Я люблю тебя Жизнь!

                Шумная компания подвыпивших молодых людей прочно обосновалась на, еще не остывшем, песчаном берегу. Солнце уже клонилось к закату, поэтому две девушки, сидевшие на раскинутом большом полотенце, поторапливали парней: "Ставьте побыстрее палатки, а то закат пропустим!" Один из молодых людей заметил, приближающегося к ним, старика. Хотел что-то крикнуть ему, но, отхлебнув прямо из бутылки спиртного, закашлялся. Тогда вмешался второй: "Не тронь его, странный он какой-то".
                ___________________________________________ 

                - Какая красота! Такой прекрасный закат я наблюдаю первый раз в жизни, - вздыхала она, глядя на солнце, медленно погружающееся в водную гладь, - Я могу смотреть на это долго-долго, всю жизнь! А давай сбежим, и будем бродить по мокрой гальке до утра?
                - Конечно, будем, но потом как-нибудь. А сейчас мы пойдем, а то там без нас все выпьют и съедят, - он буквально затащил ее за руку в прокуренный зал шумного ресторана. Что было потом, он помнил весьма смутно. Стены качались, гул толпы обволакивал, музыка гремела где-то вдалеке. Чужие губы, чужое дыхание... Стоп, пора было останавливаться. И он остановился.
                "Домой, только домой!" - пульсировала единственная мысль, сохранившаяся в голове. Ресторан выплюнул его на улицу, в темноту. Ночь качалась, словно пьяная дама на очень высоких каблуках. С трудом отыскал свою машину, сел за руль. Руки долго не слушались, дрожали. Ключ, как назло, сопротивлялся, не хотел лезть в замок зажигания. Потом все-таки сдался, и машина заурчала, поехала, унося своего пассажира в неизведанное...
                Ночные улицы оказались пустынными. Он не чувствовал скорости. Он все вжимал и вжимал педаль газа в пол. Он потерялся во времени и пространстве. Почему-то перед глазами стояло солнце, закатывающееся за горизонт. Закатывающееся медленно, очень медленно. Его раздражало это "медленно". Он любил скорость, он спешил жить, ведь ему надо было так много успеть! И вдруг из этого, еще не закатившегося солнца, появились две фары. Они неслись прямо ему навстречу, они приближались слишком быстро. Фары напоминали ему глаза огромной птицы. Глаза обладали неимоверным гипнотическим свойством. Он очень желал все остановить, все изменить, но не мог даже пошевелиться. Зыбкое состояние эйфории мгновенно улетучилось, но делать что-нибудь было уже слишком поздно. От испуга закрыл глаза, стиснул веки изо всех сил. И даже попытался молиться, чтобы все побыстрее закончилось.
                И все закончилось...  Он нырнул в темноту...   

