Призраки небес

    Фото этого симпатичного космита взято из Интернета:)               

  ПРИЗРАКИ НЕБЕС.

                Рассказ.

       Всюду, куда хватал глаз за грязным окном, лежало необозримое белое пространство. Только полоса шоссе, да виднеющиеся на горизонте ряды  каких-то деревьев разбавляли однообразно-мертвенный зимний пейзаж. Иван сидел в теплом салоне дизельного автобуса, вдыхал аромат женских духов, идущий от соседки по пассажирскому креслу, и мысли допустить не мог, что там, за окном, все совсем по-другому. Как только он взял свою сумку в руки, и дверь за ним закрылась, он понял, насколько сильно ошибался: с неожиданной беспощадностью ледяной ветер ударил ему в лицо, так, что глаза в ту же минуту заволоклись слезами. Тоскливо проводив мутным взглядом удаляющийся автобус, Иван протер веки пальцами  и огляделся: короткий зимний день близился к концу, западная сторона горизонта обросла мраком и снеговыми тучами, на востоке лежала пелена, и посредине всего этого тянулась на юг автомобильная трасса, колыхались торчащие из снега репейники, да на обочине, над безлюдной остановкой высился указатель: «Государственный степной заповедник Ярмовское Поле». Туда-то ему и надо.
     Иван застегнул куртку под самый подбородок, будто заправский служака оправил одежду и принялся ждать. Бросая взгляды прищуренными из-за колючего снега глазами, он протоптался на одном месте битых сорок минут, но так и не дождался чего-либо, движущегося в сторону заповедника. С юга на север, и с севера на юг не спеша катили равнодушные, все как один заляпанные дорожной грязью, автомобили и автобусы  с включенными фарами, а в нужном направлении – ни одной маршрутки, ни одного автобуса. Тратить время на бесцельное ожидание попутного транспорта в его планах не значилось. Время уходило, день близился к концу.    
      Забросив поклажу на плечо, Иван зашагал по прилегающей второстепенной дороге, все глубже вбуравливаясь в кромешный сумрак. Через два часа пешего хода он рассчитывал попасть в нужное место. Если верить карте, на два десятка километров вокруг не было ни одной живой души. Только стайки мелких серых птичек перелетали от одного места к другому. По местами голому асфальту змеей взвивалась поземка, гудели над головой провода линий электропередач, и Ивану казалось, что это воют волки, вышедшие на ночную охоту из степных оврагов.
      - Невероятно, –  Мысленно сказал он, вертя головой, - эти степи ни разу не распахивались! Вот как создала их природа, так они до сих пор в первозданном виде и существуют! Тысячи лет! Но какие тут могут быть волки? Это ж не Сибирь! Европа, как ни как. Вон Азовское море в двадцати километрах! А что, если парочка голодных серых все-таки нашлась на мою душу, сейчас догонят, собьют с ног, останутся только ботинки. И поминайте подающего надежды молодого журналиста Ивана Штерна! В рассвете сил! Когда впереди такая карьера! Нет, бред конечно, и такого просто не может быть, но все равно страшно!
       Шагая, мужчина всматривался в таинственно-зловещие силуэты, чернеющие на фоне снегов, и ему казалось, что они движутся, меняют очертания, превращаются в фантастических существ, выбравшихся из могил, спрятанных в этой древней земле. Иногда ему даже казалось, что он видит как горят их голодные глаза.
       Иван вспомнил кое-что, вытащил из внутреннего кармана фляжку с коньяком и сделал протяжительный глоток. Крякнул во все горло. Через минуту храбрость придала уверенности, но в голову набились другие мысли:
      - Что русскому хорошо, то немцу смерть? Это, смотря какой немец! Вот если немец, а зовут Иван? Это ж в два раза сильнее! Да вдобавок доставшиеся от европейских предков пунктуальность и толика здорового журналистского цинизма! Ну, а если серьезно, то в таких краях сама природа пробуждает инстинкты. Это не город, столица, мегаполис. Здесь другие законы: надейся только на себя; зима, холод, голод, все дикое, настоящее, а там – грязный снег, мусор, толпы людей, машины, спешка, суета, твои проблемы решат деньги. И мысли, здесь и там – разные. Здесь начинаешь понимать, что не так, а что – так. Думай, как следует, организуй действия, делай выводы. Вот оно все здесь - исконное! Так непривычно все это, и, надо будет об этом написать! Главное – не поддаваться эмоциям, следовать плану.
