Доминиканец

ДОМИНИКАНЕЦ


PARS PRIMA


Люмьер да Ланьи, старший сын главы Лютецианского Дома Лиса нервничал. Мол-ча и неподвижно. Он умел ждать, но это еще не значило, что подобное занятие приходи-лось ему по душе. Да, он мог бы пойти в библиотеку, благо таковая на Касатке имелась, причем, весьма обширная. Скоротать вынужденный досуг за каким-нибудь трактатом по тактике, истории или, на худой конец, одним из этих бульварных романов, кои в послед-нее время стали весьма популярны по всему Архипелагу – что может быть приятнее? Но читать не хотелось. Виконт, буквально физически ощущал, сколь возрастет его нервоз-ность, когда взгляд найдет на страницах стройные, словно, на параде шеренги буков-жучков. И как воспаленное сознание будет негодовать, пропуская целые абзацы.
Он мог бы пойти закончить партию в шахматы с капитаном, развязанную за вче-рашним вечерним чаем. Но и от этой идеи вскоре пришлось отказаться. Во-первых, нынче любое спокойное умиротворяющее занятие выводило де Ланьи из себя. Во-вторых, же, до прибытия в аэр Гецбурга – столицы Нерба, оставались считанные часы и капитан, вероятнее всего, занят.
– Надо держать себя в руках, – пробормотал виконт, и глубоко вздохнул, стараясь прогнать возбуждение. Он был уже не молод, разумеется, по меркам обычного человека. Полвека не такой уж маленький срок, но для Благородного, прошедшего Школу Малефак-тории, и получившего свой Талисман, это была все лишь жалкая четверть.
В витражном окне галереи, за которым плавилось в водах мирового океана Солнце, Люмьер поймал собственное отражение. Глубоко посаженные, извечно прищуренные серые глаза мрачно смотрели из-под массивных надбровных валиков. Широкий нос, напоминающий по форме одутловатый кирпич, и разлетом крыльев наводящий на подозрение, что некая дальняя прародительница согрешила с чернокожим уроженцем островов Мурави. Высокие скулы, скупой рот, и ямочка на подбородке. Вернее, ее было бы видно, если бы не аккуратно подстриженная клиновидная бородка, с годами покрывшаяся изрядной долей серебра. И еще усы – зависть всех гвардейцев.
Вид у виконта был крайне мрачен. И даже смешливые морщинки, говорящие зна-ющим людям, что этот человек предпочитал улыбаться, нежели морщить лоб, не могли сейчас скрасить душевного сумрака.
– Месье? – как всегда, де Ланьи шагов не услышал. Годы службы в третьем импер-ском диверсионном полку наложили нестираемый отпечаток на походку главного распо-рядителя, советника и главу службы безопасности Лютецианского Дома Лисы.
В ответ на обращение виконт лишь сдержанно промычал, сообщая, что заметил присутствие верного слуги и товарища, но от окна отворачиваться не спешил.
– Капитан передает, что мы будем в территориальном пространстве Нерба через два часа, – продолжил Алонсо, уважительно склонив голову. – Ужин накроют ровно в семь в кают-компании.
– Спасибо, друг мой, что-нибудь еще?
– Нет, – барон Алонсо де Нарьега склонился еще ниже. Попятился к дверям, но так и не покинул галерею.
– Месье?
– Да, Алонсо, – задумчиво отозвался Люмьер.
– Вас что-то тревожит? Могу я чем-либо помочь?
– Увы, друг мой, – скорбно поджал губы виконт. – Но в нынешней ситуации вы бессильны. От тяжких дум может излечить лишь разрешение проблем…
Де Ланьи помолчал, улыбнулся себе под нос и закончил:
– Ну, или же бокал хорошего вина.
– Приказать принести? – С готовностью отозвался барон.
– Ни в коем случае, Алонсо, мне сейчас не хватало только стращать мозг разного рода дурманом.
Они постояли молча. Управитель – младший сын обедневшего рода из Дома Волка чувствовал, что его сюзерен нуждается в поддержке, а по сему, не спешил уходить, за что Люмьер был ему безгранично благодарен.
– Не нравится мне все это, друг мой, – наконец, протянул виконт. Он будто бы ко-лебался, стоит ли вскрывать свои соображения. – Какие мотивы могли сподвигнуть Его Императорское Величество, отозвать меня из гарнизона? Ведь он не может не понимать, что в мое отсутствие коменданту придется туго. Я сам едва справлялся с интригами мест-ных властолюбивых шакалов. Существует огромный шанс потерять перешеек Мамбири. Туземцы сейчас опасны, как никогда, а с утратой ущелья мы лишимся еще одного место-рождения Агатовой лимфы .
– Смею вас уверить, задумай намибы  полномасштабное нападение, ваше присут-ствие мало бы что решило.
Люмьер скривился, как от зубной боли, но, в то же время он не мог не согласиться с советником. Это, действительно, практически ничего бы не изменило. Хотя, возможно, и избавило бы отдельных личностей от вредных иллюзий, подрывающих авторитет командования.
– Его Императорскому Величеству, да продлит Господь его дни, более трех сотен лет, – вкрадчиво заметил гешпанец. – И, должен заметить, он один из немногих в истории Островной Империи, который смог настолько долго удержаться на престоле, а так же бла-гополучно укрощать норов, столь опасных хищников, как Церковь, Малефактоия и Маги-стериум. Без Его жесткой руки они давно бы перегрызли друг другу глотки. Так что, не сочтите за грубость по отношению к вам, месье, Его Императорскому Величеству, на мой скромный взгляд, виднее, как поступить, когда речь идет о наследовании престола.
Де Ланьи не стал отпираться, что не допускал мысли о своем возможном восхож-дении на трон Лютецианской империи. Старый Ирбис, как звали за глаза Августина VII – нынешнего правителя Архипелага, был уже действительно стар. По заверениям лейб-медиков, чахотка не сегодня – завтра должна была прервать дни его существования. Впрочем, неутешительные обещания в адрес монарха звучали уже не первый год – кровь барса, текущая в жилах правителя, и продлевавшая ему жизнь вот уже более двухсот лет, не желала сдаваться и сейчас. И все же, Люмьер регулярно видел старика – тот угасал, буквально на глазах. К несчастью, с утратой императора, государство имело все шансы осиротеть, поскольку ко всем своим достоинствам, Августин VII имел и ряд недостатков. В том числе и физических. Старый Ирбис казнил уже пять своих жен и еще троих распре-делил по монастырям Ателии по подозрению в ведьмовстве, рожденных на почве невоз-можности подарить государству наследника. Как не старалась тайная полиция искоре-нить вредоносные слухи, как не лезли из кожи вон астрологи Малефактории, распуская  сплетни и проповедуя на каждом углу, что правитель обречен на спутниц жизни порченых Нечистым, каждый ребенок Империи знал, что проблема не в женах – монарх был бесплоден. Восемь несчастных женщин из не самых безвестных семей Архипелага поплатились за увечье супруга.
Пусть Люмьер весьма скептически относился к своей кандидатуре на роли импера-тора, высший свет, опять-таки, за глаза, прочил сие место исключительно ему. С одной стороны понять их было несложно. Семья де Ланьи состояла в родственных связях с им-ператорской фамилией. И если бы не преклонный возраст, знамя первенства могло до-статься главе Лютецианского Дома Лиса, старшему имперскому советнику и председате-лю Палаты Благородных – граф Гийому де Ланьи. Однако, двести лет – не шутка. Мало кому из представителей второго сословия удавалось дожить до трехсот. В отношении отца Люмьер не питал особых надежд. Кроме того, в последнее время, Августин VII благоволил младшему де Ланьи, отдавая дань относительной молодости претендента.
С другой же стороны, некоторые семьи были куда, как ближе по родству к Его Им-ператорскому Величеству, так что Люмьер подчас недоумевал, откуда взялись слухи о нем, виконте, полковнике лейб-гвардии, скорее, солдате, нежели политике, как о гряду-щем монархе.
– Это не более, чем сплетни, – проговорил он, глядя за витражное окно галереи, на тронутые багрянцем заката, облака. Здесь, на высоте семи миль, они стелились под брю-хом Касатки, словно молочное море. – Им не может быть веры, Алонсо.
– Сплетни не рождаются на пустом месте, месье, – де Нарьега позволил себе ску-пую улыбку.
– Я не стремлюсь к власти, – словно ища оправдание в своей непригодности на роль императора, проговорил Люмьер. – У меня не хватит духу, как у Сатрого Ирбиса вы-резать всю свою кровную родню мужской стати, дабы не было у них искуса совершить переворот.
– У вас и нет родни, кроме отца, – не стирая улыбки, напомнил гешпанец. – Что же касается вашего младшего брата, уж простите за откровенность, его мало интересует что-либо, кроме карточных игр, вина и женщин.
– Он еще не повзрослел.
– Вы уже опасаетесь дворцового переворота? – Де Ланьи не обратил внимание на насмешку. В отличие от большинства Благородных, Люмьер не имел вредоносной спеси, и предпочитал общаться с близкими слугами и подчиненными просто, по-дружески, спус-кая, порой, в свой адрес даже сарказм. Подобные люди, облеченные его доверием, ценили это и всегда знали свое место и пределы дозволенного.
Виконт обернулся. Впервые с того момента, как де Нарьега появился на галере. Мазнул рассеянным взглядом по главному телохранителю.
– Нет, – наконец изрек он. – Лишь хочу заметить, что из Андреа может еще выйти толк.
– При всем уважении, месье, ему тридцать. Университет он бросил. Ощутимо при-ложился к семейной казне, влез в долги, убил на дуэлях более десяти славных господ, уличивших его в связях с собственными женами и нежелании возвращать кредиты, свя-зался с поставщиками опиума из Минга. Вы все еще считаете, что это затянувшееся дет-ство?
– Скорее, надеюсь на это, – демократично проговорил виконт. Он и сам понимал, что Андреа де Ланьи катится вниз по наклонной. – Но оставим это. Мой брат – самое меньшее, о чем стоит сейчас переживать. Если Старый Ирбис, действительно вызвал меня для того, чтобы подготовить к оглашению последней своей воли, это может стать пробле-мой.
– Не понимаю ваших опасений, месье, – нахмурился гешпанец.
– Я военный, Алонсо. Но никак не политик.
– Мне кажется, месье, что вы приуменьшаете свои возможности.
– Ничуть, друг мой. Я мало, что смыслю в дворцовых интригах. К тому же не-сколько закостенел, сидя у себя в гарнизоне. Поверь, то, что творится в правящих кругах военного городка просто детский лепет в сравнении с кознями, ожидающими в Импер-ских чертогах. К тому же, я не имею ни малейшего представления о том, как можно удер-жать в узде Церковь, Малефакторию и Магистериум, дабы они не сожрали ни друг друга, ни новоиспеченного правителя.
– Его Императорское Величество как-то с этим справляется.
– За Его Императорским Величеством многолетний опыт и кровь. В конце концов, именно его прапрадед ввел малефиков в закон, отстоял их перед Церковью и не допустил дальнейшего распространения их влияния. Честно признаться, я бы на такой шаг не по-шел. Впрочем, тогда прорывы Инферно раскрывались по всему Архипелагу, и у Августи-на III не было иного выбора.
За дверью раздалась возня, глухие удары о паркет и сдержанное порыкивание. За-тем дверь распахнулась под безудержным напором, и на галерею ввалился комок двух сплетенных меховых вихрей – рыжего и дымчато-серого.
Люмьер тяжело вздохнул:
– На счет ограниченности власти Малефактории, беру свои слова назад. Мулье, хватит!
Последние слова прозвучали звонко, словно щелчок бича.
– Пако! – Нахмурился управитель.
Вихри вмиг распался на двух крупных созданий, которые с невинным видом, при-кидываясь, что не замечают друг друга, трусцой направились к хозяевам. Волком и лисом назвать их можно было с большой натяжкой, хотя некогда, это без сомнения были вполне типичные представители семейства псовых.
Приобщение, придуманное некромантами для благородного сословия, дабы укре-пить его власть и еще сильнее подчеркнуть разницу между простым людом и дворян-ством, не проходило даром ни для кого из сторон сего действа. Правда на людях оно ска-зывалась не столько внешне, сколько внутренне, в то время, как Талисманы весьма яв-ственно приобретали некоторые человеческие черты. Смотрелось это противоестественно, подчас дико, но за семь веков народ привыкает ко всему, в особенности, если подрастающее поколение воспитывается уже в новых традициях.
Так и де Ланьи, будучи еще ребенком, отданным в двенадцатилетнем возрасте в Школу, буквально мечтал о Талисмане. И, подобно большинству своих сверстников, наблюдающих Породу и грацию родителей, буквально не мог дождаться момента, когда малефики закончат составление его гороскопа, и вычислят наиболее благоприятное рас-положение звезд для проведения ритуала.
Уже тогда, лежа в слюдяном саркофаге, рядом с маленьким дрожащим рыжим ко-мочком, словно в ожидании защиты, жмущимся к голому мальчишескому боку, и чув-ствуя, как из него через аккуратно вскрытые вены утекает жизнь, его прошлая  жизнь, смешиваясь с липкой алой кровью лисенка, Люмьер понял, что его обокрали.
В двенадцать лет не может быть сознательности. Ты еще слишком веришь в непо-грешимость родителей и принимаешь все их решения, как единственно верные, не умея усомниться в них, когда это действительно требуется. И коль взоры твоих предков обра-щены большой частью к светской, а не духовной жизни, то о чем может идти речь. Как ребенку, не имеющему широкого круга общения, и не знающему нескольких мнений, сде-лать правильный выбор и воспротивиться губительному для души ритуалу Приобщения? Никак. Да и не положено неразумному чаду выслушивать чужие мысли, дабы не ввели они его в соблазн ослушаться кровную родню.
В подростковом возрасте, в момент формирования мужской зрелости, когда кровь кипит и толкает на безрассудства, а плоть берет верх над духом, чувство утраты несколько притупилось. Но после, поучаствовав в нескольких компаниях на острова Эмиратов и архипелага Мурави, столкнувшись лицом к лицу с «костлявой старухой», собирающей по полям сражений обильную жатву, де Ланьи просто не мог не задуматься о вечном. Именно тогда он и стал искренним почитателем Неделимого Созидателя, вопреки ненавязчивым намекам Святой курии, на тщетность сего истового порыва, поскольку заклавший душу не имеет никаких шансов попасть в Горние Кущи. Впрочем, едва ли виконт думал о Спасении. Посещение Дома Господнего дарило ему успокоение, а на большее он и не смел рассчитывать.
Мулье виновато ткнулся влажным носом в поставленную ладонь хозяина.
– Вы считаете, Приобщение дворянства ненужной мерой? – Уловил суть высказы-вания сюзерена де Нарьега. Рука гешпанца лохматила шерсть на загривке широкомордго-го и широкогрудого волка, чьи передние конечности по строению были более похожи на человеческие, нежели на звериные.
– И это тоже, – не стал отпираться виконт. – Но я вел речь о политике. А Приобще-ние – отличный рычаг влияния на аристократию. И, поскольку разговор у нас шел о воз-можностях сильных мира сего, то могу с уверенностью заявить, что Августин III немного не угадал с моментом, когда стоило приструнить колдунов, так что Малефактория нынче мало чем уступает по своему влиянию клирикам. Ты посмотри на это?
Де Ланьи указал за паутину металлического оконного переплета, где распростер могучие чугунные крылья Беркут – один из четырех пироптеров сопровождения, припи-санных к личному полку небесной кавалерии его светлости графа Гийома Люсака де Ла-ньи.
Полуживое-полумеханической создание, периодически выплевывая языки пламени из форсунок, укрытых в броню хвостовых перьев, лениво взмахнуло тридцатиярдовыми крыльями и скосило взгляд янтарных глаз на людей, сокрытых в чреве Касатки.
– Это ли не власть?
– Я всегда считал месье, что бестиа ферреус  детище Магистрериума, – нахмурил-ся Алонсо. – Или я вас не правильно понял?
– Все ты правильно понял, друг мой, но тебе не хуже моего известно, что, мини-мум, половина высоко ученого собрания – астрологи, заклинатели, алхимики. Другими словами, ставленники Малефактории. Да, технология путем весьма хитрого сплетения интриг была позаимствована у альвов. Но только чернокнижники додумались, какие условия нужно создать для того, чтобы из яйца, снесенного птицей, из икры, отложенной самой заурядной рыбой и детеныша, вынашиваемого самкой в живом чреве, родилось нечто, имеющее вместо кожи металл. Это противоестественно. Оно не нуждается ни в еде, ни в воздухе – только в топливе. Оно способно передвигаться в любых условиях вне зависимости от родной стихии. Про управление артиллерийскими батареями я вообще молчу. Мало того, эти твари по сознательности мало чем отличаются от обычных животных. Разве что более покладистые.
Вот она силища. Вот она настоящая власть. Темная власть. А то, что малефики ду-шат все разработки Агатовой лимфы? Ведь еще семьсот лет назад были известны много-численные полезные свойства сей дивной субстанции. За ней могло быть будущее. Пред-ставь себе, без всякого чернокнижья и скверны. Наука, не посягающая на Промысел Бо-жий. Не удивлюсь, если узнаю, что снабжение провиантом и оружием туземцев архипела-га Мурави занимаются именно они…
– Месье, я всегда знал, что вы идеалист, – тепло улыбнулся гешпанец, – но я буду молить Господа, чтоб об этом не узнали колдуны. В противном случае я лишусь серьезно-го покровителя.
– Корыстный прохвост, – вернул улыбку Люмьер, оценив тонкий юмор управителя. – Впрочем, они и так знают, и как видишь, пока еще никто не посчитал мои взгляды опасными.
– Сплюньте, месье, – посоветовал де Нрьега. – Зарекаться в таких вещах опасно, особенно в преддверии диалога с Его Императорским Величеством.
Люмьер снова отвернулся к окну, задумчиво поглаживая набалдашник офицерской трости. Беркут все так же парил в шестидесяти ярдах от Касатки. Чуть поодаль, ярдах в двухстах появился еще один.
– Мы с тобой, Алонсо, старые словоблуды. Еще ничего не ясно, а мы уже успели меня короновать со всеми вытекающими.
– Нужно рассмотреть все возможные варианты, месье. На мой скромный взгляд, этот – наиболее вероятный. Иначе я не вижу причины назначать рандеву не в Ла-Флере, а в Гецбурге. Можно предположить, что Его Императорское Величество хочет избежать большого количества лишних глаз, дабы не допустить новых пересудов. Значит, разговор будет весьма серьезным. Пускай это и бал, однако такая удаленность от княжества-сюзерена говорит о том, что Августин VII желает все произвести в компании, но не столь большой, чтобы за ней нельзя было уследить.
– Не могу с тобой не согласиться.
Они постояли еще какое-то время, каждый думая о своем.
– Ладно, – вздохнул, наконец, Люмьер. – К чему гадать. Все равно ранее положен-ного срока, ответов на вопросы мы не получим. Стоит запастись терпением.
Алонсо кивнул.
– Сейчас нам не помешало бы позаботиться о более насущных проблемах. Скажем, о желудках. Когда ты там говорил, подадут обед?
– В семь, месье.
– Не вижу причин, чтобы не занять свои места на пару минут ранее.
Де Нарьега и тут не стал возражать своему господину. Хотя мог бы, поскольку бла-городному сословию не пристало наблюдать за суетой черни. Управитель лишь склонил голову и взялся за литую бронзовую ручку двери.
Насытить трапезой им не дали, впрочем, как и покинуть галерею: что-то затрещало, и гневный клекот ближайшего Беркута оборвался мощным взрывом. Касатка шарахнулась в сторону, но это не уберегло ее от роя бронированных перьев, на которые разорвало пироптера. Одно такое, самое маленькое – всего в человеческий рост, со звоном стекла и скрежетом металла пробило панорамное окно галереи и наполовину погрузилось в обшитую ореховыми панелями перегородку. Виконт и барон, не в силах держаться на ногах, покатились по полу, оглашая коридор отборной бранью. Тем не менее, они успели заметить, что со второй птицей произошло то же самое. Мигом позже обшивка донесла грохот и скрежет с другого борта бестиа ферреус.
Двое оставшихся пироптеров вместе с пилотами так же обратились в чадящие гру-ды металла и плоти, не успев войти в маневр уклонения. Прошло несколько секунд, прежде чем в поле зрения уже пришедших в себя Благородных возникли виновники содеянного. Три черные Пустельги, без всяких намеков на гербы и прочую геральдику, по обыкновению, украшающую бока любого зарегистрированного металлического зверя, отвесно упали, едва не задевая броню Касатки скрюченными лезвиями когтей.
Тонкий лисий слух Люмьера, даже несмотря на свист врывающегося через разби-тое окно холодного разреженного воздуха, уже различал топот ног в недрах корабля, скрежет механики, вращающей тяжелые жерла и скорострельные турели.
– Какого черта! – Процедил де Ланьи, решительно устремляясь к двери во внут-ренние помещения. Пока наметилась минута затишья, следовало срочно подняться на мо-стик и переговорить с капитаном.
Вдвоем с Алонсо, сопровождаемые Талисманами, они успели добраться до кают-компании, когда Касатка завыла от боли, вторя барабанной дроби прокатившейся по ее корпусу.
– Это не пироптеры, – с долей беспокойства в голосе заметил де Нарьега.
– Сам слышу, – огрызнулся Люмьер. – Калибр великоват.
На верхней палубе, сквозь узкие зарешеченные окна в потолке была отчетливо видна пластичная сегментарная фигурка Тигровой Акулы, заходящей на Касатку со сто-роны густой копны облаков. Наконец заговорили орудия кита. Гулко мощно, обстоятель-но. Им стрекотом вторили турели.
Броня хищной рыбы покрылась алыми бутонами, но первый натиск выдержала.
– Ваша милость! Ваша милость! – Через противоположную дверь в кают-компанию ворвалось пятеро гвардейцев из личного полка Гийома де Ланьи с плечистым кряжистым унтер-лейтенантом во главе. Все при саблях, газоразрядных винтовках Гельца, с нервно порыкивающими лисами. Животные тревожились, чувствуя запах гари. Побитое оспина-ми лицо командира против его воли буквально дышало тревогой. – Капитан просил меня сопроводить вас в убежище.
– Мне нужно попасть на мостик, – тоном, не терпящим возражений, заявил виконт.
– Ваша милость, здесь может быть опасно. У меня приказ… – начал, было, унтер-офицер, но осекся, поймав жесткий взгляд де Ланьи.
– В данный момент, на этом судне, – проговорил Люмьер. – Я являюсь старшим офицером. Можете не мучить себя невыполнением предыдущего приказа. Я его отменяю. Приказываю вам, сопроводить меня на капитанский мостик.
– Но… – заикнулся гвардеец.
– Выполнять, – лязгнул виконт.
– Слушаюсь.
Снаряд прорвал защиту Касатки, сломал несколько перегородок и разорвался где-то совсем рядом, отчего в ушах солдат и пассажиров поселился устойчивый звон. После-довала еще череда ударов. По коммуникационной медной трубе с мостика прилетела гул-кая брань:
– Потроха демонов… машинное отделение… что у вас там творится?!? Почему мы не можем маневрировать?
Капитан рвал и метал.
– Маршевый ход накрылся… прямое попадание… можем только поддерживать судно в воздухе, – прилетел с другой стороны ответ не менее замешанный на ругани, нежели обращение капитана.
– Ваша милость? – обратил на себя внимание унтер-лейтенант, намекая, на то, что пора бы двинуться на мостик, если никто не хочет развесить свои кишки по всему черву Касатки.
–  Постой, – нетерпеливо махнул на него рукой виконт, обшаривая взором потолок, будто именно там лежало решение всех проблем. Какое-то время он слушал переговоры команды, потом сам шагнул к рупору:
– Капитан, говорит виконт де Ланьи.
– Вы не вовремя, месье, – командир кита едва сдержался, чтобы по инерции не напуститься на сюзерена. – Займите лучше место в убежище.
– Благодарю за заботу, но я как-нибудь сам разберусь, что мне делать. Почему пре-кратился огонь?
Капитан вздохнул. Меньше всего ему было нужно, чтобы с вверенным ему челове-ком что-то случилось:
– Мы не можем маневрировать, так что неизвестный противник зашел в слепое пятно нашей артиллерии. Они идут на сближение. Судя по всему, хотят взять нас на абор-даж. Я уже послал людей в область правого плавника.
– А пироптеры? Вы где-нибудь их видите?
– Н-нет, – замялся собеседник. – Признаться, честно, месье, я с начал боя не видел никаких пироптеров.
Люмьер переглянулся со своим управителем.
– Капитан, где у Касатки слепое пятно?
– Вы имеете в виду, где нет окон, или куда не достают орудия?
– И то и другое.
– Разве что, под хвостовым плавником.
– А там есть какие-нибудь бреши в корпусе?
– Сейчас наша посудина вся в дырках, месье.
– Я про санкционированные…
– Технический… люк… – до капитана, наконец, начало доходить. Он вообще был весьма сообразительным малым. Иначе, при его давешнем образе жизни не дожил бы до своих сорока. Бывший маркиз, лишившийся всего после смерти отца, благодаря старани-ям дяди, прикончил подлого родственничка и сбежал на Ателийском капере, где очень быстро заслужил расположение команды, выдвинувшей его на пост капитана. Неизвестно сколько бы он еще времени безнаказанно бороздил воды Архипелага, потому как в Нербе, Гешпе, и ряде других княжеств, за его голову давали неплохие деньги. Но оказанная, путешествующему инкогнито Гийому де Ланьи услуга, обратила на смельчака внимание главы Палаты Благородных. Вследствие чего, капитан капера стал капитаном одного из личных прогулочных судов графа. Сейчас же старый пират был застигнут врасплох внезапной атакой, в чем видел исключительно свою вину. – Для обеспечения работы устройств маршевого хода… Пьер, быстро двадцать человек к хвостовому отсеку, да поживее, давай, поживее!
Трубопровод донес гулкие отзвуки солдатских кирзовых сапог.
– Месье, а вам все же рекомендую проследовать в убежище… ну, либо ко мне на мостик, – голос капитана прозвучал теперь гораздо спокойнее. Видать подсказка Люмье-ра, вернула бывшему разбойнику осознание и контроль ситуации.
– Еще раз благодарю за заботу, – вкрадчиво проговорил де Ланьи, прикидывая, стоит ли поддаваться ребяческому порыву, и идти на подмогу двадцати здоровым молод-чикам. Все равно, если кто и соберется высадить десант в глубоком тылу, то едва ли фор-мирование будет достаточно крупным. Больше восьми человек одна Пустельга не унесет. Места на ней маловато для таких маневров. К тому же коридорный бой не позволит за-хватчикам взять корабль числом.
Люмьер снова переглянулся с Алонсо, взгляд которого просил внять наставлению капитана.
– На мостик, – бросил виконт, одергивая сюртук.
Де Нарьега, явно довольный таким решением сюзерена, вздохнул с облегчением.
Они как раз поравнялись с дверями в библиотеку, когда один из гвардейцев резко клюнул носом и беззвучно завалился ниц. Из затылка торчало оперение короткой арба-летной стрелы. Его лис, издав низкий грудной рык, бросился назад по коридору, но тоже споткнулся, издал жалобный визг и, поддаваясь инерции неистового рывка, укатился под стену. А потом болты посыпались градом.
Алонсо едва успел распахнуть дверь библиотеки навстречу свистящей угрозе и укрыть за ней своего господина. Загремели газоразрядные винтовки. Тесный коридор мо-ментально наполнился едким дымом, отдающим запахом серы. Солдаты так же не риск-нули пренебрегать выставленным де Нрьега укрытием, и теперь вели огонь, попеременно высовываясь из-за двери. Их Талисманы, гневно порыкивали, но ощущая опасения хозяев, в бой лезть, не спешили. Чувствовали, с какой силой в могучий дуб дверного щита барабанят практически беззвучные снаряды.
Гешпанец, ругаясь скороговоркой на своем экспрессивном языке, старался не от-ставать от личной гвардии Лютецианского Дома Лисы. Барабан первого из двух огромных газоразрядных револьверов Гельца уже успел опустеть.
В эту секунду Люмьер очень сильно пожалел, что не имеет привычки везде и всю-ду таскать за собой смертоносное железо. В конце концов, он беспечно полагал, что на Касатке, принадлежащей его семье, ничего с ним случиться не может.
Стрельба стала постепенно стихать, как с одной стороны, так и с другой: болты все реже барабанили в дверной щит, винтовки огрызались как-то нехотя. Боезапас обеих сто-рон стремительно подходил к концу.
– За мной, – коротко бросил телохранителю де Ланьи, направляясь вглубь библио-теки, помещение коей было проходным, благодаря двум расположенным напротив друг друга дверям. Наступать противник медлил, упуская драгоценные секунды, что укорени-ло в виконте уверенность – эта группа не более, чем прикрытие для основного отряда, который должен зайти с тыла.
И на этот раз Люмьер не ошибся, чему, впрочем, порадоваться не успел. До проти-воположной двери оставалось не более пяти ярдов, когда створка стремительно распахну-лась, пропуская внутрь высокую пластичную фигуру. Бурая неоднородная плотная ткань многочисленными складками опоясывала тело пришельца от мягких сапог до самой ма-кушки, оставляя лишь прорезь для глаз, и, скорее всего, могла бы мешать свободе его движений, если бы не была грамотно притянута к телу мягкими кожаными ремешками. У пояса незнакомца болтался широкий короткий тесак, коим орудовать было куда сподруч-нее в условиях тесных коридоров бестиа ферреус, нежели длинными гвардейскими саб-лями, или скьявоной де Нарьега. В руках человек сжимал небольшой барабанный арбалет – крайне практичная штука, когда нужно убрать кого-то быстро и тихо.
Радужка серых глаз Люмьера пожелтела, зрачок вытянулся в узкую вертикальную щель, в то время, как верхние клыки стали царапать нижнюю губу. Отреагировал виконт молниеносно, со скоростью, недоступной ни одному из простых смертных. Скупое дви-жение бедра спасло ногу от встречи каленым острием короткой арбалетной стрелы. То, что противник бил не на поражение, де Ланьи отметил машинально, сокращая расстояние с атакующим до трех ярдов. Люмьер собирался дать оппоненту шанс выстрелить еще раз, поскольку понимал, что добежать до него не успеет, а на более близких дистанциях удача и звериная кровь могут и не помочь.
Второй болт виконт срезал в воздухе ударом трости, и тот ушел вглубь библиотеки, разбив витрину одного из книжных шкафов.
Де Нарьега вскинул заряженный револьвер и рявкнул, чтобы «месье, пригнулся», но у месье перед глазами уже плясали багровые пятна звериной ярости. Жизнь этого врага по праву принадлежала только Люмьеру.
Нападавший слишком поздно понял, что третьего выстрела сделать так и не успе-ет, потянулся к тесаку, когда каблук армейского сапога виконта с силой врезался в его живот, заставив тело незадачливого противника вылететь обратно в коридор. В дверях возникла еще одна фигура в бурой хламиде, с арбалетом наперевес. Второй противник не стал миндальничать и выстрелил практически в упор. Мягкий ковер библиотеки стремительно ушел из-под ног де Ланьи. Нога отозвалась ноющей болью на подсечку старшего телохранителя. Что-то свистнуло над самым ухом, раздался звон бьющегося стекла. Грянул выстрел. И тут же нечто рыжее, мощное и рычащее метнулось через голо-ву Люмьера.
Мгновение спустя виконт уже был на ногах и успел увидеть, как Мулье висит на первом враге, оправившемся после сокрушительного удара в живот, а вовсе стороны из разорванной шеи человека бьют пульсирующие алые струи.
Третий враг не заставил себя долго ждать. Этот был куда проворнее своих предше-ственников и не позволил Талисману Благородного себя изувечить. Мулье жалобно взвизгнул и откатился к стене. Левый бок виконта обожгло болью. Как раз то место, куда его лис получил стрелу. Де Ланьи ринулся было к дверному проему, но свистнувший ему навстречу болт охладил пыл полковника, заставив юркнуть в слепую зону стрелка.
Сухо щелкнул револьвер Алонсо. Патроны в нем еще оставались, но разрядник напрочь отказывался выдавать искру. Ругнувшись, гешпанец вырвал из ножен фамильную скьявону – единственное, что у него осталось в память об отце помимо бешеных долгов. Зазвенела сталь.
В соседнем коридоре события сдвинулись с мертвой точки. Атакующие бросили в гвардейцев что-то исходящее густыми клубами дыма, отчего видимость в пространстве между воюющими сторонами вмиг упала до нуля. Защитники не стали дожидаться пока противник сблизится настолько, что сможет беспрепятственно нарезать их тонкими лом-тиками, и первые бросились в ближний бой. Завязалась борьба. Рычали талисманы, звене-ли клинки, разрывалась ткань и плоть. Кто-то неистово визжал, получив серьезное увечье, но вопль вскоре сменился сдавленным хрипом.
Противник гешпанца увлек его в коридор, оставив Люмьера без присмотра. Впро-чем, если виконт что-то понимал в происходящем, то со стороны капитанского мостика никто не должен был подойти. Один подступ блокировала гвардия Дома Лиса, второй пока что успешно держал Алонсо, благо коридор был рассчитан на свободное движение лишь двух человек, так что де Нарьега мог довольно долго держать его в одиночку. И все же Люмьер не привык прятаться за чужими спинами. Трость для противостояния тяжелым клинкам захватчиков была никудышней защитой. А вот тесак с пояса одного из них вполне пришелся к месту. Сделав несколько вращательных движений, дабы размять кисть, де Ланьи шагнул в коридор.
На барона наседало сразу трое. Вернее, в непосредственный бой с гешпанцем ввя-залось лишь двое нападающих. Третий маячил за их спинами, выкраивая момент для удачного выстрела. Алонсо же, не будучи дураком, такой возможности стрелку не давал, все время держа кого-либо из своих противников между собой и арбалетом.
Вот де Нарьега завязал тесак одного незнакомца, увлек того на себя, блокировал дагой клинок второго, пнул того ногой, заставляя разорвать дистанцию. Попытался до-бить скьявоной, но первый не позволил широкому клинку колющего меча прикончить соратника, отведя тот в последнюю секунду молниеносным батманом.
Пока что расстановка сил была равной, вот только каждый сведущий фехтоваль-щик знал, сколь шатко порой бывает это равенство. В дальнем конце коридора, как раз за спинами атакующих возникло еще три фигуры в буром. Эти, осознав свою ненужность в рукопашной схватке, вскинули арбалеты, когда им стало ясно, что их стрельба не добавит дырок на телах их же подельников.
Люмьер напрягся. В любую секунду Алонсо могли подстрелить, а он ничего не мог сделать отсюда, дабы помочь товарищу и подвести их обоих под монастырь. Что-то злобно зарычало под самым правым боком виконта, и серая тень, источая стойкие эманации неудержимой ярости и мокрой псины, метнулась в гущу событий.
Пако проигнорировал тех, кто скрестил клинки с его хозяином. Он просто со всего размаху врезался в опорную ногу одного из нападавших, опрокидывая того ниц, и уже через секунду, юрко разминувшись с тремя болтами, сомкнул челюсти на горле одного из подоспевшей тройки. Пользуясь неразберихой, де Ланьи рванулся вперед. Свист тесака оборвал жизнь еще падающего захватчика, окрасив зеленый ковер коридора отвратитель-ными бурыми брызгами. Тело едва успело коснуться пола, а Люмьер уже срезал в полете очередную стрелу, метнул трость в лоб второго стрелка, не успевшего еще спустить тети-ву, и скрестил тесаки с первым.
Позади барон, получив возможность вздохнуть более свободно, сделал финт, ку-пив противника, словно юнца, прошел в корпус и вогнал дагу в бок захватчика по самое перекрестие. После чего, чтобы уже наверняка, ударил эфесом скьявоны в висок оппонен-та и ринулся на подмогу сюзерену.
Люмьер как раз закончил возиться со своим врагом, а Пако успел перекусить ло-дыжку оставшегося, когда в коридор с двух сторон ворвались новые силы захватчиков и долгожданное подкрепление, высланное капитаном Касатки.
Виконт и его телохранитель едва успели прянуть к стенам, как коридор вновь наполнился треском ружейных выстрелов и едким сизым дымом с запахом серы. Атака неизвестных захлебнулась, даже не успев начаться. В этот раз гвардейцы были готовы и отреагировали с соответствующей решимостью.
Затем что-то загрохотало так, что даже через броню бестиа ферреус, заглушило звуки пальбы во внутренних помещениях судна. Касатка содрогнулась раз, другой, тре-тий – ожили главные калибры, и на смену грохоту пришел протяжный вой боли. Тигровая акула была серьезно ранена.
Де Ланьи как-то пропустил момент, когда сражение стихло окончательно. Не-сколько гвардейцев рассредоточились по коридору, взяв под контроль все выходы и вхо-ды. В ушах еще немилосердно шумела кровь, перед глазами плавали багровые пятна. Люмьер очень медленно успокаивался. Судя по тяжелому дыханию Алонсо, его желтым глазам с вертикальными зрачками и тому, с какой неохотой его клыки приобретали нор-мальный для человека вид, главу службы безопасности, снедали те же недуги.
Люмьер вспомнил про Мулье. Огромный лис лежал все там же и тихо поскуливал. Он был еще жив.
– Ну же мальчик, – ласково забормотал виконт, склоняясь и гладя Талисмана за ухом. Хоть он и негативно относился к самой системе Приобщения, созданной лейб-некромантами ради укрепления чести второго сословия, но Мулье он любил. Когда нечто верное до последнего вздоха, хранящее частицу тебя самого идет с тобой по жизни чуть ли не от самого рождения, оставаться равнодушным не может даже самый последний су-харь.
Быстро прощупав область вокруг раны, и прислушавшись к собственным ощуще-ниям, де Ланьи испустил вздох облегчения. Жизненно важные органы зверя задеты не были. Пострадали лишь мышцы. Если извлечь болт сейчас, то уже через пару часов, лис придет в норму.
– Месье полковник, – давешний унтер-лейтенант щелкнул каблуками позади ви-конта. Он счел, что в данную секунду лучше обратиться к сюзерену, как к военному начальству, а не светскому. Это было более либерально и никоим образом не являлось нарушением этикета. Кроме того давало понять, что сюзерен воспринимается, как лицо способное грамотно скоординировать тактические действия.
– Докладывайте, унтер-лейтенант, – виконт продолжал прочесывать Мулье за ухом, и гладить его крутой упругий бок.
– Капитан сообщает, что в бой вступило звено тяжелых пироптеров Дома Альба-троса, патрулирующих территориальное пространство Нерба. Они случайно отклонились от курса, и нанесли первые серьезные повреждения судну врага, а так же уничтожили его пироптеры.
– Передайте капитану… нет, впрочем, я скоро подойду на мостик и сам передам мои благодарности Дому Альбатроса, – виконт встал. – Каковы наши потери?
– Семь человек, месье полковник, и восемь Талисманов, – отчеканил гвардеец.
– Плохо, – де Ланьи покачал головой, – но могло быть и хуже. Не смею более вас задерживать. Да, и приведите медиков, моему Талисману срочно нужна помощь.
– Слушаюсь! – Рявкнул унтер-лейтенант, развернулся на каблуках и скрылся в направлении капитанского мостика.
– Месье? – Внимание Люмьера привлек Алонсо, лохматящий шерсть на загривке облизывающегося Пако. Людская кровь пришлась этому волку-переростку по вкусу.
– Да, Алонсо, – Виконт, наконец, оторвался от Мулье.
– Думаю, вам стоит на это взглянуть.
– Что там?
Де Нарьега стоял над телом одного из захватчиков.
– Этот последний. Не рискнул тревожить его, не показав предварительно вам.
Виконт испытующе воззрился на своего советника и телохранителя.
Гешпанец вытянул руку и попытался острием скьявоны стянуть повязку с лица за-хватчика, дабы сюзерен смог рассмотреть его черты. Но стоило стали коснуться кожи, как весь труп под складками бурой плотной материи мигом осел. Из рукавов и незначитель-ных щелей облачения посыпался пепел, который тут же подхватили вездесущие сквозняки и разнесли по всему коридору.
Люмьер осенил себя священным знаменем Неделимого Созидателя:
– Печать тлена.
– Думаете, за этим стоят Малефактория? – нахмурился де Нарьега.
– Определенно. Ни для кого не секрет, что некроманты приторговывают заклятия-ми, не интересуясь, впрочем, целью их применения. Кто-то очень не хотел, чтобы в случае провала, нам стали известны личности нападавших. – В тон подчиненному отозвался Люмьер. – Да и подготовка у этих, – он кивнул на тряпье, оставшееся после истлевших трупов, – была весьма серьезной. Хоть при них и не было Талисманов, но рискну предположить, что все они принадлежали к числу Благородных.
– Медведи? – Вопросительно заломил бровь барон.
– Весьма смелое заявление, не находишь? – виконт позволил себе мимолетную улыбку. Действительно, за такие обвинения без всяких на то доказательств можно было получить вызов на дуэль. Благо никого, принадлежащего к Дому Медведей, на касатке не было. Сомнения, возникшие у телохранителя, де Ланьи понимал. Внучатый племянник Его Императорского Величества принадлежал к Дому бурого Медведя и был куда ближе по генеалогическому древу к императорской фамилии, нежели сам Люмьер. Но монарх выдавал авансы семье де Ланьи, что, вполне логично, могло вызвать острое недовольство косолапой братии.
– Ты заметил, что они не стреляли в меня на поражение? – Продолжил Люмьер.
Алонсо кинул.
– Возможно, им не нужна была моя жизнь. Они просто хотели сорвать рандеву с Его Императорским Величеством. В противном случае в десанте не было бы никакой нужды – Акула расстреляла бы нас из пушек.
– Согласен, месье, – вновь кивнул де Нарьега.
– Проводи меня на мостик.
Они двинулись в упомянутом направлении, протискиваясь через толпу гвардейцев, заполонивших все внутренние помещения Касатки.
– У некромантов тоже есть  на вас зуб, – озвучил мыли Люмьера барон. – Всем из-вестно ваше, так сказать, прохладное отношение к Малефактории и иже с ней. Если… вернее, КОГДА вы воссядете на престол, колдуны потеряют значительную толику своего влияния. Кстати, в свете этого, не стоит отметать тот факт, что напавшие на вас были простыми людьми. А запредельные реакцию и силу можно объяснить алхимическими препаратами. Думаю, раз некто раскошелился на Печать тлена, для столь широкого круга персон и бестиа ферреус, то за боевыми зельями дело не станет.
– И то верно, – теперь пришла очередь виконта согласно кивать. Он был целиком и полностью солидарен со своим советником, старшим телохранителем и товарищем.
На мостике царила суета. Вахтенные офицеры и техники носились взад-вперед, выполняя поручения. Капитан стоял спиной к вошедшим, изучая карты, и давая какие-то советы связисту, что дежурил возле сигнального прожектора. Из всех присутствующих скучал лишь рулевой. Пока ремонтная бригада не поставила Касатку снова на ход, он был абсолютно не нужен.
В огромную правую обзорную сферу, связанную непосредственно с правым глазом бестиа ферреус, было видно три огненных следа, словно кинжал, рассекающие потем-невшее небо. Припотеры Дома Альбатроса взяли на себя обязанность почетного эскорта и теперь патрулировали пространство вокруг Касатки на тот случай, если Тигровая акула пожелает вернуться.
– Капитан, – заложив руки за спину, виконт остановился по левую руку от старого пирата.
– Да, месье, – тот с явной неохотой оторвался от карт.
– Каково состояние корабля?
– Не так плохо, как мне показалось изначально. Если бы не повреждение маршево-го хода, мы смогли бы продолжить путь.
– Много времени займет ремонт?
Капитан вздохнул, скосил глаза на потолок, прикидывая что-то в уме, после чего вынес вердикт:
– Часов восемь-десять. Не меньше.
Де Ланьи скривился. Перелет с островов Мурави к берегам Нерба занял почти две недели. За это время уютные кают-компании, библиотеки, каминные и обеденные залы успели порядком надоесть виконту, так что тот не мог дождаться момента, когда, наконец, почувствует под ногами твердую почву, а не раскачивающийся пол Касатки.
– Сколько времени нам понадобится, чтобы достичь аэра Гецбурга? – продолжил допрос он.
– Часов шесть, – на этот раз бывший пират ответил не задумываясь.
– И того, четырнадцать-шестнадцать часов, так?
– Воистину, месье.
– Вы можете пересесть на один из пироптеров Дома Альбатроса, – предложил аль-тернативу де Нарьега.
– Нет, Алонсо, – веско заключил де Ланьи, – Скорее всего, если нападение и повторится, то противник осуществит их именно на эти суда.
Виконт кивнул на смотровую сферу.
– Но в том, что мне стоит перебраться на другой транспорт, ты прав. Отследить все посудины идущие в Гецбург предполагаемый враг не сможет. Есть какие-нибудь бестиа ферреус в пределах нашей досягаемости.
– Так точно, Ваша Милость, – отозвался со своего наблюдательно пункта дозор-ный. – Одно. Грузовой Ламантин. Старое корыто.
Офицер позволил себе легкую усмешку, но заметив, что его мнение о технических показателях судна мало кого волнует, быстро стер ее с лица, дабы не прогневить началь-ство подобной вольностью.
– Свяжитесь с капитаном ламантины, – приказал Люмьер. – Я хочу знать, куда она направляется и, ежели нам не по пути, не сочтет ли экипаж за труд доставить меня в Гец-бург. Скажите так же, что их усилия не останутся без вознаграждения.
Капитан кивнул связисту и тот начал в бешеном темпе отбивать телеграфный код по рычагу прожектора, передавая текст патрульным пироптерам Нерба, так как самой ла-мантины в обозримом пространстве не наблюдалось. Стальные птицы Дома Альбатроса должны были найти грузовое судно и передать его капитану послание.
Прошло какое-то время, прежде, чем на выпуклой глади смотровой сферы забрез-жил далекий огонек ответа.
– Ваша милость, – обратился связист. – Патрульные сообщают, что Ламантина идет из Кшатахры в Нерб с грузом пряностей. Конечная точка ее маршрута Гецбург.
Виконт кивнул. Первая хорошая новость за сегодня.
– Спросите, сколько времени ей понадобится, чтобы достигнуть цели.
– Это я могу вам и сам сказать, – вмешался капитан. – Судно такого класса, весьма медлительно. Девять часов, как минимум.
– Всяко лучше, чем четырнадцать, – хмыкнул в бороду Люмьер. – Капитан готов принять на борт пассажиров?
Последний вопрос адресовался офицеру связи. Тот молча отвернулся к своему аг-регату и снова стал выпивать кодированное сообщение. Получив ответ, он немного сме-шался.
– Капитан Ламантины говорит, что готов принять почтенного месье в любое время, если месье не боится неудобств и ржавчины.
– Месье не боится, – виконт растянул губы в улыбке. Его радовала грядущая смена обстановки.
– Алонсо, распорядись, чтобы собрали мои вещи, – подумал и добавил. – И прине-си мне мою саблю.

* * *

Стриж погибал. Его заунывные стоны, словно вторили надсадному скрежету рву-щегося металла. И хотя железная птица уже наполовину смешалась с грязью и сажей, все равно еще продолжала шевелиться. Это изводило ее. Каждое новое движение только рас-ширяло огромную рваную брешь.
– Потерпи, братишка. Еще чуть-чуть.
В ушах звенело. Кровь из рассеченного лба заливала глаза. Боль была такая, что ка-залось, каждая косточка бренного тела перемололась в муку, хотя это было далеко не так. Усиленные кости, и доспех поглотили основную часть чудовищного удара о землю.
– Еще самую малость…
Пускай пироптер и был живым лишь отчасти, никто не заслуживает такой участи. Никто не должен страдать в свой последний час. Пальцы нашарили рукоять меча. Ножны истерично взвизгнули, не желая расставаться с полюбившейся голубой гладью.
– Уже скоро братишка…
Контактная сфера в последний раз мигнула и лопнула фонтаном янтарных оскол-ков, когда оголовье бастарда коротко дернулось в ее сторону. Стоны бестиа ферреус мо-ментально стихли.
Вздох облегчения вырвался из груди, но времени расслабляться попросту не оста-валось. Следовало спешить. Патриарх Гинар, возможно еще жив, а это значило, что всем без исключения уцелевшим орденцам надлежит вывернуться на изнанку, но обеспечить безопасность наставника. Тяжелый мощный старый однозарядный арбалет оказался на своем прежнем месте – справа от сидения, в специальном держателе. Сумка с болтами, нашлась слева.
А снаружи царили дым, раздражающее ноздри амбре серы и тлена, и зыбкая вре-менная нервозная тишина, какая случается в преддверии лишь самых кровопролитных сражений. Мир затаился. Мир ждал грозу и она последовала.
Высоко в небе, прямо посреди разрыва смрадной пелены, образовалась мерзкая клокочущая масса. Словно комок красно-черных червей, Кокон полз по небосклону, пока еще вызывая лишь ощущение призрачной угрозы. Но вот его бок вздыбился, шевелящееся месиво разошлись в стороны, демонстрируя всему свету агатовый стержень. Мигом позже из образования тугим потоком хлынула узкая тонкая струя синего пламени. Земля содрог-нулась, исторгла стон. А потом ушей достигла частая дробь десятков, сотен ног, копыт, лап и демон знает чего еще.
Позади раздалось воинственное «Ave Domini», и руки сами зарядили арбалет. Осо-знание того, что в этот час Господь не покинет своих верных сторожевых псов, ощуща-лось столь же явственно, как и стук крови в висках. Стрела с нанесенным на ее древко и наконечник псалмом разила некротических созданий куда лучше, нежели все новомодное газоразрядное оружие и даже старые кремниево-ударные образчики. Да и обзор арбалет никак не задымлял, хотя при таком-то смоге мушкет едва бы привнес существенные не-удобства. Отцы церкви утверждали, что проблема новых средств ведения борьбы с мате-риальными противниками лежала в опалении при стрельбе снаряда нечестивым огнем. Порох готовили преимущественно из селитры, коя образовывалась на местах гниения жи-вой материи. Откуда же лейб-малефакторы брали «Огненные слезы» – основу оружейного газа и топлива для бестиа ферреус, думать вообще не хотелось.
 Кокон снова дал залп. Теперь в поле зрения появилась и сама цель инфернального создания. Гигантский бронированный линейный корабль «Кашалот», изогнулся, пропус-кая огненный шквал мимо себя, и ответил врагу массированным залпом левого борта. По сравнению с Коконом небесный кит был слишком мал, чтобы нанести тому хоть какие-нибудь серьезные увечья. Между двух колоссальных туш заскользили стремительные те-ни. Братья-доминиканцы насмерть схватились с некротами поменьше. Их стрижи не несли на себе никакого стрелкового оружия, лишь переднюю кромку длинных изогнутых крыльев венчали острые, словно бритва лезвия, от одного лишь касания, коих неживая плоть буквально разваливалась пополам. Даже отсюда было прекрасно видно, небольшие всплески черной жижи, заменявшей демонам кровь. Ихор лился рекой.
Вонь серы усилилась, а земля под ногами начала дрожать, предвещая скорое при-бытие армии нечисти.
– Ave Domini, – на этот раз призыв прозвучал совсем близко. Из сизой пелены, со стороны разбитого стрижа, чавкая размокшим от давешнего дождя грунтом, выбежало четверо. Все в матовых серо-коричневых доспехах, чья гладь напоминала рисунком дре-весный срез. На нагрудных пластинах красовался крест Неделимого Созидателя, а наплечники украшала эмблема ордена – взъерошенная дворняга, вцепившаяся в горло ас-пида. Один из воинов нес арбалет, двое держали наперевес секиры, выполненные в виде креста, чей центр заключен в объединяющий круг. Последний – размахивал мечом.
– Брат-командор, – обратился он, приблизившись настолько, чтобы не пришлось кричать.
– Докладывай. Что с Патриархом?
– Патриарх цел, но нас слишком мало. Гвардия пообещала, что в течение пяти ми-нут сможет подать «стального зверя» к восточной гряде холмов, и прикрыть наш отход, однако я бы не очень рассчитывал на их поддержку. Эта засада была очень грамотно спланирована. Дьявольски грамотно…
– Я слышу панику в твоем голосе?
– Никак нет, брат-командор, просто констатирую факт. Нам придется крайне туго.
– Широкие и удобные дороги ведут лишь в ад.
Уши предпочли не услышать, заключительной фразы орденца по поводу того, что мы и так уже там.
– С нами Господь! Ave Domini!
– Ave Domini! – Подхватили доминиканцы.
– Ave Domini! – раздался нестройных гул голосов из-за дымовой завесы. Нас было немного, но достаточно, чтобы показать Врагу, на что способны Псы Господни – послед-няя линия обороны в борьбе с воплотившимися порождениями бездны. Ведь именно в этом было наше предназначение.
Смог стал стремительно рассеиваться. В ту же секунду, разметав в разные стороны клочья дыма, пред нашим пригорком выросла монументальная, в три человеческих роста, несуразная фигура некрота. Он был страшен в своей черной сегментарной броне, с моло-том, словно бы спаянным из сотен людских черепов. В тех местах, где доспех не скрывал мертвую плоть, наблюдалось плавное текучее движение. Иногда в нем можно было уга-дать чьи-то изуродованные страданиями лица, корчащиеся в муках тела, словно бы обтя-нутые тугой толстой синеватой пленкой.
Плоская безглазая голова распахнула пасть с тремя рядами вытянутых кривых жел-тых клыков, выпустила длинный хобот, увенчанный точно такой же устрашающей челю-стью и издала низкий леденящий душу не то вой, не то рев.
События завертелись с ужасающей скоростью: небо заслонила массивная тень бер-кута. Одного, второго, и уже в следующее мгновение с грохотом, лязгом и плеском рас-кисшей почвы, в стороне от нас стали приземляться паровые доспехи Колосс-14. Гвардия не подвела.
Ближайший механизм, визжа суставами, и исходя паром, рванулся на перехват во-ина ада. В стальных пальцах появились огромные газоразрядные револьверы, чей калибр мог бы поспорить с гаубицами Кашалота. Грохот.  Инфернал взвыл, и окутанный дымом стала заваливаться навзничь. В ту же секунду освященная арбалетная стрела вошла твари под хобот. Второй доминиканец, уже рубил крестообразной секирой связки на мертвых задних конечностях демона, не позволяя тому восстановить равновесие, а орденец, выка-зывающий неуверенность, стремительно карабкался по телу Врага, подбираясь к голове. Навсегда покончить с исчадием преисподней можно было, только разворотив его тело. А после, когда все закончиться, прочитать над полем битвы изгоняющие молитвы. Но до этого было ой как далеко.
Первая тварь еще не успела обратиться грудой изрубленной мертвечины, а все про-странство вокруг нас наводнилось некротами самых разных форм и размеров. Заговорили гвардейские револьверы. Засвистела серебренная, дубовая, и обсидиановая картечь. Со всех сторон долетали взрывы, и комья горячей грязи липли к влажному от пота лицу, сте-кали за ворот доспеха, путались в волосах. Заряжать арбалет не имело смысла, ибо сейчас промедление было смерти подобно. Даже сама маленькая тварь, размером с кошку, могла причинить массу хлопот. Клинок разил направо и налево. Гравировка со словами изгоня-ющей молитвы напиталась черной жижей ихора. Отовсюду летела брань, неистовые виз-ги, рев, скрежет, треск, вопли раненных людей, надсадное гортанное вытье гибнущих под освященными клинками инферналов. И во всей этой какофонии, неестественным, но та-ким родным и умиротворяющим звучали чистые юношеские голоса, поющих молебны послушников.
В плотном кольце рыцарей ордена, за стеной молодых тел, еще не обретших кре-пость для ношения древесного доспеха и оттого пользующих простые кирасы, с высоко воздетым образом святого Доминика в одной руке и мечем, взятом на манер Креста Сози-дателя, в другой, шествовал Патриарх Гинар. Ему не нужно было заглядывать в тугой, окованный сталью том, висящий на широком добротном армейском поясе. Тексты огра-дительных молитв он знал наизусть. Те твари, чьих ушей достигали его слова, тут же начинали биться в страшных корчах, и тогда рыцари безжалостно добивали их. Наставни-ку и главе ордена вторили аколиты: юноши десяти-двенадцати лет, чьи голоса еще, в силу возраста, не претерпели ломки. Молебны и псалмы в устах подобного хора звучали воис-тину по-ангельски.
Увы, но мощи голосовых связок, как хора, так и Патриарха не хватало, чтобы накрыть все поле брани. Отряд медленно, но уверенно продвигался к намеченной точке. Доминиканцы не были готовы к полномасштабному сражению, и победа темных сил на этом месте и в это время оставался лишь вопросом времени.
Очередной снаряд разорвался крайне близко, мигом очистив окружающее про-странство от всякого рода скверны, но поселив в ушах тонкий пронзительный писк. Перед глазами замелькали цветные пятна. К горлу поступил ком дурноты, а по телу распространилась преступная нынче слабость. Сражение разом стихло, лишь вялые тени неспешно скользили в дыму. Мир замер, словно перед самым началом битвы. Снова затаился. Но теперь не спешил бросаться в бешеный бег. Он просто ждал развязки.
Впереди, в разрыве серного чада, мелькнуло что-то сине-серое. Оно казалось чуже-родным здесь посреди кровавой бани, где ихор инферналов смешивался с грязью и кро-вью людей. Казалось чужеродным, ибо не было тронуто следами резни. Платье… простое женское платье… ветер-безумец, ветер-слабак, что не мог разогнать смрадный угар, неис-тово рвал его длинный подол. А девушка, что-то кричала мне, силясь удержать сине-серую тряпку хотя бы на бедрах… какая глупость, стыдливо одергивать одеяние, когда находишься на волосок от смерти. Я это отметил самым краешком сознания. Другая же часть меня возопила в ужасе. Не мог верный сын Церкви, член ордена Доминиканцев от-дать невинную душу на растерзание нечисти.
Она была мила. Круглолица, зеленоглаза. Мила, но не более. Короткая стрижка, простой, ничем не примечательный нос, тонкие губы, обычные брови, ресницы, острень-кий подбородок, тонкая шея, выглядывающая из белого кружевного воротника. Однако все это будто бы сияло каким-то внутренним светом.
Девушка кричала отчаянно, самозабвенно, стараясь предупредить меня о чем-то. Как жаль, что потерять слух и былую подвижность, мне выпало именно сейчас. Я рванул-ся вперед, походя зарубив выскочивший прямо под ноги лохматый комок зубов и когтей. Каждое движение тормозилось, будто вокруг был не дым, а молочный кисель. Я бежал, но складывалось ощущение, словно нечто растягивает пространство, лишь увеличивая разделяющую нас пропасть.
В глазах незнакомки забилось отчаяние. Меня же охватил праведный гнев. Прямо на ходу, не опасаясь сбить дыхание, я стал читать молитву, подозревая, что здесь не обо-шлось без козней демонов.
Шаг, другой. Я почти прорвался. Еще пара ярдов и ее простертая ладошка окажется в моей бронированной лапище.
В ту секунду, когда на лице девушки забрезжил робкий свет надежды, прямо ей под ноги упал массивный револьверный снаряд. Грохот разрыва заглушил душераздира-ющий крик моего отчаяния.

* * *

– Хозяина… хозяина, просыпайся… хозяина, просыпайся! – Хито неистово тряс меня за плечи. Лишь осознав, где нахожусь, я понял, что от моего вопля свело горло. Опять этот дурацкий сон. В глазах стояли слезы, а простыня была мокрой от пота.
– А, инугами тебя сожри, – шумно выдохнув, я отпихнул руки слуги и снова упал на койку. Тосиец терпеливо ждал. С потолка каюты что-то капало, пахло сыростью, ржа-вым металлом и потом. Где-то в глубине надсадно скрежетали изношенные до предела механизмы.
– Я кричал? – Успокоившись, осведомился я.
– Хай, хазяина. Сильно кричать, – у Хито до сих пор были серьезные проблемы с лютецианским, хотя парнишка сопровождал меня во всех предприятиях вот уже более двух лет. Лентяй он у меня. Лентяй и прохвост. Что можно взять с беспризорника, про-мышлявшего карманными кражами на базаре Китоды? Однако в остальном он весьма способный малый.
– Как наша малышка? – Я имел в виду Ламантину. Старая развалина дышала на ла-дан. Порой у меня возникали небезосновательные подозрения, что пункта назначения до-стичь нам не суждено. Правда, в защиту грузовоза могу заметить, что из позавчерашней бури, сильно сбившей нас с курса, посудина вышла, почти что с честью. И даже на мол-нию нанизалась всего пару раз.
– Хоросо, хозяина, – коротко поклонился Хито. – Мы идти нузным курсом.
– Так, какого ляда ты меня будишь? – Не всерьез осерчал я, тем не менее, отстеги-вая ремни, удерживающие бренное тело на кушетке, и спуская с нее босые ноги.
– Вы просить меня ваша разбудить, – глаза тосийца хитро бегали. Он уже привык к моей ворчливой манере обращения, так что прекрасно понимал, когда я на самом деле на него гневаюсь, а когда просто для порядка, чтобы не расслаблялся, ибо сюзерен не может быть всегда доволен своим слугой, дабы не вводить того во искушение потонуть в тще-славии и лени. Стервец все это прекрасно понимал, и умело этим пользовался. Впрочем, вернее и надежнее соратника, я вряд ли нашел бы, даже если перевернул весь архипелаг. Слишком велик был предо мной его долг чести. Как и мой перед ним. Долг того, кто дал еду и кров нуждающемуся, оборонил от обидчиков.
– Диханга кормил? – Продолжил я уже спокойнее, и принялся натягивать теплые шерстяные носки.
– Хай, – снова клюнул носом Хито. – Бакэ-нэко  спит на мостике.
Я поморщился:
– Не называй его так. Это обычная большая ленивая кошка. Не более.
Хито украдкой состроил рожицу. Он боялся Диханга. Огромная для своего вида, степенная рысь могла задавить темпераментом не хуже чем мощными когтистыми лапа-ми. Своим единственным хозяином признавала исключительно меня, а тосийцу лишь благосклонно позволяла за собой ухаживать.
– Уже разминался?
Тосией мотнул головой:
– Ждать ваша, хозяина.
Я кивнул, и продолжил натягивать штаны из плотной материи, а вслед за ними кирзовые сапоги. Они стоили гораздо дешевле, нежели новомодные летные ботинки на высокой ребристой подошве и с обилием ремешков и пряжек, что сажали их точно по но-ге. И хотя на такие вещи, как обмундирование и инструменты я не имел привычки ску-питься, все же армейская обувь была куда, как привычнее. По крайней мере, мне. Хито, от обновок пожалованных сюзереном, отказываться не привык и очень гордился своей обувью, любовно начищая ее каждый день перед отходом ко сну.
– Нагрей воду, и жди меня в грузовом отсеке, – распорядился я, хватая под мышку сорочку, шарф, а куртку из лаковой кожи с меховой оторочкой воротника накидывая на нижнюю хлопковую рубаху. Ламантин – не светское прогулочное судно, где каждая щель любовно закрывалась каучуковыми или, если средства позволяли, кожаными заслонами. Холодный пронизывающий ветер гулял здесь всюду, начиная от коридоров и заканчивая капитанским мостиком, причем, на мостике – в особенности. Правда, и на прогулочных судах полностью избежать сквозняков не было никакой возможности, но там подобное неудобство сохранялось в довольно терпимых пределах, и пассажирам с командой не приходилось кутаться в свитера и не продуваемые куртки.
Стоило выйти в коридор, как по щекам хлестнула немилосердная студеная ладонь северного ветра, безраздельно властвующего здесь, на высоте двух с небольшим миль. Я скривился, как от презрительного плевка в лицо, но за неимением того, кому можно было бы выставить счет за вопиющее оскорбление, двинулся намеченной дорогой.
Сколько раз уже зарекался, что никогда более не возьмусь перегонять грузовозы этого типа. Еще ни разу мне не доводилось видеть новые, а главное ухоженные Ламанти-ны. Словно бы в насмешку над членами Небесного Клуба , не сумевшими в силу обстоя-тельств или же жизненных позиций, засветиться перед высокопоставленными чиновниками транспортных компаний, вакантными оставались места исключительно на старых дряхлых посудинах, давно ожидающих своего часа списания в утиль.
От опрометчивых заявлений во всеуслышание удерживал лишь тот факт, что неко-торые весьма сомнительные субъекты не жалели финансов, дабы переправить через гра-ницы княжеств пару тройку ящиков, содержимым коего, благоразумнее всего было бы не интересоваться вовсе.
В грузовом отсеке стоял немилосердный холод. Разве что ветра было меньше, в си-лу минимальной заботы о судьбе транспортируемого груза. Холод Кшатахриским специ-ям, хранящихся в мешках, аккуратно уложенных в деревянные ящики, был не страшен. В отличие от сырости, кою весьма успешно вбирала присыпка из опилок и гипсового кро-шева, ютящаяся по углам в неглубоких, но обширных противнях.
Хито еще не было – он возился с водой для ванной – так что я не стал терять время и начал упражнения без него. Бросив куртку, шарф и сорочку на ящики, хорошенько разо-грел мышцы, и принялся повторять усвоенные некогда приемы. Спросонья тело слуша-лось плохо. Надоедливая болезненная вялость покинула члены, лишь на втором круге. Будь здесь учитель Итодори, он бы меня по голове не погладил. Вот уж кто всегда был готов к бою и подчинял плоть своему разуму, а не наоборот. Впрочем, гореть ему в аду. Те оккультные практики, кои он изволил применять для поддержания тела в тонусе, едва ли помогли бы человеку, пусть и потрепанному жизнью, но не потерявшего веру в Единого Созидателя. Сейчас, вспоминая старого хитрого наемника, я даже немного порадовался, своей немощи. Слабость должна быть. Ее нельзя искоренить окончательно, как это демонстрировал мой учитель. Именно благодаря явной слабости, нуждающейся в смирении, мы являемся людьми. Вернее даже не так: мы становимся людьми лишь тогда, когда смиряем свою плоть. А, ежели плоть закалена настолько, что не выказывает изъянов, то тут уже впору задуматься.
В любом случае, пожилой тосией оставил в моей жизни неизгладимый след, отго-лоски коего приходилось душить и подавлять по сей день. Он отучил меня ценить жизнь. Как свою, так и чью либо иную, за что, собственно, и поплатился.
Да, в свое время, когда мне думалось, что истинное призвание лежит далеко за пределами стен орденской обители, я был глуп. Глуп и наивен, как любой восторженный юноша, имеющий теплый уютный родительский колпак над головой, оберегающий его от цинизма суровой реальности. Так что наемнику, подобравшему молодого, истерзанного нуждой, паренька в порту Конг-си, не составило особого труда посеять в неокрепшем сознании смятение. Вбитые с детства идеалы морали были лишь чуть-чуть подкорректированы. Но этого вполне хватило, чтобы воспитать из молодого воинствующего монаха, убийцу. Учитель Итодори рассчитал все правильно. Я бы даже сказал, дьявольски правильно. Более, чем уверен, что без Нечистого здесь не обошлось.
– Хозяина, – в грузовой отсек вошел Хито.
– Ванну нагрел?
– Хай.
– Разминайся.
Парнишка покорно скинул парусиновый плащ, стянул через голову овечий свитер, оставшись в одной лишь исподней сорочке. Принялся скакать промеж ящиков, выгоняя из членов поневоле застоявшийся холод. Он знал – жалеть я его буду ровно в той степени, чтобы не причинить серьезных увечий. Так учили меня в Ордене. Так воспитывал Икэдзу Итодори, так наставлял Самир аль Капар – еще одна страница моего прошлого, коей я не вправе гордиться. Впрочем, в отличие от меня самого, у Хитори Минаоко время на подго-товку имелось. Его не стесняли сроки или, какие иные условности, так что я не усердствовал, позволяя пареньку взять все постепенно, исключительно для его же пользы, а не ради некой поставленной цели.
Как я уже упоминал, наше знакомство с молодым тосийцем приключилось на ба-зарной площади Китоды. Он срезал кошель у какого-то зажиточного купца, прибывшего из глубины страны. Не глядя на возраст, люди торговца собирались предать его смертной казни. На островах То-се самоуправство по отношению к мелким преступлениям в поряд-ке вещей. Мне ничего не оставалось, как прилюдно обвинить его в хищении и моего иму-щества так же. Это дало мне равные с обворованным купцом права на жизнь юного него-дяя. После горячей, но непродолжительной перебранки, тот уступил. С моей же стороны требовалось лишь возместить ему содержимое кошеля. До сих пор уверен, что узкоглазый плут превысил цену, как минимум, вдвое, но что уж теперь кулаками махать. Жизнь при-жатой нуждой заблудшей души стоила гораздо больше.
Думаю, узнай кто об этой истории, да еще про то, что я приблизил Хито к себе настолько, насколько это было возможно – подняли бы на смех за подобную наивность. Как говорили в Империи, горбатого – могила исправит. А я парню поверил. Нет, конечно, весь тот бред на счет больной матушки прошел мимо моих ушей, но Хитори оказался добрым и отзывчивым мальчуганом и умел помнить оказанное ему доверие и заботу. Такие начинают заниматься неправедным ремеслом не от хорошей жизни. Скорее всего, я узнал в нем себя.
– Готов? – Спросил я слугу, когда тот закончил скакать раненой рысью по всей комнате и выполнил несколько ранее показанных ему упражнений.
– Да, – кивнул Хито, занимая позицию против меня.
Я атаковал. Через пятнадцать секунд парень корчился на полу, а я выворачивал ему руку.
– Матэ!.. Матэ!.. – Орал он, колотя по задубевшим доскам пола.
Пятнадцать секунд… Хм… Парень явно вырос. Прежде хватало трех атак, прохода в корпус, и головокружительного броска, но теперь…
– Очень хорошо! – Проговорил я, отпуская слугу. – Теперь ты нападай.
Хито поднялся, взъерошенный, сопящий. Но тут же выпрямился, встряхнулся, рыкнул, словно маленький обозленный кот и, без предупреждения, бросился в атаку. Это не было жестом отчаяния. Он действовал очень аккуратно, парой быстрых ударов, не стремящихся достичь цели, прощупал мою оборону, сделал один обманный выпад, вто-рой. На третий раз ударил всерьез, перехватил мою контратаку, но тут же скукожился от тычка в солнечное сплетение.
– Не открывайся, – назидательно сообщил я. – Чему я тебя учил? Всегда оценивай возможные пути атаки противника, и старайся каждым своим действием отсечь, как мож-но большее их количество.
– Ваша везде, – простонал он, поднимаясь. – Ваша ничего не пропускать.
– Я тоже делаю ошибки, Хито. Учись их находить и использовать против меня. По-нял?
– Хай.
– Тогда еще раз.
В общем, так мы с ним плясали еще с четверть часа. В середине занятия у него да-же получилось меня достать. Правда, не сильно. Но это было очень и очень хорошо. Не каждый пятнадцатилетний юнец сможет такого достичь всего за полтора года.
– Ты как? – Я по-отечески приобнял изрядно помятого слугу.
Тот кивнул, стараясь справиться с отдышкой, мол, в порядке.
– Молодец, делаешь успехи.
Я понюхал исподнюю рубашку и брезгливо скривился. Разило от нее знатно. Да и от меня самого пахло далеко не лилиями.
– Значит так, я сейчас иду мыться, а ты делаешь упражнения, что я тебе вчера пока-зывал, прибираешься здесь, и греешь воду себе.
Хито, скривился. Любовь к личной чистоте я ему пока еще не привил, так что вся-кий раз омовения проходили из-под палки. Порой у меня даже возникали сомнения, а то-сиец ли он. Этот народ всегда отличался чистоплотностью. Даже низы общества. Но, ви-димо на его самые-самые низы это не распространялось. Когда не знаешь, проживешь ли следующий день, как-то не с руки думать о таких досадных мелочах, как грязная одежда и немытое тело. Ничего, если уж я смог натаскать мальца в ратоборствах, то с прочей ерун-дой справлюсь.
– Потом постираешь наши вещи и придешь на мостик. Все понял?
– Хай, – страдальчески выдавил Хито.
– По-лютециански.
– Да, – исправился парень.
– Да, и после ванны, воспользуйся моей лавандовой притиркой. Нет никакого же-лания нюхать твой пот.
– Да.
– Что, да?
– Я все сдерать, хозяина.
– Вот и молодец.
Вода уже успела немного остыть, но в целом впечатление испорчено не было. Му-скулы приятно ныли. С самого первого дня, как я начал учить Хитори воинским ухват-кам, я весьма ждал того момента, когда не только мне, но и ему удастся погонять меня, как следует. Лишь сегодня, мое тело отозвалось на тренировку с должным образом, хотя я уделил самостоятельным практикам куда меньше времени, нежели обычно.
Еще бы ванну медную, или стальную, а не чан для сбора испаряющейся влаги из двигательного отделения. Впрочем, когда в последний раз удавалось довольствоваться приличными условиями существования, я уже успел позабыть. Последнее время не бало-вало сидением на одном месте. То одна работа подвернется, то другая. Разумеется, с мои-ми навыками воздухоплавания, мне была открыта дорога в любой Благородный Дом Ост-ровной Империи. Работа постоянная, жалованье – куда выше. Вот только не хотелось свя-зывать руки лишней ответственностью. Да и рассказать о себе нужно было слишком мно-го и правдоподобно, к чему я никогда особых способностей не имел. Так что дело моего разоблачения стало бы вопросом времени. А там уже и до тюрьмы недалеко. Хотя, думаю, тюрьма – еще не самое страшное, что мог придумать суд Святой Инквизиции. Клинок Неба, Карающая Длань Отца Нашего Небесного, Паладин Ордена Доминиканцев бежал из Обители. После предавался плотским утехам, убивал за деньги, воевал наемником в эмиратах, переправлял между островами Империи и из-за ее пределов оружие, человеческие органы, разного рода дурманящие средства… Попахивает ересью, и падением. А там и до связей с Малефакторией недалеко… Суд, пытки, костер… Короткий путь укладывающийся в три слова.
Меня аж передернуло. И никого не заставил бы задуматься тот факт, что спустя не-сколько месяцев после окончания войны у местных, в смысле, банаров , возникли про-блемы с джинами. С того мига, как открылся первый Прорыв, поля сражений всегда при-тягивали нечисть. Инферналы будто бы питались эманациями смерти. Впрочем, так оно и было. И не только эманациями. Пожирателей мертвечины тоже хватало.
Нет, я не ищу себе оправданий. Это было бы слишком для такого грешника, как я. Имевшего все, можно сказать, прямую дорогу в рай, и своими же руками это разрушившего. Не смею грешить так же на свое орденское воспитание. Коль Отцы-настоятели и наставники открывали аколитам всю правду о мире, число соблазнившихся резко возросло бы. Как говориться, у Лукавого много путей. Он отыщет тот, который приведет напрямую к твоему сердцу.
Теперь, когда у меня за плечами был богатый опыт, я старался жить по совести. Как мирянин. Ну, или не совсем. Знаю, что сейчас кривлю душой. Падшему очень тяжело вновь взобраться на прежние высоты. Надеюсь, что когда-нибудь смогу искупить хоть малую толику своих грехов. Все они не стоили и одного дня, проведенного в Обители.
Вода остыла окончательно.
Я выбрался из чана, обтерся жестковатой тряпицей, за неимением настоящего мяг-кого полотенца. Облачился в свежую одежду, предусмотрительно подготовленную Хито, и направился на мостик.
После позавчерашнего шторма Ламантина сильно сбилась с курса. Ее внутренний компас до сих пор вызывал недоверие, так что следовало перепроверить курс, и в случае очередной неточности внести необходимые поправки. С самого начала путь не обещал потчевать сладостями. Архипелаг Кшатахры располагался в экваториальном поясе и чуть на отшибе, значительно южнее единственного материка. Любая дорога в Островную Им-перию лежала либо через аэр Абаль-Тхини, не сильно жалующих незваных визитеров, даже тех, кто проездом. Если же взять севернее, то ламантина должна была пройти над Морем Кракенов, что относилось к аэру Осенних Рощ, а альвы, как известно, питаю к имперцам еще менее теплые чувства, нежели банары. За несколько столетий, стабильных торговых путей с Кшатахрой так и не наладилось, что, кстати, было с денежной стороны на руку, правда, с другой, вызывало ряд обоснованных опасений за собственную шкуру.
Но вернемся к нынешнему положению дел. Нежданно нагрянувший шторм, хоть и несколько задержал судно в пути, часов, эдак, на тридцать, но весьма удачно отнес Ла-мантина значительно западнее. Таким образом, мы заходили на Гецбург не с юго-востока, а с юго-запада, и, что самое приятное, путь нынче продолжался над имперскими водами. Это также никоим образом не гарантировало полной безопасности, но, по крайней мере, освобождало от сомнительного удовольствия путешествовать под прицелом жерл ранее упомянутой агрессивной публики.
Когда пальцы легли на мутноватый исцарапанный янтарь контактной сферы, тот отозвался скрипучей прерывистой волной восторга. Малышка уже была стара, но выказы-вала свою преданность капитану, словно неопытный детеныш. У бестиа ферреус такие вещи целиком и полностью зависели от характера. Эта Ламантина еще молодилась, насколько может молодиться неразумное тысячепудовое, металлическое животное.
Я скупо ответил взаимностью, и постарался направить все восторги в интересую-щее русло. Меня сейчас мало волновали контакты с судном, как таковые. «Прочел» наме-рения ламантины, сверился с разложенной на столике картой. Все же грузовоз немного отклонился. Если продлить линию курса напрямик, то судно нынче следовало к северному мысу стольного острова княжества Нерб. Выказав легкое недовольство поведением «питомца» и, «посоветовав» быть внимательнее, я разорвал контакт. Мы были уже близко. Максимум, десять-двенадцать часов до момента прибытия. Это хорошо. Значит, спать пристегнутым в этой болтанке, неизбежной при движении, практически любого железного зверя, не придется.
Хитори объявился, когда я уже заканчивал чистить и заряжать последний из своих пистолетов. Двуствольное чудовище в тусклом свете масляного светильника щеголяло гладкими гравированными стволами и неприлично поблескивало начищенными курками с зажатыми в них новенькими чешуйками кремня.
Парень был взъерошен и взмылен, словно после утренней трепки. Точнее, вечер-ней. Хотя, кто считает? Утро – это когда ты проснулся и приступил к своим обязанностям, а до распорядка светила, лично мне не было никакого дела. На секунду я даже подумал, что слуга ослушался моего наказа и пренебрег водными процедурами.
Но нет. Что-то его встревожило, причем весьма ощутимо.
– Тебе чего? – нахмурился я. – Поломка?
– Нет, – выпалил он и затараторил по тосийски.
Я, конечно, знал язык достаточно хорошо, чтобы общаться на нем в нормально темпе. Но когда на меня обрушивались подобные словоизлияния, знания начинали пока-зывать бреши.
– По-лютециански, и помедленнее, пожалуйста, – веско, чеканя каждой слово, по-просил я.
– Там… там… два борьших… птица… жерезный… – запинаясь, начал Хитори. – Бах-бах… светят…
И он показал, как они светят, сжимая в кулак и снова выбрасывая пальцы, словно играл в детскую игру-считалку.
– Понятно, – кивнул я, убрал пистолет в чехол на пояснице, накинул куртку и направился на мостик.
Картина была ясна: два пироптера дали залп из бортовых орудий в пустоту, дабы привлечь внимание и остановить судно, после чего вышли на связь.
Еще одна наука остающейся мингской грамотой для моего слуги (хотя, думаю, грамоту ближайших соседей, Хито освоил бы куда быстрее) – это шифрованная азбука светового телеграфа. Его мозг просто отказывался ее понимать. Теперь становилась по-нятна одна из причин его паники. Из того, что передавали пироптеры, он ничегошеньки не разобрал.
Впрочем, расслабляться я не спешил. Пускай пиратство, как явление, осталось где-то далеко внизу, на морях, рассекаемых килями парусников и редких пароходов, в небе подонков так же всегда хватало. А каперство еще никто не отменял. Хотя, это оставалось нюансом взаимоотношений между соперничающими Благородными Домами. Они не упускали ни единого шанса остричь хорошенечко караван своих прямых оппонентов. Ес-ли нам попались именно такие цирюльники, то окажется, что я рано радовался уходу из-под чьих-то жерл. Два полновесных пироптера, едва ли захлебнутся в огне трех старых, давно не смазываемых пушек, кои имелись на борту Ламантина.
Признаться честно, я даже не был уверен, есть ли к ним снаряды и орудийный газ. Попросту не проверял, потому, как сама мысль о ведении боя на этом корыте не могла вызвать ничего, кроме приступа смеха.
Мы вошли на мостик. Хито тут же забегал по помещению, не находя себе места.
– Сядь! – Рявкнул я, – Не мельтеши.
Сам же направился к прожектору, что располагался у правой обзорной сферы.
Гостей было видно сразу. Они даже не пытались скрываться. Два тяжелых темно-серых Альбатроса рвали облака в миле справа по курсу, ежесекундно посылая световые сигналы.
– Территориальный патруль Нербского Дома Альбатросов неопознанному судну… представьтесь… – сообщали вспышки. Значит, возможно, не каперы.
Я не смог сдержать вздоха облегчения. Положил ладонь на рукоять шторки про-жектора, включил его и выбил в ответ:
– Наемное судно Норд Кшатахрийской торговой компании… в чем причина оста-новки?..
– Каков ваш маршрут следования?..
– Шантир – Гецбург… Везем груз специй... Особый заказ княжеского двора… По-вторяю… В чем причина остановки…
Я подумал, что будет не лишним упомянуть об особой важности заказа, пусть даже ценой ее незначительного преувеличения. Даже если это обычная ревизия, упоминание правящих кругов могло слегка охладить пыл. Разумеется, в том случае, если встреча в воздухе не была наводкой. Иначе, у меня появятся все основания для волнения. Под об-шивкой Ламантины, хранилось более четырехсот фунтов Сахара Капашхи – дурмана, ис-пользующегося некоторыми культами вышеупомянутой богини в особых ритуалах. Ду-маю, пограничной службе, вряд ли понравилась бы такая находка и перспектива ее сбыта в Нербе. Сахар входил в число ограниченного десятка зелий, хранение и распространение которого каралось смертной казнью через повешение вне зависимости от сословия, даже на территории Островной Империи, не говоря уже о Кшатахре, где употребление дурмана мирянами, не допущенными к культу, считалось кощунством.
Задержка ответного сообщения была довольно длительной, и я уже начал подумы-вать о том, чтобы отослать Хитори, проверить наличие снарядов и топлива для орудий. Наконец, вдалеке забрезжила звездочка:
– Высокопоставленное лицо нуждается в убежище и переправе в Гецбург… Вы готовы принять пассажира?.. Вознаграждение гарантируется…
Вот теперь у меня окончательно отлегло от сердца. Я вздохнул, успокаивая беше-ный стук в висках. Подавил удовлетворенную улыбку.
– Готовы оказать любое содействие,… в том числе и переправку высокопостав-ленного лица,… если, конечно, он не боится неудобств и ржавчины…
– Ожидайте… – мигнула искорка в глазу одного из альбатросов.
– Хито, – повернулся я к слуге. – У нас будут гости. Прибери в моей каюте. Я предоставлю ее им.
Мое спокойствие повлияло на мальчика благотворно. Он перестал суетиться, со-брался, и, кивнув, убежал выполнять поручение. Я же похлопал себя по бокам, проверяя наличие пистолетов и ножей. Не люблю быть неготовым к непредвиденным осложнениям.
Примерно через полчаса к двум пироптерам, нарезающим круги вокруг Ламанти-ны, подобно акулам, почуявшим добычу, примкнула еще одна железная птица. Эта двига-лась целенаправленно. Миновала сородичей, стремительно приблизилась к грузовозу, с грохотом прянула крыльями, и ухватилась мощными когтями за сегмент внешней обшив-ки бестиа ферреус. Ламантину ощутимо качнуло.
Я уже ждал визитеров у швартовочного люка на спине животного. Трап был спу-щен, бронированная панель, закрывающая проход – отодвинута в сторону, и стылый ве-тер, до того лишь воровато свистящий в коридорах корабля, теперь овладел ими безраз-дельно. От хищных когтей первозданного ветра, извечно властвующего здесь на высоте пяти миль, не спасало ничто. Ни плотная куртка из лакированной кожи, ни меховой во-ротник, ни шарф закрывающий половину лица.
В то же время, людей, спустившихся по сходням пироптера, отвратительные по-годные условия, казалось, вообще не волнуют. И как не стремился буян-ветер, как не рвал полы и воротники мундиров, как не трепал волосы, ему не удавалось выжать из пришель-цев даже зябкую дрожь.
Их было шестеро. Шестреро людей и еще шестеро широкогрудых Талисманов – пять лисов и один волк. Животные хуже скрывали свое недовольство, ежесекундно скаля огромные желтоватые клыки, и злобно порыкивая.
Впереди, заложив руки за спину, шествовал высокий крепко сложенный мужчина с курчавыми русыми волосами, явственно выступающими скулами, крайне широким, как для уроженца Лютеции, носом, массивными надбровными валиками и внимательными цепкими серыми глазами. Взгляд был колючим, но особого негатива при этом не вызывал. Этот незнакомец вообще был странной личностью. Если взять по отдельности все черты его лица, то они являлись ярчайшим примером откровенного уродства, но все вместе, соединенные в единой личности, они предавали своему владельцу некий грубоватый шарм. Лютецианец, а что гость принадлежал именно к этому роду-племени, я понял по крою его облачения и манере завязывания шейного платка, был одет в простой серый, ничем не примечательный мундир, без всяких опознавательных знаков. Такие носили высшие чины в неформально обстановке. У бедра, в простых, но практичных деревянных ножнах болталась узкая сабля.
Второй, что шел следом и иногда гладил по холке матерого волка, был явно уро-женцем Гешпы. Смуглокожий, с орлиным носом. Он был явно моложе своего спутника, но не намного. Если внешний возраст первого составлял где-то лет сорок-сорок пять, то гешпанцу было от тридцати пяти до сорока. Правда седина гораздо менее лояльно отнес-лась к его, некогда иссиня-черной шевелюре, нежели к волосам лютецианца. Этот тип мне понравился куда меньше. Во-первых, от моего взгляда не укрылось то, что под плот-ным дорожным сюртуком, застегнутым на все пуговицы, прятались кольчуга и пара пистолетов. Рискну предположить, что у этого месье, или кабальеро, или как у них там, в Гешпе обращаются, было достаточно денег и авторитета, чтобы обзавестись легальным патентом на газоразрядные револьверы, а не на доступные всем и каждому кремниево-ударные архаизмы. Судя по повадкам, и тому взгляду, которым гешпанец норовил проде-лать во мне лишнюю дырку, этот был кем-то вроде старшего телохранителя. Слишком уж он напрягался. Хотя и первый вел себя довольно собрано и внимательно.
Про остальных можно и вовсе не говорить. Рыжеватые, словно ржавые мундиры, покрытые бронзой, и начищенные до блеска кирасы и высокие шлемы с куцыми гребня-ми, винтовки, сабли – гвардейцы Дома Лисы благодаря одинаковой форме и повадкам смотрелись будто близнецы.
Лютецианец подошел практически вплотную, чтобы не пришлось перекрикивать порывистые дуновения ветра.
– С кем имею честь, месье? – Он заговорил на родном языке, вероятно так же при-знав во мне земляка.
– Барон Этьен Жак Батист де Лагранж из Дома Рыси, капитан этого старого коры-та, – вежливо улыбнулся я и склонился в полупоклоне. Имя было выбрано заранее. Эту тщательно подобранную биографию я еще не успел испортить. На самом же деле мое имя… Я уже начал его забывать. Паладины в Ордене имели два имени. Имя послушника, даваемое аколиту с момента приема в обитель и до мига Пострига. И имя рыцаря, монаха, кое каждый адепт получал, пройдя посвящение. Первое, как и второе, успело утонуть в постоянной череде новых личин и родословных. Для человека верующего в Неделимого Созидателя это было крайне плохо. Считалось, что назвавшись чужим именем, ты оскорб-ляешь собственного Ангела-Хранителя. Вот уже три года, как я стараюсь оставаться Эть-еном. Вот только едва ли мой истинный небесный покровитель обрадуется настолько, что позволит приглядывать за своим непостоянным подопечным какому-то другому чину Небесной Канцелярии.
– Виконт Люмьер Арман Жерар де Ланьи из Дома Лиса, – представился лютециа-нец, поклонился в ответ и протянул руку для пожатия. – Рад знакомству. А это – Люмьер повернулся к гешпанцу, пристально всматривающемуся в провал швартовачного люка: – барон Алонсо Хуан Карлос де Нарьега из многоуважаемой семьи Гешпанского Дома Вол-ка. Мой первый помощник и телохранитель. Вы позволите?..
Виконт указал взглядом на вход, прося разрешения гвардейцам проверить помеще-ния Ламантины.
– Конечно-конечно, – развел руками я.
– Не сочтите за дерзость…
– Что вы, – прервал я извинения гостя. – Безопасность превыше всего…
– Ну, раз месье столь любезен… – вмешался де Нарьега. По-лютециански он гово-рил весьма чисто. – Не соблаговолите ли ответить на несколько вопросов.
– Само собой, барон, – я расправил плечи, всем корпусом поворачиваясь к гешпан-цу. При всех внешних манерах, он не мог скинуть с себя маску сторожевого пса. Это раз-дражало. – Что вы хотите знать.
– Сколько человек у вас в команде? – Не стал ходить вокруг да около телохрани-тель виконта.
– Вместе со мной – двое. Там внизу мой слуга готовит вам комнату.
– Где вы намереваетесь разместить его милость?
– В своей каюте. Это единственное более-менее приличное местно на корабле, уж не взыщите…
Барон кивнул и гвардейцы, пустив вперед Лисов, скрылись в люке.
– Как скоро вы сможете доставить нас в Гецбург? Это очень важно.
На этот вопрос я не мог дать сиюминутного ответа. Следовало сперва прикинуть. По всему выходило, часов девять-десять, что я, собственно, и озвучил.
Гешпанец шумно втянул носом воздух, переглянулся с сюзереном. Оба они оста-лись довольны услышанным.
– Хорошо, барон, – кинул де Нарьега. – Кстати, а где ваш Талисман?
Вопрос был неожиданным, не свойственным деловой направленности беседы, так что я на секунду смешался. В самом деле, какое дело было этому подозрительному каба-льеро до местонахождения Диханга. Права пословица, говорящая о том, что на воре и шапка горит. Алонсо будто знал, что я никогда не проходил Приобщения, а мой кот, не что иное, как хорошо прирученное животное.
– Я не стал его брать, – легкомысленно отозвался ваш покорный слуга, подпустив в тон незначительную долю фатовства, – здесь такие жуткие сквозняки…
Де Ланьи понимающе усмехнулся. Де Нарьега так же оценил тонкость ответа. Соб-ственно, сколь бесполезен в моих глазах вопрос, столь же бесполезен в глазах гешпанца оказался ответ.
– Месье, право же, не могли бы мы продолжить беседу внизу, – я не стал дожи-даться новых испытаний телохранителя. Все же, пассажир – пассажиром, а у меня все-таки были сроки доставки. Задерживаться на месте дольше необходимого мне ни капельки не хотелось. Благо в этот момент из люка появилась голова гвардейца, коротко кивнувшего де Нарьега, и гешпанец, не колеблясь более ни минуты, поддержал мое предложение.
Мы спустились. Я задраил за собой люк. Пироптер, качнув Ламантину напоследок, улетел к своим собратьям.
– Хито, – позвал я. – Хито, черт тебя дери, где ты шатаешься?
Юный тосиец появился спустя минуту. Поклонился.
– Принеси в мою каюту вина и сыра.
– Простите, месье, – деликатно кашлянул виконт. – С вашего позволения, я хотел бы провести оставшееся до прибытия время на мостике. Это вас не затруднит?
– Нисколько, месье, – я вернул легкую полуулыбку де Ланьи и повернулся к слуге:
– Не надо в каюту. Неси на мостик.
– Хай, – безропотно кивнул мальчуган.
– Ваши люди будут с нами? – осведомился я, когда Хитори скрылся за поворотом коридора.
– Вас это смущает? – Вместо сюзерена заломил бровь Алонсо.
– Нисколько, месье, просто на борту кроме меня и моего слуги никого нет… я мог бы им предложить более комфортабельное место для времяпрепровождения.
– Не утруждайтесь, барон. Они при исполнении. Кроме того, у нас уже имелся пла-чевный опыт отсутствия рядом должного количества солдат. Так что простите, но риско-вать безопасностью его милости я не буду.
– Как Вам будет угодно.
– Кстати, любопытное дело, – заговорил де Ланьи, – ваш слуга, если не ошибаюсь, родом с островов Тосе, не так ли?
– Вы очень внимательны, месье.
Мы вошли на мостик, и я предложил гостям стулья. Двое гвардейцев остались охранять дверь снаружи, двое вошли внутрь и вытянулись по стойке смирно по бокам от прохода. Их Талисманы разбрелись по кораблю, патрулируя территорию. Зря, конечно. Диханг едва ли упустит возможность начистить загривок кому-нибудь из своих извечных соперников – семейства собачьих. Зверь виконта улегся у ног хозяина. Я еще наверху за-метил, что бок лиса стягивала повязка. Эти твари очень быстро лечатся, значит, ранение произошло сравнительно недавно. Вероятно, событие послужившее причиной травмы заставило Благородных искать убежища на борту моего грузовоза.
– Как же так вышло? – продолжил расспросы Люмьер.
– О, сущая безделица, я спас ему жизнь. Вы же знаете этих тосицев: кодекс чести у них в крови. Теперь парнишка будет служить мне до самой своей смерти, либо пока я его не отпущу.
– Как занимательно, – многозначительно поджал губы виконт. – У вас, наверное, весьма яркая биография, барон, что скажете? Если я не ошибаюсь, вольнонаемные возду-хоплаватели не имеют собственного судна. Оно дается им на один рейс, так ведь?
– Вы совершенно правы, месье, – я отвернулся к контактной сфере, дождался от-клика ламантины, сверился с курсом, и вновь заставил животное продолжать путь.
– Не будет ли с моей стороны дерзостью узнать, как же так происходит в жизни, что сын славного рода должен зарабатывать себе на жизнь наемным извозом? Просто я знал вашего деда, да пребудет он в Горних Кущах…
Это была щекотливая тема, будь я тем, за кого себя выдавал. Но Виконт имел право задавать подобные вопросы. Отчасти по причине, свойственной всем военным, прямоты. Отчасти потому, что труд подобный моему мало уважался. Это был удел отбросов высшего общества. Навыки управления бестиа ферреус находились в руках исключительно Благородных. Простолюдинов не допускали к высшей машинерии, вышедшей из-под умелых рук ученых мужей Магистериума. У обладателя подобного комплекта навыков было два пути – служение Домам, и наемный извоз. Правда существовал еще и третий. Но для него требовалось еще в младенчестве попасть в Орден Доминиканцев. Будь я на службе у какого-либо Дома, подобно Алонсо де Нарьега, это бы уважалось. Бедность не порок. Обанкротиться может каждый аристократ. А вот гнаться за наживой, как таковой, игнорируя путь чести – недостойно обладателя благородных кровей. Поэтому, несмотря на воспитание и манеры собеседника с сомнительной репутацией, полноправный Благородный имел право задавать практически любые вопросы.
– Никаких секретов, месье, – постарался широко улыбнуться я. – Эта история уже успела порасти травой. На моем дедушке, да пребудет он в Горних Кущах, материальное благосостояние семьи и завершилось. Батюшка мой в свои сорок так и не сподобился по-взрослеть и промотал все состояние в игорных и веселых домах Ла-Флера. Ушел из отчего дома, бросив матушку и пятерых моих братьев и сестер на произвол судьбы. Предупреждая ваш вопрос, хочу отметить, что у меня были веские причины не идти, как на государственную службу, так и на службу своему Дому. И опять-таки по причине скверной репутации нерадивого родителя. Едва ли это ремесло стало для моей фамилии большим позором.
История действительно была заезженной. Ла-Флер, а точнее, некоторые его квар-талы, еще долго будут помнить кутилу и дебошира Жан-Клода де Лагранжа. У каждого аристократического ублюдка можно было найти, как минимум по два десятка внебрачных отпрысков. Де Лагранж в этом плане весьма отличился, так что выбрать биографию одного из его отпрысков, было беспроигрышным вариантом. Правда, с фактом законнорожденности, я палку все же перегнул. Но мне не нужно было, чтобы виконт со своим цепным псом потеряли ко мне остатки уважения. Это могло пагубно сказать, как на дальнейшем общении, так и на доверии подозрительного гешпанца.
– Что – да, то – да, – хохотнул де Ланьи, потом спохватился, прокашлялся, и воздел ладони в извиняющемся жесте. – Прости мою бестактность, барон.
– Пустое, – отмахнулся я. – Позволено ли мне будет спросить? Вы ведь тот самый де Ланьи, полковник де Ланьи, на коем держится оборона всех месторождений черной лимфы на островах Мурави?
– Да, месье, – не без довольства кинул Люмьер.
– Какое обстоятельство заставило вас перебраться, рискну предположить, с ком-фортабельного судна на мое корыто. Вы ведь путешествовали не на пироптере, не так ли?
Люмьер сомкнул губы, словно раздумывая, что можно говорить, а чего лучше не стоит. Зато подал голос де Нарьега:
– Простите мою подозрительность, барон, но есть основания полагать, что дело может принять размах государственного масштаба. Ни я, ни его милость не вправе обсуж-дать причины нашего визита к вам. Надеюсь на ваше понимание и молчание.
– Кстати, о молчании, – вклинился виконт. – Какова ваша такса за провоз пассажи-ров?
– Стандартаня, – я пожал плечами. Заламывать серьезную сумму было бы неразум-но. Это смотрелось бы, как роспись в собственном бесчестии.
– Очень хорошо, – кивнул де Ланьи. – За ваше молчание я дам вам вдвое против того что вы попросите.
– Уверяю вас, месье, это лишнее, – возразил я.
– Ни коим образом. Каждая услуга должна быть оплачена, будь-то слово, дело или деньги. По прибытии в Гецбург я выпишу вам чек, который вы сможете обналичить в любом банке, как Хъегнирской гильдии, так и представительствах Имперского национального банка.
– Как вам будет угодно, – сдался я. В любом случае, деньги мне не помешают. Не-известно, сколько придется ждать следующего заказа, а перед такой настойчивостью грех не спасовать.
За дверью послушались голоса, и в проеме возник Хито с подносом, увенчанным блюдами с ломтиками пшеничного хлеба, копченого со специями бараньего мяса, кусоч-ками сыра и бутылкой красного двухлетнего вина, в окружении трех бокалов.
– Прошу прощения за скромность трапезы, – я уже свернул навигационные карты и убрал с единственного на мостике стола измерительные приборы. – Я не ждал гостей. Но надеюсь, что ассортимент угощений вас не смутит, и вы разделите сию снедь со мной.
– Не стоит извиняться, барон, – великодушно кивнул де Ланьи, пододвигая стул к столу. – Ваша трапеза пришлась очень кстати. К тому же, что хорошо вам, хорошо и нам.
Я вознес краткую молитву и первым взялся за еду. Обученный мною Хито, стара-тельно выполнял роль слуги, поливая гостям и мне вино. В приватной обстановке я та-кого не допускал, трезво полагая, что и у меня самого есть руки, чтобы поухаживать за собой, или выполнить какую-нибудь работу по хозяйству. В наших отношениях с бывшим воришкой я воспринимал его скорее, как друга и помощника, нежели раба каждой моей прихоти.
Но присутствие светских гостей обязывало следовать установленному этикету.
Гости осмотрительно принялись за еду не раньше, чем я сделал первый укус и гло-ток, что меня в тайне позабавило. Впрочем, я их прекрасно понимал. Полковник де Ланьи был небезызвестной и весьма значимой фигурой на политической арене Архипелага. Не знаю, насколько этим слухам можно верить, но на «дне» поговаривали, что Его Импера-торское Величество прочит Люмьера в свои преемники. А это в преддверии относительно скорой кончины монарха резко снижало шансы виконта на выживание. Каждый, кто хоть немного был осведомлен о политической жизни Империи, знал острую «любовь» младшего де Ланьи к Малефактории. Так что некромантам есть чего опасаться. Не удивлюсь, если именно их силами его милость объявился на борту моего грузовоза.
– Месье, позвольте вопрос, – прожевав очередной кусок, подал голос виконт.
– Без условностей, месье, прошу вас, спрашивайте.
– Я заметил, что вы молились перед трапезой…
– Вы тоже, – я улыбнулся. – Что в этому удивительного?
Люмьер вернул мне улыбку:
– Как вы относитесь к утверждению церкви, что прошедший Приобщение Благо-родный уже заклал свою бессмертную душу и не имеет шанса на искупление?
– Сложный вопрос, месье, – нахмурился я, хотя ничего сложного в этом не видел. Будучи до сих пор ярым сторонником церковного мировоззрения, я был полностью согла-сен с вышеупомянутой максимой. Ежели для меня еще оставался какой-то шанс на искуп-ление, то изменения, произошедшие с телами людей и животных во время Приобщения, были явственной печатью Лукавого. Несмываемой печатью. Оставался только один во-прос: почему Творец до сих пор не прерывает жизненные пути нашего многочисленного дворянства. – Я не философ. И не теолог, а потому не имею права утверждать что-либо, касающееся фундаментальных вопросов. Лично я просто хочу надеяться, что это не так. Меня молитва успокаивает. А вас?
– О да, без сомнения, барон, – серьезно закивал виконт. – Я целиком и полностью вас поддерживаю. А вот скажите, если бы у вас была возможность избежать Школы и Приобщения, как такового, вы бы на это пошли?
– Думаю, да, месье, – после секундной паузы отозвался я. – Признаться честно, как человек мирской, не военный, особых преимуществ в свой звериной составляющей, я не нахожу. У вас, я так полагаю, немного иная ситуация.
– Увы, барон, увы и ах… Хотя я склоняюсь к тому, что мир вполне бы мог обой-тись и без Приобщения. Разница между аристократией и чернью и без того слишком ве-лика, чтобы это еще и подчеркивать. Для Благородно свойственно дворянство духа. Поня-тие чести. Это в крови.
– Вы считаете? – Я изобразил удивление. Монархические взгляды виконта были мне не близки, хотя, как потомственный дворянин, я его понимал. Да, о своем происхож-дении, я могу сказать с вероятностью в сто процентов, поскольку в Паладины во все вре-мена существования Карающей Длани , брали исключительно младших сыновей Благо-родных домов. Очень хитро, между прочим. С одно стороны, исключалась вероятность братоубийства со стороны рвущегося к власти младшего поколения. С другой же, каждый Дом мог гордиться тем, что подарил Империи нового демоноборца.
– Среди нашего сословия, месье, существуют целые полчища, простите мне мою грубость, ублюдков, кои порочат славу своих предков, в то время, как среди простолюди-нов все чаще попадаются достойнейшие из живых. Далеко ходить не нужно, – я кивнул на Алонсо, под полой сюртука коего бугрились подсумки с револьверами. – Джузеппе Гельц, ученый муж из Ателии, чьими игрушками вы, уважаемый барон, нынче весьма успешно пользуетесь. Он, кажется, был из семьи некоего невысоко поставленного священнослужителя…
– И младшей дочери графа Винченцо Адамы… – прервал виконт. – Видите, здесь тоже можно делать скидку на благородную кровь.
– Согласен, – смешался я. – Пример действительно неудачный. Хотя, кровь ничто без должного воспитания, вы согласны? Его воспитывал дядя – простолюдин, имеющий тягу к наукам, и сумевший привить ее ребенку.
– По-моему, мы отклонились от темы, дорогой барон, – заметил де Ланьи. – Речь ведь шла о причастности крови, так сказать, к благородству духа человека. Вы же берете за максиму причастность воспитания. Не спорю, весьма важно, что заложено в ребенка сызмальства, но ежели допустить, вариант, что на необитаемый остров, ну, предположим, попало два ребенка, аристократического и крестьянского происхождения. Воспитателей нет, рассказать, что в жизни правильно, а что нет – некому. Каковы на ваш взгляд прогно-зы относительно их поведения.
– Очень расплывчатая постановка вопроса, месье, – свел брови я. – На мой взгляд, здесь решает характер и его сила. Ежели напористость и лидерские способности более развиты у простолюдина, то аристократ поневоле начнет перенимать поведение спутника, каковым бы оно ни было. И наоборот. Между прочим, далеко не факт, что изначальные задатки чада аристократического происхождения будут льстить нашим чаяниям. Такой аспект, как воспитание отметать нельзя. Усыновите младенца из простой семьи, и вы увидите, что из него выйдет Благородный не хуже многих, а может даже и лучше.
Виконт рассмеялся:
– Удивляюсь, как при ваших взглядах на жизнь, вами еще не заинтересовалась Тайная канцелярия.
– Если это была проверка, то я ее с треском провалил, – не удержался от вялой улыбки я.
– Не берите в голову, месье, У нас вольное государство. И каждый, в особенности, если он Благородный, может иметь свою точку зрения решительно на все. Разумеется, до тех пор, пока его взгляды не пересекаются с интересами Императора. А по поводу всего вами сказанного, я с вами полностью согласен. Что же до моего первоначально утвержде-ния о разнице между сословиями, то это скорее, не голос рассудка, а догматы – наследие все того же воспитания. Кроме того, так уж устроено, что лишь в наш просвещенный век простолюдины получили возможность возвыситься посредствам знаний, – де Ланьи по-скучнел. – Правда, Малефактория делает все, чтобы доступ к наукам по-прежнему оста-вался в руках ограниченного круга людей.
– Позволите вопрос личного характера, месье? – я решил немного сменить тему.
– Разумеется, – начавший было напрягаться от тягостных мыслей Люмьер, выдох-нул и откинулся на спинку своего стула.
– У вас есть дети?
Виконт нахмурился и в упор посмотрел на меня.
– Это болезненная тема, барон, – холодно и глухо, словно из бочки, отозвался он. – С вашего позволения, я не хотел бы ее поднимать.
Я понимающе кивнул, осознавая, что, желая увести беседу из одного нежелатель-ного русла, ввел ее в другое, еще менее желательное.
Разговор захлебнулся.
– Прошу меня простить, – я встал из-за стола. – Мне нужно проверить, как там мой Талисман. Он не очень жалует других зверей на своей территории…
– Ну, судя по тому, что гвардейцы спокойны, – проговорил де Нарьега, сыто отва-ливаясь от стола, – никаких стычек между Талисманами не происходило.
– И все же, вы должны меня понять. Люди – это одно, звери – несколько иное.
– Конечно-конечно, – натянул улыбку виконт. – Мы в ваших владениях. Мы вас стесняем. Ума не приложу, почему вы должны извиняться в своем же доме.
Я благодарно поклонился и вышел.

