Журнализм
Несмотря на это врожденное уродство, я помню свой восторг в 2008 году, когда поставил только что купленную матово-белую кружку и потертый теннисный мяч на собственный рабочий стол в ньюс-руме местного кабельного телеканала. Возможно, это прозвучит слишком высокопарно, но в той комнате пахло новостями. Правда, пахло недолго. Команда сильных, точнее квалифицированных и идейных новостников вскоре разбрелась, и пахнуть в ньюс-руме стало совсем другим. И как только я почувствовал этот запах, ушел сам.
Вульф разделяет журналистику на два периода – до и после середины 60-х, когда редакции по всему миру заполонила очередная партия начинающих или неудавшихся романистов. Они были более изобретательны, злее и голоднее предшественников, а потому не могли без инноваций. Ей (инновацией) стал художественно-литературный аспект, привнесенный в журнализм. Обе волны так или иначе привлекали романтиков или идеалистов. И в этом я вижу принципиальное отличие западной журналистики от российской, работа которой строится либо на гос.заказах, либо на частных. Ни дать ни взять, постсоветская форма ведения дел против капиталистической…
Это различие было обведено красным фломастером 28 января 2012 года — за подкуп сотрудников Скотланд-ярда были арестованы пять сотрудников газеты SUN. Не наоборот. А тремя днями ранее студенты журфака МГУ рукоплескали президенту, который, как справедливо заметила моя сочинская коллега Татьяна Уколова, за несколько месяцев до конца срока пошел-таки на «открытый» диалог. Проблема в том, что станки журфаков по всей стране горстями выплевывают бесхребетных конформистов, представителей чернильной сферы обслуживания, и очень редко, в качестве брака, маньяков-графоманов с характером Александра Андреевича Чацкого. Нет тех самых голодных и злых, да и взяться им неоткуда. Или есть?
27.01.2012
Свидетельство о публикации №213020501636