      Поболтав флягу, молодой мужчина вновь приложился к  горлышку. Оглядываясь вокруг, видел теряющиеся в наступающей ночи сонные холмы. Прежние размышления удвоились: 
       - Итак, первый пункт заранее намеченного плана: причина интереса - Иван Агнесса, уроженец города Харькова, стал известен после того как в 1993м году в областной газете вышла статья с его рассказом о похищении его инопланетным кораблем. С приложенной фотографией главного героя. Конечно, имея достаточную силу воображения можно было придумать историю и получше, но у падких на сенсации газетчиков его приключения были нарасхват. Убийства, проституция, похищения, и на худой конец призраки и инопланетяне в те годы были причиной читабельности. В принципе, как и сейчас. Для того чтобы было о чем писать, коллеги-журналисты постарались чтобы, кочуя из одного издания в другое, история Агнессы обросла невероятными подробностями, которые, в конце концов, привели к насмешкам и травле главного героя. В те годы выделяться из массы узколобых было чревато психлечебницей. Не выдержав груза притеснений на работе и в своем ближайшем окружении, Агнесса замкнулся в себе, вскоре порвал с семьей, уволился и исчез. С момента тех событий прошло девятнадцать лет, и вот на прошлой неделе мне дают новое редакционное задание, мою первую дальнюю командировку: отыскать пропавшего и взять интервью для работодателя. Предположительное новое место его жительства главред каким-то образом разузнал по своим каналам. Не исключено, что имеет нужного человека в милиции. Но все же, каким надо быть идиотом, чтобы добровольно отправиться жить в такую глухомань? Других мест мало? Вероятно, главред не ошибался, когда выразился об этом человеке, как писали о нем в девяностые: «дискредитированный псих, живущий на задворках общества»! А что, если  сам главред – настоящий псих? А он еще тот псих! Надутый, самовлюбленный павиан. Одна его лысина чего стоит, точно – обезьянья задница! Вот как бы он поступил, переживи  такие события  в своей жизни? А я? Как бы я вышел из этой ситуации? Что за мысли?
      Штерн взглянул на светящиеся стрелки часов, обнаружив, что выбивается из графика. Чтобы нагнать утраченное время он решил пробежаться, и ринулся вперед, покрепче ухватив лямку сумки на плече. Сделав два десятка шагов, он вдруг почувствовал, как почва уходит из-под ног, и тот же час грохнулся спиной о землю. Мощная доза адреналина вспрыснулась в вены. Испуг прошел через секунду, лежа на спине, Иван зло расхохотался.
        Вдохнув носом порядочную порцию холодного воздуха, прислушался к незнакомым для себя ощущениям: свежесть пробежала студеным ветром по венам, заставила передернуться всем телом, но тут же захлебнулась от новой порции спиртного.
       - А теперь пункт второй: прихожу в это чертово село, нахожу эту чертову контору администрации заповедника, спрашиваю у кого-нибудь, где живет этот чертов Иван Агнесса! Представлюсь работником журнала, показываю удостоверение. Надо будет еще каким-либо образом установить контакт с интервьюированным, войти в доверие. Не исключено, что имея печальный опыт общения с пишущей братией, Агнесса проявит агрессию. И, прочь сантименты, журналист должен быть бесстрастен: вопрос-ответ, вопрос-ответ. Максимум внимательности, ведь на кону место в отделе сенсаций! Только вот, где же ночевать…?
       Среди воя ветра в проводах, своего собственного дыхания, да шаркающих шагов по гудущему под ногами асфальту, Иван вдруг различил два новых звучания. Одно, впереди, было ни чем иным как лаем сельских собак, другое – долетающим из-за спины ревом мотора. Вскоре попутно его движению показались огни населенного пункта, а сзади взвился над полотном дороги свет автомобильных фар. Иван остановился, поднял руку и принялся ждать до тех пор, пока по звуку работающего двигателя стало возможно определить марку автомобиля. Престарелое ижевское чудо советского автопрома остановилось, скрипнула дверь, и его пригласили садиться.    
