Светило хирургии, - лично знал самого Сталина. Трое его детей, двое из которых сыновья, стали преуспевающими дипломатами и годами не вылезали  из-за границы, а дочь вышла удачно замуж и тоже далеко не бедствовала. Вот её-то сын и был как раз Андрюха, носивший фамилию отца – Зотов. Почему я так, в прошедшем времени? Просто отец Андрея давно умер. Ребенку и пяти не было. Смерть его была покрыта тайной, а мы никогда не спрашивали, а он и сам ничего не знал. В те времена было выгоднее ничего не знать и ничего не видеть. Вот Андрей ничего и не знал. На работе, при исполнении – была официальная версия. Каждое лето Андрей уезжал с матерью на юг. Приезжал всегда загоревшим, довольным, совсем не похожим на нас. Пока мы здесь прозябали на местных прудах, он объезжал всё Черноморское побережье от Адлера до Одессы. Как-то, его мать спросила у меня:

                – Сергей, ты бывал на море? – снисходительно рассматривая мой деревенский загар.

                - Да..., на Жёлтом, например, но это было в далеком детстве.

                Я решил вспомнить свои "китайские корни":
мой отец несколько лет работал там, помогал молодым китайским специалистам строить корабли. А вместе с ним была и вся его семья...

                Она с удивлением подняла брови, видно, вспоминая уроки по географии. Маргарита Ивановна очень много курила. Почти всегда я видел её с зажженной сигаретой в руках. Она чем-то напоминала Гадюку из одноименной повести Алексея Толстого. Ей ещё только кожанки не хватало и маузера – ну чем не комиссар. Андрей постоянно ходил в своём джинсовом костюме и бейсболке... Загорелый, лениво, жующий жвачку, выглядел он на её фоне мальчиком из Голливуда. Они часто появлялись на улице вместе – мама и сынок. Их вид говорил сам за себя - мы избранная каста - к нам не походить...

                - Нет, Серёжа, какая там мореходка, мы будем пробовать в МГИМО. Андрюша вполне достоин там учиться. У него спецшкола!.. Что я зазря столько денег вбухиваю. Он должен стать нормальным человеком, каким был его отец. Царство ему небесное.   

                Маргарита Ивановна нервно затянулась.

                Я видел, как глаза её гасли и прятались вовнутрь, в воспоминания о прошлом. В это время её лучше было не трогать. Она становилась совсем другим человеком.

                Какой радостью было приходить к ним в гости. На участке стоял теннисный стол и мы постоянно играли до изнеможения. Дача всегда была переполнена народом и гудела словно пчелиный улей. Все были счастливыми, самодовольными и уверенными в себе людьми. Как же! Семья дипломатов. Родители, только что вернувшиеся из–за границы и их отпрыски, обрядившиеся в импортные шмотки, важно расхаживали по ровно подстриженному газону, представляя собой вид редких павлинов, выпущенных на волю.

                Женька, парень с чёрными курчавыми волосами, небольшого роста, но всегда, с надменно поднятой головой, старался держать лидерство в нашем  трио, тем более ему позволял возраст. Он был на целых полтора года старше нас, а родители его работали в русском посольстве в Японии. Его отец  как раз был один из сыновей старого хирурга.

                - Ну, чего, братухи. «Предки» новый  кассетник  «Sony» подвезли. Винила пять штук, ну там по мелочам всякого. Так что музыки -с головой.   

                И он самодовольно нажал на кнопку магнитофона. Из динамика послышалось завораживающее вступление «Smoke оn the Water»…

                ...Я и не заметил, что стою посередине заросшего высокой травой сада в полной задумчивости, ушедший мыслями туда, далеко, в начало семидесятых годов прошлого столетия. Было ли все это? Или я сейчас все придумал? Не знаю. Но солнце поднялось уже высоко, а заброшенная дача уже не напоминала собой дом Ашеров из Эдгара По. Надо было что-то делать. Не стоять же здесь вечность, мало ли что люди подумают.