* * *

Как не странно, никаких особенных инцидентов до самого окончания пути не по-следовало. Более того, тот разговор оказался самым продолжительным и содержательным. Что не говорил любезный виконт о желании скоротать дорогу рядом со мной на капитан-ском мостике, а все же изъявил желание немного прилечь. Все же за бортом ламантины царила глубокая ночь. Это сказывалось даже на таких крепких людях, как де Ланьи. Ви-дать прежние его ночи проходили весьма бурно. А, может, он просто берег силы для чего-то серьезного, ожидающего его где-то там, впереди. В любом случае, если не считать того факта, что я сталкивался в коридоре с гвардейцами и, периодически с бароном де Нарье-га, новые пассажиры меня нисколько не стесняли.
Алонсо появился на мостике под утро, примерно за полтора часа до посадки. Выше облаков еще властвовала глубокая ультрамариновая синь, в зените сменяясь непроглядной чернотой, кое-где посыпанной уже тускнеющей солью звезд. Но на самой границе молочного, клубящегося моря и звенящей синевы, начали проступать нежные розовые росчерки.
Я оторвался от книги – бульварного романчика с претензией на историческую до-стоверность, вложил в нее вместо закладки нож для бумаг, коим разрезал страницы. Убрал ноги со стола, сунул их обратно в сапоги и кивком указал гостю на соседний стол.
– Вы не спите? – Мой вопрос был похож на утверждение. – Я выделил вам каюту соседнюю с его милостью.
– Не думаю, что сон сейчас уместен, – барон встал у «глаза» корабля, уперев взор вдаль, где брезжили первые искорки рассвета.
Со своего стула я уловил едва уловимое движение под сюртуком. Извечно напря-женные, словно у Диханга перед прыжком, лопатки гешпанца медленно, но уверенно опадали. Он, наконец, позволил себе немного расслабиться.
– На моем корабле вам некого опасаться. Не вижу причин, почему бы вам немного не отдохнуть. Впрочем, у нас осталось всего полтора часа…
– На вашем корабле, капитан – да, а как на счет неба за его пределами? – Де Нарье-га обернулся, меряя меня испытующим взором.
– Вы никогда не дремлете, – я позволил себе мимолетную улыбку.
– Не имею на это права, месье, – барон вновь отвернулся к «окну». – Вся моя жизнь и честь отдана Дому Лисы и виконту де Ланьи, в частности.
– Не сочтите за грубость, вы – настоящий сторожевой пес, – вполне серьезно без доли иронии или сарказма, заявил я. – Верный, внимательный, подозрительный, опас-ный…
– Это не грубость, – успокоил меня гешпанец. – Это – правда. Я действительно сторожевой пес. Именно эту роль отвел мне Господь, и я пройду этим путем до конца.
На это мне нечего было сказать. Собственную позицию по поводу службы Домам, я уже озвучивал. А выказывать противоположные взгляды человеку, который не сможет даже принять их существования – нелепая затея.
– Вина?
Де Нарьега заколебался, качнулся на каблуках, но все же подсел к столу:
– Если только немного. У вас есть вода?
– Чтобы разбавить?
– Да.
– Бутылка рядом. Она с водой.
На самом деле определить состав жидкостей на глаз было сложно. Оба сосуда в це-лях безопасности из-за постоянной болтанки были плотно оплетены лозой.
Барон смешал один к двум. Я представил себе этот бабушкин компот и поневоле возвел очи горе. Грех было портить столь вкусный напиток. Впрочем, хмельные зелья притупляют бдительность, и Алонсо пришлось довольствоваться обманкой.
Пригубил, зажевал, успевшим подсохнуть даже под льняной тряпицей, сыром. До-вольно крякнул.
– Вы воевали? – Нужно было с чего-то начинать разговор. Не сидеть же так друг против друга до самого прибытия.
– И сейчас воюю. Острова Мурави никогда не примут власть Империи мирно. Вы, судя по всему тоже человек не совсем далекий от воинского дела?
– С чего вы это решили, – неподдельно удивился я. – Уж, не с той ли стати, что за-метил ваши пистолеты?
– Заметить может каждый, если знает, куда смотреть, – веско заметил Барон, под-девая из миски еще один кусочек сыра. – А вы явно знаете. Значит, вы, либо битый жиз-нью проходимец, либо бывший военный. А может, и то и другое. Выбирайте, что милее.
– Ваша проницательность меня забавляет. Но уверяю вас, я честный человек, и скрывать мне ровным счетом нечего, – Я откровенно расхохотался, примиряющее воздев руки.
– Где воевали?
– Третья освободительная кампания. В Эмиратах. Слышал там до сих пор идут мелкие стычки за отдельные месторождения черной лимфы. Непонятно только, за что бо-ролись?.. – Я с досадой причмокнул, хотя, если честно мне было плевать, что по сей день Империя не может поделить с банарами. Я воевал, потому, что не знал, кем являюсь. По-тому, что ничего иного не умел. Потому что был молод, глуп, дал себя запутать, и тогда не ведал другого пути. Сейчас же у вашего покорного слуги не было никакого желания проливать свою кровь во славу чего-то, ему не принадлежащего. Но эта мысль тоже оста-нется при мне.
– Я тоже там был. Выдры Переса.
Я присвистнул. Элитный десантно-диверсионный полк. Слыхивали, знаем. Выдры немало дел натворили. Их внезапная и молниеносная высадка в бухте Набаль-Батир пере-ломила ход сражения, положившего начало подписания мирного соглашения с эмиром Фаридом абу Матиром. Правда на этом победы интервентов в чистом виде и закончились, но все равно событие было нашумевшее. Бухта имела весьма выгодное стратегическое положение и держалась более трех месяцев, истощая живые и механические силы бойцов Островной Империи.
– А вы?
– Висельники Анжу. Пехота.
– Тоже неплохо. Слышал ваш полк отличился при взятии оазиса Аджир;д.
Я лишь вяло отмахнулся:
– Отличился. Почти весь полег, вот и весь сказ. Командование решило заткнуть мясом амбразуру, пока Пятый Пехотный Дивизион Прорыва заходил врагу в тыл. Что ж, замысел удался. Только после этого нас решили расформировать. Времени для набора по-полнения не было, да и Кровавый Анжу не хотел позорить имя полка неподготовленными сосунками.
Мы помолчали. Секунду поколебавшись, я так же плеснул себе вина, но в отличие от барона, разбавлять его не стал.
– За павших! – Поднял я бокал.
– Да пребудут они в Горних Кущах, – отозвался де Нарьега. – И за боевое братство.
– За боевое братство.
– Вы хороший человек, барон, – заключил Алонсо, пристально глядя прямо мне в глаза.
– Вы сделали такой вывод на основании нашей короткой беседы? Или это солдат-ская солидарность? – В меру ироничная улыбка искривила мои губы.
– Ни то ни другое, месье. По долгу службы я обязан разбираться в людях. Видеть их насквозь. И я с уверен6ность могу расписаться под ранее сказанным.
– Мне это льстит, – я слегка качнул бокалом в сторону де Нарьега.
– Вы не поняли. Я хочу сказать, что вы хороший человек, но связались с дурной компанией. Мое утверждение, что вы и бывший военный, и проходимец единочасно, так же верны, как и то, что при мне сейчас два револьвера в потайных чехлах, и вы это заме-тили.
– Не пойму к чему вы ведете? – Я немного напрягся. Самую малость, чтобы этого не было заметно со стороны.
Гешпанец рассмеялся:
– Не переживайте. Я лишь хочу вам сказать, что тоже не лишен определенной доли внимательности. Ваше ремесло не совсем законно и помимо Кшатахрийских пряностей, если поискать, можно найти кое-что забавное. Ведь так? Можно даже предположить, что вы не принадлежите к Благородному сословию… впрочем, это едва ли правда. Суть в том, что вы хороший человек, с понятиями о долге и чести, и едва ли вас толкнула на та-кую жизнь лишь голая корысть.
– И-и-и? – Выжидательно потянул я. Затягивающийся разоблачающий монолог начинал раздражать.
– Нет, ничего серьезного, – Алонсо выпрямился, прекращая гипнотизировать меня пристальным взором. – Просто хочу заявить, что пребывание на борту виконта де Ланьи – факт строго конфиденциальный, и дальнейшему распространению не подлежит. И что в случае невыполнения моей… хм… дружеской просьбы, ваша частная жизнь может быть досмотрена более тщательно.
– Вы пытаетесь посадить меня на крючок? – Не смог сдержать удивления я. – Не пойму только зачем. Я и так молчал бы о случайных попутчиках. Сия информация, кстати, абсолютно бесполезна…
– Вынужден с вами не согласиться, месье. Я же сказал, вы хороший человек. А хо-рошие люди всегда нужны. Даже за пределами Великих Домов.
– Ага, – до меня наконец-то начало доходить. – Так, значит. Вербуете.
– Ни в коей мере. Сейчас беспокойное время, месье. Никогда не лишне подумать о некоторых мелочах. Таких, скажем, как дополнительные пути отхода…
– А просить, видимо, вы разучились, – любезничать с гешпанцем расхотелось.
– Судя по всему, вы уже давно занимаетесь своим делом, – словно извиняясь, раз-вел руками де Нарьега, откидываясь на спинку своего стула. – А, следовательно, могли, в некотором роде, зачерстветь.
– А у вас не возникало мысли, что теперь моя охота к сотрудничеству пропадет напрочь?
– Возникала, – признался старший телохранитель. – Но так надежнее.
– Вы всегда все делаете наверняка и наперед? – Это было уже второе вопроситель-ное утверждение.
– Во всяком случае, стараюсь. По прибытии в Гецбург, вы обязаны сдать судно владельцу. Пробудете в Нербе дня три, как минимум. Так? На это время я приставлю к вам людей. О, не переживайте, в ваши дела они лезть не будут, просто проследят, чтобы вы не наделали глупостей, и остались живы. Работка-то у вас, поди, беспокойная. Если в течение этого времени, мы покинем княжество своим ходом, не воспользовавшись вашей любезностью, «хвост» исчезнет.
Де Нарьега поднялся.
– Да, и еще, советую наниматься на рейсы до Лютеции. Это избавит и вас, и нас от накладок. Ваше здоровье…
Волк залпом допил свой «компот» и вышел.
Левое нижнее веко конвульсивно подрагивало. Гешпанец сумел меня разозлить. Впрочем, принимая во внимание мое положение дел, и тот факт, что песик мог укусить лишь до момента сдачи груза – после, будет весьма тяжело в чем-либо меня уличить, все-рьез волноваться не было никакого смысла.
В одном барон был прав: любая работа накладывает свой отпечаток, и он тому не исключение.

* * *

Четыре пироптера сопровождения, оставляя за собой белый шлейф раскаленного пара (кажется, по-научному это называлось инверсионным следом), взяли Ламантину в клещи. Чугунные перья топорщились, открывая сокрытые под ними жерла скорострель-ных орудий. Конвой был необходимой мерой. С одной стороны, задумай экипаж корабля некие преступные действия против воздушного порта и, базирующихся здесь, торговых и военных судов, непоколебимые ребята наделали бы в корпусе транспорта целую кучу не-запланированных дырок. С другой же, контролировали воздушный коридор, пределы коего были известны только им. Прежде, на заре воздухоплавания из-за несогласованности действий столкновения заходящих на посадку и стартующих судов были регулярны. Теперь же подобный нюанс был благополучно улажен.
Правда, за неимением более надежных средств дальней связи, нежели световой те-леграф, благополучность оной меры было весьма условно. Не далее, как в прошлом году Архипелаг потрясло событие, чуть было не развязавшее войну с Осенними Рощами. В воздушный порт Ла-Флера для подписания договора о научно-техническом сотрудниче-стве прибыли сановники альвов. Вернее, они прибывали. Координатор, раздающий приказы начальникам конвоя, совсем еще зеленый юнец, ошибся, выдав уже занятое направление, в результате чего на взлет, по воздушному коридору, коим садился транспорт посольства, пошло прогулочное судно с пятью высокопоставленными членами Палаты Благородных. Начальник конвоя – бывалый вояка – оказался в затруднительном положении, поскольку бестиа ферреус уже не имели ни малейшей возможности разойтись. Колебался он не долго. Тяжелые пироптеры порвали в клочья судно альвов, дав катрану Палаты Благородных благополучно продолжить путь. Уж не знаю, что после этого сделали с координатором, но в любом случае, судьбе бедолаги я не завидую.
Подобных ошибок было немного. Но они имели место, и по сей день, отчего, нахо-дясь под стволами конвойных альбатросов, я немного нервничал. Уж мою посудину ни-кто не пожалеет в любом случае. Будь моя воля, я бы и без всякого на то повода нашинковал Ламантину снарядами, ибо ни на что более полезное она не годилась уже лет, эдак, пять.
А еще я волновался оттого, что пустил Хито к контактной сфере. Инугами его за-ешь, когда же он обуздает световой телеграф. Это же элементарно. Тогда мне не придется торчать у прожектора, ловя каждую искорку в пределах досягаемости, моля Бога, чтобы не пропустить сигнал, адресованный нам.
Впрочем, Хитори справлялся, и мое беспокойство понемногу улеглось.
Виконт со своими псами, благо, сидели по каютам, дожидаясь посадки – одной проблемой меньше. Хоть не будут путаться под ногами.
Вот вдалеке показался воздушный порт. Как не странно, воздушным в нем было только название. Не выглядело это зрелище феерически. Скорее уныло. Сразу за горной грядой шла узенькая полоска леса. За лесом простиралось серое каменное поле – огромная площадь, пять на пять миль, где ютились, в иных местах тесно, в иных – вольготно, десят-ки, сотни судов самых разных пород и размеров. Справа от посадочного поля, занимая еще большую площадь, вечно копошащимся муравейником, тихонечко, между собой шептались доки. Загоны железных зверей, смешанные с жилыми кварталами, где обитала обслуга воздушного вокзала.
А вот чуть подальше, прямо по курсу начиналась красота. И начиналась она со зда-ния вокзала. Высокое, с колоннами, увенчанными сложными капителями древнекамских ордеров, с позолотой на обломах фасада. С ажурным «барабаном», часами и куполом над центральным из трех нефов. Фронтон украшали гербы Нерба и Островной Империи. На флагштоке реял штандарт Гецбурга.
Конечно, с такого расстояния все это рассмотреть я не мог. Детали помнились по прошлому визиту. Этому зданию было всего лет пять. И от осознания этого в душе возни-кало нечаянное прежде чувство за свою отчизну. Гордость, что в нашем отечестве есть люди, способные создавать красоту, а не только ее рушить. Правда до красот Ла-Флера и Кам местным архитектурным изыскам было далековато.
Пироптеры сопровождения дали сигнал снижаться, когда до здания вокзала остава-лось чуть больше мили. Что ж, не так уж плохо. Не придется нанимать паровой тягач.
Ламантина, подчиняясь воле Хито, почти остановила ход и, вальяжно помахивая чугунным сегментарным хвостом, стала плавно спускаться к каменистой поверхности. Легкий толчок… все… сели. Животное легло на брюхо, последний раз вздыбило бока, словно вздыхая, и склонило голову. Теперь оно проспит до следующего рейса.
– Капитан, – в дверях стол Алонсо. – Будьте любезны, вызовите паровой экипаж.
Я лишь кивнул, не удостоив гешпанца и взглядом, и развернув прожектор в сторо-ну часовой башни вокзала, несколько раз выбил на рычаге шторок один и тот же текст. Дождался ответа, кивнул снова, на этот раз уже сам себе и, приказав слуге не покидать мостик, вышел в коридор.
У основного люка гвардейцы уже строились в боевой порядок.
Заметив меня, Люмьер расплылся в улыбке:
– Месье, моя благодарность не имеет границ. Жаль, что я могу рассчитаться лишь столь пошло.
– Не страшно, месье, – отозвался я, возвращая пассажиру, отныне бывшему, улыб-ку. – Подобные пошлости нынче в почете.
Де Ланьи полез во внутренний карман, извлек пачку желтоватых гербовых листков скрепленных серебряным зажимом.
– Алонсо, перо и чернильницу.
Де Нарьега нырнул в небольшой саквояж крокодильей кожи, и подал сюзерену все необходимое, после чего тот поставил на верхнем листке размашистую подпись. Вписал сумму.
– Возьмите так же визитную карточку. Там адрес моего поместья в Ла-Флере. В случае чего – пишите. Вся корреспонденция, отправленная туда, найдет меня в течение двух недель. Только постарайтесь не попадать в переплеты, требующие моего личного вмешательства. Я могу и не успеть.
– Искренне благодарю вас. Надеюсь, что мне никогда не придется этим воспользо-ваться.
Мы деликатно раскланялись. Обменялись с гешпанцем красноречивыми взорами, и гости последовали к выходу, благо гудящая, пыхтящая и лязгающая конструкция, отда-ленно напоминающая карету, успела подкатить непосредственно к трапу.
Виконт со своей свитой благополучно отбыли. Мне же предстояло задержаться. Надлежало сдать товар с рук на руки местному представителю Синдиката. Сказать по че-сти, у меня не было ни малейшего желания общаться с дядюшкой Рольфом. Этого прохо-димца я имел несчастье знать лично. Мало того, даже испытывал на себе сомнительное удовольствие, ведения с ним дел.
Субъект был крайне неприятен: жаден, хитер, эгоистичен, жесток, местами даже глуп. Впрочем, его глупость имела место ровно в той степени, коя не позволяла попадать впросак, отдаваясь на милость таких полезных эмоций, как щедрость, сострадание, мило-сердие, любовь. Дядюшка Рольф, подобно диверсанту, работающему глубоко в тылу вра-га, все самое ценное носил в себе. Его единственной страстью были деньги, но на посту главы местного отделения Гильдии, куда старый прохвост выложил себе лестницу из тру-пов конкурентов, в этом добре недостачи не было. Его же единственной любовью был он сам. Скрываясь за широкими спинами хорошо натасканных мордоворотов, как правило, из числа бывших ландскнехтов, его любовь была в безопасности.
Таких людей всегда следовало опасаться, ибо здороваясь с ними за руку, ты нико-гда не мог знать, есть ли на его перстне с внутренней стороны отравленная игла, или что он прячет за спиной – пустую ладонь или же заряженный пистолет. Их улыбки лживы, слова двусмысленны, и, ежели разговор заходил о деньгах, про выгоду можно было за-быть. Не по-людски? А в этой среде было крайне мало тех, кто мог похвастать остатками человечности. Таких, либо быстро съедали, либо перековывали под стать себе.
Следовало подготовиться. Я вернулся в корабль, заглянул к себе в каюту, выдвинул из-под койки потайной ящик, где прятал еще несколько пистолетов и пару добротных мушкетонов с кремниево-ударными замками. Взял один. Едва ли понадобится больше.
– Хито!
Парень возник спустя пару мгновений.
– Запри Диханга, и возьми вот это, – я протянул слуге оружие. – Спрячешься возле люка. Как станет жарко, стреляй в того, кого посчитаешь самым опасным.
Хитори подавал большие надежды в вопросах оценки и тактики.
– Ты все понял.
– Да, – кивнул тот. – Спрятаться, здать, стрерять в самый опасный…
Он справится. Я читал это в его глазах. Приходилось ли ему раньше отнимать чью-то жизнь? Нет, но я надеялся, что до этого не дойдет. Его выстрела, пусть даже он будет «в молоко», вполне хватит, чтобы дать мне время решить проблемы по-своему.
– Молодец, – я взъерошил его непослушную, черную, как смоль шевелюру. Он справится.
Я уже подходил к трапу, когда снаружи донесся лязг и шипение. Окутанный клу-бами горячего пара экипаж, зло зашипел, ослабляя давление в цилиндрах, и замер. Не за-хотел Дядюшка Рольф трудить старческие члены. На коляске приехал. О, к гадалке не хо-ди, вот и его свита.
Пятеро крепких плечистых молодчиков, одетых пестро, как попало, степенно по-кинули чрево механизма первыми. Один из них, лысый, сухопарый, долговязый, со впа-лыми щеками и черными колючими глазками, внимательно осмотрелся. По мне лишь мазнул взглядом, после чего с поклоном подал руку.
А вот и сам Дядюшка. В черном фрачном костюме, лакированных башмаках, с тро-стью, моноклем, при бабочке, венчающей ворот рубахи, едва не лопающийся на бычьей шее владельца. Он скорее походил на банкира, или государственного чиновника, нежели на мелкого князька воровской империи. Впечатление портили лишь неряшливая прическа, нестриженые усы и недельная щетина, пепельной поволокой укрывающей морщинистые щеки. К его чести следует отметить, что Рольф за собой следил, не позволял завязаться лишнему жиру. Правда, его силуэт все равно был ужасен: худые коротенькие ножки никак не вязались с монументальной, словно нога Кшатахрийского слона, шеей и длинными почти до колен мускулистыми руками. Впечатление усугублялось массивными надбровными валиками, низким лбом, подвижными, точно пиявки, губами и тяжелой нижней челюстью.
Глядя на него, я склонен был предположить, что виной такой внешности могли по-служить две причины. Либо инцест, либо тот факт, что Талисманом Дядюшки Рольфа был бабуин, отдавший хозяину значительно больше, чем тот предложил взамен. Да, старый разбойник был из обедневшей семьи Дома Бабуинов. Ближайшие родственнички, разуме-ется, чурались таких кровных уз, и всячески открещивались от него, но родню, как из-вестно, не выбирают.
Прохвост чванно оперся на поданную лысым руку, ступив на твердь, попытался элегантно прищелкнуть каблуками. У него это почти получилось.
Я терпеливо ждал окончания маневров, сложив руки в замок.
Следом за хозяином из коляски выбрался и его талисман. Злобно порыкивая, крас-нозадое чудовище принялось суетливо носиться между телохранителями, на что те не ве-ли даже бровью – привыкли.
Головорез властно и коротко махнул рукой, мол за мной, и дело сдвинулось с мертвой точки.
– Дядюшка Рольф! – расплылся в улыбке я. Мне не хотелось с самого начала пор-тить общение со старым прохвостом, пускай наше последнее дело и оставило нас в не-сколько напряженных отношениях.
– Этьен, мальчик мой, – не остался в долгу глава Гецбургского отделения Синдиката.
– Вы прибыли лично? – Мы обнялись, словно давние хорошие знакомые.
– Как я мог пропустить такое событие, мой милый, – его широкие лапищи остава-лись на моих плечах, стесняя движения. – Не каждый день под мою ответственность по-падает такое количество товара. Кшатахрийские специи нынче в цене, ты же знаешь.
– Что да, то да, – я продолжал поддерживать вежливую полуулыбку.
– Кстати, Этьен, меня несколько огорчил тот факт, что ты прибыл с опозданием, – Рольф печально нахмурился, делая виноватый вид, словно добрый родитель, сожалею-щий, что ему придется наказать непослушное чадо.
– Мы попали в бурю, – коротко ответил я. – От подобных нюансов, никто не за-страхован.
– О, конечно, конечно, но что мне сказать покупателям. Многие уже успели сде-лать первые взносы, а товара так и не получили. Я потерял деньги.
Я едва заметно вздохнул. Понятно, ублюдок не преминул воспользоваться неувяз-кой. Сбивает цену.
– При всем уважении, Дядюшка Рольф, в контракте значиться сумма страхового пособия. Банк возместит вам неустойку. Я же, как частное лицо, несу ограниченную от-ветственность. А погода, неполадки механики, в этот круг не входят.
– Умненький ты мой, – растекся в елейной улыбке старик, и по-отечески потрепал мою щеку. – Конечно, не входят. Конечно, Этьен. Только вот страховкой облагались лишь пряности. Не… гм… сладости. А те, как тебе известно, нынче не столь ценятся. Двести лет назад я бы удовлетворился. Но теперь…
– Вычтете из моего вознаграждения? – Одна бровь сама по себе поползла вверх. Я не сомневался, что Ротльф нечто подобное предпримет, в особенности после того, как ваш покорный слуга несколько подпортил шкурки его ребятам в прошлый свой визит.
– Мальчики, – от наигранного веселья старика, челюсть сводила оскомина. – Я же говорю, что Этьен у нас умненький. Все сам прекрасно понимает.
Вышколенные, словно псы, мальчики принялись тихо зубоскалить. Сейчас было можно. Патрон, прямо-таки намекал на поддержку его слов.
Повернувшись ко мне, разбойник добавил:
– Давай-ка прикинем…
Не дожидаясь приказа, один из молодчиков, тот, что носил прямо на голое тело вы-горевший на солнце сюртук от мундира кавалерийских частей Нерба, подал хозяину сче-ты, листок бумаги, и свинцовый карандаш.
– Ты не против? – Дядюшка вопросительно воздел на орудия моего грабежа.
– Вообще-то, против, – теряя остатки напускного радушия, сообщил я. Впрочем, собеседнику мое мнение было глубоко безразлично. На пухлых, изъеденных морщинами губах лишь промелькнула довольная усмешка.
– Та-а-ак… общая сумма… – гнусавил он, делая на листке какие-то пометки и бря-цая камешками счет. – Умножаем на количество часов… та-а-ак… моральный ущерб… хм… как старнно…
Глава Гецбургской гильдии воров поднял на меня взгляд полный притворного изумления:
– Выходит, ты мне еще и остаешься должен…
– Я никому и ничего не должен, – медленно с расстановкой, чтобы дошло, прого-ворил я. – Работа сделана. Груз на месте. Опоздание в пределах нормы. Кстати, дядюшка, если вы все еще чтите законы Гильдии, то могу вас уверить, что Кривому Жилю это не понравится. Уж я позабочусь, чтобы вести о ваших делишках дошли до него, как можно быстрее.
Старый бандит нехорошо сощурился.
– Мальчик мой, взгляни-ка сюда, – Рольф сунул мне под нос исчерканную бумаж-ку. В его голосе так же более не таилось напускного добродушия. – Пока еще я умею счи-тать, чту законы Гильдии, и не один молокосос еще не посмел меня обвинить в бесчестии. Хочешь стать первым? Здесь? Я возьму своих ребят в свидетели.
Я уже понимал, что конфликта не избежать. Ублюдок ничего не забывал и имел скверную привычку возвращать те долги, кои, порой, того не требовали. Нет, он еще не впал в маразм. Он прекрасно понимал, что, ежели сейчас что-нибудь случиться, никто особо горевать не станет, а Кривому Жилю – непосредственному главе Синдиката на тер-ритории Островной Империи – Бабуин преподаст дело в самом благоприятном для себя свете. Мол, он опоздал, воспротивился выписанному штрафу. И ведь не забирал же я у него всех денег. Жадный был малый. За пистолет схватился.
И с местными властями у Дядюшки Рольфа все было на мази, так что мое тело в лучшем случае похоронят на государственном кладбище для бездомных. В худшем же, оно сгниет где-нибудь в выгребной яме квартала доков.
Я мог бы, конечно, смиренно проглотить обиду, попасть в долговое рабство к пре-старелому прохиндею. Это был выход, который удовлетворил нербца, и сохранил мне жизнь, напрочь лишив уважения в кругах Синдиката. Контрабандисты, хоть и не были самой привилегированной прослойкой гильдии, все же определенная доля чести уставом, так сказать, братства, им предписывалась.
Был еще один выход. Как для меня – не самый удачный: дать бой подонкам здесь и сейчас. Ну и что, что их шестеро, плюс, уродского вида обезьяна. И не таких, бывало, об-ламывали. Правда, каждый раз, как очередной воротила или же кто-то из его шестерок, намеревались меня, кинуть, я терял очередную биографию. Кто не живет жизнью подоб-ной моей, не может понять, насколько дороги сейчас «чистые», никем не занятые и не за-пятнанные имена с соответственной родословной.
Я ни на миг не сомневался, что де Нарьега сдержит слово и, таки, приставит ко мне парочку-другую своих тихарей. Так же, не нужно было ходить к гадалке, чтобы понять: резня на посадочном поле воздушного порта привлечет внимание местной полиции, что, собственно, меня волновало куда больше, ибо именно сей факт сулил грядущую смену личности.
– Кого вы собираетесь взять в свидетели? – Мой язвительный смех стер ухмылочки с небритых рож наемников. – Ваши шавки, Дядюшка Рольф, ради лишней ласки подтвер-дят любое ваше слово.
Здесь они меня убивать не рискнут. Подкуп полиции это, конечно хорошо, но мо-гут найтись свидетели. А давать мне в руки оружие ради инсценировки обороны соб-ственных жизней, старая мартышка не рискнет.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что я могу соврать Кривому Жилю, щенок? – Бандит пока старался держать себя в руках, но на его лице уже начали проступать багровые пят-на.
Я расхохотался еще громче. Со смаком. Обидно.
– Я хочу сказать, что ты свинья, сильно подзадержавшаяся на этом свете. И, да. Ты можешь соврать кому угодно и что угодно, лишь бы это могло уберечь твой драгоценный зад.
– Отто, – лицо Рольфа окаменело. Казалось даже скорбные, посыпанные сизым пеплом щетины, старческие брыли перестали колыхаться. – Разоружи этого гаденыша, и веди на корабль.
Лысый, зашел мне за спину и крепко ухватил за обе руки чуть повыше локтей, в то время, как ландскнехт в кавалерийском сюртуке быстро и четко, без лишних движений, избавил меня от всего имеющегося при себе арсенала.
Я не сопротивлялся. Просто наблюдал, как двуствольный монстр, два дуэльных «Франклина» пара четырехдюймовых ножей-рыбок с толстенькими удобными деревян-ными рукоятями и широкий ферумидовый кинжал – перекочевывают из чехлов и ножен в карманы молодчика. Впрочем, последняя игрушка приглянулась наемнику. Ее он предпочел оставить в руках. Брыкаться сейчас не имело смысла. Отчасти, потому что я надеялся на решительные действия со стороны Хито. Отчасти из-за трех стволов, аккуратно, и незаметно устремившихся в мою сторону.
– Ты хорошо подумал? – Гаденько улыбаясь, я встретился взглядами с Рольфом.
– О-о, да, – бандит скрежетал зубами, в предвкушении скорой расправы. Эмоцио-нальность людям его профессии никогда не шла впрок. – Я сделаю из твоей кожи не-сколько пар замечательных башмаков. Сперва, хотел заказать еще и перчатки, но потом решил, что такой падали, как ты место лишь под ногами.
– Интересно, как же ты собираешься оправдываться перед Жилем. Я у него на хо-рошем счету.
– Это уже не твоя забота. Жиль далеко. Я найду, чем отвлечь его внимание, если он соизволит всерьез заняться твоей смертью.
Мы уже подходили к трапу.
– А знаешь, Рольф, – об уважительных обращениях сейчас не могло идти никакой речи. Скотам – скотское. – Если тебя убью я, мне даже ничего выдумывать не придется. Знаешь, почему я у старика на хорошем счету? Я помог ему избавиться от пары тройки крыс, подобных тебе. От тех, кто посчитал себя умнее, решив, что может позариться на честно заработанные деньги, и откусить еще небольшой кусочек от пирога нашего с тобой патрона. Признайся, Рольф, ты же подворовываешь?
– Я тебе удивляюсь. В двух шагах от помойной ямы, а имеешь наглость мне угро-жать. – Дядюшка был на грани. Лоб сел еще ниже, морда вытянулась, а во рту наметились длинные острые клыки. У меня еще мелькнула мысль, мол, неплохо было бы взглянуть в этот момент на его зад, не краснеет ли он.
Я тянул время, как мог. Хотя, сказать по чести, каждое мое слово лишь приближало тот миг, когда старая мартышка сорвется и кончит меня прямо на ступенях корабля, невзирая на предстоящие трудности с законом. Ну, где же этот мальчишка?..
Можно было, конечно, начать действовать сейчас, но тогда это не уберегло бы ме-ня от лишней пары-тройки незапланированных дырок. Даже воспитанники Ордена не могут уклоняться от пуль, тем более, когда ствол и бренную плоть разделяет жалкая пара ярдов.
Справа от люка, где все скрывалось в глубокой тени, едва заметно качнулась зыб-кая тень. Ну, наконец-то.
Яркая вспышка разорвала мрак в провале люка, вырвав из него щуплую фигурку юного тосийца, и прежде, чем кто-либо успел среагировать, голова Рольфового Талисмана лопнула подобно гнилой тыкве.
Я и сам еще ничего не понял. Бабуин, конечно, был опасен, но проблему с ним можно было бы решить и потом. Меня больше тревожили пистолеты. Впрочем, сейчас было не до рассуждений. Изо всех сил прянув вперед, я заставил удерживающих меня наемников потянуться следом. Лысый, понимая, что может и не удержать своего под-опечного, приложил максимум усилий, чтобы притянуть собственные кисти к телу, чем обеспечил мне более удачное положение для проведения приема. Второй же, тот что ще-голял в кавалерийском сюртуке попробовал ткнуть меня моим же кинжалом в бок, но я был к этому готов, отчего его рука прошла мне за спину. Стоило мне скрутить корпус че-рез правое плечо, сминая кисть с зажатым в пальцах клинком, как грянуло три выстрела. Пули, предназначенные мне, с глухим чавканьем вошли в тело «кавалериста». С трех яр-дов удар был колоссальный. Удивляло то, что снаряды не прошили плоть навылет. Веро-ятно, все пришлись на кости…
И тут у меня в затылке разорвался снаряд корабельной гаубицы, засыпав весь обзор мутными пятнами. Лысый все же умудрился меня достать, «завинтив» кулак чуть выше шеи. Оставалось возблагодарить Отцов Ордена Псов Господних за крепкое усовершен-ствованное тело, ибо любого другого такой удар заставил бы отключиться. Но и ратная наука не прошла даром. Моя инерция, подкрепленная массой двух, повисших на руках тел, позволила, даже в полуобморочном состоянии, падая, перекинуть сухопарого ублюд-ка через себя, подставив его тушку под залп новых пистолетов.
– Мальчишку держи… – Орал Дядюшка Рольф, срываясь на хрипы и визги.
Стоило мне упасть, как над головой, надсадно шипя, пронеслась серая тень.
Вопль… Хрип…
Росчерк крови из разорванного горла ландскнехта мазнул по камням и краю панду-са. В следующую секунду я нашарил в кармане мертвого «кавалериста» двуствольный пистолет и рванул обе скобы сразу, снимая последнего наемника, а мигом позже тяжелый ферумидовый кинжал слету вонзился в запястный сустав, наводящего на Диханга оружие, старого бандита.
Глава Гецбургского отделения Синдиката взвыл. Его маленький жилетный «Бар-динг» зазвенел бронзой по серому камню летного поля. А потом и сам Рольф рухнул под тяжестью сжатого комка мышц.
– Диханг! – Успел крикнуть я, прежде чем рысь разорвала горло и этой своей жерт-вы. Кот замер в дюйме от гортани Бабуина. Зло рыкнул, но морду убрал, всецело переме-стившись на грудь поверженного врага.
Воздух с шумом покинул мои легкие. Я поднялся. Подошел к Дядюшке Рольфу. Его глаза закатывались от боли, кровь быстро растекалась тускло блестящей лужицей, об-разуя в выщерблинах известняка миниатюрные ручейки и озера, но в недрах зрачков неистовствовал зверь, раздраженный поражением и телесной немощью.
– Это, кажется, принадлежит мне, – я, не церемонясь, рванул за рукоять кинжала, чем усилил потерю крови. Бандит коротко взвыл, и вперил в меня безумный, мечущийся взор.
– Я убью тебя… – прохрипел он, – Ты, кусок коровьего дерьма. Клянусь своей ду-шой, что найду тебя и…
Я присел на корточки рядом с его головой. Прогнал Диханга и принялся обшари-вать карманы некогда блестящего новизной и лоском, а ныне унылого, помятого, запы-лившегося фрака. В одном из них я все же нашел предназначенный мне чек. Все же про-хвост изначально не собирался меня обворовывать, а тем более, убивать. Скорее всего, он до последнего момента не знал, кто доставит товар в Гецбург, а потому старался играть честно.
Его угрозы только рассмешили меня, ведь не далее, как пару минут назад, именно я был в проигрышном, как всем казалось, положении, так что теперь у меня были все права ответить Рольфу его же словами. Мог сказать, что он дурак, что поплатился за свою бес-печность, недооценив мои возможности, и что дважды я не совершу одной и той же ошибки. В прошлую нашу встречу те пули предназначались не его молодчикам, а непо-средственно их вожаку. Просто мне подумалось, что убийство крупной фигуры Синдиката не принесет мне большей славы в его кругах, да и Жиль на тот момент подобного не одобрил бы. А еще мне хотелось напомнить, что раз заложенная во время ритуала Приобщения душа – плохая опора для серьезной клятвы. Но я не стал зря сотрясать воздух. Никогда не любил излишнюю показуху, равно, как и насмехаться над теми, кто должен умереть. А Рольф непременно обязан был, оставить сей грешный мир в ближайшем будущем. Таким врагам нельзя сохранять жизнь. Это может сильно сократить твой собственный век.
Он еще что-то говорил. Даже пытался подняться хотя бы на локти. Но я сдавил его низкий лоб, прижал затылок к каменной плите и одним движением перерезал горло. От уха до уха. Как двухмесячному козленку, чья судьба быть украшением праздничного сто-ла. Будь у Рольфа жив его Талисман, думаю, даже такая рана не принесла бы ему ничего, кроме месяца сплошных неудобств. Но Бабуин был мертв. Связь прервалась, и старый разбойник, действительно порядком задержавшийся на этом свете, успевший попортить немало крови хорошим и не очень людям – умер.
Я выпрямился. Устало повел плечами. Шмыгнул носом и направился к люку. С минуты на минуту сюда должна была прибыть полиция.
– Почему Диханга не запер? – Я не ругал. Просто спрашивал. Расчет Хитори Ми-наоко был мне понятен.
Слуга виновато поклонился. Всем телом, но так, чтобы спрятать глаза.
– Я считать, что так будет правирьно, хозяина, – проговорил он по-лютециански. Тихо, но уверенно. Он видел, мое одобрение. Научился видеть. – Обезьяна умереть, и бакэ-нэко борьше не иметь опасный враг.
Я кивнул. Это действительно было так. Лишь Талисман ныне покойного Рольфа мог оказать Дихангу достойное сопротивление. Правда была и обратная сторона. Выпус-кать Рысь под пули было весьма рисково. Кот не являлся Талисманом, а потому не мог залечить раны, подпитываясь от жизненных сил хозяина. Впрочем, винить в таком шаге Хито никто не собирался. Он сделал выбор между жизнью сюзерена и жизнью питомца, и вышел победителем, а их, как водится, не судят. Не пришлось судить и мне.
Я уже заканчивал рассовывать по чехлам и ножнам возращенное оружие, когда пандус мелко задрожал, передавая вибрации от посадочного поля. Спустя пару мгновений ушей достигли далекие: грохот, лязг, свист, перемежающиеся с топотом копыт. А вот и гости.
– Хито, – бросил я слуге через плечо. – Собери мои вещи. Быстро.
Тосиец кивнул и скрылся в недрах Ламантины. Я же вышел под болезненно яркое осеннее солнце Нерба.
Нужно отдать должное: полиция отреагировала на удивление быстро. Впрочем, это было не удивительно. Воздухоплавание оставалось прерогативой Благородных, цвергов и альвов. Покой всех трех групп был ценен. Первые составляли правящий костяк Империи. На вторых были завязаны торговля и финансы. Третьи же просто были весьма сильным противником, и никто в здравом уме не желал портить с ними и без того натянутые отношения. Так что подразделения блюстителей порядка, приписанные к воздушным портам, лезли из кожи вон в отличие от своих городских коллег, порой на многое смотрящих сквозь пальцы, дабы не наживать себе лишних хлопот.
И минуты не прошло, как предо мной уже застыло два исходящих паром самоход-ных экипажа, три паровых доспеха «Колосс-15» и пятеро, восседающих верхом констеб-лей. Двери экипажей распахнулись и две дюжины крепких ребят в коричневых мундирах с начищенными медными пуговицами окружили люк корабля, весьма недвусмысленно направив в мою сторону стволы винтовок Гельца. Увиденная ими картина, где я стою в одиночестве посреди горы окровавленных тел в их глазах меня нисколько не вознесла. Напротив…
– Не двигаться, – рявкнул один из констеблей. Светловолосый, скуластый с напо-маженными усами. – И без резких движений.
Я медленно развел руки, мол, как же может быть иначе. Диханг на пандусе припал к металлу покрытия и издал тихий грудной рык.
– Сколько вас? – Продолжил полицейский в том же тоне. Пока что жаловаться на некультурное обращение не было никакой пользы. В особенности для жизни и здоровья.
– Я, как вы видите, мой Талисман и слуга. Он в корабле сбирает мои вещи, – по-кладисто отозвался я. – Если господа полицейские будут столь любезны и дадут ему ми-нуту-другую, я буду вам бесконечно признателен.
– Как ваше имя?
– Барон Этьен де Лагранж. Дом Рыси, – я немного приосанился. Самую малость, чтобы у полиции не возникло искуса, в праведном гневе до конца растоптать мою гор-дость. Пускай даже напускную, липовую. Гордость Этьена де Лагранжа к моей собствен-ной имела весьма косвенное отношение.
Капрал смягчился. Пускай по его лицу этого и не было особо заметно, но металла в голосе поубавилось:
– Ваша милость, прошу отойти от люка. С вашего позволения мы поторопим ваше-го слугу. И прикажите Талисману освободить дорогу.
– Как вам будет угодно.
Впрочем, этого не понадобилось. В проеме возник Хитори. Уже зная, как себя ве-сти – не впервой попадался полиции в качестве ценного довеска к такому злодею, как я – он двигался медленно, и даже бровью не повел, когда трое коричневых мундиров бесце-ремонно вырвали у него из рук мой саквояж.
– Это все? – Осведомился давешний капрал.
– Слово дворянина, – горячо заверил я, приложив правую руку к сердцу.
– Прошу вас и вашего слугу в экипаж, – белобрысый вояка с напомаженными уса-ми указал на железнобокого, пышущего паром, колесного монстра. – Ваш кот может бе-жать рядом, если не боится паровых машин.
– О-о, не переживайте. Он не боится.
Уже залезая внутрь на не самые неудобные скамьи – все же портовой полиции не часто приходится перевозить в подобных штуках преступников – я коротко подумал, что констебль все же проверит Ламантину вдоль и попрек. И не только на наличие прочих членов команды. А еще мне взгрустнулось. Видать, и этой биографии пришел конец. Жаль. Она мне нравилась.


PARS SECUNDA

Черная неясыть сбавила ход. Ее уже никто не подгонял. Напротив. Ветер щербато свистел, путаясь в чугунных перьях полуживого чудовища. Желтые янтарные глаза мерт-во поблескивали в лучах восходящего солнца.
Бестиа ферреус никто не стремился помешать, или войти в контакт, дабы подроб-нее узнать о цели визита. Со стороны воздушного порта не донимали сполохи светового телеграфа. Пироптеры пограничных войск истово делали вид, будто исполинской совы не существовало вовсе. Так было удобно. Так было безопаснее для всех, ибо, как по всей территории Архипелага, так и за его пределами, лишь малефики имели право перемещаться на стальных зверях семейства совиных. Тысяча лет относительного мира и взаимодействия с темной курией не смогли полностью сгладить все возможные углы и недопонимания. Что, впрочем, было и не удивительно. Никто не хотел обретаться рядом с теми, кто водил дружбу со слугами Лукавого. Впрочем, враждовать с ними желающих возникало еще меньше. В конце концов, именно их вмешательство изменило ход войны Первого Прорыва, о чем гражданам Империи так же не давали забывать.
Внезапно правый глаз неясыти засверкал чередой сполохов. Некромант в качестве жеста доброй воли сообщал смотровой башне порта свой дальнейший маршрут. Он не со-бирался приземляться. Во всяком случае, сейчас и непосредственно на посадочном поле. Его куда больше заинтересовало горное плато, что раскинулось немного восточнее. Не-ясыть издала короткий лязгающий клекот и «легла» на левое крыло…
Над плоскогорьем властвовал ветер. Мощный, холодный, хлопающий по ушам ту-гими струями призрачных крыльев. Не давая промолвить и звука. Казалось, на его поры-вах можно вполне безопасно висеть над пропастью, стоит только расставить пошире полы своих одежд. Но Антонио Каро, нареченный по вступлении в ряды темного клира братом Дельмаром прибыл сюда отнюдь не наслаждаться капризами природы, и уж тем более не вести светские беседы. Да, он собирается говорить. И его услышат в любом слу-чае.
Высокий, худой, как щепка, нескладный, суетливый. Таких не боятся. Ну, правда, кого может напугать человек, споткнувшийся о неудачно подвернувшийся стебель бурья-на, зло пнувший  обидчика и ушибший при этом ногу? Таких зовут неудачниками и ти-хонько смеются им вслед. А, может, и в лицо. Вот только давненько Дельмар не слышал у себя за спиной ничего, кроме тихих проклятий, а глазами встречал лишь потупленные взоры. Грязно-бордовая, словно застиранная роба чернокнижника, чей окрас адептами Малефактории именовался гордо, не иначе, как цвет выцветшей крови, делала свое дело.
Впрочем, общая репутация некромантов нисколько не уберегала Каро от мелких неприятностей и собственной неуклюжести. Но с этим он очень быстро смирился, трезво оценивая собственное бытие, и понимая, что именно такую цену он платит за свое безгра-ничное везение в делах существенных. Он не был великим магом. И свой пятый трижды проклятый и выстраданный круг он получил именно в силу исключительно вышеупомя-нутого везения. Не иначе.
Антонио обернулся на притихшую поодаль неясыть. Он не стал усыплять живот-ное, и теперь оно сидело, нахохлившись и опасаясь, лишний раз пошевелиться, будучи неприученным к бодрствованиям на земле. Колдун отошел еще дальше. Бестиа ферреус, как и прочая живность не очень хорошо реагировали на творимую волшбу, а ведь именно этим он и собирался заняться.
Распахнул робу. Извлек из поясной сумы небольшую астролябию и костяной сти-лос. Воздев окуляр прибора в небеса, сверился с расположением звезд. Покрутил диски. Придирчиво оценил получившиеся числа. Солнце уже успело погасить ночные светила, а потому погрешность получалась колоссальной. Впрочем, обращаться к четкам было глу-по. Силы, ждущие своего часа за кровавыми гримуарами и выжженными на каждой бу-сине именами, были в своем большинстве слишком опасны даже для опытного некроман-та, коим Дельмар не являлся. Не стоило взывать к ним по мелочам.
С другой же стороны ритуал был необходим. И плевать на погрешность.
Стараясь при помощи дополнительных формул как можно полнее устранить вред-ные расхождения, Антонио очистил от сухого, низкого, продубленного всеми ветрами бурьяна небольшой клочок пыльной земли и принялся за вычерчивание фигуры. Основное правило построения хаотограммы гласило: ни единой параллельной линии. Проекции расположения звезд обязаны были совпадать с текущими позициями, но прямые напряжения должны блюсти законы упорядоченного хаоса.
Дельмар закончил чертеж. Выпрямился. Неудовлетворенно скривился, подтер ли-нию носком ботинка, провел ее более ровно. Снова встал. И остался более-менее доволен. После чего с силой вонзил острие стилоса в центр фигуры.
Уши едва заметно заложило. Хороший знак, отметил про себя некромант. Это зна-чило, что энергетический контур подавления и удержания замкнулся правильно. Дело осталось за малым.
Все из той же сумки на свет появился небольшой обсидиановый ритуальный кин-жал. Колдун чиркнул им по большому пальцу левой руки и тщательно проследил, чтобы все капли попали исключительно на круглое оголовье стилоса. После чего, высосал набе-жавшие капли из ранки и перемотал палец тряпицей, пропитанной специальным эфир-ным составом, отбивающим у нежити обоняние. Не хватало еще, чтобы инфернал почуял вожделенную жидкость где-нибудь за пределами сдерживающего контура.
Потекли слова наговора. Гортанно, вязко, словно патока. Какое-то время ничего не происходило. А потом на челюсть некроманта передалась легкая дрожь, весьма опасная в данной ситуации. Вибрации так и норовили сбить его с ритма, вставить искаженный слог, перенаправить потоки заградительного контура…
Тем временем, кровь на оголовье стилоса начала пропадать. Впитываться в матери-ал, словно это была не шлифованная кость, а самая заурядная губка. Через тяжелые слова заклятия дрожь передалась воздуху, освободив челюсти от несвоевременной судороги, но легче от этого не стало. С каждым новым звуком ателиец чувствовал, как незримая сила наваливается на его плечи, старается прижать к земле, давит на крышку черепа, стремится раскрошить пока еще удерживающий позиции хребет.
Дельмар даже боялся себе представить, что могло бы быть, возьмись он призывать кого-либо из более серьезных сущностей.
Костяной стержень внутри хаотогораммы мелко затрепетал, и единым рывком ушел в твердый сухой грунт более, чем на половину. По земле, ограниченной беспорядочными росчерками побежала легкая рябь, словно и не твердь это была вовсе, а жидкая текучая ртуть. Стало тихо. Очень тихо. Казалось, даже ветер более не претендовал на власть в сем проклинаемом ныне месте. Все звуки, словно бы были оттеснены незримой стеной, за коей теперь бились в корчах. Творимое действие противоречило всем канонам мироздания, а оттого пугало даже их.
Антонио судорожно, с трудом сглотнул слюну, ставшую вдруг кислой и вязкой, а из разверзшейся перед ним «лужи», цепляясь за оголовье стилоса, который каким-то обра-зом остался торчать на своем месте, показалась маленькая костлявая чешуйчатая лапка. Следом за конечностью вынырнуло, утыканное роговыми пластинчатыми образованиями, плечо. Затем крыло, голова, чья пасть влажно поблескивала тонкими, часто посаженными, острыми зубками, а маленькие узкие глазки полнились жидкой зло-бой…
Наконец, инфернал выбрался полностью. Слегка взмахнул кожистыми рваными крылышками, усаживаясь поверх округлости костяного стержня, как на жердочку, до-ждался пока грунт вновь не станет монолитом, и только тогда немного расслабился, уве-ренно спуская лапы со своего насеста.
– А-а-а, сожри твою печень, никого другого и не ожидал увидеть, – зло прошипело исчадие ада, буравя колдуна восемью смолистыми бусинками, глубоко втиснутыми под один изгиб бровного валика, – чего надо?
Словно невзначай, демон подошел к краю фигуры и попробовал защиту на проч-ность. Обжегся. Незримая стена, замкнувшаяся по внутреннему контуру хаотограммы, полыхнула пронзительным пурпуром.
– Поговори мне, – прикрикнул на инфернала колдун. – В конец оборзела, скотина рогатая.
– Да знаешь ли ты кого потревожил, несчастный? – Надсадно засипело создание тьмы. – Знаешь ли, что с тобой будет, когда я сброшу с себя эти оковы? Я высосу твои глаза, смертный, я… я…
Внезапно тварь зашлась хриплым кашле, после чего вполне нормальным голосом, какой мог принадлежать молодому мужчине, проворчало:
– Не, так говорить – горло болит. Короче, к делу. Чего звал?
Некромант возвел очи горе, мол, и вот с такими шутами гороховыми приходится работать, но все же заставил себя вернуть себе серьезный настрой. Пусть маленький паяц больше говорил, чем делал, но разорвись контур хаотограммы, он вполне мог и осуще-ствить, кажущиеся сейчас смешными угрозы. С этими бестиями было катастрофически тяжело управиться человеку без особой подготовки, которой у колдуна, собственно, было немного. И это всего лишь мелкая сошка – демон-шпион, призываемый лишь для наблю-дения и передачи срочных сообщений. Об Истинных воинах ада даже думать было страш-но. Впрочем, адепты третьего круга иногда баловались подобными экспериментами. Правда, усмирять озверевших тварей почти всегда приходилось Сумеречным Легионерам, либо колдунам более высокой квалификации. В худшем случае, что бывало крайне редко, но столь же неотвратимо, как смена дня и ночи на полюсах, Малефактория обращалась в ближайшую командорию Псов Господних.
– Гаргэ, – подпуская жесткости в тон, пророкотал Дельмар. – Отправляйся в район воздушного порта. Там найдешь одного человека. Станешь за ним следить, и докладывать мне обо всех его перемещениях, разговорах, делах. Понял меня?
– А что мне за это будет? – лукаво прищурился инфернал, чуть припадая на задние лапы.
– Скажи спасибо, – самым уголком рта усмехнулся маг. – Как раз за это тебе ниче-го и не будет. Как закончишь – верну обратно. Понял?
С этими словами Антонио сделал быстрый пасс, и демон дико зашипел. Под левым крылом бестии еще остывающим росчерком тлела руна подчинения.
– Вот так всегда, – философски простонало исчадие, косясь на обугленный шрам. – Ничего мене болезненного придумать не мог?
– Заткнись. Я тебя позвал не для того, чтобы выслушивать твое нытье. Будешь де-лать все, что скажу – боли больше не будет.
Инфернал сконфужено рыкну, но этим и ограничился.
– Наш человек часто меняет имена. Сейчас его зовут Этьен де Лагранж. При нем всегда слуга – мальчик тосиец.
Колдун по памяти описал внешность искомого персонажа. Он, конечно, мог бы и лично проследить за лжебароном, но смущала подготовка последнего. Подопечный, ско-рее всего, легко бы распознал открытую слежку и принял бы необходимые меры, что весьма пагубно могло сказаться, как на здоровье и жизни ателийца, так и на его миссии в частности. А ведь у Дельмара был ясный приказ «только наблюдать». Так что, зная ка-призность своей подруги-удачи, не желающей размениваться на мелочи, малефик предпо-чел пойти путем наименьшего сопротивления, если лишнее обращение к потусторонним сущностям можно назвать таковым.
Больше удерживать защитный контур хаотограммы не имело никакого смысла. Тварь вырвалась. Распласталась в едином стремительном прыжке, метя в горло незадач-ливому некроманту. На какой-то миг Дельмару даже показалось, что Гаргэ преуспеет, но, на вид простенький значок подчинения разрабатывался не адептами-первогодками, а ве-ликими чернокнижниками прошлого, и представлял собой сложнейший энергетический механизм, позволяющий некроманту, вызвавшего из низших эмпиреев, злобного духа, в мгновение ока, усмирить его без всякого для себя вреда. Что, собственно, сейчас и про-изошло: инфернала, словно кто-то дернул за поводок. Не долетев до мага чуть меньше яр-да, он со всего размаху рухнул на сухой грунт, злобно шипя, и цветисто склоняя своего мучителя по матушке.
Малефик вновь состроил скорбную мину и без затей пнул маленького гада под ре-бра тупым носком ботинка. Просто так, для проформы. Чтобы знал, кто хозяин. Впрочем, подкреплять свои действия какими-либо нравоучениями он не спешил. Вместо этого до-вольно будничным тоном проговорил, не заботясь о том, услышит ли его фамильяр:
– Проваливай. Сейчас же. Надеюсь, задачу дважды повторять не придется. Что скажешь?
– Нет, – выдавила тварь.
– Что, нет?
– Не придется, – демон шмыгнул носом. Пробудить в себе покорность было выше его сил, но с этим он ничего не мог поделать – заклятие держало крепко.
– Ну, тогда не смею тебя больше задерживать, – властно повел рукой Дельмар.
Исчадие еще что-то побурчало, пискнуло и растворилось в воздухе, а маг наконец смог вздохнуть полной грудью и вернуть в подсумок крупный черный рунированный ре-вольвер, заряженный обсидиановыми пулями, инкрустированными вязью заклятий.
Обошлось. На этот раз. Как и всегда Капризная Дева оказалась милостива к своему подопечному. Вот только чем ему придется платить за внимание в дальнейшем? Колдун всегда возвращал долги, вне зависимости от того, подчинялось ли сие обстоятельство его воле, или же желанию кого-то Свыше. Или Сниже. Порой, маг запрещал себе думать о том, где берут начало его возможности. И его ли они вообще. Нет, всякие там ужастики, демоны, и иже сними – это ерунда. За свою двадцатилетнюю практику, он успел привык-нуть. Дельмару приходилось бывать и на ритуальных жертвоприношениях, где у любого нормального человека волосы становились дыбом. Хоть сам он и не принимал участия в действительных ритуалах, где маги истязали заключенных, приговоренных Высоким Им-перским Судом к смерти, ради достижения вполне определенных целей. Пускай ему довелось проводить похожие опыты только на препаратах, этого вполне хватило, чтобы густо посыпать голову молодого чародея пеплом, какой обычно встречается лишь у дремучих старцев.
Он уже три полных года следил за этим человеком. Беспрестанно, неусыпно, мота-ясь за скитальцем по всему архипелагу.
Чем этот контрабандист так заинтересовал Великих чернокнижников – для Анто-нио оставалось загадкой. Впрочем, не ведая биографии подопечного, колдун едва ли мог делать какие-либо самостоятельные выводы, в то время, как Высокое Начальство не торо-пилось посвящать подчиненного в тонкости дела, отводя молодому малефику роль сто-роннего наблюдателя. Ходили слухи, что его предшественникам, занимавшимся тем же самым неблагодарным, и неясным делом пришлось худо. Причем, настолько худо, что те-перь с ними можно было связаться лишь на спиритических сеансах. Львиная часть смер-тей цвета колдовской разведки (к коему сам Дельмар себя никак не мог причислить) при-ходилась на события семилетней давности и географически подозрительно совпадали с зонами извечных пограничных конфликтов.
«Воевал, значит, – сделал вывод колдун, – Успешно воевал, раз смог выжить».
Это обстоятельство немного проясняло некоторые моменты, поскольку современ-ные войны отличались очень большим процентом смертности. Использование в боевых действиях металлических зверей и многозарядного огнестрельного оружия делали свое дело. Куда проще и чище дела обстояли лет восемьсот назад, когда кольчуга спасала от меча, а цельный доспех, зачастую и от стрелы. Сейчас же выживание в большей степени сводилась к чистому везению. И опека Высших сил. Или низших. Но низшие, как показы-вали призрачные слухи и намеки, не сильно-то и помогли предшественникам некроман-та, исправно выполнить свое предназначение, чего нельзя сказать об этом странном субъ-екте.
– Ничего не понимаю, – вслух сказал Дельмар. – Не могли же Отцы-малефики за-интересоваться кем-то только из-за его исключительной живучести? Ведь слежка была установлена гораздо раньше, когда еще никто ничего не мог предположить…
Колдун крякнул от досады и направился к пироптеру. На скорое возвращение Гаргэ он не рассчитывал.
Зайдя в маленькую кают-компанию, он с удовольствием скинул «застиранную» грязно-бордовую робу, оставшись в оленьем свитере. Все же этот архаичный символ вла-сти его раздражал. Может, он был еще слишком молод для того, чтобы научиться его це-нить. Может, не нравилось то раболепие, скрывающее за собой ненависть и страх, кое он читал в глазах людей, стоило только магу появиться на улице.
Небольшой, но объемный подсумок, однако, снимать он не торопился. Инфернал, конечно, вернется не скоро, но подстраховка никогда не повредит.
Плеснув себе в пузатый бокал коньяка, и забив причудливую резную трубку, Антонио откинулся в мягкое, обтянутое кожей кресло и уставился на зыбкий силуэт фасада воздушного вокзала, едва различимый в утренней дымке за панорамным окном. Ему предстояло ожидание, кое колдун собирался сделать как можно более приятным.

* * *

– Как вам понравился наш извозчик? – Алонсо говорил негромко. Ровно настолько напрягая голосовые связки, чтобы его слова достигали лишь ушей сюзерена. Несмотря на попытки максимально оградить салон парового экипажа от внешних шумов, грохот двигателя и колес по каменному покрытию посадочного поля немилосердно терзал уши.
– А? – Люмьер вынырнул из болезненного забытья своих мыслей и отвернулся от окна.
– А-а, – уже осмысленно протянул он. – Вполне милый и гостеприимный юноша. Напоминает мне меня в молодости.
– Это чем же, позвольте спросить?
– Весьма хорошо держался в нашем присутствии, хотя предполагаю, рыльце у него в пушку. В этом возрасте люди частенько забывают о ценности своей жизни в угоду тяге к далеким запретным благам и адреналину. Это нормально. Не переживай, я был достаточно щедр, оплачивая его услуги. Можешь поверить, он даже не подумает никому ничего сказать, тем более, не будучи в курсе, о важности тайны моего визита.
– Вы тоже заметили, что молодой барон не чист на руку?
– На корабле, где кроме него и его слуги более никого не обитает, я бы стал носить с собой такое количество оружия. Он ждал неприятностей. Рискну предположить, что от нас, – виконт тонко усмехнулся и вновь отвернулся к окну, мимо которого проплывали далекие туши спящих бестиа ферреус.
– Как долго вы намерены гостить у Его Императорского Величества?
– Ты же знаешь?
– Знаю, – не стал отпираться де Нарьега. – просто хотел уточнить. Видите ли, я счел нужным немного подстраховаться. Думаю, будет разумно, если мы покинем Нерб тем же путем, не прибегая к помощи флота Вашей семьи.
Де Ланьи удивленно приподнял одну бровь и встретился с телохранителем взгля-дом:
– Ты предлагаешь воспользоваться услугами барона де Лагранжа?
– Думаю, будет разумно, положиться на уже проверенного человека.
– А кто тебе сказал, что он не будет против? Несмотря ни на что, он все же дворя-нин. И не мне ему приказывать, какие бы нечистые делишки за ним не водились.
– Вынужден с Вами не согласиться, месье, – с достоинством подобрался гешпанец. – В нынешнем положении, вопрос Вашей безопасности является проблемой государ-ственного характера. Ни один гражданин Империи, буде то Благородный или простолю-дин, не посмеет отказать в услуге будущему монарху.
Люмьер скривился, как от зубной боли:
– Мы же вроде договорились, не загадывать. Впрочем, оставим это. Вариант, ис-пользовать для отбытия барона де Лагранжа мне нравится. Главное, чтобы он проникся щекотливостью ситуации, и адекватно это воспринял. Надеюсь, ты не пытался намекать ему на деликатность ситуации, оперируя слухами? Это было бы неразумно.
– Ни в коем случае, месье. Я провел беседу иного характера.
– Пытался посадить его на крючок? – Старший сын Лютецианского Дома Лисы не-одобрительно нахмурился.
– Лишь намекнул, что он нам еще понадобится, и чтобы не делал глупостей, спо-собных привлечь к себе внимание, – обезоруживающе улыбнулся барон, а про себя поду-мал, что в некоторых моментах все же перегнул палку. Как бы это не вышло боком.
– Вот-вот, – Люмьер все же разглядел в глубине глаз собеседника искорку сомне-ния, и задумчиво прикусил губу.
За окошком встречным курсом пронесся еще один паровой экипаж. Виконт прово-дил его пустым взглядом.
На душе у него было неспокойно. Люмьер не мог даже предположить, откуда оно взялось. Ощущение тревоги отсутствовало, даже когда его Касатку атаковала группа хо-рошо подготовленных неизвестных. Едва ощутимое томление под ложечкой началось с момента пересадки виконта и его людей на Ламантину гостеприимного барона, и продол-жало снедать де Ланьи по сей момент.
– Приставь к де Лагранжу пару своих молодчиков, – посоветовал он помощнику. – Пусть проследят, чтобы его милость не влип в какую-нибудь неприятную историю.
– Уже сделано, месье, – отозвался де Нарьега без тени довольства за свою прозор-ливость. Он не ждал благодарности за хорошо выполняемую работу.
Зная это, виконт не стал обманывать ожиданий своего телохранителя, ограничив-шись сдержанным кивком. Дальнейший путь был проделан в полном молчании.
Люмьер думал о предстоящем балу в загородном имении нербского князя, Алонсо прикидывал варианты безопасных перемещений своего сюзерена по столице, четверка гвардейцев занималась тем, чтобы как можно лучше скрыть откровенную скуку, а Талис-маны Благородных дремали у ног хозяев, чьи возможные неприятности их мало волнова-ла.
Спустя несколько минут паровой экипаж въехал в депо вокзала, пересек общий зал, чей ажурный застекленный купол подпирали массивные резные контрфорсы, по специальному нисходящему тоннелю проследовал в помещение для особо важных персон и, напоследок прыснув паром, замер.
Первыми нутро экипажа покинули гвардейцы в сопровождении Талисманов. Сле-дом выбрался Алонсо, и лишь убедившись, что его сюзерену ничто не угрожает, позволил тому покинуть транспорт. Люмьер уже неоднократно бывал в подобных залах, и успел привыкнуть к их кричащей роскоши и глухим, лишенным, окон стенам. Здесь все дышало напускным лоском, скрывающим монументальность и основательность подземного по-мещения.
Само здание вокзала не было рассчитано на укрытие во время возможных бомбар-дировок, но здесь, как, впрочем, и целом ряде других подземных лабиринтов, были приняты все возможные меры, призванные обезопасить покой дорогих гостей. Здесь всегда царил покой, нарочитая размеренность и стать. Расфуфыренные констебли у дверей и по углам, блестя глянцем сапог, золотом пуговиц и галунов, напоминали изваяния великих скульпторов древности. Лакеи и швейцары столь искренне раздувались от переизбытка чувства собственного достоинства, что несведущий человек едва ли заподозрил в них прислугу. Маркизов, как минимум. Впрочем, это не было следствием праздного чванства. Такого поведения требовал этикет. Благородным господам куда приятнее общаться с равными, пускай сие равенство не является ничем иным, кроме, как пылью на ветру.
– Месье Полковник? – Вместо привычного в подобных ситуациях лакея или пор-тье по красной дорожке к экипажу приближался невысокий коренастый корнет в сопровождении своего Талисмана. Тварь мало походила на известные виконту виды живности, но, судя по всему, некогда это был птенец альбатроса. Нынче же создание напоминало скорее летучую мышь с перьями и клювом. Видимо обмен первичными признаками у корнета с питомцем оказался куда глубже, нежели Люмьеру доводилось видеть ранее. Де Ланьи не удивило то, что его вышел встречать военный, а не гражданский чин. Куда более внушал опасения тот факт, что его ждали, причем именно с Ламантина, а не, как должно было быть, с корабля флота Дома Лиса. Но требования разъяснений вышеупомянутого плана Люмьер решил отложить на потом.
– С кем имею честь? – Вздернул подбородок виконт.
– Маркиз фон Зейдлиц, к вашим услугам, – щелкнул каблуками корнет и одернул коричневый полицейский мундир. По-лютециански нербец говорил практически без ак-цента. Лишь легкая напряженность в интонациях выдавала чуждость языка его гортани. – Дом Альбатроса. Корнет первого конного полицейского полка княжества Нерб. Мои со-браться доложили о досадной неприятности, постигшей Вас в пути. Хочу принести изви-нения от всего нашего Дома, что не смогли прийти на помощь раньше.
– Уверяю вас, маркиз, – это излишне, – де Ланьи позволил себе деликатную улыб-ку. А про себя подумал, что благими намерениями пилотов пироптеров у него могли воз-никнуть, куда большие проблемы, нежели те, от коих удалось избавиться. Все же слияние с птицами накладывает свой отпечаток на прогнозирование ситуации…
– Но меня волнует необходимость утруждать военных чиновников, – тем временем продолжал Люмьер. – Когда вполне можно было бы обойтись стараниями слуг.
– Понимаю Вас, – не кивнул, а скорее даже поклонился корнет. – Но Его Импера-торское Величество дал вполне однозначные распоряжения на ваш счет. Увы, ответствен-ная за вашу встречу штабс-капитан фройлен фон Альвард сейчас немного занята исполне-нием своих прямых обязанностей. Не сочтете ли вы за труд подождать некоторое время. Тем более, что ваша непосредственная охрана, выписанная Его Императорским Величе-ством, еще не прибыла.
Маркиз сделал паузу, ожидая хоть какой-либо реакции, но вопреки ожиданиям, ли-цо Люмьера осталось прежним – гордым и доброжелательным. Он так же ждал продолже-ния монолога.
– Уверяю Вас, месье Полковник, скучать Вам не придется. Я провожу вас в комна-ту отдыха, где вы сможете позавтракать, и под приятную музыку насладиться марочными винами наших лучших виноградников, – Корнет по-птичьи склонил голову на бок, и ви-конт решил больше не играть на нервах собеседника. Как уже упоминалось ранее, ждать он умел, но не любил. Кроме того, разговор о еде, напомнил, что предложение маркиза пришлось очень даже кстати.
Они обменялись взглядами с Алонсо.
– Не извольте беспокоиться, гер фон Зейдлиц, – де Ланьи вновь впустил на лицо тонкий, вежливый намек на улыбку. – Ожидание, скрашенное трапезой, не пойдет в тя-гость. Ведите.

* * *

Альбрех негодовал. Он не понимал, почему я дал себя обезоружить и безропотно подчинился пленителям. Такие понятия, как перевес в численности, в оружии, нежелание привлекать к своей персоне лишнее внимание, конфликтуя с представителями власти – были пустым набором звуков. Он ожесточенно звенел, гневно сверкал режущей кромкой, посылая недвусмысленные эманации в адрес полицейских, кречета, восседавшего на спе-циальной жерди посреди письменного стола капитанши. В адрес самой хозяйки кабинета, коей вышеупомянутая птица приходилась Талисманом.
К еще большему негодованию моего кинжала, фройлен Ингрид, вернее, не так… Штабс-капитан полиции воздушного порта графиня Ингри фон Альвард оставалась невозмутимой.
Высокая, поджарая, словно дикая кошка… или хищная птица. Копна медных волос собрана на затылке в затейливую, но удобную прическу. Пронзительные карие глаза. И этот коричневый мундир с ботфортами и золотым шитьем…
Если бы не извечная маска обреченности, и  ее суровое лицо, не лишенное извест-ной доли мрачной привлекательности, фройлен штабс-капитана можно было бы назвать чертовски соблазнительной.
Сейчас она стояла спиной к столу, на котором было выложено все содержимое мо-их карманов и саквояжа, заложив, руки за спину и сверлила меня пристальным немигаю-щим взором. Наверное, долго его репетировала. Действительно, как кречет. То головку на бок склонит… И смотрит… У-ух, аж мороз по коже… И ведь ничего не боится…  А чего ей, собственно опасаться, когда у нее на боку висит тяжелый длинноствольный револьвер и далеко не декоративная сабля, а за плечами пятеро головорезов с газоразрядными пи-столетами Гельца, в то время, как я стою по стойке «смирно», лишенный всякого оружия, кроме собственных рук. Но про то, что я и без ножей с пистолетами многого стою, гра-фине знать не обязательно.
Правда, и у фройлен, и у рядовых полицейских, без того были все основания оста-ваться настороже: Диханг не захотел никуда уходить, как его не старались прогнать. И это было правильно. Это уважалось. Талисман не покидает своего Хозяина никогда. Отделять Объединенных, было верхом бестактности и нарушением гражданских прав дворянина. В свете этого, полиции вовсе не полагалось знать, что аристократом я не был, а Диханг, крупная угрюмая рысь – вольное дитя природы. До серьезной проверки, очень хотелось верить, дело не дойдет – ограничиться разбором бумажек и устными объяснениями.
– Итак, месье де Лагранж… – фройлен штабс-капитан запнулась, снова пробежа-лась глазами по моему контракту и нанизала мой взгляд на свой. – Хочу послушать вашу версию произошедшего.
Я не стал изображать, будто ничего не понимаю. В конце концов, терпение графи-ни может подойти к концу, и она умоет руки, спихнув дело Высокому Имперскому суду. А такой поворот меня устраивал меньше всего.
– Прежде, чем вы начнете, – продолжила фройлен фон Альвард. – Хочу быть с ва-ми откровенной, и надеюсь на взаимность с Вашей стороны. Полиции прекрасно известно о связи умерщвленной вами группы с так называемым Синдикатом. И поверьте на слово, никто здесь, включая меня, горевать о тех ублюдками не намерен. Скажем так, Вы оказали Империи услугу. Но многим дельцам Гецбурга скоропостижная кончина гера фон Визе, известного так же, как дядюшка Рольф, придется не по душе. В его руках была сконцентрирована пятая часть денежного оборота столицы. Кроме того он был дворянином. А вам, как гражданину Архипелага, должно быть прекрасно известно отношение Палаты Благородных к внутрисословным убийствам даже на дуэлях. Облегчите участь, как вашу, так и мою. От того, что вы нам расскажете, зависит смогу ли я вам помочь выйти сухим из воды, или же нет. Я ясно выражаюсь?
– Предельно, – кивнул я, и покосился на Хито. Он стоял в углу кабинета, понурив голову, в компании еще двоих коричневых мундиров. Парень не дергался, во всем слу-шался конвоя, но тщательно делал вид, что ничего не понимает по-нербски. Он старался не мешать, трезво полагая, что я найду способ вытащить нас обоих из этой передряги, так что у меня был еще один стимул грамотно и до конца сыграть свою роль в наметившейся пьесе.
– Хорошо, – графиня отложила бумаги и повелительно качнула кистью в сторону писца, чей стол располагался справа от ее собственного. Пожилой лысеющий мужчина с синеватыми мешками под набрякшими веками, и усталым безразличным взглядом, едва заметно повел головой в знак готовности и обмакнул перо в тушь. Лежащая перед ним стопка чистых листков ждала своего часа. Я ни капли не сомневался, что эта старая чер-нильница скрупулезно запишет каждую деталь моего повествования, каждый оборот, кои, если придется, будут в дальнейшем тщательно изучены. Побуквенно. Мне доводилось слышать, что во внешней разведке есть люди, кои могут, прочитав подобный отчет, по подбору допрашиваемым слов, определить, врет тот или говорит правду. Оставалось лишь надеяться, что к мастерам такого класса мой рассказ не попадет.
Я глубоко вздохнул, будто бы собираясь с мыслями. Начинать можно было смело, с самой, что ни на есть правды. Крамола крылась между строк.
– Второго сентября текущего года, – начал я и запнулся. Наверное, следовало вести себя сдержано и уверенно, но мне еще предстояло донести до сведения полиции, что на борту имелась контрабанда. У меня не возникало не малейших сомнений в том, что ее об-наружат, так что разумнее всего было бы осветить положение дел лично, со своего угла зрения, нежели ждать очевидного в данной ситуации приговора. – Рассказывать с самого начала? С момента найма Нордкшатахрийской торговой компанией?
– Думаю, это не будет лишним, – одними губами улыбнулась штабс-капитанша. Она, наверное, предполагала, что растянутые губы на каменном лице могли подействовать ободряюще…
В общем, официальную часть, повествующую о вполне легальном найме члена «Небесного братства» для транспортировки через океан груза специй я осветил в красках и без утайки. Фройлен фон Альвард слушала не перебивая. Охрана скучала. Хито не де-лал вообще никаких телодвижений. Если бы не прямота его осанки, я бы решил, что парнишка спит. Писец часто, словно в агонии, скрипел пером, тихо звеня металлическим «жалом» о край граненой чернильницы. Диханг решил взять пример с конвоя: прилег слева от меня, царственно возложив при этом скрещенные лапы на носок сапога одного из полицейских. Тот даже ухом не повел. И лишь Альбрех бесшумно до глухоты продолжал «исходить желчью».
Я немного замялся на том месте, где принял на борт виконта де Ланьи с его свитой. В ту секунду я не мог спрогнозировать, во что выльется мне упоминание столь полезного знакомства. С одной стороны полковник удвоил сумму моего гонорара исключительно ради конфиденциальности. С другой же – он сам предлагал свою помощь. Да и его цепной волк намекал, что приставит ком мне парочку головорезов, дабы я никуда не делся. В любом случае, колебался я недолго. Если виконт еще не покинул пределы воздушного порта, его обязательно расспросят о нечаянном извозчике, что мне сыграет только на руку.
– Виконт де Ланьи, говорите? – На лице графини не дрогнул ни единый мускул, но где-то в глубине холодных карих глаз мелькнула неясная тень. – А почему он не воспользовался более подобающим судном?
– Не могу знать, фройлен штабс-капитан, – пожал плечами я. – Он предпочел не предавать это огласке.
– Вот как? – Ингрид фон Альвард опустила глаза, с тщанием предавшись изучению носков своих ботфорт. – Ладно, продолжайте. К виконту мы вернемся позже…
Подробности я опустил. Да их от меня и не требовали. Довез, вызвал экипаж, вы-проводил. Далее, встретил представителя Нордкшатахрийской торговой компании, по крайней мере, так с моих слов представился упомянутый ранее гер фон Визе. Здесь я не забыл добавить, что еще накануне, будучи в воздухе, когда пошел проверить груз, наткнулся на отошедшую панель внутренней обшивки, за которой обнаружил схрон не-больших кожаных мешочков с неким сыпучим веществом, очень похожим не то на мутноватые комья горного хрусталя, не то на сахар.
При этих словах зрачки полицейской расширились, заполонив собой почти всю радужную оболочку. Фройлен штабс-капитан подобралась, словно перед смертоносным прыжком.
– Продолжайте, – вкрадчиво уронила она.
– Мне почему-то сразу припомнились истории коллег по «Воздушному Братству» о том, как иной раз используются суда вольных воздухоплавателей. По всему, дело пред-ставлялось в очень мрачных красках, – я подпустил в тон волнения.
– Вы сообщили о своей находке пассажирам? – графиня сверлила меня нехорошим взглядом. Она еще не оценивала, можно ли мне верить. Просто слушала. Предполагаю, что когда она решит, будто допрашиваемый не стоит доверия, разговор пойдет менее спо-койно.
– Какой там? – Неприкрыто возмутился я. – Мне с трудом удавалось сохранять спокойствие. До последнего момента я был уверен, что это какая-то ошибка…
– Вы никогда прежде не попадали в подобные ситуации?
– Уверяю вас, фройлен штабс-капитан, в таких ситуациях мне бывать не доводи-лось.
– Ладно, – графиня жестом прервала, готового прорваться в полной мере, поток эмоционального красноречия. – Что было дальше?
– Гер фон Визе стал спрашивать о том, как прошел полет… в общем ничего не-обычного. Просто милые любезности. И тогда я возьми да и скажи ему о нежданной находке…
– И что гер фон Визе?
– Сперва – ¬ничего. Пообещал, что разберется сам, что мне об этом переживать не стоит.
– А вы?
– А я высказал намерение идти в полицию порта. Что такое нельзя откладывать. Что это в его же интересах. Пятно на репутации компании… тогда-то гер фон Визе и стал вести себя несколько неадекватно. Предлагал деньги за молчание. Это что? Взятку? Мне? потомственному дворянину?.. – Возможно, я здесь перестарался с возмущенным тоном, но во вред это, судя по всему, не пошло. Лишь вызвало тень снисходительной улыбки в глазах штабс-капитанши. Будь я на ее месте – тоже улыбнулся бы. Воздухоплаватель, за-нимающийся наемным извозом говорит о чести – потеха, да и только…
– Я попросил его довезти меня на своем экипаже до здания вокзала, чтобы мы вме-сте смогли уведомить власти о вышеупомянутом инциденте, но он заупрямился. Тогда я пообещал, что если гер фон Визе не желает мне помогать, то я вызову себе экипаж само-стоятельно. Один из его охранников достал пистолет, а сам гер предложил мне проследо-вать в корабль. Я испугался, поскольку уже начал догадываться, что должно было быть дальше.
– И что же должно было быть? – Призрак иронии в голосе графини фон Альвард сообщил мне, что фройлен начала анализировать, загодя поставив меня в положение лже-ца.
– Рискну предположить, что гер фон Визе, либо предпринял бы очередную попыт-ку подкупить меня, либо, убрал бы, как досадную помеху. Теперь, когда вы просветили меня на предмет причастности вышеупомянутого лица к неблагонадежным элементам, я ни сколько не сомневаюсь, что гер фон Визе предпочел бы последний вариант.
– И вы на него напали, – в вопросе было больше утверждения.
– Я испугался…
– Хороший у вас страх, месье де Лагранж. Удобный. И опасный. Расправиться с че-тырьмя головорезами, одним Благородным и его Талисманом – та еще задачка.
– Вы мне не верите, – Сейчас было главное, не переиграть. Чрезмерное выпячива-ние своего Благородства могло сыграть и против меня.
– Отчего же? – идеально выщипанные брови шатабс-капитанши удивленно взлете-ли и тут же вплелись в хмурую мину. – Факты на лицо. Шесть трупов. Контрабанда под обшивкой, на вас ни царапинки. Все гладко, кроме одного. Мне в корне не ясно, зачем такому человеку, как вы, честному, законопослушному и благородному, такое количество личного оружия. Без сомнения, вы всем этим неплохо владеете.
– Умение постоять за себя в наше время стало зазорным? – Я горделиво вскинул подбородок.
– Ни в коей мере, барон. Ваше признание, относительно переправленной через гра-ницу княжества партии дурманящего вещества – делает вам честь. Но дело приобретает нехороший оборот. Знаете, как мне видится данная картина?
– Не могу знать, фройлен штабс-капитан.
– Вы с самого начала знали о контрабанде. Были прекрасно осведомлены об истин-ной личности гера фон Визе. Но, не сошлись с ним в вопросах оплаты, или же у него к вам были старые претензии… В результате вам пришлось обороняться. Что вы на это скажете барон? По большому счету, от решения упечь вас в камеру предварительного заключения, меня удерживает лишь ваше происхождение.
Графиня взяла со стола баронский патент и еще раз тщательно осмотрела печати и подписи Третьего имперского кабинета, занимающегося утверждением гражданских прав подданных Островного государства, имеющих принадлежность к древним дворянским фамилиям.
– Увы, фройлен штабс-капитан, но мне нечего противопоставить вашей версии со-бытий, кроме собственного слова. Слова дворянина. Но, ежели этого вам не достаточно, я могу призвать в свидетели тех, кто могут поручиться исключительно за мою честь. Не бо-лее.
Меня впечатлила проницательность графини. На самом деле, у нее не было ника-ких оснований верить мне на слово. Если бы не злополучный сахар Капашхи, я, вероятно, был бы уже далеко отсюда. Но… Впрочем, хоть слово Благородного и не имело никакой юридической силы, история знала прецеденты, когда с подсудимого снимали все обвине-ния только потому, что он произнес это самое волшебное словосочетание. Суду присяж-ных подчас подобного вполне хватало. Ингрид фон Альвард это прекрасно понимала, от-того и не спешила принимать какое-либо решение. Я же, в свою очередь также ситуацию оценивал трезво и не спешил разводить панику раньше времени. Все имеющиеся в моем распоряжении бумаги были в полном порядке – недаром я в свое время выложил за них целое состояние – а нынешняя биография была абсолютно чиста.
– Уверяю вас, месье де Лагранж, мы обязательно расспросим ваших поручителей. Я даже рискну предположить, что это ваши недавние гости – барон Алонсо де Нарьега и виконт Люмьер де Ланьи, – Холодно проговорила штабс-капитанша. – Но, на вашем ме-сте, и в данной ситуации, я бы избегала столь громких заявлений. Я имею в виду, клятвы честью и слово дворянина. Не приведи Творец, я окажусь права.
В зрачках графини плясали бесята. «А мы знаем… Знаем», – кричали они, сверкая адскими сполохами над едва обозначившейся ироничной усмешкой.
– Правильно ли я вас понял, фройлен штабс-капитан? – Обвинений в бесчестии нельзя было спускать никому. Я – бывший Паладин Ордена святого Доминика, или как нас еще величали в народе, Ордена Псов Господних, был безразличен к посягательствам на родовую гордость, ибо рода-племени своего не ведал от самого вступления в созна-тельный возраст. Этьен де Лагранж, в свою очередь, смолчать не мог. Иначе бы это было в высшей степени подозрительно. – Вы вольно или же невольно пытаетесь меня оскор-бить? Я понимаю, что нахожусь под подозрением, но подобные вольности нахожу чертовски возмутительными.
Инферналы в глазах графини перестали выкидывать коленца. Встали, почесывая вихрастые загривки. Значит, повел я себя правильно.
– И в мыслях не было вас оскорблять, барон. Ежели нечто подобное могло неволь-но проскочить в моей речи, приношу за это свои извинения. Впрочем, как вы сами спра-ведливо заметили, вы под подозрением, а это уже не шутки, – Ингрид фон Альвард отло-жила патент, который продолжала держать в руках, окинула взглядом мои вещи, разло-женные на ее письменном столе. – Будет проведено расследование, кое и установит сте-пень вашей вины во всем произошедшем. В камеру я вас не посажу. Не имею на это права, хотя, для вашего же блага, я предпочла бы именно этот вариант. До окончания следствия вам придется остаться на территории Гецбурга под наблюдением полиции.
– Домашний арест? – Сумрачно осведомился я.
– Называйте, как хотите. В любом случае, ваши перемещения по столице ограни-чиваться не будут. Справедливо, как вы считаете?
– Более чем, – даже не пришлось кривить душой. Решение графини было макси-мально строгим по отношению к человеку высокого социального положения, и все же меня – бывшего рыцаря Ордена Доминиканцев, бывшего тосийского убийцу, бывшего ассасина и укротителя джинов из Эмиратов, бывшего имперского пехотинца, нынешнего контрабандиста и извозчика Синдиката – сие вполне удовлетворило. Барону же Этьену де Лагранжу было уже все равно. Он умирал. Во мне. Медленно, но неотвратимо. Еще пара дней, и неудачливому чаду нерадивого отца-кутилы придется исчезнуть. Сначала останется только имя и баронский патент. Потом лишь имя, лишенное фамилии. Затем будет пустота. Много имен. Разных, придуманных на ходу лишь для того, чтобы человек без имени не чувствовал себя обделенным. Но он будет чувствовать. Так уже бывало не раз, и мне отчего-то думалось, что когда пробьет мой час, истинно мой, все ангелы-хранители отвернуться от меня разом, не пожелав заботиться о том, кто на протяжении всей жизни планомерно предавал их. Каждого по очереди.
Графиня еще о чем-то говорила, но это был в меру осмысленный поток вежливых оборотов, призванный сгладить в моих глазах суровость озвученного решения. Подобная деликатная чушь меня мало волновала. Хватало осознания того, что свою роль я доиграл до конца, и, в сущности, добился того, чего хотел.
Ситуация изменилась стремительно и неуловимо. Фройлен штабс-капитан продол-жала говорить, мающиеся от скуки полицейские начали понемногу шевелиться, разминая, члены, затекшие от длительного стояния в одной позе. Один из них, я давно уже заметил, мучился изжогой, и потому ежесекундно бледнел лицом, буквально мечтая о скорейшем окончании этой допроса. Хито все так же оставался безучастен, а писарь по-прежнему не-истово скрипел пером.
Кречет фон Альвард вскинулся. Затрепетали крепкие пестрые крылья, гоня волны спрессованного воздуха прямо в лицо недовольно скривившегося старика. От внезапного режущего слух вопля взбесившейся птицы фройлен штабс-капитан подскочила. Да что там она – все находящиеся в эту секунду в кабинете ее Светлости, не ожидали подобной подлости от копны перьев, вполне мирно посапывающей на своем насесте.
Видимо животная неадекватность оказалась заразной, поскольку вслед за кречетом с нагретого места сорвался Диханг. Выбежав на серединку комнаты, и припав брюхом к полу, рысь издала низкий грудной рык.
Полицейские тут же прянули к стенам. Мои конвоиры схватили меня чуть выше локтей, оттаскивая от готовящейся к прыжку кошки. Зашипели револьверы, впрыскивая порции оружейного газа в камеры сгорания.
– Не стрелять!.. Не стрелять! – кричала Ингрид фон Альвард. Ее непонимающий взгляд метался от птицы к кошке.
Я тоже ничего не понимал. Проявляй животные агрессию по отношению друг к другу – это было бы нормально. По крайней мере, обосновано. Но оба зверя выказывали завидное единодушие в своей жажде, порвать в клочья ни в чем не повинного писаря.
Старик даже не успел испугаться. Он просто смотрел на медленно приближающу-юся смерть растерянными, практически пустыми глазами.
Дальнейшие события понеслись стремительнее выпущенной пули. Штабс-капитанша молниеносным рывком сгребла своего Талисмана вместе с насестом. Закрыла ему глаза, спеленала крылья. Склонив голову к листкам с протоколом допроса, писарь издал сдавленный всхлип, судорожно дернулся, стремясь отдалиться от собственных трудов как можно дальше, начал осенять себя, заключенным в круг крестом, но рухнул навзничь, со всего размаху подбив башмаками крышку конторки. Та перевернулась, раскидывая желтоватые гербовые бланки по всему кабинету, проливая на дорогой ковер чернила.
В ту секунду, когда я увидел, как аккуратно выведенная пропись тлеет без видимых причин, навсегда стирается с пыльной шероховатости бумаги, Диханг прыгнул. Вперед. Прямо на сваленные кучей листы. Это было жутко. Во все стороны полетели куски шерсти, багровым всплеском брызнула кровь. Затем… Затем бурлящий сгусток, частью которого был и мой кот, покатился к стене, оставляя за собой черный маслянистый след. И запах. Этот запах нельзя было спутать ни с чем. Тухлые яйца перемежающиеся с приторной сладостью тления.
Абсолютно машинально, на голых рефлексах, я сунул руку под рубашку. Бдитель-ный страж, все еще удерживающий мой локоть, встрепенулся было, поведя стволом ре-вольвера в мою сторону, но услышав слова на таком знаком всем прихожанам храмов Едигого Творца языке, быстро передумал. Пальцы нащупали серебро нательного крести-ка. В горниле творящегося безумия, моя молитва стала глотком свежего воздуха. Незри-мым теплым ветерком она скользнула по кабинету, срывая покров бесовского действа. Обличая и ломая темные чары. Мигом позже все присутствующие уже могли собствен-ными глазами лицезреть того, с кем не на жизнь, а на смерть схватился Диханг.
Демон сильно проигрывал рыси в размерах, но это отнюдь не делало его менее опасным, о чем свидетельствовали многочисленные раны на теле моего, так сказать, Та-лисмана. Кот так же старался не отставать. Небольшие крылья и без того, видимо носив-шие следы увечий, теперь беспорядочно лупили об пол безвольными, лишенными костей тряпками. Небольшая злобно оскаленная головка болталась, буквально на лоскуте чешуй-чатой кожи, но для того, чтобы успокоить тварь этого явно не хватало. Сущность была привязана к мертвой плоти далеко не естественными узами, учрежденными Творцом с момента сотворения мира. Скорее пародийными, некрепкими, отчего такие понятия, как физическая боль и жизненно важные органы, оставались для инферналов всех мастей не-доступными. Сколько раз мне доводилось наблюдать, как хорошо подготовленные солда-ты гибли от лап изрубленных до состояния фарша демонов лишь потому, что в большей степени полагались на сталь, нежели Веру. Да, увечья на время могли остановить бестий, лишить их прежней подвижности, но не более.
Обалдевшие от страха полицейские вскинули оружие. Им явно никогда прежде не доводилось встречаться с врагами рода человеческого, оттого ужас холодными жгутами вползал под мундиры, студил в жилах кровь, направлял мысли в единственном возмож-ном направлении: сделать все, чтобы этой мерзости здесь не было. Это были даже не мыс-ли. Животные инстинкты. И считанные доли секунд отделяли бравых вояк от того, чтобы надавить на крючки, абсолютно не заботясь о жизни Талисмана некоего барона де Ла-гранжа, волею судьбы оказавшегося на линии огня.
– Не стрелять! Не стрелять! – Истошно вопила графиня, силясь удержать бьющего-ся в ее объятиях кречета. Птица чувствовала нежить. С самого первого момента. Она чув-ствовала тугие эманации гнева, проистекающие от этого странного создания живого на вид, но начисто лишенного незримого присутствия такого вполне обыденного, казалось бы чуда, как жизнь.
А на полу, тем временем, в ворохе порхающих, словно бабочки, бланков развора-чивалась настоящая баталия. Демон уже успел наполовину приживить себе голову, но за-мешательство чуть было не стоило ему передней лапы. Вцепившись в нее зубами, рысь трясла некрота что есть мочи. Лупила миниатюрное тельце о пол, стену, стремясь поплот-нее сжать челюсти. Но вот лапы кота подломились.
– Диханг, назад! – В горячке происходящего я совсем позабыл, что практически для всех форм жизни ихор являлся смертельным ядом. В небольших дозах, человека или зверя еще можно было спасти, но… кто знает, сколько этой дряни успел проглотить мой кот.
Челюсть Диханга разжалась. Совсем чуть-чуть. Этого вполне хватило, чтобы демон вырвался, всадил длинный шипованный хвост в бок рыси и, волоча за собой крылья, пе-реднюю лапу и бестолково покачивая практические оторванной головой, метнулся в угол, под укрытие перевернутого стола штатного писаря. Очень вовремя, потому, как мигом позже загрохотали револьверы перепуганных полицейских. Кабинет моментально наполнился едким дымом, а под истошный вопль Ингрид фон Альвард, не сумевшей удержать своего Талисмана, рябая тень метнулась наперерез инферналу.
Пистолетные залпы стихли. За изрядно подпорченной крышкой письменного стола завязался новый бой. Не дав недругу ни секунды передохнуть, кречет подменил рысь. И вот уже из-за деревянного лакированного укрытия по кривой дуге вылетело что-то круглое, влажно, визжащее, орошающее все вокруг себя черными брызгами. Голова демона. Во все стороны полетели перья, раздался гневный клекот, и тварь вновь показалась из укрытия. Не скажу, что без головы она чувствовала себя многим хуже. Ей было неудобно, но не более. И все же, презрев окружающие опасности, исчадие ада нынче стремилось овладеть утерянной плотью.
Полицейские вновь вскинули револьверы. И все бы ничего, если бы ослабевший и успевший прилечь кот, не подобрался, вознамерившись, вновь сцепится с врагом. Я еще успел крикнуть Дихангу, чтобы он этого не делал, но животные понимают людей только тогда, когда этого хотят. Тем более кошки. Мой питомец сейчас был в состоянии лице-зреть и воспринимать лишь своего непосредственного неприятеля. Остальное могло ка-титься к кошачьим богам.
Прыжок Диханга к, подобравшему свою голову инферналу, злобное шипение по-следнего, и залп сразу пяти револьверов сплелись в едином конвульсивном всплеске со-бытий. Я зажмурился. Не нужно было смотреть в ту сторону, чтобы понять – все пули до-стались рыси.
Пистолеты стихли, стоило только полиции понять, что они натворили, и в образо-вавшейся тишине явственно прозвучал сиплый высокий смешок порождения мрака. Оно стояло на задних лапах, облокотившись о стену, и рваная, усаженная частым гребнем иго-лок-зубов пасть растягивалась в саркастическом оскале.
Это длилось всего мгновения, но я никак не мог отделать от ощущения, что эта так называемая улыбка была адресована исключительно мне. Потом сипло свистнул револь-вер штабс-капитанши, демон зло зашипел… рокот выстрела захлебнулся гортанным виб-рирующим визгом нечисти. На стене осталась лишь грязная клякса.
Серебро, машинально отметил я. Или обсидиан. Увы, но тварь по-прежнему оста-валась жива. Просто ушла по одной ей ведомым дорогам.
В кабинете повисла вязкая гнетущая тишина. Казалось, все присутствующие даже забывали дышать. Похоже, здесь ранее подобных прецедентов не случалось.
– Хуго? – Первой воцарившееся молчание нарушила фройлен фон Альвард. Во время проведения допроса, я даже не мог заподозрить, что на этом каменном лице могут неприкрыто проявиться хоть какие-нибудь эмоции. Я ошибался. Графиня сейчас была крайне обеспокоена судьбой своего Талисмана, и не считала нужным это скрывать.
Но вот, из-за крышки перевернутого стола штатного писаря раздался восторжен-ный клекот, на небрежно торчащую его ножку вспорхнул сильно потрепанный, но вполне живой кречет. Не считая нескольких кровоточащих ранок, и заметно поубавившееся количество перьев, с птицей было все в полном порядке.
– Хуго, – голос штабс-капитанши был теплым и мягким, как пуховое одеяло. Я бы обязательно скривился от подобных сладостей, если бы мое внимание всецело не погло-щал едва вздымающийся дымчато-серый бок. Диханг был еще жив.
Полицейские даже не подумали меня удерживать, когда я резче, чем этого требова-лось подался вперед, дабы оказать своему питомцу хоть какую-то помощь. Хито оказался быстрее. Все время скоротечного, но жестокого побоища, он прятался за спинами своего конвоя, что, кстати, было весьма разумно.
Диханг еле дышал. Подобные травмы не проходили даром даже для настоящих Та-лисманов, Что уж говорить про самых обычных животных?
Где-то позади, распахнулась дверь. Раздался тяжелый топот нескольких пар сапог.
– Фройлен штабс-капитан… – Низкий встревоженный баритон.
– Все нормально, Дитрих, – графиня успела овладеть собой, но в голосе все еще чувствовалась фальшь, словно бы мастер, настраивающий инструмент еще не успел за-кончить работу. – Позови врача. Ветеринара. У нас раненный Талисман.
– Не нужно врача, – тихо, не оборачиваясь, вмешался я. – Диханг и так выберется.
– Вы уверены, гер? – незнакомый баритон обратился на нербском.
– Да, – Без колебаний отозвался ваш покорный слуга, а сам подумал, что аллегори-ческая смерть Этьена де Лагранжа не захотела быть фикцией. Чью-то жизнь унести было просто необходимо. Ей. Смерти. Пусть, не человеческую, а всего лишь бездушной, ни в чем не повинной божьей твари…
– Хорошо, Дитрих, – фальш из голоса графини ушла окончательно. Ее пальцы с не-человеческой нежностью ласкали растрепанные перья Талисмана. – Но врача все-равно  позови. Гер Шпигль изволил упасть в обморок.
– Да что у вас тут произошло?
– Потом, Дитрих, все потом.
Стук сапог стал отдалять. Дверь захлопнулась.
– Месье де Лагранж, – когда я встал с колен, и повернулся к штабс-капитану, то вновь удивился, поскольку не нашел на ее лице следов прежнего затвердевшего камня. Она вполне искренне мне сочувствовала. – Хочу принести свои самые искренние соболезнования, и извинения от всего управления портовой полиции Гецбурга.
– Это лишнее, – холодно отозвался я глядя прямо ей в глаза…
А, может, она просто боялась? Юридическая ответственность за причинение како-го-либо ущерба Талисманам, была едва ли мягче, чем за аналогичные проступки в адрес самого второго сословия, поскольку считалось, что если хозяин умирает раньше своего питомца, то его душа еще какое-то время способна существовать в теле зверя, и покидает сей мир лишь с кончиной последнего носителя. Может, конечно, врали. А, может, так все и было… в мире, где существуют вполне материальные порождения ада, а небо бороздят полуживые, полумеханические животные – возможно все.
Вот юристы и перестраховались. Скажем, фройлен фон Альвард за преступную ха-латность ее подчиненных при исполнении грозило десять плетей. Каждому из незадачли-вых стрелков по двадцать. Причем, в наш просвещенный век пара и мануфактур наказание полагалось всем, не взирая на сословие, социальное или политическое положение. Но это, разумеется, в том случае, если Диханг умрет, либо я пожелаю выдвинуть обвинение против организации, ставшей причиной увечий моего питомца.
Само собой, на такие опрометчивые шаги я не пошел бы ни при каких обстоятель-ствах. Так же, как и не собирался посвящать власти в неизбежность гибели своей рыси, от тела коей следовало во что бы то ни было избавиться.
Жестоко? О, да. Но такова жизнь. Никто не может упрекнуть меня в том, что я не любил Диханга. Он был со мной последние пять лет, а это, согласитесь, немало. Но ему уже ничем нельзя было помочь. А я не собирался подписывать себе смертный приговор лично, на глазах властей, облегчая страдания своего питомца. Или же добровольно под-ставлять голову под нож гильотины, согласившись на помощь врача, который с первого взгляда опознает в рыси Божье создание, а не продукт Приобщения.
– Извинения принимаются, – все тем же отстраненным тоном проговорил я. – От меня что-то еще требуется? Я хотел бы найти пристанище себе и своему Талисману, где он сможет спокойно отлежаться и залечить раны.
– О, разумеется, только, как устроитесь, не забудьте отправить нам курьера с сооб-щением, где изволили остановиться. Это важно. Вы можете еще понадобиться следствию, и мы имеем полное право вас вызвать сюда. Либо же в центрально полицейское управле-ние.
– Можете, не волноваться, фройлен, штабс-капитан, я законопослушный гражда-нин, и уверен, что следствие это только подтвердит.
– Я склонна вам верить, барон, – за секунду до того, как на лицо графини вернулось прежнее каменное выражение, ее губы тронула едва заметная улыбка.
Развернувшись к своему столу, штабс-капитанша нашла на нем штамп, шлепнула его поверх (о, ужас) баронского патента, подобрала перо и стала шарить тонкими реши-тельными пальчиками в поисках, вероятно, чернил. Наконец нашла и запечатлела на штампе размашистую подпись.
Для барона де Лагранжа эта формальность была хуже отсидки в камере предвари-тельного заключения. Но, так уж сложилось, что чувства потенциальных мертвецов мало заботят окружающих. Не озаботился и я…

* * *

Старый писарь Ганс Шпигль, нанюхавшись вдоволь едких пробирающих паров нашатырного спирта, успел оклематься. Вот только, когда разговаривал все больше заи-кался, отчего и без того скрипучий голос слушать было невозможно.
– Что это было? – Дитрих фон Зейдлиц напряженно следил за работой медика, ме-ряющего давление пожилому писарю.
– Инфернал, – графиня внимательно осматривала один из гербовых листков. Рыжая шероховатая поверхность бумаги была девственно чиста. За исключением несуразной химеры, заключенной в геральдический щит – штандарт Имперских полицейских частей. В одной, явно львиной, лапе чудище сжимало аптекарские весы, другая же – медвежья прижимала к необозначенной плоскости объемную инкунабулу – свод законов.
– Как он выглядел? – корнет перевел взгляд собеседницу.
– Можно подумать, если я тебе его опишу, ты тут же наведешь меня на мысль, о том, что здесь происходит, – фыркнула штабс-капитанша.
– И все же?..
Ингрид вздохнула. Она прекрасно понимала, что друг детства и сослуживец пыта-ется ее поддержать. Все же, встреча с демоном могла расшатать нервы даже у самых стойких, но не видела никакой пользы в пустом перечислении специфических подробно-стей.
– Такой маленький, не больше кошки, – устало проговорила женщина. – Крылатый, шипастый, чешуйчатый.
– Он нападал?
– Н-нет, – Ингрид по-прежнему не выпускала из рук бланка. Присела на корточки стала разбирать остальные бумаги. Затем все быстрее, быстрее, словно искала что-то. – Тварь еще не успела показать себя, да, я думаю, и не собиралась, когда на нее напал Та-лисман этого барона… Не может быть…
– Что? – Дитрих присел рядом с подругой, переводя встревоженный взгляд с нее на гербовые листы.
– Протокол допроса. Его нет… я же своими глазами видела, что гер Шпигль скру-пулезно описывал все происходящее… – Бумага выпала из ослабевших пальцев. – Чер-товщина какая-то…
Графиня быстро, словно боясь в присутствии подчиненных показаться суеверной, перекрестилась. Корнет повторил ее жест чисто машинально.
– Ингрид, ты уверена?
– Я могу поклясться, что все было именно так, как я говорю, – Женщине не понра-вился снисходительный тон вопроса.
– Хочешь сказать, что демон стер все записи? Но зачем? Это нелогично? – Фон Зейдлиц поднялся и помог встать подруге.
– Если только барон де Лагранж не имеет к этому прямого отношения. Ой, Дитрих, что-то не так с этим Благородным, и честно говоря, чем больше я об этом думаю, тем хуже пахнет это дело.
– Все настолько плохо?
– Пока не знаю. У меня складывается ощущение, что его охраняют темные силы. И если это так, то это может значить только одно – он очень заинтересовал Малефакторию. А в метафизические дебри взаимоотношения темной и светлой курий лучше не соваться вовсе.
Корнет задумчиво пожевал губу:
– Я все же распоряжусь, чтобы за ним установили наблюдение.
– Да… Да, распорядись, но пусть все сделают тихо. Нам не нужны проблемы с Третьим Кабинетом. А я пока пошлю им официальный запрос. Пускай выпишут необхо-димые разрешения.
Фон Зейдлиц кивнул, и уже открыл было рот, но продолжить мысль ему не дали.
– Я бы на вашем месте, не спешил принимать какие-либо решения, – голос, прозву-чавший от двери, был мягок, тих, но, не сулил ничего хорошего. Он напоминал паутину, едва различимую, обманчиво хрупкую, однако, на поверку оказывающуюся клейкой и крепкой, словно сталь. Впрочем, его обладатель оказывал куда более сильное впечатле-ние, на неокрепшие умы сторонних наблюдателей.
Лысый татуированный череп. Грубые, но, словно бы текучие черты лица, отчего было невозможным описать человека, стоило только отвести взгляд. Холодные голубые глаза, кои могли принадлежать, скорее, зверю, но никак не представителю рода человече-ского. И тонкая трещина безгубого рта, изогнутая в иронической полуусмешке. Все бы ничего. Людей с подобной внешностью можно было встретить в портах по всему Архипелагу. А за его пределами, на островах Мурави, столь неаппетитно выглядел чуть ли не каждый второй намиб. Но едва ли часто подобные субъекты носили серую длиннополую двубортную шинель с алой каймой по бортам и отворотам. И уж тем более никто и на пушечный выстрел не подошел бы к черным костяным четкам, скалящимся с каждой бусины углами разлапистых рун, не говоря о том, чтобы намотать их на запястье левой руки. Еще неизвестно было, от чего четки почернели: от копоти, или от впитавшейся в них крови принесенных жертв…
– О, простите мне мои манеры, – искривленная иронией щель рта треснула чуть сильнее, от чего электрические лампочки под потолком кабинета без окон, кабинета для допросов, принадлежащего штабс-капитану полиции воздушного порта Ингрид фон Аль-вард, мигнули и стали светить куда умереннее, словно боясь потревожить глаза неждан-ного гостя своей дерзкой яркостью. – Третий легат Ватора. Сумеречный Легион.
За спиной графини послышался грохот. Это старый писарь снова упал в обморок. Тяжелый у него нынче выдался денек. Да и не у него одного. Не часто приходится встре-чаться единовременно и с порождениями Бездны, и с цепными псами Малефактории. И еще неизвестно, какая из этих встреч принесет больше бед. Фройлен штабс-капитан пред-почитала об этом не думать. Пока не думать.
В кабинете воцарилась гробовая тишина. Еще не разошедшиеся по постам поли-цейские явно жалели о своей преступной неспешности. Но никак своего недовольства, а тем более, страха не показывали. Они даже дышать старались реже.
– Не поняла вас, третий легат? – Нахмурилась Ингрид. Плевать ей было, какими силами заигрывает этот боевой маг, и вся их некрофильная братия. Миндальничать она с ним не намерена, а уж стелиться перед этим…
– Вы ведь вели речь о вашем недавнем задержанном, не так ли, фройлен, штаб-капитан? – по-нербски Легионер говорил плохо. Словарного запаса хватало, но акцент был ужасен. Многие согласные звуки он жевал, коверкал. Будь графине интересно уста-новить родину гостя, она непременно поставила бы на Грей-Ленд, или окрестные княже-ства. Но ей это было не интересно.
– Да, не стану скрывать. Вас что-то смущает?
Ватора покинул дверной проем. В кабинете разом стало нечем дышать. Полицей-ские спешно стали вдоль стен, чтобы не приведи Творец, не попасться на пути чернок-нижника. Медик не спешил доставать нашатырь, и приводить писаря в чувства. Вместо этого, он едва слышно шептал на ухо пациенту молитвы.
– Видите ли, фройлен штабс-капитан, – неприятно улыбнулся малефик. – Вы спра-ведливо заметили, что некто барон де Лагранж вызывает у моего руководства определен-ный интерес. Должен вас предупредить, что это весьма опасный субъект, и вы очень верно поступили, что не стали его задерживать. Но от дальнейшего преследования, вам и вашим людям надлежит воздержаться. Я ясно выражаюсь?
Аккуратные тонкие брови Ингрид сошлись на переносице:
– Не соблаговолите пояснить, третий легат? Вышеупомянутая персона проходит у нас по делу контрабанды запрещенных дурманящих зелий, и прилюдном умерщвлении высокопоставленной персоны Благородных кровей. Это серьезное обвинение, не находи-те?
Боевой некромант расхохотался:
– Кого вы пытаетесь обмануть, милая моя. Дядюшка Рольф и его головорезы полу-чили по заслугам. А что до контрабанды, то тут мальчик не соврал. Он действительно ни-чего не знал, о тайнике и его содержимом. Уж в этом можете мне поверить.
Ага, как же. Поверить тому, кто на короткой ноге с Отцом Лжи… – мелькнуло в голове графини, но от каких-либо заявлений вслух она воздержалась.
– Так что ваше дело, фройлен штабс-капитан, – продолжал тем временем Сумереч-ный легионер, – можно смело закрывать. С вашими уликами Третий Кабинет вас даже слушать не станет. А вот тот факт, что в процессе охоты за неизвестным инферналом, ва-ши люди травмировали Талисмана Благородной персоны – без внимания не останется.
Видимо, на лице женщины отобразился призрак муки – полноценные чувства в присутствии этого паука она не могла себе позволить – потому, как Ватора вновь расхохотался:
– Право же, фройлен штабс-капитан, не стоит расстраиваться. Считайте, что я де-лаю вам одолжение, освобождая от лишних хлопот.
– Но вы говорите, что барон де Лагранж опасен, – когда малефики столь настоя-тельно просят, отказывать им было опасно. Графиня уже знала, что поддастся. По крайней мере, сейчас.
– Конечно, опасен, – ирония на лице некроманта сменилась снисхождением. – Уложить пять человек и одного Талисмана, как вы изволили выразиться, та еще задачка.
По спине Ингрид пробежали мурашки. Удивляться было нечему, но пришелец знал все детали допроса назубок. Она бы не удивилась, окажись та маленькая дрянь, истерзавшая ее Хуго, посланником Легионера. Впрочем, к чему лукавить, именно это она и подумала. Хотя с другой стороны, когда к делу подключаются стражи Малефактории, трупы приходится разгребать вилами. Выверенные уколы шпагой – не их метод.
– Третий легат, Могу ли я полюбопытствовать, зачем вам нужен барон, если от не-го столько проблем? – Это была последняя попытка графини. Она не любила недоговорок, и хотела понять ситуацию хотя бы частично. Хотя бы для себя самой.
– Я не сказал, что он доставляет проблемы, пускай и не без этого. Я сказал, что он весьма опасен, – Легионер был сама любезность. Холодная расчетливая любезность. – От-вечая на ваш вопрос, могу сказать лишь то, что по поводу месье де Лагранжа вам больше не стоит беспокоиться. Считайте, что я принял его на поруки.
– Вы меня весьма обнадежили, – кисло улыбнулась штаб-капитан.
– Рад. Искренне рад, фройлен штабс-капитан, – улыбка малефика была еще кислее. – Мне остается лишь надеяться, что мы друг друга правильно поняли. Что вы на это ска-жете?
– Не извольте беспокоиться, гер третий легат.
– Что ж, – колдун щелкнул каблуками. – Не смею более обременять вас своим при-сутствием. Надеюсь, все понимают, что об этом разговоре не желательно распространять-ся?
Гробовое молчание говорило гораздо лучше, чем какие-либо горячие заверения. Все всё прекрасно понимали.
– Вот и чудно. Приятного дня.
С этими словами он стремительно покинул кабинет.
Лампы загорелись ярче. Гнетущее ощущение схлынуло, и Ингрид, да и прочие не смогли сдержать вздоха облегчения. Графиня только сейчас ощутила, сколь утомительной оказалась компания сего странного субъекта.
В углу что-то зашуршало, заскреблось, отфыркиваясь, и скрипуче постанывая – это врач вновь привел в сознание старика Шпигля. Не сладко ему пришлось сегодня.
– И как это понимать? – Все это время не встревавший в разговор Дитрих фон Зей-длиц наконец обрел дар речи. Чудовище-Талисман, вторя негодованию хозяина, вспорх-нуло на письменный стол графини, и принял возмущенно дергать за остатки перьев кречета, словно тот мог дать ответ на волнующий всех присутствующих вопрос.
– А как еще это можно понимать? – С напускным равнодушием повела плечами Ингрид – Малефактория недвусмысленно намекнула нам, что про это дело надлежит за-быть, причем, чем скорее, тем лучше.
– По-моему, колдунов давно пора поставить на место. Слишком много они на себя стали брать.
Ингрид понимала, что горячность всегда рассудительного товарища обусловлена исключительно негативным влиянием давешнего гостя, но от замечания не удержалась:
– Только не вздумай заявить что-то подобное в более широком кругу. Может вый-ти, что не все разделят твою точку зрения. Нам стоит быть осторожнее.
– За меня не переживай, – корнет уже овладел собой и его баритон вновь приобрел глубокие, умиротворяющие интонации. – Я вполне адекватный человек, чтобы понимать, где, когда и что можно говорить.
Женщина кивнула. Ее мысли сейчас были далеко. Какое-то время она еще топила свой взгляд в бесконечности.
– Все свободны, – наконец изрекла она, возвращаясь к реальности. – И вы гер Шпигль, так же можете идти. На сегодня я вам всем даю отгул. Так и скажете дежурному. Сходите в храм, помолитесь, исповедуйтесь, проведите время с семьей. И обо всем том, что здесь сегодня произошло – забудьте.
Дважды упрашивать не пришлось. Полицейских, как ветром сдуло. Даже Ганс Шпигь, будучи человеком в преклонном возрасте, отличился неожиданной прытью. Ни-кому не хотелось дольше положенного находиться в помещении, оскверненном сперва нечистью, а потом ее пастухом. Сама графиня так же предпочла бы убраться отсюда как можно быстрее. Собственно отказывать себе в этом она и не собиралась. Но ей нужно бы-ло обмолвится парой слов с корнетом тет-а-тет.
– Дитрих, найди мне какого-нибудь мальчишку. С улицы. Лучше беспризорника.
– Ингрид, – фон Зейдлиц возвел очи-горе.
– Никаких, Ингрид, – жестко оборвала графиня. – Дослушай сперва. Я напишу за-писку брату Герману из обители Святого Мрака.
– Что ты задумала?
– Раз эта история запахла серой, значит нужно привлечь тех, кого это не смущает.
– Ты хочешь, чтобы за бароном следили монахи? Фройлен штабс-капитан, сдается мне, что вы суете руку в клетку с голодным тигром.
– Ты выполнишь мою просьбу? – Во взгляде женщины пульсировал настойчивый огонь.
– Ингрид, это глупо. Для развернувшихся масштабов наше дело – пустяк. Ну и что, что некий обедневший дворянин, занимающийся наемным извозом порубил пятерых го-ловорезов с этой обезьяной? Подумай, о своих близких… подумай, в конце концов, о мо-их. О моей жене и сыновьях. Ты даже представить себе не можешь, каким боком аукнется твое праздное любопытство. Малефики – посредники ада в нашем мире…
– Вот именно. Они ничего не делают просто так. Во всем есть свой скрытый смысл. Поэтому мне вдвойне любопытно, зачем исчадиям тьмы понадобился этот несостоявшийся контрабандист. Ты сделаешь это для меня?
И снова испытующий, исполненный горячечного бреда взор.
Корнет вздохнул. Он очень хорошо знал девушку, с которой рос бок о бок. Даром, что графиня принадлежала к Дому Кречета. Ее навыки куда лучше оформились бы, ро-дись она в Доме Волкодава, или хотя бы волка – раз почуяв тонкий привкус сомнения, принесенный случайным ветерком, Ингрид фон Альвард не успокаивалась, пока не за-вершала дело блестящей победой либо разгромным поражением. Это было причиной ее невероятного для женщины-военного карьерного взлета. Это же стало проблемой, спу-стившей ее со ступени секунд-майора до штабс-капитана. Но, как говорили банары, из верблюда не сделать лошадь, даже если его закопать.
– Если ты этого не сделаешь, я сама все устрою, – фройлен штабс-капитан была напряжена до предела. – Только сначала встречу виконта де Ланьи со свитой. А на это уйдет время. Понимаешь, Дитрих?
– Ладно-ладно, – корнет капитулировал с достоинством. – Только на счет викон-та… Он уже ждет твою светлость в комнате отдыха.
– Давно?!?
– Чуть меньше часа.
Какой позор. Заставлять ждать сына столь уважаемой фамилии. Если верить слу-хам, будущего императора Островной Империи… Первым желанием Ингрид было прова-литься сквозь землю. Впрочем, она быстро взяла себя в руки. Ей, как младшему офицер-скому чину и чаду так же весьма древней Благородной фамилии, мещанская суета к лицу никак не шла.
– Ты выполнишь мою просьбу? – Уже вполне спокойно, потушив пожар в глазах, осведомилась графиня. Просто, чтобы быть уверенной, что друг детства не оговорился.
– Так точно, фройлен штабс-капитан, – выпалил Дитрих, став по стойке «смирно». Расслабился и вздернул брови:
– Так пойдет?
– Вполне, – серьезно кивнула графиня. – Эскорт виконта уже прибыл?
– На тот момент в малой приемной ожидала делегация от Малефактории в составе двух боевых некромантов в ранге командора и легионера. Они прибыли на час раньше.
Ингрид скривилась, как от зубно боли. Как же, опоздай они хоть на минуту, виконт бы их ждать не стал…
– А паладины?
– Тогда – не было. Сейчас – не знаю.
– Ладно, – вновь кивнул женщина. – Выполняй пока мое поручение. Только без лишней огласки.
– Я так понимаю, что теперь обращаться в Третий Кабинет за разрешением на слежку мы не будем.
– Правильно понимаешь, Дитрих. Не имеем права.