       Заднего сиденья в машине не оказалось, на переднем пассажирском громоздилась укутанная в шерстяной платок дородная женщина, за рулем сидел маленький, похожий на подростка, мужичонка, и, первое что удивило Ивана, это жуткая смесь запахов сигаретного дыма, свежего мяса и навоза. Устроившись на корточках, в полутьме салона он разглядел слева от себя электронные рыночные весы, целую гору тряпок, пластиковые тазики больших размеров. Стараясь усесться поудобнее, Иван испачкал руку во что-то склизкое и мерзкое. Понюхав ладонь, понял, что в своих предположениях не ошибся, и  что подобный запах он встречал в Киеве, на мясном ряду в колхозном рынке, куда ходил с друзьями выбирать мясо для шашлыков. Это же очевидно – селяне возвращаются с рынка, куда возили забитую скотину, и на том месте, где он сейчас сидит, обычно лежат освежеванные туши. Натуральное хозяйство, чтоб его. С огромной досадой Иван обнаружил, что его новые бундесверовские штаны безнадежно испачканы этим вездесущим жиром, и низ куртки, и ботинки, и сумка! Как только можно держать машину в таком свинском состоянии?
       Настроение его тут же испортилось. Прежде всего, как он считал, в перспективном человеке должен быть идеальный внешний вид. Молодой мужчина пришел к выводу, что всякие досадные мелочи ломающие план действий начались, как только он попал в эту дикую глушь. Несмотря на его старания, данная стадия командировки начинает действовать ему на нервы. Чтобы взять себя в руки и не предаться еще большему унынию, Иван решил заговорить с хозяевами автомобиля.
       - А вы в этом поселке живете?
       В ответ чиркнула спичка, и сигарета задымилась в губах водителя. После струи выпущенного дыма, Иван услышал:
       - А как же, в этом самом.
       В голосе мужчины Иван интуитивно почувствовал дружелюбность, и тут же забыл о своем плохом настроении. Он ощутил  внутри себя прилив жизнедеятельности и любопытства.
       - В таком случае не скажете - вам знаком такой человек - Иван Агнесса?  Где живет, где работает, как можно найти?
       Мужичонка и  женщина переглянулись.
       - А как же, знаем такого. Живет в сторожке на территории администрации заповедника, в котором и работает. Так что, ежели, вздумаете его разыскать, то дорога вам прямиком в контору, там спрашивайте. А вы кем ему будете?
      - Я его сын! – Неожиданно для самого себя соврал Иван. Так неожиданно, что даже от удивления твердо сжал губы и выпучил глаза.
      Женщина и мужчина переглянулись еще быстрее.
       Остальные десять минут они ехали по тряской дороге в многозначительной тишине. Больше всего Иван боялся, что начнутся расспросы, и тогда врать придется еще больше. От своего собственного прокола он пришел в ярость. К счастью, до самого села его попутчики сохраняли деликатное молчание.
       Штерн выбрался из машины, растерянно огляделся по сторонам.
        -  Видите высокие деревья на пригорочке? Вот там как раз и контора заповедника. Туда вам и дорога! – Женщина на переднем сиденье захлопнула приоткрытую дверцу. Только поздно вы батеньку своего решили навестить, нет его!
      - Как нет? - Комок застрял у Штерна в горле. Кашлянув на прощание газами, машина скрылась за поворотом улицы.
       Проклиная все на свете, Иван шел под указанный пригорочек, все еще явственно ощущая стоящий в носу гадкий запах из машины. Устроившись ровными рядами, дома аборигенов испускали дымы из печных труб, из окон выливался свет, побрехивали собаки, кое-где слышались редкие людские голоса и виделся переменчивый свет автомобильных фар.