                - Молодой человек, а что это вы здесь делаете? – послышался женский голос за моей спиной.

                Я обернулся.

                – А, это ты Серёж, а я уже испугалась. Думаю, кто здесь в такую рань расхаживает?
 
                Это Лиза, соседка Андрея. Я очень обрадовался этой встречи. Может она, что знает. Надо спросить.

                - Андрюху давно видела? - поинтересовался я.

                - Этим летом приезжал как–то раз. Так, видела  издалека. Как всегда, под хмельком. Смурной весь. Он из дома не выходил, как заляжет телевизор смотреть, так до утра и гоняет его... Видно, что и засыпает с ним.

                Я не стал дослушивать Лизу, попрощавшись, пошёл домой. По дороге, в голову лезли тяжелые мысли. Всякое может быть. Давно уже не работает. Живёт со старой больной матерью, которая, между прочим, продолжала  смолить, не прекращая, а ей уже давно за 80 перевалило и ничего...

                Старший сын, которому под тридцать, уже давно на отца внимания не обращает - живёт своей жизнью. Младший, которому недавно исполнилось двадцать пять, ходил с палочкой -  попал в аварию. Два друга, сидевшие в машине погибли, а он отделался переломами, которые только через год срослись и то неправильно. Вот и стала одна нога короче другой. Ну, да ладно, жив и то счастье. Маша, жена Андрея пашет одна день и ночь, а он только работу ищет. И чтобы обязательно престижная была, а то как же, с его-то самолюбием по-другому никак. А этого самолюбия у него с избытком. Ещё из прошлого тянется, от родственников своих унаследовал – дипломаты, одним словом.

                Сколько у него поклонниц было,- не пересчитать. Красивый парень был: длинные, чуть волнистые волосы, всегда в дорогом джинсовом костюме, в руках гитара. Исполнял песни, обязательно на английском. Девчонки, конечно, ничего не понимали. Да что им до этого. Вот они за ним табунами и ходили. Как уж он там отсев производил, не знаю, да, мы этим мало интересовались, у нас своих забот хватало.

                В институт Зотов поступил, но только в педагогический и то, в областной, конечно, на английский... Пришлось с этим смириться. Но после окончания попал в МИД – мама постаралась. Вложила все сбережения, что было. Правда, года полтора он проработал в школе как молодой специалист, но бежал, сказав при этом матери, что лучше в армии в учебке, чем в классе с этими  уродами. Каждому своё. Но в МИДе он рос. Его стали посылать в командировки  за границу. Он стал зазнаваться. при этом, терять старых друзей. Появлялись новые, которые больше напоминали банальных собутыльников.

                Командировка в Штаты, в то время - заканчивались 80-ые - была равносильна полёту в космос. И он улетел, но только в страну под названием «кайф». Начал пить... Делал он это систематически. В США – пил вискарь, приехав в Россию – взялся за водку. От счастья, что он такой - избранный, крышу сносило, не знал, как себя вести. Но финал оказался банальным: наркологический диспансер. Месяц постельного режима, а когда вышел, - уволили.

                Жена была рада. Думала, что это работа его всему виной, но ошиблась. Пить он хоть и перестал, но только водку. Зато пиво не переводилось дома ящиками.

                - Я разве пью?.. - удивлялся Андрей. –  Это же пиво... чего с него взять.

                Он начал терять свою квалификацию. Да и вид его больше напоминал пиджак из секонд-хенда. С такой физиономией на престижную работу попасть становилось всё сложнее. Стал месяцами бездельничать, предлог прост - поиск новой работы. Купил факс и стал рассылать своё резюме в различные организации, но когда приходил на собеседования, красное лицо предательски выдавало его пристрастие.

                Мария, жена его, работала не покладая рук. И это молчала, скрипя зубами. А что делать?.. – двое детей, да и муж красивый. Бабы и сейчас на шею вешаются, а что в молодости было и говорить нечего – из чужих постелей вытаскивала. Она и сама не понимала, как она всё это могла терпеть? И терпела, а куда с двумя пацанами деваться? Кому она нужна с таким  грузом?  Вон, незамужних, пруд пруди, а тут?.. Сиди, матушка, и не рыпайся. Думать надо было раньше, а сейчас уже поздно...

