Стервочка. Глава 10

Аллочка украдкой наблюдала за Арсением.
Подперев кулаком голову, он, кажется скучал, слушая Евгешу, которая бесцветным голосом рассказывала ученикам биографию Льва Толстого.
Впрочем, на уроке литературы скучали все, в том числе и сама Евгения Тарасовна.
Наверное, она стала филологом по какой-то нелепой случайности, и с тех пор безрадостно  тащила свой крест с тайной надеждой поскорее выйти на пенсию и заняться, наконец, обустройством дачи. Вместо этого ей из года в год приходилось рассуждать перед "оболтусами" о глубокой религиозной трагедии великого писателя.
Вздохнув, Аллочка пришла к неутешительному выводу, что и в этот раз ей придётся заниматься самообразованием и переключилась на занятие куда более приятное  -  воспоминание об утреннем приключении...

Она радовалась своей маленькой тайне, совершенно не сожалея, что впервые в жизни прогуляла урок. Сидеть с Арсением в буфете, где кроме тёти Вали никого не было, и пить пахнущий пережженным сахаром чай с не очень свежими слоёными язычками оказалось очень  даже приятно.
Теперь она знала, что он из семьи военного, сюда переехал из Новосибирска, и неизвестно, сколько пробудет в их городе. Эта неопределённость Арсения особенно не волновала, потому что после школы он собирался поступать в МГУ на факультет журналистики, а если не срастётся - идти в армию. 
Наверное, она узнала бы о нём гораздо больше, но двадцать минут пролетели, и неожиданный звонок напомнил ей, что первый урок закончился...


Весь день Аллочка мотыльком порхала, рисуя в воображении дальнейшее развитие романтических отношений с Арсением, а к вечеру вдруг сникла, почувствовав сильную слабость.
Неприятно саднило горло, болела голова. Она приняла таблетку Цитрамона, но это не помогло. Появился озноб.
Аллочка закуталась в шерстяной плед, но озноб не прекращался. Кости болели так, словно её растягивали на дыбе.
Она лежала на диване, свернувшись в клубок, и громко стучала зубами, когда с работы вернулся дедушка. 
Сунув ей подмышку градусник, он испуганно заметался по квартире с телефонной трубкой.
 -  Наташа, дочка, беги скорее домой -  Аллочка заболела!
Градусник показался ей ледяным, а голос дедушки -  незнакомым...


Аллочка не просто заболела - она заболела тяжело, на целый месяц угодив в "Пульмонологию" с пневмонией.
Особенно тяжёлыми были первые пять дней, но потом заметно полегчало, и ужасно захотелось попасть домой хотя бы к Новому году.  Однако мама, посовещавшись с лечащим, проявила неожиданную твёрдость и отказалась идти у неё на поводу.
Аллочка попыталась надавить на неё, чередуя вескую аргументацию, нежные объятия и даже слёзы, которые обычно действовали безотказно, но и это не помогло.

Не меньше двух недель предстояло ещё провести в душной палате рядом с пожилыми тётками, с  утра до вчера трендящими о здоровье, детях, внуках и заодно передающими ей свой бесценный  жизненный опыт.
Она лежала, повернувшись к стене, и тихо плакала от обиды, когда в палату заглянула дородная санитарка.

 -  Богачёва,  к тебе жених пожаловал, - хихикнула толстуха.

Аллочка подскочила на кровати, пытаясь ладонями охладить внезапно вспыхнувшие щёки. Пальцы рук мелко дрожали,  а сердце колотилось так отчаянно, что она затаила дыхание,  пытаясь унять его предательски-громкий стук. 
Арсений!   
Она едва успела взглянуть на себя в маленькое круглое зеркальце, провести рукой по распушившимся волосам и одёрнуть халатик, как в дверь постучали, и на пороге появился   долговязый Максим Никитенко.
В одной руке он держал махровую красную гвоздику, а в другой - целлофановый пакет с яблоками.