       В пяти шагах за полутораметровым каменным забором, под кронами чернеющих на фоне неба стройных елей, стояло квадратное здание конторы и в нем светилось только одно окно. При подходе к железным, крашеным в зеленый цвет воротам, Иван услышал утробное ворчание какого-то огромного пса. По крайней мере, такие звуки должны вылетать из здоровенной глотки. Посмотрев по сторонам, Штерн не обнаружил поблизости ни одного подходящего дерева, на которое мог бы случись чего взобраться.
       Включив подсветку мобильного телефона, поискал кнопку звонка, но ничего не нашел. Собираясь класть телефон обратно в карман, увидел на экране значок низкой зарядки батарейки. Вздохнув, Иван невесело прокашлялся и осторожно постучал кулаком в ворота. Сторожевая собака взорвалась оглушительным лаем, но не сдвинулась с места. Понадеявшись на крепость собачьей цепи, Иван ударил в ворота несколько раз, но уже сильнее. Громыхая цепью, собака тяжело и басовито залаяла и Иван понял, что в этот раз обозвалась уже другая псина. Итак, их там две.
      Штерн покосился в ту сторону, откуда пришел. Идея рвануть отсюда побыстрее, найти у кого-нибудь ночлег, и заявиться завтра днем, в настоящий момент показалась ему наиболее благоразумной. Конечно, составленный заранее график действий трещал по всем швам, но это было получше, чем быть порванным сторожевыми псинами. Помявшись еще минуту, Иван уже собрался было уходить, как на крыльце загорелся свет электрического фонаря, и из приоткрытой двери послышался глухой мужской голос:
       - Кто такой?
       Растерявшийся на миг, Иван проговорил:
       - Я из газеты! Журналист!
       - Чего надо? – Спросил все тот же голос.
       - Простите за беспокойство! – Иван решил изъясняться громче. – Я из газеты, вот мое…
       - Чего надо?
       - Я говорю, простите за вторжение, я журналист, из газеты! Вот мое удостоверение!
       Иван вытащил из кармана книжицу и помахал ею над воротами. Дверь скрипнула, на порог вышел старик в самодельной безрукавке.
        - Надо то тебе чего? – в третий раз спросил старик, с уже менее грозной интонацией в голосе. 
       Штерн протянул руку с раскрытым удостоверением над забором, будто бы старик обладал совиным зрением.
       - Мне нужен Иван Агнесса, хочу с ним поговорить.
       Старик подошел к калитке, но открывать ее не спешил. Вытряхнув из пачки папиросу, закурил.
       - Журналист, говоришь.
       Иван повращал глазами и вздохнул.
       - Вот удостоверение!
       - Хе-хе! – Хитрый смешок вылетел из беззубого рта вместе с дымом. – Нашто оно мне?! Я таких знаешь, сколько могу нарисовать!
        Терпение Ивана начало подходить к концу. В онемении он смотрел сквозь прореху в заборе на скрытое в темноте лицо сторожа.
       - А на што тебе Агнесса? – Старик недоверчиво сплюнул слюну.
       - Я ж говорю: журналист – газета – интервью! Разыскивают его, родственники. – Сбавив голос на шепот, добавил: - Вот чучело гороховое!
       - Так-то оно понятнее! Значится, ты ему родственник! Только нет его!
       - Как нет? – Во второй раз опешил Иван. – Что значит, нет? А где же он?
       - А леший его знает! Уже неделю как нет! Дом на замке, а самого нет! Вроде как уехал совсем, куда – неведомо. Люди разное говорят, это ж, ептить – деревня!
       Иван в замешательстве снял шапку и почесал затылок.
       - И что, уехал, никому не сказал?
       - А леший его знает, родственничка твоего, уехал, или пешком ушел. Что никому ничего не сказал, так это точно. Даже директору. Чудной он у тебя, родственник, не от мира сего.
       - Что же, тогда извините за беспокойство! – Обескураженный Иван закусил губу.
       - И вам не хворать!
       Старик собрался уходить, как Иван, осененный одной идеей, окликнул его:
       - В таком случае, может, пустите переночевать? Мне бы где-нибудь, хоть на полу, лишь бы тепло было.
       - Ну, тут не знаю. Мне лично не жалко. Но без разрешения директора не могу. Время сейчас, сам знаешь какое, жуликов развелось!