* * *

Барон Этьен де Лагранж никак не выходил у графини из головы. Вернее, не он сам, как личность, а интерес колдунов к его персоне. И демон этот подвернулся так некстати. Нет, к барону он не имел никакого отношения, в том плане, что не сам задержанный его вызвал. Ингрид могла поклясться, что слышала слова Мертвого Языка, на коем велись богослужения во всех храмах всех княжеств Архипелага. Это была самая настоящая молитва. Она даже могла припомнить несколько слов из нее. Что-то вроде: «… и возляжет тяжелое слово Твое, якоже создавшее мир наш еси, таки подавляющее отринувших Тебя, слабых в собственной злобе…»
Но из всех известных ей с младых ногтей молитв, она не могла припомнить ни од-ной, содержащей подобную фразу… и то, что нечисть проявила себя, хотя дотоле ее при-сутствие ощущалось лишь зверями – существами бездушными, простыми, а оттого более чуткими к проявлениям тонкого мира…
От мысли, что она сама, по собственному желанию, как сказал Дитрих, сует голову в пасть тигру, ее бил озноб. Но иначе Ингрид не могла. Сопротивляться соблазну позна-ния было выше ее сил. Сейчас она как никогда, наверное, понимала Фимину – Первую Женщину из Святой Книги, откусившую от Плода Познания, за что вместе со своим му-жем Секундусом, была изгнана из Горних Кущ. Фимина не знала подвоха. Обманутая Лу-кавым, она преступила запрет Творца.
О Первородном Грехе графиня была наслышана. Как и любому чаду Благородной крови, к ней хаживал репетиторствовать «Закон Созидателя» местный иерей. На примере все тех же, первых, созданных Единым, людей, она знала, что любопытство, а тем более такое опасное, до добра в конечном итоге не доводит. И успокаивала себя лишь тем, что обман Лукавого – не есть ложь.
Из-за плотно закрытых дверей в комнату отдыха отчетливо слышалась третья сим-фония Мозлейбца, написанная специально для скрипки. Иногда плаксивой капризности четырехструнной красавицы более мужественно вторило фортепиано. Музыканты хо-рошо отрабатывали свой хлеб. Оставалось надеяться, что виконт не потерял остатков терпения, томясь в ожидании прихода временных попечителей.
Прямо у дверей расположилась пара гвардейцев в серо-рыжих мундирах Дома Ли-са. По словам Дитриха их должно было быть четверо, машинально отметила штабс-капитан, значит еще двое внутри. Им составляла компанию еще пара часовых из числа дежурных полицейских ефрейторов. Именно, что составляли компанию, а не несли кара-ул, поскольку вся эта братия нынче удобно разместилась на принесенных откуда-то сту-льях и без зазрения совести, оглядки на чины и происхождение дулась в карты. Здоровен-ные широкогрудые лисы гвардейцев скучали, вальяжно развалившись посреди прохода. И, пожалуй, только это обстоятельство сгладило подступивший к горлу Ингрид ком пра-ведного негодования. Гвардии виконта она, конечно, ничего сказать не могла. Не имела морального, да и юридического права. Все же гвардия – не полиция. Птицы более высокого полета. А вот на ефрейторах, фройлен фон Альвард оторвалась бы по полной. Могло вполне дойти и до публичной порки.
Но, почуяв приближение постороннего, Талисманы моментально вскинулись, что не осталось без внимания хозяев. В один миг игра, гогот и сальные анекдоты оборвались. Гвардейцы, а разом с ними и полицейские были на ногах.
На секунду Ингрид приостановилась, размышляя, как следует себя повести, но гневный клекот кречета, восседавшего на ее левом плече, стал единственным знаком не-удовлетворенности работой подчиненных. Разглядев гостью, ефрейторы вытянулись по стойке «смирно», по бокам от прохода. Гвардейцы же продолжали прикрывать телами закрытый до поры дверной проем.
– Штабс-капитан Ингрид фон Альвард, – представилась графиня, по-лютецианский, глядя прямо в глаза стражам Дома Лиса. – К виконту Люмьеру де Ланьи. На территории воздушного порта мне поручено отвечать за его безопасность.
– Прошу подождать, мадам… – подал голос правый, носивший знаки различия обер-капитана.
– Мадемуазель, – исправила его Ингрид.
– Простите, мадемуазель. Я должен о вас доложить, – гвардеец сконфужено кашля-нул и его уши едва заметно порозовели.
– Само собой, обер-капитан, – серьезно кивнула графиня, предпочтя не заметить смущения.
Вояка приоткрыл дверь, шепнул что-то стоящему за ней караульному, выслушал ответ и только после этого распахнул створку, пропуская в комнату отдыха долгождан-ную гостью.
– Мир катится в бездну! – Безапелляционно заявил высокий светловолосый муж-чина в сероватом мундире. Он мало чем походил на лютецианца. По крайней мере, внешне. Не было этого знаменитого тонкого «орлиного» носа, или болезненной худобы. Глубоко посаженные глаза, массивные лобные валики, широкая нижняя челюсть. Однако его выдавали жесты и то, сколь легко тонкий рот, выплевывал квакающие звуки его род-ной речи. Впрочем, виконт быстро спохватился, и продолжил уже по-нербски:
– Обвал в угольных шахтах – вероятно, диверсия. Поднятие пошлин на ввоз това-ров из Минга – торговые компании в ужасе. Забастовка кровельщиков, покушение на старшего секретаря княжеского кабинета – ужас.
Де Ланьи отложил свежий номер газеты «Слово Нерба», и приветственно поднялся навстречу гостье. Трубку, коей он попыхивал, наслаждаясь прессой, виконт застенчиво спрятал за спину, замаскировав маневр под элегантный полупоклон. Как и любой воспитанный человек, он не мог себе позволить курить в присутствии дамы, пускай даже эта дама полицейский чиновник не самой последней ступени.
– Вы иронизируете? – Ингрид позабавила манера приветствия своего подопечного.
– Ни в коей мере. Просто пытаюсь завязать разговор, – виконт улыбнулся, но мыс-ленно хорошенько отчитал себя за проявленную вольготность. – Виконт Люмьер де Ла-ньи. Дом Лиса.
– Весьма польщена знакомством с вами, гер, – графиня, в свою очередь, представи-лась и вернула улыбку лютецианцу. – Приношу свои глубочайшие извинения. Я заставила вас ждать.
– О, фройлен, это суще пустяки. У вас здесь замечательное вино, занятные новости, и чудесная музыка, – при последних словах де Ланьи кивнул в сторону небольшого, в од-ну ступень, возвышения, где пианист продолжал что-то тихо наигрывать, а скрипач, чув-ствуя непотребность в рвущих душу мотивах, ушел с головой в настройку инструмента. Делал он это тихо, нисколько не мешая своему коллеге.
– Рада, что вам все понравилось. Теперь, с вашего позволения, давайте перейдем к делам обыденным.
– Давайте, – виконт мигом вернул на лицо серьезное выражение.
– Бургомистр выделил для вашего эскорта в пределах города тридцать человек из числа седьмого отборного кавалерийского стрелкового полка.
Люмьер кивнул, глядя в сторону, чем только подчеркнул свое внимание к собесед-нице.
– Кони уже оседланы и все солдаты вместе с экипажем ожидают вас у бокового выхода из здания вокзала, – продолжала тем временем штабс-капитан. – Кроме того, по высочайшей просьбе Его Императорского Величества Августина VII, Орден Святого До-миника любезно предоставил вам двух Паладинов, а Малефактория – двух Сумеречных Легионеров.
По лицу виконта скользнула едва уловимая тень. Он понимал, что на территории островной Империи члены темного и светлого клиров юридически были равны, и в рав-ной степени старались выполнять свои обязанности перед паствами и Его Императорским Величеством. Но в свете последних событий и изначальной предубежденности, сформировавшейся еще в юности, де Ланьи пожелал бы, чтобы в этом путешествии колдунов было, как можно меньше. Впрочем, отказаться он не мог. Малефактория была склонна раздувать скандалы, ссылаясь на геноцид со стороны Церкви и ее учения. Это выглядело крайне смешно, если бы не преподносилось с полной серьезностью.
– Вас что-то смущает, виконт? – Любезно осведомилась графиня.
– О, нет-нет, – поспешил заверить попечительницу Люмьер. Поймал испытующий взгляд Алонсо. Гешпанец все это время изучал богатейше украшенные книжные шкафы, сплошь заставленные фолиантами разных тематик и объемов. Он так и не решился проли-стать хоть что-либо. Не хотел дразнить себя, трезво предполагая, что времени на отдых отпущено слишком мало, дабы в полной мере утолить жажду чтения.
– Если вы готовы отравляться, я могу распорядиться насчет рыцарей. Они предста-нут перед вами спустя минуту, – проговорила графиня после вежливой паузы.
– Если вас не затруднит, – учтиво улыбнулся виконт.

* * *

Антонио откровенно скучал. Развлечения, кои он мог себе придумать, но не рассе-ивали внимание, были ему глубоко неинтересны. Прочее же он позволить себе не мог. Приходилось просто сидеть в мягком кресле уютной, но такой опостылевшей кают-компании и в сотый раз изучать детали резных деревянных сюжетных барельефов, укра-шающих цоколь стен. Вопреки общественному мнению, утверждающему, что жилище чернокнижника должно всецело соответствовать духу его ремесла, со всеми мыслимыми зверствами, малефика тяготила мрачная обстановка, давление каковой он имел возмож-ность ощущать, во время своих нечастых визитов в центральную Башню Малефактории. Там угнетало все: начиная от балясин, выполненных в виде мелкогабаритных инферналов вроде Гарге, мозаичных напольных покрытий, выложенных в виде разнообразных колдовских символов, как то пента-, гекса-, окта-, и прочие граммы, и заканчивая батальными полотнищами, отражающими противостояние Врагов Рода Человеческого с Ангелами Единого, и сцены мук адовых. Про несуразных тварей, выполняющих роль кариатид, и неописуемые, запредельные пугающие панно можно было вообще молчать.
Видать, Отцы-Некроманты воистину тронулись умом, раз невозбранно дни и ночи напролет могли проводить время во всем этом ужасе. Либо же они уже были куда ближе к тем тварям, которыми, так сказать, повелевали, чем к прочему люду.
Ателиец этого не понимал. Отказывался понимать. Свою собственную дорогу он не выбирал. Все решилось за него. Парень из неблагополучной семьи. Осиротевший в возрасте семи лет и беззащитный в силу телесной слабости он искал защиты. Искал вла-сти. В девять лет его грязного, больного, изъеденного хворями и немощами, нашли на свалке, недалеко от поселения шахтеров одной из островных провинций ателйского кня-жества, когда местная шпана переломала ему большую часть ребер, дабы не клянчил милостыню на их территории. Нашли маги. Очень добрые, хорошие. Даром, что некро-манты. До сих пор он вспоминал их с сожалением. Ведь после того, как его доставили в Магику, малыш Каро с ними так и не виделся.
Тогда он умолял малефиков взять его в ученики. Движимый жаждой мщения обид-чикам, ребенок не понимал, на что идет. Сейчас же от этого всепоглощающего чувства не осталось и следа. Нет, он не сразу отрекся от коварных планов. Но когда его обучение за-кончилось, он первым делом вернулся на родину, и смог любоваться, как кончили жизнь его давешние недруги. Горькие пьяницы, рабы всевозможных дурманов, мелкое ворье, несчастные шахтеры, живущие впроголодь и ненавидящие все свои одинаковые бесцвет-ные будни. Он никому не причинил зла, справедливо решив, что жизнь и без его вмеша-тельства покарала их сполна. Но в тот момент, когда он навсегда покидал родные трущо-бы, в груди образовалась странная пугающая пустота. Он больше не знал ради чего жить. Не видел дальнейших целей. Разумеется, как и любой маг, делая свое дело, Дельмар упи-вался ощущением власти. Моментальным сотворением какого-то, пускай ужасного, но чуда. И все. Научная работа? Антонио не был настолько сильным некромантом, чтобы тревожить высших духов, без коих ни одно исследование не могло обойтись. Он-то и со всякой шелухой вроде того же Гарге управлялся с видимыми усилиями. Но, как уже гово-рилось ранее, колдун был чрезвычайно везуч, и это, пожалуй, единственная причина, по-чему он не сгинул, подобно многим его коллегам на тернистом пути служения делу Ма-лефактории.
Со временем, осознав непригодность подчиненного к внутренней работе, началь-ство перевело Дельмара на работу в поле, где талант к волшбе играл не первую роль. Там-то некромант и научился ценить загадки политических игр, в которые волею великих чернокнижников он был вовлечен. После утраты цели в жизни это стало его единствен-ным развлечением. Он прекрасно отдавал себе отчет, что был всего лишь пешкой, ма-леньким колесиком в огромной неповоротливой машине Имперских ведомств. Но за крысиной возней в верхах наблюдать все равно было весьма любопытно. Его крайне увлекало разбирать причины и следствия, просчитывать каждый шаг той или иной фигуры. Конечно, Некромант понимал, что рано или поздно, когда процент его догадок станет преимущественно положительным, он не удержится и попробует сам влиять на ход событий. Это его пугало. Но не настолько, чтобы прекращать полюбившееся занятие.
Сейчас чутье малефика подсказывало ему, что назревало нечто серьезное. Причем настолько серьезное, что иной раз ему казалось, что он кожей ощущает роковое дыхание судьбы.
Он уже выкуривал третью трубку, запивая пятым бокалом настоящего лютециан-ского коньяка и лениво пожевывая маленькие шарики черного шоколада, завезенного, как и табак с ничем более не примечательного Западного Архипелага. Ценители считают, что коньяк нельзя заедать шоколадом, поелику тот забивал собой вкус самого напитка. Плевать Дельмару хотелось на разного рода ценителей. Он пил маленькими глотками, смакуя сочетание дыма трубочного табака и дубовую коньячную горечь, укладывая все это на шоколадное послевкусие. Ему нравилось. А что до остальных – пусть употребляют, как им заблагорассудится, лишь бы не лезли с поучениями.
Захмелеть некромант успел ровно настолько, что когда на кресле по другую сторо-ну от кофейного столика, где стояла ваза с шариками черной горьковатой сладости, про-ступила небольшая лужа, он спокойно и без лишней суеты водрузил себе на колени обна-женный обсидиановый кинжал. Лужица все увеличивалась. Создавалось впечатление, что процесс впитывания происходит с точностью до наоборот. Секунду спустя, когда влаги скопилось достаточно, чтобы занять все сидение, из нее, еле передвигая лапами и подволакивая поломанное крыло (второго вообще не было), выполз Гарге.
Не говоря ни слова, а только смешно кряхтя будто старый дед, инфернал прополз по креслу, взобрался на подлокотник и без спросу ухватил со стола початый бокал. Жадно вылил его в глотку, разбрызгивая драгоценную влагу по угловатым плечам, острой хищ-ной морде, обивке кресла. Пустой бокал глухо прошелестел по ковру, а твареныш уже за-гребал трехпалой лапой шоколад, обильно сдабривая содержимое тарелки той самой мут-ной жижей, густо умостившей все его тело. Набив полную пасть шоколада, он, наконец, откинулся на спинку кресла, своими размерами подходившего ему скорее в качестве не-плохой кровати и, блаженно прикрыв бисеринки глаз, принялся меланхолично жевать.
Дельмар не торопился расспрашивать, прекрасно видя, что его приживалу изрядно досталось. Но и жалеть его он не собирался. С изрядной долей брезгливости он смотрел на почти, что полную пиалу сладостей, которая теперь была осквернена и, которую те-перь придется предать огню. А еще малефик с интересом наблюдал, как прямо у него на глазах бесенок отращивал себе новое крыло, затягивал раны, впитывая произведенную им же слизь.
Дожевав, уродец сочно рыгнул и почти беззлобно выдал:
– Сука!
– Не понял, – удивлся маг.
– Штабс-капитан – сука, – охотно пояснил демон, морщась, припоминая неприят-ные ощущения. – еле растворил эту серебренную пулю. Подери меня Хаос, как жжется… Я обещаю, что замолвлю кому нужно словечко, чтобы ей устроили в аду нечто подоб-ное…
Он явно не собирался прекращать гневную тираду, но некромант ему такой радо-сти не доставил.
– Значит, так, – решительно проговорил он.  – Прежде всего, заткнись, и давай рас-сказывай по делу, а главное, с самого начала: что, как, куда, зачем…
Демон недовольно приоткрыл все еще прищуренные глаза, но перечить не посмел. Когда он закончил рассказ, Дельмар смерил приживала нехорошим взглядом. Руна подчи-нения на плече демона полыхнула пурпуром. Он даже не успел понять, как слетел с крес-ла. Все его тело били страшные корчи. Хрустели, выворачиваясь, мертвые суставы, под кожей, от кончика шипастого хвоста до рогатой макушки ползали тугие жгуты какой-то мерзости. Антонио не любил истязать призванных сущностей, втайне побаиваясь их зло-памятности, но сейчас был особый момент. С демоном можно было вести себя только так. Только грубо, как в стае животных, показывая, кто сильнее. Некромант встал. В эту се-кунду, доведись ему лицезреть себя со стороны он, пожалуй, испугался бы куда сильнее нежели грядущих воздаяний за муки исчадий ада. Испугался и Гарге. Он юлил, извивался змеей, лишь бы только подальше отползти от своего экзекутора.
– Скажи мне, сучий потрох,  – низко, практически на грани слышимости, процедил он, – какого ляду полез править этот драный протокол? Разве я не ясно выразился, когда приказывал ни во что не вмешиваться и только наблюдать?
Гарге ожег заклинателя взглядом исполненным жидкой ненависти, всем видом си-лясь показывая, что за него, брата Дельмара, он также не забудет замолвить словечко. Но вопреки ожиданиям вместо брани и проклятий на голову неразумного мешка с костями, возомнившего о себе невесть что, инфернал пересилил себя, и жестом превозмогая боль горделиво отмахнулся, мол, хватит.
Антонио повел рукой. Знак на чешуйчатой коже потух.
– У меня был прямой приказ от более Высоких Повелителей, – веско заключило исчадие ада.
– Какой такой приказ? – Некромант прямо-таки опешил. В его практике подобное было впервые, чтобы призванная тварь слушалась кого-то еще помимо мага причастного к ее овеществлению напрямую. Это могло объясниться только вмешательством кого-то из Отцов Малефактории, или же кого-то из более сильных демонов. Но второе было малове-роятно, поскольку некроманты якшались с ограниченным количеством инферналов, спе-циально заключенных ими где-то в тонкой прослойке между Миром живых и Миром мертвых, а те, в свою очередь, потерявшие надежду воссоединиться с собратьями, не мог-ли руководствоваться ничем кроме гнева, злобы обиды, жажды крови, и прочих сугубо животных инстинктов, не способствующих трезвости и логичности мышления.
– Кто дал приказ? – Совладав с собой, исправился маг, а затем продолжил, видя, что демон отвечать не собирается. – Хорошо, – голос Дельмара зазвучал с натянутым спо-койствием, – В чем он заключался?
Инфернал, видимо и на это собирался отмолчаться, но здесь некромант почувство-вал слабину. Тот, кто призывал Гарге ранее, видимо, наложил «Печать Безмолвия» лишь на определенный круг вопросов, в который последнее обращение, судя по всему, не вхо-дило.
– Парень, несмотря ни на что, не должен попасть в руки мирской власти, – проце-дил твареныш.
– Почему? – не унимался ателиец.
Молчание. Попытка надавить через Руну Подчинения отозвалась острым уколом в области затылка.
– Ладно, – вздохнул он. – Отправляйся к Владыке Греоду. Расскажешь все, что ви-дел. Потом вернешься. Понял?
Гарге зло сверкнул черными бисеринками глаз, но все же кивнул.
– Все, проваливай, – отмахнулся маг, и крылатая тварь растаяла в воздухе.
Малефик с неохотой поднялся, взял матерчатой салфеткой пиалу с шоколадом, другой поднял бокал и, погруженный в мрачные мысли, направился к выходу из пироптера.
В плане удачи Каро был чрезвычайно суеверен, и пускай считалось, что скверна проклятий не может липнуть к чернокнижнику по причине изначального осквернения, испытывать судьбу колдун не желал.
Жаль, что придется сжечь еще и кресло.




PARS TERTIA

Полиция порта была столь любезна, что предоставила нам с Хито экипаж. Не паро-вой, конечно. Самую обычную крытую карету, какие используются медицинскими и тю-ремными службами. Но все же. Хоть на дорогу до постоялого двора не пришлось тратить свои кровные сбережения. Правда, цена подобной экономии, на мой взгляд, оказалась слишком высок. Арест баронского патента – это вам не шутки. С одной стороны, по раз-решению проблем с властями, штампованная бумага легко менялась на новую – чистую, в ближайшей канцелярии Третьего Имперского кабинета. Это в том случае, если Благород-ный числился в Имперском Своде – наиболее полном документе, содержащем все аристо-кратические фамилии Архипелага. Там же указывались даты рождения, крещения, При-общения, и, ежели Благородный изволил отбыть в мир иной – смерти. Я ни капли не со-мневался, что Этьен де Лагранж действительно существовал. Но, как мне сказали люди занимающиеся продажей его биографии, вышеупомянутый барон пропал бесследно во время парусной прогулки по проливам в окрестностях Лютеции. Так что, насколько мне известно, в Имперском своде он записан в число погибших. Следует ли говорить, что до-рога в канцелярию была мне заказана, а этим патентом можно было только подтереться? Думаю, что это излишне.
Простая жизнь заканчивалась. Во что бы то ни стало, нам с Хитори надлежало уби-раться из Гецбурга, причем, чем скорее, тем лучше. Затухающий ритм сердца Диханга от-считывал последние часы, может, минуты. С его полным угасанием, помимо верного дру-га, уйдет визитная карточка Благородного сословия, присутствие коей зачастую действо-вало гораздо более эффективно, нежели всякие бумажки. Сейчас рысь лежала на соседней скамье, у противоположной стенки кареты и в каждом тяжком вздохе звучал немой укор. Животное прекрасно отдавало себе отчет, в том, что не выживет, но никак не могло взять в толк, почему его хозяин, вожак его прайда, заставляет его испытывать страдания.
А я не мог. И дело даже было не в том, что кончина, питомца сдаст меня с потро-хами. Без всякого сожаления я перерезал горло Рольфу фон Визе – главе местного отделе-ния воровской гильдии. Человеку. А Дихангу, животному от рождения – не мог. Даже представить было тяжело, как я беру нож, или пистолет… Нет, на это решиться все же придется. Но не здесь и не сейчас. Потерпи, дружок. Скоро. Совсем скоро.
– «Тихий уголок», – постучал я в решетку, отделяющую внутреннее помещение ка-реты от облучка.
– Хорошо, гер, – откликнулся кучер. Адрес его не удивил. Гостиничные дворы та-кого уровня в последнее время стали очень популярными. Там не привечали всякий сброд, что, в свою очередь, привлекало вполне пристойных граждан, по каким-либо причинам стесненных в деньгах. Там было чисто, но не роскошно, кормили просто, но вкусно. И, что самое главное, цены были доступны даже горожанину средней руки.
Мне уже доводилось бывать в Нербе и Гецбурге, в частности. И не просто бывать, а обделывать некоторые делишки. Так что я заранее расчитал, где будет наша первая оста-новка. Мы зайдем, зарегистрируемся. Гостиницы, подобные «Тихому уголку» тесно рабо-тают с властями и Магистратом, а потому все постояльцы находятся на виду. Хозяин уви-дит штамп на патенте. Лично отправит депешу в ближайшее полицейское управлени… В нынешней ситуации это было то, что доктор прописал. Надлежало усыпить бдительность шпиков, буде таковые рискнут меня выслеживать. А ведь рискнут. Всенепременно.
Нет, бумагу нужно срочно менять на что-то менее претенциозное, но дающее при-мерно те же права. Скажем, мне не улыбалась перспектива получить десять плетей только потому что при мне найдут пистолеты, не подкрепленные соответствующими документа-ми. Это пока я был в шкуре Благородного, документы на архаичное огнестрельное оружие не требовались. Спасибо «Декрету об охранительных средствах и условиях их законного употребления» от 10-го февраля  1673 г. Про ферумидовый кинжал я вообще молчу. Несмотря на наличие разрешения, мне было странно, что фройлен штабс-капитан никак не прореагировала на подобную игрушку в большинстве княжеств, считающуюся противозаконной.
Дело в том, что более пятисот лет назад на скалистых островах в окрестностях Хъегнира – королевства цвергов, обитали колонии разумных камней – ферумиды. Их ни-кто не замечал, принимая за самые обыкновенные образования горной породы, пока слу-чайно не обнаружилось, что отдельные группы камней, при неизменности окружающего ландшафта, периодически меняют свое местоположение. Это было величайшим открыти-ем. Но прежде, чем ученые мужи разобрались, что имеют дело с разумными существами, большинство представителей этого загадочного народа расселились по всему Архипелагу в виде таких вот клинков. Тела ферумидов содержали огромное количество железа, не ржавели, легко обрабатывались, но после закалки приобретали заданную форму и, даже после увечий имели свойства возвращаться в нее без видимого труда. Одним словом сбы-лась мечта всех оружейников. Впрочем, весьма скоро тогдашний Император, по науще-нию Магистериума, ввел строжайший запрет на охоту за ферумидами. А уже имеющиеся клинки наказал облагать двойной пошлиной. Увы, цивилизацию сих, рискну предполо-жить, древних и дивных существ новые законы спасти не успели. В наши дни они оста-лись легендой. Почвой для сказок, поскольку к императорскому запрету добавились еще кордоны, выставленные цвергами, вознамерившимися восстановить популяцию своих, как оказалось, питомцев. И где они только раньше были, когда громадные галеоны крупнейших торговых компаний сотнями вывозили со скалистых островов странные голубоватые камни?
В любом случае, я доподлинно знал, что три весь крупных и старых ферумида находятся в материнской обители Ордена Псов Господних на острове Святого Доминика, что овевается тугими ветрами в равной степени к западу от Ателии и к югу от прослав-ленной Лютеции. Мало того, они согласились там остаться на добровольной основе, предлагая плоть свою для наиболее эффективного оружия в борьбе с вещественными проявлениями Врагов Рода Людского.
Я сам был там, в это зале. В возрасте двенадцати лет, когда юному послушнику впервые начинают давать эликсиры, укрепляющие тело и кости. Во время обряда, прото-диакон наносил на бок монументальной разумной глыбы специальными чернилами очер-тания клинка, в то время, как будущий Паладин должен был приложить свою маленькую ладошку поверх рисунка. Тогда-то я впервые понял, почему все в обители называли эти неподвижные куски камня живыми, и как вообще с ними можно говорить, когда они не имеют ни языка, ни губ. Ферумид говорил со мной. Не словами. Я чувствовал тепло, ис-ходящее от холодной, словно лед поверхности. Особое тепло. Живое. И чем дольше я так стоял, тем больше начинал понимать, что чувствует мой немой собеседник, в то время, как он понимал и чувствовал меня. Это было странно. Местами, даже пугающе. Но тот миг я помню, по сей день, как одно из самых прекрасных чудес. Божественных чудес. Ибо только Единый мог сотворить такое – вдохнуть жизнь в бездушный комок металлов и камня.
Как водиться, через пять лет ферумид вырастил из собственной плоти мой меч. Не-насильственно. Сам отпустил, как древнее языческое божество рождает из бока своего сына – титана. Это был не титан – клинок с хвостовиком. Монастырский кузнец выграви-ровал на нем тексты псалмов и оградительных молитв, закалил, приладил гарду и руко-ять…
Меч Паладину ордена Доминиканцев дается единожды и на всю жизнь. Другого у него никогда не будет. Рыцарь, потерявший или сломавший свое оружие добровольно становиться затворником, дабы продолжать борьбу с недругом, поддерживая молитвой своих братьев на поле брани.
Наверное, в этом есть какой-то смысл. Что-то связанное с невинностью ребенка, и все такое. Теперь, будучи, оторванным от лона братства, я этого понять уже не мог. Впро-чем, если обращаться к сугубо мирской стороне вопроса, то должен отметить, что несмот-ря на все достоинства, ферумидовые мечи, шпаги, рапиры, сабли, топоры, ножи и прочие отстрые игрушки, не прижились в использовании. Непрошибаемая плоть разумных кам-ней, даже будучи запертой в скромные пределы клинка, все равно сохраняла частицу из-начального сознания и свой неповторимый характер. А еще способность влиять на своего хозяина. Как не нелепо это звучит, но ферумидовые клинки могли не послушаться вла-дельца. Скажем, задержать руку в самый неподходящий момент, снизить подвижность кисти. К подобному оружию следовало привыкнуть, но главное, его следовало приучить к себе. И приручение это могло длиться от пары недель до десятков лет.
Вот почему я был сильно удивлен, что штабс-капитанша никак не прореагировала на наличие у меня столь специфической железки. Ибо, если человек имеет при себе феру-мидовое оружие, значит, он его обуздал.
С моим кинжалом у меня был особый случай. Скажем так, Альбрех сбежал ко мне от предыдущего хозяина, коего я, не без злокозненной помощи своего нового приобрете-ния, отправил к праотцам. Клинок приручать почти не пришлось. Просто у нас с ним бы-ла небольшая договоренность по поводу того, в кого можно его втыкать, а в кого нет. Приключались у меня с ним небольшие казусы. Однажды, из пяти человек, взявших меня в «клещи», двоих он отказался колоть наотрез. На вполне логичный вопрос «почему», стал нести какую-то несуразную чушь. Весьма тяжело донести мысль, если общаешься не словами, а эмоциональными вспышками. Подумать только – железка с принципами. Впрочем, «разговор» состоялся значительно позже того момента, как я их всех зарезал более сговорчивыми – обычными ножами.
Дуться Альбрех не стал, но и своей вины, в том, что чуть было меня не подставил, также не видел. Со временем  я научился ему доверять. Правда, доверием это назвать бы-ло тяжело. Скажем, несколько раз мне все же пришлось оставить в живых жертв, коих не хотел травмировать ферумид. Один парень, как оказалось впоследствии, во время поку-шения на местного градоначальника накрыл собой выпавшую у убийцы бомбу, чем спас десятки жизней. Другой – вынес из огня пятерых детей во время нашумевшего пожара детского дома в Ла-Флере. Третий – став мэром, привел в порядок, начавший загнивать шахтерский городок. Список можно было продолжать.
Сперва, читая газеты, выслушивая слухи, я смеялся, считая это совпадениями. Да, собственно, я и сейчас не сильно верил, что мой кинжал, всего лишь кусок эмоционального железа, способен видеть людские судьбы. Даже в нашем безумном, поставленном с ног на голову мире, где Бог и Дьявол, в лице Церкви и Малефактории сосуществуют вполне открыто и на законных основаниях, такого быть не могло. Не должно было быть.
Поначалу Альбрех противился редко. Но, чем выше я поднимался по иерархиче-ской лестнице гильдии убийц, тем с более высокопоставленными целями мне приходи-лось иметь дело, и тем чаще приходилось выбирать: прислушаться к воле клинка, или взяться за самый обыкновенный нож. Я давно уже не принадлежу к цеху душегубов. Но так для себя и не решил, как относиться к свойствам своего оружия. Просто отправил их в специально созданный по такому случаю раздел суеверий.
Но вернемся к проблемам насущным. Карета тряслась на брусчатке центральных улиц. Мерно стучали копыта не самой плохой двойки чалых жеребцов. Кучер что-то насвистывал себе под нос, иногда лениво щелкая кнутом.
Полицейские были столь любезны, что помимо транспорта выделил нам пару но-сильщиков и, собственно, носилки для Диханга. Первые, впрочем, лишь помогли загру-зить больное животное в карету. Вторые же нам оставили. Это было хорошо. Хоть не придется тащить упитанную рысь на себе, показывая всем окружающим, насколько ей плохо.
Окошка в карете были, но их завешивали дешевые занавески из грубой тяжелой материи. Раздвигать их не хотелось. Чего я там не видел? Пару раз я все же выглянул. Но не для того, чтобы полюбоваться архитектурными ансамблями древнего города, а дабы убедиться, что кучер ничего не перепутал, и везет нас в правильном направлении. Хитори так же не проявлял никакой заинтересованности. Он вообще как-то сильно сник после происшествия в кабинете для допросов. Оно и не удивительно: встреча с порождениями ада не та вещь, которую можно легко забыть. Человеческое сознание не приспособлено к подобным стрессам, и реагирует на них очень ненормально. Насколько я знал, без последствий подобные рандеву проходят лишь у трех категорий людей. У Благородных, в силу атрофии после Приобщения чувственного восприятия мира. У членов Ордена Святого Доминика, ибо сие церковное образование вот уже тысячу лет существует исключительно ради сокращения численности Врагов Рода Людского. И у некромантов. Запродавшие свои души ради эфемерной власти над силой, в сущности им не подвластной, они заведомо отданы в когтистые лапы Лукавого, и тому уже нет нужды глумиться над из сознанием. Оно уже искалечено одним лишь допущением заклания своей бессмертной сути.
Я подался вперед. Совсем чуть-чуть. Чтобы заглянуть в лицо своему слуге. Парень был бледен. Его пересохшие губы быстро и беззвучно шевелились. Он читал сутры. Сколько раз я не пытался проводить с ним воспитательную работу на тему вероисповеда-ния, сколько не доказывал на наглядных примерах реальную силу собственной Веры в борьбе с инферналами – ничто не помогало.
Я его прекрасно понимал. Сменить мировоззрение, вложенное в тебя с младых ногтей – крайне сложно. Я его не насиловал, не спорил до хрипоты. Просто вел беседы. Богослов, конечно, из меня был тот еще. Но все же кое-что я понимал, и пытался  донести это до парня.
Помню, один раз, когда нам довелось скрываться от местных властей в бамбуко-вых рощах близ Китоды, на нас решила поохотиться ама-но-дзаку. Не помню уже, что конкретно говорил об этих тварях тосийский фольклор, вроде бы, что рождались они от ярости бога грозы, или грома… Одно знаю точно – это был самый настоящий демон и имел немерено острых, как бритва зубов. Тогда я впервые видел Хитори Минаоко в подобном состоянии. Не имея при себе ни заветного орденского меча, ни томика с изгоняющими молитвами, тварь я все же достал. Увы, но даже такая явная демонстрация силы ни капли не пошатнуло убежденность моего слуги.
«Васа магия, хозяина, оцень сирьна, но насы монахи тозе так умеют», – сказал он мне с видом знатока, несколькими днями позже, когда окончательно пришел в себя. И убедить его, что молитвы и Символы Веры – не маги, я не смог. Впрочем, это было давно, когда я был моложе и глупее. И считал, что мои теологические внушения пойдут мальчишке во благо. Сейчас я уже и не пытался.
Вздохнув, я осенил его голову крестным знамением, замкнув жест объединяющим кругом. Надеюсь, поможет. Услышал же Господь мою молитву, содрав колдовскую завесу с некрота там, в кабинете штабс-капитанши. Признаться честно, сегодня я на это и не надеялся. А временами страшился того момента, когда же чаша терпения Всевышнего в отношении своего нерадивого чада переполнится, и Он не подаст мне руки.
Поймав себя на мысли, что снова предаюсь воспоминаниям, я мысленно отругал себя за это. Сейчас была ценна каждая крупица внимания. Я не мог позволить себе рас-слабиться и праздно плыть по течению.
– Пр-р-р, – фыркнул кучер. Карета мягко качнулась на мощных рессорах и замерла.
– Приехали, гер. Гостиничный двор «Тихий уголок», – донеслось с облучка.
Я первым покинул деревянное чрево кареты, прошелся к лошадям. Бросил кучеру монету, хотя тот, будучи на службе администрации порта, на это и не рассчитывал. В лю-бом случае это был элементарный жест вежливости со стороны персоны Благородных кровей. Марку пока еще следовало держать.
«Тихий уголок» располагался далеко не в самом престижном районе города. Впро-чем, трущобами это место так же ни в коей мере не являлось. Это было скопление лавок и лавочников средней руки. Улицы здесь щетинились разноцветными фигурными вывеска-ми. Кто побогаче – заказывал себе навесные кованые знаки. Крендельки – у пекарен, бо-тинки – у сапожников, бронзовые плоские фраки, часы, саквояжи, трости…
У кого дела шли не так хорошо, вынужден был отсчитать скромную плату худож-нику, дабы тот запечатлел товар или услугу на плоскости аккуратно выпиленной доски.
В этом районе все дышало правильностью и благочестием. Даже мысли не могло возникнуть, что пекарь может подмешивать пыль в муку, пивовар – разбавлять свое дети-ще водой, или того хуже, ослиной мочой, а аптекарь – снабжать соседей запрещенными дурманами. Пожив немного вне обители я разучился верить подобному напускному бла-гополучию, но сейчас качество товаров меня волновало в последнюю очередь. Просто, будь я истинным, честным, но стесненным в средствах дворянином, по прибытии в чужий город, мне бы и в голову не пришло обосноваться в ином месте.
Заселение произошло, как я и предполагал: в меру чванливо, в меру подозрительно, стоило хозяину увидеть арестованный патент, но неизменно вежливо и обходительно. Мне дали ключ от комнаты, и носильщики, на этот раз не портовые, а приписанные к гостиничному двору, подняли носилки со слабо дышащим Дихангом в мои новые апартаменты.
– Хито, – холодная вежливая улыбка слетела с моих уст, стоило носильщикам, по-лучив по монете «на чай», выйти в коридор. – Дверь.
Мальчик понимал с полуслова. Замок холодно лязгнул, отрезая нас от наигранно-степенной дневной суеты гостиницы. Я тут же подошел к единственному окну в этой комнате, выходящему на внутренний дворик, где возились несколько конюхов. Стараясь не тревожить занавески, оценил ситуацию. Все здания в округе были двух или трехэтаж-ными. Идея, уходить по крышам с мертвой рысью на руках, заведомо показалась мне не-целесообразной. Наипростейший путь виделся мне как раз через внутренний дворик, ми-мо конюшен, через небольшой уютный садик и лавку парковой скульптуры, образчики коей высились на клумбах, аккурат за невысоким дощатым заборчиком «Тихого уголка». Мешала только прислуга. Впрочем, не вечно же она будет там торчать.
Осознав, что спешить особо не куда, я решил осмотреться. Комната была самая обыкновенная. В углу, почти под окном – односпальная кровать, сияющая в лучах полу-денного солнца накрахмаленными простынями. На стенах – самые заурядные обои травя-нистых оттенков в широкую вертикальную полоску. В противоположном от кровати углу – видавший виды платяной шкаф. С модными нынче растительными орнаментами, скупо, но к месту выгибающимися по углам дверей, и фигурных филенок. В соседнем углу – секретер, напротив коего по диагонали через все помещение расположилась небольшая металлическая, и даже вскрытая бронзой ванна. Над ней умывальник. Рядом – туалетный столик. Ансамбль пафосного посягательства на роскошь завершал обтянутый синим бар-хатом стул с гнутыми, под стать секретеру, ножками.
Рискну предположить, что хозяин задумывал открыть гостиницу рангом повыше, но выкупленной площади явно не хватало, а финансов, на перестановку в помещениях уже не оставалось. Пришлось в погоне за статусом накидать всего, покрасивее и поболь-ше, не заботясь о том, удобно ли это будет, и не травмирует ли сей набор эстетические вкусы гостей.
Да, увы, во мне иногда все же просыпается фат и пижон. Все же виконт де Ланьи был прав, говоря о наследии крови. Происхождение, о коем я подчас забывал, предпочи-тая разделять собственную личность и роль Благородного, порой всплывало в самый не-подходящий момент.
Диханг заскулил.
– Потерпи, дружок, – ласково проворковал я, – Еще чуть-чуть.
Горло сдавило неприятными липкими пальцами острое чувство deja vu. Так уже было. Мне уже приходилось облегчать страдания младших братьев. Это было давно. В прошлой жизни. Тогда, прямо у меня на глазах погибал мой Стриж, срезанный выплеском инфернального пламени одного из «Коконов». Сейчас – преданная мне до самой, уже скорой, смерти, кошка.
Впрочем, расчет быстро взял верх над чувствами. Рысь и так была ранена. Потеря-ла много крови. Редюга, коей заботливые полицейские прикрыли раненого «Талисмана», а с ней и плотная парусина носилок насквозь пропитались бурой влагой. Создавать дополнительный фонтан, при условии, что кота придется нести через пол города, завернутым, в лучшем случае, в одеяло, было не разумно.
– Прощай Диханг, – пальцы нервничали. Пальцам не хотелось удобно ложиться на череп животного, и оно это чувствовало. Взрыкнул Диханг, взвизгнул, попробовал поше-велиться, но звонкий хруст шейных позвонков оборвал нелепую попытку сбежать от неминуемого покоя.
Хито смотрел на меня пустыми глазами, и закаменевшие черты его мальчишеского заостренного лица, только начавшего приобретать под носом первые следы мужествен-ной поросли, были отражением моих чувств. Он все понимал. А я в такие минуты костерил себя за то, что подарил ребенку это понимание.
Как мне и представлялось, в секретере обнаружилась чернильница, и листки с бу-магой. Плохонькой, тонкой, словно, газетная, но все же бумагой. В первом акте сей пьесы нужно было играть по всем правилам жанра.
«Остановился на гостиничном дворе «Тихий уголок». Адерс… номер комнаты… В случае необходимости, найти вы меня сможете с такого-то по такое-то время. С уважени-ем, барон Этьен Жак Батист де Лагранж» – быстро вывел я. Свернул листок вчетверо. По-верх вывел: «Штабс-капитану портового управления полиции фройлен Ингрид фон Аль-вард».
– Хитори, – парень безропотно подошел, протягивая руку за запиской и монетой. Он знал, что я у него попрошу. – Отнеси это портье, и попроси, чтобы передал с каким-нибудь мальчишкой в ближайшее полицейское управление. И попроси хозяина, чтобы в ближайшие пару часов не беспокоил. Месье устал и хочет отдохнуть с дороги. Все понял?
– Хай, – парень коротко клюнул носом, и убежал.
Я же принялся переодеваться. Кожаная куртка воздухоплавателя с отстежным ме-ховым воротником, и теплым шарфом – не самая подходящая и малоприметная одежда для прогулок по городу. Сапоги, кстати, тоже. Сейчас в ходу были туфли и башмаки. Кирза оставалась прерогативой военных, полицейских, пожарных, мастеровых, золотарей, и прочих. Но никак не лавочников, инженеров, архитекторов, чиновников, заводчан, и уж тем более, Благородных. Впрочем, на роль последних я едва ли имел право претендовать.
В саквояже отыскались вещи куда более подходящие. Непретенциозный шерстяной пиджак песочных оттенков в крупную клетку, и котелок. Свитер с сорочкой я оставил. Штаны просто выправил из голенищ. Все же иной обуви у меня попросту не было. Как и у Хито. Пока юный тосиец выполнял мое поручение, я решил сэкономить время, и залез в его вещевой мешочек, готовя новое облачение. Холщовая куртка и мешковатая кепка вполне безболезненно способны были заменить его парусиновый плащ, сделав мальчонку неразличимым в пестрой курьерской толпе городской детворы.
Закончив с этим, я еще раз выглянул в окошко, прямо под коим оттопыривался ко-зырек галереи первого этажа. Выбраться будет несложно, в особенности при условии, что справа по водосточной трубе вьется мощная жилистая виноградная лоза. Если бы еще ко-нюхи не мелькали внизу… Впрочем, они были заняты – перетаскивали кубы спрессован-ного и перетянутого бечевкой сена со двора непосредственно в конюшни. Думаю, когда эта работа закончится, они уйдут внутрь сортировать груз. Тогда-то можно будет попро-бовать проскочить незамеченными.
– Хазяина, я все сдерар, – Слуга явился взмыленный и деловитый.
– Молодец, – бросил я, не отрываясь от созерцания заоконного пейзажа. – Переоде-вайся.
С телом Диханга пришлось повозиться. Хитори даже бровью не повел, когда я взял его отброшенный плащ и запеленал в него рысь. Все же парусина даст нам небольшое преимущество, прежде чем кровь протечет до шерстяного одеяла. Моток плотной коноп-ляной веревки я нашел в саквояже, так что проблем с закреплением объемного свертка так же не возникло.
В принципе, пока что все шло в высшей степени гладко. Как я уже успел упомя-нуть, меня тяжело было упрекнуть в суеверности. И все же, по опыту я знал, что ни одно дело никогда не идет так, как задумано. В самый неподходящий момент непременно воз-никнет какое-нибудь скверное обстоятельство, пускающее весь план под откос. Сейчас же основной задачей было тихо и скрытно покинуть «засвеченное» пристанище, избавиться от тела Диханга, причем так, чтобы его не нашли и не связали с моей скромной персоной. Потом же найти новый постоялый двор. Попроще. Внести задаток, и точно так же тихо исчезнуть. И лишь в третьем месте, каком-нибудь совершенно непристойном, скажем, в борделе, свить себе временное гнездышко.
Метод был неоднократно отработан. Основной проблемой было, оставаться неза-меченным во время перемещений, и выбирать места, никак между собой не связанные, и прежде не посещаемые.
Я последний раз проверил узлы на свертке с телом Диханга (Оно было неправдо-подобно тяжелым даже для меня. Мертвецки тяжелым). Ощупал потайные ремни соб-ственной сбруи, в коей были спеленаты ножны и подсумки с боевым железом. Окинул взглядом комнату, успевшего переодеться слугу, и остался доволен. Кроме окровавлен-ных носилок с редюгой, о нашем пребывании более ничто не напоминало.
Как на удачу, конюхи успели скрыться за воротами конюшен, и путь был свободен. Правда в окне второго этажа, прямо напротив нашего, как раз над служебным флигелем маячила старушенция в пенсне и кружевном чепчике, но с этим я уже ничего не мог поделать. Да и вряд ли у этой почтенной фрау хватит угла бокового зрения заметить наши нехитрые маневры.
На карниз я вылез первым, с Дихангом за плечами. Следом выбрался Хито, прижи-мая к себе мой саквояж. Ему было тяжело, но труп рыси сковал бы его движения куда сильнее, чем вес нашего общего багажа. Все же у искусства мастера Итодори, бесшумно передвигаться в любых условиях, унаследованного молодым тосийцем через меня, были свои ограничения. Даже я, в свое время съевший на этом не одну дворнягу, буквально фи-зически чувствовал напряжение черепицы под подошвами сапог. Она готова была на все, лишь бы избавиться от непосильной ноши, но пока еще терпела. Не съезжала, ни пыталась лопнуть, и даже не хрустела на стыках…
Мы почти добрались до края козырька – я не спускал взгляда с ворот конюшен и окна пожилой фрау – когда поясницу в том месте, где покоились ножны с Альбрехом, стало ощутимо покалывать. Кинжал почувствовал чье-то присутствие и подавал недву-смысленный знак, чтобы хозяин вел себе осмотрительнее. Мы с Хито замерли, стараясь даже не дышать лишний раз.
Снизу разделись голоса. Сначала далекие, приглушенные. Потом все более гром-кие.
– Петра, вернись! – Возмущенный мужской бас с хрипотцой. – Как ты смеешь по-ворачиваться к отцу спиной?
Дробный стук башмачков.
– Это не твоего ума дело, старый хрыч. С каких это пор ты вспомнил про свое от-цовство, – высокий, режущий слух лязгающими нербскими созвучиями, девичий голосок. – Иди дальше облизывай зад гера Шредера и бутылки из его винного погреба, а в мою жизнь не лезь.
– Петра, будь благоразумной. Я воспитывал приличную девушку!
– Воспитывал! Как же…
Голоса, сопровождаемые дробью шагов, пронеслись по галерее, аккурат под нами и растворились в недрах дома.
Разборки слуг, машинально отметил я, сморгнул, прогоняя оцепенение, и подал знак, двигаться дальше. Спустился по виноградной лозе первым, предварительно опустив на крышу свою поклажу. Осмотрелся – вокруг никого не было. Условным знаком прика-зал слуге, сбрасывать багаж по одному. Сперва – Диханг, потом – саквояж, потом – его вещевой мешок. Последним ссадил с лозы Хитори. Горизонт по-прежнему был чист: по-чтенная фрау не подавала признаков интереса к заоконным трюкачествам, конюхи, обме-ниваясь сальностями, раскидывали скирды сена в недрах конюшни.
– Идем, – тихо бросил я, и, опять-таки, первый направился к небольшому аккурат-ному садику через арочный проем, перекинувший свой изгиб от пристроек конюшен до служебного флигеля.
Мы уже практически миновали двор. Всего каких-то жалких пять ярдов отделяло нас от густых порослей роз и шиповника…
– Вам помочь, гер? – голос был учтивым, но жестким. Так говорят, когда ловят уважаемого человека на преступлении, но не могут в ту же секунду доказать его вину. – Вы, кажется, заблудились.
За спиной стоял плечистый конюх. Красавец. С усищами, как у майского жука. В галифе на подтяжках, сапогах, и, несмотря на прохладную погоду, в одной лишь майке. Видно было, что он только что вышел из помещения, где трудился не покладая рук.
– Ничуть, – поспешил ответить я, растягивая губы добродушной улыбке. У меня довольно легко получилось перебраться из шкуры Благородного в наряд простолюдина. Этьен де Лагранж ту же улыбку оформил бы с легким чувством превосходства, и толикой презрения. – Просто решил прогуляться по саду.
– С вещами? – Вопросительно воздел бровь конюх.
Он еще только начал поднимать руку, в коей красновато блеснула медь, когда я уже понял, что полиция сработала куда лучше, чем я мог себе представить. Меня уже пас-ли. А может, это был штатный соглядатай. Вполне возможно, что и не полицейский вовсе.
Раскрытая ладонь выбила зубную крошку и затолкала свисток в рот шпика раньше, чем он успел в него дунуть. Не спрашивая позволения вмешаться, Хитори бросил свою поклажу и, прекрасно понимая разницу в весе, сработал наверняка – врезался в живот ко-нюха головой. Прыгнул в сторону, пропуская мое колено врезавшееся шпиону в перено-сицу.
Здоровяк хрюкнул и распластался на брусчатке внутреннего дворика.
– Вернер, – тут же долетело из конюшни. – Вернер, ты куда пропал. Я сам что ли должен все это раскладывать?
Я выругался. Только лишней ноши нам с Хито не хватало. Но все же взвалил ко-нюха на себя, и так быстро как позволяла утроившаяся в весе поклажа, поплелся к кустам. Стоило зарослям шиповника сомкнуться за нашими спинами, как на давешнюю арену бо-евых действий вышел напарник шпика. Огляделся, цыкнул вязкой слюной сквозь сжатые зубы и снова скрылся за воротами.
Я шумно выдохнул, сбросил обездвиженное тело и, увлекая за собой Хитори, бес-препятственно миновал калитку, ведущую в сад скульптур. Как уже упоминалось ранее, ни одно дело не проходит так, как это было задумано. Нам очень повезло, что встреча с полицейским тихарем стала единственной досадной помехой. Хозяин скульптурной лавки очень кстати отошел в подсобку, когда мы со слугой двумя тенями миновали торговый зал, и звякнув колокольчиком входной двери, смешались с толпой.
Дальше все пошло еще проще. Я поймал экипаж, проехал пару кварталов на север, вглубь Гецбурга, попросил остановиться перед мостом, перекинутым через неширокий, ярдов в десять, канал. Людей здесь было немного. Полицейских патрулей и того меньше. Все же здесь обитали рабочие с крупнейшей во всем Нербе швейной фабрики, и в разгар рабочего дня, им было не с руки праздно шататься по улицам города. В основном навстречу попадались чиновники мелкой руки, приезжие зеваки и мальчишки-курьеры. Изредка по улице вальяжно проплывали двуколки, лязгая и плюясь клубами горячего ту-мана, проносились паровые экипажи. С гиканьем и зычными приказами освободить доро-гу жалили коней одинокие всадники.
Никем не замеченные, мы спустились к самому проливу, где под мостом была ре-шетка, ведущая в тоннели городской канализации. Высокие, обложенные грубо тесанным камнем, крутые берега услужливо скрыли два ничем не примечательных силуэта.
Здесь, внизу, было сумрачно, сыро, мерзко. Впечатление складывалось в высшей степени гнетущее. И гирлянды застиранного тряпья, исчеркавшие проемы между домами напротив, лишенные света в силу узости проулков, ни в коей мере не добавляли в душу тепла. Это было одно из самых удачных мест для заметания следов собственных преступ-лений. Как там говорится? Концы в воду?
Прости меня, Диханг, но у меня нет времени предавать твою плоть земле. Ты был мне другом… Будь ты разумным, ты бы согласился, что так будет лучше. Пускай и только для меня. И Хито. Если со мной что-либо случится, я даже подумать боюсь, на какой путь станет этот мальчик. Я спас ему жизнь, и теперь в ответе за него. И так будет до самой моей смерти. Прощай.
Весь этот монолог состоялся в душе. Я не имел права на посторонний шум. Да и не нужно слуге видеть слабости сюзерена. Это плохо сказывается на боевом настрое. С ка-менным лицом, я развязал сверток. Небольшая каменная площадка некогда служила при-станью для лодок, коими, как и экипажами, можно было добраться, практически в любую часть города. Теперь же львиная доля таких вот каналов была засыпана, а оставшиеся из них служили исключительно для стока канализационных вод в океан.
Прямо под ногами валялся насквозь проржавевший брус, служивший, за неимени-ем швартовочных столбиков, неким подобием якоря. Споро примотав груз к свертку, я без лишних колебаний опустил все это в воду. Медленно опустил, осторожно, чтобы никто из случайных прохожих не услышал всплеска и не решил посмотреть, что же там внизу происходит.
Серое гостиничное одеяло в считаные удары сердца скрылось во мраке зеленоватой смердящей воды.
Прощай, Диханг.
Мы еще какое-то время постояли, вслушиваясь в перестук шагов наверху, и стали медленно подниматься.
Вторым пристанищем для отвода глаз стал трактир с гордым названием «Нос по ветру». Кроме названия гордого в этом месте не было ничего. Самое заурядное питейное заведение с парой-тройкой комнат над общим залом, насквозь пропитавшееся застарелым запахом тушеных овощей, копченых колбасок, и винной или пивной кислятиной.
Вопреки заурядной обстановке, атмосфера «Носа» оказалась неожиданно прият-ной. Ароматы еды, пусть и слегка залежавшейся, вызывали в желудке голодные спазмые, клиентура вела себя дружелюбно, а в углу задорно терзали скрипку с флейтой пара моло-деньких авраамитов. И ловко так терзали, с душой. Наши с Хито ноги то и дело норовили шагнуть в такт мелодии, или, презрев приличия, вовсе пуститься в пляс.
Мы сели за свободный столик. Заказали по тарелке тушеной капусты с копчено-стями, пару ломтей хлеба. Себе взял кружку темного пива, ароматного, но на мой вкус, более горького, чем следовало. Пивовар не выдержал рецептуру. А, может, намерено пе-режарил солод, максимально приблизив напиток к портеру. Хотя, скорее всего, просто переборщил с хмелем или добавил «для крепости» полыни. Хитори я заказал компот из сухофруктов. Не стоит юному организму привыкать к хмелю смолоду. Да, собственно, тосиец и не тяготел к подобным угощениям. Пива он не понимал из-за его горечи. Вино опять же, горчило, портя по его словам, вкус фруктов или ягод, из коих было приготовлено. Более крепкие напитки парень даже не пробовал.
Я уже говорил, что мой Хито просто золото? Мало того, что с ним никогда не бы-вает проблем, он вопреки мнению многих, о необходимых для прислуги качествах, умеет думать, сохраняя при этом неслыханную преданность, в любых, даже закрытых от его по-нимания вопросах.
Мы спокойно поели. Я осмотрелся, лениво поторговался с трактирщиком за комна-ту. Просто для приличия. Сходил, посмотрел жилое пространство, и оповестив хозяина, что вернусь к вечеру, вместе со слугой и всеми вещами покинул трактир. Спокойно, об-стоятельно, без суеты. Почти как в старом пастушеском сальном анекдоте про норовисто-го бычка, его степенного папашу и стадо молодых коровок. Уверен, что на нас даже никто не взглянул лишний раз.
Какое-то время мы праздно шатались по городу, но, не отираясь по темным пере-улкам, а намерено выбирая большие и широкие дороги с огромным скоплением народа. Постояли, поглазели, подобно большинству зевак у информационного щита, где Маги-страт вывешивал расписания запланированных потех. Сейчас в центре красовалась пест-рая вывеска, на которой художник изобразил раскачанного сверх меры мужчину, затяну-того в обрывки леопардового трико, видимо, символизирующие наряд пещерного челове-ка. Здоровяк одной рукой, без видимых усилий жонглировал пудовыми гирями, вторую же согнул, демонстрируя зрителям бицепс, на коем застыли в сложной фигуре тще-душные силуэты акробатов.
«НЕ ПРОПУСТИТЕ!!!», – кричала афиша. – «ПОСЛЕ ТРЕХЛЕТНЕГО ПЕРЕРЫ-ВА, НА БОЛЬШОЙ АРЕНЕ АМФИТЕАТРА ИМЕПРСКИЙ ЦИРК!!! ПРЯМИКОМ ИЗ ПРОСЛАВЛЕННОЙ ЛЮТЕЦИИ!!! ЗДОРОВЯК ЛУИ, ЛЕТАЮЩИЕ БРАТЬЯ БЕЖЬЮ, ЗАМИРА – ЖЕНЩИНА ЗМЕЯ, ФАМАР – ПОЖИРАТЕЛЬ ОГНЯ…»
Я флегматично пробежал глазами текст. Меня местные потехи волновали мало. А вот Хитори, волею судьбы, прибившей его к такому мрачному типу, как я, и лишенный элементарных жизненных радостей обычного горожанина, мазню штатного маляра рас-сматривал, словно восьмое чудо света.
Видя, что еще секунда, и парень забудет обо всем на свете, кроме вожделенной идеи, во что бы то ни стало попасть на премьеру, я хмыкнул себе под нос, и потянул его за шиворот.
– Идем. Как будет поспокойнее, обязательно свожу тебя в цирк.
На миг маска слуги растаяла, и в глубине хитрых раскосых глаз заплясали искорки надежды.
 – И не смотри на меня так преданно, – я расхохотался. – До этого «поспокойнее» еще нужно дожить.
Парень вполне серьезно кивнул и снова вернулся в свое привычное состояние. Молчаливое, собранное, чем второй раз за день вызвал мое смущение. Я так часто видел в нем верного, вполне способного поддержать в любой ситуации помощника, что совсем забывал о его возрасте, и том, что у ребенка должно быть детство. Впрочем, об этом нуж-но было думать многим раньше, когда спасал его и натаскивал для дел неправедных. Иной раз мне кажется, что куда лучше было для этого мальца, сгинуть у себя на родине. А не таскаться за сомнительным, опасным гайдзином  по всему Архипелагу в угоду его прихотям.
Пару раз мы ловили коляски, заказывая в самых разных окраинах центра, но в ко-нечном итоге, добрались до заводских районов, что располагались на юго-востоке Гецбурга, а оттуда, через нагромождения ночлежек и стихийных рынков попали в самое скверное и опасное место столицы княжества. По сравнению с заводскими трущобами, кои мы миновали, почти без происшествий Доки были настоящим адом. И даже мне, привыкшему придерживать кошелек и вращаться в кругах, где рука в кармане вызывает однозначную реакцию – незамедлительный выстрел в лицо, приходилось держаться настороже.
Квартал доков тех самых, где отстаивались и ждали своего часа бестиа ферреус, был средоточием порока, преступности, морального и телесного распадов. Это поистине был край контрастов. Здесь развлекались бесящиеся с жиру Благородные: девочки, маль-чики, бабушки, дедушки, копрофагия, зоофилия, дурманы на любой вкус – выбирай, чего только жаждет твое животное начало. Здесь можно было разбогатеть за пару часов, чтобы пятью минутами позже тебя нашли со вспоротым брюхом или продырявленной головой в какой-нибудь выгребной яме. А можно было спустить свое состояние. В этом месте все покупалось и продавалось: жена, дети, душа, родственники, прислуга, удача – все имело собственную цену. Некоторые идиоты, все те же представители Благородных фамилий, иногда перебарщивали с очередным зельем и изъявляли желание купить себе в качестве домашней зверушки какого-либо мелкого демона. Тварь, конечно, они получали. За бас-нословные деньги. Но, правда, никто после этого о них ничего не слышал. Полиция сюда, как правило, не совалось. Во всяком случае, в открытую. Да и шпиков засылать не рисковала. Сюда хаживали лишь проверенные этой средой элементы из числа блюстителей закона, да и то, лишь те, кто регулярно пользовался услугами местного отребья.
В сущности, действительно серьезных поводов, тревожить осиное гнездо у властей не было. Доки Гецбурга были вотчиной Синдиката. А этот зверь регулярно отстегивал в княжескую, и, как следствие, Имперскую казну щедрый процент. Вот Магистрат и выбрал политику: «не буди лихо, покуда спит тихо». К тому же местные царьки, такие, как ныне покойный Рольф фон Визе, полной воли беспределу не давали. И пару раз в месяц, силами своих маленьких наемных армий проводили плановые чистки. Скажем, сокращали поголовье последователей культа каннибалов, завезенного в Империю краснокожими туземцами с далекого Западного Архипелага – родины табака, какао, и картофеля.
Для меня это место в нынешнем положении было единовременно и самым без-опасным, ибо ни одна официальная власть не рискнет искать здесь подозрительного баро-на де Лагранжа, и самым настоящим львятником. Надеть мне белые тапочки в сем дивном заповеднике порока мог зарвавшийся каннибал, нанюхавшийся дури до полного отупения, шлюха, получившая невежливый отказ, торговец зельями, группа заурядных «щипачей». Наконец, не успевшие разобраться в ситуации лизоблюды дядюшки Рольфа. Да мало ли дерьма могло вылиться на голову? Как любил шутить сам Кривой Жиль, в квартале Доков, где бы он ни был, что Благородный, что лярва – все равны. И это было чистой правдой, поскольку в этих грязных лабиринтах навеки заблудились самые страшные из всех демонов – те, что живут внутри каждого из нас.
– Поросеночек! – жизнерадостно взвизгнула пышногрудая Гертруда, увидев знако-мое лицо. Шансонетка, вызывающе трясущая фривольно выпяченными прелестями в две-рях заведения с душным, многообещающим названием, разом потеряла весь налет неук-люжей развратности став просто глупенькой, но вполне обычной полуголой бабой. – По-росенок, это правда ты?
– Я, Гера, я, – мне ничего не оставалось, как вернуть ей улыбку и подойти ближе. Время и обилие мужиков, с их липкими, потными пыхтеньями не пощадили женской красоты. Еще года три назад, Гертруда была девкой, хоть куда. Кровь с молоком. Сейчас же эта кровь была подведена дешевой краской, а молоко заменяли слои пудры, залепившие попутно щедрые россыпи усталых морщинок. А ведь барышне едва сравнялось двадцать два…
Впрочем, свой тяжкий неправедный и, зачастую, неблагодарный труд Гертруда не выбирала. Выросшая в этом квартале, она не знала другой жизни. И меня, честно при-знаться, порой удивляла ее доброта, отзывчивость, неугасимый оптимизм, обреченные здесь, казалось бы, на верную гибель. Может, именно поэтому, приезжая в Гецбург, и нуждаясь в убежище, я приходил сюда?
– О-о, и Мин-мин, с тобой! – куртизанка всплеснула руками, склонилась к Хито, и потрепала его за щеку. Мальчик скривился, смущенный подобным простым проявлениям умиления. Прозвище Мин-мин закрепилось за ним с подачи все той же Гретруды, в первую же встречу, посчитавшей его уроженцем Минга, и не пожелавшей выслушивать мои увещевания по поводу того, что Хитори родом с островов То-се. Раз «узкоглазый», значит мингец, и все тут… Мой слуга сначала не возражал, потому, как в ту пору знал только свой родной язык, а потом вырос, поумнел. Да и поздно было – «гремуха» прики-пела намертво.
– Так подрос, – проворковала шансонетка, и я поспешил оттеснить парнишку в сторону, угадав в тоне давешней приятельницы хищные нотки.
– Полегче, Гера, он еще мал, – я по-свойски шлепнул подругу по пышным ягоди-цам, почти не прикрытым короткой юбкой, вернее, длинными кружевами пестрого корса-жа. Это переключило внимание «фройлен» на меня, но здесь она знала, что ей ничего не обломиться.
– Мал, – фыркнула Гертруда. – А глазами меня ест, словно взрослый. Уверена, спу-сти ты его с поводка, Поросеночек, он бы меня оприходовал паче любого местного муж-лана. Да еще бы добавки просил.
Я возвел очи горе. Что там говорят банары про верблюдов и лошадей…
– Надолго к нам? – Гера поняла, что разговор на профессиональную тему мною благополучно закрыт. – Или опять, как всегда, мотыльком пролетишь и снова на полгода, как в омут?
– Не знаю, Гера, – я вздохнул, приобнял приятельницу и увлек ее ко входу под красным фонарем и вывеской «Знойные Глуби». – Как получится. Ты же знаешь, мне приятна твоя компания, и компания ваших девочек, но дела никого не щадят. Ваши дела – здесь. Мои, увы, – по всему Архипелагу.
Шансонетка зарделась, что было заметно даже через густые слои белил, и мило ткнулась виском в мое плечо.
– Ты всегда знал, Безымянный, как умаслить, изголодавшиеся по теплым словам ушки, – промурлыкала она. – Кстати, как тебя зовут в этот раз?
– Лучше зови меня Поросеночком, – улыбнулся я, и клюнул куртизанку в макушку. Волосы были грязными, пахли затхлостью и дешевым розовым парфюмом. Подобные ме-лочи уже давно не вызывали во мне отвращения. Только жалость, к людям, не знавшим иных путей, и остающихся такими, только потому, что сами записали себя в отрепье.
– Мама у себя? – я отпустил девушку.
– Да, Поросеночек. Зайди к ней. Она будет очень рада видеть тебя снова. И к де-вочкам загляни. Они в общей гостиной. Может, хоть на этот раз приласкаешь кого-то. По настоящему, по-мужски…
– Это вряд ли, – я не смог сдержать улыбки. – Но, поздороваться, зайду обязатель-но.
Еще раз шлепнув Гертруду по пышному мягкому заду, и выслушав ее игривый смешок, я вступил под полог багровых занавесок, хранящих в борделе сладковатый рас-слабляющий аромат кшатахрийских благовоний.
В предбаннике навстречу нам поднялся узколобый мрачного вида верзила в белой сорочке, при бабочке, с кулаками больше моей головы. Узнав вошедших, тут же уселся обратно. Грэг меня недолюбливал, и было за что. Пару раз за мной приходили не самые приятные личности, с коими фрау Вагнер – Мама сего заведения, при других обстоятель-ствах остереглась бы пересекаться.
– Надолго? – Вместо приветствия буркнул вышибала.
– Постараюсь не задерживаться, – так же лаконично отозвался я. На том диалог и завершился.
– Милый… Мин-мин… – летело со всех сторон, когда я пробирался коридорами борделя к кабинету хозяйке, некогда известной куртизанки – истинному вожделению ны-нешних старых маразматиков.
Я вежливо улыбался, отшучивался. Хитори, в свою очередь, густо краснел, цело-мудренно пряча взгляды от картин, открывающихся нашим глазам в недрах сумрачных комнат, зачастую лишенных даже такого понятия, как двери.
– Опять принесла нелегкая? – проворчала старуха в вызывающем бархатном пла-тье, смерив меня лукавым взором поверх пенсне. Сей предмет туалета смотрела на ней столь же чуждо, как перевязь со шпагой, одетая, поверх балетной пачки. Тем не менее, тело – вещь быстро портящаяся, и ратные подвиги фрау Вагнер остались в далеком про-шлом. В то же время, вести финансы Мама «Знойных Глубей» не доверяла никому. Этой должности у нее отнять не мог никто. Ну, может, катаракта, коя год от года все больше слепила первую красавицу Дна общества.
Фрау Вагнер не сердилась. В сем заведении, она, пожалуй, была единственным че-ловеком, который все понимал, и не задавал лишних вопросов. Подобные умения прихо-дят либо с опытом и тяжелой жизнью, либо и с тем, и с другим, и еще с возрастом.
– И вам, не хворать, Фрау Вагнер, – улыбнулся я.
– Паршивые твои дела, Этьен, раз пришел ко мне, – Мама сдвинула кипу бумаг в сторону. Она не спрашивала. Она утверждала.
– Уже не Этьен…
– Хоть не путай меня, пока не придумаешь себе нового имени, – строго нахмури-лась бывшая куртизанка.
– Как вам будет угодно…
– Будет, милок, будет. Так что, снова у меня отсидишься, пока твои делишки не пе-рестанут смердеть?
– Ну, не то что бы… – замялся я.
– Малыш, когда ты приходил ко мне просто так, в гости? – Сощурилась старуха. – У тебя все время проблемы. Благо, наконец, отправил к чертям старого Рольфа. Одной бедой меньше.
– Вы уже в курсе?
– Все Доки в курсе. Какой-то молодчик красиво порешил старика со всей его сво-рой натасканной, а полиция накрыла в порту судно под завязку напичканное дурью. По-чему меня не удивляет, что я в первую очередь подумала о тебе?
– Вы меня просто любите больше всех своих постояльцев, – я скромно шаркнул ножкой.
Старуха прыснула:
– Шутишь? Ну, шути-шути. Раз не разучился, значит, поживешь еще. Судьба любит веселых. Не огорчай ее. А что до меня… ладно. Пустое это. Надолго?
– Дня на три, не больше, – честно признался я, понимая, что время отведенное, на словесные игрища подошло к концу, и хозяйка желает вернуться к учету прибыли и рас-ходов.
Старуха кивнула:
– Я всегда держу мансарду пустой. Можешь занять ее. Как всегда. Заплатить впе-ред сможешь?
Я молча запустил руку в карман и отсчитал пару крупных ассигнаций.
– Здесь больше, – фрау Вагнер скривилась, словно я ее оскорбил.
– От меня не убудет.
– Если это аванс за грядущий ущерб моей собственности, то я лучше вообще его не приму, ты меня понял. Тебе же известно, сколь мы суеверны?
– Известно, – я кивнул вполне серьезно. – Проблем не будет.
– Ох, не зарекайся, малыш, – покачала головой старуха. – Ты в нашей среде сродни альбатросу – вестнику смерти. Ты женат на ней, а потому не вправе давать подобные обещания.
– Альбатрос приносит морякам удачу. Знаменует близость берега.
– Но мы не моряки. Так что будь острожен. Никому от этого хуже не будет.
Я кивнул и, не прощаясь, вышел из кабинета. Хито, словно бы и незамеченный старой куртизанкой, тенью выскользнул за мной.
Следовало посидеть и продумать план дальнейших действий. В любом случае веч-но прятаться в борделе не выйдет. Права была фрау Вагнер. Хоть я и не альбатрос, но проблемы я притягиваю знатно. Если бы и решались они с такой же легкостью, я был бы спокоен. А так…

* * *

Лавка старика Хорста выглядела подозрительно благопристойной для своего ме-сторасположения. Все же антиквариат в глубинах квартала Доков едва ли пользовался бешеным спросом. Впрочем, пятеро мордоворотов с холками шире бычьих и в пиджаках, оттопыривающихся везде, где только можно от обилия смертоносных снастей, очень быстро восстанавливали справедливость картины. Наличие серьезной охраны посреди неблагонадежного места знающим людям могло сказать куда больше, чем пыльная, но вполне себе невинная вывеска «Прах веков».
Первый молодчик лишь мазнул взглядом по Хито. Пристально ощупал липкими маленьким, как у кабана глазками вашего покорного слугу, и безапелляционно заявил:
– По делу? Тоды железки сюда.
Я вздохнул, но спорить не стал. Таковы уж были правила, а в чужой монастырь, как известно…
– И палку пусть щенок оставит, – буркнул другой, тыча пальцем-сарделькой на ру-ку юного тосийца. На территории квартала Доков Хито наотрез отказался расставаться с коротким буковым боккэном, выполненным как раз по длине сето . Парнишка с ним не-плохо управлялся – я уж об этом позаботился – да вопросов к такому, смехотворному со стороны обывателя, оружию возникнуть не должно было. Малец с палкой. Смех, да и только. Блаженный видимо, раз годков уже стукнуло, в пору баб вязать пучками, а он все с деревяшками забавляется.
Но видимо головорезы старьевщика свой хлеб не зря кушали.
– Боишься, ткнет тебя, малец, да дырку срамную пуще нормы расширит? – Съязвил я. Ляпнуть такое этим ребятам вне их смены, значило нарваться на знатную драку. А так молодцы лишь зубами скрипнули. Марку заведения следовало держать на уровне.
– Не положено, – заучено пророкотал подозрительный.
Я не стал больше никого дразнить. Просто кивнул:
– Отдай боккэн.
Хито горестно вздохнул, но с любимой игрушкой все же расстался. Только после этого нас впустили.
Внутри царил полумрак. Это вообще было отличительной чертой все притонов и контор квартала Доков. Электрического освещения здесь нигде не было. Магистрат не озаботился. Да и не прожило бы оно здесь дольше пары суток. Вандализм у аборигенов был в крови. Оттого, каждый освещал свою вотчину, на что горазд. Доминировали, ко-нечно, масляные светильники, свечи. В иных, зажиточных местах, попадались лампы, ра-ботающие на черной лимфе. Таких, конечно были единицы, но еще меньше было тех, кои, как старый Хорст, освещали свой быт лампами газовыми – яркими, компактными, но ужасно дорогими. Старик мог себе это позволить. И завистников ничуть не боялся.
– Ну что, папаша, идут дела? – С порога хмыкнул я, еще не видя хозяина, как все-гда закопанного по самые ноздри в древние свитки, фолианты, амфоры, каменья, ржавые железки ушедших эпох, и прочий хлам, сваленный тут лишь для отвода глаз.
– Это у городского судьи – дела, – флегматично отозвался старый авраамит, ужасно картавя. – А у нас, так – делишки.
Этот древний народ, чьи корни теряются в подножьях истоков мироздания, по пре-даниям, некогда был лишен родины. Львиная его часть расселилась по всему Архипелагу. Большинство осело в Нербе. Но были и такие, кто предпочел оседлости вечные стран-ствия. Многотысячная флотилия огромных кораблей по сей день бороздит просторы ми-рового океана, отрекаясь от благ нынешней цивилизации, и надеясь, что в один пре-красны день, их якорь упадет в бухте Земли Обетованной. Что ж, каждый вправе сам выбирать для себя заблуждения и красивые сказки.
Хорст вышел ко мне, и радушно распахнул объятья:
– Этьен, мальчик мой…
– Знакомая песня, – в том же духе продолжил я. – Кажется, в последний раз я слы-шал ее от ходячего трупа с непомерной гордыней.
– Ты меня обижаешь, – наиграно потупился старик. – Впрочем, слышал. Поделом этому сыну шакала. Ты так зашел, или имеешь мне что-то сказать?
Мы, наконец, обнялись. Не стоило проявлять форменное неуважение к почтенному возрасту. Слова не в счет. Этот хитрый лис иначе не понимает. Нужно постоянно держать себя начеку, дабы, когда ведешь дела с истинным сыном Иршелохема, сохранить за ду-шой, хоть жалкие гроши. Кроме авраамитов подобной сноровкой в делах финансовых от-личаются лишь цверги.
– И то и другое. Мне нужна твоя помощь.
– О-о, – поджал губы Хорст. Смерил меня и Хитори внимательным взглядом из-под полуприкрытых воспаленных век. Дружба дружбой, но своей фразой я только что увеличил цену услуги вдвое. – И что же тебя таки интересует? Это вообще в моих силах?
– Ты мне скажи? Новая личность.
– Старая подызносилась? – тихо улыбнулся торговец.
– Не кривляйся, старик, я серьезно. Нужно что-то неброское, но действенное, что-бы не вызывало вопросов. Чистая биография, положение в обществе, статус, не требую-щий привязки к княжествам и их департаментам.
Хорст рассмеялся:
– Ты таки хочешь сидеть одним задом на нескольких стульях, мальчик мой. Впро-чем, проходи, спускайся вниз. О серьезных делах на пороге не занимаются. И юнца своего забирай. Не хватало, чтобы он мне здесь что-нибудь разбил.
Мы послушно двинулись следом за хозяином. Миновали стеллажи, сплошь застав-ленные всякой утварью-рухлядью, зашли за стойку и оттуда, через потайной люк, по лестнице спустились в подвал – светлое и просторное помещение, где частично хранились истинные товары владельца «Праха веков».
Кряхтя, словно несмазанная мельница, Хорст прошел к своему письменному столу, сдул пыль с массивной записной книги в кожаном переплете, и, вскрыв бронзовый навес-ной замочек на обложке, углубился в чтение. Он читал. Мы с Хито ему не мешали. Во всю глазели на стеллажи. И полки, словно виноградом, поросшие невиданными приспособлениями, разноцветными склянками, мутными колбами, с плавающей внутри заморской живностью, устрашающего вида инкунабулами, оружием известных и неизвестных мне видов…
Сколько раз я уже бывал здесь, но все никак не мог привыкнуть к этому чарующе-му и манящему разнообразию странного, почти всегда запретного.
Подошел, взял со стеллажа короткое боевое копье времен расцвета Камской импе-рии, с листовидным рубящим наконечником. Раритет сохранился превосходно. Хоть сей-час в бой. Протанцевал с ним пару па из боевых канонов Ордена Святого Доминика. Мечтательно зажмурился, словно мальчишка, коему отец на День Имени купил давно обещанного воздушного змея. Да-а-а, были времена…
– Эй, Иржи, – шальная мысль возникла абсолютно внезапно.
– Чего тебе, – буркнул старик, явно недовольный, что его отвлекают.
– А ферумидовый меч, если попрошу, достать сможешь? Только настоящий, с гра-вировками на Мертвом Языке. Как Псы Господни носят…
Авраамит нетерпеливо мотнул головой, мол, отвяжись. Потом замер, разгладив на лбу глубокие морщины. До него дошла суть вопроса. Пристально посмотрел на меня.
– Таки решил поддразнить старого больного человека? – без тени каких-либо эмо-ций, раздельно проговорил он. – Зачем тебе это?
– Так сможешь или нет?
Он вздохнул:
– Скорее, да, чем нет. Но стоит это будет-таки не дешево. Даже по моим меркам. А вообще – выбрось дурь из головы. С такой железкой тебя не спасут никакие бумажки. Сразу в расход пойдешь. И я таки не шучу.
Хорст еще что-то проворчал, но уже снова целиком погрузился в чтение.
Хитори вожделенно взял с полки какой-то странный пистолет. Вроде бы револьвер, с барабаном, но в целом, не коробка, как газоразрядные Гельцы, а тонкоствольный. Красивый. Изящный. И сам барабан короткий, и не в передней части оружия, а позади.
– Положи на место, – не глядя, протянул авраамит. Я кивнул слуге, мол, делай, что велено, но и сам попал в плен любопытства.
– А что это?
– Колд.
– Что?
– Револьвер Колдлоу, – все так же уткнувшись в книгу, прогундосил торговец. – Был такой военный из Грэй Лэнда. Хотел уравнять дворян и простолюдинов, создав мно-гозарядное, доступное всем сословиям оружие, работающее на порохе.
– И что с ним случилось?
– Ты меня спрашиваешь, – зло отмахнулся старик. – Сам не знаешь, что бывает с теми, кто пытается обойти  колдунов?
О, я знал. Прекрасно знал, пускай только по слухам. Пару десятков лет назад бра-тья Ройё все из того же Грей Ленда, посчитав, что содержание бестиа ферреус слишком дорого обходится княжеству и Империи, в частности, на закрытом заседании Магистери-ума предложили свою модель сугубо механических воздушных машин. Да, они проигры-вали пироптерам во всем. Но в этом изобретении чувствовался огромный потенциал. Увы, решение ученого совета не вышло за пределы зала заседаний, а о братьях Ройё все очень скоро забыли. Стоит ли упоминать, что их находка так и осталась пустым слухом, не увидевшим свет? Почему-то мне казалось, что электричество, как таковое, получившее широкое распространение с подачи таких видных муже науки, как Генрих ван Тассел, Джузеппе Гельц, и прочие, существовало лишь до той поры, покуда Малефактория усилиями Магистериума, не найдет ему подходящую замену.
– У тебя их много? – Я вернул револьвер Колдлоу на место.
– У меня? Единственный. Их вообще осталось всего пять по всей Империи. Остальные были изъяты и уничтожены.
– Печально.
– Ты мне будешь рассказывать!
Какое-то время мы с Хито просто скучали. Хорст мерно сопел, водя самым носом по желтым страницам. Наконец он тяжело вздохнул:
– Увы, мальчик мой, но я ничем тебе помочь не могу. И хоте бы. Знаю-таки, что не обидишь старика деньгами, но… прости. Твою бумажку делал тебе старый Пьер в Ла-Флере. Вот к нему и стоит обратиться, если он еще жив.
– Понятно, – сумрачно кивнул я. – Что ж, Иржи, и на том спасибо. Постараюсь до-браться до Лютеции без всяких патентов.
Звучало смешно. Других документов у меня не было. Имперская бюрократическая машина даже не почесалась бы, арестовав бесправного неизвестного с целым ворохом за-прещенных предметов. Один только Альбрех на первом же перепутье с контрольным по-стом уложил бы меня под нож гильотины. Впрочем, несмотря на плохой ракурс сложив-шейся ситуации, у меня была крайняя мера. Я мог обратиться к виконту де Ланьи. Сомни-тельная, конечно, перспектива. Но, как говориться, на безрыбье…
– Погоди, мальчик, не горячись, – успокаивающе улыбнулся сын Иршелохема. – У меня в соседней комнате ждет очень уважаемый человек, которого-таки крайне интересу-ют специфические услуги. Тебе ведь нужна работа?
Я не ответил. Это, какие еще специфические услуги? Контрабанда? Но меня и на пушечный выстрел теперь не подпустят к кораблям и пироптерам. Не без патента Благо-родного.
– Если договоритесь, сможешь без проблем добраться до Лютеции, – тем временем продолжал авраамит, и только сейчас мне бросилось в глаза, что его ободряющая улыбка смотрится жалко, а лоб покрыла испарина. Он жутко, до мокрых портков чего-то боялся. Ну, уж явно не меня.
– Что скажешь, мальчик мой?
– Скажу, что мне это не нравится, – прямо и жестко выдал я. – Но давай. Зови, сво-его уважаемого гостя.
– Не утруждайтесь я не гордый. Сам приду, – раздался откуда-то сбоку ироничный голос с ужасным Грейлендским акцентом. Если бы у газовых ламп были ноги, они бы подкосились в предвестии грядущего обморока. Но эти плоды технической мысли лишь немного поубавили пыл, сведя освещение до полумрака лавки наверху.
Мои скулы свела судорога. Так бывает, когда накатывает приступ бессильной зло-бы. Наверное, это он и был.
– Месье Этьен де Лагранж? Позвольте, я пока буду звать вас так. Пускай это и не ваше имя, – на середину комнаты в круг света вышел высокий, хорошо сложенный, лысый мужчина в серой шинели с алым кантом по бортам и отворотам. С левого запястья свисали черные четки. Даже перейдя на лютецианский, незнакомец продолжал немыслимым образом «жевать», казалось бы, мягкие согласные.
– Зовите меня Ватора, – опережая мой вопрос, о том, кто он такой, промурлыкал боевой некромант. – Третий легат Сумеречного Легиона.
Он по-военному щелкнул каблуками, и этот звук всполошил и без того квелые огоньки ламп. Хито зажмурился, и, раскачиваясь, словно безумный, стал бормотать под нос сутры.
Колдун нахмурился. Тосийская тарабарщина смущала его не больше, чем стихи плохого поэта – то есть, только раздражала.
– Не смею вас больше задерживать, гер Хорст, – отрывисто бросил он в сторону авраамита, и тот разом куда-то засобирался. – Дальнейшая беседа пойдет исключительно между мной и этим почтенным гером. Да, и мальца прихватите с собой, а то он сейчас сделает лужу прямо на ваш раритетный паркет.
Беспорядочно кланяясь, что Хорсту было вообще не свойственно, сын Иршелохе-ма, сгреб в охапку Хито и растворился вместе с ним на лестнице, плотно притворив за собой люк. Мне бы в эту секунду взволноваться, но из головы почему-то не шла неслыханная дерзость авраамита, позволявшего себе шпильки в адрес Малефактории в непосредственной близости от одного из ее адептов.
Да, давненько я не пересекался ни с кем из боевых магов. А ведь меня могли узнать в лицо. Не раз и не два, в свою бытность Пса Господнего, мне доводилось оберегать покой вельмож рядом с этими служителями Лукавого. На счастье, этого я не знал. Он меня, судя по всему тоже, хотя, видимо был осведомлен о моей биографии куда лучше, чем мне бы того хотелось.
– Итак, месье, – Легионер улыбнулся. Широко, почти открыто. – У вас есть про-блемы. И не извольте отпираться. У меня есть проблемы. В моих силах убить двух зайцев одной пулей.
– I don’t understand you, sir!  – Сухо ответил я по-грелендски. Меня раздражал ак-цент собеседника. Раздражала ситуация. Раздражало чутье опасности, подведшее в этот раз. И Альбрех, смолчавший о присутствии постороннего внимания… он тоже раздражал. Хотя, о чем это я – кинжал остался наверху, у охраны…
– Ha! – Легионера моя выходка развеселила. Он вообще по ходу дела, был веселым малым. – O’key. As you wish, my dear friend! I’ll not to vaste your time. Listen to me very at-tentively… 
Я промолчал, ожидая продолжения.
– Видите ли, мистер де Лагранж, мы давно уже следим за вашими передвижения-ми, и успехами. – Разом посерьезнел собеседник. – Достаточно давно, чтобы знать, кто вы на самом деле.
Мое сердце подпрыгнуло, замерло и забилось с удвоенной силой, игнорируя все мыслимые усилия, оставаться невозмутимым.
– Мы так же знаем, что вы давно уже оставили свой основной род занятий, и пере-квалифицировались, скажем так, не более мирное ремесло.
Смысла отрицать не было, так что я просто кивнул. Знают и пес с ними. Дальше-то что? Теперь хоть было ясно, что мое далекое прошлое осталось под завесой тайны даже для этого мрачного типа.
– Но в последнее время, у нас возникли обстоятельства, требующие вмешательства мастера уровнем не ниже вашего. Я ясно выражаюсь?
– Пока – слишком туманно. Переходите к делу, мистер Ватора.
– Я предлагаю вам работу.
– Это я уже понял. В чем она должна заключаться.
– Вы должны убрать одного человека.
– Убить?
– Формулировка не имеет значения. Он должен проститься с этим миром.
– Почему именно я? В Нербе достаточно мастеров, способных грамотно все обста-вить. И заметьте, они еще не спешат выходить из игры.
– Уверяю вас, эти варианты уже рассматривались и были признаны нежизнеспо-собными.
Я вздохнул:
– Что будет, если я откажусь?
Легионер на секунду задумался, подбирая слова.
– Что может быть значимее, чем разделить судьбу великих людей, пусть даже их величие не вошло в полную силу. Вам знакома фамилия Колдлоу, мистер де Лагранж?
Я его понял. Обо мне попросту забудут. Я перестану существовать.
– Вы не оставляете мне поля для маневров, мистер Ватора.
– Можно просто по имени. Без мистера, – великодушно попросил колдун. – А вы уверены, что маневры сыграю для вас лучшую карту, нежели следование своей судьбе?
– Судьбе?
– Неизбежности, если хотите.
Я задумался. В принципе, думать было ровным счетом не о чем. Я уже знал, что со-глашусь. Подумать только, я, бывший Паладин, Карающая Десница Его, опустился до то-го, что подписываю договор с посредниками Дьявола… Ниже этого позора только ад с глумящимися чертями.
А соглашаться придется в любом случае. Вне зависимости от того, умрет тот несчастный или же нет. Конечно, если я хочу выйти из этого подвала живым.
– Хорошо, – я неуверенно кивнул. – Что мне будет, если я соглашусь?
– А чего вы хотите? – Благодушно растекся в улыбке боевой некромант. – Сумму можете назвать сами. Любую. В пределах разумного, конечно. А можете просить не толь-ко денег. Хотите женщин? Много. Все красивые. Можете пожелать дворянский патент. Настоящий, а не тот кусок для подтирания, что лежит нынче у вас в кармане. Имения просите. Власти.
– Видать, крепко насолил вам этот тип, раз вы готовы покуситься на роль Его Им-ператорского Величества. Ведь только его указом можно получить настоящий патент, – я нехорошо усмехнулся, но чернокнижник не пожелал меня ни услышать, ни воспринять.
– А хотите пожизненное право открыто и безнаказанно восстанавливать народ против Малефактории.
Я не сдержал изумленного посвиста:
– Даже так?
– У нас огромные возможности, мистер де Лагранж, – сурово свел брови малефик. – И мы готовы щедро платить за оказанные услуги.
– В это я уже не сомневаюсь. Ладно. Поклянитесь именем учителя, Приобщившего вас, что вы дадите любую…
– А вы подготовленный человек, – нехорошо сощурился маг. Но я видел на дне его неприязни легкий налет ликования. – Что ж, я дам вам клятву, только с одной оговоркой. Не любую цену. А любую разумную цену. Мы можем сделать вас богачом, но Императо-ром, или Князем – никогда.
– Согласен, кивнул я. Ваш черед.
Некромант вздохнул. Клятвам малефиков верить было нельзя. Все они вместе взя-тые не стоили и дорожной пыли. Все, кроме одной. Для чернокнижника, обещание, скрепленное именем учителя, первого и единственного, было незыблемо.
– Клянусь именем Ашкараэля первого и единственного учителя, что воздам по за-слугам человеку, называющему себя Этьеном де Лагранжем, и заплачу любую разумную цену при условии выполнения им своей стороны договора. Вы довольны, барон?
– Не доволен, – честно признался я. – Вы по-прежнему не назвали мне имя цели, сроки, а так же ориентировки.
– Его зовут виконт Люмьер де Ланьи.
Почва ушла у меня из-под ног. Нет, внешне мне удалось сохранять спокойствие, но в душе я проваливался в зыбкий уютный сумрак, где было тепло и комфортно. Откуда не хотелось возвращаться.
В принципе, этого следовало ожидать. Полковник из Дома Лиса давно уже нерви-ровал Малефакторию одним своим существование. Сядь он на трон, как вещали слухи, и позиции колдунов по всем пунктам резко спустятся с небес на землю. Но я даже предпо-ложить не мог, что подобное предложение сделают мне.
А легионер продолжал вещать:
– Завтра вечером у него прием в загородном дворце князя. Это в трех милях к севе-ру от города. Лично мне все равно, как вы решите действовать, но я советовал бы убрать его именно в момент выхода из кареты. Тесный контакт не рекомендую. Его охраняют тридцать отборных кавалеристов, два Доминиканца и еще двое наших, из Сумеречного Легиона. Они не в курсе, поэтому будьте бдительны. Зазеваетесь, и вас сожрет кто-нибудь их наших слуг…
Он еще что-то говорил, но я его уже не слушал. Все-таки судьба – странная штука. В одну секунду своди тебя с человеком. В другую, ты уже должен его отправить к праот-цам. И ведь паскудно-то как все выходило.
– Я все понял, – невпопад мотнул головой я, и побрел к лестнице, чем вызвал недоуменный взгляд некроманта. Впрочем, он частенько наблюдал ступор у людей в своем присутствии, так что быстро вернул себе прежнее выражение уверенности и назидания.
– Мистер де Лагранж, – окликнул он меня, когда я уже начал восхождение в основ-ное помещение лавки.
– Да?
– Запомните один важный нюанс: если до послезавтрашнего утра виконт де Ланьи не простится с жизнью, вы узнаете, что такое ад не понаслышке. И это не угроза. Это обо-ротная сторона нашего с вами договора. Я ясно выражаюсь?
– Предельно, – скривился я, но прежде чем покинуть «нанимателя», бросил:
– Цену своих услуг я сообщу позже.
Колдун не возражал.
Наверху, скряга-Хорт, отпаивал, икающего с перепуга Хито горячим какао. Это так же было не свойственно для авраамита. Что ж, кажется, мир начал потихоньку сходить с ума, ибо в такие передряги я еще ни разу не влипал. Хотелось взять подлого старика за шкирку и возить его мордой по всем шероховатостям, кои только найдутся на многочисленных стеллажах, и под оными. Увы, трезвый расчет напомнил мне, что сын мифического Иршелохема ни в чем не виноват, кроме того, что связался со мной.
– Идем, Хито, – не дожидаясь реакции слуги, я потянул его за рукав и, буквально выволок за порог.
Хорт, видимо, чувствуя толику, совей вины, вышел следом. Проводить.
– Этьен, – позвал он, глядя, как я забираю у его мордоворотов свои пистолеты и ножи. – Не сердись на старика. Я таки не имел никакого выхода.
– Я знаю, Хорт.
Я всем телом повернулся к старьевщику:
– Совет тебе на будущее, если разоружаешь людей при входе, позаботься, чтобы и внутри они не имели доступа к острому железу. При желании я мог убить тебя твоим же копьем времен расцвета Камской империи.
– Я не пускаю внутрь, а тем более, вниз, тех, кому не доверяю, – сконфужено про-бормотал авраамит.
Мне почему-то стало его жалко. А за свой не сильно-то и прикрытый порыв – стыдно.
– Жди меня к вечеру, – сказал я на прощание торговцу. – И будь готов выполнить заказ к утру.
Он понимал серьезность ситуации – в случае его неспешности, будет плохо не только мне – и лишь покорно кивнул.
– И учти, я рассчитываю на ощутимую скидку…