 -  Здравствуйте...  -    пунцовый от смущения, парень мялся в дверях, никак не решаясь войти.
 -  Входите, входите, молодой человек, не стесняйтесь, -   ласково пропела санитарка, и весло подмигнув тёткам, принялась смахивать пыль с тумбочек.

Аллочка готова была разрыдаться от внезапного отчаяния, но взяла себя в руки:
 -  И правда,  Макс,  чего стоишь - проходи...

Он вошёл, стыдливо огладываясь по сторонам, и, заметив свободный стул рядом с её кроватью, буквально рухнул на него.
Казалось, теперь его никакими усилиями не отрвать от этого стула, он словно слился с ним  намертво, найдя для себя надёжную опору.

 -  Это тебе...  Извини, что одна, денег больше не было... -  гвоздика обречённо легла на её постель.
 -  Хорошо, что не две, - съязвила Аллочка, не отрывая глаз от красной гвоздики на белом пододеяльнике, -   как на похоронах...
 -  Чего?  -   не сообразил Максим.
 -  Всё нормально...  Рассказывай...



Пружины соседней койки жалобно скрипнули...
Недавний "полуоборот", из которого астматичка тётя Люба вела наблюдение за молодыми людьми, не обеспечивал ей достаточной широты обзора.
Не стесняясь, она переместила на кровати грузное тело, пристроила руки поверх тяжело вздымающегося живота и приготовилась смотреть и слушать.
Её примеру тут же последовали больничные товарки:  востроносенькая тётя Зоя - костлявая, маленькая, юркая, и меланхоличная тётя Римма  - всегда будто бы невыспавшаяся и бесконечно зевающая.
Аллочка весело хихикнула.

 -  Чего? -  в очередной раз не сообразил Максим.
 -  Да так...  Вспомнила, как мне дедушка в детстве "Сказку о царе Салтане" читал.
 -  А-а-а... -  брови парня озадаченно поползли вверх, видимо в детстве сказки читать ему было некому.
 -  Давай посидим в вестибюле... - дружелюбно предложила Аллочка.

Максим сразу оживился и с лёгкостью оторвался от стула, а "ткачиха, повариха с сватьей бабой бабарихой" разочарованно переглянулись.
Рассудив, что ей так и не дождаться обещавшего быть интересным разговора, санитарка закончила полировать никилированные спинки кроватей и, стряхнув пыль с сухой тряпки прямо в палате, отправилась восвояси, плавно покачивая увесистыми ягодицами.

 -  Ты что, очумела?!  Тут ведь астматики лежат!  -  громко возмутилась ей вдогонку тётя Люба, беспомощно разгоняя рукой весело резвящиеся в воздухе пылинки.
Тётки солидарно закудахтали и замахали носовыми платочками,  а ребята тем временем  выскочили из палаты вслед за толстухой.

 -  Ну, рассказывай, -  нетерпеливо повторила призыв Аллочка.
 -  А чего рассказывать?  Даже и не знаю...   Ты Стасяна Красаву знаешь?  Ну, вот...  Его пахан матушку порезал по пьяни... Теперь в реанимации... Добрая тёханка, но тоже бухает...
 -  Жаль Красаву...  А в классе что новенького?
 -  А чего в классе?  Всё по-старому... Вот, каникулы скоро...
 -  Слушай, Макс, я про каникулы в курсе. Ты лучше расскажи, как ребята.   
 -  Алл, да я не особо слежу, ты ведь знаешь... Мне эта школа - пофигу. Я бы сейчас ушёл, если б не ты... Меня друг зовёт в автосервис, им мойщик нужен. Знаешь, сколько бабла можно за один день срубить? 

Аллочка начала медленно закипать, но из всех сил сдерживала себя, в надежде получить хоть какие-то сведения об Арсении. Лирические откровения Никитенко её не интересовали, и при других обстоятельствах она предпочла бы не общаться с этим скудоумом.