                Они часто приезжали в Барышниково. Прогуливались по тенистым улочкам посёлка и обязательно с собачкой на поводке она придавала этой паре особый шарм. Я старался не разговаривать с Андреем, когда они были вместе. Наверное, просто не хотел разрушать их идиллию. Да и вид их был достаточно не преступен. Но, скорее всего это была лишь оболочка, а внутри давно назревал серьёзный конфликт.

                Она хотела спокойную жизнь, а он – вечеринки, встречи с друзьями и, главное, иметь достойную работу. О которой, в его положении надо давно было забыть. Поезд ушёл. Наступал новый век. Выстраивались новые порядки. Начальниками организаций, куда он приходил устраиваться на работу, всё чаще попадались молодые люди до тридцати, а Андрею незаметно подваливал «полтинник». И с этим надо было смиряться, а он не мог. Он по-прежнему видел себя молодым, красивым, не в меру заносчивым парнем, легко говорящем на английском, играющим на гитаре в кругу своих поклонниц. Да, это было, но только в прошлом...

                - Андрюха, опустись на землю. - часто увещевал я при наших редких встречах на даче... 

                Как правило мы виделись, когда он приезжал без жены. Можно было хоть душу излить и поболтать спокойно. Но в основном наши разговоры сводились к одному и тому же: что в очередной раз фирма, в которой он работал,  развалилась, а он оказался на улице и вот уже, как три месяца без работы. Но не унывает. А чего унывать. Он всегда под хмельком. В бодром "рабочем" состоянии…

                Но как-то, в очередной его приезд, я не узнал его. Он  весь осунулся и постарел...

                - Что с тобой? - спросил я. – Умер, что ль кто-то?..

                - Нет, хуже - Машка ушла…

                - Да ладно. Как ушла? Вы же жили душа в душу. Чего ты заливаешь?

                Мы сидели на поваленном дереве в лесу. Он курил без передышку. Докуривая очередную сигарету, долго думал, куда всё это деть. Но не найдя нужного места, долго втирал окурок в землю, считая, что это лучший выход в данном положении...

                - Да, это всё я, дурак. Надо мне было с ней ругаться? Всё из-за ерунды какой–то. Пьяный был... Довёл её, ну понимаешь, как это всегда бывает. А потом ещё сказал: если не нравится, то можешь проваливать. Но это просто… Что с пьяного дурака взять. А она собралась и ушла. Да ещё и вещи все забрала.

                - Ну, и где она сейчас? - поинтересовался я.

                - Как, где? У себя на Курской. В квартире матери. Там ещё и брат живёт. Нигде не работает, зашибает. Она туда и сына  младшего перетянула. Против меня настраивает. Говорит, чтобы с отцом не виделся, а то плохо будет...

                Я, ошарашенный  этой, казалось бы, банальной историей, думал о том, что если Машка ушла  (это безропотное создание, я по сей день её тембра голоса не знаю), то до какой степени нужно её было довести.

                Андрей смолил сигарету за сигаретой, а я смотрел на него и не понимал, где тот холёный хлыщ в импортных штанах, за которым  всё женское население Барышниково стаяло в очереди…

                ...Солнце давно поднялось над лесом, принося с собой умиротворение и тепло. Идти домой совсем не хотелось. Андрей никак не выходил из моей головы и я побрёл в лес, побродить по тропинкам и спокойно ещё раз всё обдумать и взвесить. Тем более, что воспоминания, продолжали будоражить моё сознание, выводя меня из душевного равновесия...   

                ...Наши воскресные встречи продолжались. Он сам шёл на них. Ему надо было высказать наболевшее. А я старался прилежно выслушать его, хотя понимал, что помочь ничем не могу. Советы часто бесполезны, тем более если к ним особо не прислушиваются. Вот я и молчал, а говорил в основном, он.