PARS QUARTA

От воздушного порта эскорт проводил паровой экипаж Люмьера прямиком в гец-бургскую резиденцию рода де Ланьи, благо семейство не один десяток лет занимало столь высокое положение в обществе, что могло позволить себе иметь земли практически во всех княжествах Империи. Впрочем, окажись на месте приземистого ажурного особняка, обнесенного живой изгородью, сокрытого в недрах парка с тенистыми аллеями и фонта-нами, заурядная гостиница, виконт вряд ли бы огорчился.
Линий заграждения здесь, как и у каждого имения любой уважающей себя семьи Архипелага, было две. Первая – та, которая являлась стеной аккуратно остриженного ку-старника, несмотря на наличие высоких, добротных кованых ворот, смотрелась декораци-ей чистой воды. Собственно, ею она и была. Вторая ограда, находящаяся на расстоянии двадцати ярдов от первой – частокол металлических чугунных копий – выглядела куда более внушительной, но и она едва ли могла остановить опытного злоумышленника. Од-нако, не каждый безумец рискнул бы посягнуть на добро наиболее влиятельных семей Империи. И дело было даже не в огромном количестве профессиональной стражи, хотя и в этом тоже. Тонкая двадцатиярдовая прослойка между барьерами являлась одной из наиболее востребованных привилегий, дарованных Малефакторией Благородному сосло-вию. Нечистая земля, лентой объявшая весь периметр имения, хранила обитателей особ-няка от вредного интереса со стороны куда лучше любой стражи и запоров. Одному толь-ко Создателю было известно, кого мог повстречать незадачливый визитер, сошедший с тропы, отделяющей одни ворота от других. Но ни у кого не возникало сомнений, что такая неосторожность без внимания не останется.
Глядя из окна своего экипажа на черную, будто бы выжженную полосу грунта, Люмьер зябко повел плечами. В отличие от большинства своих многочисленных знако-мых и родственников он не мог себя приучить к столь противоестественному соседству. И плевать на то, что каждый обитатель дома, не считая, разумеется, слуг, имел при себе амулет, позволяющий обезопасить себя в случае разного рода инцидентов с Нечистой землей. Иметь рядом с жильем свой собственный домашний Прорыв было верхом не-осмотрительности, чтобы там не заявляли Отцы Малефактории. Не говоря уже о том, что меры такого плана свободно вписывались в категорию ереси… Ах да, как же он мог за-быть, Черная и Белая Церкви нынче в равных правах. Ох, заигрались аристократики с Не-чистым. Ох, заигрались…
На просьбу старшего сына вызвать священника и вытравить «эту мерзость», Гийом де Ланьи лишь беззаботно отмахивался, мол, практика существует уже более трехсот лет, и пока что ни у кого проблем не возникло.
– Вам нехорошо? – Алонсо заметил проступившую на лице сюзерена бледность.
Люмьер лишь нервно мотнул головой.
Тем временем за экипажем сомкнулись вторые ворота, и виконт приказал остано-виться.
– Обер-лейтенант, – окликнул де Ланьи высунувшись из окошка. – Оставьте десять ваших людей здесь. Там в доме такая армия не понадобится.
Командир кавалеристов коротко кивнул, выставил первый караул.
– Командоры? – На этот раз виконт обращался к представителям противоборству-ющих орденов.
Оба орденца появились в поле зрения Люмьера, готовые внимать каждому его сло-ву. Приказы Его Императорского Величества были предельно ясны обеим сторонам.
– Своих подчиненных также оставьте здесь. В случае необходимости солдатам мо-жет понадобиться более… гм… квалифицированная помощь.
Паладин понимающе кивнул и не удержался от косого взгляда в сторону невольно-го союзника. В глазах же Легионера, как показалось де Ланьи, на краткое мгновение про-мелькнула насмешка. Но и он повиновался без лишних слов и колебаний.
По большому счету, Люмьера так и подмывало оставить всю свою охрану здесь, у ворот, не считая, разумеется, Доминиканцев – эти стоили полусотни любых бойцов, даже невзирая на то, что не имели при себе никакого оружия, кроме архаичных мечей-бастардов. И только им он мог довериться целиком и полностью. Но виконт был челове-ком практичным и прекрасно отдавал себе отчет в том, что меры принятые бургомистром в купе с Августином VII излишними никак не являлись. Кроме того, Люмьер не мог допустить, чтобы некроманты остались один на один с кавалеристами. С одной стороны, у Малефактории появится реальный шанс выдвинуть официальный протест о предвзятости взглядов, с другой же – в случае чего, он не хотел брать на себя ответственность за тридцать загубленных душ. Доверять колдунам было нельзя.
По дорожке, присыпанной битым ракушечником, через нежную тень ивовых аллей экипаж наконец-то добрался до особняка. Обогнул размашистую круглую клумбу, увен-чанную античной статуей полуголой пышнотелой богини и замер, травя пар из цилин-дров.
Бриньоль – личный дворецкий его Светлости графа де Ланьи и еще пара дородных служанок, судя по характерным для нербок чертам лица, приписанных к этому дому, то-жественно встречали у самого подножия лестницы. За их спинами робко топтались четве-ро молодчиков в сорочках и галифе – конюхи, призванные определить на постой лошадей и багаж молодого хозяина.
– Месье, крайне рад вас видеть! Как добрались? – сдержанно поклонился дворец-кий. Это был долговязый нескладный субъект с длинным лютецианским носом, и неиз-менной манерой держать его по ветру. На вид ему было лет пятьдесят… хотя почему, на вид. Ему и было пятьдесят. Глядя на него, Люмьеру всегда становилось стыдно за свое грядущее долголетие. Может, потому что они росли бок о бок, взрослели вместе, одно время даже дружили, пускай и в далеком детстве, пока отец не наложил запрет на душев-ное сближение с прислугой… А теперь он начинал замечать не челе старого товарища печать времени, пока еще не властного над ним самим? Де Ланьи не мог дать точного ответа. В любом случае подобные чувства возникали у него только в присутствии дворецкого.
– И я рад тебя видеть вновь, Бриньоль, – тепло улыбнулся виконт. – Добрался тер-пимо. Отец дома?
– Да, месье.
– Почему он не вышел встретить меня лично? – Не то чтобы Люмьера особо рас-страивал этот факт, но задать подобный вопрос было нормально.
– Он занят, месье. Попросил меня встретить вас. Так же он просил передать, что обед подадут в пять.
– Замечательно. Покажешь, где могут разместиться я и мои люди?
– Разумеется, месье, для этого я здесь.
Кавалеристам отвели обширный флигель, что скрывался в ивовой роще. Оттуда хорошо просматривались все подступы к особняку, в то время, как сама постройка со стороны торных путей была незаметна. Впрочем, для офицеров, как и для представителей Орденов, нашлись комнаты непосредственно в хозяйском доме. Об Алонсо можно было вообще не вспоминать. Его апартаменты были смежными со спальней сюзерена.
Люмьер уже успел сменить дорожный безликий мундир на более приемлемую, до-машнюю одежду, когда в дверь тихонько поскреблись. Настойчиво так, не зная переры-вов.
– Войдите, не заперто – машинально бросил виконт, только потом осознавая, что это не человек.
Дверная ручка склонила узорчатую голову, и в спальню вбежал громадный лис. Сперва де Ланьи решил, что это Мулье, но присмотревшись, понял, что ошибается. Во-первых, он не чувствовал с животным никакой связи. Во-вторых, проказник тут же смыл-ся в парк метить территорию, стоило его хозяину чуть-чуть ослабить бдительность. Ну, а в-третьих, этот был куда массивнее Талисмана виконта. На Жьена – отцовского питомца, гость так же тянул мало. Не хватало едва заметной седины, венчавшей кончики каждого волоска, отчего рыжий мех приобретал выцветший сизый оттенок.
Зверь подбежал вплотную и предано ткнулся носом в колени Люмьера. Тот не удержал равновесия, и сел на аккуратно застеленную кровать.
– Матье? – виконта не мог сдержать улыбки, – Не может быть. Отец и тебя сюда притащил.
Довольный тем фактом, что его узнали лис, усиленно завилял пушистым хвостом.
Матье. Очередная черная глава в жизни семейства де Ланьи, о коей ни Гийом – отец, ни Андреа – младший брат, ни сам виконт предпочитали не вспоминать. Что, кста-ти, было не так просто, поскольку живое воплощение бывшего старшего сына лютециан-ского Дома Лиса всегда крутилось где-то поблизости. Да, возможно отсутствие аристократической спеси в повадках и характере Люмьера объяснялось именно тем, что он не всегда был первым после отца. А что, чем не теория?.. Его, конечно, гоняли, воспитывали, но все чаяния и упования родителей преимущественно были возложены на того, чья душа нынче наполняла некогда бездушное вместилище инстинктов его же Талисмане.
Матье – столичный университет международных отношений, как же, виконт будет председателем палаты Благородных. Средненькому – военную академию. Пусть хранит покой Империи на дальних рубежах. Не допускает супостатов в святая-святых своей ро-дины. И завещание перепишем…
Нет, Люмьер никогда не завидовал брату. Его он как раз ценил, как самое дорогое в своей жизни. Скорее не понимал заботливости отца, когда дело касалось Матье. А еще он не хотел себе признаваться в том, что не может простить родителю неравенства отцовского тепла, львиной долей перепадающего старшему из братьев. В минуты меланхолии, нынешний виконт даже начинал понимать поведение Андреа. Он вообще не знал, что такое отцовская любовь.
Тот злополучный месяц выдался крайне напряженным, но многообещающим. Род де Ланьи всего за одну ночь прекратил существование семейства де Вигонь из Дома Веп-ря, взяв «плату кровью». Многолетняя вражда прекратилась. Кроме того, отец получил возможность продавить через палату Благородных свой законопроект, рассмотрение коего тормозилось исключительно благодаря главе выше упомянутого Дома, занимающего в правящих кругах не последнее место.
Дела семьи пошли в гору. Император, благоволя Гийому де Ланьи и недолюбливая наглый темперамент Виктора де Вигонь – того самого сановника, предпочел проигнори-ровать кровавую расправу. Кто же мог знать, что глупое, но импульсивное дитя из Дома Пустельги росло бок о бок с детьми семейства де Вигонь, и прежде чем ее выдали замуж, успело потерять невинность в объятьях младшего сына Дома Вепря. Мало того, роман наивных юных сердец продолжался вплоть до рокового дня, а потому Жюстина де Люсак обезумела от гнева. Вырезать всех де Ланьи у нее не хватило бы ума. Для этого потребо-валось бы море терпения океан осторожности и тоненький, но глубокий ручеек расчета. Впрочем, Жюстина к этому и не стремилось. Ее злость требовала выхода. Здесь и сейчас. Моментально.
Спустя неделю, во время торжественного шествия, посвященного открытию корпуса Имперского Университета неизвестный, коего так и не удалось поймать, бросил в открытое окно парового экипажа де Ланьи ручную бомбу. Глупышка де Люсак в своих горячечных снах видела окровавленный труп главы лютецианского Дома Лиса, но в тот день отца заменял Матье. Его Талисман выжил. Сам же виконт, практически успевший выскочить из едущего транспорта, два часа спустя после покушения скончался в госпитале Святой Жозефины.
Люмьер никогда всерьез не верил, что души Благородных способны переселяться в тела своих питомцев. Раньше не верил. До той поры, пока Талисман его брата не стал иг-норировать оклики домашних, зовущих его прежним прозвищем, а идти исключительно на имя покойного хозяина. Собственно, лишь это и роднило человека с животным. В остальном нынешний Матье целиком и полностью оставался прежней огромной лисой.
– Матье-е-е, краса-а-авец – ворковал де Ланьи лохматя шерсть за ушами зверя, от чего тот блаженно жмурился и безвольно разевал пасть, демонстрируя  огромные желтые клыки. – Скучал, без своего младшего братца? Вижу что скучал. Чай, папа не спешит ода-ривать тебя свои вниманием…
Лис замер и как-то слишком уж пристально посмотрел прямо в глаза Люмьеру. За-тем фыркнул, мотнул лобастой головой, словно прогоняя наваждение, и снова требова-тельно ткнулся влажным носом в ладонь человека, мол, давай, гладь дальше, чего остано-вился.
Какое-то время, де Ланьи ласкал «брата» почти молча, разбавляя трепку и почесы-вания праздной похвалой. Однако очень скоро мысли его вновь вернулись к насущным проблемам.
– Отец, значит, здесь, говоришь, – пробормотал он. – И тебя сюда приволок.
Матье чихнул, видать выпавшая шерсть попала ему в нос. Люмьер предпочел рас-ценить это, как знак поддержания диалога. Ему нравилось думать, что лис его понимает.
– Выходит старик что-то знает, и относится к этому весьма серьезно. Но не собира-ется меня в это посвящать. По крайней мере, до приема у Императора…
Про себя виконт добавил, что граф не просто что-то знает, а опасается потерять еще хоть кого-то, иначе не собрал бы все семейство в одном месте, где его гораздо проще оборонить от внешних угроз. Де Ланьи практически не сомневался, что Андреа так же находится здесь, в Гецбурге. Но едва ли отец смог удержать его в пределах имения, разве что посадил инфанта под замок. В противном случае братец нынче шатался по городу, обивая пороги всех возможных злачных заведений, в том числе и квартала Доков.
Что ж, пора поздороваться с папой. Собственно, Люмьер и так собирался это сде-лать, не прерви Матье его сборы.
– Братишка, – он сжал голову лиса в ладонях. – Знаешь, где отец?
Талисман мотнул головой, стараясь высвободится. Прекращение ласк ему при-шлось не по нраву.
– Матье?
Лис замер, прислушиваясь.
– Где папа?
Люмьер не желал тратить полдня на поиски того, кто возможно и не стремится, чтобы его находили. Сколько раз уже было такое, что Гийом де Ланьи будучи занятым своими делами, подговаривал, слуг, дабы они своими докладами водили за нос вездесу-щих сыновей. Так что явление Матье пришлось как нельзя кстати. Он в считанные мину-ты отыщет графа. Главное, чтобы стрик находился на территории поместья.
– Отец где? – продолжал наставительно добиваться своего виконт.
Наконец на дне янтарных глаз лиса промелькнуло понимание. Он окончательно вырвал морду из цепких рук «брата» и призывно взвизгнул.
– Вот у-у-умница, Матье. Мой братик. Мой старший братик…
А Талисман уже целенаправленно трусил к дверям.
Особняк напоминал разворошенный осиный улей: не иначе, причиной послужил единовременный визит большого количества гостей. Как-никак, а не считая виконта с его личным телохранителем, вновь прибывших насчитывалось около десятка. Правда Люмьер не мог поверить, что отец ничего не знал о составе эскорта, и не успел подгото-виться. Не в его правилах было выставлять напоказ гостям работу обслуги. Старая закалка давала о себе знать. Всегда. Но отчего-то не теперь. Хотя, может, и впрямь не успел. Государственные дела – вещь, требующая внимания. На бытовые нужды, такие, как отдать необходимые распоряжения, может и не хватить времени.
Прислуга металась взад-вперед по коридорам, обмениваясь лающими фразами на нербском. Почти у каждой двери дежурили мрачного вида лакеи. Накрахмаленные ворот-нички на их бычьих шеях грозили лопнуть от любого неосторожного движения, а парад-ных ливрей оттопыривали чехлы с газоразрядными револьверами. При такой прислуге никаких солдат не нужно. Сами кого угодно определят на тот свет, стоит только появить-ся, кому не следует, да в непрошеном месте…
А еще по коридорам, лестницам, анфиладам, в залах и комнатушках маячили силу-эты военных мундиров. То там, то здесь, заставляя паркет под ногами трястись, словно стадо слонов проносились Талисманы. Все же львиную долю людей, верных роду де Ла-ньи составляли Благородные. Разумеется, преимущественно из других семей Дома Лиса.
Несколько раз к Люмьеру подбегали взъерошенные служанки, осведомляясь о раз-ных бытовых мелочах, таких, как что гер предпочитает по обыкновению трапезничать, и прочее. Еще пару раз де Ланьи деликатно, но с неизменным знанием собственных обязан-ностей тревожили лакеи-телохранители. Эти любопытствовали, не нуждается ли месье в их помощи. Не нужно ли месье проводить туда, куда он пожелает, поскольку дом боль-шой, непривычный, редко месье посещаемый. Но виконт отметал подобные поползнове-ния, полагаясь исключительно на нюх «старшего брата».
Матье был непреклонен. Он понял, что от него требуется и теперь уверенно трусил впереди, не обращая никакого внимания на озорные подначки, спущенных с «поводков» собратьев, флегматично косился на лакеев, мерил тяжелыми взглядами голенастые ножки служанок. Люмьер сомневался, что лиса они интересовали, как самца. Скорее всего, он просто проголодался, но пока что, не видел в поле своего зрения ничего более подходящего на роль закуски.
Вдвоем они поднялись со второго этажа на третий. Здесь было куда спокойнее. Лишь основной коридор занимали несколько головорезов в ливреях.
– Его светлость просили не беспокоить, ваша милость. – Веско проговорил один из них, встретившись взглядом с глазами Люмьера.
– Графу доложили, что прибыл его сын? – Виконт не спешил ломиться дальше, что вызвало нервозное подергивание хвоста у Матье, не любившего, когда его заставляют ждать.
– Доложили, ваша милость, – кивнул лакей. – Его светлость обещали спуститься, как только разберутся с первоочередными проблемами.
Люмьер предпочел проигнорировать увещевания, переданные через слуг. Ему нужно было пообщаться с отцом сейчас, до обеда. Так сказать, застать его врасплох. Если отец сам не выдавал  желания встретиться с наследником как можно скорее, наследник сам явится, причем в любое удобное для него самого время. Кроме того, своим внезапным появлением де Ланьи рассчитывал притупить бдительность родителя, что помогло бы ему прояснить некоторые интересующие его нюансы.
– Его светлость у себя в кабинете? – Люмьер не спрашивал разрешения, пройти. Его никто не посмел бы остановить.
– Да, ваша милость, – лакей-телохранитель покорно склонил голову, уже понимая, что не сможет удержать де Ланьи-младшего. Ему ничего не оставалось, как отступить.
Виконт, увлекаемый Матье, миновал два поворота и замер перед двустворчатой резной дверью мореного дуба. Рыжий провожатый аккуратно поскреб лапой матово бле-стящее дерево, фыркнул и потрусил прочь, сочтя свою функцию выполненной. Провожая взглядом покачивающийся хвост, Люмьеру отчего-то подумалось, что, наверное, нет ни-чего хуже, чем быть запертым в тело животного, деля свои мысли на его и довольствуясь жалкими остатками сознания. Если Матье все же оставался запертым где-то там, ему, должно быть, очень горько. Разумеется, это только в том случае, если он осознавал себя как человека…
Виконт повернулся к дверям, глубоко вздохнул, прогоняя посторонние мысли и деликатно постучал – ответа не последовало. Он постучал снова, но эффект был тот же. Тогда Люмьер не церемонясь, провернул ручку двери, дернул ее – заперто.
– Отец, открывай, – громко сказал он, придвинувшись к тесному зазору между створками, и только сейчас, на самой границе слышимости разобрал слабые сдавленные стоны.
Рука самопроизвольно метнулась к бедру в поисках сабли. Разумеется, ее там не было. Де Ланьи не имел привычки разгуливать по дому с оружием. Видимо привычки стоит менять. Инцидент, произошедший на борту Касатки, был тому замечательным при-мером. У Люмьера не было времени, чтобы предаваться волнению. Недолго думая, он метнулся к стене, «зеркало»  на коей венчал живописно скрещенный пучок смертоносно-го железа, и вырвал из держателя рапиру, после чего без колебаний пнул двери, метя в замок. Глаза его при этом пожелтели, а зрачки вытянулись в вертикальные щелочки. Он не желал оставлять возможным злоумышленникам никаких шансов на подготовку к его явлению, а потому, зная надежность запоров, коим семья де Ланьи уделяла особое внима-ние, позволил зверю вырваться на свободу.
Замок, как и ожидал виконт, оправдал затраченные на него средства. А вот петли подвели. Обе створки, влетели внутрь кабинета, так и не расцепившись. Мгновением поз-же за ними последовал и сам Люмьер. Стремительный, гибкий, смертоносный… Последовал и… грязно выругался, в сердцах отшвырнув клинок.
– Тебе не кажется, что это уже перебор? – Виконт закрыл глаза, гася под веками бушующее пламя.
На него смотрели две пары глаз. Отцовская взирала с легким пыльным удивлением. Другая же пара – огромных голубых омутов, окаймленных густым золотистым пушком ресниц, была преисполнена дикого животного ужаса. Вероятно, в первую секунду своего появления, Люмьер был очень страшен…
Молоденькая служаночка, от силы лет семнадцати, лежала ничком на полирован-ной до зеркального блеска крышке письменного стола. Подол ее юбки был задран едва ли не на уши, чепец съехал на сторону, открывая копну медовых волос и высокий лоб с вы-ступившими на нем бисеринками пота. Во взгляде, даже сквозь плотный полог страха, брезжили следы спугнутого экстаза.
Гийом де Ланьи никак не отреагировал на прозвучавший вопрос. Он все так же продолжал стоять, сомкнув пальцы на бедрах девушки, и испытующе взирал на сына. Он будто бы колебался, покидать ли ему гостеприимные влажные чресла служанки или сде-лать вид, что ничего не происходит и продолжить движение.
Пауза затягивалась. Девушка уже успела отойти и от возбуждения, и от испуга. Ее розовые щечки полыхнули алым стыдливым жаром. Она предприняла попытку встать, но граф пресек это движение, и девчонке ничего не оставалось, кроме, как спрятать лицо в ладони.
– Ну? – Выжидающе поднял бровь Люмьер, а про себя подумал, что у старика, ве-роятно мозг уже с мочой вытекает. Пусть его, что никак не наиграется в дона Хуана. У старшего поколения, особенно тех его представителей, чей возраст перевалил за второе столетие – это норма вещей. Как говорится, седина – в бороду, бес – в ребро. Но когда по-хоть выдвигается на первый план, нарушая трезвость суждений – вот это уже проблема.
Отказ выйти встречать сына, которого не видел почти три года, в свете увиденно-го, Люмьер склонен был расценить, как откровенное хамство.
Впрочем, сердиться на отца по настоящему младший де Ланьи разучился уже дав-но. У долгоживущих в силу возникающего с годами цинизма – свои представления о веж-ливости. Глядя на отца, виконт очень переживал, что не за горами тот день, когда он сам потеряет интерес ко всему, кроме власти и плотских утех.
Граф скорбно поджал губы, но все же покинул столь полюбившееся ему обитали-ще. Звонко шлепнул служанку по ягодицам и деловито одернул подол ее юбки. Пунцовая от смущения особа испарилась мгновенно, задолго до того, как Гийом успел подтянуть штаны.
– Сколько ей лет, отец? – Люмьер проводил девушку взглядом. – Она еще совсем ребенок. Скорее всего, дочка кого-нибудь из слуг. Хочешь, чтобы ее родня подмешала те-бе в еду какую-нибудь мерзость?
– И я рад тебя видеть, сынок, – граф уселся в свое кресло и, как ни в чем не бывало, закрепив на носу пенсне, взялся за бумаги.
– К чему эти банальные фразы, если ты сам в них не веришь? – Виконт опустился на гостевой стул. Он стоял как раз сразу же за упавшими дверями. Ударь де Ланьи чуть сильнее, и под весом тяжелых створок мебель превратилась бы в щепки.
– Отчего же, – искренне изумился граф. – Верю.
– Но по-своему.
– Да. По-своему. Я действительно рад, что мы, наконец, увиделись, но мне немного обидно думать, что ты еще не перерос все эти светские церемонии. Ты ведь сердишься, что я не возглавил делегацию встречающих? Бриньоля тебе явно было мало?
– Это пустое, – Люмьер махнул рукой, отдавая себе отчет, что он пока еще не в си-лах понять отца. У простолюдинов, не прошедших Приобщение, это назвалось равноду-шием. Душевная организация Благородных несколько отличалась, особенно в более пре-клонных годах. По меркам аристократического племени, виконт только начинал входить в самый, что ни на есть, сок.
– Дверь зачем сломал? – После паузы осведомился граф, взглянув на сына поверх пенсне.
– Ну, уж извини, думал тебя тут убивают. Кто ж мог знать, что ты решил устроить в своем лично кабинете бордель?
– Не наговаривай на невинное дитя.
Люмьер иронично дернул уголком рта.
– Кроме того, живых врагов у меня не осталось, так что я в отличие от тебя, сынок, могу спать относительно спокойно.
– Уже слышал?
– Я знал о нападении задолго до того, как ты приземлился. Кстати, очень правиль-но сделал, что не воспользовался патрульными пироптерами. По дороге в Гецбург их ата-ковало то же судно.
– Акула?
– Да. До берега добрался лишь один Альбатрос из всего звена.
– Странно, что вообще добрался, – Люмьер задумчиво пощипал острую бородку.
– Противник метил в двигатели. Огонь на поражение открыли не сразу. Будто хо-тели взять «животных» на абордаж. Ты кому-то сильно насолил.
– Я три года практически безвылазно сидел на островах Мурави. Все мои прямые враги остались там. Кто в гарнизоне, но большинство за его пределами. Сомневаюсь, что намибы обзавелись бестиа ферреус. Кстати, о причинах, это может быть как-то связано с предстоящей аудиенцией у Его Императорского Величества?
Гийом отложил бумаги, снял пенсне и в упор посмотрел на сына.
– Тебе же известно, отец, зачем Августин VII меня вызвал.
– Известно, – кивнул граф.
– Но до приема ты мне этого не скажешь, так?
– Отчего же? Скажу. Император желает обсудить с тобой некоторые проблемы внутренней и внешней политики, и курсы их дальнейшего развития. Он хочет быть уве-рен, что в этом забеге ставит на выигрышную лошадь.
– Милое сравнение, – Люмьер не сдержал ироничной усмешки. – Значит, слухи не врут, и Августин VII хочет сделать меня своим протеже.
– Ты имел на этот счет какие-то сомнения? Наша семья уже много лет является надежнейшей опорой лютецианского престола. Мы заслужили доверие потом, кровью и жизнями многих наших родственников. Кроме того, не следует забывать, что добрая по-ловина жен Его Императорского Величества принадлежала именно к семье де Ланьи.
– Хочешь сказать, что Императора мучает совесть по поводу судьбы его многочис-ленных супруг?
– Не говори глупостей, Люмьер, – нахмурился граф. – Августин VII не имел другого выбора. Это политика. А в ней, как и в джунглях островов Мурави, нет места слабым и увечным. Те, кто втайне посмеивается над правителем в силу его физических недостатков рано или поздно решат, что можно придумать что-нибудь крайне несмешное: мятеж, скажем, дворцовый переворот или полномасштабную революцию. Ты и сам сейчас посмеиваешься…
– Предашь меня казни?
– Если потребуется, то, да, – вполне серьезно заявил Гийом и вновь нацепил пенс-не.
– Не переживай, отец, не потребуется. К власти я не рвусь.
– И тем не менее, она у тебя будет. Настоятельно рекомендую хорошо к этому под-готовиться. В том числе и хорошенечко прикрыть тылы. Некоторое подспорье Августин VII тебе уже обеспечил. Постарайся не пренебрегать этим.
– Ты о том, что я оставил половину орденцев у ворот?
– И об этом тоже, сынок. Но в данную секунду, это просто напутствие, не привя-занное к каким-либо конкретным твоим действиям.
– Ладно. На будущее учту, – Люмьер поерзал на стуле. – У тебя есть какие-нибудь мысли о том, с какой стороны можно ждать удара? Только не говори, что с какой угодно. Я и сам прекрасно понимаю, что сейчас следует заткнуть все возможные щели. Но ты в отличие от меня до сих пор варишься в котле Высшего Света и интриг, а потому имеешь представление о большинстве подводных камней, кои я могу не заметить.
– Ты хочешь спросить, не знаю ли я, кто на тебя напал? Не имею ни малейшего по-нятия. Могу лишь высказать предположение.
– С удовольствием послушаю.
– Наиболее вероятными кандидатами мне кажутся Дома Медведя и Куницы. Это два наиболее близких к престолу Дома. Медведи так и вовсе по генеалогическому древу куда ближе к трону, нежели мы. Хотя они, должен признать, не осмелились бы. Слишком уж явно Жерар де Кюри возмущался, слухами о причине грядущего приема. Они первые, к кому придут с вопросами, если с тобой что-то случится. Вторые – уже не одно поколе-ние служат темному клиру. В большинстве своем, законопроекты о расширении прав ма-лефиков, продвигаются через Палату Благородных именно их стараниями.
– На нападающих была наложена «печать тлена». Это слишком просто. Нет, я уве-рен, что без некромантов дело не обошлось. Факты говорят сами за себя. Но и причаст-ность Куниц очевидна до неприличия.
– Ты просил высказать предположение – я высказл, – поморщился граф. – А вооб-ще, ты был прав, говоря, что я тебе посоветую держать ухо востро и ждать подвоха ото-всюду. Высший Свет это гнездо разъяренных шершней. Несмотря на видимое расположе-ние, каждый может иметь причину плюнуть тебе в бокал.
– Я понял тебя, – кивнул виконт. Взгляд его задумчиво блуждал по кабинету, пока не наткнулся на массивное полотно в позолоченном багете.
Картина была написана почти тридцать лет назад. Краски немного потускнели, приобретя благородную «седину», что, впрочем, ни капли не испортило настроения, заме-чательно переданного автором. Виконт, как сейчас помнил каждую томительную минуту, когда граф выгнал в сад все семейство де Ланьи без скидок и исключений. Люмьер пом-нил назойливый запах гиацинтов, от которого у Матильды сильно кружилась голова. Ху-дожник изобразил Андреа веселым и жизнерадостным – вероятно дописывал лицо с пер-воначальных набросков – но сам-то виконт прекрасно помнил, что младший брат то и де-ло порывался сбежать на свиданье с очередной зазнобой, и лишь крепкий нрав отца спо-собен был укротить юношеский гонор.
С картины печально улыбалась мать – уже не молодая, но все еще эффектная жен-щина. Ей было тяжко слышать надсадный плач внука, мучающегося во влажной духоте августовского сада, и вот этого живописец стирать не пожелал. Отец взирал с холста, как всегда, твердо и чуть свысока, гордо приосанившись. Даже сейчас сидя перед ним Люмьер не мог представить, как эти плотно сжатые губы растягивает открытая теплая улыбка.
Еще там был Матье. Живой и здоровый. Он уже тогда начинал напоминать пожи-лого графа. Лишь отчасти: посадкой головы, манерой держаться на людях, пристальным, пробирающим до костей взглядом…
Что же до самого Люмьера, он был молодым обер-лейтенантом, женатым на заме-чательной женщине, уже имел своего первенца, и даже не мог себе представить, во что превратиться жизнь их семейства за жалкую четверть века…
Спустя несколько месяцев после окончания этой работы, графиня скончалась от инсульта. Не перенесла первого же приступа. К концу года пироптер, перевозивший Ма-тильду – жену Люмьера с полуторагодовалым ребенком разбился где-то над морем в паре десятков миль от берегов Ателии. Рыбацкий баркас выловил часть корпуса с гербом дома де Ланьи – только так и удалось определить судьбу транспорта. Через три года погиб Ма-тье. Несмотря на крепкий брак, он так и не успел обзавестись потомством. Его супруга долго хранила траур, но в конечном итоге не смогла совладать с горем и свела счеты с жизнью. Из всех, кто присутствовал тогда на тенистой аллее, пропитанной дурманящим ароматом гиацинтов, осталось только трое. Правда, назвать это полноценной семьей не поворачивался язык.
Виконт медленно прикрыл глаза, отстраняя нахлынувшие воспоминания. Они не были легкой ношей, а потому пришлись сейчас абсолютно не к месту. Но он все же спро-сил, кивая на семейный портрет:
– Ты все еще таскаешь ее за собой?
– Это история, сынок. История нашей семьи, – пожал плечами Гийом. – Лично мне это служит отличным напоминанием: ничто в этом мире не вечно, и всегда найдется «добрая» душа, которая всеми силами постарается приблизить кончину твоих ценностей. Надеюсь, ты также не забываешь об этом.
Люмьер кивнул. Он этого не забывал никогда.

* * *

– Что это значит, пропал? – Ингрид фон Альвард, казалось, была готова набросить-ся на собеседника с голыми руками.
– Его видели в последний раз в окрестностях «Тихого уголка», где он снял комна-ту, заплатив сразу за неделю вперед. – Дитрих даже бровью не повел. Так и продолжал сидеть, развалившись в кресле, и скармливать сушеные фрукты своему Талисману. – Он покалечил приставленного к нему нашего человека и скрылся… Вообще-то, Ингрид, хочу отметить, что тяжело искать кого-либо в огромном городе, если этот кто-то не хочет, что-бы его нашли. А если учесть, что действовать нужно скрытно…
– Не ной, – оборвала собеседника штабс-капитан. – Талисман был при нем?
– Если честно, я мало, что понял из доклада соглядатая. Барон выбил ему зубы и сломал нос, так что в ближайшее время парень будет сильно шепелявить и гундосить.
– Тебя это забавляет? – Ингрид едва сдерживала раздражение. Она даже не могла для себя решить, почему, но ее крайне бесил флегматичный настрой товарища.
– Ни капли. Просто эта история дурно пахнет, и я не горю желанием совать голову в пасть питомцам Малефактории. И, понимая, что ты не отступишься так просто, хочу быть от этого как можно дальше.
Женщина с шумно втянула носом воздух, гася бушующий в груди очаг гнева:
– Значит, помогать ты мне не будешь?
– Отчего же? Просто не стану способствовать в принятии каких-либо решений. Дождусь того момента, когда ты наконец оставишь эту затею.
Штабс-капитан помолчала, убедилась, что в этом направлении разговора собесед-ник поставил жирную точку, и продолжила уже гораздо спокойнее:
– Так при нем был Талисман?
– Насколько я понял, нет. Хотя багаж Барона пополнился на один весьма объемный сверток.
– Значит он-таки погиб, – задумчиво проговорила графиня. – Этот человек не имеет никого права называть себя Благородным.
Последние слова она обратила непосредственно к корнету.
– С чего ты взяла?
– Святая Тереза, Дитрих, иной раз вялость твоего ума меня просто убивает! Напря-ги извилины. Сотвори над собой усилие, чтобы хотя бы сделать вид, что ты поддержива-ешь разговор. Да ни один Благородный, насколько бы низко не было его происхождение, не стал бы укрывать убийство собственного Талисмана. Он бы уже бежал с доносом в Третий Кабинет, и завтра же на рассвете нас бы выпороли прилюдно на центральной площади.
– Тебя, Ингрид, тебя. Я в этот момент принимал дорогих гостей из метрополии. А вообще, ты должна быть счастлива, что барон оказался вовсе не барон, хотя источники твоих выводов от меня сокрыты. У него может быть масса причин, чтобы не бежать от-стаивать свои гражданские права.
– Это каких же? В восьми случаях из десяти, с потерей Талисмана дворянин, про-шедший Приобщение, теряет рассудок. В пяти превращается в озверевшее подобие соб-ственного питомца. Хочешь, чтобы ночной город терроризировала кровожадная тварь?
– Не хочу, – корнет посерьезнел, но это скорее было связано с настырностью собе-седницы, нежели с ранее озвученной перспективой.
– Тогда помоги мне, – буквально взмолилась Ингрид. – Ты уже переговорил с Мар-кенитами?
– Да. Аббат Карл любезно предоставил нам трех братьев, в миру носивших воен-ные мундиры, но, как я уже сказал, тяжело найти того, кто этого не хочет. Я уже расста-вил верных людей по всему городу. Даже подключил к делу наших осведомителей со Дна. Этот человек в Гецбурге явно не в первый раз. Либо же ему кто-то помогает.
– Пошли людей к виконту де Ланьи. Я хочу знать о его недавнем извозчике все, что только возможно.
– Я, конечно, доверяю твоему чутью, но все же не уверен, что это хоть чем-то по-может.
– Посмотрим, Дитрих. Посмотрим.

* * *

Гарге появился как раз в тот момент, когда Антонио собирался приступить к трапезе. Ничего особенного. Сухое вино, вяленое мясо, сыр, зелень…
Когда на полу кают-компании стала проступать влажное пятно, ателиец грязно вы-ругался. Нет, определенно, общение с порождениями ада доведет его, как минимум до изжоги.
– Дельмар, – тон инфернала вопреки обыкновению был лишен и тени язвительной насмешки. Некромант сразу же позабыл обо всех неудобствах. – С тобой хочет говорить Владыка Греод.
Личная беседа? Не донесение? Колдун не заставил упрашивать себя дважды. Под-хватил обсидиановый кинжал и пинками выгнал фамильяра из пироптера на продуваемое всеми ветрами плато. Двумя росчерками каменного клинка начертал сложную руну Зова, и заставил демона лечь в ее центр, после чего принялся шипеть заклятие.
Сначала, как всегда заложило уши. Пространство потекло, плавясь в тяжелых не-гармоничных словах, а потом Гарге дико завизжал. Корчи сотрясали маленькое тело зло-вредного создания. Он бил крыльями, скреб хвостом о землю, затирая уже отслуживший свое знак. Каждое подчинение было для него сродни муке. Но долго противиться он не мог, так что сухая колючая пыль вскоре послушно завертелась небольшим тайфуном, скрывая порождение Бездны, и понемногу начала формироваться в зыбкую, раздираемую ветром фигуру с длинной бородой, в долгополой хламиде.
Песчаный человек разомкнул кривые тонкие, словно пиявки губы:
– Брат Дельмар?
– Приветствую тебя, Владыка, – Антонио приклонил одно колено.
– Ты хорошо поработал, мой мальчик, – пророкотал гранд малефактор. – Хотел сказать тебе об этом лично…
– Благодарю, Владыка! – С жаром выдохнул некромант, все еще не решаясь под-няться с колен. – Это честь для меня…
– Но не только это требует личной встречи…
Глава Лютецианской Башни выдержал паузу. Ателиец так же молчал, ожидая про-должения.
– Свою роль в этом задании ты отыграл до конца. Зная твою амбицеозность, я хо-тел бы предостеречь тебя от поспешных решений.
Дельмар захлопал ресницами:
– Не понимаю, Владыка, что вы хотите этим сказать?
– Твое задание окончено. Возвращайся в Ла-Флер. Дальше этим делом займется Ватора.
Ватора? Сумеречный Легионер? Антонио нахмурился:
– Я три года следил за этим человекам, Владыка. Неужели я не заслужил права вы-полнить миссию от начала и до конца?
– Ты и так ее выполнил. Твой подопечный слишком важен для нас. Он опасен. А с такими людьми должен работать тот, кто этому учился. Некто с большим опытом, спо-собным поставить себя на один уровень, а то и выше, нежели стоит его цель. Я ясно вы-ражаюсь?
Дельмар скрипнул зубами. Значит, я недостаточно опасен, думал он. Просто не хо-тят пускать меня в большую игру.
Краем сознания он понимал, что ведет себя недостойно своего возраста, но его уже начал обуревать гнев. Три года!!! Три чертовых года жизни было потрачено на слежку за подозрительным типом, и вот теперь, когда казалось, от следующей ступени в иерархии Малефактории Дельмара отделяла всего лишь жалкие дни, его сбривают. Опять на вторых ролях. Опять бесконечные странствия. Надоело. Не хочу провести всю жизнь в чугунном чреве пироптера. Не хочу быть пешкой в чужой игре. Свое поле я уже прошел, но короны ферзя, судя по всему, так и не получу. Не та это партия, да и игроки не те.
– Предельно, Владыка, – Антонио еще ниже склонил голову, дабы глаза не выдали его истинных чувств.
– Хорошо, – степенно кивнул гранд малефактор. – Совет Малефактории решил дать тебе несколько свободных недель, дабы ты мог посвятить это время исключительно себе. После же тебя ожидает новое задание. Да хранят тебя Герцоги ада.
Пыль начала опадать, и полог, сдерживающий высокий, пронзительный визг ин-фернала исчез вместе с ней.
Возвращаться? Как бы не так! Отдых, деньги! Как кость собаке бросили, чтобы она обломала об нее зубы. Катитесь все к чертям, коих вы столь легко привыкли считать сво-ими слугами. И пусть я не знаю истинной причины вашего интереса… Пока не знаю. Терпеть подобное пренебрежение больше нет сил.
Антонио поднялся. С самого детства он считал, что Малефактория даст ему власть. Сиюминутную. Здесь, сейчас, и сразу. Но ни тихие проклятия и потупленные взоры горо-жан, ни злое насильственное подчинение низших демонов не утоляли честолюбивого зу-да. Некромант жаждал власти над обстоятельствами. Стремился создавать условия при которых люди ведут себя так, как он того желает, не ведая над собой стороннего кон-троля. Скоро ему должно было сравняться тридцать, но ничего из ожидаемого для себя он пока не наблюдал. Даже крохотной тени.
Рывком вырвав из поясной сумки револьвер, ателиец высадил полный барабан во все еще не оправившегося после заклятия Гарге. Инфернал истошно завыл. Рунированные пули из шлифованного обсидиана не могли разорвать связь между сущностью и мертвой плотью, но причиняли и той и другой жуткие мучения, замедляли реакцию, заставляли терять контроль над телом…
Плато огласила отборная трехэтажная брань, коей позавидовали бы бывалые пор-товые грузчики. Потом посыпались угрозы, сродни обещанию приберечь в преисподней самую жаркую сковороду, высосать глаза мелкими глотками и заставить съесть собствен-ные гениталии…
– Проваливай, – рыкнул некромант. – Не то мне может понравиться терзать твою плоть, и я захочу продлить удовольствие на всю свою жизнь. Поверь, по сравнению с тво-ей, она, конечно, коротка, но тебе она покажется вечностью.
Он процедил пару слов, нарушая контур Призыва, и Гарге стал тять, уходя обратно на свой уровень бытия.
Спящая Неясыть, словно почувствовав желание хозяина, встрепенулась, разбросав по округе колючий грохот металлического оперения, распахнула янтарные полусферы глаз, нахохлилась, предвкушая предстоящий перелет, пускай даже он будет недолгим.
Колдун не стал обманывать ожидания свое питомца. Он еще не знал, как будет действовать. Для начала надлежало отыскать барона Этьена де Лагранжа, по крайней ме-ре, так этот человек, запавший в запроданные души гранд малефакторов, называл себя в последнее время. А также, во что бы то ни стало следовало определить роль во всей этой истории вышеупомянутого Ваторы. Этот Грэйлендский ублюдок определенно не сидел, сложа руки. Но ранее всего Дельмару надлежало решить, в каком качестве он собирается продолжить игру. Перебегать дорогу товарищам по цеху – то еще удовольствие. Да и не ставил он перед собой такой цели. Разве что некоторым, особо прытким…
Антонио ощущал острую нехватку информации. Ею с ним никто делиться не соби-рался. А для того, чтобы самому стать кукловодом нужно было знать, как минимум, на порядок больше.
«Впрочем, с чего-то все равно нужно начинать. А там уже видно будет». – Думал человек, развращенный не властью, но одним лишь ее обещанием, заходя во чрево пиро-птера.

* * *

Снова погибал Стриж… Снова дым, пепел, слякоть, возня Левиафанов в разрыве свинцовых облаков…
– Ave Domini… Ave Domini, – доносилось со всех сторон.
Так уже было. И не раз. Каждую ночь я видел один и тот же сон. Он приелся настолько, что мне даже не нужно было прилагать усилий, дабы распознать в нем пределы царства Морфея. Но еженощно он выжимал из меня холодный пот, слезы и крики отчаяния. Когда неизвестная девушка в мышином простеньком платьице тянула ко мне руку, а ей под ноги ввинчивался снаряд тяжелого газоразрядного револьвера, выпущенного неким паровым доспехом, мир в очередной раз рушился, подобно карточному домику.
Прежде были другие. Ломка сознания человека, побывавшего на войне и видящего все ее зверства была неизбежной, однако я даже не могу назвать момент, когда это все прекратилось, сменившись одним-единственным сюжетом. Отчасти я даже был благода-рен Богу, что он подарил мне не самый кровавый из всех моих кошмаров. Но, как показа-ла практика, и этого хватало за глаза. Каждую ночь я тонул в ощущении собственного бессилия. Всего одна-единственная невинная душа. Однако мне раз за разом не удавалось вытащить ее из той мясорубки, коя давно стала дурным воспоминанием. Девушка же… Я плохой толкователь снов. Мне вообще не верится, что такому грешнику, как я могло сниться что-нибудь стоящее. Одна мерзость и небылицы. Рискну предположить, что де-вушки в сером мышином платьице и вовсе не существовало.
Лишь спустя какое-то время я понял, что слышу женский крик. И что это уже дале-ко не сон.
Анна смотрела на меня огромными черными глазами, в коих плескался ужас, и ее вопль уже начал захлебываться под конвульсивно сжавшимися пальцами.
Я шумно выдохнул, слез с перепуганной девушки в сердцах зашвырнул Альбреха в самый дальний угол. Подошел к окну, уперся и без того холодным от пота лбом в еще более холодное стекло.
За окном стоял полдень, но единственное полукруглое окно мансарды выходило на глухую ободранную стену соседнего здания (кажется, какого-то игорного дома), да к тому же еще и на север, так что солнце здесь гостило нечасто. Перегородив вытянутыми ногами тесный переулок, прямо под моим подоконником, привалившись спиной к стене, сидел какой-то бродяга. Не иначе отсыпался после обильного возлияния. А, может, отхо-дил от действия дурмана. Здесь, в квартале Доков это было нормой вещей. Удивительно, что он был только один. Подобные «торчки», как правило, сбивались в стаи. Или стада. Это уже, как вам будет угодно. В любом случае, на людей они уже мало походили. Секунду спустя я рассмотрел под «спящим» темную лужу и тихо выругался. Кровь уже давно превратилась в грязную корку. Не иначе бедняге досталось еще ночью… Впрочем, как я уже упоминал, в Доках Гецбурга многие противоестественные вещи были обыденностью. В том числе и труп в переулке.
Анна тихонько всхлипнула. Затем еще раз.
– Извини, малышка, – только и смог пробормотать я. Мне не нужно было оборачи-ваться, чтобы увидеть, как куртизанка свернулась калачиком на своей половине кровати и беззвучно плачет.
– Ну, прости. Я не со зла.
Присев на кровать я пригладил темно каштановые волнистые волосы. Она была совсем еще юной. Лет семнадцать-восемнадцать – не больше.
Да, я говорил Гертруде, что не воспользуюсь услугами заведения фрау Вагнер. Собственно, на протяжении всего нашего знакомства с Мамой «Знойных Глубей» так и было. Но Анну мне стало попросту жаль. В бордель она попала относительно недавно, и не по своей воле. Была пока еще скромной, дичилась товарок. Своей кротостью не вызы-вала особого желания у клиентов, ибо те, как правило искали кого-то «позадорнее», дохо-дов не приносила, а потому попала в опалу к хозяйке, ибо «кормить эту моль бледную задарма» у нее не было никакого желания. В скором времени судьба девушки могла пойти тремя путями. Либо она переполняла чашу терпения фрау Вагнер и оказывалась на улице, где стать изнасилованной, убитой и съеденной было еще не самым страшным вариантом. Либо, сходила с ума, не в силах подстроиться под новую действительность. Либо привыкала. И было еще большим вопросом, что из этого всего лучше.
В любом случае на ней будет пыхтеть еще не один потный жирный урод, и еще ни один извращенец возжелает поиграть с ней в надругательство, и неизменно с синяками и побоями. Ее жизнь станет одной сплошной постелью…
Да и я этому поспособствовал. Может, конечно, я совершил ошибку, своей нежно-стью и обходительностью заложив фундамент для предстоящей травмы, но если бы знал другой способ помочь зашедшей в тупик девчонке, обязательно бы им воспользовался. Впрочем, с другой стороны, волноваться за совершенно чужого человека мне не было ни-какого резона. Тем более, что когда в разговоре промелькнул монастырь, а именно это мне виделось единственным разумным выходом, она отмела это вариант напрочь.
– Покажи, – ласково, но настойчиво, я потянул куртизанку за плечо, и, заметив на шее глубокую царапину, оставленную бритвенно-острым лезвием Альбреха, поморщился. – Нехорошо.
Чуть сильнее нажал бы и фрау Вагнер, к моему неудовольствию, вздохнула бы с облегчением.
– Сейчас… – я поднялся, нашарил под кроватью свой саквояж, где в боковом кар-машке хранились медикаменты. Отыскал там моток бинта и склянку с мазью, оставшейся мне в наследство от одного старого лекаря из Минга. Узнать состав чудотворного сред-ства я так и не удосужился, но на своей шкуре испытал его действие. Мазь отлично дез-инфицировала, быстро останавливала не слишком сильное кровотечение, и способствова-ла скорейшему заживлению. Кроме того, после ее применения рана рубцевалась, практи-чески не оставляя после себя шрамов. Словом, через неделю Анна вообще забудет, что когда-то у нее на шее был глубокий порез.
– Не шевелись. Будет немного щипать, – предупредил я, зачерпывая из склянки вязкой, остро пахнущей бурой жижи на палец, обмотанный куском бинта.
Девушка смотрела на меня настороженно, но уже без страха. На секунду мне пока-залось, что в ее глазах промелькнули искорки любопытства.
Когда мазь залепила порез, Анна сморщила носик. Этим и ограничилась, хотя на счет «немного щипать» я приврал. Жгла эта штука так, что лучше бы получить еще дю-жину подобных ранений, нежели единожды лечиться этой дрянью.
Закончив наносить состав, я аккуратно, стараясь не сильно нажимать, обмотал шею девушки очередным куском чистого бинта.
– Почему ты так добр ко мне? – услышал я ее тихий голос. Она словно бы боялась спугнуть мое заботливое настроение. – Обычно тех, кто сюда приходит, не сильно волнует самочувствие шлюх.
– Ты еще не шлюха, – бесцветно отозвался я, продолжая накладывать бинт. – По крайней мере, пока что. А что до доброты, то я стараюсь быть таким со всеми, с кем это получается. Это правильно. Это нормально. Во всяком случае, если ты считаешь себя че-ловеком.
– И много тех, с кем это не получается?
– О, поверь, их гораздо больше, чем хотелось бы… Ну, вот и все, – я наложил не слишком тугой узел и осторожно провел пальцами по повязке. – Отпустило?
Анна кивнула.
– Не сердишься на меня?
На лице девушки несмелым бутоном расцвела улыбка. Я тоже попытался улыб-нуться, но мой еженощный кошмар все еще никак не хотел отпускать меня из своих лип-ких объятий. Пред глазами стояла картина разрывающегося на куски серого мышиного платьица.
– Ты лежи пока. А мне нужно собираться.
Куртизанка воззрилась на меня с непониманием. Она явно ждала чего-то иного. Но от вопросов воздержалась.
– Фридрих, – гаркнул я, отворив дверь на лестницу. – Фридрих, мать твою дери!
Сапоги слуги размеренно застучали по лестнице только после третьего окрика.
– Иду-иду, чего горланить-то? – Отрывисто процедил он. Крайне ленивый и свар-ливый тип был этот Фридрих. Как только фрау Вагнер его терпела – непонятно. Не иначе у парня нашлись неплохие заступники, замолвившие за него словечко-другое.
Не молодой уже в общем-то мужчина, в затасканном колете на размер больше, напяленном поверх некогда белой, а нынче серой от многочисленных стирок рубахе, под-нялся на пролет мансарды и окинул недовольным взглядом комнату, открывшуюся за мо-ей спиной.
– Чего разлеглась, Рыба? – зло зашипел он на Анну, проигнорировав тот факт, что постоялец позвал его по делу.
– На меня смотри, – вкрадчиво проговорил я. – Я плачу за ее время. Сейчас она моя, и я хочу, чтобы она лежала на моей кровати столько, сколько мне это вздумается.
– Вы заплатили только за ночь. Уже полдень.
– Это не твоего ума дело, фрау Вагнер в накладе не останется. А звал я тебя совер-шенно по другому поводу.
Тяжелый взгляд слуги наконец-то обратился в мою сторону. Тусклые, словно бы лишенные проблеска души глаза, какие чаще всего встречаются у Благородных, букваль-но кричали, мол, чего тебе еще нужно?
– Принеси сюда бадью и нагрей воды. Да побольше. Понял меня?
Фридрих тяжело вздохнул.
– Не уложишься в полчаса, и я выкуплю тебя на вечер у фрау Вагнер. Поверь синя-ками и ссадинами ты не отделаешься.
– Так вы меня?.. Это… – Слуга опешил. – Того… Трахать что ли? ..
– Нет, кретин, буду тебя больно и долго избивать, – да, все же за речью иногда сле-довало следить более тщательно. Впрочем эффект произведенный недопониманием меня вполне устроил.
– И разбуди Хито. Пусть явится ко мне немедленно, – последние слова я прокричал вслед удаляющемуся стуку старых сапог.
Анна тихо хихикнула со своего ложа.
– Это действительно звучало, как обещание оттрахать? – обратился я к девушке.
– Ага, – куртизанка снова хихикнула, поплотнее закутываясь в простыню.
Я так же не сдержал усмешки. Впрочем, по поводу побоев и получаса я ни капли не кривил душой. На спине куртизанки еще не до конца сошли вытянутые темно-фиолетовые полосы. Мне доподлинно было известно, что когда фрау Вагнер случалось расстраиваться по вине своих подопечных, грязную работу по их порке она поручала Фридриху. Намять бока ничтожеству, без зазрения совести поднимающему руку на женщин, пускай даже продажных, мне казалось чем-то вроде выполнения рыцарского обета. То есть вещью обязательной и неизбежной в своем осуществлении. Анне от слуги доставалось за двоих. Бывало даже, что и без наущения хозяйки «Знойных Глубей».
Вбежал Хитори. Босиком, взъерошенный словно воробей, пряча от меня правую руку.
– Хозяина хотеть меня видеть?
– Говори по-нербски, – сжалился я над мальчиком. Мне сейчас совершенно не хо-телось слушать, как он путает падежи и склонения. – Что с рукой? Покажи?
Не смея ослушаться, Хито протянул кулак, демонстрируя сбитые костяшки.
– Это что такое? – Брови сами сошлись над переносицей.
– Старый сруга пнур меня в бок, ногой, – парень опустил голову, избегая смотреть мне в глаза. – Я спросонья ответир.
Мне стоило большого труда не рассмеяться. Фридрих был в борделе новеньким. Вернее, не так: когда я и Хито в прошлый раз гостили в заведении фрау Вагнер, его еще не  было. И конечно же он не мог знать, как мой помощник реагирует на простецкие об-ращения принятые между слугами на самом дне общества.
Я тяжело вздохнул.
– Сколько раз я тебе говорил. Бей ладошкой. Не кулаком. Мне увечный слуга не нужен.
Хито склонил голову еще ниже. Но судя по тому, как разъехались его щеки, хит-рец, уже понимая, что взбучки не будет.
– Ладно, – я потрепал паршивца по загривку. – Неси две метлы.
Парень еще ничего не понимал, однако с готовностью кинулся выполнять мое по-ручение. Метлы здесь было достать куда проще, чем мечи или бо-кэны, а мне во что бы то ни стало следовало вспомнить, что это такое, работать с длинным клинком.
Вчерашняя ночь прошла весьма напряженно. От лавки старого Хорста я окольными путями направился к загородному дворцу Нербского князя, где должен был проходить императорский прием. Не могу сказать, что решение, пойти на поводу у адепта Малефактории, далось мне легко. Просто обстоятельства сложились в высшей степени неожиданно, и мне нужно было время подумать.
Серьезно ли я рассматривал возможность убийства виконта де Ланьи? Скорее, да, чем нет. Во всяком случае, надлежало серьезно подготовиться. Пусть Ватора думает, что я взялся за работу. Может, это хоть как-то притупит его бдительность, и я найду способ сбросить с себя его назойливое внимание.
А охрана княжеского дворца была устроена наилучшим образом. Огромная парко-вая зона, постоянно патрулируемая личной гвардией князя, и совместными силами мест-ных блюстителей власти. Три кольца Нечестивой Земли. Наиболее возможные пути под-хода к особняку, коим, в сущности, являлся дворец, замечательно простреливались с гра-мотно расставленных постов, где денно и нощно, сменяя друг друга, несли вахту вояки из числа Благородных. Дом Пегого Пса вот уже не первое столетие выделял своих чад для несения караульной службы в окрестностях княжеского обиталища. От этих ребят с их обостренным чутьем, тяжело было что-либо скрыть.
И все же одно место я нашел. Как раз то самое, с которого мне и удалось все это разглядеть. В двухстах ярдах от дворца был замечательный холм, поросший диким густым кустарником, и щерящийся корявыми стволами облепихи. Невообразимо, но факт. Отсюда при должном умении можно было весьма успешно пустить стрелу. Из лука или арбалета. Лучше, конечно, из арбалета. Очень мощного арбалета.
Отчего-то я не сомневался, что на данном этапе предприятия, Сумеречный Легио-нер не упустит возможности пронаблюдать за осуществлением замысла, найдя место в партере.
К Хорсту, как и обещал, я вернулся примерно около полуночи. Валириэл уже ждал меня. Так что, сделав старику заказ и огласив цену выполнения своего задания некроман-ту, я дождался, пока тот оплатит старьевщику мою игрушку, внесет задаток лично мне и только после его ухода огорошил авраамита неожиданным желанием.
– Этьен, ты таки увлекаешься грибами, – сообщил мне хозяин лавки «Прах Веков». – Ибо только обожравшись этой дряни тебе могла прийти в голову такая затея.
– Я не шучу, Иржи. Мне нужен ферумидовый меч. Желательно клинок Псов Гос-подних.
– Ты уже говорил на меня, но я таки списал это на праздное любопытство…
– И нужен он мне не позднее послезавтрашнего утра. Возможно, даже завтрашней ночи.
– Может, еще чего? – В голосе торговца звучал сарказм.
– Да. Альвский живой доспех.
Вот тут Хорст побежал в подсобку за коньяком – успокоить нервы. Старик начал забавно заикаться, и еще больше картавить. Вот только, как назло, в ту секунду смешным мне это ни капли не казалось.
– Таки слушай сюда, мальчик мой, – взмолился он. – Пожалей старика. Неужели ты серьезно?
– Более чем, Иржи. Более чем. Доспех нужен в то же время.
– Но как? У меня же совсем нет времени? Я не смогу достать это даже если ты за-платишь сумму, которой, я таки уверен, у тебя просто нет. Это невозможно… Это доро-го…
– Так невозможно или дорого?
– Вообще невозможно… – авраамит запнулся, мотнул головой, вероятно, глотнул хмельного слишком много, и глубокий древесный аромат напитка забила спиртовая го-речь. – Дорого…
– Чтоб ты так жил, как прибедняешься, – я взял со стола свинцовый карандаш и нацарапал на обрывке какого-то счета сумму с большим количеством нулей. – Вот те деньги, которыми я располагаю. Даже не пытайся, пыльная развалина, накрутить хоть геллер. Клинок и личинка доспеха должны быть у тебя завтра во второй половине ночи.
Старик поперхнулся. Он все никак не мог отвести взгляда от написанной мною группы цифр.
– Ты не понимаешь? – Не стал дожидаться я его ответа. – Пускай даже ты не слы-шал, для каких целей я заказал тебе арбалет, Малефикам будет все равно. Всех причаст-ных к этому делу они вырежут под корень и сделают так, что о них никто и никогда не вспомнит. Советую тебе выполнить мою последнюю просьбу и только тогда я, возможно, смогу что-то изменить.
– Зачем тебе доспех, Этьен? – Хорст вышел из ступора и сощурился, пронзив меня иголочками своих пытливых глазок. – Меч – я таки могу понять. Но доспех… Все знают, что простого человека его личинки таки схарчат и не подавятся…
– Ты на что намекаешь? – Я приподнял одну бровь.
– А что, если я таки пойду в командорию Доминиканцев и сообщу о беглом рыца-ре? Как считаешь, они меня защитят?
– Они тебя засмеют. К тому же я не рыцарь.
– Но ты таки шо-то знаешь.
– Тебе это знание счастья не принесет. В общем, хватит строить из себя мадам Жоржет. Ты сделаешь то, что я прошу?
Старик промолчал, но по его лицу уже скользила тень неудовольствия. Внутренне он поддался. Дело оставалось за малым – озвучить это самое согласие.
В бордель я вернулся лишь к середине ночи. Не столько уставший физически, сколько измотанный морально. Хоть жизнь меня и не баловала круассанами, в подобные, можно сказать, многоэтажные переплеты я попадал не каждый день. А уже так, чтобы вляпаться в политическое дерьмо – и подавно.
Хитори плясал в тесноте мансарды с завидным проворством. Все-таки я неплохо его натаскал. Да и сказывалась память крови. Может, тосиец и врал, что его прадед был самураем. Парнишка фехтовал в родной манере своего острова, стремясь свести все пляс-ки к единственному удару, избегая частых встреч импровизированных клинков. Я же – напротив – старался биться в манере некогда моего родного Ордена, чья школа фехтова-ния формировалась столетиями.
Еще на заре своего рассвета, когда клирики Псов Господних не рисковали прибе-гать к альвским зельям, укрепляющим тело, Орденцев тренировали старым дедовским ме-тодом. Для этого со всего архипелага набирали наемников. Лучших из лучших. Голые ру-ки, секиры, копья, посохи, мечи – все это довольно длительно время привносилось в об-щину острова Святого Доминика сторонними людьми. Уже много позже сформировалась ныне здравствующая школа, передаваемая пожилыми ветеранами своим преемникам, где внимание учеников фокусировали исключительно на ограниченном количестве смерто-убийственного железа, и кодексе, запрещающим Паладинам использовать орденские клинки против живых людей, а ухватки рукопашного боя, применять, не травмируя оных.
В моем случае, под влиянием школ архипелагов То-Се и Эмиратов техника приоб-рела специфический оттенок, но основа осталась неизменной.
Анна, открыв рот, наблюдала за разворачивающимся побоищем и старалась быстро спрятать лицо под простынь всякий раз, как при столкновении жердей в стороны летела древесная пыль и щепки.
За полчаса, отпущенные Фридриху на подготовку ванны, мне удалось побить Хито раз восемь, что было очень и очень хорошо. Для мальчишки, разумеется. Год назад за это же время он ложился двадцать раз кряду.
Наконец появился Фридрих с большой деревянной лоханью. Бедняга еле вволок ее на третий этаж, и теперь зло зыркал глазами, в поисках того, на ком можно было бы со-рвать свое недовольство. Впрочем, мой недвусмысленный жест рукоятью от метлы из стороны в сторону, и весьма красноречивое «тик-так, тик-так», способствовали улучше-нию настроения и открытию второго дыхания слуги.
Вскоре я уже отмокал в теплой ванне. После заставил Фридриха поменять воду, и приказал вымыться Хитори и Анне.
Время пока еще позволяло, но все же стоило торопиться. Я должен был явиться в лавку Хорста задолго до появления колдуна, опередив того, даже если он проявит преду-смотрительность и объявится загодя.
– Будешь дожидаться меня здесь, – наказал я своему подопечному. – В случае чего перебирайся в торговый квартал и сними там комнату. Спросят – скажешь, что хозяин придет позже. И смотри, чтобы гостиница была не из тех, где мы останавливались прежде.
Парнишка кивнул. Ему не нужно было разжевывать. Он все прекрасно понимал. Анне я дал двойную цену, дабы не вызвать на ее голову недовольство фрау Вагнер в слу-чае, если зловредный слуга осмелиться бежать к хозяйке с жалобами. На прощание чмок-нул девушку в лобик. А так, ни с кем более прощаться в мои планы не входило.
На входе в лавку меня снова разоружили.
– Хозяин один? – Осведомился я у одного из плечистых молодчиков, явно отли-чавшихся от своих приятелей большим количеством мозгов.
– Да, гер, – вполне учтиво отозвался тот. Видать старик Хорст его уже просветил на мой счет. Что ж, тем лучше.
– Я вас провожу, – громыхнул парень.
– Это излишне, – отмахнулся я. – Впрочем, ты можешь мне помочь. Как появится колдун, крикнешь геру Хорсту, что к нему гости. Сделаешь?
В лапу громилы легла полновесная монета. Сейчас было не то время, чтобы эконо-мить на собственной безопасности.
– Дык… эта… – замялся здоровяк, обмениваясь взглядами с товарищами по работе.
Я правильно расценил его душевные метания и добавил еще пару монет, чем окон-чательно убедил стража.
– Смотри, не подведи, – я одарил мздоимца нехорошей улыбкой и шагнул в полу-мрак лавки.
Хорст нервно подпрыгнул, когда громыхнул люк его схрона и кабинета по совме-стительству.
– Этьен? Ты таки меня заикой оставишь.
– Оставь эти церемонии старик. Лучше поспеши меня порадовать. Подозреваю, что времени у нас для приватной беседы не так уж и много.
Хорст вздохнул, но все же кивнул в знак того, что процесс запущен.
– Когда?
– Как ты и просил. К утру будет. А ты, имеешь чем меня порадовать?
Я молча бросил на стол пачку ассигнаций, снятых давеча в одном из отделений сберегательной конторы «Йенсен и сыновья». Теперь мой счет был практически пуст, а живых денег в кармане едва ли хватило бы, чтобы прожить неделю.
– Можешь пересчитать, – добавил я.
Авраамит растекся в елейной гримасе:
– Ну, шо ты таки говоришь? Я тебе и так верю.
Но все же быстро пробежался пальцами по уголкам стопки. Без всяких сомнений, при его опыте этого вполне хватило, чтобы сосчитать содержимое вплоть последнего гел-лера.
– Надеюсь, ты меня также не расстроишь,  – наши глаза встретились, и по влажно-му блеску зрачков, мне стало ясно, что сейчас вести какие-либо разговоры бесполезно. Хорст был опьянен полученной суммой. Даже скорый визит малефика не мог омрачить нынче его экстаза. Впрочем, нет. Вру.
Сверху раздалось басовитое «гер Хорст к вам гости», и торговец моментально спал с лица. Заметался, засуетился. Сгреб толстую пачку ассигнаций в ящик стола и только по-сле этого попытался натянуть маску невозмутимости.
– Приветствую вас, господа! – Некромант замер на середине лестницы и одарил нас жизнерадостной улыбкой, от которой огонь в газовых лампах разом притих, и будто бы затаился, пережидая бурю. – А вы ранняя пташка, мистер де Лагранж.
Это уже адресовалось мне.
– Зашел проверить заказ, – как не пытался, но улыбнуться в ответ у меня не полу-чилось. – Не хочу, чтобы в самый ответственный момент мне помешала какая-нибудь до-садная мелочь.
– Похвальная предусмотрительность, – Легионер как всегда расточал патоку лю-безностей, вероятно, подозревая, что этим только усиливает производимое гнетущее впе-чатление. – Так как обстоят дела?
– Не имел удовольствия справиться об этом лично. Вы так же проявили предусмот-рительность, явившись за час до оговоренного времени.
Колдун пропустил тонкую шпильку мимо ушей:
– Так давайте осмотрим ваш заказ вместе.
Не проронивший с момента появления нежданного гостя и слова Хорст вздохнул и снял со стеллажа объемный сверток плотной вощеной ткани. Положил его на стол. Раз-вернул. Как мы и условились, там лежал арбалет. Машина старая, потасканная, но вполне еще рабочая. К тому же судя по ярким бликам, играющим на некоторых деталях, ее со-всем недавно подвергли серьезным переделкам. Усиленный дополнительными рессора-ми, двойной тетивой, и блочным механизмом, короткий лук лежал отдельно от дубового ложа. Храповник взвода на нем, а так же его «рога» и ручки смотрелись весьма внушительно.
Пронаблюдав за реакцией, Хорст развернул второй сверток – поменьше, лежащий здесь же рядом с древней машиной. Там лежал монокуляр, зафиксированный на лобном ремне. Без него было бы весьма тяжело произвести прицельный выстрел на двести ярдов. Впрочем, и с ним задачка была та еще.
– Wonderful! Just Wonderful! – Словно девчонка, увидевшая посреди леса поляну разнообразных цветов, всплеснул руками некромант. – Выше всяких похвал.
– Неизвестно насколько он надежен. Его стоит проверить, – глядя на малефика у меня возникали подозрения, что он был не совсем в ладах с головой.
– Вот и замечательно, – не поддержал он мой скепсис. – Раз мы оба проявили фе-номенальную предусмотрительность и имеем запас времени, думаю, мы можем себе поз-волить устроить небольшое испытание.
– Здесь? – Изумился торговец, готовый услышать от некроманта любое, даже самое непредсказуемое решение.
– О, не переживайте, гер Хорст, мы с гером де Лагранжем испытаем ваш товар да-леко от сторонних глаз. Надеюсь, он соответствует произведенному первому впечатле-нию.
Последние слова прозвучали уже гораздо более сухо. С едва заметным оттенком угрозы.
– Вы поедете в таком виде? – Заломил бровь Легионер, когда мы с ним покинули «Прах Веков».
На мне были, заправленные в сапоги, шерстяные штаны, овечий свитер, короткая куртка, и шляпа. Все преимущественно темных серых тонов.
– Нужно было одеть фрак и галстук-бабочку? – Прохладно полюбопытствовал я.
– Что вы. Если вам удобно, то меня это ни коим образом не должно волновать, – примирительно вскинул руки чернокнижник. – Главное, чтобы работа была сделана.
– Когда я получу оставшиеся деньги? – Мне не хотелось, чтобы собеседник решил, будто у меня нет ровным счетом никакого интереса в предстоящем мероприятии.
– Когда наш общий друг испустит последний вздох. На том свете его уже зажда-лись, уж поверьте мне на слово.
– Они при вас?
Некромант остановился. Смерил меня тяжелым взором.
– Надеюсь, у вас, мистер де Лагранж, не зародились вредные иллюзии по поводу возможности увильнуть от обещанного?
– Надеюсь, вы не решили, что я вам буду верить на слово и во всех мелочах? – В тон ему отозвался я, на что колдун лишь довольно хмыкнул и продолжил свой путь.
Несколько раз к нам пыталась прибиться небольшая группа туземцев-каннибалов с Западного архипелага, но заметив серую с красным кантом шинель, а так же блики закат-ного солнца, играющие на татуированной лысине моего спутника, ребята предпочли про-должить мучиться от голода. Еще пару раз нам преграждали дорогу какие-то крепкие ре-бята, торговцы дурью, ворье, жулье, и иже с ними. Грэйлендцу достаточно было на них только взглянуть, чтобы тех сдувало, словно ветром.
Наконец мы выбрались в более-менее пристойный район, где уже ожидала карета с лакеем и кучером.
– Я думал, мы отправимся окольными путями, – пряча недоумение, сообщил я.
– Ну, что вы, – снисходительно воздел брови некромант. – Что может быть неза-метнее, чем карета в центре города.
– В самом деле, – пробурчал я. А про себя отметил, что карета, запряженная адски-ми гончими и двумя инферналами в обслуге, занявшими тела некогда вполне обычных людей – совершенно неприметная вещь. Стоит только колоколу собора Свтой Матильды пробить начало вечерней службы, и вся конспирация пойдет коту под хвост. Впрочем, мне, как самому заурядному душегубу такие вещи отмечать не полагалось. Да и не было мне резона указывать на наглый до глупости ход служителю Лукавого. Пускай засыплется на собственной браваде. Так что, свои соображения я оставил при себе.
Словно в подтверждение моих чаяний, лакей услужливо лязгнул «осторожнее, сту-пенька, гер» и обдав меня серным смрадом, окрасил радужку алым огнем.
Я украдкой перекрестился, чем взбудоражил нормальных с виду коней, и вызвал гримасы муки на физиях слуг.
– Не делайте так, – вкрадчиво попросил некромант. Иначе вы рискуете сорвать весь план.
– Так это все не… – у меня весьма убедительно получилось скорчить наивного простака.
– Именно, гер. Людям нельзя доверять хранение секретов.
Ага, а этим тварям, можно?..
– А этим, – словно подслушав мои мысли, Ватора кивнул за окно, – можно. Да и так будет значительно быстрее. Поверьте мне на слово.
После этого он отвернулся к окну и сделал вид, увлеченно созерцает город через узенький просвет в занавесках. Я решил последовать его примеру. Разговаривать с ним на праздные темы меня нисколько не тянуло.
– Вас не смущает их присутствие? – Ни с того ни с сего спросил некромант, когда карета миновала соборную площадь. Разумеется, он имел в виду наш бесовской эскорт.
– У меня есть выбор?
Ватора расхохотался:
– А в Бога верите? Я чувствую крест у вас на груди.
– Вы и ваш брат этому весьма способствуете. Не поверить просто невозможно, – не слишком ласково отозвался я. Еще меньше, чем вести светские беседы с чернокнижником, мне хотелось ввязываться в теософские споры. Впрочем, любая демонстрация эмоций была напускной. Так было нужно. Так было правильно. За свою жизнь я не знал ни единого отморозка, который бы оставался спокоен в присутствии пособников лукавого. Не было причин, чтобы разрушать этот стереотип в глазах вынужденного попутчика.
– Я к чему спрашиваю. Мне всегда интересовала, как ВАШ брат может умещать в себе два совершенно противоположных начала. По делам вы – чистейшее зло. Насколько мне известно, отнятие жизни является одним из смертных грехов, к тому же прямым посягательство на промысел создателя, ибо лишь он может давать жизнь, и лишь он вправе ее отнимать.
Малефик замолчал, по-прежнему задумчиво глядя в окно.
– Вы весьма неплохо ознакомлены с церковным учением, – я не сомневался, что так просто он от меня не отстанет. Придется принять его правила игры.
Собеседник лишь усмехнулся:
– Это моя обязанность. Я должен ориентироваться в идеологии противника. Свет-лый клир, и Доминиканцы в особенности, так же весьма неплохо знают постулаты нашей веры. Но это отдельный разговор. Ведь согласитесь, ваша душа уже сейчас, при жизни, подобно моей является собственностью ада.
– Откуда вы можете это знать? Пути Господни, как говорится, неисповедимы.
– Ах, – некромант всплеснул руками. – Конечно же, надежда умирает последней. И вот это-то меня больше всего и интересует.
Он склонился к самому моему лицу, буквально на глазах теряя все свое фатовство, и прошипел мне в самое ухо:
– Кто давал вам право считать, что жалкие жертвы на ремонт и строительства хра-мов, ваши бездарные однотипные покаяния, кои вы снова втаптываете в грязь, стоит вам покинуть Дом вашего обожаемого Творца, помогут избежать законного наказания?
Колдун вновь откинулся на спинку своего сидения, приняв вольготную позу:
– Это все мишура. Постоянные компромиссы с собственной совестью.
– Вы говорите так, будто завидуете.
– Пожалуй. Я завидую тому, что недостаточно лжив по отношению к самому себе. Не находите?
– Ваша честность обусловлена самым дном морали. Ниже просто некуда. Легко признать, что ты лжец, убийца, лицемер, прелюбодей, хулитель, в особенности, если это давно стало привычкой. И куда сложнее это исправить, коли грехи тебя тяготят, – я уже сам был не рад, что попался на удочку малефика. В конце-то концов, это могла быть ло-вушка. Нужно было просто нечленораздельно мычать, дав возможность болтуну истощить свой словарный запас, и потерять ко мне всякий интерес. Но иногда, особенно, в самые неподходящие моменты во мне просыпался тот самый восторженный юноша, который более десяти лет тому покинул обитель родного ордена. Его тяжело было заткнуть. Да и зачастую делать это не было никакого желания. Он и так был слишком долго заперт внутри. Где-то глубоко. Спал ли он, когда другой я, испорченный, погрязший в грехах душегуб, обделывал свои темные делишки? Мне очень хотелось надеяться, что спал. Иначе я мог бы его навсегда потерять, чего делать никак не стоило, ибо лишь молодой Доминиканец был ключом к моему искуплению.
– А вас, барон, тяготят ваши прегрешения? – Вкрадчиво осведомился маг, словно сытый кот, щуря один глаз.
– С вашего позволения, мои грехи останутся между мной и Создателем, – в тон со-беседнику проговорил я.
– Я знаю, сколько крови на ваших руках, – после паузы продолжил Легионер. – Мы давно следим за вашими… гм… так сказать, успехами. Вы надеетесь искупить все, что совершили?
– Временами достаточно корки хлеба, чтобы перевесить самые тяжкие грехи.
– Это показательный случай. Не более.
– Я и не претендую на то, что мои пожертвования могут искупить все мои прегре-шения. Лишь хочу заметить, что не нам с вами решать, куда мы попадем после смерти. Разговор не имеет смысла.
– Сейчас вы едете убивать человека, который когда-нибудь, возможно, мог изме-нить судьбу Архипелага. Глубоко верующего, пускай и проклятого, человека. Что вы чув-ствуете? – Не унимался некромант.
– Вы решили поставить на мне опыт?
– Почему бы и нет? – поджал губы колдун. – Мои деньги – мои правила. Ответите?
– Негодование, – я не был далек от истины. Единственным моим желанием было вогнать Альбреха по самую рукоять в горло малефика. Но я знал, что не успею. Даже при всех своих навыках.
– С чего вдруг? – Делано изумился колдун. – Разве не этим вы занимались в Эми-ратах? Умерщвление за деньги.
– Я давно покончил с данной деталью моего прошлого.
– И все же приняли мое предложение.
– Вы не оставили мне выбора. При других обстоятельствах я держался бы от вас и вашей братии как можно дальше.
– Действительно, – хмыкнул он, словно забыл о такой мелочи, как давешня беседа в добровольно-принудительных тонах. – Что ж, барон, хочу вас обрадовать, свои деньги вы получите и даже будете иметь море времени, чтобы ими распорядиться. Но уверяю, этот грех вам замолить не удастся.

* * *

Попасть в ранее установленный чурбан с расстояния в сто пятьдесят ярдов удалось лишь с третьего раза, чему Ватора не слишком обрадовался.
Лишь гордыня не давала ему опуститься до сквернословия, к коему он был в эту минуту весьма склонен.
– Еще раз, – процедил он, подавая мне стрелу.
Я проигнорировал его жест.
– Вам не кажется, что ваше присутствие отпугивает удачу? – Скривился я.
– Это все сказки для плебеев. Вам следует стрелять точнее.
– Я же не учу вас, как заигрывать с вашими милыми зверушками? Вот и вы не учи-те меня, как делать мое дело.
– Вы, по-моему, несколько зарываетесь, барон, – процедил некромант, сдерживая гнев.
– Да что вы говорите? Между прочим, не я к вам пришел с льстивыми речами от-носительно моих навыков. И коль так уж сложилось, что я вам нужен, будьте любезны заткнуться и не зудеть под руку.
Ватора сжал зубы, но грубость снес почти что достойно:
– Вы не учитываете, что я могу забыть о нашей договоренности и отдать ваше тело, а, впоследствии, и душу на растерзание, как вы изволили выразиться, мох милых зверушек.
Я отвернулся, дабы собеседник не заметил несмешливо вскинутой брови. Пока я не выполню задуманного, он меня и пальцем не тронет. А коль хочет расточать угрозы направо и налево – это его личные причуды.
– У вас будет лишь один выстрел. Вы не имеете ни малейшего права на промах, – тем временем продолжал маг, окончательно беря себя в руки. – Время работает не в нашу пользу. И к тому моменту, когда пробьет долгожданный час, я хочу быть уверен, что вы не подведете.
С этими словами он отбросил сжимаемую им стрелу в кусты, и жестом предложил мне взять другую.
– Не подведите меня барон. Обещаю, по окончании предприятия вы более никогда ни в чем не будете нуждаться.
Я глубоко вздохнул, делая вид, что проникся его речами, и вскинул увесистый ар-балет. Прикинул на глаз расстояние, отметил направление ветра, его силу, сфокусировал внимание на чурбане, и, воздев граненый наконечник по заведомо определенной дуге, прижал скобу к корпусу.
Когда в чурбан ударила третья подряд стрела, у меня уже созрел план действий. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: ни в чем не нуждаются только трупы. Ватора – слуга Отца Лжи на этот раз не соврал. Меня убьют и уже в мертвом виде выда-дут, как убийцу – истинного виновника нежданной трагедии.
– Если вы попадете еще два раза, мистер де Лагранж, я перестану в вас сомневать-ся, – кисло улыбнулся некромант.
И я попал. В случае, если б мне действительно пришло в голову стрелять в виконта, стрела поразила бы цель вне всяких сомнений.

* * *

Как я уже говорил, с холма открывался замечательный вид. Просматривалась почти вся территория поместья. А, самое главное, холм был не столь уж приметен, к тому же, слишком далеко от основного здания. Да и постоянные патрули, снующие взад-вперед в жалких ярдах от подножия нашего с колдуном укрытия, не позволяли расслабляться ни на миг. То и дело в просвете кустарника мелькали теплые сполохи масляных фонарей. Если бы некромант не постарался, Талисманы Пегих Псов, а может, даже, их хозяева учуяли бы секрет за лигу.
К центральным воротам, в сорока ярдах от коих притаился ваш покорный слуга, постоянно подъезжали пышные, богато украшенные, ажурные кареты. Лязгали механиз-мами и исходили клубами жгучей, летучей влаги паровые экипажи. Иногда гостей сопро-вождали конные или пешие эскорты. Иногда транспорт прибывал без всякой поддержки.
А дворец пылал разноцветными электрическими огнями. В небо, подсвечивая рыхлые брюха облаков, били мощные прожекторы. Не возникало ни малейшего сомнения, что каждый подобный прибор был снабжен крупнокалиберным скорострельным орудием на случай атаки с воздуха.
С моей позиции в монокуляр можно было легко разобрать, во что одет и какие по-брякушки навешал на себя каждый гость, покидающий свою повозку у центрального вхо-да. Я даже мог определить знаки различия на погонах военных, ленты и галуны граждан-ских мундиров, способ подвязывания шейного платка, галстука, церемониального пояса.
Время близилось к одиннадцати часам. Бал только начинался. На какой-то миг я даже позавидовал всем этим людям, беззаботно вальсирующих в остром блеске бриллиан-тов, кутающихся в шлейфы дорогих парфюмов, наслаждающихся оркестровой музыкой, шемпальским, и, пока еще, лишь легкими закусками. Они были там, в тепле и уюте, и в силу происхождения, ни капли не ценили, вероятно, опостылевший им лоск.
Впрочем, слабость моя была сиюминутной. Близость некроманта, от которого так и веяло скверной, стылые дуновения со стороны концентрических кругов Нечестивой Зем-ли, и сырость почвы, успевшей пробрать суставы до немилосердных колик – навевали тоску. Я всегда был человеком действия. Никогда не чурался опасности, но сейчас отдал бы пол печенки, лишь бы оказаться где-нибудь в другом месте.
– Экипаж, – раздалось над ухом. Впрочем, я и сам уже слышал лязг механики и дробный перестук копыт. По самым скромным подсчетам, всадников насчитывалось не менее двух десятков.
Спустя пару мгновений на дороге, ведущей к центральным воротам, возник и сам источник шума. В подсчетах я не ошибся. Двадцать солдат в форме кавалерийских частей Нерба. Еще четверо не поддавались описанию, ибо были закутаны в мешковатые балахо-ны. Когда кавалькада попала в круг света, все недосказанности пропали сами собой. Си-луэты двоих скрывали не балахоны а серые шинели с алыми кантами, неудачно разметав-шими полы по крутым конским бокам. Вторая пара выглядела несколько помятой из-за доспехов, сокрытых под одеяниями грубой ткани. Двадцать бойцов, Сумеречные Легио-неры и паладины Ордена святого Доминика – эскорт, достойный Императора. Лишь один человек, помимо монарха, в этом месте и в это время мог пользоваться подобной привилегией.
Пес Господень выехал вперед, перекинулся парой слов с начальником караула, вышедшим навстречу гостям из свой будки. Тяжелые кованые створки, в очередной раз за вечер, поползли в стороны.
– Приготовьтесь, – одним лишь шевелением губ напутствовал Ватора, и я послуш-но перевернулся на спину, продел ногу в «стремя», упер сапог в корявый ствол облепихи, и с усилием налег на ворот взводного механизма. Когда тетива зацепилась за «орех», по желобу скользнула стрела с граненым наконечником.
В первую минуту, когда я услышал о том, что некромант собрался меня сопровож-дать до самого конца, мне показалось это по меньшей мере странно. Потом я уже смекнул, что малефик просто не хотел меня упускать из виду. Вот только оставалось непонятным, зачем ему требовалось рисковать быть замеченным. С таким успехом он сам мог взять в руки мою миниатюрную баллисту. Думаю, его питомцы помогли бы сделать не менее точный выстрел. Убить же меня он мог сотней различных способов, причем, даже не дер-жа цель в области своей прямой видимости…
Экипаж в сопровождении кавалеристов пересек круги Нечестивой Земли, и еще пару минут следовал по мощеной дорожке к дворцу, то скрываясь в раскидистых лапах пожелтевшей листвы, то снова маяча в ее просветах.
Следуя сценарию, я подобрался. В первоначальных расчетах была ошибка: рассто-яние до приусадебной площади составляло чуть более двухсот ярдов. Если быть точным, то двести двадцать пять. Тяжелый болт должен был преодолеть это расстояние секунды за две. Неслыханно много. Слишком велика вероятность промаха. Одно дело бить непо-движные деревянные чурки и совсем другое уложиться в тот краткий миг когда человек выберется из экипажа и проследует до парадного входа. Впрочем, как я уже говорил, ре-ши я стрелять в виконта, то без сомнения смог бы это провернуть. Как-то раз мне дове-лось уже делать подобный выстрел. Это было давно. В Ателии…
В монокуляр я видел, как из паровой машины первым выбрался давешний знако-мый – барон Алонсо де Нарьега – цепной пес Люмьера де Ланьи. Следом в свете иллюми-нации возник совершенно незнакомый мне человек в светло-сером вицмундире и с синей лентой через плечо. Незнакомец был уже далеко не молод. Да и лис – его Талисман не производил впечатления игривого щенка. Впрочем, возраст на породе никак не сказался. Мужчина умел нести себя гордо. Без сомнения это был Гийом де Ланьи – глава палаты Благородных, главный советник Его Императорского Величества по вопросам внешней политики.
Не прошло и секунды, как кавалеристы, обступили повозку, загораживая обзор массивными телами своих скакунов, так что самого виновника моих бед я узел лишь то-гда, когда он подошел к подножию крыльца.
– Огонь!.. – Низко рыкнул Легионер. – Огонь, сожри вас демоны!..
Я вскочил на одно колено, воздел арбалет…
Виконт был уже на середине лестницы – болт должен был поразить его в высшей точке подъема – когда один из Паладинов, следовавших по пятам за подопечным, резко обернулся, рывком задрал свободный рукав балахона, и на его предплечье распустился дивным бутоном ростовой щит.
– Стреляй, стерва! – Ватора громко скрипнул зубами. – Стреляй!!!
– Поздно, – я опустил арбалет и рухнул в траву, слыша над ухом грудной рык некроманта. В следующую секунду что-то сдавило мое горло. Я подавился тяжелым вздо-хом, а перед глазами замелькали темные пятна.
Колдун не угрожал, ни сыпал проклятиями. Он просто медленно, но неотвратимо усиливал хватку. Терять ему было уже нечего. В отличие от меня.
– Стой… Подожди… – прохрипел я. Это было тяжело. Маг умело перекрыл доступ воздуха. Вторая его рука сдавила мое запястье, оказавшееся в непосредственной близости от рукояти кинжала, в то время, как колено вдавило в рыхлую влажную почву предплечье свободной конечности.
Положение было далеко не выигрышным. Я мог, конечно, попробовать стряхнуть его с себя, но затеять драку значило привлечь внимание стражи и заставить некроманта прибегнуть к менее обыденным способам, сопротивляться коим, мне было сейчас не с ру-ки.
– Я могу выполнить заказ… – слова давались с трудом.
– Это каким же образом? – Зло процедил Легионер, но хватку чуть-чуть ослабил.
– Пробраться на бал. Вызвать виконта на приватный разговор, и там уже заколоть.
Колдун нехорошо усмехнулся:
– Вот вы какие все. Праведные и богобоязненные, покуда не пробьет ваш час, а ра-ди лишней минуты готовы душу продать.
Я не стал спорить. У меня было достаточно времени, чтобы демонстрировать свой норов. Сейчас же следовало загнать безусого мальчишку в сверкающих доспехах как можно глубже.
– Что ты ему скажешь? – Вся галантность разом слетела с малефика, стоило ему за-владеть ситуацией безраздельно. Перемены, произошедшие в поведении Легионера, были невообразимы. Так меняться мог либо псих, либо… Нет, пожалуй, только псих. Маньяк…
– Правду.
– Ишь ты. Правду он скажет…
– Трупы не умеют делиться новостями. Никто не узнает о заказе…
Влириэль колебался. С одной стороны, это был реальный шанс. С другой же, он те-рял надо мной контроль. Во дворце тихо и бесшумно убрать меня в случае чего ему будет куда сложнее. Да и начальство по головке его не погладит, если замысел сорвется.
Хватка ослабла, и я с наслаждением вдохнул полной грудью сырой осенний воз-дух, с тонким едва заметным ароматом древесной смолы.
– Даже не думай сбежать, ублюдок, – колдун слез с меня окончательно и гневно сплюнул. После чего беззвучно рассмеялся. – Я тебя насквозь вижу. И не сомневайся, я буду рядом. Гораздо ближе, чем ты можешь себе представить. Не сделаешь дело – мой лю-бимец разрежет тебя на ремни, изнасилует твой череп во всем щели, высосет костный мозг и только после этого, если он пожелает, ты умрешь. Понял меня, мразь? А теперь да-вай, вали…
Колдун на четвереньках вполз в кусты, где секундой позже, слился с темнотой.
Первым делом я нащупал рядом корпус арбалета и не сдержал брани. Тетива была перерезана. Когда только он успел? Для кинжала тоже было поздновато…
Я с тоской посмотрел на полосы Нечистой Земли за кованой оградой, и повторил маневр своего нанимателя. Себя привел в порядок, лишь выбравшись на дорогу. Отряхнул одежду от налипшей земли. Похлопал по потайному карману на завязках, где хранился арестованный баронский патент, подвесил кинжал, как это подобает Благородному и двинулся к воротам дворца. Видок, конечно, у меня был тот еще – явно не для светских раутов. Но выбирать не приходилось.
Уже возле будки княжеской стражи, когда Пегие Псы обыскивали меня, проверяли бумаги и выслушивали нервозные фразы по поводу того, что у меня срочное донесение для виконта де Ланьи, а после отправили посыльного, дабы убедиться, что мы с выше-упомянутой персоной знакомы, я позволил себе легкую улыбку.
Все шло по плану.

* * *

Когда, по прошествии времени, пламя гнева стихло, мозг Антонио вновь заработал в привычном ритме. Спокойно. Неторопливо. С расстановкой. Дельмар хотел играть по-взрослому, а это значило, что эмоции и всякие ребяческие порывы следует держать в узде, ибо ледок, на который он осмелился ступить, был крайне ненадежен.
Для начала он стал припоминать все, что ему было известно о маневрах приснопа-мятного барона Этьена де Лагранжа. Совершил посадку, как донес Гарге, вследствие не-которых разногласий с представителями местной бандитской фауны, попал под присталь-ное внимание портовой полиции. Далее, выполняя инструкции, полученные от Владыки Греода, инфернал себя обнаружил, и был расстрелян людьми некой штабс-капитана Ин-грид фон Альвард. Дальнейшая судьба бывшего подопечного молодого некроманта оста-валась сокрыта.
Дельмар потратил несколько часов и немало ассигнаций, чтобы в толчее полицей-ского управления, оставаясь не особо приметным, выйти на тех молодчиков, что конвои-ровали барона в миг явления Гарге. Это, конечно, была не самая сложная задача, но хло-пот доставила массу. Во-первых, выяснилось, что искомые полицейские уже давно и на всю катушку использовали пожалованный им начальством отгул. Во-вторых, пускай Ан-тонио и имел представление, где искать потенциальных информаторов (те, скорее всего, сразу из церкви, взяли курс на ближайший трактир – заливать пережитое чем-нибудь крепким), в многомиллионном городе это будет сделать не так просто. В Гецбурге, осо-бенно в портовой зоне, забегаловка ютилась на забегаловке.
Впрочем, как выяснилось, разумеется не без затрат времени и денег, эта проблема так же оказалась решаемой.
Здание воздушного порта Дельмар покинул весьма довольный.
Свой балахон цвета «выцветшей крови» ему пришлось оставить. И пускай теперь никто не спешил слать ему в спину проклятия и поспешно уступать дорогу, общение с горожанами это значительно облегчило. Из этих же соображений Антонио засунул свои четки «призыва» в самый дальний карман, а к бедру приладил шпагу. Фехтовал он неваж-но, в особенности для человека, который на протяжении десяти лет обучался клинковому бою в стенах Школы, у самых выдающихся мастеров Архипелага. В силу природной неуклюжести, сия наука никак не хотела сдаваться на его милость. Однако пользоваться ею в случае непредвиденных трудностей малефик не собирался. Клинок был оружием скорее психологическим, ибо его наличие в большинстве случаев охлаждало пыл иных ретивых субъектов похлеще слов, кулаков и ножей вместе взятых. Да и вопросов со сто-роны блюстителей порядка к шпаге было куда меньше, нежели к револьверу, ношение которого могла оправдать лишь демонстрация четок.
– Да что ты? – Дельмар удивленно вскинул брови. Это была уже вторая бутыль тыквенной водки, выставленная хозяином заведения на стол двух констеблей. Несмотря на обильную закуску, ателиец едва мог свести глаза в одну точку. Пить с кавалеристами, не важно, полицейскими или военными – было тем еще испытанием.
– Да вот те крест, – распинался широколицый нербец, импульсивно жестикулируя волосатыми ручищами. – Прямо из воздуха. Нечистый… Тьфу…
Он сплюнул за левое плечо и трижды стукнул по деревянной столешнице:
– И крупный такой. Чуть не задрал Талисмана нашей штаб-капитанши. Благо, ба-ронский подоспел. Ну, ентот… Благородного…лягушатника… Хороший был зверь…
– Это, которого с дурманом на борту взяли? – Уточнил Дельмар, про себя усмех-нувшись. Гарге польстило бы, что его с перепугу посчитали крупным…
– Ну, да. Его, родимого.
– А почему «был»?
– Кто?
– Зверь. Талисман лягушатника.
– Дык, я ж говорю. Как живность разнялась, мы и давай садить из всех стволов. Мы с Юстосом полные барабаны опорожнили в эту мерзость, а ей хоть бы хны. Зато зверюге баронской досталось по самый Гальский хребет – она, дурная, хозяина защищать полезла и под пули попала. Я тебе так скажу, макаронник, пусть там че говорят про ентих Талисманов, а коль их свинцом нашпиговать, мруть так же, как и усе. Вот и ентот плох был, когда его уносили. Зуб даю, до утра не дотянет.
Белоголовый скуластый напарник говорившего сочувственно кивнул в поддержку слов товарища. Говорил он мало, а с половины первой бутылки так и вообще замолчал. Только и знал, что налегать на малосольную сельдь да подливать всем горькой.
– Э-э, господа полицейские, так вас скоро пороть будут, – покачал головой мале-фик.
– Не будут, – отозвался широколицый констебль. – Фройлен штабс-капитан сказа-ла, что барон, куда надо, не побежит.
– Даже так? – Бровь Дельмара снова поползла вверх.
– Да, – подтвердил нербец, и добавил, спохватившись. – Ток это между нами. Ла-ды?
– Не переживай, – заверил колдун. – Я – могила.
Констебль растянул губы в пьяном оскале. Дельмар явно пришелся ему по душе.
– Так, где ты говоришь, остановился барон? – малефик мог сдержать нетерпение.
– А я и не говорил, – моментально подобрался собеседник. – На кой ляд он тебе?
– Но ты же говорил, что его Талисмана подстрелили.
– Ну?
– Вот тебе и ну. Ветеринар я. Дипломированный. А если помрет зверюга Благород-ного? А коль вздумается ему заявится, куда следует? – Антонио многозначительно воздел палец, намекая на правящие круги. – Что тогда делать будешь? Давно двадцать плетей пе-репадало?
– Не случалось такого, – признался констебль, явно взволнованный предположени-ем собутыльника. – Так, а как же ты его лечить-то будешь. Ты же тут с нами…
– Выпил?
– Ну, дык…
– Не переживай, друг. С этим я как-нибудь справлюсь.
– Твои слова, да Богу в уши…
– Не веришь? – Запальчиво выплюнул некромант. – Давай, говори адрес. Сейчас пойдем, будем лечить Талисмана.
– Не кипятись, Антонио, – флегматично пробасил белоголовый Юстас. – Там, где барон остановился, его уже нет.
– Как нет?
– Да вот так. Он снял комнату в «Тихом уголке» – есть у нас гостиничный двор та-кой, для небогатых дворян. Приставили к нему одного моего знакомца, что в тихарях у нас ходит… И часа не прошло, как сбежал аристократик. Без следа. А дружбану моему половину зубов вынес, гаденыш.
– Вот те на, – протянул Дельмар, прикидывая варианты. Он и не рассчитывал, что поиски бывшего подопечного будут идти как по маслу, но все равно не смог до конца по-давить разочарование.
– Да и, если честно, на твоем месте, держался бы я от таких, как этот аристократик подальше, – Юстас пожевал, задумчиво глядя в потолок. Поковырялся в зубах, придирчи-во осмотрел извлеченный пучок мелких селедочных костей. После чего продолжил:
– Вообще от Благородных нужно держаться подальше. От них серой тянет. А от этого – подавно.
– Чем же он вам так не угодил? – Ателиец уже подозревал, что могло послужить причиной подобных комментариев, но предпочел не опираться на одни лишь свои умоза-ключения.
– Как отпустили барончика, – зашептал широколицый констебль чуть ли не в самое ухо Дельмара, – смотрю у нашей штаб-капитанши глазки забеглали…
– Фриц… – Нахмурился Юстас. Несмотря на обилие выпитого, белоголовый все еще понимал, что излишняя словоохотливость с незнакомцем дело небезопасное.
– Да ладно, тебе, – отмахнулся напарник. – Нужны мы ему больно.
– Кому? – Антонио переводил непонимающий взгляд с одного полицейского на другого. Коварная тыквенная водка делала свое дело: пусть он и продолжал играть на публику, преследуя личные цели, но уже всерьез чувствовал себя единым целым с это компанией.
– Фройлен Ингрид, не посадила барона в камеру до выяснения деталей дела только по причине приключившейся с ним трагедии, – начал пояснять Фриц. – Ну, то-бишь, из-рядного ранения Талисмана. И уже собиралась отдавать распоряжения на счет слежки, когда пришел колдун.
– Колдун? – Антонио скорчил удивленно-испуганную мину.
– Да не простой, а из этих… боевых, что с татуировками на лысинах ходють.
– Сумеречный Легион?
– Во-во. И наказал аристократика не трогать, да и вообще забыть про него, как можно скорее.
Дельмар скрипнул зубами. Ватора утащил его испытуемого прямо у него из-под носа. Он уже начал действовать, когда сам ателиец еще не имел ни малейшего понятия, что его сняли с этого задания…
По всему выходило, что барон Этьен де Лагранж, если и не взят в оборот, то нахо-дится в преддверии этого. У малефика оставалось не так много времени, чтобы поставить этот поезд на нужные ему рельсы. В принципе, основные задачи он уже для себя опреде-лил. Следовало осторожно подсидеть соперника, обеспечив провал его миссии, но при этом не засветиться ни перед ним, ни перед начальством. После чего максимально хоро-шо сделать работу Легионера.
Голова соображала плохо, впрочем, это не помешало некроманту окинуть мутным взглядом осоловелые лица собутыльников и пройти к выводу, что более ничего интерес-ного он от них не добьется. Следовало убираться из этой забегаловки ко всем чертям.
– Мне надо освежиться, – пробормотал он и поднялся. Хмель сразу же немило-сердно ударил в голову от чего к горлу мерзкий кисловатый ком.
– Смотри не заблудись, – бросил Фриц вслед удаляющемуся колдуну.
Зацепив бедром угол соседнего стола, опрокинув ножнами шпаги табурет, бессвяз-но бранясь и огрызаясь на возмущенные вскрики посетителей заведения, Дельмар выбрался на улицу. Свернул за угол к отхожему месту, а оттуда в сумрачный грязный переулок мало чем отличающийся как запахами, так и наполнением от выгребной ямы. Здесь его обильно вырвало. Антонио даже не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы ускорить процесс. Желудок словно бы только этого и ждал.
Со слезами напряжения на глазах колдун попытался заглушить беспорядочные со-кращения. И это у него получилось. Но ровно на время выхаркивания длинного витиева-того ателийского ругательства. После малефика снова скрутило, и не отпускало до тех пор пока он не почувствовал во рту мерзкий горьковатый привкус желчи.
– Твою ж мать, – процедил он, утираясь рукавом. Не сходя с места, Дельмар спра-вил и малую нужду, надеясь максимально очистить тело от хмеля. Сделал несколько ша-гов. Ноги по-прежнему были ватными, а голова тяжелой.
После такой пьянки, не будь он ограничен во времени, Антонио пришлось бы от-леживаться, как минимум день. Он не мог себе позволить подобной роскоши. Впрочем, продолжать путь в нынешнем состоянии так же было неважной идеей. Он до последнего боролся с мыслью прибегнуть к Дару, но чем дальше он отходил от трактира, тем все больше склонялся к необходимости злоупотребления чарами. Для этого не нужно было призывать инфернала во плоти. Заклинание и простенькая фигура призывала на голову колдующего «поцелуй тьмы», значительно улучшающий сиюминутное самочувствие. Чем дольше длилось действие волшбы, и чем серьезнее были травмы, тем хуже тому должно было быть впоследствии.
Секунду малефик еще колебался, стоит ли тревожить адских духов по таким пустя-кам. Воровато оглядевшись, и не заметив никого в пределах видимости, он извлек из-под куртки обсидиановый кинжал, быстро выскреб им на стене ближайшего дома нужную закорючку, привычным движением порезал палец, и вымазал кровью грязный кирпич по-верх царапины.
Мгновение ничего не происходило. Потом кровь потемнела, впиталась в камень, и по стене начало расползаться темное пятно, словно кто-то поднес к ней чадящий факел. Постепенно клякса приобрела очертания человеческого тела и колдун почувствовал силь-ный удар в живот. Виски заломило. Перед глазами поплыли багровые пятна. И…
Все закончилось. Антонио разогнулся, не ощущая ни боли, не рези, ни каких-либо следов давешней попойки. Посмотрел на стену. На ней не осталось никаких следов кол-довства. Демоны приняли жертву целиком, вместе со знаком.
Впрочем, кровь и символ не являлись полноценной платой. Это было нечто сродни ключу, отпирающему дверь между реальностями. Для того, чтобы потусторонние сущности повиновались, Дельмару, как и прочим некромантам, надлежало проводить кровавые гримуары. Раз в год. В специально отведенный для этого день. Принося жертвы размером и породой отвечающие своему кругу силы. Ему хватало мелкого рогатого домашнего скота и птицы. Те, что рангом повыше обязаны были собственноручно забивать котов, собак, быков. Гранд малефакторам и Сумеречным Легионерам походили только люди. Как правило, это были осужденные на смерть преступники. Но довольно часто встречались и невинные жертвы обстоятельств… Разумеется в государственных реестрах, представляемых имперским чиновникам, об этом факте не было ни слова.
Антонио шумно втянул носом воздух. В его нынешнем состоянии даже смрад под-воротен не казался таким уж гнусным. В трактир, разумеется, он возвращаться не соби-рался.
Итак, какими фактами он располагал на данный момент? Барон де Лагранж прибыл в Гецбург ранним утром. Доставил в город какую-то большую шишку, кою изволил подобрать по дороге. Об этом Дельмар и так догадывался – видел издали, с борта своего пироптера швартовку Альбатроса и Ламантины. Далее подопечный схлестнулся с представителями местного отделения, печально известного, Синдиката. Вероятнее всего поводом для свары послужила дурь, привезенная им из Кшатахры. Дальше – больше. По-пал на глаза местным блюстителям порядка, и весьма успешно загремел бы в камеру предварительного заключения, если бы не вмешался Гарге, чем способствовал серьезному ранению баронского Талисмана. Впрочем, к чему этот фарс – некромант прекрасно знал, что человек, носивший имя Этьен де Лагранж был таким же Благородным, как и любая уличная бродяжка. А его Рысь являлась обычной прирученной кошкой. Не зря же колдун следил за этим странным типом три с лишним года?..
Другое дело, что всего этого не знали остальные участники недавних событий. Иначе не выпустили из своих цепких лапок столь любопытного представителя неблагонадежной среды.
Да и Ватора вмешался, что, кстати, если верить этим пропойцам-констеблям, не слишком-то охладило интерес графини фон Альвард к лжебарону.
Рейс в Нерб, пассажир, арест, исчезновение, перехват задания Сумеречным Легио-нером – Дельмар чувствовал между всем этим некую связь. Хотел ее чувствовать, ибо ни-каких достоверных тому фактов пока что не имелось. И все же, ему нужна теория, от ко-торой можно было бы отталкиваться. Почему-то ателийцу казалось, что если он опреде-лит, что может сделать полезного для Малефактории человек с темным прошлым, то смо-жет отыскать, как виновника его трехлетних странствий, так и соперника. Последнее, ко-нечно, не обязательно…
А что действительно мог так называемый Этьен де Лагранж? В основном – возить грузы. По наблюдениям чернокнижника, это был контрабандист с огромным опытом. Нет. Дельмар почти сразу отмел эту идею. На территории Архипелага, в каждом княжестве есть целая уйма сорвиголов, куда более высокого класса, причем с более чистой репутацией, способных помочь малефикам с не совсем законными перевозками. В этом лжебарон не был уникален.
Мысль о пророчестве, с участием ребенка, рожденного в определенный день кон-кретного года, некромант так же отмел, как вовсе уж бредовую. В прошлом, Ковен чер-нокнижников, конечно, во многом опирался на свод пророчеств, но не в наш прагматич-ный век. Особенно, если принять во внимание, скольких талантливых некромантов утянули на дно слепые следования древним текстам.
Должно было быть что-то еще.
– Дорогу его светлости!!! – раздалось почти над самым ухом, и Дельмар едва успел отскочить к обочине из-под колес парового дилижанса, сопровождаемого конным разъез-дом.
– Долбаные аристократы, – Антонио сплюнул вслед удаляющемуся эскорту, и грязно выругался, не в силах простить себе сиюминутного страха за свою жизнь. Он успел пройти уже несколько кварталов и практически выбрался в центр Гецбурге, где движение, как людей, так и транспорта было куда плотнее. Неимение опыта и привычки лавировать в потоке горожан, сулило массу потраченных впустую нервов.
Дельмар смотрел вдаль удаляющейся кавалькаде, и чувствовал, как гнев сменяется томительным зудом догадки. Нет, это не было озарение. Он просто чувствовал, что нуж-ная мысль была где-то рядом, роилась среди гущи прочих, только и ожидая, чтобы ее из-влекли на свет за тонкий скользкий хвостик.
Лжебарон воевал, припомнилось Антонио.
«…Твой подопечный слишком важен для нас. Он опасен. А с такими людьми дол-жен работать тот, кто этому учился»… – всплыли в голове слова гранд малефактора.
Настолько опасен, что для этого следовало прибегать к помощи Сумеречного Ле-гионера? Сам Дельмар в силу свирепости, воспитанной трущобами шахтерского городка, мог без посторонней помощи начистить клюв доброй половине Гецбургских головорезов. А каждому первому в отдельности. Пусть техника, как клинкового, так и кулачного боя у него хромали, но все это с избытком компенсировалось животной жаждой крови и высо-ким болевым порогом – качествами присущими каждой жизнелюбивой одинокой дворня-ге. В свою студенческую бытность с «ненормальным» ателийцем никто из числа соучени-ков не желал делить время ратного искусства, опасаясь нечаянных увечий. В состоянии боевого безумия, нескладный и неуклюжий колдун полумер не знал.
К тому же четки призыва хранили на своих лоснящихся боках имена, чьи носители вполне могли справиться с несколькими смертными вояками одновременно.
Кто после таких, должно отметить, весьма правдивых заявлений, осмелится ска-зать, что сам Дельмар не был опасен? Только Владыка Греод, видящий всю картину собы-тий целиком.
Сей факт отметать было никак нельзя. Несмотря на обиду, у ателийца хватало ума принимать во внимание решения начальства.
Значит, опасен, говорите? Сколько там было этих ребят из Синдиката? Пятеро? Шестеро? Это вместе с местным князьком подпольного мира… Благородным. Пускай тот и был не первой свежести, но звериные рефлексы второго сословия с годами лишь наби-рали силу, подобно тому, как хорошее вино со временем приобретает более изысканый вкус. К тому же, глава местного отделения Синдиката вряд ли держал в своей охране са-лаг.
Дельмар прикинул. Да, пожалуй, это могло произвести впечатление. Парень знал, с какой стороны браться за нож, или чем он их там порешил. Мог ли он понадобиться ма-лефикам в качестве наемного убийцы? В любых прочих услугах конгломерат темного жречества попросту не нуждался. Душегубы же являлись исключением, ибо отводили глаза псов правосудия от прямых виновников преступлений, путая тех в мотивах и нестыковках.
Итак, Антонио Каро выбрал для себя рабочую гипотезу. Дабы мозаика склеилась, недоставало лишь одной детали – жертвы.
Не сбавляя хода, малефик вырвал из рук, торговавшего газетами, мальчишки све-жий номер «Хроник Гецбурга», бросив парню мелкую монету. Первая же страница, направила бег мыслей в нужную сторону. Оставалось непонятным, как цензура вообще пропустила в тираж подобные разглагольствования, приличествующий для обсуждения исключительно придворному «курятнику».
Заголовок гласил:
«Наследник. Или, что бал грядущий нам готовит!»
Ателиец пробежал глазами текст:
«Его Императорское Величество Августин VII прибыл сегодня в Гецбург с неофи-циальным визитом. В честь сего знаменательного события князь Нербский устраивает званый прием. По заверениям генерального секретаря Первого Имперского Кабинета, прибытие монарха обусловливается исключительно его нуждой поправить расшатавше-еся здоровье. Однако слухи, кои имеют место в самых разнообразных кругах общества, говорят несколько иное. Все мы не понаслышке знаем об успехах Имперских войск, несу-щих непосильную ношу на Муравийских месторождениях агатовой лимфы. Так же, каж-дый мало-мальски просвещенный житель Архипелага прекрасно осведомлен, о том, кому на самом деле мы обязаны поставками в Империю этой чудодейственной жидкости. Ра-зумеется, полковнику Люмьеру де Ланьи из Лютецианского Дома Лисы. Стоит напом-нить, что отец полковника – граф Гийом де Ланьи вот уже восемьдесят лет заслужено является правой рукой Его Императорского Величества, и, как считалось – преемником Августина VII. Однако, да простят нам высокородные читатели столь вопиющую бес-тактность, ходят слухи, будто и достопочтенный граф, и сам монарх негласно сошлись на мысли, что Империи в скором времени потребуется молодая крепкая рука, не трону-тая въевшимися догматами архаики.
Дальнейшее предположение было бы лишено смысла, когда бы вышеупомянутый полковник не покинул свой пост на островах Муравийского архипелага. Из достоверных источников нам стало известно, что его милость виконт Люмьер де Ланьи решил по-чтить своим присутствием грядущее торжество, посвященное прибытию Его Импера-торского Величества в Гецбург. Совпадение ли?...
Дальше Дельмар не читал. Люмьер де Ланьи. Молва о набожности сего Благород-ного была, как говорится, широко известна в узких кругах. А где на горизонте маячила Церковь, не было места Малефактории. Вот тебе и мотив. Вот тебе и жертва.
Губы Антонио скривились в торжествующей усмешке. Проходя мимо резной чу-гунной мусорной урны, коими центр города был буквально переполнен, он не глядя бро-сил в нее скомканные «Хроники», мельком подумав, что завтра Тайная Имперская Канце-лярия поступит точно так же со всей редакцией этой желтой газетенки.
Искать лжебарона вместе с его нанимателем нынче не имело никакого смысла. Единственным местом, куда мог отправиться де Лагранж, запутав следы своего пребыва-ния в Публичной части столицы, были местные трущобы, а там сам нечистый ногу сло-мит, не говоря уже о его скромном служителе.
Дельмар улыбнулся еще шире, и сбавил шаг, направляя стопы к ближайшему при-стойном гостиничному двору. Если он не ошибся, а он нутром чуял верность собствен-ных догадок, время у него было. Ватора не рискнет спускать своего пса до приема. Куда проще это будет сделать на балу. Или же непосредственно перед его началом. Главное, не опоздать.