                Темнота вытолкнула его через мгновение обратно. Он еще некоторое время стоял смирно. Так смирно, словно был уже мертвый, и слушал, слушал, не решаясь открыть глаз. Удивительно страшно было ему в тот момент вновь увидеть действительность. Наконец, он решился.
                Объятый темнотой, он стоял в белом снежном поле. Поле это находилось аккурат посередине между городом и каким-то белесым пятном. И он чувствовал, что не может больше стоять на одном месте. Каким-то восьмым, девятым, десятым чувством он понимал, что должен идти. Вот только куда? Вернуться в город? Или же туда...вперед... Он должен был сделать выбор. "Ни шагу назад, ни шагу на месте, и только вперед..." - вспомнил Он слова прапорщика, который учил его жизни в первые армейские дни. Он еще раз оглянулся на город, и пошел вперед по бесконечному пустому полю.
                Что-то похожее на выстрел услышал Он сзади, и метнулся в сторону. Пробежав немного, с перекошенным от ужаса лицом, неловко повалился на снег. Снег был мягким, пушистым и... теплым, как парное молоко. Он посмотрел в сторону города. Там все еще слышались звуки стрельбы, взрывов. Людские крики смешивались с лязгом металла. И внезапно в эту страшную суету влилась грустная мелодия. Он повернул голову в ту сторону, откуда нежный ласковый ветерок принес эту мелодию, и вдруг вспомнил маму. Вот так же она в далеком безмятежном детстве, дула ему на разодранную в кровь коленку, и, перематывая ее бинтом, пела. И от этого дуновения и ее тихой песни, в которой он не понимал даже слов, любые раны переставали кровоточить и затягивались. Он поднялся на ноги и быстро пошел прочь от города, к мутному пятну, которое начало принимать очертания деревенского домика.
                Шел долго и бесполезно. Он уже начал чувствовать, как силы покидают его, он стал чаще оборачиваться назад. Город был еще очень близко. Так близко, что он мог слышать музыку, доносящуюся с его улиц. Любимые звуки хардовых композиций хаотично вспыхивали то тут, то там. Сердце начинало учащенно биться, силы прибавлялись. И даже город усталый и болезненный, как-то преображался под эти металлические ревущие аккорды. Лишь на другом конце поля, одинокий домик слушал эти песни тихо и равнодушно. Ему даже показалось, что все эти грохочущие и воинственные звуки, не долетают до него, они замирают где-то метров за сто. Замерзают, превращаются в сосульки и разбиваются на мелкие части с хрустальным звоном. И оттуда, навстречу городской какофонии, начинает струиться колыбельная. Медленная, заунывная, дурманящая, тягуче-сладкая, она усмиряет разволновавшуюся кровь и призывает к себе, обещая в дар - безмятежность.
                И он пошел на этот зов. Оставляя за собой цепочку пустых следов на белой  снежной пустыне. Начался снег. Снежинки падали на его уставшее лицо, таяли и приятно холодили. Белые хлопья медленно и беззвучно охапками летели ему под ноги. Он смотрел на них и ему казалось, что они очень нежные и приятные на вкус. Он очень устал. И ему хотелось скорее дойти до желанного деревенского домика и отдохнуть. Еще он почувствовал острый приступ голода. Ему начало даже казаться, что у него торчат ребра, словно ощетинившиеся дикобразы, а сам он все больше и больше походит на призрак. "Не сдаваться..." - приказывал он сам себе и шел... шел... шел... Когда уже сил не стало вовсе, он увидел впереди свет. Мутный, желтый, неживой, он падал на снег из окна дома. Он стиснул зубы и, из последних сил, побрел дальше. Свет приближался, поднимался ввысь, словно хотел озарить все вокруг.  Снег, поля... Но все попытки были тщетны. Свет лишь сумел окрасить все наполовину: в полуживые полутона. И эти приглушенные полукраски манили к себе, звали.
                Он остановился, прежде чем сделать последний шаг. И не удержался... оглянулся. Там сзади, в звенящей тишине, рассекая робкими лучами мрачную ночную черноту, вставало солнце. Словно завороженный он смотрел на алеющую даль и не мог оторвать от нее глаз. "Господи, а ведь я никогда не видел, как восходит солнце!" - вдруг подумалось ему. Он собрал последние силы и сделал шаг назад.
                С каждым шагом идти становилось все труднее. Поземка успела замести его следы, она змеей вилась вокруг ног. Снег перестал быть пушистым и теплым, теперь он был покрыт тоненькой ледяной корочкой, которая ломалась с хрустом при каждом его шаге, и он проваливался в снег по колено. Навалившееся отчаяние ядовито шипело в ушах "Тебе не дойти, не добежать!" Он повалился на снег и пополз. Из руки, разодранной об острые края наста, сочилась кровь. Эта красная теплая цепочка жизни тянулась за ним, но злое, мрачное поле поглощало ее, прятало в снег, тем самым провозглашая свою бесконечность. Он дрожал, стонал, но полз. Он уже видел серые прямоугольники окон в домах, мрачные городские улицы, черную нитку машин на стоянке. И алый восход, пробивающиеся сквозь бетонные тучи.

                Ему было тяжело открыть глаза. Но сквозь маленькие щелочки он видел, как в окне начинает брезжить рассвет. Он смотрел, как первый лучик зари, по-детски робко освещает мир, и сам, похоже, испугавшись, начинает дрожать и прячется за тучи. Потом, играясь, выглядывает снова. И тут, эту его озорную игру, подхватывают остальные. Их много. Это уже целый хор солнечных лучиков,  который все громче и громче поет свою хвалебную песню Жизни. Внезапно откуда-то долетел мамин голос: "Надо учиться жить медленно, сынок! Жить, наслаждаясь каждой отведенной нам минутой. С благодарностью встречать каждый рассвет. Надо любить жизнь такой, какая она есть: стреляющей, грохочущей, скрипящей, нагоняющей ужас, невыносимой. И она обязательно ответит тебе взаимностью!" Он хотел подняться, но у него ничего не получилось, только громко всхлипнула потревоженная больничная койка. Все тело болело, кружилась голова. Но, превозмогая боль, потрескавшимися от жажды губами, он прошептал: "Я люблю тебя Жизнь!"
                _________________________________________   

 
                Он остановился на мгновение, окинул взглядом резвящуюся на пляже толпу, и побрел дальше. Он шел по самой кромке воды и, не отрываясь, глядел на горизонт. Туда, где утомленное небо топило солнце в ладонях океана.