                - Но ты пойми,- начинал Андрей, - Я каждое утро езжу к ней, на Земляной Вал. Я хорошо уже знаю, когда она появляется с собачкой, а потом идёт на работу. В это время, я стараюсь подойти, заговорить, но она делает вид, что не замечает меня, что я пустое место. Нет, но ты можешь представить это? Что я ей такого сделал? Мы толком и не ругались никогда... Ну если так, по мелочам. В очередной раз ничего не добившись, я уезжаю домой. И так    каждое утро. Постоянно шлю ей на работу факсы. Так, мол, и так, Маша, давай сегодня вечером встретимся, там-то и там-то и обсудим сложившиеся между нами отношения.

                - А почему факс? - поинтересовался я. – Чего позвонить трудно? 

                - Да, она трубку не берёт!.. 

                И теперь, каждый свой приезд в Барышниково, он ныл о том, какой одинокий. И что никто его не понимает. И как ему жить дальше?

                Однажды, я заговорил с ним о Боге. Он даже и не понял, о чём я говорю...

                - Ты знаешь, как это не странно звучит для ушей мирского человека, но ведь, на всё воля Божья, - разъяснял я. – И то, что от тебя Маша ушла, это тоже его воля. Понимаешь?

                - Не-а... 

                Я понял, что мои слова бесполезны. А он  мне опять про факсы, которыми он забросал её работу; а у неё, при этом, никакой реакции,- как чужая стала. Ни на какие уговоры идти не собирается. Говорит, что только сейчас и почувствовала настоящую жизнь. А я слушал его и думал о том, до какой же степени ей надоела неустроенность в завтрашнем дне, постоянное безденежье, а тут, ко всему прочему, подмешался его гонор, идущий ещё от тех  времён...

                - Слушай, может ты в школу пошёл бы преподавать. Какие-никакие, а деньги, и постоянные, заметь. - подытожил я. 

                Он посмотрел на меня такими глазами,   будто я зачитал смертный приговор. Всё было бесполезно. Он продолжал ныть,- как всё плохо и ездить в магазин на велосипеде за очередной партией пива. Потом ложился спать в холодной даче... Печка развалилась, газ не подвели вовремя, а сейчас и денег нет, да и желание на нуле. Куда ушли накопленные ранее деньги?

                Да очень просто. Он выкупил у своих двоюродных братьев их доли в доме. И теперь он был единоличным хозяином. Именно один, потому что кроме него на дачу уже никто не приезжал. Когда младший сын посещал Барышниково, то ночевал у друзей, где придётся, но к отцу не появлялся. После аварии, он и вовсе возненавидел его. Часто можно было увидеть его фигуру с палочкой, медленно плетущуюся по улице... Старший сын не вылезал из Москвы. Весь в компьютере и на работе. Когда однажды, его бабка упала на кухне, он обратил внимание на это только через час и то,- в дверь позвонили. Пришлось отрываться, идти открывать. Вот тут-то он её и приметил. Подняли с другом, усадили на табурет, а сами за компьютер пошли, как ни в чём не бывало. Каким образом она жива осталась, один Бог знает.

                - Ты помнишь Нину, ну Нину, этого скульптора знаменитого внучку, - как-то раз начал Зотов. – Ну так вот. Я тут как-то заезжал к ней. Ты знаешь, у нас ещё с ней шуры-муры и всё такое было…. Вот я и решил молодость вспомнить. Цветочков купил, бутылочку, конфетки. Пришёл. Ты не поверишь, я её не узнал. Квартира вся обшарпанная. Мебели почти нет. Один комод только старый стоит, в котором она, видно, всё и держит, что ещё осталось и то, наверное, только бутылки пустые. Конечно, обрадовалась мне. А ещё больше,   бутылке моей, которую сама половину на кухне, пока я раздевался из горла и вытянула. Я думал, хоть столик накроем?.. Ну сам понимаешь, туда-сюда... Я на неё, как посмотрел, мне страшно стало. А ты помнишь, какая она в молодости была? Кровь с молоком! 