* * *

– Нет, ну вы представляете, в моду входят эти ужасные пиджаки, – возмущенно шептала товаркам маркиза де Винуш, поглаживая горностая – склочная, капризная особа, давно уже пресытившаяся теплом супружеского ложа, и истово ищущая подобное тепло на стороне. – Вот фрак – совсем другое дело. Разговариваешь с мужчиной и сразу же ви-дишь, какого он о тебе мнения.
Ее спутницы из числа столь же вульгарных особ одобрительно захихикали, при-крывая лица веерами.
– Да и пусть их эти пиджаки, – продолжала распаляться лютецианка. – Но ведь в них ходят не одни лишь особы Благородной крови. Каждый третий мужлан из числа бан-ковских клерков, а то и вовсе какие-нибудь конюхи считают своим долгом хоть внешне иметь аристократический вид. Нет, однозначно, мир катится в бездну.
Люмьер де Ланьи, украдкой возвел очи-горе и продолжил движение сквозь расфу-фыренную толпу знакомых, полузнакомых, и абсолютно чуждых его взгляду лиц. Он ду-рел от смешения запахов дорогой парфюмерии, пота тучных бюргеров, кислой остаточной вони винного перегара, косметической пудры и тонкой горечи сгорающего лампового газа. Ко всему примешивались разного рада животные запахи, густо источаемые Талисманами Благородного сословия.
Мулье нервничал. Его чувствительный нос страдал не меньше хозяйского.
– Рюши? Фи, фройлен, что вы такое говорите. Это же прошлый век. Я считаю бу-дущее за строгими формами…
Привыкший к простому, буквально аскетическому военному быту и большому скоплению народа исключительно во время построений на плацу и в периоды масштаб-ных боевых действий, виконт весьма плохо переносил светские рауты. Внешне, конечно, ему приходилось держать себя в руках, но это еще не значило, что подобные усилия до-ставались ему легкой ценой.
– … Представляете, гер фон Геринг, три пули… Три чертовых пули прямо в лоб. А кабану хоть бы что. Эта шельма задрала троих слуг и двух гончих… хорошие были соба-ки…
– Ну, мой милый граф, в мое время все проходило куда, как более опасно. С пика-ми на лошадях. И кабанчиков мы били за ухо, и ни как иначе. Неужто вам никто не гово-рил, что подобную живность стрелять в лоб противопоказано? А какой породы были ваши безвременно почившие гончие?..
– … Гер Шнайдер держался просто молодцом. Чувствовались старые аристократи-ческие корни. Пускай и седьмая вода на киселе, но… не дрогнул даже когда его светлость изволили спустить курок… Чем закончилась дуэль?.. Увы, первой кровью. Стороны удо-влетворились малым… Весьма прискорбно. Могли бы выйти замечательные похороны. Славно бы отгуляли…
Иной раз, слушая подобные разговоры, де Ланьи поневоле находил точки сопри-косновения, так называемого Высшего Света и самой заурядной заезжей ярмарки. Люди везде оставались одинаковы. А перед Богом, так и подавно. Те же сплетни, те же перемы-вания костей своего ближнего. Разнился лишь круг интересов, но и это уже обуславлива-лось образом жизни.
Здесь мужчины говорили об охоте, дуэлях, кутежах, карточных долгах, банковских махинациях. Реже о достопримечательностях современной техники. И уж вовсе редко здесь звучали разговоры о политике. Разве что одинокие монологи, восхваляющие и под-держивающие деятельность монарха. Такие речи отличались особой пламенностью, а от-ветом неизменно служило одобрительное молчание. Иная реакция могла послужить при-чиной обострения внимания со стороны тайной канцелярии.
Женщины же мерялись нарядами, прическами, модными аксессуарами от ведущих портных Лютеции. Деликатно, а порой и в открытую, втаптывали в грязь соперниц, же-лая взобраться повыше по руинам достоинства последних.
Женщины Высшего Света, как и простолюдинки, хотели выглядеть хорошо. Хоте-ли украшать жизнь мужчин.
И все же была существенная разница. Да, люди всегда остаются людьми. Да, как Люмьер уже изволил высказывать свою мысль барону де Лагранжу, существовало опре-деленное наследие. Кровь играла роль. Это передавалось из поколения в поколение. Это было на виду, а оттого заслуживало внимание. Но не это было, на взгляд виконта, про-ведшего довольно много времени в дикой среде военного городка, основным отличием. Окружающих ныне его людей де Ланьи отождествлял с мифическими вампирами. Блед-ные, лощеные подтянутые, грациозные, знающие толк в одежде, вине, женщинах, но в силу привычки с младых ногтей к благам и достатку, не знающие, что такое отказ. Прежде всего, отказ себе в собственных же прихотях. Каждый из присутствующих при малейшей возможности пускался во все тяжкие. Холя и лелея пороки. Восторгаясь ими, и теми, кто окончательно разучился стыдиться собственных маний.
Здесь симпатии виконта были всецело отданы простолюдинам. Ранее упомянутые отличия с лихвой компенсировали прочие сословные недостатки.
Загнать бы эту лощеную братию в гарнизоны островов Мурави, думалось виконту, или в посольство Эмиратов. Хотя бы на пару лет. Вот где все эти щеголи и красотки ми-гом бы почувствовали настоящий первобытный вкус жизни. Без всех этих пудр, благово-ний. Где есть только запах гари, крови и карболовой кислоты.
Впрочем, полковник быстро себя одернул. Так мог думать солдат, коим, собствен-но он и являлся. Но никак не будущий правитель. Ведь он и такие, как он вкушали «ис-тинной жизни» чтобы такие, как эти лелеяли свои пороки. Чтобы простой люд мог каж-дый день просыпаться, не опасаясь узреть в небе вражеские корабли, не услышать свиста падающих на острова Архипелага бомб. А агатовая лимфа? Как много медикаментов и тех же самых косметических товаров изготовлялось из этой дивной субстанции? А топ-ливо для ламп? Газ и экстракт «огненных слез», поставляемых на рынок Малефакторией не всем был по карману. Электричество – подавно. Большая часть граждан Империи могла позволить себе лишь дистиллят «лимфы».
Разве мало этого, чтобы засунуть куда подальше свои недовольства и черномыс-лия?
Но все же большей части Высшего Света служба в имперской армии пошла бы впрок.
Люмьер помотал головой. Не о том он нынче думал. Ох, не о том. Ему предстоял серьезный разговор с Его Императорским Величеством Августином VII. А к подобным вещам нужно готовиться, точно к исповеди. Голова должна быть ясной, никаких сомне-ний и гордыни. Только уверенность и ощущение Божьей десницы на плече.
Пока что император не спешил вызывать де Ланьи на откровенность. Оно и не удивительно – бал только начинался и его монарший долг состоял в том, чтобы быть здесь и сейчас, дабы каждый гость мог засвидетельствовать правителю свое почтение.
Старый Ирбис восседал на вполне обычном, разумеется, по меркам княжеской ре-зиденции, обитом бархатом стуле. Однако это все равно смотрелось в высшей степени скромно. Мужчина, на вид лет шестидесяти, с глубоко и близко посаженными глазами, тонким горбатым носом, шести с половиной футов росу и худой, как щепка не производил впечатления разменявшего четвертое столетие тирана, чья железная хватка блюла относительный мир и бесспорное процветание в Архипелаге. Если бы не мертвенная бледность, да залегшие под глазами тени, кои не был в силах скрыть даже толстый слой грима, виконт никогда бы не подумал, что дни монарха были на исходе. Однако первое впечатление было весьма обманчивым. Уже по одному тому, с какой непринужденностью Августину VII давалось длительно пребывание в не самой приятной позе, было ясно, что для этого человека не существует неудобных положений. Сами попробуйте как-нибудь несколько часов кряду сидеть с идеально ровной спиной, позволяя себе при этом лишь изредка милостиво опускать ресницы. Подобное говорило о многом. Старый Ирбис по прежнему был полон сил. С этим упорно не соглашались врачи и болезнь императора, но для несведущего человека сей факт был очевиден.
Одет монарх был в белый военный мундир без каких-либо знаков различия. На груди одинокий орден доблести. Через плечо перекинута перевязь в виде маршальской ленты, но оружейные кольца на ней пустовали, ибо парадная шпага была небрежно при-слонена к спинке стула. У ног Его Императорского Величества, ничем не интересуясь, и лишь иногда прядая ушами, когда герольд орал от парадного входа длинную вереницу титулов очередного гостя, почивал Талисман. Старый-престарый барс с густой, но квелой и выцветшей шерстью. Массивная зверюга едва уступала габаритами Муравийским львам и даже сейчас, в своем полудремотном состоянии внушала уважение.
Граф Гийом де Ланьи, по праву главы Палаты Благородных и личного император-ского советника был удостоен чести стоять за правым плечом монарха. За левым стоял второй советник Его Величества – похожий на хорька Граф Александр де Котен глава Лютецианского Дома Куницы. Талисман извечного соперника отца виконта ни секунды не сидел на месте. Он постоянно перемещался вдоль и поперек своего хозяина, но тот словно бы и не замечал этого. Оба советника сохраняли подобающее своему положению бесстрастие, но одного того, сколь плотоядными были взгляды зверей хранителей в адрес друг друга, вполне хватало, чтобы сторонний наблюдатель сделал для себя соответствующие выводы относительно взаимоотношений между этими месье.
Всей свиты, приличествующей присутствию императора, здесь не было, но так и визит был, грубо говоря, неофициальным. Впрочем, и оставшегося хватало за глаза. Вот главы трех из пяти Импеских Кабинетов. Вот темным силуэтом под сенью бархатных де-коративных портьер мелькнул начальник местного отделения Тайной Канцелярии. По бокам от «трона» представители духовенства. Светлые – справа. Темные, соответственно, – слева. По три иерарха. Не более. Визит-то неофициальный…
Вокруг Его Императорского Величества и присных – тугое кольцо разряженной под стать случаю лейб-гвардии.
Единственным пятном, а точнее, группой оных, на фоне всеобщего торжества, лос-ка и великолепия была двадцатка, расположившаяся непосредственно перед тремя ступе-нями, ведущими к заветному стулу. Непримиримые враги, вынужденные терпеть сосед-ство друг друга стояли через одного во избежание эксцессов. Их единственных не каса-лись декреты, буллы и кодексы относительно внешнего вида на светских приемах. Пала-дины скрывали мечи и «древесные» доспехи под грубо тканными монашескими распаш-ными рясами, перетянутыми простыми конопляными бечевками. Сумеречный же Легион не знал иной формы, кроме серых шинелей с алыми кантами.
Раньше их было двадцать четыре. Виконт украдкой оглянулся на тех орденцев, что были пожалованы ему Его Императорским Величеством. Рыцари и боевые некроманты неотступно следовали за ним по пятам, не стараясь взять в кольцо, но в то же время, дер-жась достаточно близко, чтобы в случае чего прийти на помощь. Что Светлые, что Тем-ные свое дело знали.
Бал тем временем продолжался: прибывали все новые и новые гости. Они подхо-дили поприветствовать монарха, и растворялись в толпе, ища сплетен, вина и признания. С балконов второго этажа, где разместился симфонический оркестр, звучала легкая, нена-вязчивая музыка. Люмьер хоть и не был особым ценителем, порхающие подобно мотыль-кам звуки узнал сразу. Это было что-то из прошлой эпохи. И пускай он не помнил имени сего нербского композитора, но ему было откровенно жаль того, кто создавал столь пре-красные вещи, а в конечном итоге был лишен самого ценного, что только может быть у музыканта – слуха.
Виконт еще какое-то время побродил по залу, расточая любезности, улыбки и по-лупоклоны. Несколько раз кое-кто из гостей пытался завладеть его вниманием, но де Ла-ньи не был склонен поддерживать длительные беседы, лишенные глубокого содержания, а потому всякий раз находил предлог, чтобы элегантно ретироваться.
– О, месье, расскажите про острова Мурави, – настаивала вдовствующая баронесса фон Берренг. Ее Лютецианский оставлял желать лучшего, но полковник не спешил пере-ходить на родной язык собеседницы, дабы облегчить понимание.
– Жаркая страна, мадам, – односложно отвечал он. – Саванна и тропики. Днем до-стает яркое солнце. Ночью – бесчисленные кровососы.
– Но неужели все так плохо, виконт? – сочувственно воздела брови баронесса.
– Отчего же плохо? – Люмьер изобразил недоумение. – К этому легко привыкаешь.
– Стало быть, есть то, к чем привыкнуть нельзя? – Не унималась фон Берренг.
– Привыкнуть можно ко всему, мадам, и даже научиться ценить это. Уверяю, в ны-нешнем Высшем Свете есть обитатели куда, как более назойливые, нежели комары и мос-киты.
Вдова заливисто рассмеялась, прикрывая фигурные губки веером. Она явно не вос-приняла выпад на свой счет, иначе это звучало бы, как откровенное хамство, а столь зре-лый муж, как виконт де Ланьи опустится до такого поведения был явно не способен. Сам Люмьер правильно оценил ситуацию, и вовсю этим пользовался. Главное было не пере-стараться.
– Мне говорили, что на островах Мурави дивные закаты. Это так? – Отсмеявшись, продолжила допрос баронесса.
– Вас не обманули, мадам, – Люмьер не стал кривить душой. – Закаты там действи-тельно великолепны. Там вообще все прекрасно в своей нетронутой первозданности. Ни-каких заводов, фабрик, большой политики. Только природа и люди, кои умеют жить с ней в гармонии.
Виконт впервые позволил себе развернутый ответ и тут же пожалел об этом.
– Солдаты живут в гармонии с природой?
– Я имел в виду намибов.
– Намибов? – Губки вдовы фон Берренг брезгливо скривились. – А разве они лю-ди? Мне рассказывали, что они не более, чем животные, пригодные лишь для тяжелых работ на рудниках и плантациях.
Виконт не стал спорить. В конце концов, новый виток рабовладения был неизбежен в процессе становления Империи на новых землях, заселенных менее развитыми племенами. В дело вступало элементарное животное право сильнейшего. Скорее всего, пройдет пару десятков лет и намибы, те из них, кто выбрался из отчей колыбели, приспособятся, и тогда дадут о себе знать. Но пока что откровенно выступать против имеющегося порядка не было ни смысла, ни желания. В особенности, если учитывать, сколь многие Благородные граждане Архипелага имели крупные инвестиции в горнодобывающей промышленности, построенной на использовании дармовой рабочей силы.
– Уверяю вас, мадам, они самые, что ни на есть, люди, – сухо проговорил де Ланьи. – Многие из них даже приняли Неделимого Творца, отрекшись от своего язычества.
– Ни капли не удивлена, – горделиво вскинула носик баронесса. – Каждая тварь должна знать своего Создателя и иметь мужество найти среди всех ересей Его истинное учение.
– Увы, но не все намибы разделяют вашу точку зрения по поводу истинности нашей веры, мадам.
– Это лишь только подтверждает мою правоту относительно того, что они недалеко ушли от обезьян.
Виконту хотелось поморщиться. Мышцы лица ныли, устав от фальшивых улыбок. Недалекость собеседницы действовала на нервы. На его беду вдова была крайне прилип-чивой особой. Она ловила каждый взгляд и вздох полковника, не давая ни малейшей воз-можности проявить слабость духа.
– Разумеется, вам виднее, – галантная улыбка не позволила баронессе воспринять услышанное, как шпильку.
Спасение пришло с той стороны, с которой виконт его никак не ждал. Сначала от-куда-то из боковой двери появился невысокий, кряжистый, уже немолодой человек с ли-цом, испещренным паутиной белых шрамов. Он был коротко стрижен на солдатский ма-нер, носил монашескую рясу из грубой ткани, лишенную каких-либо украшений. На пле-чах лежала пелерина с откинутым капюшоном. На ногах поскрипывали, начищенные до нестерпимого блеска, армейские сапоги. Стой он на месте, а не шествуя уверенной посту-пью к трону, любой непосвященный принял бы Патриарха Гинара за самого обычного клирика, члена одного из многочисленных монашеских орденов, коих по всей Империи было пруд пруди. В движениях сквозила военная выучка, а внушительности образу предавали надежный солдатский ремень, заменявший верховному магистру ордена святого Доминика конопляную бечевку, висящие на нем меч-бастард и окованный серебром том Заградительных псалмов.
Патриарх был уникальным человеком. Он никогда не был чадом Благородного происхождения, отданным в младенчестве Ордену на воспитание. Свою юность он провел в трущобах Эдельберга – столицы Маунт Ленда , княжества, самого по себе, не слишком пышного и просвещенного. Оттуда попал на службу в Имперскую пехоту. Участвовал в кампании на Хъегнир и Эмираты. Но после битвы Десяти Прорывов , где на собственной шкуре прочувствовал весь ужас демонической угрозы, покинул армию и принял постриг в Ордене Александритов. Доминиканцами нынешний Патриарх Гинар, а в миру Роберт Маккуин, был замечен много позже, за свои незаурядные способности в области тактики. Всего за каких-то десять лет он поднялся от рядового стратегического советника – должности сугубо аналитической, до главы Карающей Длани Его, со всеми вытекающими.
Ни один из членов враждующих орденов, как светлого, так и темного не посмел даже бровью повести, когда Патриарх миновал кордон и по-рыцарски преклонил одно колено перед Его Импресторским Величеством.
Но не явление клирика послужило спасением виконта. Оно лишь отвлекло его. За-брало тягостность давешнего разговора со словоохотливой вдовушкой. Люмьер уже соби-рался было воспользоваться его преосвященством в качестве повода для побега от докуч-ливой собеседницы, когда позади раздалось тихое, но вполне твердое и различимое:
– Ваша милость?
Де Ланьи обернулся и окинул внимательным взглядом замершего перед ним слугу в парадной ливрее, за плечами коего уже возник, словно из воздуха извечно бдительный де Нарьега.
– Вас желает видеть некто барон де Лагранж, – сообщил слуга.
Он не мог видеть, как одна бровь гешпанца дрогнула в сиюминутном всплеске недоумения.
Если честно, то де Ланьи так же был смущен. Он не ожидал встретить своего бла-годетеля столь скоро, причем, в подобном месте, куда тому по определению был путь за-казан.
– По его словам, это вопрос жизни и смерти, – добавил гонец.
– Где он?
– Ожидает Вас на крыльце.
– Здесь есть место, где можно будет переговорить с гером де Лагранжем с глазу на глаз?
– Разумеется, ваша милость. Вас устроит малая приемная?
– Вполне. Ведите.

* * *

Мне было крайне интересно знать, понимал ли мой давешний надзиратель, насколько он сильно просчитался, отпустив меня одного в княжеский дворец? Скорее всего, мне просто повезло. Хотя можно ли это назвать везением. С одной стороны – да. Я имел все шансы выйти из этой переделки живым, и, возможно даже, без особого шума. Под другим же ракурсом дело представлялось весьма проблемным. Не будь здесь столько стражи, я вполне бы мог попробовать даже не прибегать к встрече с приснопамятным ви-контом, а просто покинуть территорию особняка с противоположной стороны парка. Одна беда – не было в моих активах ни единого козыря, способного помочь мне схлестнуться с Сумеречным Легионером в открытую. А ведь Ватора, без сомнения, контролирует все окрестности. Оставалось лишь уповать на понимание и память его светлости. Вряд ли его предложение о помощи в случае крайней нужды было пустым звуком.
Под конвоем четырех гвардейцев меня провели по тенистым аллеям приусадебного парка. На узкой тропке, пересекающей полосу Нечестивой земли, нас встретил еще один дозор, состоящий из пары бравых вояк и капеллана, чьими стараниями из караульной будки доносились пряные ароматы мира и ладана – оружие для борьбы с порождениями мрака всегда было наготове.
Мой конвой перекинулся с караульными парой фраз, после чего мы продолжили свой путь.
На подходе к крыльцу нас обогнала очередная карета, и гвардейцы осторожно, но настойчиво оттеснили меня к обочине. В их задачу входило не верить никому, в том числе странным незапланированным гостям весьма потрепанного вида, какими бы бумажками они не размахивали.
Лишь дождавшись, когда тучная чета покинет свой транспорт, и вальяжно вплывет в недра дворца, стражники сопроводили меня к дверям, где я через лакея передал сообще-ние виконту.
Снаружи меня не оставили. Все-таки, по документам перед ними стоял барон – ли-цо, принадлежащее к правящему сословию, а такие нюансы нербцы привыкли чтить с присущей им щепетильностью. Но и в бальные залы сопровождать не спешили. Без при-глашения и таком заурядном облачении путь на званный вечер был заказан любому граж-данину империи, будь тот хоть трижды аристократ. Вместо этого меня провели в неболь-шую боковую комнатку ожидания, чья дверь ютилась в предбаннике точно посредине правой стены. Там было несколько стульев, тахта и пара широких зеркал во всю стену – от пола до потолка.
– Гер де Лагранж, – подал голос один из лакеев, повадками мало отличающийся от служителя псов правосудия. Второе сословие и Старый Ирбис в том числе, любили нани-мать прислугу из числа отставных полицейских. – Вы бы не могли сдать свой кинжал. Это императорский бал. Являть на него с оружием не принято, если вы не являетесь членами личной охраны Его Императорского Величества или кого-то из Благородных господ.
Я даже не пошевелился:
– С радостью бы отдал вам его, если, конечно, вы не боитесь за свои пальцы.
Лакей смешался, явно понимая, что я хотел до него донести.
– Это ферумид, и вы сами должны понимать, сколь непредсказуемыми могут быть подобные клинки. Скажем, не понравитесь вы ему. Раз – и парой пальцев у вас стало меньше. Возьмете?
Я опустил руку на ножны с Альбехом.
– В этом нет необходимости, – первым в комнатку вошел Алонсо де Нарьега. – Я почту за честь сохранить ваш кинжал, месье.
Гешпанец улыбался, но по его оскалу тяжело было судить об истинных чувствах этого человека. Цепной пес его милости всегда был наготове.
Я кивнул главному распорядителю виконта и, не говоря более ни слова, отстегнул ножны. Сказки по поводу чрезмерной самостоятельности умных клинков могли напугать кого угодно только не того, кто был знаком с вышеупомянутым оружием не понаслышке.
– Чем обязаны столь скорой встрече, барон? – Алонсо сделал широкий жест, при-зывающий следовать за ним.
– Исключительно нуждой, барон, – в тон собеседнику ответил я, принимая пригла-шение.
– Вероятно, ваша нужда крайне сильна, раз вы решили потревожить его милость, не дожидаясь окончания встречи.
– С вашего позволения, месье, я предпочел бы обсудить этот вопрос непосред-ственно с его милостью.
– О, как вам будет угодно, – де Нарьега снова растянул губы в своем двусмыслен-ном оскале. – Вот только, я надеюсь, вы не рассчитываете, что я оставлю вас с виконтом наедине?
– Это было бы слишком смело даже для меня, – без тени усмешки ответил я.
– Я рад, что мы друг друга понимаем.
В сопровождении двух гвардейцев, на этот раз из числа Дома Лисы, мы миновали центральный вход, где через приоткрывшиеся двери я смог различить небольшое возвы-шение, отгороженное от прочего пространства плотной стеной коричневых балахонов и серых шинелей. А потом я увидел его и в груди что-то екнуло. На краткий миг меня охва-тила паника, словно и не было всех тех лет, закаливших волю, и воспитавших характер. Так может чувствовать себя только блудный сын, под взглядом любящего отца. Да, мне казалось, что патриарх Гинар меня заметил. Впрочем, даже если это и было так, он не по-дал виду. Лишь на мгновение наши взгляды пересеклись, и Его Преосвященство отвел взор.
Мне же едва удалось подавить нервный озноб, прежде чем Алонсо смог заметить что-то неладное.
Как не странно, но лишь после того, как в поле моего зрения оказался Патриарх, я стал задумываться о том, что в этом месте не только он мог опознать во мне заблудшую овцу своего Ордена. Сколько здесь было моих давешних братьев? Если ничего не измени-лось, то не больше, не меньше, а ровно двенадцать Паладинов. Сколько из них могли быть моими сокурсниками и однополчанами? Как все до единого, так и никто вовсе.
Оставалось надеяться исключительно на последний вариант.
Я и мой небольшой эскорт проследовали по коридору мимо дверей, ведущих в тра-пезный и бальный залы, свернули за угол, и остановились перед дверью, кою охраняли Доминиканец и Сумеречный Легионер.
Ни на одного, ни на второго я старался не смотреть. Они же, вопреки моим немым мольбам, изучили меня с ног до головы. А Паладин не спускал с меня пристального взора вплоть до того момента, пока за моей спиной не закрылась одинокая резная ореховая створка. Следующий несколько секунд я ждал, что дверь снова откроется и клирик войдет следом, отмечая свое присутствие словами «гер де Ланьи, этот человек не тот за кого себя выдает». Впрочем, о своих опасениях пришлось крайне быстро забыть, ибо они отвлекали от основной задачи.
– Месье, де Лагранж, – виконт сидел в кресле против входа и как раз пытался рас-курить трубку. У его ног клубком свернулся Талисман. – Не ожидал, что мы встретимся столь скоро. Лакей сказал, что ваш баронский патент арестован. Ваш визит вызван этим?
– Увы, месье, не все так просто. И вопрос, с которым я рискнул побеспокоить вашу милость в самом разгаре вашего отдыха, касается меня гораздо в меньшей степени, неже-ли вас.
Виконт удивленно воздел брови и указал мне на соседнее кресло:
– Присаживайтесь.
Я сел. Алонсо, лохматя шерсть на загривке своего волка, устроился на стуле непо-далеку от выхода, прямо у меня за спиной. Меня сей факт несколько нервировал, но вы-сказываться на этот счет вслух я не посмел.
– Итак? – Люмьер начал и замолчал, давая мне возможность продолжить.
– Месье, вы в опасности, – я решил говорить все сразу, без обиняков и начистоту, разумеется, в допустимых пределах.
Виконт собирался насмешливо фыркнуть, но я его опередил:
– Есть люди, которые хотят вашей смерти. Весьма могущественные люди. Вчера вечером на вашу голову поступил заказ.
Де Ланьи все же фыркнул:
– Это даже как-то оскорбительно. Готовить убийство всего за день?.. Впрочем, это пустое. Откуда у вас такие сведения, любезный барон?
Я втянул носом воздух, плотно сжал зубы и лишь после этого продолжил:
– Прежде, чем я вам все расскажу, не сочтите за дерзость, я хотел бы напомнить о предложенной вами помощи. Сейчас именно тот случай.
Виконт поменял позу. Некое легкомыслие, сквозящее в его манерах, незаметно улетучилось.
– Рассказывайте, – проговорил он чуть жестче, чем следовало. – Кто заказчик?
– Малефактория.
– Неудивительно. Кто исполнитель?
– Я.
Вот тут повисла тишина. Я спиной чувствовал, как напрягся на своем стуле де Нарьега. Но де Ланьи медлил и Волк пока что не спешил вступать в игру.
– Продолжайте, – Люмьер на миг прикрыл веки, затем откинулся на спинку кресла и снова принялся раскуривать трубку.
И я поведал все, что знал. Ну, практически все. Расписывать более детально свою биографию, к слову, я не спешил. Но о визитах Ваторы, отчитался в полной мере, вплоть до случайно оброненных фраз.
– Значит, сегодня вечером, совершенно ничего не подозревая, я был у вас на муш-ке? – Мрачно проговорил де Ланьи и впервые за время моего монолога обратил ко мне взор.
Я кивнул.
– Скажите, барон, вы могли бы попасть с такого расстояния, будь у вас желание меня убить?
– Значит, вы мне верите?
– Уверен, вы многого недоговариваете, но да. В целом – верю. Так как?
– Да. Не скажу, что это было бы просто даже для меня, однако без сомнения, я бы не промахнулся.
Люмьер еще какое-то время задумчиво пожевал мундштук своей трубки.
– Месье, своими делами вы заслуживаете гильотины или же электрического стула, но вы уже дважды спасли мне жизнь, а я не рассчитался с вами даже за первый раз, – на миг губы виконта тронула мимолетная улыбка. – Хорошо, что вы хотите от меня.

* * *

Тучи сгущались. Роберт Маккуин, принявший в постриге имя Гинар, в честь древнекамского правителя Гинара Литийского, принесшего в языческую Ателию Веру в Единого, чувствовал это каждым дюймом своей кожи. Он буквально физически ощущал тугой пучок событий, сплетающихся в единый узел. Узел, какие невозможно развязать. Такие узлы надлежало лишь рубить. Но пока что ни он, ни какой иной участник затевае-мого не имел права на необдуманные действия. Фигуры были на своих местах. И сейчас начинался эндшпиль.
Патриарху Гинару нравились шахматные сравнения. Он вообще любил эту муд-рую, но поразительно простую по своей задумке игру, пришедшую в Архипелаг с берегов Кшатахры. Простые ходы, простые фигуры, не способные двигаться никак иначе, кроме, как по заведомо отведенным им траекториям. Но сколько эта простота таила в себе вари-антов и возможностей. Для настоящего стратега эта была замечательная тренировка мыш-ления. Тем более, что шахматы были одной из немногих игр, одобренных Светлой Церко-вью.
Шутка ли, Патриарх, принимая участие в моделировании грядущих событий, прежде чем внести свое предложение, разыграл партию на доске с Его Высокопреосвя-щенством. Понтифик остался доволен, только высказав предположение, что многоуровневые планы куда менее устойчивы, нежели простые, но увиденный им результат стоил риска и затраченных усилий.
Дверь скрипнула. Патриарх покинул коридор для слуг, который предпочитал большим и торным путям анфилад и богато украшенных парадных. Приемный зал встре-тил его немилосердным лоском и шиком. Здесь всего было слишком. Запахи парфюмов, немытых тел и животные амбре забивали нос, украшения расфуфыренных дам, отражая яркий свет сотен газовых и электрических ламп – слепили глаза. Гул многих десятков го-лосов, заливистый смех, скрип сапог и цокот каблучков. Как в такой пестроте можно было хоть кого-то оборонить, не говоря уже про Его Императорское Величество.
Впрочем, первый шок прошел на удивление быстро. Да и не его это была забота – охранять монарха. Для этого орден выделил двенадцать командоров – воинов, должно отметить, не самого низкого ранга, кои знали свое дело.
Его Преосвященство уверенной поступью пересек зал, и, миновав кордон бессло-весных стражей, опустился по-рыцарски на одно колено. Это была величайшая привиле-гия, ибо даже генералы и все без исключения представители первого сословия обязаны были преклонять обе конечности. Ранее в годы правления Августина VI порядки были не столь строги, по крайней мере, к клирикам. Однако нынешний монарх в прямом смысле поставил весь Архипелаг… гм… на колени. И пусть простой люд не особо ощущал на себе прижимающую к земле железную длань государя, Высший Свет и духовенство прочувствовали это в полной мере.
– Ваше Императорское Величество, – поприветствовал Патриарх.
– Ваше Преосвященство, – благосклонно моргнул Старый Ирбис. Его голос для столь сухопарого сложения был неожиданно густым и бархатным. Он словно бы обвола-кивал. – Приблизьтесь, прошу вас. Мне не хотелось бы вести беседу через ползала. Если честно, я нахожу иные детали этикета весьма неудобными. Что скажете?
– Приношу свои извинения, Ваше Императорское Величество, но в подобных во-просах я мало понимаю. Светские правила, если они не противоречат заветам Господа нашего проще принять, нежели осмыслить.
– И то верно.
– Позволено ли мне будет справиться о вашем здоровье? – Осведомился Патриарх, подходя к «трону вплотную».
– О, Отче, прошу вас, – Августин поморщился. – Что новое вы хотите услышать? Чудодейственное выздоровление бывает только в сказках, а мы, увы, живем в реально ми-ре.
Он поманил Патриарха взглядом, дабы тот приблизился вовсе уж вплотную.
– Лучше поведайте мне, все ли идет, как задумано? – Император понизил голос до едва различимого шепота. Как ни старались советники, как ни напрягали звериный слух, монарх не оставил им ни единого шанса. Что уж говорить про клириков, министров и прочей братии, допущенных к подножию трона, коя обреталась значительно дальше.
– Пока да, Ваше Императорское Величество, – Патриарх так же старался говорить одними губами, не издавая при этом ни звука. – Ладья уже знает?
– Увы, Отче, пока что не представилось подходящего случая. Думаю, посвящу его в детали, как только этот ажиотаж немного уляжется. А как обстоят дела с ферзем? У него могут возникнуть существенные проблемы.
– Не переживайте на этот счет, Ваше Императорское Величество, он под защитой белого офицера.
– Уже?
Патриарх на миг смешался:
– Пока нет, но их пути очень скоро пересекутся.
– Вы в этом так уверены?
– Не уверен, Ваше Императорское Величество. Далеко не уверен. Как вы изволили выразиться, мы живем в реальном мире…
– Будет прискорбно, если такая грандиозная партия провалится.
– Это будет скорбь для всего Архипелага.
Патриарх украдкой обернулся. Он явственно почувствовал чей-то пристальный взгляд, что было весьма удивительно, принимая во внимание то, что в зале на них смотре-ли десятки любопытных глаз. И все же почувствовал он только этот. На миг в просвете между сворок парадной двери мелькнуло и пропало чье-то лицо. Это длилось всего секунду. Глаз даже не успел за него толком зацепится. Может, именно поэтому Гинар списал нежданное чувство на стресс, усталость и паранойю.
– Вас что-то тревожит, Отче? – Оказывается, от Императора не укрылся сиюми-нутная обеспокоенность собеседника.
– Ничего, Ваше Императорское Величество. Просто показалось.

* * *

Меня вывели в коридор, откуда в сопровождении двух гвардейцев, все это время ожидавших у двери, я должен был проследовать к черному ходу. Привратники из рядов Светлого и Темного клиров вновь одарили меня тяжелыми испытующими взглядами, но опять-таки этим и ограничились. Нам надлежало пройти весь особняк насквозь. Передви-гались не особо-то и скрываясь, но исключительно по коридорам, рассчитанным на пере-мещение слуг. Лишь несколько раз пришлось покинуть людные, но более безопасные пу-ти и выйти из полумрака, душно пахнущего свечным воском в, обшитые деревом, светлые владения горечи сгораемого газа и электрического потрескивания.
Шли молча. Гвардейцы не задавали лишних вопросов. Они получили прямой при-каз. Их Талисманы трусили рядом. Иногда мимо проходили слуги. На их счет я не волно-вался. Когда, или вернее будет сказать, ЕСЛИ начнутся расспросы, я уже буду далеко от-сюда. Возможно даже в относительной безопасности.
Честно говоря, мне до последнего момента не особо верилось, что все пройдет гладко. Я ждал заминки отовсюду. Что стоило барону де Нарьега высказаться не в мою пользу, или же самому виконту принять информацию к сведению и попросту избавиться от лишнего свидетеля? Держу пари, будь на его месте граф Гийом де Ланьи, все прошло бы несколько по-иному.
Я даже успел немного расслабиться, и позволил свое голове заняться разработкой дальнейшего плана действий. Нет, отходные пути и всякие незначительные нюансы я предусмотрел заранее, но это все были мелочи. До момента встречи с Хитори картина действий мне уже представлялась целиком во всем своем великолепии.
Как показали дальнейшие события, праздная перевозка запрещенных грузов, нося-щая скорее прогулочный характер, значительно притупила мое восприятие. В былые вре-мена, я не позволил бы себе подобных вольностей.
Мой маленький эскорт как раз миновал очередной перекресток служебных поме-щений с парадными, когда из-за поворота показалось пятеро людей и четыре легколапых зверя. Четверо встречных были облачены в гвардейские парадные мундиры император-ского Дома. Пятый же богатством своего одеяния едва ли чем-то сильно отличался от ме-ня. Высокий, худой до неприличия, нескладный субъект, примерно моего возраста, без шляпы, в коричневой куртке, панталонах и сапогах, при шпаге. Впалые щеки, нос крюч-ком, большие темные глаза и взлохмаченные, черные, как смоль, волосы. Обычный горо-жанин средней руки, коих по всему архипелагу было, как мух в мае. Особенно в теплой Ателии. Что незнакомец был именно из этого княжества, не возникало никаких со-мнений.
Единственное, что меня смутило – это четки, кои он держал на виду. Неприятные такие. Казалось, одно только их присутствие заставляло газовые и электрические лампы светить скромнее, чем того требовалось.
– Это он, – прокаркал колдун, тыча костлявым пальцем мне в грудь. – Взять его.
Гвардейцы Дома Ирбиса тут же ринулись наперерез. Талисманы, пригнув к доро-гой ковровой дорожке головы, неспешно замкнули кольцо. Одного взгляда хватило на них, чтобы понять – любое движение вызовет прыжок. И пусть эти кошечки значительно уступали размерами Императорской, любой злоумышленник прежде, чем испытывать их терпение десять раз подумал бы, а стоит ли…
Впрочем, мои конвоиры, служащие Дому Лисы ни под кого, без особого на то при-каза, прогибаться не спешили. В один миг «рыжие мундиры» заняли круговую оборону, и весьма недвусмысленно потянули из ножен сабли. Талисманы же припали к земле по обе стороны от меня, готовясь отразить атаку вражеской живости.
– Этот человек находится под защитой Дома Лиса и его милости виконта Люмьера де Ланьи в частности, – отчеканил по-лютециански молодой сержант, чье лицо было ис-полосовано молочно белой сетью шрамов. – На каком основании проводится задержание?
– Я исполняю приказ второго советника месье де Катена, – стараясь держать тон, отвечал колдун. – Виконт обманут. Этот человек наемный убийца. И пришел он сюда за жизнью вашего сюзерена. У меня есть свидетели и весомые доказательства его вины. Ли-бо вы подчинитесь и выдадите его нам, либо вам будет предъявлено обвинение в пособ-ничестве.
Я скрипнул зубами. Для Ваторы это было слишком глупо, отдавать меня в руки официальных властей, пускай тот и использовал своего протеже, но проблем от этого мне не убавилось. А может, Легионер здесь не при чем? В любом случае мой план трещал по швам. Выбираться из огромного особняка переполненного военными, да еще в ритме быстрого фокстрота, было тем еще удовольствием.
– Да кто вы такой, месье, чтобы исполнять приказы начальственных чинов? – Сер-жант явно не разглядел четки в руках собеседника. Или же просто сделал вид, что не раз-глядел.
– Мое имя брат Дельмар, – горделиво вскинул подбородок некромант. – Лейб-малефактор пятого круга. Нахожусь здесь по личному поручению Владыки Греода.
Рука сержанта на эфесе сабли дрогнула. Он несколько смешался:
– В любом случае, месье, я исполняю только приказы своего сюзерена и военного начальства. Ни Малефактория, ни гвардейские чины прочих Домов надо мной власти не имеют.
– Это приказ второго императорского советника, сержант, –  нахмурился колдун.
– Да хоть самого Папы Камского, – осклабился вояка. – Советника здесь нет. И бу-маги, подтверждающей ваши слова, вы тоже, я так понимаю, не имеете.
– У вас есть слово чести этих славных господ, – малефик обвел жестом гвардейцев дома Ирбиса. – Я беру их в свидетели.
Лис снова замолчал. Пауза затягивалась. Он явно прикидывал варианты. С одной стороны, он действительно не имел никакого права нарушать приказ Благородного, к охране коего был приписан до особого распоряжения сверху. С другой же, конфликт с солдатами Дома Ирбиса мог вызвать скандал в известных кругах. С третьей же, присут-ствие служителя Темной церкви наводило на крамольные мысли о подковерной борьбе сильных мира сего и напитывало сложившуюся ситуацию стойким запахом дерьма. А, как известно, военные не любят подобных раскладов ни под каким соусом. Политика должна оставаться для политиков. Простым же смертным пристало следовать приказам, не подвергая их сомнениям.
– Что ж, – наконец проговорил сержант. – В вопросах чести, прежде всего, нужно разобраться, имеет ли она свою цену.
Я не стал дожидаться, пока колдун отдаст повторный приказ, взять меня под стра-жу, или же спровоцированные гвардейцы Дома Барса рискнут урегулировать ситуации безо всякого побуждений со стороны. Начал движение первым. Моя позиция была не осо-бенно выгодной. И пускай я был прикрыт со всех сторон телами Лисов, это весьма огра-ничивало пространство для маневров. Так что мне ничего не оставалось, как следуя при-меру сержанта спровоцировать противника на действие, тем самым перетасовав имею-щийся расклад.
Движение вперед и влево, и вот уже два передних «дымчатых мундира» сминают сабельным натиском авангард моей охраны, в то время, как левый барс, пускай и перехва-ченный в прыжке фланговым лисом, устремляется к моему горлу.
Хлопок ладонью по влажному носу сбивает животному весь запал и челюсти ры-жей бестии смыкаются на дымчатом загривке. Путь к двери, ведущей через коридоры для слуг – свободен. Уже вваливаясь в проем, оборачиваюсь, дабы оценить степень угрозы.
Люди секутся, рыча не хуже чем их зверье. Авангардный и арьергардный барсы за-путались в мельтешении кирзовых сапог и вспышках сабель, так что пара секунд у меня в распоряжении имеется. На левом фланге во все стороны летят клочья рыжего и серого меха.
Захлопываю дверь, осеняю себя знамением креста, заключенного в круг и слышу гневную брань малефика, чьи чары только что не увенчались успехом. Благодарю Творца и бегу сломя голову, благо следующие тридцать ярдов коридора одна прямая.
Поворот, еще один. Снова забег по прямой. Впереди массивная кессонированная дверь – вход в крыло прислуги. Тяну на себя – поддается. Снова набираю скорость. Боко-вая дверь скрипит, и прямо на меня вываливается мужчина лет сорока в простой, песочного цвета ливрее. Вероятно, у него это выходит чисто инстинктивно, но руки слуги протягиваются вперед в попытке меня остановить. На полном ходу сминаю его захват и всем весом припечатываю о стену. Бегу дальше. Слева дверь…
Уже вырвавшись в очередной просторный коридор, я понял, что не имею ни ма-лейшего представления о том, как мне добраться до черного хода. Я снова был в господ-ском крыле. Только, на этот раз, совершенно с другой стороны. Прятаться не имело ни малейшего смысла – Талисманы и их острый нюх, в совокупности с далеко не звериным интеллектом делали любое укрытие бесполезной коробкой.
Но все же шаг я сбавил. Следовало обдумать ситуацию. Если малефик не врал, и приказ о моем задержании действительно исходил от второго императорского советника, то на уши уже поставлен весь особняк. Нет, банкет они не прервут. Побоятся тревожить императора. Постараются сделать все по-тихому, перекрыв коридоры…
Мне, во что бы то ни стало, нужно было выбраться в парк. Среди всей этой зелени затеряться будет куда проще, нежели в галереях и анфиладах. Впрочем, даже если бы в приусадебных зарослях скрыться было проблематично, мне все равно нужно было туда попасть.
Ковер мягко стелился под ногами, скрадывая эхо шагов. На секунду меня это обра-довало. Но ровно на секунду, потому, как в следующий миг я обнаружил огромного барса, несущегося на меня с противоположного конца коридора.
Ни о каком побеге не могло быть и речи. Времени хватило лишь на то, чтобы ко-ротко выругаться, и принять удар сотни фунтов живого веса на скользящий захват и в па-дении перенаправить ком мяса и меха в ближайшую стену.
Что-то треснуло. Не то деревянная панель не то череп животного. Но я уже летел по направлению к столь удачно подвернувшейся лестнице на второй этаж. Обернулся. Чей-то Талисман только начинал вяло подтягивать под себя лапы, готовясь встать.
Два пролета я преодолел на одном дыхании и едва успел упасть на колени, когда грянул первый выстрел, а в дубовую панель с глухим стуком ударила револьверная пуля. Гвардейцы не стали церемониться.
– Стоять, грязный лягушатник! – раздалось откуда-то справа.
Само собой, я не стал никого слушать и побежал, пригибаясь от стены к стене в противоположную сторону. Револьверы рыкнули еще несколько раз, прежде чем я успел нырнуть за угол.
В конце коридора было окно. Оно словно манило меня, призывая к халатной необ-думанности. Увы, но, не знай я, что преследователи готовы ровным счетом на все, воз-можно и рискнул бы нырнуть с высоты шести ярдов в полную неизвестность. Но не было никакой гарантии, что при этом я не покалечусь и не попаду в плен, что меня абсолютно не прельщало. Поэтому ваш покорный слуга предпочел для начала избавиться от хвоста, осмотреться, и только потом пытаться покинуть здание столь экстравагантным способом.
Прямо перед окном коридор сворачивал направо. Замечательная остекленная гале-рея с несколькими массивными мраморными скульптурами древнекамских богов, нашед-ших свой приют в просторных стенных нишах, была подарком судьбы. Преследователи только успели преодолеть половину пути до заветного поворота, когда я, на свой страх и риск, нырнул в тень богини любви.
Пока Создатель был на моей стороне – погоня промчалась мимо, даже не задер-жавшись возле моего укрытия. Талисманы, и те в горячке забега забыли полагаться на нюх и обостренные чувства.
Когда гулкое эхо солдатских сапог стихло, я покинул укрытие и осторожно подо-брался к окну. Положил руку на щеколду…
– Во имя Господа нашего и Императора, данного нам Всевышним… – Голос за спиной был тихим, но твердым. Я обернулся.
По тому самому коридору, откуда пришли гвардейцы, ко мне приближалась высо-кая фигура в коричневом грубо тканом балахоне. Еще одна неслышно ступая по мягкому ворсу ковра, надвигалась с противоположного конца галереи.
Это был уже второй раз за текущий вечер, когда я похолодел. Вот на кого, на кого мне вовсе не хотелось нарваться, так это на своих бывших братьев. Доминиканцы откинули капюшоны, и мне на миг полегчало – по крайней мере, я их не знал.
– Остановись, – проговорил тот, что двигался вдоль ряда языческих скульптур. Он был моложе партнера, но оттого не менее опасен.  – Тебе некуда бежать.
Не могло быть и речи, чтобы продолжить открывать щеколду и предпринимать по-пытки выпрыгнуть в окно. Я сам был Орудием Творца и прекрасно понимал, что экс бра-тья мне этого не позволят. Их плавные почти ленивые движения могли обмануть кого угодно, кроме меня. Орденцы готовились к бою.
– Умерь свою гордыню, сын мой, – проговорил первый. – Смирись. Каковыми бы ни были твои прегрешения, тебе будет дана возможность раскаяться. И за этим покаянием ты будешь, как за каменной стеной. Все суетное будет уже не важно.
Он подошел ко мне вплотную, протянул руку, дабы возложить ее на мое плечо, и тогда я ударил его раскрытой ладонью в подбородок. Доминиканец блокировал атаку, и мир для меня остановился. Звуки стали тягучими и ватными, деревья за окном, чьи листья лохматил теплый ветерок, впали в сонное оцепенение. И лишь рыцари Ордена святого Доминика не пожелали подчиниться всепоглощающему спокойствию.
Удары посыпались со всех сторон. Я работал на пределе своих возможностей – бил, защищался, не давал провести мудреные болевые приемы и старался осуществить свои. Сказать, что это было тяжело – значит, ничего не сказать. Незнакомцы дрались, как звери.  В довершение ко всему у них под рясами скрывались панцири из плотной, как ме-талл, но податливой воле владельца древесины, в то время, как мое тело оставалось весьма восприимчивым к их атакам.
Нападали Орденцы грамотно. Обстоятельно, без суеты, не мешая друг другу. Дер-жу пари, такого количества ударов я не пропускал уже лет двадцать – точно. Хорошо, что пока еще ни одна атака не достигла цели по-настоящему.
Победить их в честном поединке я не мог по определению. До сих пор оставалось загадкой, почему меня еще не раскатали тонким слоем по этим дорогим стенным панелям. Да, собственно, выиграть я и не пытался. Лишь тянул время и ждал подходящего момента. В этом, конечно, был свой риск, начиная с вероятности того, что я сам допущу ошибку, и меня сомнут, и, заканчивая скорым визитом императорской гвардии, решившей проверить странную возню. Но особых альтернатив не было.
Наконец мне это удалось. Я поймал старшего из Паладинов в захват, и, использо-вав инерцию его движения, обрушил спину противника на оконный переплет.
Время вернуло себе привычный бег ровно за секунду до того, как два тела, сце-пившиеся в неразъемном захвате, грянули оземь. Да, кусты смягчили падение. Да и Орде-нец пришелся весьма кстати, но, тем не менее, воздух, с шумом покинувший мои легкие не спешил туда возвращаться.
Я едва успел нырнуть в кусты, когда через разбитое окно в парк спрыгнул второй Доминиканец.
Мне уже приходилось упоминать, что Творец сегодня благоволил мне? Ну, так я еще раз повторюсь, поскольку ожидаемой погони со стороны рыцарей не последовало. Младшего больше озаботила судьба собрата, нежели беглый преступник. Видать первый потерял сознание от удара о землю, и его состояние на данный момент оставляло желать лучшего.
Пробежав с две сотни ярдов, немыслимо виляя через хаотичные насаждения ивня-ка, я рухнул под куст и затих. Мне нужно было отдышаться.
Кровь набатом муравийских барабанов стучала в ушах. Все тело нестерпимо боле-ло. Казалось, на нем не было ни единого живого места. Я уже чувствовал, как лицо начи-нает опухать, а рот наполняется жидкостью с навязчивым вкусом металла. Саднили сби-тые костяшки пальцев, локти, колени. Каждый вздох отдавал в ребра. А еще нестерпимо жгло в левом боку.
Над головой стремительными росчерками мелькали нетопыри, ярко контрастируя на фоне неба, подсвеченного мощными электрическими прожекторами. Со стороны особ-няка приглушенно звучал вальс…
Где-то неподалеку мерно захрустел сушняк. Четверо. Два человека и два зверя. Хоть бы не Пегие Псы. Эти учуяли бы меня даже сквозь прелый аромат павшей листвы . К счастью, дозор шел как раз с той стороны, куда мне надлежало выдвигаться, так что в ближайшее время оттуда можно было никого не ждать.
Сделав над собой неимоверное усилие, я заставил себя подняться, и, стараясь не шуметь, двинулся к цели. Несколько раз приходилось замирать и пережидать, покуда стража не пройдет мимо.
Мне оставалось ярдов сто. Преодолеть всего пару холмов и выйти на присыпанную ракушечником тропинку, когда со стороны дворца раздался собачий лай, и вспыхнула целая вереница огоньков. Нечто подобное уже надвигалось со стороны центральных ворот.
Наплевав на скрытность, я бросился бежать. Прятаться не имело ни малейшего смысла.
Вероятно, ощущение погони и травмы заставили меня не мгновение потерять ори-ентацию и бдительность, потому, как в тот момент окружающие звуки потонули в ватном киселе, краски потеряли контрастность, а мир глубину, я уже стоял точнехонько на сере-дине одной из полос Нечестивой Земли.
Нечеловеческий, вибрирующий вой, слышный только мне пронизал ночную тиши-ну. Сходить с Тропы мертвецов, как еще называли за глаза эти проклятые круги, было уже бесполезно. Вот, кто точно не потеряет следа своей жертвы. Ступи раз на Нечестивую землю, и свора прирученных демонов, материализующихся непосредственно из самых глубин ада не успокоится, пока не разорвет тебя на части.
Самое удивительное, что я не растерялся. Отчего-то меня куда больше ошеломила стычка с собратьями, нежели грядущая схватка с отродьями Бездны. Может, потому что тогда я знал, что есть шанс уйти живым?
Будь на мне доспех, а в руке ферумидовй меч, я мог бы часами стоять здесь, но как раз этого-то у меня и не было. Потрепанный, задыхающийся от травм грудной клетки, кровоточащий, пропитанный грехами до мозга костей, ваш покорный слуга имел все шансы сгинуть без исповеди и панихиды в самых глубоких разломах исподнего царства.
На бегу я уже начал шептать под нос молитвы. Рука потянула из ножен встрево-женного Альбреха. Не меч Паладина, конечно, но тоже сойдет. Сорок ярдов. Я был уве-рен, что обогнув этот поворот тропы, выйду к приснопамятной караульной будке.
Само собой, мне этого сделать не дали. Огромная, дурно пахнущая серой и разло-жением тварь вырвалась из-под земли прямо передо мной. Синюшная кожа, хаотично рас-тущие клочки свалявшегося меха. Адская гончая в своем, так сказать, оригинальном теле, анатомически имела весьма посредственное отношение к представителям семейства псо-вых. Как один из самых низших чинов инфернальной иерархии, сущность не могла особо влиять на предоставленный некротический материал, поэтому комбинировала его, как придется, лишь бы только оболочка позволяла нормально двигаться. Четыре лапы разных форм и размеров. Мускулатура расположена неравномерно, что только усиливало ощуще-ние противоестественности. Голова же… голова, как таковая отсутствовала напрочь. Вместо нее имелось с полдюжины деформированных человеческих черепов, словно бы вплавленных в одутловатые несимметричные плечи. Щерящиеся пасти, чьи зубы давно приобрели заостренную форму, жадно клацали, источая зловоние и вязкие капли черной ядовитой слюны. В пустых глазницах горело тусклое синее пламя.
Я замер. Воздел перед собой руку, со сложенными в священном жесте пальцами. Голос возвысился, произнося слова изгоняющей молитвы. Тварь замотала головой, чув-ствуя, как связи сущности с мертвым телом истончаются. За секунду до того, как демон прыгнул, я успел начертать на земле острием кинжала символ Рук Его.
Думаю, апостолы, получая свои откровения едва ли могли догадаться, что пикто-граммы, символизирующие некие священные понятия, когда-нибудь смогут стать надеж-ным оружием против воплощений нечисти. Ведь это были всего лишь значки, чье начер-тание никогда и ни при каких обстоятельствах не могло привести к сотворению чуда, тем более таким грешником, как я. Но вот уже прошло десять веков, как нехитрые рисунки, призванные наполнять большим смыслом иконы, фрески, скульптуры и мозаичные изоб-ражения служат, сродни магическим оберегам. Хотя дело было не в них. Вернее, не толь-ко в них. Господь и только Господь напитывал их Своей Волей. Давал Своим грешным чадам надежную защиту от того, что никогда не должно было становиться реальным в подлунном мире.
Гончая всем весом рухнула на символ, и округу огласил ее жалобный, но в то же время злобный визг. Ноги подломились, а из-под брюха побежали язычки синего пламени.
Не теряя ни секунды, я оседлал тварь и быстрыми росчерками Альбреха стал нано-сить на ее спину священные письмена и знаки. Демон выл столь истошно, что мои бара-банные перепонки в любую секунду готовы были лопнуть. Его трясло, словно в лихорад-ке. Мертвая плоть начала расползаться под моим весом. И все же я по опыту знал, что это-го было недостаточно. Стоит мне остановиться и некрот попросту разорвет меня на части. Подцепив пальцами глазницы одного из черепов, я запрокинул, его как можно дальше назад, и опустошил в слюнявую распахнутую пасть весь пузырек с церковным елеем, ко-торый я купил сегодня днем по дороге в лавку старьевщика.
Инфернал взвыл и я упустил тот момент, когда перелетел через его голову. Удар о землю разом напомнил обо всех полученных травмах. Я сам был близок к тому, чтобы взвыть, но дело следовало довести до конца, иначе покоя мне не будет. Адские гончие не оставляют в живых никого, кто хоть однажды встал у них на пути.
Мы поднялись практически одновременно, но я успел раньше. Ладони легли на два из шести черепов, и пальцы нашли провалы глазниц и носа. Прерванная молитва зазвучала снова.
В ту секунду я не думал ни о чем. Вернее ни о чем кроме Бога. Я снова был Доми-никанцем, карающей дланью Создателя, призванной в этот мир ради искоренения сквер-ны. Слова мертвого языка лились легко и привычно. Нужные слова. Восхваляющие Твор-ца. В такие моменты ко мне всегда приходило осознание, что эти речи мне не суждено забыть и похоронить под грузом своим грехов. Ибо они и только они есть тем нетленным проводником между миром тварным и Горними Кущами, кои мы, люди, некогда потеряли.
Когда вопль инфернала стих окончательно, я вытер ладони о штанину, подобрал Альбреха и побежал к караульной будке. Погоня была уже близко.
«Повезло, – пульсировала в сознании одна единственная восторженная мысль, вто-ря набату крови, настойчиво стучащему в виски. – Чистое везение!»
Как я уже упоминал, чудеса веры и черная магия имели существенные различия. В отличие от заклинания малефиков, молитва не была приказом, подкрепленным твердым осознанием, что услуга уже оплачена наперед. Молящийся был просителем, и лишь в Во-ле Творца заключалось, получишь ты желаемое, или нет. Сам не ожидая того, но я это по-лучил. С таким же успехом, Создатель, мог и не захотеть мне помочь. В конце концов, как любили упоминать на проповедях священники, «не искушай Господа своего, не ищи пределов его безграничного терпения…».
Но оставим это до более спокойных времен. Несмотря на то, что я давно уже не имею духовного сана, цитировать Священную Книгу, припоминая откровения и притчи, я могу часами…
Эти сорок ярдов дались мне нелегко. Казалось, я бежал на предельной скорости. Деревья проносились мимо скоплениями размытых клякс. Однако очень скоро моего вос-паленного сознания достигла мысль, что отнюдь не бешенный бег служил причиной вы-шеупомянутых оптических феноменов. Мир тек и плавился у меня перед глазами, а к гор-лу подступил ком дурноты. Вероятно, через ссадины на руках яд гончей все-таки попал в кровь. Другой бы умер почти на месте, но измененная альвскими эликсирами плоть уси-лено боролась с заразой.
– Стоя-а-ать! Руки вверх, чтоб я видел! – Раздалось из темноты. Железный лязг окрика поддержало низкое грудное рычание. Я поднял затуманенный взор, и тусклый свет единственного окошка караульной будки остро резанул по глазам. Мне он сейчас казался светом тысячи солнц, что единовременно вознамерились ослепить незадачливого полуночника.
– Кто такой? – тихо свистнуло ружье, впрыскивая порцию газа в камеру сгорания.
Я, было, открыл рот, дабы пояснить, что меня здесь давно уже ждут, но внезапно понял, что во рту так пересохло, что я не могу вымолвить ни слова. Голова кружилась, ноги отказывались держать. Как-то слишком уж быстро состояние стало ухудшаться. Соб-ственно, ничего удивительного не было. Схватка с Паладинами заставила меня войти в состояние спурта. Теперь же, в предвкушении скорой передышки тело начало расслаб-ляться и все полученные травмы разом напомнили о себе.
Я собрал все остатки сил и до изнеможения напряг пересохшее горло:
– Алон-со де Нарь-е-га, – вот и все, что мне удалось из себя выжать, прежде чем земля потянул меня в свои, прогретые дневным солнцем объятия.
Удара я не почувствовал. И не хотелось бы сдаваться на милость погони, но встать я уже не мог. Здесь было мягко, спокойно и уютно. Нежная хлопковая вата заткнула уши, веки смежились. Мысли… мыслей не было вовсе.
– Гер барон, – донесся до моих ушей откуда-то издалека голос прячущегося во тьме караульного. Тяжелый дробный стук. Вероятно, барабанили в дверь. – Гер барон…
– Что? – Дверь скрипнула, и лица коснулся еще более теплый, еще более обволаки-вающий свет масляной лампы.
Длинное гешпанское ругательство. Объяснений не потребовалось. Барон увидел мое распростертое тело.
– Несите его внутрь. Да поживее. Поживее, я сказал!
Стук тяжелых сапог по дереву ступеней. Две пары крепких рук подхватили меня и куда-то понесли.
– Доннер веттер! Что за дерьмо? Откуда эта вонь? – Возмущенное шипение одного из караульных.
– Так воняет Нечистый, – третий голос прозвучал, когда скрип двери отрезал, ставшие уже привычными крики припозднившихся ночных пичуг. – Бросьте его.
Нос защекотал тяжелый, но приятный запах сандала и ладана. В лицо брызнула во-да, от чего сознание немного прояснилось. Но лишь немного. Пропал шум в ушах.
– Нарвался на демона, – презрительный плевок.
– Ему вообще повезло, что выжил, – сумрачно отметил первый караульный. – Юр-ген, иди, смени меня.
Тяжелый вздох, скрип сапог, бряцанье креплений о металл ружья. Хлопнула дверь.
– Он не протянет и часа, – в тон солдату отозвался второй голос, принадлежавший, по всей видимости, капеллану. – Какое уж тут везение.
– Разденьте его, – а это уже Алонсо. Тон раздраженный. – Одежу – сжечь, а его ми-лость заверните в плед и спрячьте под кушетку.
– Так это Благородный? – Удивился Пегий Пес.
– Да. Быстрее!
– Кто ж его так? Ну, в смысле, помимо некрота?
– Политика, – де Нарьега явно не был склонен пользоваться всем богатством языка. Ситуация ему не нравилась, и я уже примерно представлял, почему именно. Это он еще не в курсе, что я ушел от двух Доминиканцев. Чувствую, вопросов ко мне будет масса. Но это будет потом.
На лицо надвинулась густая тень. А затем наступил кромешный мрак. Видать, кой-ку, под которую меня уложили, накрыли еще одним пледом.
За секунду до того, как сознание растворилось в пыльном сумраке, за дверью раз-дались голоса и лай собак.

* * *

Графине Ингрид фон Альвард втайне нравились красивые наряды, украшения, косметика. Как и любая другая женщина, она хотела выглядеть превосходно. Но жизнь все реже подкидывала ей возможности потешить душу мелкими дамскими радостями. Графиня всегда была бунтаркой и непоседой.
Будучи совсем еще девчонкой, не имеющей ни малейшего намека на грудь, с юным Дитрихом фон Зейдлицем они облазили почти все деревья в приусадебном парке имения семьи фон Альвард. Уже тогда старый, граф – Консерватор с большой буквы, извел на розги целую рощу, но так и не приучил любимую дочурку к смирению и покорности, коя старательно прививалась подрастающим фройлен с младых ногтей. Отец подсовывал ей учителей по танцам, геральдике и этикету, Ингрид же уловками и жалобными взглядами добивалась у безотказной матушки репетиторов по фехтованию и тактике, чье время по «чистой случайности» совпадало с часами постылых зубрежек и науки жеманства.
Когда графа унесло в могилу отравленное вино, и затвердевшая от горя графиня решительно вознамерилась выдать дочурку за любого Благородного ублюдка с громкой фамилией и внушительным банковским счетом, Ингрид взбрыкнула и на этот раз. Вос-пользовалась своими гражданскими правами, кои в просвещенной империи конца девят-надцатого столетия позволяли пренебречь чаяниями родителей в пользу острых государ-ственных нужд. Так что женский кадетский корпус принял юную деву на полное обеспе-чение, отрезав все нити влияния со стороны прямой родни.
Четыре года в учебной части. Еще обязательные пять лет в рядах имперского де-сантного корпуса. Ранение… И наконец, полиция.
Ингрид никогда не жаловалась. Ни на свою судьбу, ни на мать, коя, выдержав тра-ур по отцу повторно вышла замуж, и не оставила родной дочери ничего, кроме громкого отцовского титула и небольшого дома в Гецбурге. После окончания учебы, вдовствующая графиня в последний раз попыталась образумить «несмышленое чадо». С того момента они больше не общались. По крайней мере, лично. Только через письма, секретарей и ад-вокатов. Самое удивительное, что на бумаге экс графиня фон Альвард, а ныне маркиза фон Хиген, всегда оставалась любящей и беспокоящейся матерью, но предложения встре-чи отметала без колебаний. Она не могла простить дочь за то, что та не подчинилась воле отца, когда он еще был жив и не пожелала сделать этого после его смерти, хотя бы в па-мять о нем.
Сейчас Ингрид было уже тридцать пять. Да, она по-прежнему даже и не думала жаловаться, что жизнь сложилась именно таким образом. Но иногда, очень редко, когда ее никто не видел, он впадала в меланхолию, думая, а стоило ли оно того. В особенности она чувствовала себя неуютно на балах в компании уже замужних ровесниц. Нет, косых взглядов и сплетен она не боялась. Тут армия и врожденное бунтарство играло ей на руку. Чувство, испытываемое ею, больше походило на компромисс с собственной совестью. Может, именно поэтому она брала с собой повсюду старого верного товарища – маркиза Дитриха фон Зейдлица. К слову, он уже давно был женат. По расчету, разумеется. Поли-тика Благородных Домов и семей, в них входящих, не оставляла пространства для ма-невра никому, ежели ближайшая родня придерживалась ортодоксальных взглядов в вопросах создания семьи.
Маркиза фон Зейдлиц, сперва исходила ядовитой слюной, когда супруг оставлял ее дома, отдавая предпочтение подруге детства, но очень скоро нашла утешение в многочисленных любовниках, с коими не гнушалась выходить в Высший Свет. Ее никто не порицал. В том числе и сам Дитрих.
Были ли между графиней и маркизом нежные чувства? Нет, по крайней мере, со стороны дочери семейства фон Альвард. Сам фон Зейдлиц также не предпринимал ника-ких попыток выйти за рамки дружбы. Хотя в Свете этот вопрос подвергали сомнениям.
– О, Создатель, какую же чушь несут эти наседки, – прошипела фройлен штабс-капитан сквозь фальшивую улыбку, для верности прикрывшись веером. – Этот цирк про-должается уже битый час.
Как уже было сказано, Ингрид любила хорошо и красиво одеваться, благо в силу знатности ее рода, приглашения от высоких господ на разнообразные вечера и приемы, где бы она могла блеснуть, приходили регулярно. Но одной из причин, коя мешала ей бы-вать в свете чаще, заключалась в болезненном нежелании выслушивать пустой звон огра-ниченных во взглядах и кругозоре потенциальных товарок. С мужчинами же Благородно-го происхождения найти общий язык было намного легче. Жаль, что этикет не позволял полностью сменить круг общения. В этом случае приемы стали бы более приятными и менее обременительными.
– Неизбежное зло, – философски произнес Дитрих, делая большой глоток Шем-пальского. – Приди ты в своей парадной форме штабс-капитана, половина этих квочек скорее всего три раза подумали, прежде чем заговаривать с тобой.
– Но тогда бы это значило, что я здесь присутствую, как представитель власти.
– А ведь тебе этого не надо.
– Ой, как не надо.
– Дался тебе этот барон?
Графиня скривилась, как от зубной боли:
– Мы уже обсуждали этот вопрос. Давай не будем к нему возвращаться, тем более, здесь и сейчас.
Маркиз неопределенно пожал плечами. Взгляд его блуждал по залу, набитому, ка-залось, под завязку пестрой толпой разношерстной знати.
– Твоя благовреная тоже будет здесь? – Осведомилась Ингрид просто, чтобы сме-нить тему.
– Понятия не имею.
– Неужели тебе все равно?
– Представь себе.
– Совсем-совсем?
– Ну, поначалу было даже забавно корчить из себя ревнивого мужа. Ты бы видела этих хлыщей, бледнеющих при одном упоминании о дуэли. Все же Ильма не умеет выби-рать себе фаворитов. Все они какие-то женоподобные. Порой мне кажется, что ей стоит завести любовницу, а не любовника. Право, толку было бы больше.
– Тебе уже говорили, что ты самый настоящий циник?
Фон Зейдлиц неопределенно хмыкнул.
– Кстати, вот и его милость.
Затылок Люмьера де Ланьи мелькал в волнах постоянно колышущегося моря пари-ков, лысин и сложных причесок, прямо по курсу, ярдах в десяти.
– Возьми его, – фройлен фон Альвард тут же оживилась и протянула товарищу своего кречета, восседавшего на кожаной перчатке, коя была единственным изъяном в ее превосходном вечернем туалете.
Добраться до цели она не успела. Стоило графине ненавязчиво, но целеустремлен-но направиться к виконту, как тот тут же исчез из поля ее зрения. Женщина еще успела заметить, тень слуги в парадной ливрее, прежде чем Лис скрылся окончательно.
– Не переживай, – Дитрих снова был рядом и протягивал подруге ее птицу. – Наслаждайся приятным вечером.
– Таким уж приятным, – скорчила рожицу штаб-капитан. – Ты-то, стоит начаться танцам, упорхнешь вальсировать с какой-нибудь обаятельной фройлен, а на меня опять, словно мухи, слетятся эти…
Корнет пристально посмотрел на собеседницу:
– Знаешь, ты мне гораздо больше нравишься, когда отдаешь приказы. Сейчас же это звучит, как нравоучения нелюбимой супруги.
– Хочешь приказов? – Распалилась Ингрид. – Отлично. Корнет, не отходить от ме-ня ни на шаг до дальнейших распоряжений.
– Это все? – На лице Дитриха не дрогнул ни единый мускул, хотя ему жуть, как хотелось рассмеяться.
– Потакать всем моим мелким и крупным прихотям, – подытожила фройлен фон Альвард.
Фон Зейдлиц помолчал, почмокал губами, словно пробуя слова на вкус.
– Нет, Ингрид, извини, но что-то не выходит. Все равно сварливая и обиженная женщина.
– На штабс-капитана не тяну?
– Нет.
– Проклятье.
Хотя со стороны могло показаться, что разговор велся на вполне серьезных тонах, ни один из собеседников не придавал ему особого значения. Старые друзья развлекались.
Внимание Ингрид привлекло какое-то движение в той стороне, где располагался, так называемый трон. Из боковой двери вышел высокий худой человек в простой одежде, смотрящейся на фоне всеобщего великолепия столь же чужеродно, как сорняк на цветоч-ной клумбе. Тем не менее, даже несмотря на то, что незнакомец явно не принадлежал к Благородному сословию, держался он весьма твердо и уверенно.
Подозвал лакея. Что-то сказал ему, за что получил холодный взгляд и короткую фразу сквозь зубы. Снова что-то сказал и сунул под нос какие-то четки.
Ингрид передернуло. Совсем недавно она уже что-то подобное видела, и впечатле-ние после этого осталось самое, что ни на есть гнетущее.
Лакей спал с лица, кивнул, и, не говоря более ни слова, поспешил к живой стене рыцарей светлого и темного Клиров. Обошел по широкой дуге императорский «трон», зашел справа и что прошептал на ухо графу де Котену.
За реакцией Второго имперского советника стоило наблюдать. Он встрепенулся, бросил вороватый взгляд на невозмутимо сидящего монарха, затем на графа де Ланьи, и, откланявшись, поспешил спуститься к нежданному гостю. Пара слов и они оба скрылись за боковой дверью.
– Видел? – Ингрид незаметно ткнула Дитриха в бок локтем.
– Что именно? – Даже если маркиз и наблюдал эту картину, он и бровью не повел. Не придал значения. Наконец он тяжело вздохнул:
– И чего тебе спокойно не живется? Оно тебе надо?
– Ты видел лицо гера де Котена? Он явно был встревожен.
– Мы из портовой полиции, Ингрид. Тем более, сейчас мы не на службе. Пусть всякими тревогами занимаются городские власти, Третий кабинет и Тайная Канцелярия. В случае чего, тут и без нас управятся. Почему тебе так не терпится сунуть голову тигру в задницу? Сначала этот барон. Согласен, с ним не все ладно, да и вмешательство малефи-ков не может оставить равнодушным… теперь это. На выпей. Залпом.
Фон Зейдлиц протянул подруге свой полупустой фужер.
– Давай-давай, и без возражений.
– Корнет!..
– Мы на светском рауте. Тут твоя власть надо мной тускнеет, так что давай. Выпей и расслабься. Кстати, в бальном зале уже звучит музыка. Можем пойти потанцевать.
Фройлен фон Альвард залпом осушила бокал. Игристое Шемпальское ударило в голову. Мысли разлетелись, словно стая уток спугнутых звонким лаем охотничьих псов.
– Во-о-от, так намного лучше, – замечая, как туман заволакивает взор спутницы, проворковал Дитрих. В подтверждение его слов альбатрос на его плече неприлично гром-ко каркнул. Да, именно каркнул, ибо этот хрип на крики обычной, прибрежной пернатой братии походили мало.
Ингрид, действительно, немного полегчало. Исчезла некая едва ощутимая тревога, с коей она, как оказалась, успела свыкнуться. Она присутствовала практически всегда. С одной стороны это помогало – держало мозг в тонусе. С другой же… Только сейчас фрой-лен фон Альвард позволила себе расслабиться должным образом, и отпустить терзающие ее повседневные проблемы.
– Там был колдун, – проговорила она, уже куда более спокойным тоном.
– И что это меняет?
– Ничего, – графиня флегматично пожала плечами. – Просто в последнее время ма-лефики стали слишком откровенно играть в свои, одним лишь им понятные игры.
– Они всегда в них играли. Всегда лезли в политику и прочие места, где им были далеко не рады. Но не стоит забывать, что именно благодаря им Импреия приобрела та-кую силу и положение на всех заселенных землях от Западного Архипелага до Тосе. Где бы мы были, если б не их металлические звери, газоразрядное оружие. А Приобщение, позволяющее усовершенствовать ущербные человеческие тела за счет братьев наших меньших?.. Электричество, паровые экипажи и доспехи…
– Последнее – далеко не их заслуга.
– Их – не их – без разницы. В Магистериуме сидит половина чернокнижников.
– Поверить не могу, Дитрих, ты их оправдываешь?
– Ни в коей мере, – покачал головой маркиз. – Лишь хочу напомнить, что они уже довольно давно влезли во все сферы нашей жизни.
– Они же некроманты, демонологи – слуги Лукавого.
– И об этом тоже не стоит забывать, пускай некоторые особо ревнивые сторонники Церкви и говорят, что для таких, как мы уже поздно.
– Я тебя поняла. Но пока их деятельность не попадалась мне на глаза, покуда я ви-дела лишь даримые ими блага, все было несколько иначе.
– Что же изменилось?
Фройлен фон Альвард выдержала испытующий взор своего друга:
– Чем они лучше, чем я? Почему Им можно совать свой нос всюду, куда не просят, в том числе и в дела моего ведомства, а я должна сидеть и спокойно это позволять?
– За ними сила, – фон Зейдлиц взял с подноса, проходящего мимо официанта еще пару бокалов с Шемпальским. – Так уж сложилось, что колдуны – сильные мира сего, а ты по сравнению с ними – так, назойливая вошь. И упаси тебя Господь влезть глубоко в их игрища.
– А то я сама этого не понимаю, – графиня нахмурилась, но от предложенного бо-кала не отказалась.
– Видать, не совсем понимаешь, раз ведешь себя таки образом.
– Предлагаешь все бросить, и забыть про барона, как советовал тот заезжий мале-фик?
– Не рискну, – улыбнулся маркиз. – Эту тему мы уже обсуждали. Кстати, виконт может отсутствовать довольно долго. И раз мы уже отметились перед Его Императорским Величеством, предлагаю скоротать время за танцами. Что скажете, фройлен фон Альвард?
– Пойдем уж. Куда тебя девать, а то опять завеешься, ищи тебя потом…

* * *

Люмьер да Ланьи покинул малую приемную спустя десять минут после того, как за бароном де Лагранжем закрылась дверь. Алонсо ушел пятнадцатью минутами ранее, так что теперь виконт был предоставлен сам себе. Разумеется, если не считать четверку вои-нов темной и светлой Церквей. Рыцари и Легионеры вели себя тихо, подопечного в разговоры не втягивали, да и между собой переговариваться не спешили, так что Люмьер принял решение считать себя в одиночестве.
Признаться честно, визит барона де Лагранжа (хотя, какой он барон), виконта оза-дачил. И даже не столько визит, сколько, казалось бы, давно ожидаемая весть о нападках со стороны малефактории. Де Ланьи просто не ожидал, что они рискнут действовать столь скоро после первого нападения. Само собой, если за атакой на его транспорт стоял именно Ковен некромантов, а не какие-нибудь доброжелатели из числа Домов-конкурентов.
Нужно отдать должное барону (Люмьер решил пока называть его так) – тот оказал-ся весьма прозорлив, и нашел способ не пойти на поводу у, так называемого, заказчика. Хотя виконт должен был признать пусть и только для себя, что первым его желанием бы-ло вздернуть продажную шкуру де Лагранжа на ближайшей потолочной балке, благо чи-сто по-человечески, поводов было хоть отбавляй. Убийство по найму уже тянуло на смертную казнь. Подделка документов и самовольное присвоение дворянского титула и фамилии влекли за собой обвинение по последствиям сравнимое лишь с государственной изменой. Люмьер подозревал, что упоминания о контрабанде запрещенных снадобий так же не были лишены смысла.
Но все же он вполне резонно, а главное, вовремя понял, что в накалившейся ситуа-ции подобных людей весьма полезно держать рядом, ибо они умеют играть грязно, когда их об этом попросят. «Барон» уже дважды спасал жизнь де Ланьи. Первый раз, конечно, не осознанно, и не по своему выбору, но второй… Второй раз заслуживал уважения и со-ответствующей платы.
Под конец беседы Люмьер принял твердое решение, во что бы то ни стало сберечь жизнь и здоровье нежданного гостя.
Правда, теперь возникала другая проблема: как вариант, предусмотренный для воз-вращения в Лютецию, де Лагранж отпадал напрочь. Его проблемы с законом и та охота, которую на него объявят малефики, делают затруднительным поиск работы на независи-мые торговые компании. А именно это обстоятельство и было ключевым в предваритель-ной задумке Лиса.
В зал приемов, виконт попал, когда большая часть народа вместе со своими Талис-манами удалилась в смежные помещения, где играла музыка, было много места для тан-цев и еще больше всевозможных яств.
– Его Императорское Величество примет вас через пятнадцать минут в большой приемной, – сообщил де Ланьи, возникший словно бы из-под земли, лакей.
Люмьер поблагодарил, и посмотрел в сторону трона. Августин VII едва заметно кивнул.
Вот оно. На секунду у виконта засосало под ложечкой, но он быстро справился с подступившим волнением. Посмотрел на настенные часы и пришел к выводу, что пятна-дцать минут подобны целой вечности. Конечно, он мог бы сразу отправиться к месту встречи, но монарх пока еще не изъявлял желания сниматься с насиженного места, так что де Ланьи решил набраться терпения и не торопить события.
Он уже, было, совсем решился перебраться в соседний зал, где можно было бы не-много перекусить – в последний раз Люмьер имел удовольствие обедать шесть часов назад и выпитые уже здесь два бокала Шемпальского давали понять, что не пошли на пользу измотанному дорогой организму – когда его окликнули.
– Фройлен штабс-капитан, – расплылся в улыбке виконт, – какой сюрприз.
– Прошу вас, гер де Ланьи, просто Ингрид, – вернула улыбка графиня. – Без чинов. Я не на службе. С маркизом фон Зейдлицем вы, я полагаю, уже знакомы.
Давешний корнет скупо поклонился.
– Виконт.
– Маркиз.
– Как вы находите нынешний прием? – Де Ланьи продолжал изображать саму га-лантность.
– Скучновато, – не стала кривить душой фройлен фон Альвард. – Впрочем, как и большинство из подобных мероприятий. Признаться честно, мне порой кажется, что жизнь высшего света течет мимо меня, что, кстати, меня ни капли не огорчает.
– О, фройлен, я вас прекрасно понимаю. Совсем недавно меня так же посещали по-добные мысли.
– Как удивительно.
Люмьер не мог не отметить, что здесь и сейчас перед ним стояла совершенно дру-гая женщина. Штабс-капитан действительно пропал, всецело предав бразды правления в тонкопалые ручки графини. И все же де Ланьи чувствовал подвох. Он не спешил первым прерывать беседу. Не хотел показаться бестактным. Сама же фройлен фон Альвард от-нюдь не спешила отпускать собеседника.
– Признайтесь, виконт, тяготы дороги стоили того?
До Люмьера начало доходить, в какую сторону начинает склоняться разговор:
– Еще не знаю. В любом случае, я склонен рассматриваю любую ситуацию фило-софски: мы там, где должны быть.
Графиня оценила уклончивость ответ собеседника легкой улыбкой, но свою линию гнуть не перестала:
– Маркиз поведал мне о тех неприятностях, что подстерегли вас на подступах к Нербу.
– Уверяю, фройлен, в произошедшем не было ничего серьезного. Всего лишь не-сколько досадных мелочей.
– Ну как же, ведь вам пришлось добираться на этом ужасном ржавом грузовике. Без всяких условий, приличествующих вашему социальному положению…
– Поверьте, графиня, для мужчины, тем более, военного нет ничего зазорного в том, чтобы поспать пару часов не на мягкой перине в роскошных покоях, а на твердой кушетке в сырой каюте. Тем более это гораздо полезнее. Не сырость, разумеется, но жест-кость ложа, – последние слова виконт подкрепил деликатной улыбкой.
– Кстати, как там звали вашего перевозчика к, коему вы рискнули пересесть? Ка-жется, барон Этьен де Лагранж? – штабс-капитанше надоело ходить вокруг да около, и она решил принудительно свести разговор к интересующей ее теме.
– Да, вы не ошиблись, графиня, весьма милый юноша, пускай и занимается не вполне подобающим для его положения, делом, – лицо де Ланьи осталось непроницае-мым, но внутри что-то неприятно дернулось. Только по предварительным подсчетам, «ба-рон» умудрился посадить себе на хвост помимо малефактории еще и портовую полицию. И пусть любезная фройлен фон Альвард хоть трижды заявляет, что находится здесь не на службе, ее интерес к вышеупомянутой персоне носит далеко не праздный характер.
– Вы знали, виконт, что барон де Лагранж промышлял контрабандой. Конечно, он заявляет, что стал невинной жертвой обстоятельств… – как бы невзначай заметила графи-ня.
– И есть доказательства его причастности? Ведь в нашем мире все возможно, – и снова Люмьер никак не выказал своего отношения к предположению штабс-капитана.
– Прямых доказательств нет, но барон оказался очень уж юрким малым. Не прошло и нескольких часов его пребывания в Гецбурге, как наши люди всерьез и надолго потеря-ли его след. Возникает вопрос, зачем невиновному человеку скрываться.
– И вы пришли ко мне, – де Ланьи больше не видел смысла играть в кошки-мышки и уклоняться от темы. – Вот только чем я могу вам помочь? С гером де Лагранжем мы по-знакомились непосредственно на борту его судна. Ранее я его никогда и не видел и рискну предположить, что больше наши пути не пересекутся.
– Вполне возможно, виконт, вполне возможно, – проговорила фройлен фон Аль-вард, – А может, во избежание повторения давешних воздушных происшествий, вы соби-рались использовать проверенного человека в качестве извозчика на обратный путь.
Графиня пристально посмотрела в глаза собеседника, но не нашла там ничего, что могло бы ей помочь узнать, в правильном ли направлении она движется. Мысль была вы-сказана. Сейчас штабс-капитан портовой полиции Гецбурга ступила за тонкую черту, где заканчивалась праздная беседа, и начинался допрос. При таких обстоятельствах виконт имел полное право прервать диалог, сославшись на его несвоевременность…
Но де Ланьи не воспользовался своим законным правом:
– А даже если так? – Пожал плечами он. – Я все равно не имею ни малейшего по-нятия, где искать приснопамятного барона.
– Но ведь вы, конечно же, озаботились и приставили к нему своих людей?
– И они потеряли его след, так же как и ваши. Видите, фройлен штабс-капитан, – Люмьер впервые назвал собеседницу по званию, принимая тот факт, что разговор пере-шел на официальные ноты. – Из меня вышел плохой помощник. И если единственной причиной, по которой вы пришли на этот прием был диалог со мной, то я вам искренне сочувствую.
Люмьер отвлекся на мгновение, заметил, что Его Императорское Величество стал подниматься с трона, и поспешил откланяться.
– Проклятье, – процедила графиня в веер.
– Чего-то подобного как раз стоило ждать, – флегматично заметил Дитрих. – У ме-ня так же возникает чувство, что не прием стал возможностью пообщаться с виконтом, а наоборот, виконт стал поводом для посещения светского раута.
Графиня фыркнула.
– А кроме того, – продолжал фон Зейдлиц, – с твоей стороны было весьма наивно надеяться, что виконт сдаст тебе свой дополнительный и более безопасный путь отхода.
– У него патент арестован, – Ингрид хмурилась. – Ему все равно пришлось бы к нам явиться, дабы получить новую бумагу. Кстати, что говорят твои осведомители в Бо-лотах и Доках?
– Ничего особенного. В диаспоре альвов все тихо. Да и не приняли бы они никого из чужаков даже на постой. В Доках же, как в котле все кипит и варится, ничего толком не понятно. Правда, вчера у лавки старого Хорста наблюдались какие-то брожения…
– Проверь. Я почему-то сбрасывала трущобы со счетов, но теперь понимаю, что больше де Лагранжу деться было некуда.
– Это если он не залег на дно. Или же его вязла под крылышко Малефактория.
– Мы еще разберемся, кто и кого взял под крылышко, – тихо, себе под нос прого-ворила фройлен фон Альвард, на что ее собеседник лишь возвел очи горе.

* * *

Лакей привел виконта на второй этаж. Его Величество де Ланьи все же опередил, но другие лица, присутствующие здесь не по воле случая, уже успели расположиться и даже завести незамысловатую беседу. Собственно, беседовали двое. И не просто беседо-вали, а тихо и степенно обменивались ядом и колкостями.
– Месье де Котен, я решительно не понимаю, в чем заключается основная пробле-ма, – Гийом де Ланьи, подбоченившись, опирался свободной рукой на один край пись-менного стола. Его оппонент – граф Александр де Котен – второй советник Его Импера-торского Величества, занимал диаметрально противоположную позицию. Впрочем, как и всегда… Его Преосвященство Патриарх Гинар занял кресло в самом углу кабинета и с интересом разглядывал глянцевые носки своих сапог, усердно делая безразличный вид. Собственно происходящее его действительно не касалось. Почтенные господа в ожидании монарха развлекались вялой перебранкой. Их Талисманы не рычали и не бросались друг на друга, удерживаемые лишь волей хозяев.
– Ах, вы не видите проблемы, месье? Тогда я вам на нее укажу.
– С радостью выслушаю вас, месье.
– Из достоверных источников мне стало известно, что в дом пробрался наемный убийца, искавший, между прочим, жизни вашего сына. Мое почтение, месье, – последние слова адресовались виконту.
– Я это уже слышал. И вы решили выслужиться передо мной и Его Императорским Величеством?
– Какая пошлая формулировка, – скривился глава Дома Куницы.
– Вопрос не в формулировке, месье. Вопрос в претензии, – холодно отозвался граф де Ланьи. – Коль уж так сложились обстоятельства, коль уж вы приняли решение не по-свящать меня в события, как вы изволили выразиться, судьбоносные для моего сына, то почему же вы отправили с поручением не мою гвардию, и даже не свою, а личных людей Его Императорского Величества? И после этого вы обвиняете меня в возникшем кон-фликте?
– Сюзерен несет непосредственную ответственность за своего вассала! – Казенным тоном попенял де Котен. – Четыре вызова на дуэль, месье. Четыре. Инцидент привел к оскорблению дворянской чести и чести полка. Это может повлечь за собой кровную вражду. Вы отдаете себе отчет, какие последствия может повлечь за собой вражда между некоторыми семьями Домов Лиса и Ирбиса?
До Люмьера начало доходить. Он послушал этот великосветский балаган еще ка-кое-то время, и подробности услышанного виконту очень не понравились.
– Простите мое вторжение, месье, – обратился де Ланьи младший к спорщикам. – Могу я осведомиться, в чем причина конфликта?
Отец жестом остановил начавшего, было, излагать суть дела оппонента, и сам по-ведал сыну обо всем произошедшем в его отсутствие. А со слов графа выходило примерно следующее:
Не далее, как час назад в резиденцию князя заявился представитель Малефактории. Попросил немедленной аудиенции у господ Первых советников. Ближе всего стоял де Котен, поэтому отосланный лакей, не желая тревожить монарха, направился именно к нему. Будучи в хороших отношениях с выходцами колдовского цеха, граф поспешил к пришельцу, от коего и узнал, что в особняк пробрался наемный убийца с четким заданием отправить к праотцам виконта де Ланьи. Как ранее упоминал его светлость, особо време-ни на раздумья не было, так что он отрядил для спасения жизни его милости два десятка гвардейцев Дома Ирбиса. По дороге де Котен перехватил еще и командоров темного и светлого рыцарских орденов, кои тут же присоединились к поиску.
Малефик вместе с четверкой гвардейцев как раз прочесывали самые торные пути дворца, когда наткнулись на неизвестного человека в сопровождении воинов дома Лисы.
Конвоиры незнакомца наотрез отказались выполнить приказ о выдаче обвиняемо-го (еще бы, ведь Люмьер им ясно дал понять, что за безопасность «этого месье» они отвечают головой). Вследствие короткого диспута началась драка. Сильно пострадали два Талисмана, один гвардеец из Дома Лисы ранен, а незнакомец успешно скрылся.
Но на этом дело не закончилось. Спустя пару минут, беглец объявился в восточном крыле, где столкнулся с двумя личными стражами виконта из числа Доминиканцев (свет-лые и темные клирики решили разделиться). Казалось бы, вот оно. Нарушитель пойман. Однако тому удалось уйти и от Паладинов. Мало того, при этом пострадал командор Вардес (Люмьер едва сдержался, чтобы не выказать удивления, а Патриарх Гинар, так и не изменив позы, насторожено повел ушами).
В данный момент местоположение злоумышленника оставалось неизвестным. Его след пропадал в приусадебном парке.
Де Ланьи младший сделал над собой усилие, чтобы рассмеяться, как можно более непринужденно. Ситуация того требовала.
– Покорнейше прошу простить, месье, – выдохнул он. – Боюсь, что все произо-шедшее исключительно моя вина, и лишь мне предстоит разбираться со всеми трудностя-ми.
– Извольте объясниться, месье, – импульсивно вздернул длинный тонкий нос де Котен.
Гийом так же олицетворял собой полное внимание и легкий укор.
– Уж не знаю, откуда у вас взялась информация, что этот незнакомец – наемный убийца, месье, – Люмьер обращался непосредственно к оппоненту отца, – но этот человек уже довольно длительное время работает на меня, и безраздельно пользуется моим дове-рием. Сегодня у нас была назначена встреча, коя, кстати, успешно состоялась. После этого моим людям было поручено сопроводить моего помощника за пределы дворца.
– Но к чему такая секретность, виконт? – Глава Дома Куницы был готов лопнуть от возмущения. Определенно его дружки из Малефактории, буде таковые имелись, выставили его не в самом выгодном свете.
– А это уже, месье, с вашего позволения, мое личное дело. У меня, как оказалось, много врагов. И соответственно, дабы иметь возможность избежать затруднительных си-туаций, требуется помощь отдельных личностей. А вы, любезный граф, загоняли моего человека, как дикого зверя.
– Люмьер, – нахмурился Гийом де Ланьи, так же усмотрев в последней фразе плохо скрытую шпильку.
– Что вы хотите этим сказать, месье? – де Котен пыхтел и отдувался.
– О, ровным счетом ничего. Приношу свои извинения, если чем-то задел вашу честь, месье, – полковник де Ланьи позволил себе легкую улыбку. – Теперь вы знаете все. И, думаю, никто из вас не будет возражать, если издержки давешнего инцидента, я разбе-ру сам.
Никто не противился.
– Кстати, если это возможно, месье, – виконт вновь обращался исключительно к графу-Кунице, – я бы хотел переговорить с тем некромантом, что принес вам ложную ин-формацию.
– Вынужден вас огорчить. Он отбыл около двадцати минут назад, – Александр уже остыл, но по нему было видно, что он и сам бы не отказался потолковать с тем малефиком по душам.
Тема исчерпалась сама собой. Второй Имперский советник не стал более обреме-нять окружающих своим присутствием, ибо чувствовал себя несколько не в своей тарелке. К тому же, как понял де Ланьи-младший впоследствии, граф-Куница на беседу с Его Императорским Величеством приглашен не был. Это его страшно бесило, но противиться воле монарха он не смел.
Дверь скрипнула, пропуская в комнату затянутого в коричневую рясу Доминикан-ца. Следом вошел Сумеречный легионер в неизменной серой шинели. И только потом, твердо ступая, вошел Его Императорское Величество Августин VII. В белом мундире, при шпаге. Лохматя длинными тонкими пальцами холку своего Талисмана. Отпустил клириков, царственно опустился в кресло и шумно выдохнул.
Люмьеру показалось, что вместе с этим вздохом он выпустил всю свою силу и стать. Только теперь виконт понял, каких сил монарху стоило держаться на людях твердо. Возраст и болезни медленно, но верно делали свое дело. Не за горами был уже тот день, когда Старый Ирбис не встанет со своего ложа…
– Наконец-то закончился этот маскарад, – ворчливо пробасил император и его надолго скрутил злой кашель.
– Гадская хворь! – Монарх скрипнул зубами, – Кто бы знал, как я от нее устал за последние два года.
Он придирчиво изучил белый шелковый платок, которым только что прикрывал рот. Ничего нового кусок ткани ему не сказал. Все то же кровавое пятно.
– Нужно будет заказать себе партию красных, – усмехнулся он, наблюдая за сочув-ствующими выражениями лиц присутствующих. – Ну да ладно, дорогие вы мои верно-подданные. Сперва – дела, а уж потом полемика.
Августин VII поерзал в кресле умащиваясь поудобнее. Все с нетерпением ждали продолжения, и оно последовало.
– Всем вам прекрасно известно, что мой век уже на исходе, а наследниками я так и удосужился обзавестись, кхе-кхе, – монарх, все же, периодически покашливал. Идеально ровного повествования не получалось. – И не отпирайтесь. Это говорит мне лекарь, это же подтверждает мое собственное тело. Так что сегодняшней встречей я хочу расставить все точки над «i». Разумеется, любезный мой виконт, что вы уже слышали множество всяких слухов.
Люмьер кивнул.
– Могу заверить вас, что все они правдивы. Ума не приложу, где могла произойти утечка информации, ведь я до сих пор не объявлял вас своим преемником.
Полковника прошиб пот. Одно дело – строить догадки и совсем другое получать им подтверждение от первого человека во всем островном государстве.
Он что-то забормотал о чести, оказанной ему, но Его Императорское Величество прервал ручеек неуместных словоизлияний.
– Честь здесь не причем, – сказал, как отрезал. – Важна кровь и политическая ори-ентация. А еще Архипелагу не помешает немного дисциплины, кхе-кхе, кою может обес-печить лишь военный человек. А она-то, дисциплина, как раз понадобится, ибо смена правителя всегда подобна смене эпох. Разочарования, надежды, брожения в массах, недо-вольства гильдий и цехов, приступы холецистита и паранойи… Я скажу вам откровенно, кхе-кхе, я вам, молодой человек не завидую.

* * *

Из приемной де Ланьи вышел последним. Он не чувствовал под собой ног, а на глаза наворачивались предательские слезы. Нет, не раскрытие сложной многоуровневой партии, разыгранной Августином VII и Церковью Единого, послужило причиной такой реакции – это едва ли могло бы тронуть его сердце – но откровение Патриарха Гинара. Люмьер не знал – расцеловать этого человека, или же попросту свернуть ему шею.
У двери безмолвными статуями застыли Паладины Ордена Святого Доминика и Сумеречные легионеры и числа тех, кто был приписан к его милости. Остальные удали-лись вслед за монархом.
Из ступора его вывел Мулье, сочувственно ткнувшись мокрым носом в ладонь. Се-кунду полковник еще стоял в замешательстве, не в силах побороть восставшие в нем чув-ства. Он-то думал, что никогда более ничего подобного испытать не сможет…
– Командор Вардес, – виконт заставил голос звучать жестко и ровно.
– Да, месье, – ответил рыцарь по-лютециански.
– За мной! – Жестко, словно своему солдату, скомандовал де Ланьи. – Остальным остаться здесь!
Последние слова адресовались снявшейся, было, со своих мест тройке клириков.
– Но у нас прямой приказ Его Императорского Величества, – Начал возражать один из Сумеречных легионеров.
– В данную секунду, приказом нашего Императора, вы отданы в мое подчинение, и обязаны выполнять все мои распоряжения.
– Простите, месье… – Снова подал голос тот же колдун.
– Не прощаю, командор! Кроме того, здесь, на территории княжеского поместья мне ничто не угрожает. Против же самых заурядных наемников, буде таковые решат явиться сюда со злым умыслом, меня вполне сможет защитить командор Вардес. Свобод-ны! Спускайтесь вниз. Через полчаса мы отправляемся обратно в резиденцию моей семьи.
Ему, конечно, не стоило вести диалог в таком тоне – веротерпимость, равные пра-ва Церквей, и все такое – но сейчас виконту было глубоко плевать на клирические игрища. Он хотел поговорить с одним-единственным Рыцарем и только с ним. И, желательно, без свидетелей.
Легионер не привык, чтобы с ним разговаривали в подобном тоне, но обиду про-глотил и покорно кивнул:
– Будет сделано.
Люмьер дождался, пока его телохранители скроются за поворотом, после чего по-вернулся к оставшемуся доминиканцу.
– Командор, – теперь его речь звучала куда, как мягче, но все равно, по-военному твердо, – как ваше самочувствие?
Даже сквозь тень от капюшона были видны кровоподтеки и ссадины на лице Пала-дина. Впрочем, насколько знал виконт, через пару дней от этого безобразия не останется и следа. Раны на храмовниках заживали гораздо быстрее, нежели на обычных людях. Царапины же сходили практически мгновенно.
– Я… – командор запнулся. Напоминание о его давешней схватке, закончившейся столь бесславно, вогнало того в растерянность. – Лучше, месье. В сущности, ничего серь-езного.
– Но обидно? – Закончил за рыцаря Люмьер и его губы дрогнули в едва различи-мой улыбке.
– Я не имею права обижаться. Это первый шаг на пути к гордыне. А гордыня – это тяжкий грех… Всегда есть кто-то лучше тебя…
На последнем слове он снова запнулся.
– Говорите правильные слова, командор… – де Ланьи окинул Доминиканца внимательным взором. – Покажите, где это произошло.
Высота впечатляла. Конечно, Люмьеру ничего не стоило спрыгнуть вниз, не при-чинив себе ни малейшего вреда, но для человека, рухнувшего плашмя, подобное испыта-ние могло закончить плачевно.
Прямо под окном кусты были сломаны и примяты.
– Вы туда упали? – Люмьер открыл окно, кое щепетильная прислуга уже успела поменять.
– Да, – рыцарь не стал подходить. Он и так знал, что виконт указывает в правиль-ном направлении.
Де Ланьи покачал головой и запер створку на щеколду.
– Командор. Вы можете объяснить, как так вышло, что обычный смертный сдержал натиск двух опытных воинов Господа, причем ушел, и покалечил одного из них?
– Увы, месье, у меня нет этому никаких объяснений. Ни один человек не сможет тягаться в скорости с Карающей Дланью Его. Мы были призваны в этот мир исключи-тельно для борьбы с Врагами Рода Человеческого, и на моей памяти нет ни единого слу-чая, когда бы кто-либо из моего Ордена не справился с выполнением функции мирского заступника. У этого человека было все: и скорость, и школа, и опыт. Могу со всей уверен-ностью сказать, что дрался с равным.
Виконт кивнул. Свои мысли он предпочел держать при себе.
Вдвоем с командором Вардесом они спустились в опустевший общий зал. Веселье плавно переместилось в смежные помещения дворца. Там угощали, оттуда лилась музыка, и звучал веселый смех.
Де Ланьи даже вспомнил, что не так давно хотел есть. Впрочем, давешнее желание так и осталось на уровне воспоминания. Голод попросту потонул в водовороте мыслей.
Стоило виконту показаться на глаза отосланным телохранителям, как они тут же решительно взяли его в кольцо с твердым намерением никуда больше не отпускать. Он не стал им мешать.
Алонсо еще не вернулся, и у Люмьера оставался какой-то запас свободного време-ни. Он твердо решил, что как только распорядитель вернется и приведет назад паровой экипаж, виконт тотчас отбудет. К веселящейся толпе идти не хотелось вовсе, так что пол-ковник решил скоротать время прогулкой по парку. Говорят, свежий воздух прочищает мозги.
Тихо шелестела молодая листва, убаюканная нежными касаниями весеннего ветра. В кустах сонно стрекотали цикады. Какая-то пичуга разразилась жалобным воплем, но почти тут же умолкла. Поздний вечер пах свежестью, влажной юной травой, и сладостью акации.
Воистину, окружающие благодать и пастораль принесли минутное облегчение. Люмьер расслабился и попытался отогнать все лишние мысли. В конце концов, для нача-ла следовало успокоить нервы, и лишь потом возвращаться к насущным делам с трезво-стью и рассудительностью.
Широкая торная тропинка, выложенная плоским шлифованным камнем, послушно стелилась под ноги, жадно пожирая стук каблуков солдатских сапог. Впереди она расши-рялась, образуя небольшой уютный скверик, где под ажурным навесом, густо оплетенным виноградной лозой, разместились четыре кованые лавочки.
Собственно, к ним и направлялся Люмьер. Но это было до того, как он услышал поскуливание собак, приглушенные звуки голосов и тусклые сполохи масляных фонарей, прорывающиеся мелькающие меж стволов деревьев.
В общем-то де Ланьи не собирался идти туда. Однако по какой-то необъяснимой даже для себя самого причине, возле скамеек он не остановился. Вместо этого сошел с тропы и двинулся вглубь посадки, туда, откуда доносились голоса. Мулье, неотступно следовавший за хозяином тоненько заскулил и стал тереться лохматым боком о ногу ви-конта.
– Дружок, что с тобой? – Полковник присел на корточки и потрепал лиса за ухом. – Ты чего-то боишься?
– Он чувствует скверну, – подал голос командор Вардес. Слова его звучали глухо и как-то отстраненно.
Люмьер оставил комментарий клирика без внимания, но теперь уже куда внима-тельнее всмотрелся в мелькание огней.
– В той стороне круги Нечестивой земли, месье, – ответил на невысказанный во-прос виконта Сумеречный легионер. – Неудивительно, что животное занервничало. Мо-жет, есть смысл пойти другой дорогой?
– Господа, расслабьтесь, – де Ланьи улыбнулся одними губами. – Мы гуляем. От-чего бы не посмотреть, что там происходит?
Телохранители не стали возражать. Впрочем, их молчание звучало, как немой укор и предостережение. Плевать полковнику хотелось на всю эту чушь. Если бы там было опасно, происшествие не собрало бы такое количества народу. Все, что могло произойти – уже произошло…
Их было около дюжины. Гвардейцы Дома Пегого Пса. Не иначе именно эти ребята продолжили травлю приснопамятного «барона» де Лагранжа в княжеском саду. Да так здесь и застряли. Собственно, было отчего. Вся эта братия вместе со своими Талисманами топталась на границе серой мертвой земли. Трава здесь не росла. Она обрывалась точно срезанная острым клинком и, казалось, даже боялась гнуться в сторону сумрачного без-жизненного шлака. Огромные широкогрудые псы, состоящие из сплошных мышц и зубов поджав хвосты, прятались за ногами хозяев. Сами гвардейцы так же не излучали особой уверенности.
Прямо посреди полосы Нечестивой земли лежало нечто большое, слезящееся и бесформенное. Сернистая вонь и смрад разложения чувствовались даже с того места где остановился виконт.
– Ваша милость, – к полковнику подбежал лейтенант Пегих Псов. Мужчина был взволнован и ежесекундно бросал вороватые взгляды в сторону телохранителей виконта, – Хорошо, что вы пришли. Мы давно уже посылали за клириками, но, как оказалось, все они заняты. А капеллан с ближайшего сторожевого поста подойти не может. Ему надле-жит блюсти сохранность пути через «Тропу мертвых»…
– Мы здесь случайно, – только и смог проговорить Люмьер. – Что тут у вас?
– Не знаем, ваша милость, я такого никогда не видел. Могу только сказать, что накануне приема этого еще не было. А теперь…
– Адская гончая, – прищурившись, сообщил Сумеречный легионер. Тот самый, ко-торый давеча перечил де Ланьи. – Мертвая. В прямом смысле этого слова. Опасности она не представляет. Через полчаса ее уже не станет.
– Но как она здесь оказалась? – Лейтенант был столь обескуражен, что даже поза-был впитанный с молоком матери страх перед колдунами.
Ни слова не говоря, отодвинув в сторону Люмьера и, растолкав гвардейцев, к гра-нице Нечестивой земли подошли Доминиканцы. Прежде чем кто-то успел хоть что-то сказать, они, не сбавляя ходу, вышли на тропу.
По ушам всех присутствующих резанул злобный замогильный вой, а мир потерял глубину и краски. Однако орденцев это нисколько не смутило. Мечи с шелестом покину-ли тесные ножны и, мгновением позже вонзились в шлак. Вновь раздался вой, но на этот раз уже полный бессильной злобы. Окружающее вновь приобрело естественные цвета и глубину, и Люмьеру показалось, что где-то на грани слышимости, он различает пение церковного хора. А затем вокруг клинков концентрическими окружностями стала прорастать молодая трава.
– Здесь следы, – ровным голосом, как ни в чем не бывало, сообщил командор Вардес. Он стоял, опустившись на одно колено и ворошил, еще не успевший покрыться зеленью грунт. – Сапоги. По форме подошвы похожи на армейские. Кто-то выбежал на «Тропу мертвых»…
– Это мы и так знаем, – лейтенант уже обрел себя. Кроме того присутствие Доми-никанцев влияло умиротворяюще. – Они начинаются во-о-он там. Человек бежал от во-сточного крыла и в темноте не заметил, как вылетел на «тропу». Думаю эта тварь его схарчила. Но вот отчего сама подохла?..
– Она подохла не сама, – второй Доминиканец подошел ближе к бесформенной массе, со скелета коей уже успела слезть большая часть мяса. Даже стойкий ко всему ор-денец не выдерживал дикого смрада и прикрывал лицо просторным рукавом своей рясы. В такой близости от источника зловонии даже мухи летать не решались. – Брат Вардес?..
Командор оторвался от созерцания следа и встал рядом с товарищем. Секунду он смотрел туда, куда указал ему тот, а потом замер, забыв, казалось, даже дышать. Обошел мертвую тварь по кругу. Снова замер. После чего решительным шагом направился прочь с тропы. Его собрат так же молча двинулся следом.
Клинки вернулись в ножны и прямо на глазах изумленных гвардейцев молодая, только что проросшая трава завяла, сгнила и высохла, рассыпавшись серым шлаком.
– Расходитесь, – приказал Пегим Псам брат Вардес. Лицо его, словно бы окамене-ло. – Все верно. Через полчаса тело истлеет окончательно.
Гвардейцы, боязливо косясь на мертвого инфернала, потянулись к свои постам, а Люмьер, чувствуя что-то неладное, не мог отвести взгляда от хмурого лика своего тело-хранителя.
Уже потом, второй раз за вечер отослав охрану и вызвав Доминиканца на открове-ние он узнает, что тот обнаружил остатки священных знаков, вырезанных прямо на плоти гончей, и выжженные следы ладоней на одном из черепов твари.
– Я не могу вести с вами откровенную беседу, месье, – скажет Вардес, отстраненно, – потому, как и сам ничего не понимаю. Мне следует сперва переговорить с духовным наставником.
– Но вы можете, хотя бы поделиться своими догадками, командор, – будет настаи-вать виконт.
– Месье, тот незнакомец… Это он убил демона.
– В этом есть что-то сверхъестественное? Насколько я знаю, в других монашеских орденах есть люди, которые так же промышляют охотой на Врагов Рода Людского. Да и среди мирян встречаются охотники по найму…
– Те охотники полагаются лишь на силу Господа, и зачастую они погибают, если им попадается исчадие с нижних кругов ада.
– Но ведь гончая – это так, мелочь.
– Гончая – да. Но не мы с братом Ивоной.
– Что вы хотите этим сказать?
– Месье, это очевидно… – Изумится командор. И смешается тот час же. – Но это так же маловероятно, как и то, что Господь решит переписать Заповеди.
– Не томите, командор.
– Этот человек – мой собрат… – а потом затараторит, словно опасаясь, что Творец не даст ему закончить хулительные речи и поразит молнией с небес. – Я знаю всех членов своего Ордена, если не поименно, то в лицо. Его я не знаю. А беглых Доминиканцев не бывает, ведь правда, месье?
Командор замолчит, но его глаза будут источать мольбу о поддержке. Его четко обозначенное и целиком обоснованное представление о мире будет под угрозой, доводя до отчаяния.
– Конечно, не бывает, – скажет Люмьер, – Это знает каждый младенец.
Да, каждый младенец знает, что альвские зелья, кои меняют плоть, затрагивают и сознание. Взращенные в церковной добродетели, воины Карающей Длани Его не знаю и никогда не возжелают иной судьбы, кроме той, которую им уготовил Орден. Вот только судьба у них всех разная. С недавних пор Люмьер де Ланьи знал это, как никто другой.
– Конечно, не бывает,  – снова скажет он и, не помня себя, бросится отправлять по-гоню за своим же паровым экипажем. Вот только это будет слишком поздно. Да и не сей-час вовсе.
В настоящий же момент виконт задумчиво посмотрел в сторону караульной будки, откуда «барона» совсем недавно забрала карета де Ланьи, и двинется обратно к княжеской усадьбе.