 -  Деньги это, конечно, важно, но ведь без образования сейчас никуда. Школу хотя бы ты закончить должен?
 -  Зачем мне эта школа, Алл?  Да только, чтоб на тебя лишний раз взглянуть... Ты вон красавица какая!  С тобой разве голодранец должен быть?  Нет, Алл, -  человек при бабках! Чтоб и в кино тебя сводил, и на дискотеку, и в кафешку...  Вот возьми наших учителей  -  умные и всё такое...  Но ведь нищие...  А если сумеешь  хорошо пристроиться, так сам себе - Царь и Бог! Без всякой школы, без институтов! И тачку сможешь взять неплохую, сейчас из Германии гоняют ребята - как новенькие...  И погулять вволю...  Когда бабки есть,  Алл,  жизнь,  как праздник!

Аллочка вдруг догадалась, что парень, в силу своей умственной ограниченности,  полунамёков не понимает, и без угрызений совести прервала его неожиданно разросшуюся философскую мысль.

 -  Слушай, Макс, а как там новенький?
 -  Новенький?  Арсений что ли?
 -  А у нас ещё один появился?
 -  Нет, один он...  новенький...  Ну, нормально...  Реальный пацан.  Вроде и умный, но без понтов...
 -  Правда?! - оживилась Аллочка.
 -  Ну, да... Содрать мне дал на четвертной, теперь у меня трояк выйдет... наверное...
 -  Мне он тоже показался приятным.
 -  Да он всем нашим бабам "показался"... -   неожиданно развязно заржал Никитенко, -   так и закрутили перед ним жопами!    Гы-ы-ы...    А он возьми и на Дашку запади!  Гы-ы-ы...
 -  Ты что ржёшь, дурак?! -  взвилась Аллочка.
 -  Чего ругаешься-то?  Я тебя что ли обидел чем?  Вот пришёл  -  яблок принёс... -    жалобно занудил парень.
 -  Ну, извини, Макс, не знаю, что на меня нашло...   Наверное, температура поднялась...  -    она снова попробовала взять себя в руки.
 -  Да, ладно, Алл, не парься...  Я знаю, ты Дашку за что-то не любишь, вот и психанула, когда её имя услышала.
 -  Не выдумывай!  Мне что Дашка, что Машка - разницы нет...  Просто удивилась.  Вроде, новенький красивый, а она-то  -    кикимора...
 -  Ну, это ты, Алл, зря.  Ничего она девчонка, симпотная... 
 -  Дашка симпотная? Да ты, Никитенко, видно слепой!
 -  А, может, и слепой...  Я, Алл, кроме тебя никого не вижу...
 -  Ну, вот, завёлся...  Помолчи хоть минуту!

Аллочка едва сдерживала злость и отчаяние.
Как так?!  Неужели этот полудурок прав, и Аресений успел завести шашни с Дашкой?
Максим испугался,  заметив, как нервная судорога исказила её лицо,  и начал уговаривать вызвать врача.
Она молча присела на дерматиновый треснувший диванчик, сиротливо зажатый в самом углу холла, и прикрыла лицо ладонями.

 -  Алл, ну что ты, а?
 -  Всё нормально, Макс, голова закружилась...  Лучше уже...
 -  Может, водички?
 -  Не надо...  Прошло... Ты скажи, а точно у Дашки с новеньким...  отношения?
 -  Ну, в классе болтают...  Я и сам видел, как они домой вместе шли...
 -  А, может,  им по пути?
 -  Может, и по пути  -  кто знает... И далась тебе эта Дашка, Алл...
 -  Ладно, Никитенко, ты иди сейчас домой, а я пойду полежу...  А завтра приходи... Придёшь?
 -  Приду, если ты хочешь,  -   Максим радостно обнажил ядрёные зубы. Предложи она ему сейчас выпрыгнуть в окно, он выполнил бы пожелание без замешательства.

 -  Хочу...  -   Аллочка неожиданно смягчилась и ласково ему улыбнулась, -   И смотри, разузнай всё точно про...  Дашку...   
 -  Разузнаю, не сомневайся, Алл...