                Андрей замолк, наверно, воспоминания нахлынули разом.

                – Так вот, посидели малость. Поговорили о том о сём. Я собрался и ушёл. А бутылку мою она одна выпила. Мне даже не предложила. А когда я уходить стал, она в кровати дрыхла. Даже не пошевелилась.

                Наши случайные встречи с Зотовым на даче повторялись, похожие одна на другую. И  казалось, что мы и не расстаёмся, а сидим на лавочке и ведём один и тот же разговор – о поиске ему работы, о том,  что Машка, по-прежнему живёт у себя, хотя стала, изредка наведываться на дачу. И, что он предъявляет ей претензии, что та не исполняет свой супружеский долг, хотя обязана это делать по закону.

                - Нет, ну ты сам посуди. Мы не в разводе. Она моя законная жена, а не даёт. А я же мужчина, мне для здоровья полагается. Я, что теперь, по чужим бабам бегать должен? Да я только свистну, ко мне знаешь, сколько набегут.
 
                Я старался молчать, а он говорил, но в основном, одно и то же. Чаще всего в его лексиконе звучало слово «факс». У меня оно  почему-то ассоциировалось с чем-то собачьим. И поэтому постоянно раздражало.

                - Ну, так вот, - он продолжал, –  Я ей говорю, что так нельзя, ты должна войти в моё положение. А она так преспокойно отвечает: тогда плати. Нет, ты слышишь, моя жена и плати. Я сначала разозлился, а потом притих и говорю: а сколько? А она говорит: на  билет до Москвы дашь и то хорошо. Ты представляешь, всё, что на пиво откладывал, пришлось ей отдать. Это грабёж среди бела дня.
 
                Вот так они и жили в последнее время. Встречались только на даче. И она буквально за всё просила деньги: убраться по дому, сосиски сварить, другие какие работы. В общем, обложила данью. И он шёл на это, делать было нечего.

                С каждым летом, я стал видеть его всё реже и реже. Что с ним, как он там, даже соседи и то не ведали. Недаром говорят: сегодня пан, а завтра пропал. Кто бы мог подумать тогда, в далёкой нашей молодости, что такой парень, от которого все девки сохли, превратиться в согбенного жалкого человечка, который, наверное, и по сей день всё работу ищет. Но если теперь, только дворником в МИДе и то, навряд ли. Уж больно вид  непригляден.

                Наступил ноябрь. Я решил заставить себя на этот раз заклеить окна на зиму. А то в холодные зимы, да ещё  когда ветер дует, впечатление, что ты на улице спишь. Стало вечерять. Побросал всё, решил пройтись по воздуху. Я люблю прогуливаться на вечерних зорьках, пока солнце ещё не закатилось за соседние дачи, и не станет совсем  темно. Люблю смотреть на закат, любоваться вечерними красками. Прогулка эта получилась короткой. Не рассчитал с одеждой. Начал замерзать. Пришлось возвращаться.

                Дом Зотова, мимо которого я проходил, ввёл меня в полное уныние. Огромные, вековые кусты акации давно облетели и открыли неприглядный вид, который скрывали все лето. Деревянный забор покосился влево, от этого полуразрушенная калитка приоткрылась, как бы приглашая войти, но я не испытывал никакого желания это сделать. Тем более, что продрог до мозгов костей. Солнце уже село, а со стороны леса показалась огромная малиновая луна, которая, как смогла, окрасила своим цветом окрестности, но при этом сам дом погрузился в полную темноту, представляя собой обитель мрака и безысходности. Окна были темны и по заросшей тропинке было видно, что его давно никто не посещал. Вдруг, моё внимание привлекло какое-то белое пятно на заборе. Я решил подойти. Этим белым пятном оказался лист бумаги, неуклюже вырванный из ученической тетради. На нём простой шариковой ручкой, видно второпях, было написано – «ПРОДАЁТСЯ!»

                2011г.*