PARS QUINTA

Уже на подходе к своему экипажу, он почувствовал чье-то присутствие. Но судя по тому, что нечисть, заключенная в лошадей и кучера не подавала признаков беспо-койства, это был кто-то из коллег по цеху.
– Что ты здесь делаешь? Ты должен был быть уже на полпути к Лютеции! – Ватора еле сдержал раздражение. Он был крайне раздосадован провалом своего задания. План был рассчитан давно. Исполнитель был тщательно подобран. Гранд-малефактор возлагал большие надежды на своего лучшего ученика. А он подвел всех. Подвел дело ковена. Та-кого ему не простят. Мало того, он проявил вопиющую беспечность, доверившись речам подконтрольного душегуба, и уж никак не ожидал, что тот пренебрежет грозящей ему опасностью со стороны нанимателя, и пустится в бега. Ватора, а в миру граф Рональд Ма-элз Дарси, сейчас меньше всего хотел видеть кого-либо из соратников, и уж тем более ему претила мысль о встрече с такими ничтожествами, как брат Дельмар.
– Прости, что мешаю тебе в столь сложный момент, – ателиец хоть и недолюбливал грейлендского коллегу, но не имел ни малейшего желания вступать с ним в открытую конфронтацию. А потому старался говорить со всем возможным уважением. – Я еще не успел покинуть Нерб, как велел мне  Владыка Греод, а потому удостоился че-сти донести до тебя его волю.
«Стервятник, – зло подумал Легионер, – я всегда знал, что такие, как ты только и могут, что паразитировать на чужих костях».
Но вслух он сказал совершенно иное:
– И какова же воля Владыки?
– Он приказывает тебе срочно вернуться в Главную Башню ордена, где ты поне-сешь наказание за проявленную халатность.
Боевой некромант только кивнул.
– Как же быть с исполнителем? Он слишком много знает. Его следует отыскать и наказать…
– Владыка поручил это мне, – ателиец расправил плечи и скорбно поджал нижнюю губу. – Мне жаль, что все так обернулось.
Черта с два, тебе жаль! Ватора скрипнул зубами. Как и любой стервятник ты толь-ко и ждал, когда я оступлюсь…
– Владыка не упоминал, что будет с планом?
– Не переживай. Есть запасной вариант, рассчитанный не менее тщательно, – успо-коил Сумеречного Легионера колдун. – Новый исполнитель отобран и уже работает.
Рональд кивнул. Это были хорошие новости. По головке, конечно, его не погладят, но есть вероятность, что Владыка ограничится понижением в ранге. Что ж. Болезненно, но не настолько, как могло бы быть. Ваторе доводилось слышать о пресловутых застенках центральной башни, где, как говорили очевидцы, лучшими чернокнижниками ордена был создан свой маленьких ад…
– Могу я просить об одолжении? – Легионеру стоило огромных усилий смерить свою гордыню, но он считал своим долгом закончить отведенную ему миссию.
Антонио шумно втянул носом воздух. Это было единственное, что могло помочь ему сдержать торжествующую улыбку. Все прошло, так, как он даже и не мечтал. Сам Владыка, разгневанный на Лучшего ученика, позволил Дельмару приобщиться к одному из наиболее существенных событий в жизни Малефактории. Судьбоносному событию, коим не было равных вот уже несколько сот лет. Ковен стоял на распутье, за которым его ждали либо начло бесконечных лишений, либо дальнейшее процветание. И все это упиралось в одного единственного человека, коего Ватора не сумел упокоить. Но это еще не все. Теперь, стоя перед ним, боевой маг просит его, Дельмара о последнем одолжении…
– Слушаю тебя, – смиренно проговорил ателиец, пряча на дне глаз ликование.
– Я хочу просить тебя о молчании и бездействии.
Антонио заломил бровь, делая вид, что не понимает о чем идет речь.
– Дай мне шесть дней. Всего шесть дней, и не мешай мне покарать исполнителя. Я должен смыть свой позор его кровью. Мне это нужно, – Рональду было мерзко и против-но. Унижаться перед нижестоящим. Просить его понимания. Он еще никогда не опускался до подобного. Но так же он еще ни разу столь близко не стоял на краю пропасти, куда его привел провал давешней миссии. А проклятый недоучка колебался. Думал, чванно, пожав губы, и упивался своей фальшивой значимостью. О-о, как бы он, Ватора, мог стереть с его лица эти напускные сожаления…
– Я не буду тебе мешать, брат, – склонил голову ателиец. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, и знаешь, что будет, если тебе не удастся и на этот раз.
Да как он посмел усомниться в моих силах! Рональд коротко и резко кивнул:
– О да, я знаю, что делаю, брат. Благодарю тебя. Можешь считать меня своим должником.
Последнего Легионер мог и не говорить. Малефики никогда ничего не делали про-сто так. Впрочем, как и их Истинные хозяева.
Антонио с поклоном пропустил соратника по цеху к карете и даже предупреди-тельно закрыл за ним дверцу. Его мечты начинали осуществляться. Глядя, как удаляется экипаж, запряженный четверкой инфернальных сущностей, Дельмар думал, что лучшего шанса «утопить» соперника ему и желать не стоило. Ватора потерпит крах и на этот раз. Уж он, Антонио Каро, об этом позаботится.

* * *

Проселочная дорога, соединяющая Гецбург и его предместья, была далека от со-вершенства. Причем настолько далека, что от тряски не спасали даже мощные амортиза-торы парового экипажа. И как я не заметил этого, когда ехал сюда в карете, запряженной нечистью? Наверное, я просто еще не был побит, отравлен, подстрелен, и вымотан.
Скачок на каждой кочке отдавался в сломанные ребра, и пулевое ранение в левом боку. А я все думал, пока пытался добраться до сторожки, с какой стати то место горит огнем. С одной стороны усовершенствованное тело сыграло со мной злую шутку. Исто-рия знала моменты, когда Доминиканцы умирали в тишине и спокойствии краткого перемирия, потому что в горячке боя не замечали смертельных травм. С другой же сторо-ны, будь я обычным человеком, и простреленный бок мог стать серьезной проблемой.
До сих пор ума не приложу, когда это меня успели так приложить.
Чувствовал я себя просто отвратительно. Спасибо виконту с его приказом и гвар-дейцам – промыли и перевязали раны, окропили святой водой и окурили благовониями, налили крепкого тыквенного самогона…
И Алонсо огромно СПАСИБО! Без его посредничества и понуканий, я вполне имел все шансы попасться парковой страже. И вот там-то никто бы разбираться не стал. Дьявол знает этого Ватору и его прихвостня, какие указания они дали солдатам в отношении вашего покорного слуги.
Кстати, об Алонсо – гешпанец сейчас сидел напротив и буравил меня суровым взглядом. С момента нашего отбытия с территории княжеской резиденции, он не сказал мне ни слова, разумеется, кроме тех случаев, когда этого требовали обстоятельства.
«Вот, примерьте, барон, надеюсь, это подойдет», «Осторожнее, ступенька, барон», – вот и все, что я от него слышал за последний час. На месте своего сюзерена, де Нарьега, вероятно поступил бы со мной несколько по-иному, отчего и пребывал в состоянии мрач-ной задумчивости.
– Как вы себя чувствуете? – Наконец подал голос он, но в тоне его не было ни кап-ли сочувствия. Я его пугал. Человек после отравления ихором в лучшем случае болел ме-сяц, а потом еще довольно долго заново учился ходить и разговаривать, поскольку адская субстанция поражала нервную систему. Я же, пускай и помятый, едва переставляющий ноги, встал через сорок минут. Нет, разумеется, было бы у меня больше времени, я ни в коем случае не пренебрег бы отдыхом. Но сознание и подвижность вернулись, а это зна-чило, что следовало убираться из этой богадельни как можно быстрее.
Положа руку на сердце, могу сказать, что до сих пор немного опасался того, что Ватора не допустит моего побега. Колдуну его ранга не составило бы ни малейшего труда превратить паровой дилижанс в горстку пепла вместе со всем его содержимым. Но время шло, а чернокнижник не давал о себе знать. Постепенно я все же расслабился.
– Признаться, честно, барон, весьма паршиво, – я попытался изобразить любезную улыбку, но гешпанца это не купило.
– Вы действительно столкнулись с демоном? – Ни с того ни с сего осведомился де Нарьега.
– Да, – чуть помявшись, отозвался я, но осознав, что такой малостью собеседник не удовлетворится, решил дать более развернутый ответ. – Если честно, я от него сбежал. Начертил на земле закорючку, как на иконах в церкви. Подумал, что это должно задер-жать тварь. И припустил дальше.
Гешпанец не поверил ни единому слову, но все же удивленно округлил глаза. Сту-пившего на Нечестивую землю, инфернал, взявший след не покидал покуда жертва не была убита. Ну, либо же, как в этом случае, сама тварь отправлялась на корм червям.
С другой же стороны оснований не верить мне у барона не было, поскольку на теле не было обнаружено ни единой царапины, свидетельствующей, что я все-таки побывал в зубах у нечисти. Одежда, правда, насквозь пропиталась некротическим смрадом, так что ее пришлось сжечь.
Алонсо ничего больше в этом направлении спрашивать не стал. Понимал, что все равно не получит правдивого ответа. Так что какое-то время мы ехали молча.
– Вы можете объяснить мне, что там произошло? – Наконец сдался распорядитель виконта. – Ведь все должно было пройти гладко. Гвардейцы вывели бы вас через черный ход и сопроводили до поста парковой стражи…
– В сущности, все именно так и должно было пройти, – я поморщился, когда эки-паж подпрыгнул на очередном ухабе, и рассказал все с самого начал, разумеется, опустив детали, касающиеся встречи с Паладинами, и стычки с Адской гончей.
– Да, «барон», – мой липовый титул Алонсо проговорил с изрядной долей сарказ-ма. – Вы влезли в дерьмо по самые уши.
– Ну, это все мелочи… барон, – я вернул де Нарьега нехорошую усмешку. – Мне не привыкать выпутываться из подобных переделок. А вот для вас с виконтом это только начало пути. Я-то отказался выполнять заказ проклятых трупоедов , но найдутся и те, для кого звонкая монета куда милее личных принципов.
Конечно, я кривил душой. На счет того, что мне не привыкать. В такую дрянь я вляпался впервые.
Губы Алонсо вновь скривились в саркастической гримасе:
– Кстати, почему вы этого не сделали? Может, у вас просто не получилось, и вы решили отвертеться от заказа?
– Может и так, – равнодушно пожал плечами я и начавшие уже срастаться ребра заставили меня пожалеть о чрезмерной любви к жестикуляции. – Но вы об этом никогда не узнаете. Хотите – верьте, хотите – нет, однако я не убиваю за деньги.
Барон хмыкнул, и отвернулся к окну. Мы как раз подъезжали к окраинам Гецбуга.
– Буду с вами откровенен, месье, – де Нарьега говорил, не отрывая взгляда от про-носящихся за окном ночных пейзажей, подсвеченных полной луной и зыбким светом, льющимся из окон загородных коттеджей. – Когда я встретил вас впервые, то принял за самого обыкновенного прохиндея, каких от западных берегов Гешпы до Восточного Нер-ба – пруд пруди…
– Рискну предположить, что вы поменяли свое мнение.
Алонсо повернулся ко мне и взгляд его не сулил ничего хорошего.
– Поменял, – холодно проговорил он. – Сейчас, не сложись обстоятельства, так, как им угодно было сложиться, я бы вас убил не задумываясь. До конца, конечно, я вас не понимаю, но и того, что мне удалось вынести, вполне хватает, чтобы сделать соответствующие выводы. Вы опасны, месье, причем, как для себя, так и для окружающих. Я знаком с вашей породой. Вы считаете, что все делаете по совести, по чести, чем создаете вокруг себя целую кучу ненужных проблем, из коих выбираетесь, ступая по головам вашего окружения. Возможно, вы этого еще не осознали, но поверьте, куда было бы проще жить, и вам, и остальным, если бы вы были обычным головорезом.
– Интересная точка зрения, барон. Поясните, по каким признакам вы это все опре-делили?
– Нечего пояснять, – буркнул гешпанец и снова отвернулся к окну. – Одежда не жмет?
– Нет, все замечательно, – я не стал противиться смене темы. С одеждой все было нормально. Не считая того, что штаны немного висели на мне, а сюртук жал в плечах, жа-ловаться не стоило. Рассчитывать пришлось только на то, что нашлось в сторожке,  так что кому-то какое-то время предстоит воздержаться от самовольных отлучек со своего поста. Благо хоть мои родные сапоги никто не додумался сжигать. А то пришлось бы со-всем худо.
– Где вас высадить?
Я отодвинул занавеску. В город экипаж уже въехал, но до центральных улиц было еще далеко.
– На Малой Химической, – мне не хотелось, чтобы хоть кто-то знал о моей конеч-ной цели. Да, пути отхода я продумывал, опираясь именно на названный район. – Для этого нужно свернуть…
– Я знаю, где это, месье, – ровным тоном оборвал меня Алонсо. – Спасибо! Кстати, там под сидением лежит трость виконта. Вы сейчас плохо ходите, а виконт, я думаю, не стал бы возражать.
– Благодарю, вы очень добры, – трость мне действительно будет не лишней.
И снова какое-то время мы ехали молча.
– Приехали, – де Нарьега постучал костяшками пальцев в стенку, за которой сидел извозчик, отсел в сторону, чтобы дать мне возможность выбраться и предупредительно толкнул дверь. Уж не знаю, о чем он там думал, но его враждебность, сменившаяся нежданной обходительностью, меня насторожила.
– Спасибо за помощь, – Я уже выбирался из экипажа.
– Скажите, барон, – на этот раз в словах гешпанца не было ни сарказма, ни даже иронии. – Вы действительно воевали, или это тоже красивая легенда?
– Тогда, на корабле, я сказал вам чистую правду.
– А знаете, я как-то слышал, солдаты рассказывали про одного паренька с большой рысью, что служил в Висельниках Анжу. Ему даже медаль какую-то присвоили. Вот толь-ко звали его де Гразияк…
– Вы это к чему? – Я уже стоял на темной улице в кругу света уличного масляного фонаря.
– В Доме Рыси нет, и никогда не было, фамилии де Гразияк. Как ваше имя на са-мом деле?
Я не смог сдержать улыбки. Барон нашел для себя оправдание, чтобы не оставаться во власти страха. Понятие воинского братства, скрепленного кровью, иногда принимало самые причудливые формы.
– Не обижайтесь, сеньор, – проговорил я по-гешпански. – Но я и сам его уже не помню. Бывайте. Даст Бог, никогда больше не свидимся.
Де Нарьега кивнул так, словно бы и не ожидал другого ответа, и, снова постучав в стенку извозчика, захлопнул дверцу. Шипя паром и лязгая механизмами, экипаж тронулся и уже через мгновение растворился в густом маслянистом мраке. А спустя минуту стихли и все издаваемые им звуки.
Мне действительно больше не хотелось пересекаться с этой парочкой. Слишком уж тугое кольцо неприятностей стягивалось вокруг них. С гешпанцем, конечно, можно было бы еще пару раз пересечься за бокалом вина или рюмкой чего-нибудь горького, но де Нарьега шел лишь в комплекте с виконтом, а у меня и без этого была куча неразрешенных проблем. Денег практически не оставалось – все пришлось отдать за спецзаказ старику Хосту. Вероятно, если мне удастся сбежать с этого архипелага, придется всерьез и надол-го залечь где-нибудь в Тосе или Минге. На худой конец, если дела буду совсем плохи, от-правиться к славедам. На эти области власть Малефактории не распространяется, хотя ко-нечно, от «несчастных случаев» расстояние не убережет. Оставался еще Хъегнир и, по соседству с ним, Огненные острова. Но в первом случае, цверги не склонны, привечать никого из моего народа, ибо тогда бы низкорослый коренастый народ давно бы уже ассимилировался под натиском толп беженцев. Во втором же… скажем так, необжитые земли в наш просвещенный век могут говорить лишь о том, что жизнь там сопряжена с некоторыми трудностями.
Ох, не о том я думаю. Как любят говорить уроженцы Маунт Ленда, делю шкуру неубитого медведя. Для начала мне следовало под шумок покинуть город, а там и этот треклятый стольный остров, что в моем нынешнем состоянии было сделать несколько проблематично. Ранее, еще до похода в княжеские пенаты, я подозревал, что следующие двадцать четыре часа будут критическими, но даже не мог себе представить насколько. Не приведи Господь, Ваторе и присным застать меня столь помятым и изувеченным…
Двигаться было сложно. Очень сложно. От боли подламывалась именно левая нога – как оказалось, травмированная при падении. И именно с левой стороны надлежало дер-жать трость, что в свою очередь затруднялось благодаря огнестрельной ране, потрево-жившей мышцы пресса. Ломаные ребра так же комфорта не добавляли. Мне бы отлежать-ся пару деньков. Ну, хотя бы до утра. А там, хоть трава не расти. Однако, нельзя. Сейчас я не имел ни малейшего права на промедление.
Шаг, еще, третий. После второй сотни ярдов я нашел нужные положения, при ко-торых травмы беспокоили меньше всего. А вот и нужное здание. Я свернул в переулок, образованный тесно стоящими каменными заборами соседних домов. На двери в задней калитке замок был сломан. Вероятно, ей давно уже никто не пользовался, раз мои утрен-ние старания остались незамеченными.
Это была лавка парфюмера. На Малой Химической вообще преимущественно рас-полагались аптеки, цирюльни и заведения душистых дел мастеров. В особо жаркие дни буквально вся улица наполнялась резкими, а иной раз и откровенно противными аромата-ми.
Стараясь двигаться как можно тише, и лишний раз не стучать металлической пят-кой трости о мостовую я прошаркал внутрь. Пересек садик, открыл небольшую застек-ленную дверь в оранжерею, где в корзине с секаторами, лопатками и прочими совочками, предназначенными для ухода за растениями, нашел припрятанный сверток. Все было на месте: сменная одежда, пара ножей-рыбок с короткими, широкими клинками, пара дуэль-ных пистолетов Гейллендской оружейной фирмы братьев Франклинов, один двустволь-ный монстр, выполненный под заказ, и несколько бумажных «скруток» с мерками пороха и пулями. Стрелковое оружие – вот что нужно калеке, чтобы защитить себя.
Ночных гостей я не ждал, так что неспешно переоделся. Право же, с помощью Пе-гих Псов, это было сделать куда как проще. В принципе, можно было и не переодеваться, но в любом случае, лишним подобные меры не были никогда, в особенности сейчас, когда рана на боку вновь открылась, пропитала повязку и успела намочить кровью добрую половину низа новоприобретенной рубахи.
Повязку я поменял, сделав бинты из запачканной сорочки, впрягся в сбрую, под-держивающую на мне все вышеперечисленное смертоубийственное железо, и вышел в ночь. Отслужившие вещи прятать не стал. Даже если возможная погоня вычислит, кто наведывался ночью к некоему парфюмеру, дальнейшее мое перемещение отследить им явно не удастся.
В конце Малой Химической, стоял наемный экипаж. Кучер беззаботно спал сидя прямо на козлах. Он неистово клевал носом, то и дело норовя скатиться между передком кареты и крупом унылого вида чалой кобылки.
Я бесцеремонно разбудил его, ткнув несколько раз в бок концом трости и назвал адрес. Разумеется, не конечный пункт своего назначения. По прибытии на место, распла-тился, пересек улицу вдоль и разбудил еще одного возницу. Этот прием пришлось проде-лывать раза четыре, прежде чем мои чувства удовлетворились и перестали горланить о возможной опасности.
В третьем часу ночи я завернул в какой-то сомнительный кабак. Заказал свиную вырезку, тушеные овощи и кружку темного. Завсегдатаи смотрели косо, но никаких враждебных действий не предпринимали. Лишь однажды какая-то пьяная рожа подсела и стала рассказывать, насколько здесь не любят разных заезжих субчиков, особенно, если те предпочитают питаться земноводными. Само собой, что все это было сказано в более крепких выражениях. Спор разрешился как по волшебству, стоило мне достать и поло-жить на стол рядом с тарелкой своего двуствольного монстра. Парламентера, как ветром сдуло, а прочие любители полуночной выпивки решили, что куда более безопасно для здоровья вернуться к покинутому занятию.
Мясо было недожареным, овощи кислили – видать, были не первой свежести и горчили от прогорклого масла. Пиво тоже было не ахти. Солод явно пережарили. Просто позор для гецбургских пивоварен, прославленных на весь Архипелаг. И все-таки я съел все до последней крошки и даже решился заказать печеного в сметане угорька, порцию жареной форели и еще пинту темного. Светлое, я подозревал, на вкус мало чем отлича-лось от ослиной мочи. Хозяин смотрел на меня и чесал в затылке, вероятно, прикидывая, как это все в меня влезет, но от комментариев воздержался и уже через двадцать минут вернулся с полным подносом снеди. Рыба оказалсь куда приличнее. Так что ее я умял с плохо скрываемым удовольствием.
Шел четвертый час. На город ватной пеленой опустился туман, а я только покидал питейное заведение. Отсюда до квартала Доков было довольно близко.
Но, прежде, чем отправляться туда, следовало, перво-наперво, найти кого-нибудь, кто бы мог меня немного подлатать. Перевязки – это, конечно, хорошо, но, даже несмотря на ускоренный процесс заживления, сквозная дырка продолжала потихоньку кровоточить при каждом неосторожном движении.
Очень кстати, подвернулась вывеска «Цирюльня». Разумеется, хозяин давно уже видел десятый сон, и вряд ли открыл бы, если б я начал колотить в двери. К тому же, су-ществовал шанс привлечь таким образом внимание ночного патруля. Так что я зашел с задней двери, самым наглым образом срезав замок, посредством Альбреха. Помимо соб-ственного сознания, заживления травм клинка и неудобного своенравия, кинжал имел некоторые другие полезные свойства…
Пожилого цирюльника я застал в постели. Его супруга, когда обнаружила над су-пружеским ложем поросшего щетиной израненного мордоворота, собиралась, было, за-орать во всю мощь бабской глотки, но похрустывание пружины взводимого курка быстро остудил столь неприятный для меня душевный порыв.
Это же обстоятельство моментально прогнало сон у самого мастера, так что тот не заставил упрашивать себя дважды. Когда же я отложил пистолет в сторону, и полез за  деньгами, тот и вовсе расслабился. Правда, осознав, что ему ничего особенного не угро-жает, а дивиденды сулят довольно щедрые, все же не удержался и вынес мне порицание за столь бесцеремонное поведение. Держался он молодцом. Близость к кварталу Доков, видать, не впервой приводила в его дом разных сомнительных личностей, а при таком соседстве выбор, как правило, всегда невелик. Либо смирись, и зарабатывай себе репута-цию, либо меняй место жительства. В третьем же случае те самые сомнительные субъекты не захотят оставлять после себя свидетелей.
Цирюльник работал кривой иглой быстро и споро. Расстались мы с ним почти, что довольные друг другом. Если бы не злобное ворчание его благоверной, доносящееся  из соседней комнаты, вообще все было бы замечательно. Впрочем, мне грех было жаловать-ся.
Теперь можно было наведаться к папаше Хорсту. Авраамит уже должен был все приготовить. Так что на территорию разврата и преступности я вошел с улицы Святого Антония. Так было быстрее. Всего пара кварталов, и я на месте.
Туман стоял высоко, и определить время по звездам не представлялось никакой возможности. Зато мелкая влажная взвесь словно светилась изнутри, отчего становилось ясно, что рассвет уже наступил. К моему удивлению после еды стало гораздо легче, хотя кожа вокруг огнестрельной раны, траченая иглой моего благодетеля, горела немилосерд-ным огнем. Ребра по-прежнему «стреляли» при каждом вздохе, а колено нудно ныло, од-нако у меня появились силы переносить все тяготы с завидной стойкостью. Даже суме-речный город не казался таким серым. Сама снедь, несмотря на ее объемы, словно канула в бездну. Никакой тяжести или вздутия. Одна лишь пьянящая сытость. Удивляться не приходилось. Организму требовался материал и энергия для восстановления. И он все это получил.
Где-то на полпути к заведению старого торговца нос стал раздражать стойкий за-пах гари. Вплетаясь в сырую свежесть тумана, он сперва даже не привлекал к себе внима-ния. Разве что горло начало немного саднить.
Уже подозревая что-то неладное, я свернул в соседний переулок и прибавил ходу. Прямая дорога, конечно, короче, но как показывала практика прежних лет, едва ли без-опаснее. Будь у меня выбор, я бы попросту развернулся и пошел бы обратно. Но мне нуж-но было, во что бы то ни стало получить свой заказ. И пока на это оставался хоть един-ственный шанс, сдаваться я не собирался.
Кривые, тесные переулки привели меня в небольшой дворик жилой двухэтажной хибары, по виду – сущего притона, где на груде ящиков, укрывшись каким-то тряпьем, спало несколько бездомных мальчишек. Не иначе – были выставлены своей общиной в караул. А что, квартал Доков насчитывал более десятка разнообразных группировок ма-лолетних преступников. С некоторыми у меня прежде даже были некоторые дела.
Я уже заметил алчный блеск в глазах самого старшего из «стремарей», поэтому решил перехватить инициативу. Здесь даже малышня могла пришить незадачливого про-хожего всего за пару сапог. Про деньги же вообще молчу. А если прохожий еще и хрома-ет…
Мой окрик несколько охладил пыл ребятни, старающейся делать вид, что я их ни-сколько не интересую. Старший скорчил кислую мину, но подошел ближе. Пара минут препирательств и словесного жонглирования на жаргоне местного дна, упоминание пары авторитетных имен, звон монет, потрясание пистолетом, так, для острастки…
– Там порох, поди, отсырел, – уныло заметил старший. Ему едва ли сравнялось че-тырнадцать. Почти такого же возраста, как Хито.
– Хочешь проверить? – Я вопросительно заломил бровь. – Выбирай. Свинец или медь?
Малец грязно выругался, и требовательно подставил руку:
– Че надо-то?
Я стал рассказывать, а прочая мелюзга, осознав, что не на того нарвались, и кроме товарища заработок больше никому не светит, вернулась к своим лежкам.
Отсюда до «Праха веков» было совсем близко. Всего один переулок.
– Знаешь, где это?
Мальчишка кивнул.
– Что горело, знаешь? – Предварительный допрос продолжался.
– Без понятия. Доки большие… А ты, часом, не легавый? – Малец прищурился.
– Нет. Не отвлекайся. Тебе нужно сходить к лавке старьевщика и посмотреть, все ли там нормально. Если с заведением все нормально, у входа должны дежурить…
– Да знаю я, – перебил парнишка. – Цаглики  гони.
– Получишь, как вернешься. Понял?
– А че смотреть-то надо?
– Все, что покажется тебе подозрительным.
Сорванец убежал. Я же стал спиной к стене соседнего дома, так чтобы окутанный туманом переулок и вход притона для малолетних оборванцев оставались в поле зрения. Не хватало еще получить заточку под ребра…
Время тянулось мучительно долго. Можно было, конечно, и самому сходить, про-верить. Но уж больно нехорошее у меня было предчувствие. Да и грех было пренебрегать такой возможностью, как использование местной босоты. Ребята, конечно, были в высшей степени ненадежны, но при правильном обращении, могли сыграть на руку.
В дальнем конце переулка обнаружилось движение. Трое. Две фигуры были вну-шительного роста, в шляпах. Третья же, маленькая, двигалась как-то странно. Лишь спу-стя мгновение, я понял, что моего мальца ведут за ухо. Причем, таким образом, что тот едва ли не болтался в сильных руках своих пленителей.
Только этого не хватало. Я шагнул назад в небольшую нишу, приставил трость к стене и потянул из чехла подмышкой один из двух «Франклинов». Все курки были взве-дены, стволы смотрели в сторону переулка. При такой расстановке, приближающаяся группа была как на ладони, в то время, как меня неизвестные могли заметить только то-гда, когда я сам этого захочу.
– Где он? – Знакомый, чуть сипловатый бас раздался совсем близко. Говорил как раз тот пришелец, что держал моего посланца за ухо.
– Пусти, сука, – процедил малец. – На перо посажу.
– Не дергайся, клоп, – голос экзекутора звуча почти, что миролюбиво. – А то сам себе ухо оторвешь.
– Да я его себе отгрызу, лишь бы до твоей глотки добраться.
Это были те самые увальни, что стерегли старого Хорста. Прятаться больше не имело смысла. Правда, выходя к ним, пистолеты я все же не убрал.
– Не меня ищите, любезные геры?
Здоровяк утвердительно промычал, и отбросил пленника в сторону. Тот ойкнул, схватился рукой за травмированное ухо, но вопреки всему далеко уходить не спешил.
– Вам привет, от хозяина, – охраннику араамита были безразличны направленные в его сторону стволы.
– Я так понимаю, вы меня ищете? – второй увалень начал спускать с плеча какой-то продолговатый сверток, и я развел руки, беря на мушку и его. Стоит ли напоминать, что Доки не то место, где можно расслабляться, даже встретив знакомую физиономию? Несмотря на наши с Хорстом длительные взаимоотношения, его ребята, как старик это не пресекал, во время не своей смены могли преследовать личные интересы. Лишние деньги на дороге не валяются.
– Вы не ошиблись. Мы здесь по его поручению.
– Какая неоправданная любезность, – нехорошо усмехнулся я. – За что же мне до-сталась такая честь?
– Хозяин просит простить его за то, что не может принять вас лично, – проигнори-ровав мой тон, продолжал охранник. – Он уже далеко отсюда, но свое слово всегда дер-жит.
Вот оно как? Значит, плут все же не рискнул ждать с моря погоды и решил поки-нуть Гецбург?
– Вы принесли заказ? – Я был удивлен. Что стоило телохранителям старьевщика пренебречь волей нанимателя и оставить странный сверток себе. Впрочем, иллюзий я не питал и на счет их честности. Думаю, вредные мысли быстро покинули их головы, как только они узнали, что внутри. Доминиканский клинок и личинки альвского доспеха – трудный и слишком заметный товар, чтобы его можно было вот так просто сбыть.
– Да, гер, – пробасил здоровяк. Судя по тому, что говорил только он, а второй все это время молчал, становилось понятно, кто был мозгом в их дуэте. – Куб…
Напарник оказался понятливым. Видя, что я не расположен к миролюбивой беседе и не собираюсь опускать пистолеты, окончательно спустил сверток с плеча и приставил его к стене.
– Все здесь, – прокомментировал первый. – Хозяин надеется, что когда-нибудь вновь сможет быть вам полезным. Доброго дня, гер.
Охранники неумело склонили головы и побрели прочь.
– Я тебя запомнил, мудила! – Крикнул им вслед мальчишка, все это время внима-тельно, вслушивающийся в разговор. Но мордовороты даже не удостоили его вниманием. Через пару мгновений они окончательно растворились в, начавшем редеть, тумане.
Замечательно. Почти все складывалось лучшим образом. Я выбрался почти, что целым. Заказ был у меня на руках. Оставалось только найти Хитори и спешно рвать когти из города.
Погруженный в свои мысли, я только через время понял, что давешний пацан мне что-то говорит.
– А?
– Говорю, это оплачивается дополнительно, – важно повторил тот.
– Что именно? – Не понял я, вспоминая, что так и не отдал малолетнему оборванцу обещанное вознаграждение.
– Увечья. Эта горилла оторвала мне ухо. Нужно добавить цагликов на лечение.
Я отпустил курок «Франклина», убрал его в чехол и бросил в ладонь мальчонки несколько монет.
– Эй, не жлобись! Я пострадал.
– До свадьбы заживет! – Веско сообщил я. Ухо у сорванца действительно опухло.
Тот выругался, тоскливо покосился на двуствольный пистолет и побрел к своим товарищам.
– Малый, – внезапно вспомнил я.
– Че те надо?
– Горело-то что? Лавка?
– Да все с лавкой ништяк, – зло бросил он.
– Лови, – я бросил тому еще пару монет, и он заметно повеселел.
Прежде чем наведаться в «Знойные Глуби» и забрать Хито, если конечно, он не успел никуда перебраться, как ему было велено, я какое-то время колебался. Если бы мне «посчастливилось» попасть в опалу не к Малефактории, а к кому попроще, я бы не особо осторожничал – фрау Вагнер и присные твердо держали факт знакомства со мной в стро-жайшей тайне, резонно предполагая, что так будет для них безопаснее. Но с этими трупо-едами шутки были плохи. Они всегда знали все, что им знать не полагается, и умели осложнять жизнь всем, кто попадал под горячую руку. Правда, недолго. Опальные субъ-екты имели свойство быстро подыхать.
Еще за два квартала, когда запах гари стал куда сильнее, я уже знал, что увижу.
Бордель пылал. И даже невзирая на неистовые усилия пожарной бригады, пламя и не думало гаснуть. По улице, затянутой плотной дымной пеленой бегали люди. Отовсюду доносились крики, плач, проклятия… В стороне, накрытые белыми простынями, в ряд лежали два десятка тел. Фрау Вагнер, была там же. На коленях. С краю. Ее плечи конвульсивно вздрагивали. Грэг молча стоял рядом, бесстрастно глядя на пламя и даже не думал успокаивать хозяйку. Знал, что сейчас это бесполезно.
Я тихо остановился в паре ярдов за их спинами. В ту секунду мне меньше всего думалось о возможно опасности. Хотя, если уж колдуны пошли на столь открытый и шаг, думаю, засады ждать не приходилось. Они отрезали возможные пути отступления, зачи-щая берлогу за берлогой. Чтобы я нигде не мог чувствовать себя в безопасности…
– Ты говорил, что проблем с тобой не возникнет, – вышибала заметил меня пер-вым. Его голос звучал глухо и отстраненно.
– Это было не в моей власти, Грэг, – я не мог отвести взгляда от тела, над которым склонилась Мама некогда весьма популярного публичного дома. Лицо сильно пострадало от ожогов и слезилось сукровицей, но я все равно узнал его. Анна – самая нелюбимая и проблемная из всех куртизанок фрау Вагнер. Бедная загнанная девочка с поломанной жизнью. Я был с ней прошлой ночью… Я еще помнил ее губы и глаза, не до конца ли-шившиеся преступного для ее ремесла блеска наивности…
Вышибала повернул в мою сторону покрытое густым слоем сажи лицо, и я увидел, лысые бровные валики и россыпь водянистых волдырей.
– Скажи это лучше им, Безымянный, – без малейшей тени эмоций проговорил он, кивая на трупы. – Им от этого станет гораздо легче. Лучше уйди.
– Что здесь произошло? – Я не собирался сдаваться так быстро.
– Колдун, – фрау Вагнер уже не рыдала. Только всхлипывала.
– Он был один?
– Да. Из Сумеречного Легиона. Спросил, знаю ли я, где тебя искать?
– Он искал именно меня?
– Без сомнений. Он не называл имен. Только описал тебя.
– Что было дальше? – Я чувствовал, что еще секунду и зубы, стиснутые до боли в деснах попросту треснут.
– Дальше? – Теперь Мама впала в прострацию и не сразу уловила смысл вопроса. – Дальше я сказала, что никогда не встречала такого человека. А он заявил, что я вру, и что это никого не спасет. Прежде, чем призванная им тварь сожгла мое заведение, он улыб-нулся. Любезно так. И сказал, что не имеет против меня ничего личного.
Старая женщина подняла на меня глаза и долго смотрела, выискивая что-то извест-ное только ей.
– Ты альбатрос, Безымянный. Я тебе это уже говорила, – голос фрау Вагнер пугал своим спокойствием. В нем уже попросту не осталось места для чувств.
– Да. Говорили, – ее пристального взгляда я не выдержал и отвел глаза.
– Будь ты проклят, альбатрос. Будь. Ты. Проклят.
Мне нечего было сказать в свое оправдание. По моей вине погибло столько людей, и, клянусь, меня еще ни разу в жизни так сильно не мучили угрызения совести. Разве что в моменты, когда я думал о своем побеге из Ордена.
Я кивнул и, опираясь на трость, пошел прочь. Чуть в стороне лежало еще несколь-ко тел. Но эти были еще живы. Среди раненых мелькнуло знакомое лицо. Гертруда. Она была в шоке и пока не чувствовала боли. Во взгляде стоял туман. Когда я подошел, курти-занка вяло улыбнулась, но ничего не сказала. Видать, это было уже за пределами ее ны-нешних возможностей.
– Крепись, – моя мозолистая рука легла на высокий лоб. У девушки был сильный жар, но по всему выходило, что жить она будет.
Твари, призванной некромантом, в огне уже не было. Во всяком случае, я не чув-ствовал тяжести ее присутствия. И все же Нечестивое пламя даже не думало опадать. Оно питалось пороками этого места, а там их за годы скопилось ой, как много.
И все-таки я перекрестил руины публичного дома и прочел молитву за здравие над раненной куртизанкой. Дальнейшее от меня не зависело. Теперь все было в руках Госпо-да.
За последние сутки меня обозвали горевестником уже двое. И если фрау Вагнер не понаслышке была знакома с неприятностями, кои я и сам знал, что притягиваю, то от ба-рона де Нарьега слышать подобное было в диковинку.
На пиво мне сегодня не везло. Это заведение было куда лучше того, что довелось посетить ночью, но напитки все равно оставляли желать лучшего. А может, дело было даже не в пиве? Может, я просто не различал вкуса? Да, пожалуй, дело было именно в этом. На душе скребли кошки, а голове злобным роем жужжало целое полчище дурных мыслей. Впрочем, ни одной из них давать ход я не собирался. Сейчас во что бы то ни стало, следовало уберечь себя от преждевременных выводов и необдуманных действий. В меланхолию я так же позволил себе впасть, лишь после того, как отправил мальчишку-газетчика с поручением перешерстить постоялые дворы купеческого квартала на предмет поселения в них неизвестного господина с малолетним слугой-тосийцем. Пока посыльный носился с моим поручением, у меня было немного времени, чтобы обдумать последующие действия.
После пожара в «Знойных Глубях» я опасался, что Ватора сможет добраться и до Хитори. Не хотелось бы. Очень не хотелось бы… Сейчас, когда данное Малефакторией задание было на грани полного провала, некромант, я был уверен, уподобился крысе, за-гнанной в угол, и так просто от меня не отстанет. Мало того, он приложит все возможные усилия, дабы взять с меня сторицей. Ждать можно было любых нападок. В то же время, легионер не склонен привлекать к себе внимание…
Было уже часов семь утра. Туман окончательно рассеялся, а улицы купеческого квартала были битком забиты разнообразной публикой. То и дело за окном, скрипя несма-занными осями, к морскому и воздушному портам протягивались длинные вереницы телег и фургонов, доверху набитых всякой всячиной. От пестроты одеяний всех известных тонов и расцветок рябило в глазах. Вот прокатилось несколько телег, связанных в единый потяг и запряженных шестеркой толстоногих тяжеловозов. Грубая плотная ткань неплотно облегала сокрытый каркас, но это отнюдь не мешало разглядеть, что под покровами находились массивные клети. Судя по тому, что и слуги, и хозяева каравана были банарами, телеги везли животных предназначенных для гецбургского зоопарка. Вот, шумно споря на своем квакающем языке, улицу пересекла компания торговцев из Минга. В своих ярких шелковых халатах, и смешных шапочках они походили на диковинных птиц с Архипелага Мурави. На противоположной стороне возле какой-то лавочки важно попыхивая вычурной трубкой, прогуливался цверг. Все, как надо: густая, аккуратно стриженая борода с двумя косичками, серый пиджак, котелок, трость, монокль, лаковые штиблеты с пряжками…
С моего места, расположенного прямо под окном, весь это муравейник был отлич-но виден, и должен признаться, сие зрелище воодушевляло куда больше, чем постные променады центральных улиц. Здесь чувствовалась жизнь. Она била ключом. Она затяги-вала…
Кстати, о цвергах. На эту парочку я обратил внимание только сейчас. Мне нечасто доводилось видеть представителей народа Хъегнира так близко, поэтому свой невнима-тельности я удивился вдвойне. Впрочем, это довольно просто объяснялось тяготами ми-нувшей ночи. До сих пор поспать мне так и не удалось…
Они сидели через один столик от меня. Мужчина лет пятидесяти… Впрочем, ему с таким же успехом могло быть и девяносто. Широкий, как и все его соплеменники, хму-рый. На руках и лице много шрамов. Волосы побиты сединой. В густой бороде четыре косички – знак касты воинов. Мужчины-цверги всегда внушали уважение одним лишь своим видом. У этого субчика рукав клетчатого сюртука скрывал бицепс объемом с мое бедро, а ладони едва ли были меньше жала штыковой лопаты.
Одет незнакомец был довольно просто. Вышеупомянутый клетчатый сюртук, со-рочка, шейный платок, жилет, брюки, ботинки. Рядом с тарелками на столе небрежно воз-лежал котелок. Облачение – в самый раз для путешественника.
Его же спутница – девушка лет двадцати – не более, была сложена куда скромнее. Для цверга, разумеется. Ни особой мускулатурой, ни шириной ладоней она не отличалась. Собственно, и среди людей нередко можно было встретить подобные типажи. Невысокая, даже ниже мужчины, коренастая, плотная в кости, но не обремененная лишним весом. Если бы не длинные русые волосы, собранные в толстую косу сложного плетения, и глаза, большие, льдисто-голубого цвета, кои встречаются лишь у жителей северных пределов Архипелага, незнакомка и вовсе могла бы сойти за местную. Она производила яркое впечатление, кое не могли сгладить ни простенькое шерстяное платьице, ни наброшенный на плечи платок, скроенный из маунтлендского тартана.
Мужчина с аппетитом налегал на, принесенную ему снедь. Сосредоточенно, равнодушно, явно не придавая особого значения вкусовым качествам. Его спутница вяло ковырялась в тарелке, за что периодически заслуживала хмурые взгляды и тихие слова, роняемые в промежутках между тщательным пережевыванием очередной порции угощения.
За неимением других развлечений, я пристально наблюдал за их поведением. И, должно отметить, не только я. Компания молодчиков, явно принадлежащих к числу охранников торговой гильдии, обретающихся возле стойки, уже битых полчаса бросала в сторону пришельцев косые взгляды. Мужчина делал вид, что этого не замечает. Девушке же, судя по всему, было все равно. Ее взор застилала дымка уныния и задумчивости.
Незнакомец вздохнул, отложил вилку, и в упор воззрился на спутницу. Что-то ска-зал. Тихо, одними губами. Затем, видя, что реакция заставляет себя ждать, повторил, уже куда более настойчиво, но все так же тихо.
Цверга внезапно вскочила, опрокинув табурет.
– Нет! – громко выкрикнула она. Лицо девушки преобразилось до неузнаваемости. Еще секунду назад она сидела, отрешенно глядя на грязную столешницу, а уже в следую-щий миг черты исказила гримаса муки. – Это конец. Они уже здесь. Среди нас.
Глаза незнакомки заметались по залу заведения, словно в поисках поддержки. Те-перь на странную парочку смотрели все посетители, включая даже тех, кто делал вид, будто им присутствие диковинных гостей безразлично.
– Неужели вы не видите? – Кричала она почти на пределе сил своих голосовых связок. – Люди с головами песьими… вы все мертвы! Все уже мертвы! Вы живете в долг, и ни ждет вас ничто кроме Геенны Огненной… Этого не избежать…
Спутник смутьянки примирительно воздел руки и успокаивающе зашикал на нее.
– Аби, сядь, пожалуйста! Все будет хорошо.
Девушка перестала голосить, но на место вернулась только тогда, когда цверг под-нялся, приобнял ее за плечи и принялся шептать на ухо что-то ободряющее. Еще миг, и лицо русовласой красавицы  вновь приобрело отрешенное выражение.
Меня поразил этот спонтанный эмоциональный всплеск. Бедняжка либо была больна и несла самую настоящую ахинею – в этом случае ее можно лишь пожалеть – либо же, ее мучали видения несколько иного рода, что, кстати, так же было тем еще бременем. Мне доводилось слышать, что при главных городских храмах цвергов состояли прорица-тельницы… Хотя, какая она прорицательница. Вдали от дома? Не каждый сотый мог похвастать тем, что видел женщин горного племени, на территории островной империи. Что уж говорить о столь загадочных личностях, как оракулы…
Тем временим, слова безумной породили некое брожение в массах. Люди редко любят, когда кто-либо лишний раз смущает их ум паническими настроениями, и уж со-всем не выносят, когда подобные акции проходят в местах отдыха. Вот и сейчас, от ком-пании ранее упомянутых охранников отделилось два крепко сложенных паренька, годка-ми чуть помладше моего, и двинулись к столику иноземцев. Уже понимая, чем грозит его заведению самодеятельность гильдейцев, хозяин ресторации поспешил преградить мо-лодчикам дорогу, правда добился лишь того, что охрана согласилась передать инициативу в его руки.
В первую секунду у меня возникло желание пособить незнакомцу из дальних стран, но здравый смысл быстро взял верх над чувством справедливости. Цверг и сам мог разрешить назревающий конфликт, а перспектива лишний раз мелькать в щекотливых ситуациях, да еще и при таком количестве свидетелей, меня мало воодушевляла.
– Почтенный гер? – Хозяин начал вежливо, но твердо, тоном, не терпящим возра-жений. – Я вынужден попросить вас покинуть мое заведение. Ваша спутница пугает ува-жаемых посетителей.
Цверг откинулся назад, предавая позе максимальную расслабленность.
– Приношу свои извинения, почтенный гер, – говорил мужчина так же вежливо и твердо. – Если вы позволите, мы бы хотели, сперва, закончить трапезу. Что до моей доче-ри, то хочу вас заверить, этого больше не повторится. Я прослежу.
Ресторатор тяжело вздохнул:
– Смелое замечание. Вы уже внесли смуту, и теперь никто в этом зале не может чувствовать себя свободно. Люди приходя сюда ради еды и отдыха. А подобные речи ма-ло способствуют, как хорошему настроению, так и пищеварению. Я вынужден настоять.
Незнакомец заколебался. Он возможно бы и согласился с позицией хозяина, если бы не вмешался один из подвыпивших молодчиков.
– Ну ты, пивной бочонок, тебе ясно сказали, ногу в стремя и пошел.
– Молодой человек, – цверг не изменил ни позы, ни тона. Самообладание у него было воистину каменное. – Мы с вами на брудершафт не пили, личных обид я вам не наносил. С чего вы взяли, что я спущу вам подобное хамское обращение.
Охранник немного смешался. Он явно ждал иной реакции. Гость же тем временем продолжал:
– Мне еще дедушка говорил… приблизьтесь, уважаемый, – и поманил парня руч-кой.
Что же говорил незнакомцу дедушка я так и не узнал, потому, как когда доверчи-вый мордоворот согнулся, дабы выслушать нотацию, низкорослый горец приложил его лбом об стол. Весь зал ахнул Кое-кто даже начал подниматься, исполненный решимости принять участие в грядущем действе. Деревянные тарелки полетели на пол. Вслед за ними последовал и незадачливый делегат от партии недовольных. Обездвиженное тело еще не успело огласить заведение глухим стуком, а цверг уже стоял на ногах, держа в каждой руке по массивному трехствольному пистолету.
Причитаний ресторатора застряли в горле, ретивые посетители поумерили свой пыл, сделав вид, что и не собирали вовсе вставать, а лишь поправляли стулья. Компания же мужчин из гильдии охраны мигом протрезвела. Стоит отдать должное их благоразу-мию. Лезть под пули никто не хотел.
Вот тебе и раз. Вот тебе и цверг. Резкий малый оказался. Впрочем, его грех осуж-дать. В нашем злом и нетерпимом мире, пожалуй, так и нужно… Кот будет гадить под кроватью, пока его не приучишь к отхожему месту. К большому сожалению, в вопросах повседневного сношения с ближними, большая часть людей уподобляется тому самому коту, и ежели их не тыкать носом в собственные лужи, они вовек не перестанут уподоб-ляться животным. Еще более горький факт состоял в том, что таким образом воспитыва-ются единицы. Остальные в своем свинстве проявляют завидную стойкость.
Знаю, не этому меня в храме учили. Однако это была элементарная житейская правда, коей меня научила сама жизнь.
– Гер, что вы делаете? – Первым пришел в себя хозяин заведения. – Уберите ору-жие. Это… Это… это просто неприлично…
– Не переживайте, я лишь отсекаю вредные иллюзии, гер, – все тем же неспешным тоном отвечал незнакомец. – Мне не нужны проблемы. Но если есть здесь кто-то, кто имеет противоположную точку зрения, я его с удовольствием выслушаю.
Желающих не нашлось.
– Вот и славно. Аби, собирайся. Мы уходим.
Вот что меня действительно поразило во всей этой сцене, так это реакция девушки. Она даже не моргнула, когда твердый лоб гильдейца врезался в грязную столешницу, а посуда с остатками еды посыпалась на пол. Зато при первых же словах спутника, она ожила.
Так могла вести себя заводная мингская кукла, коей только что накрутили пружи-ну, и отпустили ключ. Незнакомка подхватила свой вещевой мешок, без видимых усилий подобрала объемный саквояж своего спутника и все так же, отрешенно глядя куда-то в одни ей известные дали, направилась к выходу. Цверг убрал один из пистолетов, поло-жил на стол пару ассигнаций, и быстро покинул заведение.
Почти моментально привычный гул голосов в зале возобновился. Хозяин, явно пе-репуганный резкой реакцией посетителя, сгреб со стола бумажки, и наградил оставшего-ся стоять охранника крепким подзатыльником, мол, и надо было вам вмешаться.
Тот стерпел бесцеремонность прямо таки с сыновьим смирением, буркнул что-то типа, «а я – что? Я – я ничего…», и неуклюже стал поднимать начавшего приходить в се-бя товарища.
Я заказал себе еще порцию коньяка с черным перцем, разумеется, не настоящего лютецианского, но тоже весьма неплохого, и попытался вернуться мыслями к текущим проблемам. Срочно нужна была работа, ибо за те деньги, что у меня оставались, я не имел возможности даже арендовать место на паруснике, не говоря уже о воздушных транспор-тах. Про воздух можно было вообще забыть всерьез и надолго – Ватора ясно дал понять, что отрезает все возможные пути отступления и предусмотрительно сжигает все без ис-ключения потенциальные убежища. Поджог борделя вкупе с резким опустением лавки старого авраамита – были тому отличным подтверждением. Да и арест моего, хоть и «ли-пового», но все же баронского, патента еще никто не отменял. Но прежде всего надлежа-ло найти какое-то тихое, глухое место, где я мог провести процедуру вживления доспеха. Я до сих пор помнил, как проходил этот обряд в храме. Сказать, что это было больно – значит, ничего не сказать, а следовательно мне и сейчас не удастся избежать криков.
На секунду у меня промелькнула гаденькая мыслишка, что Хорст, чуя, что дело за-пахло жареным, а деньги уже греют карман, мог меня наколоть. Я даже прощупал завет-ный сверток, нынче беспечно прислоненный к стене. Но на ощупь определить подлин-ность товара не представлялось возможным, а распаковывать свои сокровища в людном месте было опасно. Да и если старик все же рискнул своей репутацией, предъявлять пре-тензии было поздновато.
Как она вошла, я не заметил. Видать, все же мне стоило выспаться, прежде чем предпринимать какие-либо дальнейшие действия, но об этом после…
– Этьен де Лагранж? – Стул напротив заняла некая особа. Парусиновая куртка, мужские узкие брюки, сапоги, мешковатая сорочка, перетянутая широким ремнем с ме-таллическими кольцами. Благодаря платку на голове я лишь спустя какое-то время понял, что передо мной девушка. Проще всего ее было принять за молоденького юнгу с какого-нибудь капера. Лицо неоднозначное. Глаза – ясные, голубые. Маленькая грудь почти не просматривается в обширных складках рубахи.
Ее выдал голос. Даже самый последний мальчишка подобных пропорций уже имел куда более густые обертоны. А тут откровенное сопрано.
– Вы ошиблись, – буркнул я, и снова уставился в окно, стараясь показать, что раз-говор закончен. Однако это не мешало мне пристально наблюдать за действиями незна-комки. Она точно знала к кому подходить, а потому следовало держать ухо востро. Кто она? Человек Синдиката? Местные князьки, рангом поменьше дядюшки Рольфа, вполне могли снарядить за мной целую экспедицию ухорезов. Одержимая, подосланная Мале-факторией, дабы наказать нерадивого душегуба? Соглядатай полиции? Костяшки на кула-ке слишком выдаются. Кожа на тыльной стороне ладоней пересушена и в белесых пятнах – следах давно заживших глубоких ссадин. Такие руки могли принадлежать только тому, кто привык принимать участие в потасовках.
– Я не ошиблась, – в голосе незнакомки зазвенел металл. – В известных кругах вас еще называют Безымянным. Вы так часто меняете биографии, что уже никто не помнит, как вас зовут на самом деле. И вы – не исключение.
Я потянулся, словно сытый ленивый кот. Позволил себе мимолетную улыбку.
– Уберите пистолет, – девушка и не подумала менять тон. Кроме того, тот факт, что мои манипуляции не ускользнули от ее внимания, заставил меня отнестись к нежданной гостье куда серьезнее, чем сначала. – Я вам не враг. Мне нужна помощь.
– Благотворительностью не занимаюсь.
– Я в курсе. Все расходы беру на себя, плюс гонорар лично вам, – она смотрела хмуро, исподлобья, ни на секунду не отводя глаза. – Расценки стандартные по меркам Синдиката.
– Попридержите коней, фройлен. Для начала вы ошиблись. Я не имею никакого отношения к Этьену как-там-его, и уж тем более ни к каким безымянным. Но даже если бы это хоть отчасти была правда, вам не стоило приходить, и вот так открыто упоминать гильдию воров. Здесь хоть и не центральный район, но таких разговоров не любят, ибо всем известно, что Синдикат занимается не вполне законными делами. А если рядом ока-жется полицейские тихари?
– Прекратите ломать комедию! – И тени сомнения не промелькнуло на молодом личике. – У меня нет на это времени. Беретесь?
– За что? – Неподдельно изумился я. С одной стороны мне действительно нужны были деньги. Не далее, как несколько минут назад я сам себе в этом признался. С другой же – это могла быть умело расставленная ловушка. За последнюю пару суток, если вы за-метили, я умудрился нажить себе парочку смертельных врагов…
– Я не занимаюсь преступными делишками, фройлен. Идите. И скажите спасибо, что не вызвал полицию.
– Послушайте, как-вас-там, – желваки скользнули под мягкими белыми щечками. – В моем заказе нет ничего незаконного. Я хочу, чтобы вы сопроводили меня в Ла-флер.
– Почему я? – Мне даже не пришлось корчить недоумение. Вопрос прозвучал вполне искренне.
Девушка вздохнула, но спорить о подлинности моей личности не стала:
– Мне вас посоветовал Иржи Хорст. Он же дал описание.
– Простите, фройлен, но вы действительно ошиблись. Я не тот, за кого вы меня приняли, – наверное, я параноик, но когда тебя находят в многомилионном городе, в мо-мент, когда ты пытаешься затесаться в толпе – это наводит на некоторые размышления.
Незнакомка открыла было рот, чтобы продолжить прения, но внезапно сникла, пробурчала извинения, мол, обозналась, тихо ругнулась и быстро вышла из ресторации.
Спустя пару ударов сердца, я так же выругался и двинулся по направлению к стой-ке, узнавать у хозяина, можно ли выйти через задний ход. Если меня нашла сопливая дев-чонка, значит, есть те, кто ей в этом помог, а знакомиться с этими субчиками поближе мне не хотелось. Что ж, жаль. Придется искать Хитори самому.
Уже пройдя через весь зал, и чувствуя на себе испытующе-услужливый взгляд су-хопарого ресторатора, я выругался повторно. Я вспомнил, где встречал это настойчивое, битое жизнью создание, и это внезапное прозрение подняло во мне немыслимую волну чувств. Дышать стало тяжело, сердце ухнуло в пропасть. Томительно засосало под ложеч-кой.
– Сколько с меня? – Вместо расспросов о служебном выходе, осведомился я у хо-зяина…
Уйти далеко незнакомка не успела. Да, собственно, она не особо и спешила. Брела себе по улице, зло пиная подворачивающийся под ноги мусор. Однако догнать ее оказа-лось не так просто. Ушибленное при падении из окна княжеского дворца колено, пере-ставшее было ныть в последние часы, разболелось с новой силой.
– Фройлен, – окликнул я.
Та обернулась, узнав мой голос, и ее лицо просветлело, от чего мое сердце снова замерло, а потом неистово забилось, словно в агонии. Я признал в девушке, ту, которую пытался вытащить из гущи побоища с инферналами каждую ночь вот уже пять лет. И коя уже пять лет кряду погибала во взрыве нечаянного выстрела механизированной кавале-рии.
– Я же вроде приняла вас за кого-то другого? – В глазах незнакомки зажглись насмешливые огоньки. Впрочем, теперь уже мне было не до смеха.
– За кого вы меня приняли, не играет никакого значения. Прежде чем я приму ре-шение, ответьте на один единственный вопрос: кто за вами охотится.
– Вам это не понравится, – девушка снова сникла, понимая, что от ее откровенно-сти зависит мой выбор.
– А вы рискните.
– Может, все же не будем об этом говорить здесь?
Я окинул взглядом улицу. Действительно, людской поток не ослабевал ни на се-кунду. Все так же тянулась вереница телег. Шумно пищал клаксоном парового экипажа, каким-то чудом затесавшегося в пеструю рыночную кавалькаду. Торговцы, зеваки, и про-чие носились взад-вперед, гуляли вразвалочку, ожидали, нервничали, смеялись… пахло пылью, специями, паленой древесиной, и, отчего-то, ванилью. Плотность потока за по-следнее время лишь возрасла, и улица действительно была не тем местом, где можно бы-ло бы обсудить дела, тем более, щекотливого характера.
Впрочем, придорожные заведения также не сильно отвечали нашим запросам. Де-вушка предложила отправиться к ней в комнату гостиничного двора, но я еще не настоль-ко ей доверял, поэтому предложил просто свернуть в подворотню.
– Итак, – я испытующе воззрился на потенциальную заказчицу. – Вы говорите, за-чем вам потребовался эскорт. Я говорю, смогу ли вам помочь.
Понимая, что иначе диалог не состоится, девушка уныло кивнула.
– Я работала на Синдикат. Выполняла разного рода мелкие поручения…
Девушка была права. Чем дольше длился ее рассказ, тем все больше мне хотелось ответить отказом.
По всему выходило, что ей стоило огромных трудов пробиться в преступной среде не в качестве чьей-нибудь «подстилки», а как самому заурядному исполнителю а-ля при-ми-подай-гуляй-вальсом-не-мешай. Как-то раз, когда она получала очередное поручение у своего непосредственного начальства, в притон пожаловал колдун. Впрочем, именно это обстоятельство меня ни капли не удивило. Самому мне до недавнего времени не приходилось пересекаться с представителями Малефактории, но Кривой Жиль как-то об-молвился, что темные не раз прибегали к услугам гильдии. Однако вернемся к рассказу незнакомки. Некроманту требовался юркий и незаметный осведомитель. Для девушки эта работа не стала чем-то из ряда вон выходящим. Все те же подлоги, подкупы, сбор информации. Разумеется, обо всех своих действиях она докладывала начальству. И вот тут-то и залег камень преткновения. В какой-то момент Малефактория и Синдикат, а точнее, отдельные особо жадные его члены, не сошлись с заказчиками в цене, и попытались использовать имеющиеся данные для шантажа. Что это были за данные, моя ночная гостья распространяться не пожелала, но и без этого было ясно, что некроманты такой наглости просто так не оставят. Сказано – сделано. Каждый носитель опасной информации в течение последних трех дней скоропостижно покидал сей бренный мир. Причем колдуны не выделяли никого в особый список, а попросту выкашивали всех, от организаторов до рядовых исполнителей.
Девушка сразу смекнула, что к чему, и в кратчайшие сроки залегла на дно, пре-красно отдавая себе отчет, что это лишь временная мера, и что рано или поздно возмездие чернокнижников настигнет и ее саму.
Где-то в этот же период в городе появился ваш покорный слуга. Стоило мне воз-никнуть на горизонте у Хорста, чьи услуги были проплачены беглянкой наперед, как он тут же дал ей знать, мол, есть тот, кто сможет вытащить ее из этого дерьма.
Выслушав стройное повествование, я лишь вздохнул. Можно подумать, мне своих проблем с демонопоклонниками не хватало. И все-таки, я должен был признаться хотя бы себе, что уже согласился на эту работу, как только принял решение последовать за девуш-кой.
– Вы поможете? – Незнакомка смотрела на меня глазами загнанного в угол зверька. – У меня есть деньги…
– Дело не в деньгах… – я поскреб затылок. – Меня смущает еще один момент. Как вы меня все-таки нашли?
– Не поверите, – в глубине голубых глазок промелькнул лукавый огонек. – По чи-стой случайности. Проходила мимо и увидела вас в окне ресторации.
– По чистой случайности? – невесело усмехнулся я, понимая, что это полная чушь, и девушка просто прикидывается дурочкой. Ей-то можно. Она, все же, девушка. – Сама невинность! Чувствую я сильно об этом пожалею… Как звать-то те тебя.
– Элиз.
– Элиз, – я покатал имя на языке. Странное послевкусие. В этом имени мне показа-лась сокрыта тайна, коя грозила понравиться мне еще меньше, чем рассказ его облада-тельницы… Но ведь не зря же она мне снилась? Как мне уже доводилось упоминать, я верил в вещие сны, но никогда не считал, что достоин их видеть. Это удел монахов-затворников, чей аскетизм способствовал их приобщению к Абсолюту, но никак не беглого еретика, одним лишь своеволием предавшего собственный орден и Великую миссию.
– Значит, так, Элиз, – проговорил я, переходя на деловой тон. – Рискну предполо-жить, что у вас есть некое тайное убежище, где вы все это время отсиживались.
– Да, – растеряно кивнула моя новая знакомая.
– У меня еще есть дела. И в них вы будете только мешать. Дайте мне четыре часа. Знаете Лютецианскую булочную на углу Крапивной и Ветреной?
– Да.
– Ровно через четыре часа будете ждать меня там. Оттуда же начнем наше малень-кое путешествие. Все ясно?
Третье «да» было уже, куда уверенное предыдущих.
– Тогда, до встречи. И надеюсь, что ваше заявление по поводу наличия денег было не пустыми словами.
А про себя добавил: «ибо у меня их попросту нет».

* * *

Как только мы с Элиз распрощались, я все же отважился вернуться к покинутой ре-сторации, но внутрь заходить не стал. Сел на крыльце жилого дома и развернул свежий номер «Гецбургских хроник». Все-таки парнишка-курьер, отправленный на поиски моего слуги, вряд ли стал бы искать меня, где бы то ни было, кроме этого заведения.
Только что купленная газетенка была так себе. Типичная желтая пресса. Море надуманных фактов, слухи, сплетни. Право же, куда больше рациональных зерен крылось в бесконечной болтовне словоохотливой глупышки. Однако меня крайне порадовала страничка поэзии. А еще я с удовольствием прочитал статью о странном переполохе во время приема в княжеском дворце. Подобная новость стала для меня настоящим открове-нием, ибо я был попросту уверен, что кроме гвардии Его Императорского Величества и пары моих бывших братьев, едва ли кто-то был нечаянным свидетелем моих злоключе-ний.
За чтением я провел чуть больше получаса. Солнце начало уже основательно при-пекать, и мне всерьез пришлось задуматься о том, чтобы покинуть свой насест и спешно сменить место дислокации – в моем положении оставаться подолгу на одном месте было вредно для здоровья – когда из подворотни напротив мне помахал Хитори собственной персоной.
– Ну наконец-то, – я потрепал мальца за загривок, – где тебя обаками носили, про-хвост ты малолетний.
Мальчишка коротко клюнул носом. Мне никак не удавалось отучить его от этой дурацкой привычки, кланяться. Разумеется, я был его сюзереном, и по всем правилам то-сийского этикета он вообще не имел права поднимать на меня глаза без моего на то особого разрешения. Но мы были не на территории восточного архипелага, а я сам мало чем напоминал настоящего аристократа, нуждающегося в ежечасном оказании всех возможных почестей.
– Хозяин попар в дерьмо? – По деловому, осведомился Хито.
– О, мой юный друг ты даже не представляешь, в какое дерьмо я вляпался. Вещи с тобой?
– Хай, – мальчишка мотнул головой себе за спину, где на земле стояли мой саквояж и его вещевой мешок.
– Нашел тихое место, как я просил?
– Хай… да, – исправился Хито.
– Надеюсь, не там же где ты пережидал все это время?
– Все, как вы меня учири и рассказывари, – делано обиделся подросток.
– Ну, ладно-ладно, – я оценил его актерское мастерство и вновь потрепал по за-гривку. – Веди. Только по-тихому.
Это была даже не гостиница. Старый нербский фахверковый дом весьма странных сплюснутых пропорций ютился между двумя, явно более новыми красавцами. Впрочем, и сама постройка, и ее соседи переживали не самые свои удачные годы. Крыши везде щерились побитой глиняной черепицей. Просмоленный настил прохудился. Побеленные стены, казалось, были пропитаны городской пылью и едва ли отличались по тону от мореного дерева балочных конструкций.
Запах в подвале, который Хитори снял у дородной пожилой многодетной вдовуш-ки, равнодушной ко всему, кроме своих отпрысков, так же оставлял желать лучшего. Здесь витали стойкие амбре мышиного помета и сырости.
И все-таки, это было именно то, что мне было нужно.
– Ты ел? – Спросил я слугу, когда дверь за нашими спинами скрежетнула несма-занным замком.
Тосиец не ответил.
– Иди, поешь. Когда я начну, мне не нужны будут сторонние глаза и уши. Это бу-дет малоприятно. И хозяйку предупреди, чтобы не волновалась. Я буду кричать. Громко. Понял?
– Да.
– Да, и захвати в лавке несколько копченых окороков, хлеба и вина. Только обяза-тельно красного и сладкого. Лучше лютецианского, но если не будет – бери, что есть.
Хитори снова поклонился, вызвав у меня неодобрительный возглас и поспешно скрылся. Его никогда не нужно было просить дважды.
Когда дверь скрежетнула за ним на ржавых петлях, я на какой-то миг ощутил то-мительный укол совести, о том, что так и не сводил парня в цирк.
Подвал был завален всяким хламом. Старые сундуки, глиняные кувшины, бутылки, деревянные ящики – все это в жутком беспорядке было свалено под стенами. Свободного пространства оставалось совсем чуть-чуть, и его почти полностью занимал грубо сколоченный верстак и топчан вдоль одной из стен. Под потолком висел на цепи крюк, где праздно болтался масляный светильник, от коего проку было куда меньше, нежели от миниатюрного, (о, чудо!) застекленного окошечка под самым потолком. Глядя на все это сразу становилось понятно, что хозяйка не в первый раз пригревает у себя в доме сомнительных личностей и старалась придать этой свалке хоть какое-то подобие жилья. Возникала стойкая ассоциация с камерой провинциальной тюрьмы или карцером. Впрочем, там было бы удобнее. Заключенным хотя бы выдавали соломенные матрацы, чего здесь явно не предусматривалось.
Наконец, оставшись один, я решил развернуть полученный от ребят старого ирше-лохемца сверток. Положил его на верстак, потянул за грубую тесьму.
На первый взгляд все было нормально. Меч-бастард в простых, с чужого «плеча» деревянных потасканных ножнах. Перекрестие граненое, хранящее священные письмена задумчиво склонялось к клинку. Ответный изгиб охватывал пяту клинка и упирался в рога перекрестия, отчего оружие приобретало вид стилизованного креста, заключенного в окружность.
Я взялся за рукоять, обтянутую воловьей кожей. Оплет был пересушен и имел странный хаотичный рисунок. Лишь спустя несколько мгновений до меня дошло, что это проступившая соль. Морская соль. Этого не могло быть… В смятении чувств, я потянул оружие на Божий свет и почувствовал явственную обиду, исходящую от голубой зеркаль-ной глади металла, тронутого оградительными псалмами. Буквально на моих глазах сталь ферумид потемнел и где-то в его глубине, характерный узор живого материала стал ме-нять свои очертания.
– Не может быть! – Проговорил я вслух, – Фальед!
Меня окатило новой волной обиды. Пальцы онемели и меч со звоном рухнул на верстак.
– Фальед, это же я! – Мне до сих пор не верилось. Как мог старый проныра Иржи Хорст, поставленный в тупик сроками, найти для меня мой же меч. Тот самый, который к моему шестнадцатому дню рождения исторг из своего тела громандный серо-голубой ка-мень в центральной обители ордена на острове Святого Доминика. И который я утопил у берега Моря Кракенов, трезво полагая, что одно только присутствие этого оружия выдаст меня с потрохами. Нет, конечно же, иршелохемец не мог знать, что мне продает. Но сам факт находки давно потерянного клинка, который для Доминиканца был один и на всю жизнь, оставался невероятен.
– Фальед! – Я протянул руку и с опаской коснулся рукояти. Пальцы снова онемели. Ферумид сердился. Сердился, что я столь бесцеремонно оставил его, и это было его право. В тот миг, конечно, я обещал себе, что когда-нибудь вернусь за ним. Но как ни посмотри, это все равно было предательство.
Совершенно неожиданно, иные восторженные эманации пробежали чередой мура-шек от поясницы, где покоились ножны с Альбрехом, и рассеялись в области затылка. Мне оставалось только упасть в обморок, чего, конечно же, я не сделал. Ферумиды обща-лись между собой, начисто меня игнорируя. Мало того, они общались, словно родствен-ники, а это могло значить только то, что их породил один камень.
– Альбрех, – позвал я, но кинжал бомбил флюидами мимо. Его нисколько сейчас не заботил тот, кому он разрешал себя носить.
Скрипнув зубами с досады, я вогнал клинок в столешницу, чем ни на миг не пре-рвал живой беседы «братьев». Пусть их. У меня будет время усмирить одного и поми-риться с другим. Сейчас не до этого.
Оставив оба клинка в покое, я вернулся к содержимому свертка, на дне коего поко-ился двуслойный холщовый мешочек с четырьмя прозрачными шариками. Сейчас глядя на просвет в эти небольшие, размером с детский кулачек образования, внутри коих, по-крытые лиловой жижей плавали маленькие уродливые головастики о пяти хвостах, меня начал пробивать озноб. Что, если за годы отсутствия в моем теле личинок доспеха орга-низм ослаб и более не годился к ношению живой брони? А ведь та, прежняя, была специ-ально выращена учеными мужами ордена, дабы исключить возможность отторжения.
Существовала большая вероятность того, что с этой кушетки я больше никогда не встану. Усилием воли я заставил себя не думать об этом. В конце концов, это была един-ственная возможность достойно встретить грядущую опасность. Только в этой броне и только с этим мечом у меня оставались все шансы выкарабкаться.
Уже раздевшись донага, и ложась на грязный деревянный топчан, мне совершенно некстати подумалось о том, что же такое нужно сделать с рыбьей икрой, чтобы из нее по-лучились эти маленькие чудовища, способные в считанные мгновения облепить непроби-ваемым роговым панцирем любое существо, вступившее с ними в симбиоз.
А еще я брезгливо скривился, ощутив резкий запах своего пота, и принял твердое решение во что бы то ни стало помыться. Но это будет после.
Альбрех с Фальедом продолжали обмен любезностями… Один шарик я положил себе на яремную впадину. Еще один лег в район солнечного сплетения. Два оставались в руке. Это было самое сложное. Когда мне придется раздавить первую пару, и личинки начнут прогрызать себе дорогу через плоть к моей нервной системе, мне нужно было, превозмогая неистовые боли, разрушить оставшиеся «икринки» на бедрах.
На все про все у меня было не более трех секунд. Даже если смогу вживить по-следних «головастиков» позже, тело не сможет пережить столь продолжительного втор-жения…
Я выдержу… Я обязательно выдержу…
– Pater noster, qui est caelis…
Пальци сжали почти такой же твердый, как стекло, шарик, покоящийся на яремной впадине, и кожи коснулись первые капли лиловой слизи, являющейся материнской средой для зародышей брони…
Удар – и влага растеклась по животу…
Еще два чавкающих всплеска просочились между пальцами, орошая бедра…
А потом все затопила боль. Адская, непереносимая боль, и мир утонул в ее всепо-глощающем пламени.

* * *

… Что-то гибкое и мохнатое, словно поросшая шерстью пиявка, метнулось мне наперерез…
Как не странно, некоторые детали сна постоянно менялись. Нерушимым оставался лишь исход. Я никак не мог добежать до Элиз… Что ж, теперь я хоть знал, как ее зовут…
Фальед тусклой молнией, от пяты до острия залитой ихором, рассек тело некрота столь же легко, как воздух. Шаг. Другой. И вот уже воцарилась знакомая напряженная тишина… Будь у меня такое желание, я мог бы восстановить события кошмара посекунд-но. Однако, такой необходимости не было – я просто уже заранее знал, что, когда и как произойдет, тем более, что первую часть сна мне довелось некогда пережить наяву.
Оттого удивление было еще больше, когда мои, затянутые в грубую армейскую перчатку, пальцы коснулись протянутой девичьей руки. Не останавливая своего неистового рывка, я смел Элиз за секунду до того, как в землю ввинтился снаряд тяжелого револьвера. Девушка была растеряна. В глазах читались недоумение, благодарность и страх.
Мне же ничего не представлялось лучше, чем лежа на ней глупо хлопать глазами. Я уже настолько привык к монотонности и однообразию своего еженощного кошмара, что просто-напросто растерялся. Впрочем, длилось это недолго.
– Бежим!!! – В следующую секунду мы уже были на ногах и целеустремленно ме-сили грязь, продираясь сквозь плотный серый полог взвеси, душно отдающей серой и смрадом разложения.
– Постой! – услышал я голос спутница. – Остановись, рыцарь! Куда ты?
Ее руки уже не было в моей. Обернувшись, я увидел, что она стоит все на том же холме за секунду до взрыва. Уже чувствуя, чем все кончится, я закрыл глаза и до боли стиснул зубы…

* * *

Альбрех и Фальед продолжали общаться. Сквозь томительную, ноющую полудре-му мне казалось, что слышу гул их голосов, но не мог разобрать ни слова.
В комнате кто-то был. Я слышал его сосредоточенное сопение. Лишь спустя мгно-вения мое воспаленное сознание поставило все на свои места. Да, клинки продолжали диалог, но, само собой, никаких звуков они издавать не могли. Это был Хито. Скукожив-шись в углу он истово читал сутры.
Какое-то время я еще полежал, прислушиваясь к собственным ощущениям. Вздох-нул поглубже. Ни ребра, ни ранение, ни ушибленная коленка больше не болели. Вообще ничего не болело. Была лишь чудовищная усталость, но как мне помнилось, она должна была пройти сразу же после обильного вкушения сытной трапезы. Дабы создать благо-приятную для себя среду, личинки вытянули из меня все силы.
При мыслях о еде, желудок предательски заурчал. А еще сильно сдавило кишечник и мочевой пузырь – отходы перестройки тела нуждались в сбросе.
– Я долго был в отключке?
Хитори, сидевший ко мне спиной, аж подпрыгнул от неожиданности. Но быстро нашелся и уже спешил, чтобы помочь мне встать.
– Два часа, семпай, – проговорил он.
Меня порадовало то, что он отбросил свое привычное «хозяин». Все же я был для него скорее семпаем – старшим, умудренным опытом, товарищем, наставником, нежели владыкой его жизни.
– Два часа? – Прикинул я. Значит, полчаса ушло на всякие мелочи: добраться сюда, устроиться, переговорить с хозяйкой. Два часа без сознания… еще полтора часа было в запасе. Неплохо. Признаться честно, я ожидал более неутешительных раскладов, но, тем не менее, воспринял факт удачного завершения действа, как нечто само собой разумею-щееся.
– Можешь где-нибудь раздобыть какую-нибудь лохань и воды?
Хитори посмотрел на меня с опаской. Водных процедур он не любил.
– Мне надо помыться, – пояснил я. – Да и тебе не помешало бы.
– Мы вчера мыться, хозяина, – от волнения у юного тосийца снова сбилась строй-ность речи.
– Можешь или нет? – Я не стал вступать в дискуссию.
Парень помялся немного, но потом кивнул и вышел из комнаты, оставив меня наедине с бумажным свертком на котором уже начал проступать жир.
Доесть я не успел. Слуга вернулся без лохани, но зато весь мокрый с головы до ног.
– Дождь, хозяина. Сирьный. Духи гневаться, – пояснил он.
В подтверждение его слов, единственное окошка стало серьезно подтекать, а ком-нату на краткий миг озарил белый сполох. Мигом позже грянул гром.
Я уже собирался высказать своему юному спутнику все, что думаю по поводу его лени, но потом подумал, и решил – в наших условиях и дождь сойдет, благо, внутренний дворик глухой и никого не смутит, если мне вздумается принять водные процедуры прямо на улице. Кстати, об улице. Наружу выбираться все равно стоило, ибо кишки начало крутить с новой силой, а удобств в подвале, самой собой, предусмотрено не было.
Выгребная яма находилась в углу двора. Ни навеса, ни кабинки. Лишь две потем-невшие доски были перекинуты с небольшим разрывом, служившим, известно для каких целей, от одного ее края к другому. К тому времени, как я закончил, одежда успел про-мокнуть насквозь. Ливень, действительно, оказался нешуточным, а низкие серые, косма-тые животы туч весьма красноречиво свидетельствовали о том, что непогода затянется надолго.
Плохо. Я рассчитывал выбираться из города верхом, но при такой погоде дороги развезет. Центральный тракт, петлей проходящий через весь Нерб, конечно засыпан щеб-нем, однако по нему-то, как раз, ехать не хотелось бы. Ладно, до этого еще дожить нужно. К тому же иного выбора у нас не было.
Даже несмотря на то, что приведение себя в порядок прошло довольно быстро, а сил возвращались с каждой минутой, мне все равно отчего-то казалось, что я безнадежно опаздываю. Посему, мы с Хитори оказались неподалеку от того места, где должны были подобрать Элиз, за полчаса до условленного времени.
Идти было легко. Как я уже говорил, личинки сделали свое дело, практически пол-ностью излечив все мои недуги. Даже на местах их проникновения остались лишь едва заметные белые пятна. Я уже чувствовал присутствие чего-то нового в себе. Так бывает, когда во сне отлежишь себе руку, и она начинает приобретать чувствительность. Поти-хоньку стали возвращаться давно забытые ощущения. Когда «головастики» окончательно станут частью меня, я смогу отрастить себе первый доспех. Потом второй… и так до две-надцати. Потом личинки покинут организм вместе с экскрементами, и нужно будет вживлять новую защиту. Хотя… если это истинная альвская броня… говорят, что сбрасывать и одевать ее чада Осенних Рощ могут столько раз, сколько захотят. Вот только я в это слабо верю.
Идти старались переулками, благо Гецбург был изрезан ими вдоль и поперек. Особняком стоял чуть ли не каждый третий дом. Отчасти такой путь был выбран из сооб-ражений безопасности. Но так же и удобства ради, ибо крыши тесно стоящих домов во многих местах перекрывали друг друга, отчего продолжительный ливень ощущался не так остро.
Впрочем, даже невзирая на новый парусиновый плащ, Хито умудрился продрог-нуть до костей, и мне его было откровенно жаль. Сидеть бы сейчас где-нибудь в зале хо-рошего гостиного дома, потягивать глинтвейн или тодди , и созерцать пляску огня в ка-мине…
От мыслей о тепле и уюте меня самого стал пробирать предательский озноб, но я быстро взял себя в руки.
Мы уже почти вышли на Крапивную, когда я различил на самой грани слышимости посторонний звук. Людей на улицах было крайне мало – дождь всех разогнал по домам – и уж подавно никого не должно было быть на крыше. Кто захочет по собственной воле пренебречь убежищем? Только такие, прижатые нуждой скитальцы, как мы.
Ошибиться я не мог – прямо над нами треснула глиняная черепица, а ведь мы находились не более чем в ста ярдах от заветной булочной. Может я и параноик, но по-добные совпадения никогда не вызывали у меня положительных эмоций.
Проверив, надежно ли висит за плечами сверток с мечом, я жестом приказал Хито следовать за мной в отдалении, а сам уверенно вышел на Крапивную, и, двигаясь вдоль стены, приблизился к дверям, предусмотрительно подняв воротник летной куртки – един-ственной имеющейся у меня непромокаемой одежды – и надвинув шляпу на глаза. Посту-чал. Какое-то время все было тихо. Я постучал снова.
За дверью раздались тяжелые шаги.
– Кого там черти принесли? – Прозвучал мужской хриплый голос.
Грубая занавеска, плотно скрывающая комнату первого этажа, едва заметно ко-лыхнулась.
– Я от гера фон Штиглица, – отозвался я, мельком отметив кованый сапожок, бол-тающийся над входом, и что дверных петель снаружи не было видно. Значит, створка от-крывалась внутрь. – Он просил меня забрать его туфли.
– Завтра приходите, – хрипло отозвались с той стороны.
– Они нужны ему сейчас.
– По такой погоде?
– Послушайте, я слуга. Мне сказали – я сделал. Не выполню – гер может сильно огорчиться. Тогда достанется и вам, и мне.
Щелкнул замок, и я без колебаний ударил в дверь ногой. Существовал лишь один шанс из ста, что выбранное наобум имя могло совпасть с именем реально существующего заказчика. Но раз говоривший не поставил это под сомнение, то сапожных дел мастером он мог являться точно с такой же вероятностью.
Коренастый угловатый детина, получив дверью в лоб, отлетел вглубь помещения. Пистолет выпал из его руки, гулко застучав по доскам пола. Попыток подняться, он не предпринимал.
Буквально тут же мне навстречу выбежал сухопарый мужичок в темном рабочем фартуке с водянистыми глазами, сейчас сверкающими благодарностью и опаской, но я быстро пресек поток его словоизлияния.
– Сколько их?
Сапожник тут же поскучнел и ответил так же тихо:
– Еще двое на крыше.
Я кивнул:
– Где лестница?
– Там.
Проходя мимо комнаты, из которой возник хозяин, я успел заметить дородную фрау в чепце и нескольких притихших ребятишек. Все были бледны и боялись даже лиш-ний раз пошевелиться.
Хито скользнул в дом следом за мной, и снова запер дверь на ключ.
Ступени были старыми и рассохшимися. Скрип стоял немилосердный. Впрочем сейчас я особо не переживал, что «грачи»  меня услышат. Там наверху ливень глушил все посторонние звуки.
Альбрех пренебрежительно отмахнулся, когда я попытался взяться за рукоять. Только его капризов мне сейчас и не хватало. Вот именно поэтому ферумиды и не прижи-лись в Архипелаге. Видать, как разживусь деньгами, приобрету себе куда более сговорчи-вый кинжал. Из обычной стали. Но пока…
Ножи-рыбки легли вдоль предплечий. Все нужно было сделать быстро и тихо. Не возникало ни малейших сомнений, что это было не единственное «гнездо».
Поднявшись на последнюю ступень, я какое-то время прислушивался, стараясь по звуку определить расположение врага. Одного засечь удалось – он как раз ерзал за стен-кой – черепица так и хрустела под ним. Второй признаков жизни не подавал. Либо был более усидчив, либо просто его точка находилась значительно дальше, сокрытая от моего слуха шумом непогоды.
Грянул гром, и я рванул маленькую дверцу за железное кольцо.
Тот, что был за стенкой, не ожила ничего подобного. Он просто сидел, привалив-шись спиной к надстройке выхода на крышу, спеленатый по рукам и ногам парусиновой накидкой. Но, нужно отдать ему должное, свое дело знал. Я едва не сорвался с крыши, уходя от его ножа. Поймал за руку и коротко ткнул в подмышечную впадину, после чего рубанул по горлу. Край крыши на дальней стороне конькового бруса зашевелился. Там, под точно таким же парусиновым одеянием, держа трехструнный арбалет наготове, залег второй. Я понимал, что не успею его «накрыть» прежде чем он спустит скобу. Пришлось импровизировать – приличный осколок черепицы угодил душегубу точно в лоб. Он не скатился вниз лишь потому, что выбрал очень устойчивое положение.
Теперь можно было не спешить. Я приблизился. От удара осколком кожа на лбу «грача» лопнула, обильно залив кровью обветренное лицо. Пощупал сонную артерию. Жив, красавчик. Стянул убийце его же ремнем руки за спиной. Плащом спеленал ноги. Похлопал по щекам.
Прохладная дождевая влага и шлепки сделали свое дело.
– Ты? – Были первые слова наемника.
– Нет. Его Высокопреосвященство, – осклабился я. – А ты кого ожидал увидеть?
Пленник не ответил, а лишь зло щурился и отворачивался, стараясь сделать так, чтобы дождь не заливал ему глаза.
– У меня мало времени, – поэтому буду краток. – По-хорошему расскажешь или по-плохому?
– Расскажу что? – Искренне удивился наемник.
– Ладно, – согласился ваш покорный слуга. – Я спрашиваю – ты отвечаешь. Не по-нравится мне ответ – пеняй на себя. Ты из Синдиката?
– Да.
– Уже что-то. Меня пасете?
– Да.
– Кто заказал? Джером? Его личная инициатива? За Рольфа решил подсуетиться?
– Ты умный – ты скажи, – гадко ухмыльнулся пленник.
– Неправильный ответ. – И я без колебаний вогнал пять дюймов стали в его бедро, не забыв навалиться предплечьем на распахнувшийся в крике рот душегуба. Дождь до-ждем, а соседним гнездам могло не понравиться, что их раскрыли.
– Еще раз. Кто заказчик?
– С-с-сука!
– Не знаю таких, – клинок вошел рядом с первой раной. – Я тебя на ремни порежу, но прежде ты мне все расскажешь. Мы друг друга понимаем?
– М-м… м-м
– Что? – Я отнял рукав куртки ото рта убийцы.
– Колдун… колдун заказал… Джером не любит этих ублюдков и редко берется за их заказы. Но тот сказал, что ты не выполнил договоренность. А нам не нужны те, кто подрывает авторитет гильдии.
– Вот видишь? – приторно заулыбался я. – Можешь, когда хочешь. Еще чуть-чуть и мы достигнем полного понимания. Как выглядел чернокнижник?
– Н-не знаю… нет-нет… не видел – слышал.
– Атиелиец? Грейлендец?
– Грейлендец.
Ватора. Я скрипнул зубами. Значит нашел-таки.
– Почему засада здесь? Кто сдал?
– Сучка одна у нас была. На побегушках. Ну, подай-принеси…
Внутри у меня все оборвалось.
– Чего-то накосячила, деньги из общака стянула, и Джером ее в расход пустить обещал, – заливался соловьем наемник. – Прихватили ее случайно и к Джерому. А он как раз с тем трупоедом общался. Ну и…
– Что, ну и? – Я даже не заметил, как вышел из себя.
– Этот садист в качестве жеста доброй воли, а может просто припугнуть нас реши, чтобы кобылу в зад не вертали… в общем он взялся колоть ее на предмет украденного. И как-то само вышло, что и про тебя узнал.
– Она еще жива?
Пленник застонал, когда я сильно встряхнул его. Голова мотнулась и глухо стукну-лась о черепицу.
– Жива, я спрашиваю?
– Конечно. Этот, как узнал про тебя и вашу с ней договоренность, приказал ни единого волоска с ее головы не трогать. Сказал, мол, на живца ловить будем.
– Она там? – я указал в сторону булочной.
Тот проследил направление моего пальца и помотал головой.
– Адрес.
– Какой.
– Где ее держат?
– Славы Императора 15.
– Много ваших там?
– По-разному.
– Насколько по-разному?
– Я не знаю… нет-нет-нет… я правда не знаю, Безымянный. Джером там почти всегда. Это его дом. Может, десять. Может пятнадцать человек. При любом раскладе не меньше пяти – это его личная охрана.
– Колдун там сейчас?
– Нет. Он ушел, как только закончил… Отпустишь?
Я подумал. Полез под пленника, лежащего на собственных руках. Стянул с него одну перчатку и хорошенько затолкал ему в рот. Потом еще раз подумал, и два раза уда-рил ножом в горло.
Внутри все, словно онемело. Нет, не именно в этот момент. Раньше гораздо рань-ше. Это чувство появлялось всякий раз, когда я знал, что должен убить. И не было ника-кой разницы, как и когда это будет сделано, в поединке, или хладнокровно, как сейчас. В любом отнятии жизни нет ни чести, ни славы. Это всегда мерзко, противно и выворачивает душу наизнанку, а потому первое, чему меня учил трижды проклятый мастер Итодори, а за ним и Самир аль Капар – это отключать в себе человека. Входить в подобное состояние было довольно легко, особенно, имея за плечами такой опыт. А вот выходить из него…
Сейчас я ничего не чувствовал, ибо еще в тот момент, когда различил треск чере-пицы понял, что мне придется убивать. А еще я понял, что это только начало.
Хитори ждал меня внизу. Времени он даром не терял, и тот самый первый молод-чик, коего я приложил дверью нынче лежал спеленатый своей же одеждой. Сапожника нигде видно не было. Его семьи тоже. Все правильно, за ответами люди Синдиката придут в первую очередь сюда.
Когда я спустился, тосиец вопросительно поднял на меня взгляд.
– Уходим, – скупо сообщил я.

* * *

Вряд ли «грач» врал на счет Элиз. У меня была скверная репутация в гильдейских кругах. И если Лютецианское отделение Синдиката не вполне представляло, с кем имеет дело, то Джером, как мой неоднократный собутыльник, и даже какое-то время, приятель, не обманывался на мой счет, и посвятил своих шестерок во все тонкости предстоящих трудов. Иначе, с чего было тому, бедолаге, так пугаться. И все же оставался шанс, что ду-шегуб лгал, и «прекрасная» незнакомка, ждущая помощи «рыцаря» в сияющих доспехах была не более, чем подсадной уткой. В таком случае у меня отпадала всякая надобность совать голову в пасть тигра.
Дождь лил не переставая. Он то стихал, то снова припускал с новой силой. Такими темпами непогода могла продолжаться довольно долго. Сейчас это было мне на руку. Но вот когда придет время делать ноги, сие обстоятельство может сыграть дурную шутку.
Славы Императора, значит? Никак Джером решил сменить сове прежнее место обиталища. Впрочем, рассорились мы с ним довольно давно, и назначить рандеву друг другу как то не особо стремились.
Я с тоской повел плечами. Оружие, как будто, потяжелело. Следовало обернуть замки пистолетов промасленной тряпкой. Теперь же, даже несмотря на то, что летная куртка из стоячей лаковой кожи не промокала, порох в стволах безвозвратно отсырел. А тратить драгоценные мгновения на перезарядку мне никак не хотелось. С минуты на ми-нуту прочие «грачи» должны были обнаружить тела своих подельников. Не нужно было ходить к гадалке, чтобы понять, куда они направятся в первую очередь.
Да, я все-таки решился идти спасать своего… гм… клиента. Черт подери, не зря же она мне снилась с такой завидной настойчивостью.
Никем не замеченные, мы с Хитори, словно крысы, ныряли из одного тесного пе-реулка в другой. Парнишка не говорил мне ни слова – он вообще почти всегда молчал, открывая рот только по существенным причинам – тихо тащил на себе и свой, и мой ба-гаж. Я же прикидывал в уме план района, намечая наиболее безопасные пути подхода к дому.
Джером далеко не дурак. Он не стал бы арендовать или приобретать постройку, ко-торую нельзя было бы в кратчайшие сроки превратить в крепость. А это значило, что и подойти к ней будет не так уж просто, не говоря уже о перемещениях внутри здания. С другой же стороны, Гецбург – старый город. Его центр застраивали на совесть и хаотично, сажая дом к дому, чуть ли не вплотную. Отсюда такое большое количество укромных уголков и забытых всеми переулков, коими нынче пользовалась исключительно всякая шваль и голытьба.
Паренька лет семнадцати с откровенно вороватыми повадками, я, благо, заметил гораздо раньше, чем он нас. А вот и первая линия обороны. Конечно, мальчишка мог ока-заться самым заурядным карманником, но этот народ, как никто другой, привечал шум-ные сборища, а не пустынную, насквозь пропитанную влагой улицу.
– Почтенный, как пройти на Небесную? – Мой вопрос на секунду сбил сосредото-ченность воришки, а удар ладонью в подбородок надолго отправил его в забытье.
Мы прошли еще полквартала, когда наткнулись на второй кордон. Этих было трое. Все плечистые, крепкие, но обряженные в лохмотья. Как и первого соглядатая, их сдала погода, ибо все нищие и попрошайки стараются укрыться от дождя в церковных приютах.
С этими уже пришлось немного повозиться. Один из них, видимо, бывший воен-ный, имел представление о том, как надо правильно махать ногами, но видать, слабо представлял, что паладины, пускай и бывшие, делают это куда лучше. Да и, собственно, откуда ему было знать, на кого он нарвался. Уж этих подробностей я не рассказывал ни-кому. Даже Кривому Жилю, с коим по-прежнему оставался в добрых отношениях, в отли-чие от того же Джерома.
К дому номер пятнадцать мы подошли сзади, со стороны внутренних дворов. Я с легким сожалением отметил, что был прав – с нашего края к двухэтажному приземистому каменному уродцу приблизиться было тяжело. На «черном» крыльце под навесом попы-хивал папиросой молодчик в рабочей куртке и мешковатой кепке, а в окнах то и дело мелькали белесые пятна чьих-то лиц.
Секунду подумав, я пришел к выводу, что это, пожалуй, был наиболее простой путь к цели. С улицы не стоило даже пробовать, ибо, зная нового главу Гецбургского от-деления Синдиката, можно было с уверенностью сказать: свои глаза и уши у него есть в окнах всех близлежащих домов.
Я спустил с плеча чехол с Фальедом. Коснулся рукояти. Даже через дерюгу и пер-чатки пальцы болезненно закололо. Дурной знак. Меч все еще злился, и помогать отказы-вался. Да и не предназначен он был для боя с людьми. Глупо было даже надеяться…
– Хито?
– Хай.
– Видишь его? – я указал на человека, праздно развалившегося на стертых от вре-мени ступенях.
Парень кивнул.
– Мне нужно, чтобы ты отвлек его. Сможешь?
Снова кивок.
– Хорошо, когда я скомандую, сделай так, чтобы он тебя заметил.
Беглый взгляд. Оценка ситуации. Пустой дворик. Расстояние от выхода из переул-ка, где мы укрылись до дверей дома, едва ли превышает тридцать ярдов. Но и этого вполне хватит, чтобы из окна всадить мне пулю в грудь. Слева, ближе к нам – два дерева. Одно совсем худое. Другое – потолще, но все равно, как полноценное укрытие не годит-ся… К задней стене примыкает низенький кованый забор, ограждающий участок, где по логике вещей должны были расти цветы. Не препятствие, но время на нем потеряю.
Слишком много «но»... Впрочем, другого плана у меня все равно не имелось. Ситуация располагала лишь к упованию на собственные скорость и рефлексы. Не знай я, на что способен, едва ли решился бы зайти в дом полный отпетых головорезов.
Наблюдатель как раз отвел обманчиво сонный взгляд, чтобы потушить папиросу о камни крыльца, когда я плавно переместился за наиболее толстое дерево. Движение тот, конечно же заметил, но Хито был уже на полпути к нему, чем всецело приковал внимание душегуба.
– Че-т забыл, щенок? Сегодня милостыню не подаем, – прищурился «страж». Лишь спустя долгое мгновение, он понял, что перед ним далеко не оборванец, а вполне себе прилично одетый мальчик. Да еще и восточник… Надо отдать убийце должное – «коте-лок» у него варил, дай Создатель каждому. Он тут же прикинул, что в таком месте и в та-кое время он вряд ли смог бы встретить сына заезжего купца, или еще кого, кто просто заблудился. К тому же, ему, вероятно, было известно, что искомый хозяином человек пользуется услугами парня с островов Тосе.
– Хороший мальчик, – губы головореза расползлись в хищном оскале. Он тут же подобрался, словно кот, готовящийся к прыжку. Но Хитори не позволил ему насладиться триумфом, и только душегуб начал вставать, тут же задал стрекача.
– Стой, щус! – взревел убийца.
Наше движение с ним началось одновременно. Я скользнул под стену дома, урезая обзор возможным стрелкам в окнах, одним прыжком преодолел низкое заграждение. Про-тивник обнаружил меня слишком поздно, но все же успел достать нож и рубануть наот-машь. Жесткий блок. Предплечье соскальзывает вверх по руке оппонента, круговое дви-жение и вот уже мое жало погружается в такую податливую перед сталью плоть. Щадить врага некогда, и второй нож погружается в ушную раковину, с хрустом разрывая хрящи и мерзко скребясь меж костей черепа.
Дверь распахивается. Времени извлекать клинки нет, и я заслоняюсь от пуль тру-пом первого душегуба. Толкаю тело вперед. Оглушительный хлопок. Еще один. Труп со-трясают попадания разъяренных свинцовых шершней.
Кровь бурлит, словно новорожденная магма, время тянется, как кисель…
Медленно, очень вяло подоспевший враг спрыгивает с крыльца мне навстречу и падает под тяжестью опрокинутого на него мертвеца. Я лишен прикрытия, но это не страшно. Ножи снова свободны, а у врагов, в пистолетах всего по одному заряду.
Еще один нож летит мне в грудь, но тело уже само отклоняется с линии атаки, пальцы правой руки, на миг фиксируют локойть врага, предотвращая возвратное движе-ние, и мой клинок, зажатый в левой, проникает меж ребер.
У последнего – шпага. Он выжидает, пока поднимется первый. От них-то и нужно только – задержать меня пока не подтянутся остальные. Ну уж нет… Не дождетесь…
Лиц не вижу… Лишь фигуры с оружием… Кровь кипит, но внутри полярная мерз-лота…
Рвусь вперед, прямо под косой рубящий удар узкого клинка. Хороший удар. Пра-вильный. Этот знает, с какой стороны браться за меч. Мне бы разорвать дистанцию, но инерция броска слишком велика. Изгибаюсь. Шпага срезает с куртки пуговицы. Удар ле-вой поверх плеча. Враг влетает головой в дверной косяк. Первый уже встал. Он за спиной и норовит зацепить ножом почки. Прокручиваюсь на месте, позволяя инерции его тела нарушить равновесие. Два тычка сталью в поясницу…
За дверью узкий коридор и лестница, ведущая на второй этаж. Слева арочный проем, ведущий в один из общих залов. Там еще пятеро, и пули начинают безжалостно высекать крошку из деревянных панелей и штукатурки. Я ликую. Весь дом уже на ушах и в полной растерянности. Такой наглости они от меня явно не ожидали. Впрочем, как я уже упоминал, при других обстоятельствах и с другим человеком это было бы чистой воды самоубийство.
Два ножа улетают в проем. Два глухих удара, падающих на дощатый пол тел, и от-борная брань выживших. На Альбреха даже не надеюсь – достаю «Франклины». Как пи-столеты они сейчас не годятся, зато с такими тяжелыми рукоятями вполне сойдут за ду-бинки.
В центре комнаты стоял стол и стулья. Головорезы успели их перевернуть и ис-пользовать, как прикрытие. Кувырок прямо под самую столешницу. Очередная пуля сви-стит прямо над головой. Еще бы парой дюймов ниже и…
Тяжелый пинок прямо в центр крышки стола и вот уже неудачно высунувшийся противник перегибается прямо под удар рукоятью в висок. У него за поясом два пистоле-та. Еще заряженных. Перекат. Два выстрела – еще два трупа. Горло дерет от порохового дыма. Глаза немилосердной слезятся.
Со второго этажа доносятся крики. В основном мужские. Но и через этот шум можно разобрать одинокое надрывное женское «Этьен».
Подбираю «Франклины» бегу к лестнице. Лишь на верхне ступени натыкаюсь на еще одного «товарища по цеху». Сбиваю руку с оружием левой. Рукоять правого пистолета в челюсть. На возвратном движении – в висок. Подбираю заряженные машины. Не чета моим, но выбирать не приходится.
Дверь в конце десятиярдового коридора открыта. Из нее вяло и скучно вывалива-ются трое. Взвожу пружины. Шаг вправо и вперед – выстрел. Влево-вперед – выстрел.
Первые двое, так ничего и не успев предпринять, падаютк моим ногам. Зато третий снова ныряет в комнату.
Отбрасываю бесполезное курящееся железо и вынимаю из ножен на поясе одного из убитых короткую тяжелую шпагу.
Последний враг так и не показывается.
– Этьен, чертов любитель лягушатины, – знакомый голос из комнаты привел меня в чувства. – Разве так приходят в гости к старым друзьям?
Тихо, стараясь не скрипеть половицами, и в любую секунду ожидая появления из-за дверного косяка руки с пистолем, я приблизился. Украдкой заглянул в комнату.
Тут же грянул выстрел, и древесные сухие щепки обожгли лицо.
– Ты в долгу не остаешься, да, Джером?
– Ну, братишка, с чем пришел, тем и встречаем, Goddem!
Смачный плевок на пол.
Людей в комнате было четверо. Само помещение представляло из себя что-то среднее между кабинетом и спальней. Против двери – письменный стол, да не та рухлядь, что в общем зале, а добротный, из черного дерева. Слева от входа – кровать. Сразу за сто-лом стоял новоиспеченный глава Гецбургского отделения Синдиката, прикрываясь щуп-лой фигуркой Элиз. Краткого взгляда на девушку хватило, чтобы понять, последние часы были для нее истинным адом.
Один мордоворот стоял слева, у кушетки. Собственно, именно он пытался выши-бить мне мозги. Прыткий парнишка, что юркнул обратно в комнату, стоило мне подняться на этаж и учинить здесь разгром, притаился справа.
– Отдай девчонку, и разойдемся миром, – не стал юлить я. Уши уже царапал звук шомпола, гуляющего по каналу ствола. Левый перезаряжал пистолет. Но ворваться туда сейчас было бы ошибкой. Никто не мог дать гарантий, что у этого «кабана» не было за-пасной пушки.
– Миром? – Хохотнул грейлендец. – После всего, что ты тут учинил? Ну, нет. Будь я сам, я бы конечно еще подумал, но ребята не поймут. Они жаждут твоей крови.
– Я дал им такую возможность, – холодно отозвался ваш покорный слуга. – Они ею пренебрегли.
– В любом случае, стоя там, желаемого не  добьешься, Безымянный. А время рабо-тает, как известно, не на тебя. Колдун приставил ко мне своего мелкого беса. Так вот сто-ило тебе переступить порог, как тварь исчезла. Скоро некромант будет здесь. Но ты ведь не уйдешь без этой восхитительной малютки?
– Конечно, нет. Она – мой заказчик.
– Мы уже наслышаны о том, как щепетильно ты относишься к выполнению своих заказов.
– Не тебе меня попенять, Дежром. Ты и сам не сильно привечаешь работу с трупо-едами…
– Однако, если берусь, то делаю.
– Это пустой разговор, – вздохнул я. – У тебя есть два варианта. Первый: ты отда-ешь девочку мне, и мы уходим. Второй: я вхожу, и тогда моли Творца, чтобы твои ше-стерки тебя уберегли, потому что тем, кто внизу это, как видишь, не особо помогло.
– Не в твоем положении выдвигать требования, Безымянный, – из голоса бандита исчезли ироничные интонации. Вот мои варианты. Ты врываешься сюда и гибнешь вместе со своим… гм… клиентом. Либо же сдаешься, и девчонка живет дальше, а тебя я отдаю на милость малефика. Что скажешь?
Я ничего не сказал. Стремительным броском переместился к противоположному косяку. Грянул выстрел. Мимо. Стоящий за дверью душегуб, в поле зрения коего я попал благодаря своему маневру, стал поднимать свой пистолет. Шпага рухнула на запястье, почти полностью отделив кисть. Молодчик взвыл, согнулся в три погибели, и я вогнал узкий клинок ему в грудь по самую рукоять. Провернул, усугубляя боль, и не вынимая клинка, шагнул вместе с телом в комнату. Очередные выстрелы прозвучали одновременно. Все-таки у крепыша, что расположился возле кровати, была вторая пушка. Его пуля попала в труп. Моя же – под его правый глаз.
Бесполезный теперь пистолет заколотого врага отправился на пол, вслед за хозяи-ном.
Все произошло слишком быстро. Джером даже не пошевелился. На его лице не дрогнул ни один мускул, но в глубине серых глаз я видел пробуждающееся осознание неизбежного. Элиз же била мелкая дрожь. Она даже не стояла на ногах, а лишь висела в длинных узловатых пальцах бандита и ошалело, словно загнанный зверь, смотрела на ме-ня. На миг мне даже показалось, что именно я, а не человек с длинным ножом за ее спи-ной вызывают этот непреодолимый приступ животного страха.
– Итак, старый друг, у меня новое предложение, – как не старался держать ритм, а дыхание все же сбилось. – Я сейчас подхожу и убиваю тебя в любом случае. Вне зависи-мости от целости моего клиента. Можешь, конечно, отпустить ее и остаться в живых, а можешь попробовать испытать удачу. Выбирай.
Джером колебался всего секунду. Ровно до той поры пока я не возобновил сближе-ние.
– Стой, – на лбу главы Гейбургского отделения Синдиката выступили крупные би-серинки пота. Потом его лицо разгладилось и скривилось в гадливой гримасе. – А к черту. Ты же не думаешь, что я такой дурак, что поведусь на весь этот бред про испытания судьбы? Честный поединок и все такое?..
Финт в лицо. Джером отклонился назад и влево, заслоняясь телом девушки. В по-следнюю секунду клинок выскользнул из правой, пальцы левой поймали падающую рукоять и довершили выпад. Сталь пробила бок врага, пройдя через висящую мешком сорочку Элиз. Прежде чем бандит в последнем порыве ткнет пленницу ножом, я вырвал шпагу из раны и, прокрутив ее, опустил на череп противника.
Когда мы уходили, Джером был еще жив, но без сознания. Пожалуй, ему един-ственному удалось пережить мое вторжение. Вот только надолго ли?
Девушку пришлось практически тащить на себе. Она вообще не переставляла ноги, что весьма снижало нашу скорость. Мы уже почти спустились по лестнице на первый этаж, когда у нее приключилась истерика.
– Отпусти меня… пусти, слышишь, – это было сказано столь тихо, что сперва я во-обще ничего не понял.
Бормоча себе под нос что-то успокаивающее, я продолжал движение к выходу, по-минутно ожидая, что вот-вот в дом ворвутся головорезы, услышавшие шум возни и звуки выстрелов. Существовала, конечно, вероятность, что этого не произойдет, но я привык отталкиваться от худшего из вариантов. Так спокойнее. Во всяком случае, то, что кто-нибудь из соседей успел послать за полицией, я не сомневался. К тому же, если Джером не врал, то с минуты на минуту сюда должен был заявиться Ватора, а я сейчас, если чест-но, был не в лучшей форме, чтобы тягаться с полноценным боевым некромантом и его зверинцем. Доспех должен был окончательно прижиться только через несколько часов. К тому же Фальед мало того, что отказывался даваться мне в руки, так еще и стоял нынче, прислоненный к стене в переулке.
– П-пусти, т-тварь, – только почувствовав сопротивление спутницы, я по-настоящему обратил внимание на ее слова.
– Ты не он, – бормотала она. Ослабевшие пальцы пытались оторвать мои руки от ее талии, лезли в рот и глаза, цеплялись за ворот куртки. – Ты такой же, как они. Нет, ты хуже.
– Элиз… Элиз… – я поймал ее за подбородок и только тогда понял в чем дело. Гла-за девушки закатывались. Зрачки растеклись почти на всю радужку. Ее опоили каким-то дурманом, и теперь несчастная была пленницей кошмарных грез, кои только усугубились близким созерцанием насильственной смерти.
– Демон! – вяло выплевывала девушка по слову. – Пошел прочь от меня! Именем Создателя!..
Понеслось-поехало. Такими темпами мы из дома к следующей осени не выберемся.
Больше не слушая вялой брани своего нанимателя, я взвалил ее на плечо и со всей возможной прытью покинул дом.
Хито ждал нас с вещами в том самом переулке. Увидев меня в целости и сохранно-сти, да еще с ценным грузом на плечах, парнишка, было, обрадовался, но заметив выра-жение моего лица, решил приберечь эмоции до более спокойных времен.
– Уходим, – коротко бросил я ему, подхватил чехол с мечом и, будучи уверенным, что тосиец незамедлительно двинется следом, пошел прочь.
Я пока еще весьма смутно представлял себе наш дальнейший маршрут. В любом случае, Элиз не могла продолжать путь в таком состоянии, ей требовался отдых. Да, и как не меркантильно это звучит, девушка еще не заплатила ни пенса, в то время, как мои лич-ные активы показывали дно. Имеющихся средств едва ли хватило бы, чтобы снять комна-ту в самой захудалой хибаре, вроде той, в коей я переживал внедрение доспеха.
На психику еще давило осознание того, что чем дольше я остаюсь в Гецбурге, тем больше вероятность быть обнаруженным. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – каждый полицейский шпик в городе имеет мое описание и с каждым часом по-кинуть город становится все более затруднительно.
Дождь не прекращался ни на минуту. Прежде, чем я успел сообразить, одежда Элиз, все так же вяло брыкающейся у меня на плече, вымокла до нитки. Пришлось оста-новиться, достать из саквояжа свой сюртук и, прямо на ходу спеленать тонкое девичье тело. Не Бог весть, какая защита от дождя, но хоть не замерзнет, пока я не соображу, что делать дальше.
Итак, какие варианты можно было рассмотреть? На северо-востоке Гецбурга про-легала ветка железной дороги, тянущаяся вдоль всего северо-восточного побережья ост-рова, а затем сворачивающая вглубь суши… отпадает. Регулярные дилижансы, как паро-вые, так и конные – так же. Вообще, обо всех более-менее крупных транспортных сооб-щениях в нашей ситуации следовало позабыть. Их однозначно уже «пасут» все, кто толь-ко может жаждать моей крови. По тем же причинам не подходил и морской порт, даже невзирая на то, что лежал он далеко за пределами городской черты.
Оставался крохотный шанс, что нам удастся выбраться, прибегнув к помощи кре-стьянского люда, привезшего в город на торг продукты сельского хозяйства. Вот только едва ли кто захочет выбираться из города в такую погоду. Центральный тракт был вымо-щен брусчаткой лишь на несколько миль от Гецбурга, в то время, как утоптанная земля других дорог уже начинала медленно, но уверенно расползаться.
И все-таки это был вариант.
Нам понадобилось еще около часа, чтобы переулками и закутками добраться до ос-новных путей, по коим обычно ездили торговцы. За это время Элиз немного пришла в себя. Вяло попросила, чтобы я поставил ее на землю, просунула руки в рукава моего сюртука, и даже позволила поддерживать ее за талию. Однако в ней по-прежнему чувствовалось напряжение.
Нам крайне повезло. На неприметном перекрестке стояло несколько телег, запря-женных лохматыми тяжеловозами. Если бы у ведущей телеги не слетела ось, мы моли бы их и не встретить.
Возле поломанной повозки суетилось несколько разномастно одетых мужчин. Ко-мандовал «парадом» вислощекий нербец с тусклыми, но пронзительными серыми глаза-ми. Расхаживая взад-вперед позади работников, он ежесекундно что-то рычал и пощипы-вал коротко стриженную седую бородку.
Договориться удалось далеко не сразу. На элементарное предложение помощи, хо-зяин каравана отозвался весьма крепким высказыванием, мол, и без меня у него рук хватает, так что лишний человек станет только помехой. Тогда я поставил вопрос иным боком. Пришлось выложить почти все оставшиеся деньги, так что теперь у меня в кармане звенела лишь пара медяков. Благо, старому лису хватило. Признаться честно, это было даже подозрительно. Троица наша представляла из себя весьма неординарное и сомнительное зрелище, так что на миг у меня закрались подозрения, что сварливый хозяин ярмарочного обоза, а это был именно ярмарочный обоз, решил продать нас первому же патрулю, а потом уже разбираться, что да к чему, и имели ли смысл подобные меры. Так что, пока мы не покинули Гецбург, я был склонен держать ухо востро. Тем приятнее было осознавать свои ошибки, в особенности, когда старик на привале вскрыл карты, и поделился, что сразу заподозрил неладное, и не сдал нас исключительно потому, что сам не сильно любит блюстителей порядка. Впрочем, дальше лезть в душу он не стал – с его же слов, он не хотел становиться соучастником чего бы то ни было. А я к откровениям так же старался не склоняться.
Итак, спрятанные под ворохом кирзовых сапог, предназначенных для какой-то по-техи в честь осенней ярмарки, что должна была состояться через несколько дней в неда-леком провинциальном городке, мы оставили первую полосу проблем за спиной.
Самый напряженный момент приключился в момент остановки на границе, где все повозки тщательно обыскали. Здесь меня покинули оставшиеся сомнения, что нас, а точнее, все же в большей степени меня – разыскивают, ибо досмотр длился гораздо дольше положенного. Да и ретивый офицер с юношеским звоном в голосе не в меру ответственно принялся разбрасывать сапоги, стараясь докопаться до дна. На наше счастье обуви в фургоне было слишком много, а с подачи хозяина мужики не поленились и закидали нечаянных гостей на славу.
Еще меня беспокоило, что Элиз в своем наркотическом полусне могла застонать или всхлипнуть, и тем самым выдать весь схрон. Благо, ничего этого не произошло, и уже очень скоро мы смогли покинуть свое не слишком удобное убежище.

PARS SEXTA

Повозка катилась медленно, и словно бы нехотя. Каменная дорога давно осталась позади и теперь колеса вязли во влажном, хлюпающем месиве. И это еще хорошо, что хо-зяин обоза взял значительно восточнее, ближе к побережью, где в почве было больше пес-ка, чем чернозема. Не возникало никаких сомнений, что двинься процессия по продолже-нию основного тракта, и тогда у путешественников возникли бы серьезные трудности.
Думаю, будет не лишним повториться, что с транспортом нам сильно повезло. Бо-лее того, существовала реальная вероятность того, что на дороге из города нам могло во-обще никого не попасться. Ведь какой идиот поедет в разгар затяжного ливня, рискуя за-стрять каждую четверть мили. Собственно, аналогичный вопрос мучал меня и в отноше-нии нашего благодетеля, но тот, как человек бывалый, быстро объяснил, что если бы не нужда, то, само-собой, его бы ноги на тракте не было. А так, видя, что ненастье в самом разгаре и заканчиваться не собирается, пришлось выезжать на день раньше, пока торные пути окончательно не превратились в непролазные топи. Сим объяснением я был вполне удовлетворен.
Шел уже второй день пути, а ненастье не собиралось стихать даже на минуту. Бы-вали, конечно, кратковременные периоды затишья, но не более того. Окон в фургоне не было, но и пейзаж не радовал разнообразием, так что расстраиваться не приходилось. По обе стороны от дороги бесконечно тянулись поля, изредка прерывающиеся скупыми по-лосами редкого леса. Преимущественно, хвойного. Еще реже попадались крохотные ост-ровки обособленных хуторов.
В фургоне царила сырость и промозглость, даже несмотря на то, что натянутая по-верх каркаса ткань была крепко пропитана смолой. Хито уже начал поминутно шмыгать носом и «наматывать сопли на кулак», но его, по крайней мере, от полной и окончатель-ной простуды спасал плащик из двуслойной парусины и олений свитер. Хуже всех приходилось Элиз. Даже на первом привале, где обозники развели костер под специально выставленным по такому случаю тентом, ее одежду так до конца и не удалось просушить. Уже снова забравшись в фургон, я вывернул все содержимое своего саквояжа, и заставил девушку переодеться. Но этого ей хватило ровно настолько, чтобы худо-бедно пережить ночь и не подхватить простуду. Сейчас же она, молчаливая, понурая, сидела на противо-положном конце кучи сапог в двух исподних рубашках, моих кальсонах, мятом клетчатом пиджаке и сюртуке и немилосердно стучала зубами.
– Мерзнете? – Вопрос звучал глупо. И без того было видно, что девушке далеко не комфортно. Она, вероятно, посчитала точно так же, поскольку ровным счетом никак не отреагировала на мое обращение. Девушка вообще со мной мало общалась с того момен-та, как пришла в себя. Возможно, виной были наркотики и созерцание моих «подвигов». Возможно, за это следует сказать спасибо Ваторе. А может быть сыграло роль и то и дру-гое.
Я на ходу выбрался из фургона, добыл у хозяев два шерстяных пледа, вернулся и заставил Элиз раздеться донага. Сначала она сопротивлялась. Потом, видимо, смирилась. Мелькала в ее взгляде некая мрачная обреченность – осознание того, что ее наемник мо-жет сделать с ней все, что только пожелает. Вот только ничего преступного у меня и в мыслях не было. Нормальный прием выживания в неблагоприятных условиях. Никакая одежда, тем более мокрая, не согреет так же хорошо, как тепло живого тела. В конечном итоге, Элиз это поняла, но только спустя время после того, как я, спеленав ее собой и пле-дами, окончательно затих. Я чувствовал, как ее окоченевшее тело осторожно, но неотвра-тимо покидает накопившееся напряжение.
– С чего такая забота? – это была первая осмысленная фраза с момента, когда мы расстались возле давешней ресторации, где девушка столь загадочным образом меня отыскала.
– Если я скажу, что по доброте душевной, вы ведь не поверите?
Элиз многозначительно промолчала.
– Тогда вам проще будет считать, что я забочусь о своем вознаграждении.
Мне не нужно было смотреть на лицо девушки, чтобы ощутить, как она напряг-лась.
– Я не смогу вам заплатить, – тихо проговорила она после паузы.
– Тем хуже для нас, – философски отозвался я. – Мои деньги подошли к концу, и где отыскать еще, причем много и быстро, мне не известно.
– Знаете, я ожидала несколько иной реакции.
– Вас это расстраивает?
– Скорее сбивает с толку. Другой бы на вашем месте уже выкинул меня из повоз-ки.
– А с чего вы взяли, что я этого не сделаю?
– Тогда к чему тянуть? – по голосу Элиз я понял, что она готова и к такому поворо-ту событий. Само собой, ничего такого я делать не собирался. Не для того спасал эту дев-чонку, и не для того положил полтора десятка, пускай и неправедных, но все-таки жиз-ней…
– Ответьте мне только на один вопрос, как вы собирались покинуть Нерб, если не имеете для этого средств? Неужели всерьез надеялись на доброту наемника?
– У меня есть деньги. Только все они лежат на счету в банке «Йенсен и сыновья». Как только я до него доберусь – сразу же с вами рассчитаюсь. Если бы меня не схватили, все бы пошло по плану и мне сейчас не пришлось бы перед вами оправдываться.
Странные создания эти женщины. Как только понимают, что опасность миновала, сразу же находят в себе силы заставить тебя чувствовать свою вину. Действительно, ка-кой нехороший мальчик Этьен. Задает девочке неудобные для нее вопросы. Заставляет оправдываться… Нет, порой мне кажется, что для наемника я чересчур мягкосердечен…
– Кроме того, – уже без укоризненных нот продолжала Элиз, – у меня уже есть до-говоренность. В семи милях к востоку от мыса Плакальщиц есть бухта. Там обычно сбра-сывают груз контрабандисты. Там же нас должна ждать шхуна, которая возьмет курс до Лютеции.
– Сомневаюсь, что капитан захочет взять на борт безденежных пассажиров с со-мнительной репутацией. Он скорее продаст нас, чем решит сделать что-то задарма.
– На этот счет не переживайте, Безымянный. Капитан уже получил внушительный залог. Все должно пройти гладко. А если и вы меня не оставите, то поверьте, вам воздаст-ся сторицей.
На последнее заявление этого маленького хрупкого, но столь самоуверенного со-здания, я лишь глубокомысленно хмыкнул.
– Кстати, а как вас зовут? По-настоящему. Я не верю, что человек всерьез может забыть свое имя. – Для меня вопрос прозвучал абсолютно неожиданно. Я даже не сразу подыскал слова. Конечно же, я ничего не забыл. Просто как-то так получилось, что пере-стал себя отождествлять с прежним именем. Должно быть, мой ангел-хранитель имеет железные нервы, раз терпит подобные плевки с моей стороны.
– Давай на «ты»? – улыбнулся я, стараясь съехать с неприятной темы. – Мы лежим сейчас абсолютно голые, в объятиях. Почти, как любовники. Согласись, официоз в подоб-ные моменты несколько неуместен.
Элиз тихо прыснула. Ее дыхание обожгло мою шею:
– Хорошо, как скажешь. Так как тебя зовут?
– Эльраил, – я сам удивился тому, что вот так просто сдался перед малознакомой девушкой. Губы будто сами собой проговорили заветные буквы, напрочь проигнорировав мое нежелание вступать в откровение.
Элиз какое-то время задумчиво молчала.
– Это имя ангела, не так ли? – Наконец проговорила она с уважением. – Небесного центуриона. Старое имя. Сейчас детей так не называют. Твои родители были большими оригиналами.
– Они погибли, когда я был еще ребенком, – бесцветно проговорил я. – Можно сказать, мы не были знакомы.
– Извини.
– Ничего. Такова жизнь.
– Они, наверное, хотели, чтобы у их сына был сильный заступник. Плохо, что ты от него отрекаешься.
– Почитаешь Творца? – Я не мог не воспользоваться столь замечательным шансом, перевести разговор на иные рельсы.
– Выросла в церковном приюте.
Девушка заворочалась, перевернула меня на спину, и уже без тени смущения, по-свойски устроилась у меня на груди. От ее тела теперь исходило ровное тепло. Да и мне, чего греха таить, тоже было куда теплее, хотя меня ненастья внешнего мира мало трогали. Особенно теперь, когда личинки альвского доспеха прижились окончательно. В случае непредвиденных обстоятельств, они не позволят мне заболеть или истечь кровью.
Разговор как-то сам собой стих, и дальше мы ехали молча. Хито неподвижно сидел в своем углу, украдкой отодвинув край полога, и изредка шелестел страницами бульвар-ного романа из моей сумки, что я листал намедни. Уши паренька по прежнему пылали от смущения.
Элиз, судя по ровному дыханию, задремала. По крайней мере, мне так казалось. Я же играл с Фальедом, покоящимся в свертке рядом с импровизированным ложем. То под-носил ладонь к рукояти, то отстранял ее. Всякий раз пальцы немели. Складывалось впе-чатление, что меч и не собирается меня прощать. Это могло огорчить, если б в данный момент мои мысли не были столь далеко, так что забава происходила сугубо машинально.
Стемнело. Дождь немного стих, и хозяин обоза скомандовал привал. Меня лично никто не звал помогать, но я порядком засиделся и воспринял всеобщий призыв, как бла-го.
Организовали кострище. Вокруг него вбили в землю колья. Поверх них натянули навес. Немногочисленные женщины принялись устанавливать большой котел. Мужчины пошли за дровами. Хоть остановка и пришлась на перелесок, но относительно сухих дров в округе набралось немного. Пришлось растапливать углем и маслом, а уж сырое дерево, дающее больше дыма, чем тепла костер пожрал на сладкое и весьма неохотно.
Пока перловая каша на свином сале доходила до кондиции, источая волнующий ноздри аромат, от которого желудок начинал предательски урчать, натянули еще несколь-ко навесов и поставили скамьи. Кто-то, вероятно из балаганной труппы, принялся тихонько наигрывать на губной гармошке. Ему, стараясь подыгрывать столь же тихо, хрипло вторил аккордеон. Как не странно, но в преддверии ночи, люди стали просыпаться. Отходить от тоскливой монотонности дороги.
Заняв место с краю на одной из лавок, и терпеливо ожидая свой паек, я впал в лег-кую меланхолию. В голову полезли философские мысли, вроде той, что это мир не заслу-жил того, что с ним происходило последнюю тысячу лет. Прорывы Инферно, твари из мертвой плоти, запродавшие свои души дворяне, Темная церковь, наконец, как следствие, монахи, изменившие свою плоть, чтобы хоть немного сравняться в силе с порождениями мрака, пускай это было откровенным посягательством на промысел Творца, создавшего нас такими, какие мы есть…
Не заслужили люди такого испытания. Ой, не заслужили. Хотя мне ли судить, кто и чего заслужил? Лишь Создателю было ведомо, сколько грехов успел накопить наш бренный мир, и какая кара за это полагалась. То, что зависело от меня, то, на что я мог повлиять, давно поросло травой и кануло в Лету.
Веселый гомон у костра оповестил, что каша поспела, и ваш покорный слуга по-брел к очереди за своей порцией. Взял три оловянные миски и кружки. Дородная пожи-лая фрау на раздаче, вероятно, жена хозяина обоза, безропотно наполнила все емкости. В миски – кашу. В кружки – глинтвейна на дешевом сухом вине.
Элиз и Хитори, буквально набросились на еду. Да и я сам не стал скромничать. Есть хотелось просто ужасно.
– Хозяин сказал, завтра будем в Вилленгеме, – сообщил я, когда тарелка стала по-казывать дно. До этого разговаривать как-то особо не хотелось.
Слуга сыто кивнул и протянул руку за моей опустевшей тарелкой. Вспомнил, наконец, о своих обязанностях.
– Отлично, – Девушка, презрев ложную скромность, всучила парню свою посуду. – Там есть человек, который может связаться с капитаном шхуны и попросить его дождать-ся нас. Кроме того он сможет одолжить нам лошадей.
– Это хорошая новость, – кивнул я. – Надеюсь, корабль не ушел в море, как только начался дождь. Есть основания полагать, что непогода захватила все северо-западное по-бережье острова.
– Не переживай, Эль…
– Лучше, Этьен. Так привычнее, – поморщился я.
– Этьен… Да… Не переживай, капитан надежный человек. У него специфические понятия о чести, но он всегда держит свое слово.
– Будем надеяться.
Я разгреб сапоги в углу и стал устраиваться на ночлег.
– Ты куда? – Девушка же стала одеваться, причем в свою, почти не просохшую одежду.
– Пойду, отнесу посуду, – сообщила Элиз, забирая у начавшего, было, вставать то-сийца тарелки. – Заодно и у костра погреюсь.
– Не засиживайся. Лучше пораньше ляг спать. Пока не окажемся на борту, каждая секунду отдыха на вес золота.
– Как скажешь, – улыбнулась она и выпрыгнула из фургона.

* * *

Сон никак не приходил. Такое со мной случалось редко. Я все время ворочался, не в силах найти наиболее удобное положение. То неудачно подвернувшийся сапог врезался в ребра, то затекала какая-то часть тела. Успокоения не приносил даже шелест дождя, влажно барабанящего по натянутой ткани тента. Не могу сказать, что меня что-то всерьез тревожило. Да, вляпался по самые уши. Ватора теперь от меня не отстанет, к тому же без грамоты, подтверждающей личность, тяжеловато будет общаться с представителями зако-на. Где взялся на мою голову этот Рольф со своими головорезами?
Однако, сколько я себя помню, с момента бегства из Ордена, у меня в принципе не было спокойной жизни, а потому нынешнее положение не могло быть первопричиной моих тревог. Я помолился. Осенил себя парой-тройкой Священных Символов, и с белой завистью посмотрел в тот угол, где мирно посапывал Хитори.
Сквозь шелест дождя от костра долетали голоса, приглушенный смех и хриплова-тые рулады аккордеона. Народ явно еще нескоро соберется расходиться. На краткий миг возникло желание присоединиться к их маленькой потехе, но я быстро изгнал эту мысль. Обозники в моем присутствии чувствовали себя стесненно. Мне не было никакого резона заводить с торговцами знакомств, а замкнутые люди, как известно, редко вызывают дове-рие. Приняли, накормили, обогрели – и на том спасибо.
Вернулась Элиз. От нее вкусно пахло костровым дымом. Даже во тьме было от-лично видно, что движения стали куда сильнее и увереннее. Да и общий силуэт изменил-ся. Лишь спустя секунду, я заметил, что она одета в шерстяное платье с длинным рукавом и воротником-стойкой, а на плечи накинут теплый платок. Вот кто отлично нашел общий язык с обозниками.
– Этьен? – Тихо позвала она. – Ты не спишь?
– Нет, – буркнул я, и перевернулся на другой бок. – У тебя обновка?
– Да, – девушка задумчиво улыбнулась. – Марта – жена хозяина, заметила, что на мне мокрая одежда, и отдала старое платье своей старшей дочери.
– С чего такая любезность? – Сказано было вполне нормальным тоном, но Элиз расслышала нотки сарказма.
– Посидели-пообщались… – расплывчато отозвалась девушка.
– И что ты ей рассказала? Не правду, надеюсь?
– Не переживай. Я ведь не дура, чтобы каждому встречному все выкладывать, как на духу. Сказала, что мы молодожены. Что ты старший сын купца. Что отец твой давно умер, оставив тебе все свое дело, и тебя прижали к ногтю местные воротилы. Подставили, натравили полицию, оставили без гроша за душой. Теперь мы в бегах. Собираемся перебраться на остров Биренберг.
– А Хитори?
– Сирота, которого твой безвременно почивший родитель привез с островов Тосе. Служил ему верой и правдой. Теперь же заботиться о нем кроме тебя некому…
Я уважительно поджал губы, но в темноте фургона девушка этого не заметила. Стараясь не шуметь, она, оступаясь и оскальзываясь на куче обуви, перебралась в мой угол, где рядом были расстелены пледы.
– Хорошая легенда, – озвучил я свое отношение. – На ходу придумала?
Элиз кивнула. Она уже беззастенчиво стягивала с себя платье.
– Вполне сойдет, если нам выпадет общаться по душам с подобными компаниями. Правда для городовых и полицейских эта душещипательная история не аргумент.
– Упрекаешь? – Под платьем моя заказчица осталась все в том же моем хлопковом исподнем, кое так же отправилось в угол к платью и платку.
– Что ты, просто мысли вслух. Бумаги б раздобыть.
– Не понадобятся они, – Элиз укрылась пледом до шеи и заворочалась, устраиваясь поудобнее. – В Вилленгеме как-нибудь перебьемся, а там уже, если все склеится, будем добираться глухими местами. Там нам грамоты будут не нужны.
Я кивнул, а про себя подумал, что на гладкую дорожку тоже рассчитывать особо не стоит. Всегда должен быть запасной план.
Дождь припустил с новой силой. Где-то вдалеке грянул гром. Голоса стали тише. Будто отдалились. Заржали лошади, для коих был натянут еще один навес.
– Этьен? – Элиз говорила очень тихо.
– Что?
– Мне холодно. Согреешь? Как днем?
Просьба прозвучала несколько неожиданно. Я полежал какое-то время молча, по-том вздохнул, и стал раздеваться.
Девушка легла мне на грудь, обвила руками. Совсем по-свойски. Нет, она не была замерзшей. Напротив, ее тело источало волны жара, щедро отданного ему костром и чем-то горячительным. Теперь, сквозь запах дыма, пропитавшего девичьи волосы, я разобрал тонкий душок. Скорее всего, это был местный самогон. Сердце Элиз билось несколько учащенно и так громко, что прочие звуки отошли на второй план.
Шли минуты. Я вдруг четко осознал, что, пойдя на поводу у девушки, рискую те-перь вообще не заснуть, в то время, как Элиз уже начала мерно посапывать. Мне ничего не оставалось, как тихо выругаться, попробовать выкинуть из головы все лишние мысли и, закрыв глаза, ожидать прихода очередного кошмара. Хотя, за минувшие несколько дней пришлось так напрягаться, что едва ли меня посетит хоть одно самое квелое и невзрачное видение.
Почти получилось. Вязкое темное нечто уже сковало члены и стало потихоньку за-сасывать меня во чрево забытья, когда…
– Этьен? – Девушка опять говорила очень тихо, но этого вполне хватило, чтобы спугнуть столь долгожданного гостя.
– Да? – Я тяжело вздохнул.
– А как это, когда убиваешь?
– Ты умеешь задавать вопросы… гм… плохо. Это уничтожает в тебе человека. Обесценивает его жизнь в твоих глазах.
– Ты многих убил, – это было утверждение.
– Да.
– И как? Как ты себя чувствуешь после этого? Ты еще человек?
Я смешался:
– Во всяком случае, привык себя таковым считать.
– Тогда что тебя отличает от хищников?
– Послушай, Элиз, может, мы отложим этот разговор до утра?
– Не обижайся, просто… – девушка приподнялась на локтях, так чтобы в робком свете кострища, неуверенными сполохами, пробивающимся, через щели между бортом и пологом навеса, было видно мое лицо. – Я хочу тебе признаться… я тебя боюсь.
– Ну-у. Что я могу тебе сказать. Ты нанимала убийцу. Знала, стало быть, на что шла.
Элиз замотала головой:
– Там, когда меня схватили эти… сначала пришел колдун… я не боялась так еще никогда в жизни. Но потом он ушел и пришел ты. Ты… ты так легко прикончил тех тро-их… а когда мы спускались я видела еще тела. Все в крови. Кто мертвый, кто еще мучил-ся. И вдруг до меня начало доходить, что это все сделал ты.
– Значит, не нужно было идти тебя спасать? – Я заломил бровь. Вспоминая о да-вешнем побоище вновь пробудили в душе холод, отрезая все чувства и оставляя лишь ра-зум. А еще меня посетила мысль, что оказывается, девочка-то все прекрасно понимала и не так уж далеко была от мира бренного.
– Ну, не обижайся…
– Я и не обижаюсь…
– Но я бы поняла, если бы ты не пришел.
– Мы заключили договор. Я свое слово держу. Это, пожалуй, единственное, чем я могу гордиться из всех своих качеств.
– И все-таки…
– Зачем ты мне все это говоришь?
– Хочу понять. Не забывай, я довольно длительное время имела дела с людьми по-добными тебе. Заказ – заказом, а своя шкура все равно важнее, или не так? Я тебе не за-платила еще ни геллера…
– Так.
– Но ты все еще со мной, и не послал меня ко всем чертям. Мало того, вытащил из такой передряги, а теперь печешься о моей сохранности, словно отец родной. Я, даже бо-юсь не того, что ты убийца, и можешь со мной сделать все, что тебе только захочется. Я боюсь того, что не могу понять твоих мыслей.
Я невесело усмехнулся. Ведь действительно, если рассуждать логически, мне со-вершенно не нужно было идти в логово Джерома. Рисковать своей шкурой… Любой дру-гой на моем месте, да пожалуй, и я сам, будь наниматель кем-то иным, после того, как нарвался в окрестностях точки встречи на «гнезда» «грачей», сделал бы ручкой Гецбургу без зазрения совести…
– Ничем не могу тебе помочь. У меня нет другого объяснения, кроме как, данное слово, – слукавил я. Ну, не рассказывать же ей, в самом-то деле, что она мне снилась вот уже несколько лет кряду. Вряд ли она мне поверит. Потому что звучит это воистину странно.
– Значит ты просто «честный» убийца? – Элиз явно не удовлетворил ответ, но тон вопроса уже сообщил мне, что другого толкования она от меня уже и не ждет.
– Да. Тебе стало легче?
– Нет.
Я снова усмехнулся.
– Ты чего?
– Странно слышать о страхе перед тобой от девушки, с которой лежишь в одной постели.
Элиз фыркнула и улеглась обратно мне на грудь:
– Ничего странного, убийца с именем ангела, просто тех, кто остался позади я бо-юсь куда больше тебя.
– Это было так страшно? Тот колдун. Что он с тобой делал? Насколько я могу су-дить, никаких серьезных ран или увечий на теле у тебя нет.
Девушка молчала. По ее дыханию я понимал, что она хочет что-то сказать, но не решается.
– Причинять боль физическую и не требовалось, – наконец проговорила она пу-стым голосом. – Он перенес в мое тело демона, и он устроил мне карманный ад. Прямо в моем собственном вместилище, если ты понимаешь, о чем я. И не понадобилось отделять душу от тела…
– Ты быстро оправилась.
Горький смешок:
– Я почти ничего не помню. Помню только… К тому же трупоед заставил меня что-то выпить. Как он сказал, это усилит эффект, но снимет вред от последствий…
Я слушал ее и чувствовал, как зубы сводит от тихого бешенства. Даже боюсь себе представить, что довелось пережить Элиз. Никто не заслуживает такой участи при жизни. А уж после нее лишь Создатель вправе определять судьбу рабов своих.
Девушка не стремилась продолжать разговор. Да и мне больше не было, что ска-зать. Продолжать беседу в том же ключе, и бередить только поджившие раны было, по меньшей мере, бесчеловечно.
– Ладно, боишься ты меня там, или нет, но даю тебе слово, что в обиду тебя не дам, – проговорил я напоследок, – А теперь спи. Наши беды еще не кончились.

* * *

Пахло кровью, болью, желчью и порохом. Рональд Дарси, принявший по вступле-нии в ряды черного клира имя Ватора, нехорошо сощурился. Рядом грязно, в три этажа, выругался один из четверки головорезов, «пасущих» улицу из дома напротив резиденции Джерома.
– Да здесь целая туса поработала, – прорычал здоровяк. – У нас под самым носом.
– Не-ет, – протянул колдун, сообщая скорее себе, нежели собеседникам. – Он был один. Большую группу вы бы заметили. Он все сделал быстро, Goddam. Вошел, порезал, забрал искомое. Ушел. Wily bastard!
– Да какой, один, – начал, было, распаляться другой бандит, маленький и сухопа-рый. Но тут же осекся, вспомнив, с кем разговаривает.
– Полицию не вызывали? – Бросил некромант не глядя себе за спину, где обретался его эскорт.
– Обижаете, гер. Мальчишку, которого отправили к легавым, и то перехватили.
– Отлично. Ждите здесь.
Оставив головорезов в нижнем зале, Легионер поднялся на второй этаж. Здесь была та же картина. Два трупа на выходе с лестницы. Еще двое в коридоре дальше, возле самой двери в кабинет хозяина. А вот, кстати, и Джером собственной персоной.
Новоиспеченный глава Гецбургского отделения Синдиката прополз пол коридора, оставляя за собой кровавый след. Одного взгляда на бледное лицо бандита чернокнижни-ку хватило, чтобы понять – тот уже не жилец. И если рану от удара чем-то не сильно тя-желым, но острым по голове, еще можно было вылечить, то пробитую печень – никак.
Ватора присел на корточки. Джером еще дышал.
– Я… я не смог его остановить. Никто не смог… – голос главного авторитета нерб-ской столицы был слаб.
– Я уже это понял, – кивнул, колдун. – Это меня огорчает, my dear friend. Но боль-ше всего меня огорчает, что девица, судя по всему, не все нам рассказала. А может, она не знала всей правды? А, Джером, что скажешь?
– Я… я не знаю…
– Вот и я не знаю, – некромант вздохнул, крякнул, словно старик, уставший от жизни и ноши бренности своего тела, и перевернул полумертвого собеседника на спину.
Глава Гейбургского синдиката застонал. Но еще больший стон извергли его легкие, когда колдун погрузил палец в рану на его боку и принялся рисовать на полу какую-то фигуру.
– Что… что ты делаешь? – Глаза Джерома расширились от ужаса.
– Ничего страшного, – доброжелательно улыбнулся некромант. – В ближайшем бу-дущем мне понадобятся дополнительные силы, а это, как известно, услуга недешевая. Нужны жертвы.
– Ты… ты… меня?..
– А почему нет? – Снова добродушная улыбка, от которой у бандита потемнело в глазах. – Тебе что, жалко? Ты и так не жилец. Со своей неправедной жизнью, тебе прямая дорога в ад. Сделай хоть что-то полезное перед смертью, а? Нет-нет-нет, не вздумай уми-рать раньше времени…
Фигура была почти закончена. Еще несколько штрихов, и краткая скороговорка на странном рычащем языке. Кровавые полосы потекли, словно это была не чужая кровь, а сок самого дома, проистекающий из свежей раны. Он, как живой начал разбегаться по всему полу второго этажа. Не прошло и нескольких секунд, как тонкая алая пленка по-крыла все доски.
– Ну, вот и все, – с наигранным весельем распрямился колдун.
Джером захрипел. Его пересохшее и сведенное страхом горло не могло родить ни звука.
– Теперь прощай, – малефик развернулся на каблуках и пошел к лестнице. Уже сворачивая к ступеням, он безо всяких эмоций заметил, как из кровавого ковра, подобно пародиям на цветы, молниеносно проросли десятки изломанных слезящихся алым рук. С той же стремительностью они накрыли распростертые тела. Первыми в месиво из костей и плоти превратились трупы подручных. Потом подошла очередь Джерома. Он не кричал. Просто не успел.
Когда некромант спустился на первый этаж, его встретили обескураженные взгля-ды давешнего эскорта.
– Что там произошло? – Тот самый маленький и худощавый мужчина нервозно во-дил плечами.
– Там то же самое, – скучно отозвался колдун, краем глаза отмечая, что кровь нача-ла стекать по стенам и в общий зал. – Будьте здесь. Я сейчас вернусь.
Коротышка кивнул, и колдун покинул центральную резиденцию одного из князь-ков Синдиката. На этот раз крики он услышал.
Выйдя на улицу, малефик, забрался в свою карету. Пальцы были еще в крови Дже-рома, так что маг не колеблясь намазал остатками символ на зеркале, сокрытом за стенной панелью напротив него.
– Владыка, – Седобородое лицо гранд малефактора проступило на темной глади практически сразу. По легкому влажному блеску тусклых глаз и томительной морщинке между кустистых бровей, третий легат Сумеречного Легиона понял, что начальник не вполне себя контролирует. Не иначе, опять развлекается с какой-нибудь из призванных им же суккуб.
– У тебя есть, чем меня порадовать? – голос как всегда был неспешный и пыльный.
– Едва ли я могу вас этим порадовать, Владыка, но у меня есть некоторые любо-пытные сведения. Это касается той девчонки, о которой я вам недавно доносил.
– Она у тебя?
Ватора скрипнул зубами, зная, что за плохой ответ его по головке не погладят, но он и так уже был в опале. Одним проступком больше, одним меньше:
– Пока нет. Ее увел наш общий знакомый.
Гранд малефактор скривился, нервозно дернулся. Послышался шлепок. В зеркале мелькнули ребристые витые рога, затем неимоверно красивое лицо с эбеновой кожей и пухлыми влажными утомленными губами.
С шипением суккуба пропала из поля зрения.
– Говори, – приказал Владыка.
Карета Ваторы тронулась. Спустя несколько минут пятнадцатый дом по улице Славы Императора занялся негасимым огнем.
Дельмар, наблюдавший за всем происходящим из окна соседнего дома, подавил кривую усмешку. Ему было приятно думать, что его конкурент вновь потерпел неудачу. Пока «барону» и самому вполне удавалось оставить зарвавшегося Легионера с носом. Но придет момент, и легат вступит в игру лично. Тогда Антонио поможет лютецианцу, чтобы потом решить его судьбу собственноручно. Ну и что, что Ватора может узнать. Победителей, как говорится, не судят.
Ателиец вновь проколол палец и начертал на дощатом полу хаотограмму призыва. Гаргэ, конечно же, не забыл обиды, но у импа не было права выбора, а потому ему снова придется послужить своему, пускай и временному, но все же повелителю.

* * *

К вечеру следующего дня мы въехали в Вилленгем. Как по заказу, дождь прекра-тился в тот самый момент, когда на горизонте замаячила сторожевая будка таможенного смотрителя. Сам городишко был маленький, почти поселок, зато очень аккуратный и ухоженный. К тому же, здесь полным ходом шло приготовление к весеннему празднику. Повсюду через улицы между домами были натянуты гирлянды разноцветных флажков. Отовсюду лилась музыка. Заезжий и местный люд разгуливал практически везде, невзирая на, стремительно сгущающиеся сумерки. Все были нарядно одеты. Только новые и только чистые вещи. Мужчины в котелках и цилиндрах. Сюртуки, фраки, пиджаки, трости, галстуки-бабочки, накрахмаленные до немыслимой пышности и белизны шейные платки. Штиблеты сверкают, как у гвардейцев на имперском параде. Юные фройлен и почтенные фрау в шерстяных платьях, шляпках, чепцах, на плечах пестрые платки. Кое-где мелькали и исконно нербские наряды: у мужчин – бриджи, чулки, сорочки, короткие, шитые бисером курточки, башмаки с пряжками, островерхие войлочные шапочки. У женщин – платьица, перетянутые поверх декорированными корсетами…
В иных местах кабатчики, видя, что их заведения переполнены, а желающих вы-пить в сей славный вечер не убавляется, стали выносить столы прямо на улицы. Цен-тральная площадь перед небольшой аккуратной ратушей полностью превратилась в баль-ный зал под открытым небом. Люди танцевали, веселились… и это еще даже не был праздник. Лишь его преддверие.
В сам город мы въехали вообще без каких-либо проблем. Сержант, возглавлявший пропускной пункт, не стал пересчитывать поголовье обозного люда, а поверил деклара-ции, так сказать, на слово, собрал пошлину, на мой взгляд, несколько завышенную, и дал добро на въезд. Его люди проверяли фургоны так же весьма поверхностно.
Да, вот такие они, маленькие городки со своими большими праздниками урожаев. В насквозь пропитанном дымом заводов и мануфактур Гецбурге, на подобную халатность не стоило и надеяться. Впрочем, здесь не привыкли к серьезным проблемам и злодей-ствам. Все у всех на виду, все друг друга знают. А если и не знают, то и полиции не надо. Соседи присмотрят, чтобы гость ничего не натворил.
– Идите за мной, – решительно проговорила Элиз, и первая направилась через бур-лящий поток человеческого веселья на другую сторону улицы, где на кованом стрежне над входом болтался металлический кренделек.
– Что мы забыли в булочной? – Искренне удивился я.
– У тебя есть деньги на постоялый двор? Нет, тогда делай, что говорю. К тому же они сейчас переполнены. Даже на конюшне места нет. Как бы не пришлось вообще ноче-вать на улице.
– А в булочную нас бесплатно пустят?
– Хозяйка – моя знакомая. На одну ночь пустит без всяких проблем. А большего нам и не надо.
Я только кивнул.
В торговом зале, хотя это скорее была торговая коморка, от обилия желающих по-пробовать, свежей сдобы (что удивительно, на ночь глядя), невозможно было продохнуть. Все кричали, галдели. Дети канючили. Молоденькие дамочки пискляво требовали внима-ния к своим персонам, в то время, как двое сбитых пухлых молодцов за прилавком в бе-лых фартуках и таких же воздушных колпаках, сбивались с ног, дабы ублажить каждого клиента. Даже дородная женщина с обширным бюстом, на коем грозило лопнуть бежевое шерстяное платье – видимо хозяйка – не стояла в стороне, а бойко раздавала подзатыль-ники юношам и сама подносила новые поддоны с выпечкой.
Впрочем, завидев в толпе Элиз, она быстро ретировалась с «поля брани» и даже лично отвела нас на второй этаж, где у нее содержалась в чистоте и порядке небольшая комнатушка с одной кроватью.
– Как вам укладываться, думаю, разберетесь сами, – сказала она нам напоследок, игриво подмигнув девушке. – Кто будет спать на полу – запасной матрац под кроватью. Пледы и одеяла в шкафу.
Спустя полчаса она вернулась с кувшином молока и тарелкой еще горячих було-чек.
– Мне нужно отлучиться, – сообщила Элиз. – Чем быстрее я найду своего человека, который поможет нам с лошадьми и договорится с капитаном шхуны, тем проще завтра будет продолжить путь.
Я кивнул и стал собираться.
– Нет, – жестко остановила меня девушка. – Я пойду одна.
– Я иду с тобой, и точка.
– Не противься, Этьен. Этот человек очень мнительный. Его крайне легко спугнуть. Если мы придем вместе, он решит, что я его сдала.
– Кому сдала? – Я не смог сдержать иронии.
– Я не знаю. Он параноик.
– Ты хоть понимаешь, как это жалко звучит? Твоя байка про то, что мы чета обво-рованных, оговоренных, забитых и несчастных купцов звучала куда, как убедительнее. Вон, Хито спроси.
Юный тосиец важно кивнул.
– Ты можешь мне не верить, но если пойдешь со мной, он заметит, что я не одна, и тогда мы можем лишиться и лошадей и корабля. Как тебе такой вариант?
Я в сердцах сплюнул:
– Поступай, как знаешь, но если с тобой что-то случится, я едва ли успею прийти на помощь.
– Спасибо! – Девушка скривилась. И тени благодарности не промелькнуло в ее го-лосе, – всю ответственность беру на себя.
Когда Элиз уходила, я украдкой перекрестил ее.
– Ну, а ты? – я повернулся к Хитори. – Никуда не собираешься уходить?
Мальчишка помотал головой.
– Я тут видел храм неподалеку. Хочу зайти. Ты со мной?
– Хай! – парень аж просиял. Странный он у меня. Сколько ему не рассказывал про веру в Единого Неделимого Созидателя, он слушал это, как сказки, не желая принимать всего описанного. Даже воздействие Символов на нечисть, кое я ему не раз демонстриро-вал, парень считал некой разновидностью магии, доступной лишь имперским священни-кам. Зато в храмы ходил с большой охотой. Ему там нравилось. Хито тихонько садился в уголке и восторженно слушал церковный хор, разглядывал образа святых, статуи ангелов-заступников.
– Можно было и не спрашивать, – усмехнулся я. – Что ж, идем.
Церквушка была небольшой. В один неф. Вместить могла едва ли человек сто. Но, как и во всем городе, здесь чувствовалась заботливая рука. Везде чисто, убрано, светло. Контрфорсы, остро сходясь над головами, уподоблялись столпам света, по коим души страждущих возносятся в Горние Кущи. Я представил, каково здесь днем. Должно было быть красиво, ибо окно розы, закрытое сложным многоцветным витражом, и сейчас в вяз-ком свечном свете смотрелось просто великолепно.
Вечерняя служба уже закончилась, и я заметил на лице своего слуги легкое разоча-рование. Церковный хор был особенно мил его сердцу. Оставшиеся деньги я отдал на нужды храма. Подошел к малому алтарю, окунул пальцы в купель со Святой водой. Пере-крестился. Приложился к стопам Эльраила – своего заступника. Шестикрылый алебастро-вый архангел в массивном гравированном доспехе, опираясь на широкий длинный меч белого пламени, как гласит Священное Писание, взирал на меня с укоризной, и я пони-мал, что заслужил это, пускай эмоции статуи были всего лишь игрой света на рельефе ли-ца.
В конечном итоге, я опустился на колени пред центральным алтарем, где в окруже-нии кованых подсвечников покоилась пустая рама. Создатель не явил людям своего обли-ка, а потому так повелось, что его изображение остается трудом для умов прихожан, нежели кистей иконописцев.
Священника в церкви не было. Вероятно, его уже ждала вечерняя трапеза, так что я, без страха быть замеченным, расчехлил Фальеда. Пальцы немели. Руки не слушались. Клинок не желал так просто отдаваться на милость предателя. И все-таки сопротивлялся он вяло. Будь его воля, ферумид вполне мог бы полностью обездвижить мои члены. Но нет.
Взявшись левой рукой за перекрестие, а правой за рукоять, и, уперев острие в ка-менный пол, я стал молиться. Я уже давно не был в церкви. Давно не был на исповеди. На мне накопилось столько скверны, что одного похода в храм едва ли будет достаточно, чтобы… нет, не заслужить прощение, но снять с души груз вины.
Я просил Творца дать мне силы выдержать мирские испытания. Просил не отвора-чиваться от меня, поддержать в минуты скорби. А самое главное, я просил показать мне обратный путь в лоно Церкви.
Мне было известно, что Создатель услышал мольбы, но мы, люди, слишком далеко ушли от тех Секундуса и Фемины – первых мужчины и женщины, совершивших перво-родный грех, чтобы услышать прямой ответ Небесного Владыки.
Когда я закончил, то с удивлением понял, что руки меня слушаются. Не было ни онемения, ни паралича. Фальед умолк. Он даже не испускал никаких эмоциональных флюидов. Клинок слушал меня.
У цвергов, кои, между прочим, тоже поклоняются кресту в круге и Единому Неде-лимому Созидателю, только на свой странный манер, есть поверье, что ферумиды – это уснувшие до Последнего Судилища ангелы.
Кто знает, может так оно и есть.
Как я уже говорил, одного похода в церковь мало, чтобы успокоить мою разодран-ную тысячами бесчинств душу, тем более, что я знал – впереди будет еще много крови. Но когда мы с Хитори покинули Обитель Творца, на сердце стало гораздо легче. Походка стала уверенней, а на уста сама собой навернулась легкая улыбка.
Я шел через людской поток, раскланивался с дамами, приветствовал касанием кон-чику шляпы встречных мужчин, и даже на краткий миг позволил себе расслабиться, пред-ставить, что я вовсе и не в бегах, что я знать не знаю никакого Синдиката со всеми его мелкими князьками, царьками и шестерками. Что Малефактория – это всего лишь страш-ное слово, не имеющее никакого отношения к таким маленьким и счастливым городками, как Виллингем.
Хито тоже заметно повеселел. Он неотрывно следовал за мной по пятам и насви-стывал себе под нос какой-то незамысловатый мотивчик, услышанный только что из две-рей очередной пивнушки.
В таком вот благолепном настроении мы и добрались до своего временного гнезда.
Элиз еще не вернулась, так что каждый занялся своим делом. Парень вновь взялся за бульварное чтиво, я же стал чистить единственный оставшийся у меня пистолет – тот самый двуствольный монстр с гранеными гравированными вертикальными стволами.
К несчастью, только сейчас выдалась возможность привести его в порядок: выко-вырять из ствола и с полки сырой свалявшийся порох, наново до блеска отполировать ка-налы стволов и снова зарядить «чудовище». Фальед, Альбрех и альвский доспех – это, конечно, хорошо, но против людей клинки работать откажутся. Как пить дать, откажутся. Особенно меч. Он только что дал мне еще один шанс доказать, что я достоин, называть себя Воином Господним. Не хотелось бы портить столь шаткое равновесие и без того сложных взаимоотношений. Да и одевать панцирь ради стычки с душегубами – непозво-лительная роскошь, ибо раз проросший доспех снять нельзя. Его можно только отторг-нуть. И сделать это реально лишь двенадцать раз. Потом личинки отмирают. С другой же стороны, ходить, закованным в броню, все равно, что пройтись по центральной площади Ла-флера с транспарантом «наш император – старый хрыч» – многие посмеются, обруга-ют, но кому нужно, тут же примет к сведению и отреагирует соответствующим образом.
Когда за окном началась странная возня, а смех и музыка сменилась  возмущенным ропотом, я как раз закончил приготовления. Из маленького окошка, выходящего, на цен-тральную улицу было отлично видно, как сквозь толпу на полной скорости промчался паровой экипаж с гербом нербского княжеского кабинета министров в сопровождении двух констеблей.
Первой мысль было: не иначе, по наши души. Нужно делать ноги, и чем скорее, тем лучше. Видать, не судьба переночевать нам сегодня в тепле и уюте. Но здравый смысл взял верх. Прежде всего, следовало дождаться Элиз. Мою ответственность за нее еще никто не отменял. Кроме того, на почве постоянного напряжения минувших дней, у меня, судя по всему, выработалась особая форма мании величия. Я во всем и везде стремился усмотреть посягательство на свою персону. А ведь я – ничто. Пшик. Очередной беглец, коих по всему Архипелагу было пруд пруди.
Всеобщее празднество очень быстро сошло на нет. Кончились песни, пляски. Стих смех. Встревоженно переговариваясь, люди потянулись к площади перед ратушей, где был установлен помост для грядущих выступлений.
Прошло еще с полчаса. Со своего места, да еще через закрытое окно, я не мог слы-шать, о чем вел речь бургомистр, однако выходить и узнавать новости из первых уст спе-шить не стал. А потом грянул гром, и на городок стали сыпаться листовки. Тут уж я не сдержался. Распахнул створку, и поймал слету один из сотен небольших желтоватых бу-мажных прямоугольников.
Сообщение венчали все тринадцать гербов председателей Палаты Благородных. Внизу красовались их печати и подписи. Разумеется, все это были копии оригинального документа, но сути дела это не меняло. Под гербами шел текст на нербском:

«12 октября 1868 года от сотворения Нового Порядка, в 3 часа пополуночи, Его Императорское Величество, Владыка всея Архипелага, законный наместник Единого Не-делимого Созидателя Августин VII отошли в мир иной в силу телесной немощи в возрасте трехсот одиннадцати лет. Постановлением Палаты Благородных объявляется три дня скорби в течение коих, вышеупомянутая Палата обязуется представить подданным островной империи нового правителя. Все празднества, волею Творца, пришедшиеся на период траура переносятся…»

Дальше я не читал. И так было все понятно. Три дня? Да за это время все, кто имеет какие-либо притязания на престол, успеют перегрызть друг другу глотки. А Малефакто-рии только этого и нужно. За три дня можно развалить страну. Правда, империя достаточ-но велика, чтобы новость не успела в полной мере распространиться во все ее пределы. Во всяком случае, в распоряжении Благородных и Магистериума средств к этому не имелось. И ежели верна была молва, и виконт Люмьер де Ланьи действительно должен сесть на престол Архипелага вслед за Августином VII, то именно эти три дня ему стоит основательно поберечься.
Я скомкал листок. Хито озадачено воззрился на меня со своего насеста в углу ком-наты.
– Плохи дела, – прокомментировал я. – Плохи.
Хотя настолько ли плохи они были, как мне сперва показалось. В глобальном смысле, для государства следующие три дня станут решающими. Для меня же c Элиз, ду-маю, все должно было обернуться несколько иначе. Малефики не могли упустить такого шанса, и не вклиниться во всеобщую грызню, а это значило, что наказание нерадивого исполнителя может и подождать. Про девчонку-шестерку, скорее всего, забудут еще быст-рее. Пускай и на время.
Шумно гудя, народ под окнами стал рассасываться. В один миг вечер сделался хмурым, серым, да к тому же снова загрохотал гром. На этот раз уже вполне естествен-ный, а не производимый моторами пироптеров. Дождь не собирался отступать надолго.

* * *

Дельмар злился. Лишь предвкушение грядущего триумфа не позволяло ему дать волю накопившемуся негативу. Слишком уж далеко он зашел. Слишком через многое пе-реступил, чтобы бы вот так просто повернуть назад. Экс-барон, благодаря Гаргэ, был в поле его зрения беспрестанно. Имп следил за ним с безопасного расстояния, не позволяя обнаружить своего присутствия. В то же время, Антонио, опять-таки, через своего фами-льяра, остро чувствовал присутствие соглядатаев Ваторы – инферналов куда более силь-ных, пригодных не только для шпионажа. Лишь чудо, и благоволение Хозяина позволяли некроманту худо-бедно путать следы беглеца, но и то лишь до поры, до времени. Мале-фик видел возможности экс-барона, и рассчитывал убрать конкурента его руками. Пока что все шло, словно по нотам. Если бы не эти проклятущие сырость и грязь.
Ему казалось, что он был весь в ней. Липкой, сизой, противной. Сидя на спине по-рядком истрепанного и изможденного мерина, купленного в пригороде Гецбурга, Дельмар напоминал себе мифического кентавра, ибо присохшее месиво, ровным слоем укрывало эту парочку от кончиков копыт и до середины бедра наездника, зрительно образуя монолит.
Сейчас дождь приутих, и это было, пожалуй, одной из немногих вещей, кои по-настоящему порадовали некроманта. Впрочем, глядя в сумрачное небо, и не желающий рассеиваться тучи, он не питал особых надежд, на то что погода позволит ему насладиться затишьем. Мало того, он вовсе не рассчитывал на сухую комнату, натопленный очаг и миску горячей похлебки. Въезжать в город было слишком рискованно.
Как докладывал его маленький шпион, сейчас «барон» спокойно располагался на ночлег в какой-то утлой комнатушке над маленькой пекарней. Дельмару так же следовало подумать об отдыхе. Вот только всюду, куда не падал глаз, были слякоть, сырость и недо-гнившая прошлогодняя листва. Не самые радужные перспективы…
Три пироптера прошли клином в двухстах ярдах над его головой, до смерти пере-пугав и без того полудохлого мерина. Гром был столь силен, что не открой Антонио рот, он вполне мог бы оглохнуть.
Секунду он громко бранился, стараясь усидеть верхом на исхудавшей кляче. Нако-нец плюнул, вылез из седла, едва не расшибившись, и, привязав встревоженную скотину к тонкому дереву, стал наблюдать.
Пироптеры сбавили ход, переходя с моторов на крылья. Заложили плавный вираж над городом и, рванув с места, ушли за низкие облака.
Дельмар сунул руку под куртку, где к подкладке было приколото перо ворона, об-мотанное шнурком из шерсти черного жертвенного козла. Озябшие пальцы нащупали ко-нец веревочки, сжали, дернули…
За левым плечом раздалось злобное шипение. И было вовсе не важно, что имп нынче болтался под крышей той самой пекарни, а маг находился в миле от поселения.
– Чего надо? – Гаргэ был не в духе. Впрочем, как и всегда.
– Что там происходит? – Некромант пропустил мимо ушей тон фамильяра. Эти твари иначе общаться не умеют. – Что там делали пироптеры?
– Сбрасывали бумажки.
– Бумажки?
Инфернал не счел нужным подтверждать однажды сказанное.
Значит, бумажки, сам себе кивнул малефик, листовки. Война? Да нет. Я бы был в курсе. Уж такие вещие Малефактория старается донести до каждого из своих адептов в срок. Что-то важное. Очень важное, но не война. Стоп. Не может быть? Или все-таки мо-жет? О-о-о, если все так, как я думаю, то дела плохи. Очень плохи.
– Что в листовках? – Дельмар снова сжал кончик шнурка.
Секунду ничего не происходило. Потом в левое ухо снова стал втекать липкий злой шелест:
– Душа вашего императора теперь в наших руках.
Чернокнижник с досады скрипнул зубами. Пока нынешний правитель оставался жив, у него в запасе оставалась уйма времени, а главное, возможностей. Теперь же счет шел на часы и дни, а вероятность грядущего возвышения уплывала в туманную даль за-бвения. Отныне Люмьера де Ланьи будут беречь, как зеницу ока, а маленькие каверзы са-мого некроманта и попытки обвинения более сильного коллеги в некомпетентности покажутся Владыке мышиной возней по сравнению с той каруселью, что должна завертеться в ближайшем будущем.
Резкая боль пронзила левый глаз колдуна.
– Тринадцать Герцогов Ада, Гаргэ, что там происходит, – взревел некромант, падая на колени. Боль была немыслимая.
– Он попал в меня… попал… – визжал фамильяр в самое ухо.
– Кто попал?
– Барон!..
– Покажи…
Через правый глаза смотреть было не так удобно и привычно, но, левая половина лица колдуна нынче пульсировала одним сплошным болевым сгустком.
Мгновение он видел лишь черноту, а потом Гаргэ стал передавать картинку. Все произошло молниеносно. Вот Антонио видит «свою» чешуйчатую лапку, старающуюся уцепиться за подоконник. Внизу бегают люди. Их немного, но они все в панике. Они крестятся, и от этого перед глазами ателийца стоит немилосердная рябь. Гаргэ, наконец, находит точку опоры, отталкивается от стены дома. Какую-то секунду он взлетает на уро-вень окна, в коем стекло вынесено мощным выстрелом. В проеме движение. Рывок в сто-рону, но поздно. Наваливается немыслимая тяжесть, тяжелый, тягучий удар, и вот уже во рту чувствуется вкус камня и горечь ихора…

* * *

– Все готово, – Элиз была сама серьезность. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она появилась на пороге нашей каморки. – Лошади уже оседланы, на всякий случай, и ждут нашего прибытия. Седельные сумки загружены всем необходимым. Там запас провизии на три дня. Думаю, теперь мы можем позволить себе немного отдохнуть.
– Это далеко отсюда?
– Не могу поверить, что ты за мной не проследил, – в голосе девушки промелькну-ла нотка сарказма. Вероятно, сказывалось нервное напряжение.
Заметив мой выразительный взгляд, она сбавила обороты:
– Три квартала.
Я лишь причмокнул:
– Действительно, странно, что я за тобой не проследил. Много времени не потерял бы. Листовки видела?
– Да, – моя нанимательница отмахнулась с фальшивым равнодушием. – Это наш шанс. Сейчас у Ковена будут хлопоты куда более серьезные, нежели пара преступников.
– Я бы на твоем месте не обольщался, Элиз. Колдуны – колдунами, а те, кто сидит у нас на хвосте имеют четкое задние. У Малефактории, как людей, так и демонов хватит на всех.
– Тем скорее нам следует продолжить путь. Но пока есть возможность, давай ло-житься спать. Чем раньше устроимся, тем раньше встанем.
– На голодный желудок? – Я изобразил крайнюю степень удивления.
Хито меня поддержал. И куда в него только лезет. Вообще-то есть мне не хотелось. Я до сих пор переваривал те крендельки с молоком, коими нас привечала хозяйка по при-бытию. Просто не хотел пугать спутницу раньше времени.
– Я сам спущусь, – девушка с тяжелым вздохом уже направилась было к выходу на лестницу, но я ее опередил. – Сиди, отдыхай. Или наша госпожа без твоего присутствия на снедь не разогреется?
Элиз скорчила мне рожицу, и забросив в угол свой шерстяной платок, бесцеремон-но развалилась на единственной кушетке.
Какое-то странное психологическое давление я обнаружил задолго до возвращения девушки, но только сейчас, во время разговора уловил его источник. Человеку непривыч-ному едва ли хватит догадливости связать резкую перемену в настроении с нормального, до раздражительного, гневного, ядовитого. Мне же, как воину Господнему, не впервой приходилось сталкиваться с подобными феноменами. Такое воздействие оказывало близ-кое присутствие инферналов «во плоти». В какой-то момент показалось, что даже малень-кая масляная лампа, что тонко горчила сожженным топливом над кушеткой, стала гореть тише. Благо хоть цвет пламени не изменился. Это могло значить, как то, что сам демон был весьма малого ранга, так и то, что наблюдение ведет колдун, не являющийся порож-дением мрака в чистом виде.
Сомнения рассеялись, когда на самой границе видимости, за окном, проскочило что-то мелкое, угловатое, но достаточно быстрое, чтобы я сперва не придал этому значе-ния.
Значит, все-таки имп, или еще какая подножная шушера. Тем лучше. Возможно, даже удастся его допросить. Или направить мага, руководящего тварью, по ложному сле-ду. Это было бы весьма кстати.
Проблема крылась в том, что мне нечем было достать стерву. Двуствольное чудо-вище, увы, было заряжено, но обычными свинцовыми окатышами, кои даже не замедлят тварь.
Хозяйку я нашел на кухне. Она что-то оживленно рассказывала поварам, и, судя по их кислым минам, это было нечто малоприятное. На счастье у нее отыскалось все, что мне требовалось: поваренная соль (как может на кухне не оказаться столь ценного ингредиента) и дубовые освященные четки, кои обязаны быть у каждого истово верующего человека. На счет последнего, булочница пришла в недоумение. Зачем странному постояльцу потребовались молитвенные принадлежности, да еще не во временное пользование, а насовсем. Чай, церковь не рядышком? Пройди два квартала и там этого добра сколько захочешь и по весьма доступным ценам. Впрочем, недоумением дело и ограничилось. Женщина особо не препиралась.
Уже поднимаясь по лестнице обратно в комнату, я зарядил оба ствола гремучей смесью из дубовых шариков и соли. Дуб – священное древо, тем более отмеченное ан-гельской десницей. Соль – это, скорее, суеверие, народная примета, но как показывала практика, эта субстанция действительно негативно влияла на нечисть, нежить, и прочую чертовщину.
У двери я остановился. Задышал чаще, вспомнил переживания от своих кошмаров, заставил себя прочувствовать все это заново, чтоб пот прошиб, чтобы сердце пустилось в бешенный пляс. Лишь когда кровь кузнечными молотами застучала в висках, я толкнул дверь и почти тотчас же выстрелил. Сразу из обоих стволов.
Перепуганная, ничего не понимающая Элиз только начинала медленно откиды-ваться на койке и вжиматься спиной в стену, а Хитори – скручиваться калачиком в даль-нем углу, когда я уже вышибал своим телом раму и хватал за тонкий, длинный змеиный хвост притаившегося под окном бесенка. Моя внезапная атака снесла ему половину голо-вы и сильно изувечила плечо, что, впрочем, не помешало ему протащить меня по воздуху еще полквартала, прежде чем рухнуть на мостовую.
Тварь шипела, стонала, тонко пищала, и норовила цапнуть за пальцы, изодрать когтями костлявых узловатых конечностей, но я уже нашел под ногами опору, всем весом навалился на врага. И с молитвой на устах вогнал через его тело, меж камней дорожной кладки, лезвие Альбреха. Как и любой демон, этот звереныш был гораздо сильнее, чем ему полагалось. Чтобы сдержать подобное создание одной физической силы было недо-статочно. Даже мой потенциал мог спасовать, не будь у меня за плечами опыт десятка по-добных схваток. Правда, мне ни разу не приходилось брать исчадие ада в плен…
– Заткнись, заткнись, выродок! – Пищало существо по-лютециански, стараясь сбить стройное пение молитвы. Нет, я не собирался изгонять его. По крайней мере, сей-час. Лишь хотел чуть остудить запал.
– Именем Господа нашего, повелеваю, – тварь показалась мне знакомой. Хотя, Лу-кавый их разберет. Точно. Это она шпионила за мной в порту. Именно ей я обязан смер-тью своей рыси. – Назовись, исчадие тьмы.
Инфернал осыпал меня еще одной порцией отборной брани, а потом прошипел:
– Гаргэ.
– Имя призвавшего тебя!
– Дельмар.
– Приметы.
– Если воробьи в песке купаются…
– Именем Господа… Приметы некроманта. Как выглядит?
– А-арх, будь ты проклят, Пес Создателя…
Мысленно, я отметил, что демон знал, о моем происхождении. А может, это была просто игра слов, основанная на том, что я пригвоздил его молитвой по всем канонам?..
– Грейлендец?
– Чернокнижник пятого круга. Ателиец…
Инфернал пел соловьем, а мой мысленный взор уже рисовал того самого длинного и нескладного человека, что чуть было не подвел меня под монастырь в княжеском замке. Значит, таки два колдуна…
– Он сейчас далеко?
– В миле от города.
– Гонится за мной или за девушкой?
– За тобой.
Я кивнул.
– Чего ему надо от меня.
– Ему нужна твоя жизнь.
– Почему атаковал не сейчас, а прислал тебя?
– Он только догадывается, но я знаю это точно… У него не хватит сил, чтобы спра-виться с тобой.
– Раз он это понимает, почему не оставляет попыток?
– Есть еще один. Из сумеречного легиона. Грейлендец. Его бесы тоже ищут тебя по всему городу.
Ватора. Больше некому, хотя…
– Почему он не нападает?
– У Дельмара свой интерес. Я не позволял им обнаружить тебя. Теперь же они все знают.
– Их хозяин далеко?
– Не знаю.
– Ave Domini!.. Именем Господа, приказываю тебе, отвечай.
Тварь зашипела:
– Я не могу сказать то, чего не знаю.
Слова инфернала меня серьезно взволновали. Хоть он и был неживым воплощени-ем лжи, врать под таким давлением не смог бы и более сильный демон. Имя Господа, пус-кай лишь один намек на него – зачастую делали куда больше, нежели освященный кли-нок. Если все действительно обстояло именно так, как сказал пленник, то до утра ждать не следовало.
Когда я закончил молитву изгнания, на мостовой осталась лишь куча разлагающей-ся плоти.
Свисток городничего застал меня в тот самый момент, когда я выпрямлялся. Их было трое. Все с короткими альвскими дубинками-крикунами, при саблях и пистолетах. Латунные пуговицы на мундирах и каски блестят в свете масляных фонарей…
С противоположного конца улицы бежали Хитори и Элиз.
– Что здесь происходит? – Весьма сурово начал, было, один из полицейских, но увидев на мостовой кучу, еще не дор конца потерявшую форму крылатого существа, сме-шался. В аналогичном состоянии пребывали и его помощники.
– Вызовите священника, – тихо, но весомо проговорил я, демонстративно пряча кинжал в ножны. Сейчас, дабы избежать волокиты и расспросов следовало действовать нагло, благо институт вольных охотников на демонов имел на существование все права, как духовные, так и юридические, а местная глушь едва ли кода-либо сталкивалась с чем-то подобным.
– Адольф, ты слышал почтенного гера? – Старший городовой, видать, был бравым воякой, предпочитавшим в непредвиденных обстоятельствах опираться на устав. Он мог бы создать кучу проблем, если бы не был сейчас столь обескуражен.
– Отчитаюсь завтра утром, – бросил я ему уже через плечо.
Тот только кивнул, неотрывно глядя на труп инфернала.
Уже подходя к своим спутникам, я ощутил, как воздух густеет, уши закладывает, а свет уличных фонарей начинает приобретать зеленоватый оттенок. Гаргэ не врал.
– Хито, – процедил я, приблизившись вплотную. – Быстро возвращайся в комнату и принеси наши вещи. Быстро… Мы уходим.
– Сейчас? – Глаза Элиз и без того хранившие искры тревоги, округлились.
Юный тосиец не стал переспрашивать. Он привык подчиняться мне беспрекослов-но.
– Немедленно, – кивнул я. – Нас обнаружили. Давешний знакомец.
По моему выражению лица девушка тут же поняла, о ком идет речь. Она мгновен-но утратила остатки самообладания. Взгляд заметался, движения приобрели суетливую порывистость. Мне даже пришлось отпустить ей несильную пощечину, чтобы привести в чувства.
– Не дергайся, – я крепко сжал ее руку. – Идем быстро, но без лишних телодвиже-ний. Пока мы в городе, нас никто не тронет. Малефики не допустят, чтобы свидетелями их бесчинства стал целый город. Показывай дорогу к лошадям.
– А когда мы выберемся из города? – Голос Элиз дрогнул, но сиюминутная паника успела ее покинуть.
– Когда выберемся, тогда и подумаем, что делать дальше.
Девушка неуверенно кинула.
Мы как раз миновали булочную, когда появился Хитори с вещами. Ему вслед лете-ли причитания хозяйки. Вероятно, она расстроилась из-за разбитого окна. Что ж, у нее были на то все основания. Впрочем, останься мы здесь, почтенная фрау могла понести куда большие убытки. Невольно вспоминалась судьба, постигшая «Знойные глуби». Малефактория, заметая следы, на мелочи не разменивалась.
Уже стемнело. Вечер бы сер, уныл и практически безлюден. Оно и не удивительно, кончина Императора в канун праздника – это двойной удар, способный испортить настроение кому угодно. Да еще и это зеленое пламя…
То и дело я улавливал быстрые тени, порывисто и угловато скользящие по кромке крыш, отмечал на самой границе слышимости мрачное потрескивание, словно где-то кто-то скреб одну о другую две пересохшие кости. Пока что нас не трогали, но я даже не брался предполагать, надолго ли это. Как неисповедимы пути Господни, так же нельзя сказать, сколь далеко может зайти ради достижения своей цели абсолютное зло.
Лишь однажды нечто тонкое, костлявое и угловатое возникло достаточно близко. Вероятно, эта тварь была самой неосторожной. Я сложил пальцы в символ Благодати и бес визжа, словно ушибленная камнем дворняга, юркнул во мрак под крышей близлежа-щего дома.
– Почти пришли, – сообщила Элиз. Девушку била крупная дрожь. Она то и дело озиралась, фиксируя самым уголком глаза адскую свору.
Это была самая окраина города. Дома здесь стояли старые, с облупившейся штука-туркой и сильно потемневшими за долгие годы балками. Тот же, на который указала моя нанимательница был и того хуже. Он почти развалился. Темные провалы окон щерились осколками мутного стекла. Райончик был, воистину, мрачный. Фонари здесь не горели вовсе. Да их здесь толком и не было. Окна даже тех, зданий, кои сохранили более-менее, пристойный вид так же блюли полную темноту. Складывалось гнетущее впечатление за-пустения и необжитости, хотя на самом деле это, скорее всего, было не так. Вилленгем не столь уж большое поселение, чтобы в нем образовался целый квартал заброшенных по-строек. И это-то в ста ярдах от центральной улицы…
Элиз мотнула головой, прогоняя мерзкие ощущения, порожденные близким при-сутствием инферналов, и решительно взошла на крыльцо. Постучала.
Я жестом приказал Хито проследовать за девушкой, передал ему свой саквояж, оставив себе лишь сверток с Фальедом. Сам же развернулся спиной к дому, продолжая осматривать крыши на предмет слежки. Без сомнения, прихвостни Ваторы ни на миг не теряли нас из виду. И сейчас было самое время озаботиться этим фактом. Всерьез, ибо, как только мы окончательно покинем пределы населенного пункта, появится некто ран-гом повыше, чем эта шушера. И уж его-то Символом Благодати отогнать не получится. Разозлить – да, избавиться – нет.
Опустившись на колени, я стал острием Альбреха чертить на влажной песчаной почве Символы, благо земля здесь не была забрана мостовой.
За спиной скрипнула дверь.
– Уже? – раздался несколько сварливый сиплый мужской голос.
– Обстоятельства, – односложно ответила Элиз.
Собеседник девушки крякнул.
– А этот что делает?
Я спиной ощутил его пристальный взгляд.
– Не знаю. Сам спроси. Где лошади?
Мужчина еще раз крякнул:
– На заднем дворе, – и добавил уже более тревожно, – За вами хвост?
– Да, – отозвался я, не отрываясь от своего занятия. – Инферналы.
– Пресвятые угодники! – мужчина зашелестел курткой, истово крестясь. – Вы при-тащили на хвосте эту мерзость?
– А вы тот самый пугливый знакомец Элиз? – Я позволил себе легкую усмешку.
– Нет, – хмыкнул сиплый. – Я его подручный.
– Вам не о чем переживать. Но, как только мы уйдем, советую вам покинуть дом, и как можно скорее. А теперь, с вашего позволения, закройте дверь и постарайтесь мне не мешать, разумеется, если вы хотите еще хоть немного пожить.
Мужчина вздохнул.
– Вы колдун?
– Нет. Когда-то был священником.
На этом наш разговор и кончился.
По деревянному крыльцу проскрипели добротной кожей ботинки Хитори, просту-чали башмаки Элиз. Дверь скрипнула. Глухо стукнула о рассохшийся косяк, и я остался в полной тишине. То есть тишина была абсолютной. Это было еще одно дурное знамение, наряду с зеленым цветом пламени. Ни тебе сверчков, ни шелеста ветра в молодой листве, ни писка мышей, возящихся в приямках подвалов, ни грызни собак на мусорных кучах…
Я закончил начертание Символов, убрал Альбрех и попытался отрешиться от дур-ных мыслей. Ничто не должно было помешать моему обращению к Творцу. Ничто не должно было вызвать страх, ибо ужас перед воплощениями мрака – это прямая дорожка к сомнению. А сомнение – первый враг Веры. В этом случае не стоит даже рассчитывать на помощь Созидателя.
Когда я закончил, на душе существенно полегчало. Даже темное небо, укрытое си-зой поволокой, замерших в ожидании грозовых облаков, казалось, стало чище и более не производило столь гнетущего впечатления.
Следующих за нами от самой булочной теней так же нигде не было видно, так что какое-то время мы были в относительной безопасности.
– Где ты пропадал? – Мое отсутствие не сказалось позитивно на настроении Элиз, коя, видать, уже в сотый раз перепроверяла содержимое седельных сумок.
– Следы путал, – невозмутимо отозвался я. – Теперь можно ехать. А где наш про-вожатый?
– Не стал дожидаться нашего ухода. Решил сделать ноги загодя, – единым привыч-ным движением моя нанимательница вспорхнула в седло и выжидающе воззрилась на нас с Хито. На своего мерина тосиец смотрел с некоторой опаской. У него на счет лошадей был пунктик, с коим я никак не мог справиться. Он боялся их просто до тихой истерики. Благо, верховые прогулки выпадали нам нечасто. А может, и не благо вовсе? Может, то-гда парень смог бы справиться со своим недугом? В любом случае, еще один сеанс лече-ния выпал ему именно сегодня.
– Хито, – видя его замешательство, нахмурился я.
Мальчик тяжело вздохнул и полез в седло.
Спустя пару мгновений я так же был верхом. На выезде из города страж едва успел поднять шлагбаум, прежде чем три коня миновали его будку. Он даже успел прокричать нам вслед что-то вроде пожелания удачи, но мы слишком быстро миновали кордон, чтобы разобрать смысл его слов.
Вообще-то выезжать в ночь было плохой идеей. Но, как сказала провожатому Элиз, обстоятельства. В настоящий момент мы должны были удалиться от города на максимальное расстояние, пока чернокнижники не рассчитали наши маршруты и наново не снарядили по следу свою свору. К своему сожалению я даже примерно не представлял, сколько у нас есть времени, и как долго следует ехать, чтобы сохранить преимущество, о чем и сообщил Элиз, когда она задала мучивший ее вопрос.
Один раз мы остановились. Съехали с дороги и разбили лагерь посреди небольшой лесополосы. В седельных сумках нашелся флакон лампового масла и спички, так что нам даже удалось разжечь из влажных сучьев небольшой костерок. Он давал больше дыма, чем огня, и все же это было хоть что-то. Перекусили. Хитори даже умудрился немного подремать, прислонившись к дереву и завернувшись поплотнее в парусиновый плащ.
Элиз же никак не могла успокоиться. Расположившись у огня, девушка лихорадоч-но изучала карту местности, найденную все в тех же седельных сумках. Не знаю, кто за-нимался нашими сборами, но сделано было все очень грамотно. Запас еды на три дня, теплые одеяла, спички, масло, ножи, топорики, чтобы нарубить дров. Также в каждой сумке лежали по два заряженных пистолета. Не мои утерянные «франклины», конечно, но дырок, думаю, при желании наделать смогли бы не хуже.
– Если я все правильно понимаю, – подозвав меня, девушка ткнула тонким пальчи-ком в потрепанный лист бумаги. Сразу было видно, что этой картой пользовались ча-стенько. – Мы находимся где-то здесь.
Я кивнул.
– А попасть нам нужно вот сюда.
– Все так.
Элиз поскучнела.
– Мы не можем преодолеть все это расстояние без сна и отдыха. Такого не выдер-жим ни мы, ни лошади. А если все обстоит так, как ты сказал, то любая остановка – это огромнейший риск.
Девушка говорила почти с отчаянием. Она, конечно, старался не выказывать своих эмоций, но это у нее слабо получалось.
– Не паникуй, – я строго свел брови.
– Да я и не паникую, – Элиз вздохнула, отложила карту и села, обняв колени. – Я просто констатирую факт. Втянула я тебя, да? Я пойму, если ты сейчас развернешься и уедешь.
– Не говори глупостей, – все в том же тоне отвечал я. – Мы уже это обсуждали. У нас договор.  Кроме того, даже если мне взбредет в голову бросить тебя здесь, чего я, ко-нечно, не сделаю, это ничего не изменит. Так уж вышло, что прежде, чем узнать о твоих проблемах, я насыпал соли на хвост тому же самому некроманту, с коим у тебя возникли трудности. Сейчас ты его интересуешь в последнюю очередь…
Я замолчал. Присел к огню, взял карту.
– Так что, считай, мы квиты.
Девушка невесело усмехнулась.
– Кстати, у меня сейчас есть деньги, чтобы выдать тебе аванс.
– Оставь их пока у себя. Рассчитаемся позже.
Элиз понимающе кивнула. Если мы не выберемся, материальные блага нам уже бу-дут без надобности.
– Это старая карта? – Я проследил наш возможный маршрут, минуя торные пути, и наткнулся на одну деталь, кою раньше не замечал.
– Да.
– Это что такое? –  Протянул листок девушке. – Я не раз видел карты Нерба. И, ка-залось, знаю окрестности Гецбурга достаточно хорошо. Но все то, что мне доводилось ви-деть прежде, было довольно новым. – Этого места я не припомню. Может, ты знаешь?
Девушка нахмурилась, потом ее брови поползли вверх.
– Это старое кладбище…
– Я знаю, что это кладбище. Здесь изображен крест в круге. Ты мне скажи, почему оно не нанесено на новые карты.
– Этьен, это о-очень старое кладбище, – Элиз с опаской смотрела на меня, вероят-но, начиная что-то понимать. – Там хоронили людей еще до того, как Нерб стал частью Империи.
– Насколько я понимаю, это захоронение крестопоклонников, так?
– Да…
– Не язычников?
– Нет, но…
– Значит, земля на нем должна быть освященной…
– Этьен, нет.
– Что, нет?
– Это место пользуется дурной славой. Там перестали хоронить еще семь сотен лет назад. По крайней мере, так говорят старики. Если мы бежим от нежити, то прятаться на кладбище – не самая удачная мысль. Не зря же его забыли и стерли со всех современных карт.
– Согласен. Это подозрительно, но даже если есть какое-то зло, мне будет гораздо сподручнее строить оборону там, нежели посреди леса.
– Оборону? – Элиз смотрела на меня, как на сумасшедшего. А потом, буквально взорвалась: – Да кто ты такой, человек с именем архагела? Ты не боишься ни демонов, ни колдунов. Ты на моих глазах ловишь и изгоняешь мелкого беса, потом заявляешь, что вы-играл нам какое-то время для побега. И у кого? У вездесущих и всемогущих исчадий ада. Больше всего меня пугает то, что ты все время оказываешься прав. Пока нас не нашли… Ты всерьез полагаешь, что сможешь тягаться с чернокнижником и его зверинцем?
– Чернокнижники – всего лишь люди, – пожал я плечами. – И умирают они так же, как и все обычные люди. Что же до зверинца… Когда я воевал в Эмиратах у нас в полку был капеллан. Крепкий был человек. И духом и телом тверд, как камень. Не раз и не два он спасал наш полк от банарских колдунов. Он и обучил меня некоторым штучкам.
– Вера – не магия. Все зависит от воли Единого.
– Я знаю. Именно поэтому нам стоит надеяться на лучшее и не падать духом. Уны-ние – это грех, а испытывать терпение Создателя сейчас куда опаснее, чем совать голову в пасть демона. Впрочем, это одно и то же.
Я отложил карту. Вздохнул. Осмотрелся.
– Что ж, собирайся. Нужно отправляться. Времени у нас все меньше.
– Я не смогу отговорить тебя, делать привал на кладбище? – Элиз поднялась, и ста-ла упаковывать вещи в седельные сумки.
– Нет, – отрезал я. – Хитори, подъем!
Парень вскочил практически мгновенно и принялся помогать девушке. Я же под-хватил сверток с мечом и запустил руку под дерюгу. Фальед отозвался мягкой сонной волной. Все-таки, я тоже переживал. Вот только ни при каких обстоятельствах Элиз не должна была это увидеть.
Хвостовик клинка отдавал вполне ощутимое тепло даже через дерево и кожу руко-яти, что свидетельствовало о том, что времени у нас вообще не осталось. Где-то творилась волшба, и темные сущности слетались на нее, словно мухи на навоз.

* * *

Итак, по нашим следам шли два чернокнижника. Это было плохо. Радовало лишь то, что оба были слишком амбициозны, чтобы скооперироваться и навалиться одновре-менно. Если я сделал правильные выводы из того, что рассказал мне Гаргэ, некроманты ставят друг другу палки в колеса, чем еще сильнее тормозят прогресс свой миссии. По крайней мере, ателиец делает все возможное, чтобы его соперник не особо преуспел.
Несколько смущало ближайшее будущее. Признаться честно, я лукавил, когда го-ворил, что колдуна убить столь же легко, как и любого другого. Так-то оно так, да не со-всем. Теперь, когда у Ваторы не вышло добраться до меня обычным способом через мест-ных головорезов, он не будет церемониться, в особенности, если учитывать, что вокруг была самая настоящая глушь.
От основных дорог мы ушли весьма далеко. Здесь даже никаких деревень толком не было. Сплошные луга и поля. Коль малефик решит призвать нечто серьезное, он будет держаться на приличном расстоянии, ибо попробовавшего крови инфернала крайне тяже-ло удержать в узде. Не спасает даже руна подчинения. Кроме того за все время своего су-ществования вне Ордена, никто, кроме Хитори, даже приблизительно не мог себе пред-ставить, кем я был и откуда я такой взялся. Теперь же, ради спасения наших жизней при-дется раскрыться перед Элиз. Вряд ли для ее миропонимания пройдет безболезненно факт моего внезапного облачения в альвский доспех. Самое главное, что я даже не знаю, как ее к этому подготовить. Уж слишком неоднозначная это материя. Впрочем, стоит ли пере-живать сейчас?..
До кладбища мы добрались уже во второй половине ночи. По предварительным прикидкам было где-то два часа. Лошадей гнали так, что я опасался, как бы они не пере-ломали себе ноги. Увы, так было нужно.
Захоронение оказалось, воистину, старым. А еще оно было большим. Просто огромным. По площади, никак не меньше шести квадратных миль. Иные надгробия были целы. Иные практически разрушились. Дожди, солнце и ветер потрудились на славу, сте-рев едва ли не все надписи. Однако, к моему удивлению, оно сохранило ту мрачную фи-лософскую красоту, коя частенько наблюдалась на средневековых кладбищах. Это был целый город. Поселение пыльных, покинутых и забытых мертвецов со своими улицами и кварталами. Поросшие чертополохом и плющом ограды монументальных склепов выси-лись по обе стороны разбитой каменной дороги.
Въезд охраняли статуи восьми из тридцати трех ангелов-заступников. Гранит вечно молодых лиц разрушился и лишь по позам, прописанным в канонах изображения небожителей, можно было определить, кто именно стерег покой усопших. Если земля не была осквернена, Небесные Центурионы существенно ослабят грядущего неприятеля. А то и вовсе сокроют нас от взоров нечисти.
Мы уже несколько минут ехали по территории древних захоронений, но пока что я не отмечал ничего пугающего или враждебного. Сохранялась вероятность, что запустение этого места было вызвано какими-то своими, недоступными нам сейчас причинами, к примеру, сменой власти и введением большого налога на участки со стороны нового вла-дыки. А уж суевериями сие место обросло впоследствии.
– Сворачиваем, – проговорил я. – На центральной дороге мы ничего не найдем.
– А что ты ищешь? – Элиз щурилась. Несмотря на стресс, она крайне устала и бук-вально падала с лошади.
Хито так вообще умудрился заснуть и теперь клевал носом, но против моих опасе-ний держался на лошади вполне уверенно. Порой я искренне завидовал его беспечности. Впрочем, понять парня было несложно. Он знал, что семпай о нем позаботится, а потому переживал куда меньше, нежели Элиз или его сюзерен.
– Ищу место, где мы сможем остановиться, – отозвался я. – Не ночевать же прямо под открытым небом.
– Предлагаешь забраться в чей-нибудь склеп? – Девушку передернуло от такой перспективы. – Я не буду спать в могиле рядом с покойником.
– Именно поэтому мы еще в седлах, а не располагаемся на ночлег.
Моя нанимательница фыркнула, но больше ничего не сказала.
Пустой склеп обнаружился спустя пять минут. Это была настоящая удача. Поме-щение оказалось полностью пустым. Вероятно, его подготовили для некоего дворянина, но по каким-то причинам тот в свой последний приют так и не попал. Сему факту остава-лось только радоваться.
Я первым слез с коня, нашел в седельной сумке лампу. Заправил ее маслом, зажег, и, взяв наизготовку двуствольный пистолет, заряженный четками и солью спустился вниз. Не обнаружил ничего опасного, вернулся и, отправив спутников обустраивать ночлег, занялся лошадьми и организацией защиты.
Когда оберегающий круг, подкрепленный священными Символами, был завершен, а животные привязаны у соседнего склепа, я, наконец, позволил себе вздохнуть с некото-рым облегчением. Внизу пахло стылой сыростью и плесенью. Впрочем, даже девушка не морщила брезгливо носик, трезво рассудив, что в нашем положении это наименьшая из всех возможных трудностей.
Времени даром спутники не теряли. Рядом с постаментом уже ждало два спальных места. Одно занимал Хитори. Второе Элиз. Третьего не наблюдалось.
– Иди сюда, – сонно проговорила девушка, откидывая плотное шерстяное одеяло.
– Тебе опять холодно? – Я позволил себе улыбнуться.
– Сейчас – нет, – рассудительно отозвалась девушка. – Но камень за века промерз основательно. Не хотелось бы подхватить простуду, лишь потому, что я, в силу ложной скромности, отказалась от живого тепла.
– Наш совместный сон, как я погляжу, входит в привычку, – я уже скидывал сюр-тук, свитер и мостил их поверх плотного тюфяка.
– Не вижу в этом ничего предосудительного, – девушка уже почти спала.
– Тогда, может, позовем к нам Хитори? – Поддразнил я.
– Вряд ли он согласится, – проворчала Элиз. – К тому же у него два одеяла.
– Но ведь он же такой маленький. Ему гораздо холоднее.
– Давай спать. Кто знает, когда удастся отдохнуть в следующий раз.
Спорить не было смысла. Девушка была права.

* * *

Сон бежал меня совершенно внезапно. Я так устал, что даже если мой обычный кошмар и настиг меня где-то в царстве грез, далеко не он послужил причиной нежданного пробуждения. Для начала, я чрезвычайно замерз. Не стоило все же снимать свитер… Оно, впрочем, и не удивительно – дверцы склепа грохотали под ураганными порывами ветра, который приносил снаружи шелест ливня и суровые глубокие раскаты грома… Странно, ведь я их запер. Створки. Скрутил внутренние кольца обрывком веревки… но даже не это вызвало смущение в первые же секунды.
Странный булькающий звук. Он доносился откуда-то со стороны…
– Элиз, – позвал я. Девушки рядом не оказалось. Чиркнул спичкой. Зажег светиль-ник. Повернулся и тут же метнул Альбрех. В зеленом пламени масляной лампы извива-лась пригвожденная к стене тень, а у ее ног каталась по полу, силясь втолкнуть в легкие порцию воздуха, моя юная нанимательница.
Тварь взвизгнула раненной птицей и стекла на пол вонючей массой, когда молитва изгнания скороговоркой слетела с моих губ.
Мелочь, мелькнуло у меня в голове. Она не могла перекрасить пламя. Да и пройти сквозь мои барьеры тоже. Если, конечно, Господь не отвернулся от своего грешного раба.
– Элиз! – Я бросился к девушке. Та уже немного пришла в себя. – Все нормально?
– Нет! – прохрипела она, глядя на меня, будто это я только что сжимал ее шею, – Что это было?
– Не важно! Нас обнаружили. Быстрее вставай. Хитори!
Но парень и без меня уже проснулся, прижался спиной к пустующему постаменту, обязанному служить усопшему последним ложем, и судорожно сжимал в каждой руке по пистолету.
– Возьми! – Рявкнул я, бросая ему своего двуствольного монстра, заряженного ду-бом и солью. – Прикрывай фройлен.
– А ты куда собрался? – В голосе девушки слышалась паника.
– Мы здесь, как в ловушке. И это далеко не тот случай, когда узкий проход подарит нам тактическое преимущество. Попробую расчистить нам дорогу. Быстро собирайтесь…
В тесноте склепа выстрел грянул, подобно гневу Творца. С потолка посыпалась пыль, а в ушах поселился мерзкий томительный звон.
Я и сам заметил с полдюжины небольших юрких теней, но мой слуга отреагировал раньше. Соляная россыпь мазнула по стене, и прямо из нее выпало что-то мерзкое и виз-жащее.
– Росла в церковном приюте, говоришь? – Повернулся я к девушке. – Тогда молись, как тебя учили. Истово и искренне. Даст Бог, пронесет. Тридцать секунд и выбирайтесь следом. В противном случае, рискуете остаться здесь навеки, но уже в качестве постоянных жильцов.
У меня же времени облачаться и собираться попросту не было. Бесы сжимали кольцо, но это все по-прежнему была мелочь. Шпионы. И пробиться сквозь кордон за-щитного круга, усиленного Священными Символами им было не под силу. Держу пари, скоро мы воочию увидим истинного виновника наших всенощных бдений.
Я развязал чехол с Фальедом и прямо с места начал звонко и четко петь огражда-ющие псалмы. За моей спиной, став на колени и сложив в молитвенном жесте руки, вто-рила Элиз. Глаза ее были закрыты, и она не могла видеть, сколь жуткими были корчи ин-ферналов, чьи побуждения рвались под давлением воли некроманта, и слова Божьего. Они таяли, словно дым на ветру. Один за другим.
Я же наступал, гнал их прочь. Сперва, к лестнице, по ней – наружу, под дождь и молнии. Полностью нагой, в одних лишь шерстяных носках… было холодно. Впрочем, простуды сейчас стоило опасаться в последнюю очередь.
Шаг, другой. Свет лампы остался далеко позади, в то время, как молнии сверкали слишком редко, чтобы дать хороший обзор. Дерюга, скрывавшая до этого орденский ба-стард, сползла на пол. Клинок сухо заскреб о деревянные стенки ножен. Впервые за ми-нувший десяток лет Фальед увидит свет не напрасно. Впервые вернется к тому делу, для которого был создан. Я чувствовал, волну нервозного восторга, вязко текущую из клинка. Через рукоять ощущал жар живой стали, почувствовавшей рядом свое предназначение, и честно признаться, не разделял эмоций своего верного помощника. По мне, так пусть уж лучше меч всю дорогу провалялся бы спеленатым, от конца ножен до оголовья…
Из склепа я вышел ни, на секунду не прерывая пения псалмов. Может, именно по-этому восхождение далось мне столь легко. Наверху тоже никого не оказалось. Лишь ве-тер, дождь, хлещущий по лицу наотмашь и голубоватые сполохи в разрыве низких обла-ков. Тело прошиб озноб.
Шло время, но никто не появлялся. Я же все продолжал стоять, упрямо вглядыва-ясь в темноту. Немного понизил голос, но полностью молитву так и не прервал – упрямо продолжал читать строки на «мертвом» языке. Заканчивая – начинал сначала.
– Пронесло? – Элиз с Хитори появились рядом совершенно внезапно. Заметив кли-нок, девушка как-то странно на меня посмотрела, но комментарии пока что оставила при себе.
– Нет, – коротко отозвался я. – Это только начало.
– Ничего себе начало? Нас чуть было не передушили во сне.
– Не передушили же.
Моя нанимательница лишь фыркнула. Потом спохватилась:
– Этьен! А где лошади?
Я скосил глаза. На том месте, где ранее были привязаны животные, теперь твори-лось что-то несуразное. Оборванные поводья хлестали кованую изгородь. Утоптанная за века почва была перерыта. Лишь спустя время, до моего сознания дошло, что эти бугры и рытвины далеко не земля, а наша живность чьими-то стараниями, превращенная в месиво из костей и плоти, и аккуратно раскатанная тонким слоем по всему пустырю перед сосед-ним склепом.
Меня бросило в жар. А потом ноздрей коснулся едва различимый запах яблок, столь же чуждый в сем покинутом месте, как и законченный язычник посреди Божьего храма. Здесь уже одними молитвами было не обойтись, ибо только нежить самого низше-го ранга источает зловоние тления и серы, в силу своего неумения работать с мертвой ма-терией. Старшие демоны пахнут сладко. Сирень, вишня, абрикосовый цвет. Но лишь Ле-гион – личная гвардия Лукавого, бароны ада, благоухают спелыми яблоками. Клирики склонны были видеть в этом намек на первородный грех, сотворенный Феминой – прия-тие запретного плода по наущению змия-искусителя. Впрочем, сейчас мне было не до раз-глагольствований. Никогда прежде, даже в самых массовых и кровопролитных схватках с порождениями ночи, мне не доводилось иметь дело с таким противником. Это вам был не какой-нибудь имп или горгулья. И даже не те огромные неповоротливые голлемы из мертвой плоти, коих Доминиканцы на полях сражений вырезали целыми пачками… Именно об этих тварях говорилось в Священной Писании: «имя им Легион»…
– Элиз, Хито! – Прошептал я. – Когда я скажу, бегите, изо всех сил. Не оборачи-вайтесь. Обо мне забудьте. И главное, ни на секунду не переставайте молиться. Господь вас убережет.
– Этьен, ты меня пугаешь, – столь же тихо проговорила девушка. – Что происхо-дит.
– Тебе лучше не знать.
– Ты же сказал, что справишься с колдуном?
– С колдуном – да. Но с этим – не знаю…
Малефик постарался на славу. С этой секунды я окончательно понял, что игра идет по-крупному. Даже представить себе боюсь, сколько крови пролилось, чтобы оплатить подобный призыв. Уж наверняка одними каторжниками и дозволенным законом круп-ным рогатым скотом дело не обошлось.
В эту секунду картина мира потекла. Окружающее стало плоским и невыразитель-ным. И без того небогатая цветовая гамма ночного кладбища оскудела окончательно, све-дя все к ограниченному числу оттенков серого.
– Спрячьтесь, – бросил я через плечо, чувствуя, как зубы мои сжимаются до боли, а все тело начинает сковывать животный ужас. Нет, мне нельзя было показывать свой страх. Мне нельзя было ему поддаваться. Впервые в жизни я понятия не имел, чем может закончиться грядущий поединок. И поединок ли это будет. В этом случае оставалось надеяться лишь на Господа и тщеславие приближающегося инфернала.
– Но ты же сказал?..
– Я знаю, что сказал! Прячьтесь немедленно!
– Куда? – Элиз буквально выкрикнула свой вопрос, но более уравновешенный Хи-тори уже тянул ее обратно в склеп, под защиту тяжелых железных створок.
Это было похоже на сгусток черного дыма, по какому-то странному капризу при-роды, принявшему человеческие очертания. Ветер и дождь подобно диким псам трепали смоляные клубы, но без видимых успехов. Темное призрачное марево стремительно зала-тывало образовавшиеся бреши, в коих явственно просматривались человеческие кости. Черные, словно бы обугленные, скрепленные с полным нарушением всех анатомических канонов. Темной сущности это не доставляло, ровными счетом, никакого неудобства и даже наоборот… Иногда в глубине дымного тела что-то вспыхивало, и тогда волна синих искр подсвечивала весь несуразный каркас, позволяя во всей красе узреть адский шарж на созданий Всевышнего.
Демон как бы и не шел, а плавно, с нечеловеческой мягкостью перетекал с места на место. Запах яблок усилился. Тварь уже была в двадцати ярдах от нашего склепа, когда я вышел за ограду на пустырь, где была возможность хоть как-то маневрировать. Ноги от-чего-то резко сделались ватными.
Отбросил ножны, бесцельно занимающие левую руку. Сейчас они будут только мешать. Миг концентрации – я нащупывал в мозгу участок, контролирующий доселе за-бытый, несвойственный простым людям орган… это было так же легко, как поднять руку, или моргнуть. Свежие шрамы на тех местах, куда вошли личинки доспеха, разом заныли, а потом выстрелили пронзительной сиюсекундной болью. Прорывая плоть, на поверхность выбрались корявые бурые жгуты. Мгновение и они распустились дивным цветом с ребристыми лепестками, кои в мгновение ока облепили мое тело от шеи до пят. Вот выстроилась грудная пластина. Из нее – брюшная сегментарная… массивные наплечники… наручи, перчатки, поножи, бедренные щитки. Последним, я заставил обра-зоваться шлем. Он почти полностью скрыл мое лицо, оставив лишь узкую прорезь для глаз.
Позади в склепе сдавлено вскрикнула Элиз.
Боль прошла почти мгновенно – альвская броня знала свое дело, впрыскивая в кровь необходимые вещества. Тело немного раскрепостилось, появилась некоторая уве-ренность. Исчезло ощущение усталости. Смотреть на инфернала через забрало живого до-спеха, несмотря на давно забытые ощущения, было куда привычнее.
Возможно, мне показалось, но со стороны твари донесся короткий смешок. Ис-чадие ада было столь уверено в своих силах, что подготовительные манипуляции против-ника и его решимость не вызывали у него ничего, кроме сарказма. А вот когда я начал снова громко и разборчиво читать молитву, демону веселиться расхотелось.
– Меня это не остановит, – сгусток дыма перетек окончательно и замер в пяти яр-дах от меня. Его голос был страшен. Нет, в нем не было никакого рева, или странной виб-рации. Так, наверное, могли бы звучать камни, сухо трущиеся друг о друга. Пыльно, бес-страстно, мертво… И произнесенные слова, как бы и не витали в воздухе, а отдавались колебанием в костях, кровью нервозно толкали в виски. – Ни обращение к твоему Хозяи-ну, ни твой меч, пес. Опусти его и обещаю, что лично отыщу тебе в аду тихое место.
– Если это действительно так, то к чему сделки, бес?
– Лень, – коротко ответило исчадие ада. – Тоже хороший грех.
– В мире и так много лени. В противном случае, твою братию вместе с прихлебате-лями давно бы уже извели под корень. Значит, моя задача не дать тебе преумножить скверну! – Сообщил я, но атаковать первым не спешил. В Сумеречном Легионе, который многие за глаза называют орденом Черных паладинов, адепты умели перенаправлять вы-плеск агрессии на самого же противника. Особенно их ухватки боя на расстоянии были эффективны в первые секунды сражения. Я трезво предполагал, что раз прислужники тьмы способны на такое, отчего же ее воплощению не иметь схожих свойств.
– Преумножить скверну? – Скрежет смеха прокатился дрожью по моим ребрам. – Ты сам, мнящий себя слугой Творца – олицетворение порока и страстей. Ты дитя лжи и лицемерия, добровольно поддавшийся тлетворному влиянию мирской жизни против уют-ного кокона своего ордена. Сегодня Создатель не на твоей стороне. Иначе Он бы не допу-стил моего здесь присутствия…
– Много текста, тварь! Тебя призвали сделать дело, вот и не отвлекайся.
– Как пожелаешь, пес, – демон повел дымными плечами. Что-то треснуло, чмокну-ло, и его правая рука удлинилась, образовав длинный черный глянцевый граненый шип… оплавленный, словно застывшая вулканическая порода. – Но теперь не надейся на пощаду. Я выпью твои глаза мелкими глотками, медленно сдеру с тебя кожу и накормлю твоими же кишками. Потом проделаю то же самое с мальчишкой. Девчонку оставлю на сладкое. И это будет только разминка. Основное блюдо будет ждать вас там, – тварь многозначительно указала себе под ноги.
– Во-о-от, – меня охватило нездоровое веселье. – Вот эта песенка мне знакома. Не-оригинально, но… Я уже думал философские дебаты, мол, кто кого грешнее, никогда не закончатся. Именем господа нашего, повелеваю тебя – назовись!
Возможно, мне показалось, но поза демона едва заметно поменялась, выражая иро-нию. Чтобы заклинать тварей такого ранга нужно, было быть, как минимум монахом-отшельником, но никак не наемным убийцей с многолетним стажем.
– Я назову тебе имя, мешок с мясом, но лишь для того, чтобы ты знал, кто отправил тебя в ад. Макота имя мне. Но вряд ли это знание тебя осчастливит.
– Меня – нет. Но когда Господь на суде спросит, что хорошего в своей жизни я со-вершил, мне будет что ответить. Я перечислю ему весь список имен тех демонов, коих отправил обратно в преисподнюю. И одно из них будет твоим.
Больше разговоров не было. Я едва не пропустил тот момент, когда инфернал исчез из моего поля зрения. В нос ударил приторный резкий запах спелых яблок. Мигом позже дождь словно замер. Чтобы уйти с линии атаки, мне пришлось продираться через лес холодных тонких стоячих струй.
Я представлял, как это выглядело со стороны. Для Хито и Элиз мы попросту исчез-ли, и лишь беспорядочные водяные взрывы отмечали траектории движения двух поедин-щиков. А еще во все стороны летели снопы голубых искр, высекаемые, сталкивающимися клинками.
Мне повезло. Слава Господу, тварь не могла пользоваться большей частью своих инфернальных способностей. Макота не швырялся огнем, не старался остановить сердце щелчком тонких черных узловатых пальцев, не отправлял в длительные полеты одним лишь взмахом конечности, не кипятил мою кровь. Материальное тело и Ангельская дес-ница, кою я явственно ощущал нынче на своем плече, уравнивали наши шансы, сводя схватку к банальному состязанию в физической силе и ловкости. И пускай в его распоря-жении был многовековой опыт фехтовальных боев, ваш покорный слуга так же далеко не вчера познал рукоять меча. Правда, уже на втором десятке секунд запястья начало сво-дить. Таких ударов они не помнили уже давно.
К исходу третьего десятка секунд моя броня была основательно пробита в трех ме-стах. Левая рука безвольно повисла вдоль тела, и мне приходилось прилагать усилия, что-бы держать ее у корпуса и не подставлять под новые атаки. До ног пока тварь не добра-лась, в противном случае бой обещал закончиться крайне быстро и весьма плачевно.
Медленно, но планомерно демон теснил меня. Ему не нужно было беречь силы, следить за дыханием. Подобный бешеный темп он мог держать хоть до Страшного Суда. Да и свою обсидиановую «спицу» он без труда прокручивал, нарушая все законы динами-ки, в то время, как мне следовало учитывать и использовать инерцию и амплитуду движе-ния меча. Нечего было и думать, победить исчадие ада, коего питали грехи сотен тысяч усопших, чьи искаженные мукой и ужасом лица я наблюдал всякий раз, когда доводилось задержать взор на перетекающих клубах дыма.
На миг тварь раскрылась. Это было сделано так ловко, что я даже не заподозрил ловушки и ринулся к заветной цели. Макота тут же завязал мой клинок. Молниеносный батман и выпад. Черное лоснящееся жало, пробив брюшную пластину доспеха, вгрызлось в живот. Демон торжествующе хохотнул. Адский клинок вошел достаточно глубоко, что-бы тварь смогла насладиться триумфом. И пусть никаких жизненно важных органов заде-то не было, боль буквально парализовала меня. Сейчас все должно было закончиться. Од-ним ударом. Хотя нет, тварь обещала продлить мои земные муки…
Грянул гром. Стихия бушевала и шумела с такой завидной регулярностью, что мне на сразу удалось понять, что это был далеко не ее каприз. Макота зло взвизгнул и выгнул-ся дугой, вынимая клинок из тела, и тогда я ударил снизу вверх, разваливая его грудь по-полам. Фальед ликующе возопил. Гравировка на клинке окрасилась чернотой ихора. В следующую секунду, от мощного толчка в грудь я улетел и сильно ударился спиной о массивную надгробную плиту. Пластины доспеха громко треснули, а демон уже летел к обескураженному Хитори, стоящему посреди тропы меж склепами с разряженным дву-ствольным пистолетом…
С пугающей ясностью пришло осознание собственного бессилия. Мне лишь уда-лось подняться и сделать несколько шагов, прежде чем антрацитовый клинок, застывший магматический сталактит, вспорол пелену дождя вместе с шеей мальчика.
Глаза Хитори не выражали страха или ужаса. Только удивление. И укор. Семпай не мог не защитить его…
На горле проступила тоненькая темная полоска. Потом парень стал заваливаться на бок. Его голова откатилась лишь тогда, когда тело рухнуло в грязь. Кровь ударила тугой струей из аккуратного среза юношеской шейки. Смешиваясь с водой в лужах, и почвой, она, казалась еще темнее, чем агатовый смог инфернального тела.
Дальше я помнил все весьма смутно. Где то на границе затопленного яростью со-знания сохранилась картина, как я с неистовым криком бросаюсь вперед… Кажется, в тот момент левая рука послушно легла на рукоять, забыв о травме… демон обернулся, и ба-стард отсек ему правую конечность, сжимающую адское жало, после чего глубоко прова-лился в вязкие смолянистые клубы аккурат под подбородок. Истошный злобный вопль разгневанного камня… Толчок и вот я уже ломаю очередные пластины собственного до-спеха о стенку какого-то склепа. Тварь мгновенно подхватила оброненное оружие, устре-милась ко мне…
И тут началось нечто совсем уж из ряда вон выходящее.
С диким вибрирующим ревом в зыбкую агатовую фигуру врезалась смердящая го-ра взбесившейся мертвой плоти. За ней еще одна. И еще. Три демона значительно более низкого ранга буквально смяли массой своего собрата… тот вертелся юлой, с каждым взмахом меча, отхватывая от их тел немалые куски, но проклятым проклятое не упоко-ишь. Я видел, как один из младших инферналов подобрал отрубленную мной лапу Мако-ты и, работая ей, как дубиной, сызнова насел на тонкотелую призрачную тень старшего.
Во все стороны летели грязь, брызги дождя, крошево ломаемых каменных надгро-бий, плоть, ихор, клочья антрацитовой мглы, осколки костей. Ночь оглашали грозовые раскаты, вой, скрежет зубов, визг, чавканье. В один миг на огромном заброшенном клад-бище стало душно и тесно.
– … ну, скорее же! – Тонкие руки подхватили меня, силясь поднять. Похоже, Элиз повторяла свой призыв уже не в первый раз, но услышал я его лишь теперь. – Вставай Этьен! Бежим!
Опираясь на Фальеда, я все же смог подняться.
Вряд ли последующее перемещение можно было бы назвать бегом. Мы просто очень быстро шли. Спотыкаясь, оскальзываясь на грязи, я то и дело норовил упасть. Де-вушка делала что могла, но ее сил явно не хватало, чтобы хоть как-то увести нас от близ-кой опасности. А она воистину была по-прежнему рядом, ибо мир не спешил снова при-обретать краски или же просто возвращать себе объем. Все та же серость. Все та же осяза-емая депрессия…
Не было никаких сомнений, что долго возня адских созданий не продлится. Все же Макота был Легионом. Та мелочь, что нынче пыталась его прижать, преуспевала, лишь пока рядом был проводник Божественной силы, блокирующей магию инферно – создание Творца, истово в Него верующее. Но теперь…
Перед глазами мелькали кресты, статуи, монументы, кованые ограды давно забы-тых склепов. За поворотом, сразу после очередной усыпальницы, начиналась неглубокая котловина. Плоская и обширная по площади. Инерция моего непослушного тела не позволила вовремя остановиться, как Элиз не старалась, и мы кубарем скатились вниз.
На этот раз вставать было еще тяжелее…
Бешеный темп боя не прошел бесследно. Ярость и безумие схватки так же посте-пенно отпускали, и теперь я чувствовал томительную жгучую боль каждой клеточкой те-ла. Казалось на нем не осталось ни одного живого места. И это было только начало. Через полчаса боль затопит все сознание. Благо, доспех работал исправно, сращивая нервные окончания и запирая разорванные сосуды. В противном случае смерть от потери крови стала бы неминуемой.
Практически обессиленный я привалился к надгробию. Сейчас мне было ровным счетом наплевать на истерику, которая приключилась с Элиз. Девушка то и дело огляды-валась назад. Она буквально умоляла меня не останавливаться. Да я и сам чувствовал, что передышка, если ее можно так назвать, заканчивалась. На душу вновь вползала тень тем-ного присутствия.
Мне ничего не оставалось, как облокотиться спиной о монументальную гранитную плиту воздеть меч и затянуть покаянный псалом. Я уже никому не мог помочь. Даже себе. В слезах моя нанимательница пала на колени и истово зашептала, вторя моим словам:
– De profundis clamavi ad te, Domine; Domine, exaudi vocem meam…
Мы отпевали друг друга.
Гремел гром. Дождь лил, не прекращаясь ни на минуту. Стылая влага затекала под панцирь, но для обреченного и холод, и сырость, и боль вместе с истомой казались нынче желаннее всех мирских благ. Я уже разбирал за ревом стихии шипение демона. Оно при-ближалось с каждой секундой.
– … совсем сдурели! – этот голос я где-то слышал. И он явно не принадлежал ни-кому из адской братии. В нербском слышался непривычный акцент. Не ателийский. Не грейлендский. – Жить надоело?!? Глаза разуйте! – Но суровости в окриках поубавилось, когда незнакомец рассмотрел нас поближе. – Гер рыцарь? О, святая Эльва!..
Больше он не говорил ни слова. Огромные лапищи, подхватили меня словно пу-шинку. И пускай этот низкорослый, но крайне широкий парень лишь позволял мне опи-раться на его плечо, складывалось впечатление, что я не иду, а лечу.
– Фройлен, быстро за мной. Быстро. Сейчас здесь все взлетит на воздух.
Элиз не задавала лишних вопросов. Она вообще, словно бы разучилась говорить. Где-то чуть позади, за спиной несущегося на всех парусах нежданного спасителя я улав-ливал ее прерывистое дыхание, щедро сдобренное частыми всхлипами.
Снова чавканье грязи под ногами, сопение коротышки, мои, не до конца задушен-ные стоны. Вот и край котловины. Мой благодетель буквально забросил свою ношу на ее край. Потом вытолкнул наверх Элиз. Пока я поднимался, успел заметить во вспышке молнии то, на что еще секунды назад опирался спиной. Это не было могилой. Огромное, в два человеческих роста сооружение, выложенное из трех грубо отесанных глыб в виде литеры «п». Оно замерло посреди пустыря, словно бы в немом сумрачном ожидании.
Молния погасла. Массивный портал снова слился с темнотой.
Незнакомец выбрался сам, подхватил меня и, взяв прежний темп, устремился к тропке, вьющейся меж могил и усыпальниц.
Земля содрогнулась. В спину ударила волна спрессованного жара. По остаткам брони забарабанила каменная крошка.
С этого места память стала меня серьезно подводить.
– …Его нельзя на лошадь… – говорила девушка.
– Папа, кто это? – незнакомый девичий голос.
– У меня и нет лошади, – бурчал спаситель. – Положим на дно в телеге… Господь милосердный, кто же это его так?
– Вам лучше не знать…
– Да оно и так понятно…
Что-то мягкое теплое, пахнущее мышами, соломой и отчего-то порохом накрыло все мое тело. Нечто плотное заслонило лицо, и вспышки молний перестали резать глаза, а влага непогоды зло забарабанила по навесу, лишившись столь полюбившейся жертвы.
Скрип несмазанных колес и мерный шелест дождя, тепло и уют видимо сговори-лись с чудовищной усталостью, ибо не прошло и нескольких минут, как я отключился. Даст Бог, впереди еще будет время все хорошенько переварить и обдумать. А пока…

* * *

Ватора был где-то рядом. Дельмар чувствовал низкие вибрации. Даже у него, бы-валого чернокнижника, не раз имеющего дело с потусторонними сущностями, волосы на затылке предательски зашевелились. Волшба такого уровня была ему недоступна. Ни в прошлом, ни сейчас, ни когда-либо еще.
Наново призванный Гаргэ, прежде чем указать ему дорогу к кладбищу, окатил за-клинателя целым потоком разномастных трех-, четырех-, и пятиэтажных матов на всех языках Архипелага.
– Уже в который раз я страдаю из-за этой сволочи, – сообщил он, немного успоко-ившись. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, о ком вел речь имп.
С несвойственным ему хладнокровием малефик проглотил гневную тираду, а после выдал фамильяру новое задание. Вернее, как раз в задании ничего нового и не было. Цель оставалась прежней.
Тварь снова разразилась бранью и посулами неистовых адских мук в Геенне Ог-ненной, но быстро заткнулась, не видя никакого эмоционального отклика у оппонента. Окинула на прощание некроманта подозрительным взором и растворилась в воздухе.
Дельмар же развернулся и пошел в рощицу, где оставил своего конька, трезво рас-судив, что призыв нечисти может перепугать и без того трусливое животное до желудоч-ных колик. В этом случае можно было ждать чего угодно, от панического бегства до раз-рыва сердца.
Колдун не на шутку волновался. Пока лже-барон находился в поле его зрения, он чувствовал ситуацию. Мог в любой момент вмешаться. Имел средства и силы контроли-ровать действия Сумеречного Легионера, взявшегося смыть свой позор кровью нерадиво-го подопечного. Теперь же Ватора был на шаг впереди. При его опыте и силе этого могло хватить, чтобы вернуть ателийца на прежнее место в «пищевой» цепочке Малефактории.
Сейчас же, стоя на краю ночного кладбища под проливным дождем, и чувствуя низкие вибрации творимого призыва, Антонио Каро судорожно сглотнул и с сомнением воззрился на свои четки. Половина из тех имен, что были нанесены на костяные шарики, оставались для него запредельными. Нет, он, конечно, мог призвать любую тварь из име-ющегося арсенала, но в конечном итоге, когда задание будет выполнено, демон без всяких усилий заберет заклинателя с собой.
Он однозначно должен был что-то предпринять. Хоть лже-барон и был отличным бойцом, в чем Дельмар имел возможность убедиться совсем недавно, он вряд ли сможет пережить сегодняшнюю ночь без посторонней помощи.
Некромант привязал лошадь к утлому чахлому деревцу, даже не обзаведшемуся за-чатками весенней листвы и вошел на кладбище, с удовлетворением отметив, что воздей-ствие восьмерых архангелов-заступников не доставляет ему дискомфорта. Сие место было осквернено, причем, уже довольно давно.
У одного из соседних склепов, поддерживаемый мраморными горгульями карниз наиболее выдавался вперед, образуя неплохое убежище от непогоды. Там-то малефик и расположился. Присел на ступенях. Сжал шнурок из шерсти жертвенного козла.
К удивлению чернокнижника Гаргэ не стал шипеть, как это бывало обычно, а сразу стал передавать картинку.
Глазами импа Антонио видел невысокую будочку с железными створками, вен-чавшую вход в очередную усыпальницу. Она была ничем не примечательна, если бы не оградительный круг с церковной Символикой по всему периметру, выведенный прямо в грязи. Для взгляда шпиона защита пылала белым светом. Даже у Дельмара это стало вы-зывать легкую мигрень. Имп же и вовсе шипел и выворачивался, удерживаемый одной лишь волей заклинателя.
Минуты тянулись долго и нудно. Некромант, завернувшись в вощеный плащ с шерстяной подбивкой начал дремать, когда что-то изменилось. Тени вокруг защиты стали сгущаться. Еще секунда, и все, что осталось за пределами преграды, поглотил мрак. А по-том барьер лопнул с тонким звоном бьющегося хрусталя, и мрак ринулся к щелям в же-лезных створках.
Антонио стало не по себе, ибо такая мощь тьмы могла свидетельствовать лишь о том, что Легионер решил не размениваться на мелочи. Собственно, нечто подобное атели-ец и предполагал, вот только не думал, что в реальности сие окажется столь жутко.
На какое-то время снова воцарилось спокойствие. Темнота снова приобрела есте-ственные краски. Молнии то и дело выхватывали из сумрачного пейзажа корявые силуэты старых засохших деревьев, изгибы статуй, переплетение оград и плюща… Потом ухо Гаргэ различило монотонную сухую речь на «мертвом» языке. С постоянным нарас-танием ей вторили хоралы. Незримые голоса звучали красиво, мелодично. Как человек, Дельмар мог оценить эстетику пения, но чувства демона, кои он сейчас воспринимал, словно свои, взбунтовались. Мелодия с каждым мигом вступала все в больший резонанс с темной сущностью соглядатая. Тому же, что проникло в склеп пришлось и того хуже.
Сперва, из всех щелей, словно последнее издыхание парового котла, прыснули темные кляксы, в коих едва можно было бы определить мелких адских тварей. Миг спу-стя, створки распахнулись настежь и оттуда, словно из пушки, ударил поток золотистого света.
Гаргэ Зашипел, и прянул назад. Ярдов, эдак, на сорок.
– Стоять, – процедил Дельмар. – Не хочу упустить ни единого момента.
– Если я останусь, ты рискуешь вообще пропустить все веселье, – отозвался за ле-вым плечом голос импа.
Антонио смолчал, понимая, что это правда. Признаться честно, он был обескура-жен. Лжебарон преподносил ему все новые и новые сюрпризы. Кстати, о нем самом…
Пригибаясь, дабы не зацепить макушкой низкий свод, из склепа выбрался давеш-ний знакомый. Тут некроманту было впору подвязывать свою нижнюю челюсть, ибо такого прежде он никогда не видел. Почти голый, в одних лишь носках, барон Этьен де Лагранж выпрямился в лучах того самого золотистого сияния, кое исходило из-за его спины и от длинного узкого клинка. Малефику этот меч был смутно знаком. Где-то он уже видел нечто подобное…
Прямо за правым плечом лютецианца высились две белые прозрачные фигуры, от коих, в частности, и исходил свет. У одной было два крыла и все ее облачение составляли зыбкие драпировки. Вторая же, та, что сейчас держалась чуть позади, имела шесть бес-престанно колышущихся крыльев. И вот эту-то ни один богослов или колдун с высшим мистическим образованием ни с кем и никогда  перепутать не смог бы. Такой доспех и такой меч, сотканный из нитей белого пламени, мог принадлежать только Архангелу-заступнику Эльраилу.
Небесный центурион повернул голову в сторону Гаргэ, и Антонио впервые в жизни захотелось пасть на колени и молить о пощаде, но не из страха, а из благоговения. Это длилось всего секунду. Архангел, словно бы и не заметив присутствия импа, отвернулся. Хотя, почему не заметил? Просто не счел нужным отреагировать на него, ибо с той стороны, откуда продолжали долетать низкие вибрации, сотрясающие саму суть мироздания, приближалось нечто.
Магическое зрение мелкого соглядатая позволило рассмотреть все формы проявле-ния твари. Для простого человеческого глаза демон представлялся людской фигурой, со-тканной из дыма. В том же плане бытия, где лежала сфера влияния Ангелов, исчадие ада являлось колоссальным сгустком скользких лоснящихся жгутов, пребывающих в посто-янном движении. Одни из них пересыхали, покрывались паутиной трещин, в коей на мгновения вспыхивала алая лава, крошились и рассыпались. Но на их место тут же вста-вали десятки, и стони новых.
– Макота! – от одного этого имени некроманта прошибал пот. Нет, Ватора точно решил сделать все наверняка.
Эльраил за спиной лютецианца нахмурился и жестом приказал своему крылатому соратнику освободить ему место. После чего возложил десницу на правое плечо подопеч-ного.
Призванная Ваторой двуликая сущность и человек, с Архангелом замерли против друг-друга. В свете увиденного, Дельмара уже не удивил тот факт, что лжебарон в какой-то миг с ног до головы покрылся броней.
– Доминиканец, – спокойно констатировал малефик и сам ужаснулся собственному хладнокровию. Теперь много становилось на свои места. Не каждый, даже самый умелый головорез, мог так легко и непринужденно таскать адептов Черного клира за нос, изгонять нечисть, и прочее. – Пес Господень…
Примерно минуту между рыцарем и инферналом шел обмен репликами. Матери-альная составляющая демона рванулась вперед с немыслимой скоростью. Антонио тут же потерял обоих бойцов из виду. А вот незримые противники остались на месте.
Между ними так же шел поединок, но несколько иного толка. Под взглядом Архангела жгуты стали изгибаться в обратную сторону. К центру всей сущности. Тварь дико сопротивлялась. Вибрирующий свист сотрясал столпы мироздания, но это никак не помогало. Пронзительно белые нити, отражающие золотистое сияние нимба Небесного Центуриона все туже стягивались, заставляя громадную бестию сжаться до размеров небольшой собаки.
И все-таки это было мало. Эльраил связал лишь магию демона, но не дотянулся до той связи, коя поддерживала жизнь в мертвой плоти, гоняющей нынче рыцаря по всему кладбищу.
Одного взгляда на поединщиков Антонио хватило, чтобы понять – сейчас покровителю представиться возможность доставить своего подопечного на Божий суд лично.
В силу своих амбиций и гордыни, малефик не мог этого допустить. Ведь тогда выйдет, что именно Ватора наказал провинившегося. А это в планы ателийца никак не входило. Оторвав от подкладки шнурок с пером, чем прервал связь с Гаргэ, некромант стал чертить обсидиановым кинжалом разгрузочные хаотограммы. В свете увиденного, он уже знал, кого призовет и в каком количестве.

* * *

Ватора выследил жертву довольно быстро. Но все же не настолько, как ему того хотелось бы. Складывалось впечатление, что несостоявшегося убийцу будущего всей ост-ровной Империи кто-то прикрывал. В какой-то миг этот кто-то совершил ошибку, и вот Легионер настиг де Лагранжа на старом заброшенном кладбище. Все складывалось, как нельзя лучше. Простой человек, не связанный с потусторонним, не имел возможности по-чувствовать энергетику места. Вероятно, жертва пришла к выводу, что на освященной земле кладбища он сможет укрыться. Вот только грейлендец знал заранее, что сей план обречен на провал, а потому дал возможность преследуемым почувствовать себя в без-опасности. Он уже был на коне. Теперь-то им деваться было ровным счетом некуда.
Задумчиво перебрав четки, колдун прикинул в уме, кого следует избрать в качестве орудия возмездия. Одним шариком можно было воспользоваться лишь однажды. Можно было даже призвать группу однотипных существ, но лишь одним призывом. Потом имя стиралось, и ритуал оплаты услуги следовало проводить заново.
С некоторой опаской Ватора стал подбираться к концу списка, где ждали своего часа самые свирепые и сильные сущности. И чем дальше двигались пальцы, тем большие сомнения одолевали некроманта. Наконец, он решился. Вернулся на несколько позиций назад. Это был почти передел его возможностей, но такой «дубиной» можно было пришибить мерзавца наверняка.
Совершив необходимые приготовления, Легионер распростер руки и, сдирая ног-тем с костяного шарика запекшуюся кровь двух десятков младенцев, стал петь низким грудным голосом, ставя акценты в нужных местах. Сперва завибрировали лишь его внут-ренности. Потом мир вокруг потек…
Макота любезно позволил наблюдать за казнью через зраки своего материального тела. На большее Ватора не смел и рассчитывать. Обуздать Легион некромант смог не сразу. Инфернал изменил свое мнение лишь тогда, когда узнал, что цель – отрекшийся от своих, член ордена святого Доминика. Противиться стало выше его сил, ибо эту братию в аду очень уж не любили. Пожалуй, даже сильнее, чем Камского викария со всеми его кар-диналами.
Все шло, как и планировал Ватора. Его помощник настиг лжебарона в самый, что ни на есть, подходящий момент. И даже не смотря на то, что жертву стерег сам Архангел-заступник, вернее, его проекция, что тоже, кстати, немало, коя связала истинные силы Макоты, де Лагранж был обречен.
Проблемы возникли с той стороны, откуда некромант не мог и предположить. Три мясника – низших туповатых, но невероятно сильных демона, возникли, как из-под земли. В мгновение ока они полностью завладели вниманием Легиона. Будь при нем его истинные силы, Макота даже не почесался бы. Но пока рядом был Доминиканец со своим покровителем…
Ватора зарычал, но не прервал темную молитву. Напротив, он лишь возвысил го-лос, дабы его мольбы к владыкам преисподней звучали настойчивее.
Прошло несколько томительных минут, прежде чем Легион в полной мере овладел своей силой. Как и предполагал колдун, мясники не продержались и секунды, растекшись по камням близлежащих надгробий жирными смердящими кляксами. Увы, но возврат сил говорил лишь о том, что проекция Архангела удалилась вслед за своим подопечным.
– За ним! – Проревел, некромант. – Не дай ему уйти.
– Ты не смеешь повелевать мной! – отозвался Макота.
– Я воздал тебе сторицей. Об этом говорит руна с твоим именем на моих четках. Ты обязан завершить начатое.
Колдуну послышался усталый вздох. Демон все же рванулся за добычей, но…
Земля содрогнулась. Нет, это не был гром с небес. Иначе молния должна была уда-рить совсем рядом от некроманта. Но как раз молнии-то и не было. Это был взрыв. Скорее всего, пороховой. Пороховой? На кладбище? Откуда?
Чернокнижник выругался. В ушах стоял немилосердный звон.
Лишь спустя несколько секунд он осознал, что не ощущает присутствия Легиона. Этого не могло быть. Просто не могло быть. Доминиканец не мог изгнать его. У него не хватило бы ни сил, ни времени. И все же это было так. Макота отправился обратно в пре-исподнюю, а руна его имени на костяном шарике исчезла.
Малефик тут же стал счищать кровь со следующей четки в порядке убывания. Уго-ворить нынче тварь более сильную, чем барон ада, сейчас ему было не под силу. Пение заклятия лишь взволновало в желудке непереваренный ломоть медвежатины в чесночном соусе, которым колдун изволил ужинать намедни. Темные материи не отзывались.

PARS SEPTIMA

Рассвет был сер и звонок. Напитанный свежестью после ночной грозы воздух бод-рил не хуже ушата холодной воды. Раны воспалились. Меня то и дело бросало в жар, но это было не страшно. Доспех справится с воспалением куда лучше и быстрее, чем любое врачебное зелье. Двигался я уже вполне нормально. Пластины брони, раскрошенные в пыль от чудовищных ударов о надгробия, успели восстановить целостность. Защита во-обще быстрее заживляла собственные раны, нежели травмы своего носителя, но и это бы-ло вполне допустимо, ибо я знал случаи, когда Паладины оставались в строю даже со сло-манным хребтом, благодаря тому, что доспех умел принимать на себя несущую функцию.
Однако, это все лирика. Придя в себя после длительно беспамятства, я весьма уди-вился, узнав в своих спасителях тех самых цвергов, коих несколько дней назад встретил в ресторации купеческого квартала. Девушка преимущественно молчала, сидя на облучке старой телеги рядом с отцом. Мужчина же о чем-то тихо беседовал с Элиз.
Заметив мое пробуждение, мой благодетель заметно оживился.
– Доброе утро, гер рыцарь! – Весело бросил он мне вполоборота. – Как спалось?
Я поблагодарил и перехватил взгляд своей нанимательницы. Она неуверенно кив-нула, и молча отвернулась, делая вид, что разлезшаяся от дождя дорога ее занимает куда больше.
– Скоро будет опушка с травой и без грязи. Там и сделаем привал, – сообщил цверг. Потом подумал, и, уловив протянувшуюся между мной и Элиз нить напряжения, добавил:
– Далеко же вас забросило от ближайшей коммандории ордена, гер рыцарь.
– Это точно, – я выжал из себя улыбку. Потом более искренне улыбнулся дочери моего спасителя. Уголки губ девушки дрогнули, но она тут же отвернулась, следуя при-меру Элиз.
Дальше ехали молча.
Когда прибыли на место, цверг настаивал, чтобы я не тревожился и полежал в телеге, покуда не будет готов завтрак, но мне было неудобно обременять добрых людей. Тем более, когда у меня была возможность и силы помочь. В общем, девушки остались у телеги, а мы углубились в посадку за хворостом.
– Спасибо вам, – я не видел смысла ходить вокруг да около, при выказывании бла-годарности.
– За что? – удивился Цверг. Потом, словно бы вспомнил: – А, за это. На здоровье, гер рыцарь.
Он расплылся в улыбке, но меня никак не покидало чувство, что это все игра. Он замечательно владел лицом и эмоциями, как это умеют делать, лишь люди, повидавшие жизнь.
– Теперь не часто встретишь представителей вашего ордена вот так просто. Обыч-но либо в свите какого вельможи, отстегнувшего церкви щедрое подаяние, либо же на поле брани…
– На поле брани? Вы воевали?
– А как же? Каменные головы! – Гордо подбоченился цверг. Потом прыснул, и наклонился за очередной веткой. – И с Вами, имперцами, доводилось. И с альвами. Но это все дела прошлые.
– Кстати, ваше племя тоже редко забирается так далеко, – не остался я в долгу. – Вы путешествуете?
– Можно и так сказать.
– И всегда с собой берете столько бочонков с порохом?
– Почему бы и нет, – собеседник снова хохотнул. – Порох – это такая вещь, без ко-торой нынче никуда. Мало ли, какие трудности в дороге.
Он юродствовал. Я это чувствовал. Но и мне не хотелось раскрывать всей правды. Патовая ситуация. Врать же… отчего-то я чувствовал, что мне это облегчения не прине-сет.
– Что вам рассказала моя спутница, пока я спал? – Весь хворост был мокрым и ломким. От него будет больше дыма, чем тепла, но выбирать не приходилось.
Цверг пристально посмотрел на меня. Улыбка не исчезла с его губ, но взгляд не хранил и тени веселья. Он был испытующим.
– Ничего толкового, – он вздохнул. – Послушайте, отче. Я пожил на свете. Многое видел, многое понимаю. Барышня ваша завралась вкрай. Да так, что сама начала путаться. Это может говорить только о том, что у вас есть причины не разглагольствовать направо и налево.
Я кивнул, благодаря за откровенность.
– Думаю, для всех будет лучше, если мы ограничимся бытовым общением.
– Вы тоже отчего-то бежите? – Высказал предположение я. – И вам тоже нет нуж-ды лишний раз светиться, так?
– Можно и так сказать, – пробурчал цверг.
– Я должен вас предупредить, гер.
– Говорите, отче, я слушаю, – цверг стоял ко мне спиной и внаклонку, подбирая менее гнилые ветки.
– Когда вы нас вытащили, у нас на хвосте сидел инфернал…
– Сплюньте, отче…
– Я просто не хочу, чтобы вы из-за нас попали в беду.
Цверг прыснул:
– Это он вас так отделал?
– Да.
– Могу себе представить, что это был за зверь. У меня есть определенные пред-ставления о способностях ваших братьев.
Я непонимающе воззрился на собеседника. Для человека, который только что навлек на себя нешуточные проблемы, он вел себя крайне беспечно.
– Не переживайте, гер рыцарь. У Вашей нечисти нынче есть куда более серьезные заботы, нежели погоня за вами.
– Что вы имеете в виду?
Цверг ободряюще похлопал меня по плечу левой, свободной рукой. Под правой у него уже набрался целый ворох мелких прутьев:
– Просто поверьте.
Мы вернулись, так сказать, в лагерь, ссыпали набранное, потом снова отлучились. На этот раз, в поисках более крупных поленьев. Наш следующий разговор был куда коро-че предыдущего.
– Вы правда из ордена святого Доминика? – Внезапно осведомился цверг.
Я замялся:
– Это долгая история, но да. Я действительно Пес Господень.
Цепкий был мужик этот старый коренастый вояка. Скрывать вчистую что-либо от него, значило навлечь на себя неоправданные подозрения. Совершенно случайно я пой-мал себя на мысли, что он мне по-человечески симпатичен, хоть и знакомы мы с ним не так уж много времени, а диалогов провели и того меньше. Какова же его история? От чего бежит он? Впрочем, собеседник еще в прошлый раз дал мне понять, что во многих знаниях многая печаль. Я не настаивал.
Цверг выпрямился, поразмыслил, и протянул руку:
– Тобиас. А там, у повозки, моя дочь Абигель.
– Вы думали, представляться или нет? – Я позволил себе понимающую улыбку, на что тот лишь пожал плечами.
– Вы крайне подозрительный тип, отче, – возвращая улыбку, сообщил мой спаси-тель. – Но именно это заставляет меня верить вам.
– Взаимно, Тобиас. Мое имя Эльраил. Брат Эльраил. С Элизабет, думаю, вы уже познакомились.
После того, что случилось, мне резко расхотелось дразнить своего заступника, да еще и в присутствии добрых людей.
– Познакомились, – кивнул Тобиас, – только она представилась Греттой.
Мы оба рассмеялись. На этом беседа закончилась так же внезапно, как и началась.
Завтрак получился не особо разнообразным, но достаточно сытным. Перекусили на скорую руку гречневой похлебкой с вяленым мясом. Последнее отыскалось в единствен-ной седельной сумке, кою умудрилась прихватить с собой Элиз при побеге. Более ничего не уцелело. Да и не было у нас времени и сил волочь все это дело на себе. Запили отваром из каких-то трав, кои собрала цверга.
Потом мы разошлись, каждый по своим делам. Тобиас, обняв дочь, что-то ласково шептал ей. Та лишь мотала головой, вперив невидящий взор в точку. Элиз ковырялась сырым прутиком в остатках костра. Я же, завернувшись в вощеную дерюгу, сидел прямо на земле чуть в отдалении и выковыривал из гравировки Фальеда запекшийся ихор. У ног лежала развернутая карта местности.
Одиночество крайне негативно повлияло на мое настроение. Отчего-то подума-лось, что если бы я не настоял на ночевке посреди кладбища, мы не попали бы в эту за-падню, и Хито был бы жив. Бедный мальчик. Что он видел до знакомства со мной? Грязь, голод, унижения. Что он видел поле оного? Да все то же. Разве что я дал ему надежду. Опору. Нет, заменить родителей у меня никогда бы не вышло. Но рядом со мной он чув-ствовал себя в безопасности… Я не был виновен в его смерти. Даже косвенно. Не на захоронениях, так где-нибудь еще, но колдун догнал бы нас, и тогда, возможно, не выжил бы никто. В сотый раз, перепроверяя маршрут, при данных, коими мы располагали на тот момент, наиболее логичным мне виделся все тот же, уже пройденный путь.
Значит, такова была Воля Господа. Чтобы колдун выследил беглецов, но те были к этому готовы. Чтобы по их душу все же явилось одно из страшнейших порождений ада, но он был обессилен и вынужден был принять бой по моим правилам. Чтобы кохай отдал жизнь за семпая. Чтобы в ход проигранного поединка вмешались иные твари, что позво-лило мне бежать. Чтобы…
Перед глазами висела афиша лютецианского имперского цирка, на представление коего Хитори так и не попал. Что ж, единственное, что я могу для него сделать, это пом-нить его. И молиться об упокоении его души.
Я заметил, как подошла Элиз, но никак на это не отреагировал. Она присела рядом, наблюдая за моими манипуляциями с клинком Фальеда.
– Мы успеваем? – Осведомился я.
– Куда? – Голос девушки был робким. Держу пари, сейчас она боялась меня куда сильнее обычного. Возможно, даже сильнее давешнего Макоты. Тот, по крайней мере, был понятен и предсказуем.
– На корабль.
– Еще в городе я отправила капитану сообщение. Он будет ждать столько, сколько этого потребуется.
– Без лошадей мы едва ли поспеем к ранее намеченному сроку.
– Доберемся до ближайшего населенного пункта…
– И снова попадемся на глаза малефикам.
Девушка поскучнела. Молча протянула мне что-то завернутое в тряпицу. Это был Альбрех. Клинок тут же окатил меня волной негодования оттого, что хозяин удосужился забыть про него, но к моему удивлению в разговор вмешался Фальед. Меньший ферумид мгновенно замолчал и стал старательно прикидываться обычной вещью.
– Спасибо, – проговорил я, обращаясь и к Элиз, и к мечу, одновременно. Не хвата-ло мне сейчас еще выслушивать упреки капризного кинжала.
– Тебе тоже спасибо, – отозвалась девушка. – Ты спас меня.
– А Хитори спас меня.
– Ты не виноват.
– Я знаю, но от этого не легче.
Мы помолчали.
– Эльраил. Тебя ведь неспроста так назвали, – робко начала моя нанимательница.
– Догадалась? – Ирония мне сейчас давалась куда легче, чем бодрость духа и рас-судительность. И хоть уныние – это грех, бороться с ним едва ли легче, чем с прочими духовными недугами.
– Обычный человек не может носить альвский доспех. Ты сильфид ? – Несмотря на робость, девушка продолжала гнуть свою линию.
– Нет, я стопроцентный человек.
– Ты двигался, как демон. Я ни разу не видела ничего подобного.
– Это демон двигался, как я, – тяжело было сдержать улыбку. – На самом деле, будь он в полных силах, размазал бы нас всех в одно мгновение.
– И все же…
– Чего ты хочешь?
– Понять, что ты есть такое. Не найди я тебя в захудалой столичной пивной, где ты отсиживался в ожидании… гм… в общем, решила бы, что ты паладин. Но твоя слава… она не берется на пустом месте.
– Это долгая история.
– А я никуда не спешу.
Я отложил меч. Элиз смотрела на меня такими глазами, будто я был диким зверем, а сама она вышедшим впервые на охоту юношей, дальнейшая судьба коего зависела от того, сможет ли он, юноша, побороть страх перед опасностью. Девушка не отступила, хо-тя одному Богу известно, чего ей это стоило.
– Н-ну, да, я доминиканец. Был когда-то, – скривившись выдавил я. Отпираться уже не было смысла. Проще поверить в беглого орденца, чем в человека, способного при-ручить ферумидовый клинок, изгонять демонов, управлять альвским доспехом и двигать-ся быстрее, чем способен уследить глаз.
– Значит, демон не врал? – не унималась Элиз.
– На счет чего?
– На счет того, что ты отрекся от своих?
– Ну, я бы так не сказал. Я не отрекался. Просто я тогда был слишком юн, горяч, мир был столь велик и привлекателен, а контроль за рыцарями на Святом Острове был жестче, чем в армии.
– Значит, ты взбунтовался? Поддался гордыне и любопытству.
– Как-то так, – я снова взялся чистить меч. Плеснул на него водой, протер тряпицей и придирчиво оглядел гравировку.
Элиз какое-то время молчала. Переваривала услышанное.
– Жалел когда-нибудь, что сбежал? – Снова заговорила девушка, когда мне уже взбрело в голову, что разговор на неприятную тему исчерпан. Она как-то уж очень быст-ро приняла факт, столь шокирующий для прочего мира, привыкшего к незыблемости некоторых истин. И от вмешательства Ваторы девушка оправилась за считанные дни. Либо у нее несмотря на внешнюю хрупкость были стальные нервы… либо… второго варианта я подобрать не смог. Моя спутница действительно проявляла чудеса психической гибкости.
Махнув на все рукой, я решил закрыть тему раз и навсегда. Поэтому, когда Тобиас пригласил нас собираться к отбытию, Элизабет знала всю мою историю целиком. За все годы моего посторденского существования ни одна живая душа, кроме меня, разумеется, не могла похвастаться ничем подобным.
К моему немалому удовлетворению это подействовало, и до следующего привала девушка даже не повернулась в мою сторону. Мало того, она и с цвергом оставалась за-мкнутой и немногословной.
Повозка ехала медленно, но уверенно. Одинокая чалая кобылка весьма унылой наружности на поверку оказалась двужильной бестией. Она с равным флегматизмом вос-принимала, как стоянки, так и крутые подъемы. Про ровные дороги и говорить нечего.
К полудню небо окончательно очистилось и осеннее солнышко стало ощутимо припекать. В сочной набухшей траве, рискующей не сегодня-завтра сгнить и пожухнуть, стрекотали, словно прощались, последние в этом году жучки-сверчки. Из пожелтевшей листвы редких придорожных деревьев доносилось пение каких-то пичуг. В небе все чаще стали появляться чайки, что говорило о близости океана, но самой воды пока что видно не было. Дорога оказалась давно не езженная, заросшей придорожным бурьяном, и, отчасти, поэтому ее не так развезло. Преимущественно она вилась вдоль лугов, но изредка попадались редкие хвойные рощицы. Один раз, правда, издали мы видели несколько одиноких хуторов, однако Тобиас и сам не желал особо светиться перед сторонними людьми, так что в ту сторону даже не посмотрел.
Спустя пару часов мы все же выехали к океану. Телега катилась по земляной насы-пи, сразу за которой начинался невысокий обрыв, тридцать ярдов дикого пляжа и, нако-нец, вода. Невысокие белесые барашки лениво наплывали на берег, искрясь на солнце, подобно бриллиантам. Воздух здесь насквозь пропитался солью. На краткий миг у меня возникло мальчишеское желание презреть все, спрыгнуть с телеги, и, поднимая тучи брызг, погрузиться в эту манящую, воспетую сотнями поэтов синь. Но я быстро подавил в себе этот порыв. Улегся меж мешками и сам не заметил, как задремал. Пока было время, следовало ловить каждую секунду для отдыха.
Где-то в середине дня цверг растолкал меня, предлагая сменить его на козлах. Я не стал противиться. Оставалось непонятным, почему Тобиас предложил рокировку только сейчас. Заставив пластины доспеха собраться максимально компактно, и придвинуться ближе к телу вверх по конечностям, я завернулся в плед и занял место своего спасителя. Абигель удалилась вслед за отцом, а вот Элиз осталась.
– Тебе тоже следовало бы отдохнуть, – обратился я к девушке, когда молчание ста-ло тяготить.
– Если бы могла – давно б отдохнула, – Элиз растерла ладонями лицо. – Не могу. Стоит на секунду закрыть глаза, как…
– Понимаю, – кивнул я.
– Да ничего ты не понимаешь. Ты двужильный. Тебя к такому готовили. Собствен-но, тебя создали именно для того, чтобы иметь весомый аргумент против порождений ада… Боже, где же я так нагрешила?
– Не переживай ты так. Все самое страшное уже позади, – безбожно соврал я. Все мои чувства буквально кричали, об обратном. После такой оплеухи, колдуны… а что кол-дуны? Возьмутся за меня всерьез? А разве это еще было несерьезно? Кстати, любопытно, зачем натравливать на ослушника высшего демона? С обычного наемника, в качестве коего меня и рассматривали, вполне справится нечто менее серьезное. Разве что Ватора знал, на кого охотится. Но ведь это невозможно… Или все же возможно? Кто мог догады-ваться о моем происхождении? Предположим, учитель Итодори. Но старый чернокниж-ник давно отправился к праотцам. Да и знать наверняка он не мог. К тому времени преж-ний доспех выработал все свои двенадцать облачений, меч покоился на дне Моря Краке-нов, а сам я прикидывался, что ничего не помню, что было весьма недалеко от истины. Только таким образом можно было подкрепить легенду о полной беспомощности в бытовых или ремесленнических вопросах. Впрочем, скорее всего я не в том направлении копаю. У малефиков много способов добывать информацию. Да это сейчас и не так важно. Следовало хорошенько обдумать, что делать дальше.
Впереди, милях в ста была развилка. После нее нам с семейством цвергов уже было не по пути – Тобиас собирался сворачивать к Хамесбургу – небольшому портовому городку. От перекрестка еще миль тридцать по пересеченной местности до той самой по-тайной бухты, где, по словам Элиз, нас должна была ожидать шхуна контрабандистов. Тридцать миль по пересеченной местности… тридцать миль буреломов, перелесков, овра-гов, холмов. Нет, нужно иметь запасной вариант. Контрабандисты народ суровый, но пугливый. Как справедливо заметила Элиз, дело делом, а жизнь дороже. Если во время ожидания шхуну накроет береговая охрана, капитан смотает удочки в мгновения ока, и мы окажемся в тисках между морем и двумя колдунами.
Кстати, о двух колдунах. Держу пари, что это тот, второй, ателиец по имени Дель-мар прислал свою инфернальную подмогу. Больше некому. Только вот просчитался па-рень. Если в его планы входило прикончить меня лично, это нужно было делать, пока я еще отходил от тесного общения с Макотой. Второй раз такого удачного шанса я ему не предоставлю. Уже сейчас, спустя десять часов, мне было куда легче. Не идеально, конеч-но (раны ныли, а дышать было тяжело – снова пострадали ребра), но вполне терпимо, что-бы в случае чего прихватить с собой пару-тройку порождений мрака, а если повезет, то и их заклинателя.
– Ты думала, что будешь делать, когда доберемся до Лютеции? – Спросил я, чтобы отвлечь девушку от мрачных мыслей.
– Если честно, нет, – повела плечами та. – Скорее всего, забьюсь в какую-нибудь глушь и буду сидеть там тише воды, ниже травы. С такими-то проблемами маячить под носом у темных… а, может, устроюсь на швейную фабрику. В приюте у меня неплохо по-лучалось шить…
– Что ж здесь не устроилась? В Нербе промышленность ничем не уступает столь-ному острову?
Девушка снова пожала плечами.
– Когда приют сгорел, я была совсем еще малышкой. Нас было десятка три перепу-ганных до смерти девочек. Сперва о нас никто не вспомнил. Когда же спохватились, нас уже поглотила улица. Большинство, особенно из тех, кто постарше расхватали «веселые» дома. Другие стали попрошайничать. Третьи воровать… Миссионеры попытались найти и вернуть тех, кого было возможно, но об этом я узнала лишь через несколько лет. Возвращаться не хотелось. Не так уж и хорошо было в том приюте. Так что не было у меня возможности начать жизнь нормально.
Я испытующе воззрился на спутницу, но свои соображения предпочел оставить при себе.
– Ну а ты? Опять начнешь все сначала? Перевозки, контрабанда?.. Не обижайся, но твоя история очень уж неправдоподобна.
– Это с чего вдруг?
– Был молод, горяч и глуп… захотелось свободы… не будь на тебе доспеха никогда бы не сказала, что ты паладин… ты хоть раз видел доминиканца? Они же прямые, как двери. Шаг вправо, шаг влево – расстрел. Никаких лишних мыслей, никаких компромиссов. Не люди – Господне орудие убийства. В народе ходят слухи, что, несмотря на духовный сан, паладины не имеют права, да и не могут вести богослужения…
– Это предрассудки и сплетни, – я не смог сдержать улыбки. – У нас в Храме кроме рыцарей и ученых мужей, помогавших взращивать новые поколения псов, никого не бы-ло. Обряды отправлялись поочередно старшими наставниками. И ты не права. В повсе-дневной жизни доминиканцы такие же люди, как и все. Свои шутки, свои проказы, осо-бенно, среди молодняка. В той жизни было все, что может быть в монашеском ордене. И дружба, и неприязнь, и интриги… Разумеется, служба Творцу, как словом, так и мечом прежде всего. Но в чем-то ты права. Порядки там были жестокие, однако я первый, кого это настолько не устроило. Еще ни разу за всю историю ордена никто из него не сбегал. И это-то после обряда посвящения, когда решение о дальнейшей судьбе отрок уже принял… Сейчас, если честно, даже не вспомню, что дало основной толчок.
– В прошлый раз ты мне так и не ответил. Жалел ли ты о своем поступке.
Я встретился с Элиз взглядом.
– Да, – слова сами сорвались с губ, ибо отвечать мне не хотелось. Себе-то я давно признался в собственной глупости, но вот признаваться перед кем-то… – И не раз. И чем дальше, тем все больше. Вот только, чтобы понять это, мне потребовалось больше десяти лет море грязи, крови, лишений, греха…
Девушка удовлетворенно кивнула, и отвернулась, показывая, что услышала, что хотела. Что ж меня это вполне устраивало. Окончание нового, не совсем приятного разго-вора.
Тяжело рассказывать что-либо о себе посторонним людям. Им всегда кажется, что для полного понимания не хватает еще одной детальки, и они начинают ковыряться в тебе заново. По крайней мере, так было у меня.
На привал мы остановились только поздним вечером. Дорога практически потеря-лась из виду. Несколько раз телега заезжала в такие дебри, что потом ее приходилось вы-таскивать. Плюнув, Тобиас решился на остановку. Разожгли костер. Поужинали. На ноч-лег девушки облюбовали телегу. Мы же с цвергом повалились прямо на землю, завернув-шись в пледы и вощеную ветошь, служащую для прикрытия поклажи от дождя.
Несмотря на здоровый дневной сон, отключился я довольно быстро.

* * *

Сколько я помнил, здесь всегда стоял полумрак. Особенно тени сгущались в стрельчатых проемах галереи, опоясывающей внутренний зал камней. Лишь небольшое витражное окно розы, рассекало мрак лучами закатного светила на мягкие уютные су-мрачные лоскуты. Они обволакивали, успокаивали, заставляли забыть о мирской суете.
Посреди зала высились три голубоватых образования, три монументальных, глад-ких, как стекло, окатыша. У них не было имен, но я знал и различал их всех с первого мо-мента сознательной жизни. Вот этот породил Фальеда, когда мне исполнилось шестна-дцать…
– Здравствуй, старый друг, – я погладил ферумида по глянцевому боку и тот ото-звался на мое прикосновение теплой волной.
Следом за залом камней было похожее помещение с той лишь разницей, что прямо посреди него был возведен широкий круглый бассейн, где, сколько я себя помню, плавали королевские карпы, привезенные из Минга. Все как раньше – три красных четыре золотых. Света здесь практически не было, но, по сути, он и не требовался. Благодаря тому, что бассейн питался водой через пещеры, пролегающие во чреве скал Святого Острова, вода сама приносила отблески солнца, многократно преломляя его лучи. Сейчас искусственный прудик пылал пронзительной зеленью.
– Ты пришел? – Я не сразу заметил тонкую невысокую фигурку, сидящую на пара-пете.
– Хитори?
Мальчик повернулся. Он был бледен. По лицу бирюзовой сеткой блуждали водя-ные блики. У ног тосийца развалилась большая рысь.
– Диханг? Но вы же…
– Мертвы? – Парень невесело усмехнулся. – Да, семпай. Мы оба мертвы.
– Это сон, – только сейчас я это понял с пугающей ясностью.
– Да, – снова улыбнулся мой покойный слуга. Против обыкновения, по-лютециански он говорил очень чисто. И даже звук «л» ему удавался без труда. – Это сон.
– Как странно, – я неловко почесал за ухом. – Мне уже так давно не снились хоро-шие сны.
– Ты считаешь, что это хороший сон, семпай?
– В нем ты жив. Что может быть в этом плохого?
Мальчик неопределенно пожал плечами.
– Как ты… там? – Осекся я, но потом, боясь ошибиться затараторил. – Ты ведь не просто плод моего воображения? Не отпечаток совести?
Тосиец звонко рассмеялся, и полностью повернулся ко мне, поджав под себя ноги на восточный манер:
– Я настоящий, семпай. Диханг, правда, здесь, только потому, что тебе этого хоте-лось. У животных ведь нет души. Вернее, Святого Духа. Ты это знаешь. Что же до меня… я в полном порядке… для некрещеного…
– Но, как?..
– Ты еще не догадался? Это все он устроил, – Хито указал мне за спину в сторону зала камней. Долгие годы он готовил тебя, подсказывал. Подводил к моменту, с которого твоя жизнь кардинально изменится. Вспомни, как это было? Альбреха ты нашел сразу же после того, как оборвал все связи с Самиром аль Капаром. Именно тогда-то и начались твои кошмары. Про Элиз. Да, ты грешил на клеймо войны, мол, сознание пытается выпу-стить наружу, отягощающую его скверну… Кинжал всегда лежал у тебя под подушкой, поскольку, как бы ты на него не грешил за непослушание, ферумид никогда бы не позво-лил кому-либо покуситься на жизнь спящего. И даже сейчас…
– Да, – вынужден был признать я, начиная понимать механику процесса, но еще не имея ни малейшего представления о причинах. – Сейчас и кинжал, и меч при мне. Оба – дети одного камня… И он на это способен?
– Общение с мертвыми? – Столь красноречивым и постоянно улыбающимся, я ви-дел Хитори впервые. В основном парнишка ограничивался короткими репликами, пред-почитая кивать и кланяться. Это у него выходило куда лучше, чем речь. Да и радоваться при жизни, если честно, ему было нечему.
– Он может и не такое. Дай только срок.
– Но к чему это все? Почему именно сейчас? Почему ты?
– Потому что ты уже ступил на путь своей судьбы, взявшись за дело Элиз. Потому что тебя мучила совесть за всех тех, кого тебе не удалось сберечь. Потому что за послед-ние годы, я был единственным близким тебе человеком…
Я не нашел что ответить. Все было именно так.
– Конечно, я тоже хотел попрощаться. Но меня мало кто спрашивает, – на миг лицо мальчика заволокла тень. – Элизабет говорила правду. Я не виню тебя. И ты перестань себя грызть.
– Постараюсь, – губы скривила невеселая усмешка. – Ты говорил, что я вступил на путь своей судьбы…
– Ты действительно хочешь знать, в чем она заключается?
Я подумал, но в конечном итоге отрицательно помотал головой:
– Это лишнее. Лишает иллюзии выбора.
– Они говорили, семпай, что ты так скажешь.
– Они?
– Всему свое время. Могу лишь сказать, что дальше будет много боли, много труд-ностей. Много ответственности. Держись, хозяин. И оставайся тем, кто ты есть.
Хитори наклонился, почесал Диханга за ухом, и обоих поглотила косая тень.

* * *

–Нет… пусти… ты не понимаешь…
– Ш-ш-ш… тише… тише…доча…
– Люди с головами песьими и помыслами шакалов… взалкавшие не объедков… но всей добычи… Кровь прольется… прольется…
Сон бежал меня мгновенно. Я уже был на ногах с обнаженным мечом, когда уда-лось разглядеть всю картину целиком. У телеги возились Тобиас и Абигель. Они катались в траве, и у меня, сперва, даже возникли не совсем чистые домыслы на счет взаимоотно-шений между отцом и дочерью. Но когда цверг с большим для него усилием таки скрутил бедняжку, и стал привязывать ее к колесу телеги, я не сдержался.
– Что происходит? – сказано было достаточно сурово, чтобы мучитель обратил на меня внимание.
– Не вмешивайтесь, отче, в то, чего не понимаете, – отмахнулся цверг, продолжая споро вязать сложные узлы.
– Не хотите пояснить? Это же сущее насилие.
Тобиас закончил свое нелегкое дело и с тоской окинул мечущуюся дочь взглядом.
– Она сейчас сама не своя, – в его голосе звенели слезы. – Поверьте, отче, так надо. Я и так делаю все возможное, чтобы помочь ей.
– Это одержимость? – Я уже решительно воздел руку, пальцы коей были сложены в Символ Десницы Его, но цверг с раздражением отпихнул ее.
– Нет, это не одержимость.
– Вы уверены?
Тобиас на секунду смешался:
– Во всяком случае, не бесами. Порой я мечтаю, чтобы все было так просто. Повел бы тогда ее к экзорцисту, и дело с концом.
– Она больна?
Цверг повернулся ко мне. Его лицо искажало презрение:
– Не лезьте, отче, в жопу без мыла. Мы, по-моему, обо всем договорились. Вы не спрашиваете – мне не приходится вам врать.
– Ей нужна помощь.
– Не ваша. Здесь вы со всеми вашими обрядами бессильны.
Я кинул, принимая его отпор, как данность, и мы молча отошли к потухшему кост-ру. Обоим спать расхотелось. Присели, подкинули дров, плеснули масла. Сырые дрова вспыхнули мгновенно.
– Прошу прощения, Тобиас, – осторожно начал я. – Абигель куда-то хотела идти…
– Ее все время куда-то черти несут, – пробурчал цверг успокаиваясь. – Глаз да глаз нужен. Временами мне кажется, что я больше этого не вынесу…
– Что за постройку вы взорвали на старом кладбище. Ведь это вы заложили порох, не так ли.
– Просил же вас… как человека… – вздохнул мой спаситель. Потом махнул рукой. – Да не знаю, я что это. Возле подобных мест Аби становиться совсем худо. Это уже тре-тье…
– Как вы их находите?
– Да вот так и нахожу. Все через дочкины муки. Если бы не ее ночные припадки можно было бы жить по-людски. Вы вообще видели, как это все выглядит?
Я помотал головой.
– Вам очень крупно повезло. А вот я видел. Будете? – Цверг протянул мне метал-лическую флягу.
– Что это?
– Скотч.
Я пожал плечами и принял угощение. Глотнул. Вкус был странный. Словно кто-то прокипятил подошву хорошо поношенных кирзовых сапог, а потом залил это крепчайшим самогоном, но было в этом что-то… приятное, что ли… необычное.
– Нехорошие это места, отче. Темные. Не будь острой нужды, я бы к таким никогда не подошел бы и на пушечный выстрел.
– Это может быть как-то связанно с тем, что земля на кладбище оказалась осквер-ненной?
– Шутите? – Тобиас хохотнул.
– Нет, вполне серьезно, – и я рассказал спутнику про наши полуночные баталии.
Тот слушал, лишь многозначительно причмокивая.
– Ну, отче, – выдал он, когда повествование закончилось. – Могу сказать, что вы родились с серебряной ложкой во рту. У вас очень сильный ангел-хранитель. Хвала Гос-поду, я такие передряги могу воспринимать, исключительно, как страшилку на ночь.
– Увы, друг мой, это у вас очень сильный заступник. Вы в такие передряги вообще не попадаете.
Тот лишь невесело скривил губы:
– Я, судя по всему, нагрешил где-то в ином месте.

* * *

С семейством цвергов мы распрощались на том самом, ранее упомянутом, пере-крестке ближе к полудню. Руку Тобиас жал крепко. Даже для меня это не прошло неза-метно. Пожелав удачи, и следующей встречи при более благоприятных обстоятельствах, наш спаситель увел телегу дальше. Абигель же напоследок даже не удостоила недавних попутчиков взглядом. То ли она записала меня в ряды мучителей оттого, что я не соизво-лил ей помочь. То ли с самой ночи находилась в прострации. Сейчас это было уже неваж-но.
Я перекрестил удаляющуюся повозку, вздохнул, и повернулся к Элиз.
– Странная парочка, – задумчиво проговорила она, и первая направилась по едва различимой тропке в сторону холмов, высящихся в отдалении.
– Во всяком случае, не менее странная, чем мы, – так же тихо сказал я. Девушка меня не услышала, да, собственно, этого и не требовалось.
Шли мы довольно быстро. Вещей-то у нас осталось всего ничего. Одна пара се-дельных сумок с минимумом пожитков, меч и кинжал. Клинки я рассовал меж пластин доспехов, благо броня была живая и могла изменять месторасположение деталей панциря. Скажем, длинный клинок, весьма удобно лег между лопаток, а Альбрех неплохо угнез-дился, зажатый бедерными щитками. Сумки же я закинул на плечо. Само собой, моя нанимательница против такого распределения труда не возражала, и даже наоборот, вы-ступила инициатором этой идеи, мотивировав это тем, что я, мол, рыцарь, мне и тяжести таскать. Логично. Обоснованно. Но нагло. Это даже забавляло, и обнадеживало. Раз де-вушка имеет силы и настрой для подобного поведения, значит, не все так плохо.
Холмы сменялись лугами. Луга хвойными перелесками. Здесь уже практически не было лиственной растительности. Песчаная почва не располагала к таковой. Зато чуть ли не на каждом шагу встречались грибы. С подачи Элиз мы переложили почти все содер-жимое в одну из сумок. Вторую же она в течение пути планомерно наполняла под-ножным кормом. Я не возражал. Все-таки меню нужно хоть чуть-чуть разнообразить. На одном вяленом мясе долго не протянешь. Что до круп, кои нам предлагал отсыпать Тоби-ас, то мне пришлось вежливо отказать. Кашеварить нам было не в чем. Да и не столь долгий поход намечался, чтобы всерьез озаботиться капитальным снаряжением. Как-нибудь перебьемся.
Нам катастрофически везло. За все время ни попалось даже намека на пребывание в округе человека. Складывалось впечатление, что здесь вообще никогда и никого не бы-ло. Девственный участок дикой природы. Таких в наш просвещенный век становиться все меньше. Еще лет сто, максимум, двести, и с ними будет вообще покончено.
Один раз мы напали на след медведя. Совсем еще свежий. Разминулись с ним бук-вально на какие-то минуты. Держу пари, косолапый гигант не сильно обрадовался бы та-кой встрече, так что, нам оставалось лишь радоваться, что рандеву не состоялось.
Дважды в кустах что-то возилось, сопело и чавкало, но к нам оно явно выходить не спешило. Что ж, тем лучше для него.
Одним словом, не знай, я, что у нас на хвосте висят два чернокнижника, подобная прогулка вызвала бы массу положительных эмоций. Но пока мы не добрались до корабля, я каждую секунду был наготове, хотя и понимал, что раньше ночи неприятностей ждать вряд ли придется. Зная теперь, с кем их свела судьба, малефики рисковать не будут и до-ждутся мига, когда их зверье будет на пике своих возможностей.
– Может, сделаем привал? – Элиз начала канючить, когда солнце коснулось верху-шек вездесущих сосен лишь самым краешком.
– Рано. Мы еще не прошли намеченного пути, – сухо отозвался я.
– Намеченного кем?
– Мной.
– Уже стемнело. Идти по этому бурелому… тут сам… – девушка осеклась, вспом-нив, кого не стоит поминать, чтобы не навлечь на нас новую порцию проблем с рогами и копытами. – Кто угодно ноги себе переломает.
Я собирался возразить. С тоской посмотрел на солнечный диск, алеющий меж дре-весных стволов, проследил полет первого нетопыря, вздохнул и сбросил сумки на землю. Как ни опасно было останавливаться, а мне не улыбалась перспектива тянуть впослед-ствии выбившуюся из сил Элизабет на себе до самого побережья. Конечно, я понимал, что в конечном итоге так все и сложится, но уж если нами придется срочно задавать стрекача, хоть первое время девушка сможет облегчить мне задачу.
– Что ж. Ты платишь, ты и музыку заказывай, – вымученная улыбка не нашла от-клика на девичьем лице. Моя нанимательница, где стояла, там и упала наземь, тут же при-нявшись стягивать с себя сапоги.
– Не передашь карту? – Она протянула руку, приняла потрепанный лист бумаги, и принялась ее изучать. Я пока собрал хворост и расчистил место от прошлогодних иголок.
– Мы где-то здесь? – Девушка ткнула пальцем.
– Да, но это очень приблизительно, – я уже нанизывал грибы на прутики.
Элиз скривилась:
– Плохо. Если будем двигаться в том же темпе, прибудем в бухту дня через два-три.
– Я тебе об этом уже говорил. Только от слов все равно толку мало. Альтернативы-то, как таковой, у нас нет.
– Нет, – согласилась, моя нанимательница.
К тому времени, как я развел костер, стемнело окончательно.
– Этьен, скажи, у меня есть возможность попасть в Горние Кущи?
Вопрос застал меня врасплох. Я и сам после встречи с Макотой заставил себя сми-риться с тем, что до бухты мы можем и не добраться, но вот что касается Элиз… Мне сто-ило недюжинных усилий всем свои видом выражать уверенность и оптимизм, дабы не провоцировать упаднические настроения своей спутницы. Как оказалось, приложенных стараний не хватило.
– Рановато ты собралась на тот свет, – пробурчал я, ни на миг не прекращая возить-ся с костром.
– И все-таки, – не унималась девушка.
– Каждый может попасть в Горние Кущи. Если хочешь, я могу тебя исповедать. Это повысит твои шансы на Суде. Извини, на другие обряды нет ни времени, ни средств…
– Что ты, что ты. Исповедь это хорошо. Вот только…
– Что? – Я усмехнулся. – Может ли такой грешник, как я стать проводником Благо-дати?
Элиз красноречиво потупила взор.
– Мы еще живы. Инфернальные сущности бегут от моих молитв. Не это ли лучшее доказательство того, что Господь еще от меня не отвернулся? Что же до моих грехов, то за них отвечать мне и только мне. На таинстве это никак не скажется.
Секунду девушка колебалась. Потом молча подползла ко мне и встала на колени, низко склонив голову.
– Исповедуйте меня, отче.
Я выдохнул, выпрямился. Достал из-за спины меч и воткнул его в землю перед де-вушкой.
– Возложи руки на эфес, дитя мое, – голос норовил сорваться от напряжения. Хоть я и говорил, что мои грехи не должны были сказаться на обряде, самого меня терзали смутные сомнения. Если Господь не захочет принять служение такого, как я?.. Но Элиз этого знать не следовало. Еще один грех в мою копилку, и маленький грошик в ее. За не-ведение.
Девушка говорила долго. В целом ничего страшного и сверхъестественного она не совершила. Если бы можно было так выразиться, я бы сказал, что набор грехов был стан-дартным. Одним из тех, кои люди замаливают каждую неделю на исповедях, но соверша-ют снова, стоит им покинуть пределы храма. Правда, один момент меня смутил. Но это уже были мои личные трудности. Элиз призналась, что не раз и не два рассматривала мою персону, как объект вожделения. Что ж, думаю, сие было вполне закономерно, ибо регулярные согревания друг друга обнаженными телами не пронесли эту чашу и мимо меня в том числе.
Однако, я даже ухом не повел. Дослушал все до конца. Осведомился, не осталось ли чего из того, что девушка не выдает в силу стеснения своего, хотя после такого откро-венного признания, вопрос прозвучал казенно.
– Я бы предложил тебе прочитать «Pater noster..» тридцать три раза или «Ave Maria», но боюсь, что тогда у тебя не останется времени на сон.
Взгляд Элиз из покорного и благоговейного сделался осуждающим:
– А вот глумиться, отче, было необязательно.
– Я не глумился.  Девять раз «Pater noster» и пять раз «Ave Maria». И побольше смирения, дитя. Я сейчас твой исповедник, а не наемный головорез.
– Простите, отче.
Прочитав краткую молитву, держа руку возложенной на макушку девушки, я осе-нил ее Символом благословения.
Уж не знаю, помогло ли это на самом деле. Во всяком случае, моя нанимательница стала вести себя куда спокойнее.
– Что ж, теперь можно и поужинать, – я выхватил клинок из-под пальцев Элиз и вернул его за спину. – Не знаю, как пройдет ночь, но стоит набраться сил. Завтра тебе не удастся давить на жалость и тормозить наше продвижение.
– Я и не давила, – девушка насупилась. – Сколько бы мы еще прошли в сумерках?
Прикинув, я лишь пожал плечами. В сущности, она была права. Но ощущение, что каждый наш привал – это форменная потеря драгоценного времени, никак меня не поки-дало.
Поев, мы вместе вознесли молитву на сон грядущий. Затем я обнес стоянку загра-дительным кругом, подкрепив его, как и прежде, Символами. Оставалось надеяться, что здесь, в глуши, где не ступала нога человека, защита окажется более стойкой к вероятным нападками врага.
Впрочем, нормально выспаться нам так и не дали. Приблизительно в середине но-чи, когда обглоданная, словно сыр половинка луны еще не собиралась сдавать позиции утренней зоре, а брачные игры нетопырей над нашими головами были в самом разгаре, нас разбудил низкий свистящий рев. Небо на миг затмило три тени.
Но как раз этот факт не в полной мере достиг пробудившегося сознания. А вот то, что искры, срывающиеся с угольев потухшего костра, окрасились пронзительной зеленью, моментально прогнало сонливость из членов.
Элиз уже была на ногах. Взгляд загнанный, перепуганный, но в каждой руке по пистолету.
– Что ты там говорила на счет ночных передвижений? – Мрачно проронил я, нето-ропливо поднимаясь с земли и трогая рукоять Фальеда. Та была неправдоподобно теплой. Я бы даже сказал, болезненно теплой.
Девушка смерила меня умоляюще-негодующим взглядом, и первая бросилась в ночной лес.

* * *

Вода была ледяная. Она жгла кожу лица и заставляла челюсть сжиматься, но, тем не менее, Дельмар продолжал втирать студеную влагу, силясь смыть лихорадочный жар. Нервное перенапряжение, кое он испытал, откровенно вмешавшись в поединок между Макотой и рыцарем, легло сверху оплаты за пользование «поцелуем тьмы». Все тело била крупная дрожь. Малефика уже дважды вырвало, и он чувствовал, как новый ком подсту-пал к горлу. Горький, липкий ком желчи.
Позади, привязанный к дереву мерин нервозно вздрагивал при каждом страшном звуке, коими сопровождался недуг ателийца.
Антонио было так плохо, что он сперва даже не придал значения звону в ушах, и болезненному ощущению в области затылка. Но неудобства только нарастали, даже и не думая прекращаться. Некромант сочно выругался и простер руку над водной гладью. Вы-зов был сейчас совершенно не к месту.
Поверхность небольшого ручейка, заиленная и взбаламученная стараниями чер-нокнижника, в один миг приобрела спокойствие и чистоту зеркала, из коего на него взи-рало раскрасневшееся от ярости лицо Владыки Греода. Рядом с троном грандмалефактора Дельмар разобрал еще одну фигуру. Пока что человек скрывался в тени, но по его движе-ниям было видно, что взволнован он ничуть не меньше верховного мага.
– Брат Дельмар, – и малефик похолодел. Он знает, мелькнула краткая мысль. Впро-чем, ателиец против обыкновения не спешил бить тревогу. Если Владыке действительно известно о маленьких шалостях подчиненного, наказания не избежать. И противиться этому не имело никакого смысла.
– Рискну предположить, что ты в курсе недавних событий, – грандмалефактору стоило огромных трудов говорить с привычной пылью в голосе.
– Прошу прощения, Владыка? – Потупился Антонио.
– Мне известно, что ты позволил Ваторе самому наказать нарушившего слово, наемника.
– Да, Владыка.
– Что ж. Неоправданное благородство с твоей стороны. Ватора лично взялся за устранение неугодного, и потерпел поражение в последней стычке с ним. Ты знал об этом?
– При всем почтении, Владыка, я слежу за целью, не позволяю ей скрыться, но мне совершенно неведомо об успехах или провалах многоуважаемого легата.
– Теперь ты в курсе, – грандмалефактор шумно втянул носом воздух. – Думаю, ты сделал соответствующие выводы из этого.
– Вероятно, – осторожно проронил Дельмар.
– Этот человек оказался куда опаснее, чем я мог себе представить, раз смог проти-виться чарам третьего легата Сумеречного Легиона. Мало того, как стало известно мы не единственные, кто жаждет крови ослушника. Вняв призывам наших единомышленников, я пришел к выводу, что в данную секунду нет ничего важнее, чем решить проблему быст-ро и эффективно. Единым мощным ударом. Сегодня утром я прибыл в Гецбург в сопро-вождении двух центурионов. Они уже выдвинулись по вашим следам. Надеюсь, Дельмар, ты не потерял цель из виду.
– Никак нет, Владыка, – некромант склонил голову еще ниже, чтобы скрыть улыб-ку, норовящую растянуть его губы. Он добился того, чего хотел – попал в эпицентр чего-то серьезного. Настолько серьезного, что Малефактория не брезгует приобщать к полевой работе колдунов средней руки. Теперь оставалось только не ударить лицом в грязь. Изва-лять в ней всех: соратников, начальство – но только не себя самого.
Грандмалефактор тем временем продолжал:
– Покажи, где ты.
Антони бросил краткое заклятие, и Владыка Греод кивнул:
– Ты ближе к цели, чем Ватора. Он уже встретился с моим эскортом и нагонит тебя минут через десять.
Только сейчас до Дельмара дошло. Три Сумеречных Легионера в одном месте. Да они здесь все превратят в небольшой филиал ада. Выставлять такую силищу против одно-го воина. Пускай и Пса Господнего – нецелесообразно. А он-то им зачем? Жалкий фокус-ник пятого круга? Чем он сможет помочь троице боевых чернокнижников?
Собственно, именно эту мысль он и озвучил своему повелителю, опустив лишь факт своей осведомленности о происхождении лжебарона.
– Обстоятельства сложились таким образом, брат Дельмар, что может понадобиться любая помощь. Ослушник не должен пережить эту ночь. Я ясно выражаюсь? – Желваки заходили под седой окладистой бородой грандмалефактора. Он злился. Злился на себя, за изменившее ему терпение. Злился, что ему нужно быть откровенным с таким ничтоже-ством, как его нынешний собеседник, и ателиец это прекрасно понимал.
– Да, Владыка! Яснее не бывает, – отозвался младший колдун.
– Я знаю, – Греод откинулся на спинку своего трона черного дерева. – Знаю, о тво-их амбициях. И не могу не поощрять такой целеустремленности, брат Дельмар. Но сего-дня вы все должны позабыть о личных распрях. Считай это моей персональной просьбой.
Антонио кивнул со значением. Он прекрасно отдавал себе отчет, что если Владыка что-то просит, то последствия за невыполнение будут куда хуже, нежели после наруше-ния его прямого приказа.
– Ватора уже получил аналогичные инструкции. Дождись Легион, и действуйте немедля.
Грандмалефактор повел рукой, и водная гладь подернулась рябью и илом. За миг до разрыва контакта, Дельмар заметил, что фигура рядом с троном двинулась, и по одежде неизвестного скользнул какой-то зверек. Не то хорек, не то куница… Одно было ясно – спутник верховного некроманта был Благородным, а это могло значить только то, что лжебарон де Лагранж умудрился каким-то образом наследить в политической среде, за что его там конкретно невзлюбили.
Дельмар поднялся с колен. Как не странно, но разговор с повелителем, заставил его позабыть обо всех давешних недугах. Разумеется, лихорадочный жар еще не прошел, но тошнить перестало.
Солнце только начинало закатываться за холмы, где маячил очередной реденький перелесок. Коснувшись, шнурка из шерсти жертвенного козла, Антонио определил место-положение цели. Не так уж и далеко. Всего несколько часов ходу.
Когда позади испуганно заржала лошадь, ателиец смог полностью подавить нерв-ную дрожь. Ему даже удалось нацепить маску невозмутимой беззаботности.
– Господа Легионеры, – за неимением шляпы, он коснулся пальцами краешка ка-пюшона. Желать здравия чернокнижнику считалось дурной приметой, и все же попривет-ствовать будущих соратников стоило.
Их действительно было трое. Все в неизменных серых шинелях с алым кантом. С татуированными бритыми головами. Возглавлял мрачное шествие Ватора собственной персоной.
– Брат Дельмар? – Легат осклабился. – Не могу сказать, что рад нашей встрече.
– Взаимно, но у меня есть инструкции от самого Владыки.
– У нас тоже, – отозвался вместо Ваторы незнакомый колдун.
– Значит, словесные дуэли придется отложить, – гадко улыбнулся Антонио. – Про-шу следовать за мной. Мне известно, где сейчас наш ослушник.

* * *

Лунный свет не только не давал маломальского обзора. Он откровенно мешал. В его зыбких лучах, темные силуэты хвойной растительности становились смазанными пят-нами. Ветер неистово свистел в ушах, напрочь, лишая возможности ориентироваться по звуку. Сейчас я разбирал только стук крови в висках да истеричные всхлипы Элиз. Забег давался ей не так хорошо, как мне. Хотя и ваш покорный слуга видел в этом огромный минус. Бег лишал возможности читать заградительные псалмы вслух. Оставалось уповать на то, что мои мысленные обращения будут столь же звучны для Создателя, как и устные.
Слева мелькнула тень и Элиз разрядила один из пистолетов, предусмотрительно заряженных солью остатками четок. Тварь взвизгнула, споткнулась и кубарем ушла в овраг. На какое-то время ее можно было не опасаться. Однако справа уже, сминая хвою и испуская инфернальные хрипы, нам наперерез неслось что-то большое и грузное.
Я выбросил руку, пальцы коей формировали Символ. Ладони коснулся жар, и тьму разорвал истошный визг, а по глазам полоснуло голубое пламя, бьющее из раны – точной копии сотворенного Знака. Тварь попалась сильная. Утробник или Глотатель. Впрочем, ее тоже можно было пока что списать со счетов.
Дальше было хуже. Более-менее ровный участок кончился, и начались сильные пе-репады почвы. Лес сгустился до такой степени, что я стал всерьез жалеть о своих выска-зываниях в адрес луны. Отсутствие света все усложняло. Один раз Элиз чуть было не уго-дила в неглубокий овраг. Я едва успел ее подхватить. Неминуемой гибелью это не грози-ло, но серьезными травмами – бесспорно. Еще раз девушка чуть было не влетела в ствол стройного высокого кедра. А ведь у меня не было возможности следить за своей спутни-цей постоянно. Количество обступающих нас тварей все возрастало.
Самое страшное, что призвать такое полчище инферналов одному малефику было не под силу. Следовательно, у нас на хвосте висело несколько некромантов, причем ран-гом не ниже приснопамятного Ваторы.
Тройка тварей возникла с ужасающей скоростью. Рогатые, смердящие, обтянутые неравномерным мускульным каркасом демоны образовались сразу с трех сторон. Их ко-стяные клинки засвистели практически одновременно, и мне стоило немалых усилий уйти от первых двух атак, адресованных мне, и парировать ту, что предназначалась девушке.
Воины ада – это вам не тупые мясники, но и не Макота.
Первого я развалил от плеча до бедра. Блокировал выпад второго, отсек кисть, и на возвратном движении обезглавил. Костяной меч третьего чиркнул по доспеху, но не про-шел броню, хоть и сбил мне дыхание. Я развернулся и разделил тварь на две половины по линии пояса. Фальед сек легко. Он не умел застревать, напарываясь на кости. При долж-ной сноровке владельца, ферумид рассекал все уплотнения, словно желе.
Этот раунд закончился, прежде чем Элиз успела пробежать двадцать ярдов. Так что я очень быстро ее нагнал.
Нагнал и тут же бросил вперед, подставляясь очередному исчадию, похожему на змею из костей черепов и слезящегося мяса…
Я бежал, сек, рубил, припечатывал Символами, и снова бежал, сек и рубил. Доспех, лицо, волосы, меч – все было залитой черной вонючей жижей ихора. Он был повсюду. Горчил на губах, заливал глаза, затекал в уши.
А тварей становилось все больше и больше. Они накатывали волнами. Вперемеш-ку. Летающий, ползающие, прыгающие, скулящие, смеющиеся, рычащие, матерящиеся. Одни из них были весьма сильны и разумны. Другие же мало чем отличались от живот-ных.
Я метался вокруг бегущей девушки, на пределе возможностей. Как тогда во время боя с Макотой, а, может, даже и быстрее.
Я был сразу в двух местах. Держу пари, Элиз меня даже не видела. Нет, она отме-чала мое присутствие. Слышала вопли злобы и боли, распадающихся на аккуратные ку-сочки демонов. Чувствовала жар Фальеда, свистящего в опасной близости. Но ее восприя-тие все равно было слишком пассивным, чтобы в полной мере осознать, на что способно орудие Господне в борьбе с материальными врагами рода людского. Да ей, впрочем, как и мне, сейчас было не до осознания.
Колдун появился совершенно внезапно. Я лишь успел отметить, что это был Суме-речный легионер, но не Ватора. Ума не приложу, как этот гад сумел нас обойти. Разве что мы бегали кругами. С этих безбожников станется глаза отвести. С другой же стороны мо-литва в моем сознании не угасала ни на секунду. В какой-то миг мне даже показалось, что я слышу хор. Это было столь явственно, что попросту не воспринималось за правду.
Некромант замер ярдах в пятидесяти и все же нанес по воздуху серию грамотно по-ставленных ударов – два прямых руками, боковой ноги в голову и на том же движении в прыжке – проносящий с разворота.
В глазах разом потемнело, под крышкой черепа взорвалась ручная бомба, словно маг и не стоял в отдалении, а бил в полный контакт, стоя вплотную. Элиз взвизгнула. Благо, земля в этом месте имела уклон, и мое падение продолжилось с той же скоростью и в том же направлении, прямо под ноги обидчику. В этом колдун реально просчитался, поскольку на выходе из своих безумных перекатов, я таки достал его, распоров от паха до грудины.
Группа инферналов, устремившихся, было, к нам, резко изменили направление и облепила еще живого заклинателя. У меня не было ни времени, ни желания наблюдать, во что превратился боевой маг. Но его удар не прошел даром. Определенную долю концен-трации я все же потерял. Из носа и ушей хлынула кровь.
Из-за спины доносилась брань, визг, скрежет, стрекот, посулы адовых мук.
– Не уйдешь, пес, – дохнул в самое ухо почти ласковый голос Макоты. Легион не смог удержаться от того, чтобы не принять участие в столь знатной травле рабов Божьих.
На краткий миг мне показалось, что мы с Элиз давно уже и не живы вовсе, а сия гонка не что иное, как отображение наших самых страшных кошмаров. Но я пока мог со-противляться, имел силы и возможности оборонить себя и спутницу. А большего мне в сей миг и желать не приходилось.
Почки взорвались адской болью, словно в поясницу врезался кузнечный молот. Не иначе второй Легионер вступил в игру. Сцепив зубы, я схватил Элиз за талию, прижал к себе и ускорился, на сколько хватало моих сил. Нужно было выиграть хоть пару десятков ярдов.
Лес кончился мгновенно пологим обрывом. И тут же в лицо ударил яркий желтый свет.
– Ложись! – Донеслось откуда-то издалека по-лютециански, но мы с девушкой и так уже летели кубарем вниз по склону. Боевой некромант все же умудрился достать ме-ня. Это было всего лишь внушение, но лодыжку будто сломали…
И вот тогда-то за нашими спинами разверзлись врата ада. Грянул гром, стрекот, хлопки. От нестерпимого жара, дохнувшего в спину, волосы на затылке задымились и свернулись колечками. Гудело пламя. Истошно выли демоны, а прерывистый грохот все не прекращался. Когда же он, наконец, стих, я понял, что ничего не слышу.
– Вставай, – губы шевелились, но слова так и не прозвучали. Элиз была потеряна не меньше моего. Движения вялые, сомнамбулические. Мутный взгляд устремлен куда-то вдаль.
– Вставай! – опираясь на меч, я помог подняться девушке.
Звон в ушах стал потихоньку проходить, и вновь зазвучал хор десятка голосов. Церковное пение посреди ночного леса в такой глуши, да еще рядом с прорывом инферно воспринималось в высшей степени подозрительно и дико.
Я обернулся. Там, откуда мы пришли, бушевало пламя. Оранжевые языки взлетали выше иных сосен. Огонь был чистым, неоскверненным. Совсем редко в нем мелькала прозелень, но не более того.
Прямо перед стеной нестерпимого жара металось с полдюжины темных несураз-ных фигур. Все горели. Все истошно выли, ревели, верещали.
Тем временем хор возвысил голоса. Они уже звучали совсем рядом. Я повернулся к свету прожекторов, нещадно бьющих по глазам. В контражуре плотным строем, со-мкнув широкие щиты, к нам приближалось двенадцать человекоподобных существ. Именно они пели церковные гимны, глухо расползающиеся по округе из-под плотно сдвинутых забрал.
Не соображая, что делаю, я стал, заслоняя собой Элиз и подняв меч навстречу гос-тям. И все же, когда они подошли на расстояние удара, внутренний голос предложил мне подождать. Двенадцать рыцарей, чьи доспехи против моего, ребристого, были гладкими и, усилиями ученых мужей Святого Острова, более похожими на свои древние аналоги, миновали нас, лишь плотнее сомкнули строй, отгораживая от возможных атак нечисти.
– Назад, – гулко лязгнуло из-под шлема. – Отступаем.
Я не стал противиться, и, закинув руку тяжело дышащей Элиз себе на шею, побрел навстречу свету. Доминиканцы стали пятиться следом.
Ярдах в пятидесяти нас встретили стволами газоразрядных винтовок Гельца еще человек сорок в самой разнообразной форме. На одних были коричневые мундиры порто-вой полиции. Цвет формы иных был грязно-рыжий. Где-то я его уже вдел. Обязательно вспомню, где, когда мозги встанут на место…
От вида полиции, мурашки рефлекторно пробежались вдоль хребта, но и здесь произошло то же, что и с доминиканцами. Казалось, всю эту вооруженную братию наши персоны вовсе не волновали. Стволы ружей даже не шелохнулись, когда мы с Элизабет миновали кордон.
Я был слишком выбит из сил и растерян, чтобы удивляться хоть чему-то. Сейчас все воспринималось, как данность. А неудобные вопросы будут потом…
Десятью ярдами дальше располагались и сами источники огня и света. Три Альба-троса скалились жерлами в сторону догорающего перелеска. У их когтистых лап, чадя и позвякивая, замерли шесть паровых доспехов «Колос-15», чьи громадные револьверы сле-зились клубами дыма, остро пахнущего оружейным газом.
Всех тех, кто собрался под прикрытием механизированной кавалерии, я знал в ли-цо, и надо признаться, этой встрече был не рад. Да их вмешательство спасло нам с Элиз жизни. Но какой ценой. И если от Алонсо де Нарьега никакого особенного подвоха я не ждал, то фройлен штабс-капитан Ингрид фон Альвард в сопровождении корнета пор-товой полиции из Дома Альбатроса, и уж тем более Патриарх Гинар могли мне серьезно осложнить дальнейшую судьбу.
– Ваше императорское высочество, – проговорил корнет, глядя в землю и склоня-ясь в глубоком поклоне.
– Рада, что вы добрались успешно, ваше императорское высочество, – фройлен штаб-капитан сотворила неуклюжий реверанс, хотя и была в мундире и при сабле. Сразу становилось ясно, что графине был куда привычней армейский «салют», нежели светские па.
Императорское высочество? Что они говорят?
Я воззрился на Элиз. Не может быть. У Августина VII не было наследников. Или все-таки может? Хотя, при чем тут Старый Барс? Нынче коронации ожидает Люмьер де Ланьи. Следовательно… Нет, не зря я подозревал, что с девушкой не все так гладко, как хотелось бы. Проработав длительное время на побегушках в среде Синдиката, она все равно оставалась слишком воспитанной для этой среды. Простолюдины без образования и должного ухода так не строят свои фразы. А еще она катастрофически не умела врать, чего не может позволить себе ни один ребенок, выросший на улице.
Подумать только я оберегал будущую императрицу всего Архипелага.
– Ваше императорское высочество… – Гинар стоял, спрятав руки в широкие рукава своей груботканой рясы.
Что ж, пожалуй, и мне стоит отдать дань уважения августейшей особе. Надеюсь, меня не станут судить прямо здесь. Позволят хотя бы проявить положенную этикетом лю-безность…
Воткнув меч в землю, я тяжело опустился на одно колено. Глаза Элиз поползли из орбит. Вероятно, она только сейчас поняла, что происходит. Она переводила растерянный взор с меня на патриарха, и снова на меня.
– Ваше императорское высочество… – Голос патриарха прозвучал над самым ухо. – Ваше императорское высочество… сын мой, что вы делаете?
Я поднял взгляд на своего бывшего начальника.
– Да-да, я к вам обращаюсь, месье, – глаза старого вояки смеялись. – К законному наследнику славной фамилии де Ланьи, сыну Люмьера де Ланьи из лютецианского Дома Лиса – нынешнего некоронованного императора. Встаньте же.
– Это, наверное, какая-то ошибка, – я понял, что ровным счетом потерял какую-либо ориентацию в происходящем. – Я не…
Начал и запнулся, встретившись глазами с главой ордена святого Доминика. Это был человек без чувства юмора, который не любил врать, когда этого не требовала остро-та положения. Сейчас он говорил чистейшую правду. Во всяком случае, он в это верил.
– Пойдемте, Ваше императорское высочество, – промурлыкал патриарх, беря меня под руку, игнорируя мое облачение. Вне всякого сомнения, он помнил меня в лицо еще мальчишкой. И я ждал от него каких угодно слов, но только не того, что стало на меня проистекать, словно из устьица фонтана с вином. – У вас была тяжелая дорога. Вам стоит отдохнуть в тепле уюте и безопасности. А вопросы? На все вопросы вам ответит Ваш ав-густейший родитель. На что не сможет он – дополню я. Но это не сегодня.
Все еще сбитый с толку, я заглянул в глаза каждому из присутствующих. О нет, они тоже не шутили. И даже Элизабет с трепетом потупила взор. Для нее-то, держу пари, нынешняя сцена отнюдь не была неожиданностью.
– Пойдемте, же, – продолжал ворковать глава ордена святого Доминика. – Здесь по-прежнему небезопасно. Вы и сами знаете, что орудийный залп лишь останавливает нечисть, но не изгоняет, а ваших братьев по цеху здесь слишком мало, чтобы развязывать Армагеддон в миниатюре.
Мне ничего не оставалось, как сконфуженно кивнуть в знак согласия и позволить увлечь себя к пироптерам, нервозно грохочущих чугунными перьями.

* * *

Ватора рыдал, срываясь на смех. При всем том, что его великолепная, ухоженная шинель превратилась в лохмотья, лицо покрывала копоть, с левой руки лоскутами слезала кожа, правый глаз вытек, а ноги были неестественно вывернуты, воспринималось это ис-ключительно жутко.
Дельмар не знал, радоваться ему или огорчаться. Его-то вообще не зацепило. Если не учитывать, пары ссадин, глубокого пореза на бедре, и сажи, вымаравшей всю одежду, ателиец отделался легким испугом. Ну и временной глухотой на оба уха, коя, впрочем, уже стала проходить. С какой-то отрешенностью, он наблюдал, за тем, как гордый, занос-чивый Легионер корчится нынче на земле, старясь перевернуться на бок.
– Ты знал, что это была ловушка? – Антонио опустился на землю. Попробовал про-тереть лицо грязной рукой, но лишь сильнее размазал жирную сажу.
– Мы не успели…demit… – в истерике проревел легат. – Этого следовало ожидать. Это все из-за тебя, сучий ты потрох. И не нужно сейчас корчить комедию, будто ты не-винный агнец.
Боевой некромант рассмеялся сквозь плотно сжатые зубы. Он таки перевернулся на левый бок. Скривился, когда сырая почва вгрызлась в страшнейшие ожоги, но болевой шок пока еще удерживал малефика от полного беспамятства. Обсидиановым кинжалом он уже выводил на земле простенькую руну. Не далее, как неделю назад, Делмар сам пользовался свойствами такого же символа.
– Думал, я не способен понять, кто стал виновником того, что доминиканец ушел от меня в первый раз? На том кладбище? Ты все время был рядом… и не отпирайся… твоя метка пылала на телах демонов, что вмешались в поединок пса и Легиона. Захотел возвыситься за чужой счет? Так вот, что я тебе скажу, honey…
Ватора взял рукоять ножа в зубы, резко провел по лезвию ладью, и припечатал ру-ну кровью. По лицу чернокнижника пробежала секундная тень, а потом пришло выраже-ние блаженства. Поцелуй тьмы начинала действовать. Полчаса и боевой некромант вновь сможет ходить. Разве что утерянный глаз ему вряд ли кто-то вернет. Увы, но демоны не имеют власти выращивать новые органы. Собственно, и лечить они так же не могли. Соль заклятия заключалась в том, что травмы исцелялись за счет ухудшения общего состояния колдуна. Но в нынешнем положении выбирать не приходилось. Временная хрупкость костей, артрит и подагра, чем быть сожранным дикими зверьми в лесной глуши, из-за невозможности самостоятельно передвигаться.
– … со мной такой фокус не пройдет, – облегченно выдохнул Ватора, глядя, как левую руку вновь затягивает кожный покров.
– Уже прошло, – мрачно отозвался Дельмар. – Ты облажался, брат. Ковен и Влады-ка Греод в частности, тебе этого не спустит. Срыв покушения на виконта де Ланьи, невоз-можность покарать ослушника. Совершенно нелепая потеря двух центурионов Сумереч-ного Легиона…
– Ты забываешь, что так же был со мной, и наказание выдадут нам обоим.
– Это уж вряд ли, – гадко хмыкнул ателиец. – На такую шушеру, как я, никто и не надеялся, а, следственно, и смотреть никто не будет. Все лавры тебе, брат, как старшему.
– Чему ты радуешься, говнюк убогий? Ты хоть представляешь, что сейчас произо-шло, godem? Кого мы только что упустили? – Грейлендец откинулся на спину. Он уже начал успокаиваться и его оскорбления стали звучать довольно буднично.
Дельмар посерьезнел. Он действительно не представлял себе всей картины в целом. Нет, он, разумеется, прикинул, что только нечто колоссальной важности могло заставить Владыку Греода оторвать свой жирный зад от трона в лютецианской Башне и примчаться на кожистых крыльях через полмира в Нерб. Антонио страшно интересовал тот загадочный человек. Наемный убийца с многолетним стажем, оказавшийся псом Господним. Это тянуло, как минимум, на тайну века. Не удивительно, что Малефактория заимела навязчивую идею избавиться от сего уникума в кратчайшие сроки. Однако, каким образом этот странный тип сумел организовать вокруг себя такой ажиотаж, в среде высших магов и, как выяснилось, политиков, некромант мог только гадать.
– Ты говоришь, срыв убийства виконта? Ха! Да это, как раз, уже и не важно. У нас в руках был истинный император всего Архипелага.
Дельмар похолодел:
– Не понял? По слухам, ведь де Ланьи должен взойти на престол.
– Де Ланьи – приманка. Его подбросили нам, словно кость собакам, чтобы мы бро-сили все усилия на его устранение. Да, сейчас он, разумеется, готовится к коронации. Представь себе, он гибнет. Империя впадает в смуту, ибо прямого преемника после ви-конта Старый Барс не назначал. Начинается бойня за теплое местечко. Мы пытаемся про-двинуть своего кандидата, но тут, как назло на сцене возникает никому не известный юноша с железными доказательствами своего права на трон. Парень, воспитанный псами Господними. Это тебе уже не душепродавец, с легким благоволением церкви Единого.
– Ты лжешь! – На скулах Дельмара заходили желваки, ибо он понял, сколь злую шутку сыграло с ним тщеславие. В погоне за личными мелкими чаяниями он подвел весь свой орден. Такое не прощается.
– О-о-о, брат, – в смешке Ваторы промелькнули истерические нотки. – Хотелось бы тебе…
– Но откуда?..
– Откуда я все это знаю? Buddy! Совершенно случайно мне попалась одна сучка, проштрафившаяся перед местным бандитским царьком. И опять-таки, совершенно слу-чайно, оказалось, что она связана с нашим ослушником.
– Ты имеешь в виду ту…
– Exactly!!! Ты, как вижу, и так все знаешь. Я ее допросил. Клянусь, будь у меня на голове волосы, они бы встали дыбом. Разумеется, бабенка не знала всей картины в целом, но того, что она мне поведала, вполне хватило, чтобы понять, сколь красиво нас собира-ются отыметь.
– И ты ей поверил? – Дельмар ухватился за последнюю соломинку.
– Обижаешь, брат. Никто не в силах молчать, когда тебя изнутри раздирает демон, – блаженная улыбка тронула губы Ваторы. Вспоминая об этом, он явно получал удоволь-ствие.
– А она откуда все это знала?
– Ей было поручено сопроводить рыцаря до Ла-Флера. Если ты еще сомневаешься в правдивости сказанного, не служит ли отличным доказательством наш шумный провал? Так что, my dear friend, когда до Валдык дойдут все детали, можешь не сомневаться – ви-сеть нам на соседних крюках в одной пыточной.
Антонио била нервная дрожь. Он понимал – легат говорит правду. Что ж, в круп-ной игре – крупные ставки. Он не мог позволить себе сдаться в самом начале пути. Ему нужно было время.
– По-моему, неплохо, – хмыкнул Ватора, рассматривая вполне здоровые ноги. Он ничего не успел сказать. Обсидиановая пуля, покрытая мелкой рунической вязью, пробила лобную кость некроманта и вышла из затылка.
Да, ему нужно было время. Дельмар прекрасно отдавал себе отчет, что под дей-ствием поцелуя тьмы, легионер вряд ли отдаст концы. Но ателиец не зря учил анатомию, необходимую каждому черному магу. Он знал, где в мозгу у человека находятся центры памяти, и метил именно туда. Через пару часов от пулевого отверстия не останется и сле-да. Вот только едва ли Ватора сможет вспомнить, кто он такой.
После выстрела волнение, как ветром сдуло. Оно словно бы погибло вместе с па-мятью боевого некроманта. Антонио убрал револьвер в поясную сумку, поднялся с земли и уверенной поступью двинулся в обратный путь. Туда, где остался его мерин.
Спустя два часа легат Сумеречного Легиона Рональд Дарси, прозванный Ваторой действительно пришел в себя. Он хмурился, ощупывал свои члены, подобно рыбе, без-звучно разевал рот, но так ничего и не понял. Может, его натолкнули бы на мысль татуи-рованная лысина, шинель или четки с именами исчадий ада. Но зеркало в лесу найти было невозможно, облачение обгорело и превратилось в лохмотья, а четки… они стали связкой несуразных серых шариков и более не хранили, ни крови жертв, ни зловещих рун. Поднявшись, он тоже побрел куда-то, однако, в отличие от своего забытого коллеги, слепо и бесцельно…

* * *

Дело было около тридцати лет назад. Тогда в Ла-Флере разыгралась нешуточная эпидемия платы кровью. Именно, эпидемия. Иначе эту мясорубку назвать язык не поворачивался. Сейчас уже грех вспоминать, кто и каким образом все начал, но один род ходил в подданстве у другого, а тот у третьего, так что весьма быстро вражда между двумя семьями приобрела стихийный характер, вовлекая в театр варварства все новых и новых актеров. Дом Куницы усилиями Дома Лисы сильно пострадал. Гийом де Ланьи не мог простить потерю своего первенца и приложил все усилия, чтобы обидчики прожили немногим дольше. Александр де Котен так же не желал оставаться в стороне, а потому не упускал ни единой возможности вернуть должок.
Как выяснилось впоследствии, Катран Дома Куницы без свидетелей обстрелял эс-корт пироптеров Дома Лисы недалеко от западного побережья Ателийского княжества. По прискорбному стечению обстоятельств, на борту одной из стальных птиц оказалась Матильда де Ланьи – супруга Люмьера де Ланьи, с годовалым ребенком, высланная заботливой родней из Лютеции в отдаленное имение на острове Писта. По мнению главы Дома, там, вдали от столичной суеты и страстей, было куда безопаснее.
Нападение было внезапным. Выживших не оказалось. Ну, почти не оказалось. В этот же день рыбацкая барка, снабжающая остров святого Доминика провизией, выловила детскую колыбельку, свободно дрейфующую в море. Лишь чудо уберегло дитя от неминуемой гибели. И все же господу было угодно, чтобы младенец выжил. Разумеется, рыбаки доставили находку монахам и те, не тратя времени, отправили запрос в столицу. Не возникало ни малейшего сомнения, что ребенок принадлежал к Благородному сословию. Положение дел в Ла-флере знали все, потому и плясать стали от самого очевидного. И не промахнулись. Личность младенца была установлена очень быстро. Вот только патриарх Гинар медлил. Тогда он еще сам не знал, почему, но что-то остановило его обрадовать безутешного родителя о сохранности его семени.
Уже в то время Церковь имела весьма убедительный прогноз, относительно преем-ника Августина VII. Старый Ирбис не раз обсуждал этот вопрос с понтификом. Совето-вался с мастерами по части генеалогии… Так же служителям Единого было прекрасно известно, несвойственное прочим Благородным, благоволение намеченного преемника к Церкви. Обстоятельства сами подталкивали к некой афере, ибо все посвященные прекрас-но понимали, Малефактория туго терпела довольно нейтрального в духовном плане Августина. Правителю, выдающему авансы Светлому клиру, вряд ли удастся дожить до коронации, дай-то срок. Да и не столь сильны были религиозные настроения новоиспеченного виконта де Ланьи, чтобы делать ставку исключительно на его персону.
«Хартия о свободе выбора», изданная Августином I, уже который век, словно кость, сидела у церкви поперек горла, в то время, как узаконенные чернокнижники быстро набирали силу и влияние. Обряды инициации для аристократии, Псевдонаучная машинерия, специфическое оружие, странное падение количества ежегодных заявок, поступающих в патентные бюро со стороны ученого люда, и колоссальный рост научно-технического прогресса, обеспечиваемый Магистериумом, недвусмысленно давали понять знающим, куда катиться мир, и что его ждет, если позиции колдунов, как минимум, останутся на прежних местах.
Нужен был государь небезразличный к судьбе державы, новый, свежий, непредвзя-тый. Имеющий четкое представление о сути добра и зла, способный, если и не положить конец бархатному захвату умов и душ граждан Архипелага, то хотя бы затянуть петлю на шее змия, насколько это возможно. И как раз вот таких людей в ближайшем окружении престола не наблюдалось. Все плыли по течению, смирившись с многовековым укладом, и даже думать не желали ни о чем, кроме, как о собственной выгоде. Широкой поступью государство шагало прямиком в ад.
Подходящую кандидатуру можно было только создать собственными руками, чем с подачи патриарха Гинара и благословения Папы Камского, и занялся орден святого До-миника. Ребенок остался на острове. Скрыть происхождение нового рыцаря было нетруд-но. Каждый, кто становился псом Господним по собственному выбору отрекался от про-шлого, в День Откровения принимая эликсир беспамятства.
Была лишь одна проблема. Альвские зелья воистину делали из детей идеальные орудия в борьбе с врагами рода человеческого, но оказывали сильное влияние на психику. Доминиканцы не видели полутонов. Лишь черное и белое. Они не умели врать даже во спасение. Были слишком категоричны и негибки. Именно поэтому никто из рыцарей не мог стать следующим патриархом, где нужна не только вера и умение обращать тело в оружие, но и сноровка политика.
Формулу пришлось изменить. Мальчик рос несколько слабее своих однокашников, но, в отличие от них очень быстро развил в себе лидерские способности. За ними после-довало некоторое вольнодумство.
Когда пришло время, будущему правителю создали невыносимые условия для то-го, чтобы он вопреки всем догматам возжелал свободы. Это было необходимо. Рядом с заботливыми наставниками доминиканец не мог совершать серьезных ошибок, не имел возможности познать лишения и грязь человеческих пороков. Не мог пасть низко, чтобы потом осознать все, раскаяться в содеянном и возвыситься. Для орудия Господнего прямая дорога, выстилаемая душеприказчиками, была нормой. Но император должен был научиться ответственности, познать тяжесть принятия скверных решений, где выбор со-стоял из двух проигрышных ходов.
Сделав все возможное, орден отдалился. Теперь, когда наследник де Ланьи вы-брался в большой и незнакомый мир, Церкви оставалось только ждать нужного часа. Они ни на миг не упускали своего воспитанника из виду. И когда пришло время явились за ним.

* * *

В небольшом скромно убранном кабинете загородного имения некоего маркиза, что находилось на северо-востоке стольного острова Нербского княжества, было светло и уютно. За небольшим столиком, крышка коего была размечена на черные и белые клетки, играли в шахматы Патриарх Гинар и Люмьер де Ланьи. Я никак не мог приучить себя к мысли, что этот человек мой отец. Подумать только, я его едва не убил…
– Значит, вот, какова цена престола, – я с усилием провел руками по лицу, стараясь размять закаменевшие мышцы. Рассказ главы ордена святого Доминика вогнал меня в ме-ланхолию. – Грязь, кровь, боль. Вы превратили меня в душегуба. Благими-то намерения-ми…
– Это не цена престола, сын мой, – невозмутимо поправил патриарх. – Это цена благополучия целого государства. Ты искренне раскаялся, исповедался, причастился…
– В случае необходимости, я без малейшего укора совести могу убить любого, вы это понимаете?
– Императору приходится принимать тяжелые решения, – был ответ.
– Но я не могу быть императором. Августин VII объявил своим преемником… гм… отца.
– Это не важно. Рано или поздно тебе придется занять престол. Самое главное, что ты к этому почти готов.
– Почти? – Я вопросительно заломил брось. Это действительно было интересное заявление. – Через что же мне еще нужно пройти, чтобы по вашим меркам, Владыка, я стал достоин престола. О нет, не поймите меня превратно, я не рвусь к власти.
– Понятия не имею, – Гинар широко улыбнулся мне. Потом вновь склонился над доской, – Так, что тут у нас?..
– Не переживай, Рене, – отец говорил вполоборота, сидя при этом спиной. Он по-прежнему меня дичился, не в силах привыкнуть к неожиданному факту моего существо-вания. Что ж, я его прекрасно понимал, ибо сам испытывал сходные чувства. – Я тоже не испытываю восторга от грядущих перспектив своего правления. И все же так уж устроен наш мир, что истинно великие вещи достаются тем, кто их меньше всего желает. Считай это законом подлости. Кроме того, – Люмьер поднял взгляд на соперника по игре, – у ме-ня тоже есть пара претензий к вам, Владыка. Особенно к той части вашего плана, где вы жертвуете мной словно разменной фигурой.
– Иногда нужно пожертвовать даже ладьей. Покорнейше прошу меня простить за это, сын мой, – развел руками клирик, – Больше в свою защиту ничего не могу сказать. Собственно, партия еще не закончилась. И вы, Люмьер, по-прежнему под ударом.
– Отрадно слышать, – фыркнул виконт.
Какое-то время отец и Гинар просто играли. Я наблюдал, сидя в кресле у стены. Оба были хорошими стратегами. Положение менялось каждую секунду, и все же Люмьер проигрывал.
– Владыка, – осторожно начал я.
– Да, сын мой?
– Скажите, почему вы не выдернули меня из этого переплета раньше? По приезду в Гецбург, скажем? Ведь тогда я не попался бы в поле зрения Малефактории, и вашу пар-тию можно было бы разыграть более точно.
– Мы не все время следили за тобой. Иногда ты выпадал из нашего поля зрения на месяцы, и не всегда удавалось просчитать твои шаги заранее. Сестра Элизабет нашла тебя совершенно случайно. К несчастью, некроманты успели до тебя добраться. Вот только всей правды они тогда не знали, и мы посчитали, что все может обойтись.
– Убийство родного отца – это называется «обойтись»?
– Не передергивай. Все их внимание, как мы и планировали, было обращено к ме-сье де Ланьи. Еще раз прошу меня простить, Люмьер. Выдернуть тебя, Рене, в тот миг, значило привлечь к твоей персоне более тщательное внимание врага. Риск был не оправ-дан. Кроме того, на тот момент покушение уже провалилось. Нужно было тебя лишь тихо вывезти из княжества. Не попадись сестра Элизабет в лапы врага и не раскрой под пытка-ми известную ей часть задачи, все могло бы кончиться куда меньшими проблемами. Во-обще, признаюсь тебе честно, мы едва не опоздали. Малефики проявили чудеса провор-ства. Спасло лишь то, что месье да Ланьи через мадемуазель фон Альвард и службу тер-риториального патруля своевременно организовал солдат и транспорт.
Я кивнул, переваривая услышанное.
– Вы сильно рисковали, Владыка. Несколько раз я был уже на грани. И в княже-ском дворце, в том числе. И прежде. На войне, охотясь за демонами, выполняя заказы Синдиката.
Теперь задумался клирик:
– Риск был, не скрою. Но твоя подготовка позволяла выдерживать все возможные перипетии. К тому же тебя все время оберегал ферумид.
– С этого места поподробнее. Вы хотите сказать, что Альбреха подсунули мне вы?
– И его тоже. Кстати, зря ты так далеко забросил Фальеда. Мы его еле выловили.
– И с Фальедом?
– А ты думал, как в столь краткие сроки у того авраамита появился клинок нашего ордена, да еще и предназначенный именно тебе? Братство строго контролирует приток и отток своего оружия. По Архипелагу ходит лишь пара мечей, кои нам так и не удалось отследить. Шанс, что в нужный момент тебе попадется один из них – был крайне мал. Вот тут-то мы не могли позволить себе рисковать.
Да, Церковь действительно очень ловко рассчитала всю партию. Некоторые вещи, разумеется, пошли немного не так, но столь длительный план и не мог осуществиться идеально. Отчего-то у меня на языке повисла странная горечь. Почти физическая. Все это время меня вели. Мной помыкали. Нет, я конечно, фаталист. Что на роду написано, тому и быть, а свобода выбора, дарованная нам Господом, в силу невозможности отследить другие ветки событий – чистой воды иллюзия. Этого не нужно чураться. Это закон бытия, от которого ты никуда не денешься вне зависимости, веришь ты в это или нет.
Но тут ситуация была несколько иного порядка. Все эти годы я жил, словно марио-нетка, шаг за шагом выполняя отведенную мне роль. А если бы я не раскаялся? Если бы психика не выдержала, и я навеки погряз бы в пороке и скверне. Хотя, выбрался ли из нее сейчас – не ясно…
Откуда у Святых Отцов была такая искренняя и непоколебимая вера, в то, что, толкнув человека в грязь, они получат неравнодушного и не ожесточившегося человека?
Поневоле вспомнился наш первый разговор с отцом на борту Ламантины, когда ни я, ни он еще и представить себе не могли, что нас может что-то связывать. Спорили мы о дворянстве духа. Что важнее кровь или воспитание. Как выяснилось, в моих жилах дей-ствительно текла кровь древнейших родов империи. И у меня было лучшее воспитание из всех возможных – церковное. Что, впрочем, не помешало мне сбежать из ордена, отни-мать жизни людей, торговать дурманами, оружием, увлечься азартными играми, преда-ваться блуду и пьянству…
С последними тремя пунктами я покончил крайне быстро, ибо на определенном этапе они перестали дарить какое-либо удовлетворение. Остальное же… оно вполне ужи-валось во мне с тем, кто по мере возможностей брался за уничтожение всевозможной нечисти, буде таковая появлялась где-то поблизости. За незаконные дела хорошо платили. К тому же это был единственный способ снова подняться в небо. Пусть на старом, ржа-вом, неповоротливом грузовозе. Лишь бы в небо. Как бывший командор Небесных клин-ков, без него я жить просто не мог. Понимаю, перед ликом Создателя это не может слу-жить оправданием. Да и перед моей совестью тоже…
– Прошу меня извинить, – я покинул кабинет, не дожидаясь ответа. Хотелось по-быть одному. Подумать в тишине и покое, благо в имении безымянного маркиза был за-мечательный, пускай и слегка запущенный, сад. Его тенистые аллеи весьма способствова-ли мыслительным процессам.
Стоящие за дверями, подобно изваяниям, двое доминиканцев даже бровью не по-вели, когда я вышел. Хотя мы были друг другу знакомы. Во всяком случае, с командором Вардесом – несомненно. У меня до сих пор все тело ныло от одного только взгляда на не-го. Рискну предположить, что тот испытывал схожие ощущения. Как и вашему покорному слуге, рыцарю пришлось какое-то время отлеживаться после нашего спешного диалога и совместного выпадения из окна.
Не дойдя до конца коридора, я едва разминулся с пожилым седовласым человеком. Узнать в нем моего деда было нетрудно – Люмьер был его копией, только годков на два-дцать помладше. Граф Гийом де Ланьи был облачен в гражданский мундир болотного от-тенка. Лишь мощная золотая цепь с жетоном выдавали в нем главу Палаты Благородных. Следом за ним из-за поворота выбежали трусцой два матерых лиса. Один с выцветшим мехом принадлежал самому графу. Другой – виконту.
Мужчина остановился. Придирчиво оглядел мой новенький туалет, ярко контра-стирующий с большим лиловым пузырем, заменявшим мне ныне лицо – дистанционная атака зарубленного колдуна не прошла даром. Талисманы же, ни капли не стесняясь, при-нялись меня обнюхивать. Почувствовали знакомый запах хозяйского родственника, и тут же потеряли ко мне всякий интерес.
– Рене, если не ошибаюсь? – Проскрипел Гийом.
– Да, ваша светлость, – я кратко поклонился.
– Оставь этот церемониал, – скривился граф, но голос его остался таким же бес-цветным. – Зови по имени, или дедом. Рад, что нашелся. Столько лет… когда мы в по-следний раз виделись тебе был год отроду.
Мне оставалось лишь кивать, и вежливо улыбаясь в ответ.
– Я заскочил ненадолго, – сообщил родственник. – Буду здесь еще часа два. Через час найди меня. Есть разговор по поводу твоей дальнейшей судьбы.
Я снова кивнул, но дед уже открывал дверь кабинета. Вероятно, вот это и называ-лось закланием души. Двести лет жизни сожгли в сем человеке все эмоции. Он словно бы был ко всему равнодушен. Уж не знаю, как сам бы отреагировал на встречу с пропавшим внуком, но уж явно не так.
Что ж, обижаться не приходилось. Пока что я и сам не испытывал особых востор-гов от новоприобретенной семьи. Самое страшное, что уже слишком поздно родниться и питать друг к другу родственный чувства. Свыкнуться с существованием друг друга – да. Но не более. И это наряду с предопределенностью так же является одной из не совсем приятных жизненных истин.
Итак, на сегодняшний день многое из того, что произошло за последние дни встало на свои места. Церковь следила за мной с самого начала, благодаря разветвленной агентурной сети, состоящей из огромного количества выкормышей всевозможных монашеских орденов. К слову, Элизабет относилась к сестринскому союзу бенедиктинов, и часть ее истории действительно оказалась правдой. Приют, а с ним и обитель сожгли, дабы подарить миру церковных осведомителей с безупречным для криминальных кругов прошлым. В поле зрения малефиков я попал лишь в эмиратах, где был принят под крыло членом секты ассасинов Самиром аль Капаром. Далее обе стороны вели меня до тех пор, пока не пришел нужный момент. Вследствие моего саботажа задания Малефактории, отец выжил. Колдуны решили наказать ослушника, еще не зная всей правды, а потому не особо напрягались. Потом меня нашла Элиз, и я, с подачи Альбреха принял ее предложе-ние. До сих пор ума не приложу, зачем и как кинжал проделывал эти штуки с внедрением снов. Почему девушка начала являться мне задолго до намеченных событий, и почему всякий раз она нуждалась в моей помощи, когда на практике, в глобальном смысле, разу-меется, все вышло с точностью до наоборот? Зачем ко мне являлся Хито? И он ли это был, или мой мозг так воспринял новое обращение разумного кинжала?
Далее моя провожатая попала в плен, где сдала на руки магам недостающие карты. Не передай она в Вилленгем весточку, и та злополучная гонка по безымянной хвойной роще могла закончиться весьма плачевно.
Нет, все же Элизабет была достаточно хорошей актрисой, чтобы изобразить плохую неумелую ложь. Такие люди всегда вызывают доверие, ибо обманывают спутни-ков собственной предсказуемостью.
Но я отвлекся. До сих пор оставалось загадкой, чему так радовался Гинар. Ведь те-перь меня так просто никто не отпустит. Свидетеля агрессивной деятельности малефиков. Конечно же, Ковен будет отрицать свою причастность, а имена тех, кто провалил столь важное задание, сотрут из всех документов. Про самих неудачливых магов можно вообще не упоминать. Но это не значит, что будущий император, воспитанный орденом святого Доминика, меньшая заноза в заду некромантов, нежели Благородный душепродавец, ло-яльно настроенный к Церкви Единого. Гинар умолчал: не только мой отец остается под ударом.
Неприятно сосало под ложечкой, так как по всему выходило, что ягодки с древа познания маячили где-то впереди. Что ж, если на то воля Господня, придется все это вы-держать.
Толкнув заднюю дверь в крыле слуг, я вышел в сад.

EPILOGUS

И снова сон под открытым небом. Тобиас Брюсфельен, бывший хранитель Ока Его не рискнул въезжать в город на ночь глядя. Хоть нынешний век и кичился своей просве-щенностью, со всеми этими паровыми экипажами, железной дорогой, летающими зве-рями из железа и плоти, в глубинках народ жил дикий и суеверный. А Абигель в сумерках неизменно становилось худо. Цверг помнил, что произошло, когда он поддался искусу, и решил позавтракать в неприметной ресторации купеческого квартала Гецбурга. Как всегда не обошлось без приключений. Не в первый раз и не в последний.
Тобиас криво усмехнулся, вспомнив, как припечатал того ублюдка лицом о стол. Нет, разминаться иногда нужно. В последний раз, бросив тоскливый взгляд на огни по-селка, он вернулся к телеге.
Аби трясло. Хоть девушку и прикрывали от ветра ящики с консервами, кои цверг продавал для отвода глаз, а сама она была укрыта тремя маунтлендскими пледами, особых сдвигов отец не наблюдал.
– Тише, доча, – ворковал он, гладя русовласую головку. – Тише. Расслабься. Тебе сразу станет теплее.
– Это не холод, папа, – даже конвульсии не прибавили и нотки выражения в голос Говорящей-с-Камнями. – Это откровение.
Слезы неожиданно выступили на глазах старого вояки. Он устал бороться с этим проклятием, кое львиная доля его соотечественников привыкла считать благословением Создателя.
– Папа?
– Что, доча? – Тобиас подавил предательскую дрожь в голосе.
– Ты опять меня привяжешь?
– А ты будешь убегать?
– Не знаю. Когда оно приходит, я не могу сопротивляться. Ты же знаешь.
– Знаю, – Брюсфельен утер подступившую влагу и взялся за веревку.
Спал он плохо. Все время ворочался, просыпался. Даже в своем болезненном полу-дреме, он уже понимал, что на утро будет чувствовать себя, как разбитое корыто.
Где-то в середине ночи он услышал, как шаркнула земля под легкими ногами. Кто-то спрыгнул с телеги. Тобиас тут же взвился, вырывая из-под своего тюфяка старый тяже-лый палаш и…
Встретился лицом к лицу с Абигель. Она стояла спокойно, не предпринимая попы-ток куда-то бежать. Не выкрикивала отрывистые описания кровавых сцен, приходящих к ней в видениях. Глаза Говорящей смотрели прямо на отца, но не видели его.
– Доча? – Тобиас шумно выдохнул, опуская клинок. – У тебя все нормально? Доча? Как ты развязалась? Я же…
– Древняя кровь… – сказала девушка с непривычной жесткостью. – Грядет кровь истоков нового мира. Она печать на теле тьмы. Она хранит ее. Но она же станет печатью там, где тьма канет в небытие.
– Доча, о чем ты? – Брюсфельен впервые заговорил с Абигель в моменты соше-ствия ей откровений. Он действовал, словно по наитию. Хотя, чего греха таить, прежде это сделать было трудно, ибо видения сопровождались лишь истерикой. – Тьма уйдет? Крови больше не будет?
– Будет. И немало. Но тьма уйдет.
– Когда это будет, Аби? Скажи мне.
Девушка слегка покачивалась на прохладном ночном ветру, словно пшеничный колос. Какое-то время она молчала.
– Когда это произойдет?
– Когда геенна отречется от падали. Когда мытарь возложит длани на нечестивое чело, когда один камень станет легче пера, а второй пропитается серным смрадом…
– Аби?
Говорящая молчала. Складывалось ощущение, что она прервалась на полуслове.
– Доча, ответь, – Тобиас начал переживать. Он схватил свое дитя за плечи и встряхнул.
Все так же отрешенно глядя перед собой, Абигель Брюсфельен отстранила руки отца и, не говоря более ни слова, полезла под телегу.
Цверг стоял ошарашенный, не зная, как на это реагировать. Когда он склонился над дочерью, та уже спала спокойным сном праведника. Пожав плечами, он лег рядом и убрал палаш под тюфяк. Что-то изменилось. Это пророчество было новым. Впервые за последний год у Тобиаса возникло теплое, ничем не подкрепленное ощущение надежды.

Харьков
Декабрь 2010 – ноябрь 2011

PARS PRIMA……………………………………………………………..1
PARS SECUNDA…………………………………………………………43
PARS TERTIA……………………………………………………………69
PARS QUARTA…………………………………………………………..90
PARS QUINTA…………………………………………………………..154
PARS SEXTA…………………………………………………………….186
PARS SEPTIMA………………………………………………………..220
EPILOGUS……………………………………………………………...246