        Повисла тишина.
        - Ну, так что? – Пытаясь придать голосу максимум безразличия, Иван будто со стороны, увидел как унизительно он сейчас выглядит.
        - Ладно, стой пока, где стоишь. Надо директору позвонить. Давай свою бумажку! – Выхватив удостоверение, старик выбросил окурок, и отправился к телефону.
       Вскоре Иван уже грелся у круглой изразцовой печи, а старик - сторож срочно наводил на столе порядок – они ждали прибытия директора.

       - Илья Белецкий, директор заповедника! Очень приятно! – Одной рукой крупный рыхлый человек пожимал Иванову ладонь, а другой возвращал удостоверение. 
       - Взаимно! Мое имя вы уже знаете.
       - Знаете, очень приятно встретить образованного человека, тем более, журналиста! Я, знаете, коренной ленинградец, в лесохозяйственную академию не приняли, при Союзе еще, но я закончил Великоанадольский лесной техникум, попал  в эти степи. Думал – ненадолго, да так и остался. Семья, знаете, дети, работа. Привык уже. Да и дело в другом: то, чем тут занимаемся, оно, между прочим поважнее, чем другие виды деятельности, связанные с сохранением природного достояния. Прошу в мой кабинет! Вы только представьте: эти земли никогда не распахивались! Такой хрупкий экобаланс! А сколько здесь уникальных растений-эндемиков! Они произрастают только у нас! Вы приезжайте к нам весной, или в начале лета! Как все красиво! Степь цветет, тюльпаны, нарциссы, а запах, а закаты, а рассветы! Вот фотоальбом, гербарий, если хотите.
       - Похоже, вы очень любите свою работу! – Иван рассеянно листал страницы с цветными снимками. Местные достопримечательности нисколько его не интересовали.   
      - Да, да! Знаете – да! Зарплата, конечно –  сплошное издевательство! Маловато. Выкручиваемся за счет домашнего хозяйства. Да и рабочие, специфический контингент – бывшие заключенные, алкоголики, не пойми кто. Нет, младшие научные сотрудники свою работу знают, а вот сезонные работники иногда такие коленца выбрасывают…
      - А Агнесса? Скажите – каким он был, что за человек? – Скрывая нетерпение, перебил словоохотливого директора журналист.
      Брови Белецкого полезли вверх.
      - Как вам сказать? – Неопределенно пожав плечами, директор присел за свой стол. – Странный, очень странный тип. Хотя, не агрессивный, довольно исполнительный, эрудированный и начитанный. Очень замкнут. Один его вид отбивал желание лезть к нему с расспросами. От него так и несло будто каким-то холодом. Тут, знаете, с такими приходится работать, так что он еще ничего. Живет в соседнем домике на территории, как раз за моим окном. Там у нас жилое помещение для работников, вот он его и занял.
      - Мне сказали, недавно он уехал.
      - Не буду скрывать – за ним и раньше такое водилось. Исчезал на несколько дней, потом появлялся. Я не выгонял – жалел, хороший работник, тем более за такую зарплату. Вы можете подумать, что это из-за запоя, но Иван не пил спиртного, вообще.
       - В милицию обращались?
       Белецкий присел в своем кресле, будто уворачиваясь от брошенного камня.
       - Знаете, как-то руки не доходят. То, сё, дела. Но обещаю, если вскоре не объявится, сразу же в район, в милицию, писать заявление на розыск. 
       Ивана подмывала необходимость разузнать побольше. Понимая, что выполнить редакционное задание в полной мере не удастся, Штерн собирался состряпать статью по рассказам очевидцев. Хоть так. А лучше всего было бы, если бы ему разрешили побывать в жилище Агнессы.
       - А не выпить ли нам чаю, и - к чаю? – Пальцы директора забегали по лакированной поверхности стола. Сделав лицо заговорщицким, не дожидаясь ответа, он крикнул через Иваново плечо:
       - Михалыч! - Появился старик, было видно, как сильно он хочет спать, и как мучительно выдавливает из себя сосредоточенность. – Михалыч, друг мой, сообрази - ка нам с гостем по рюмочке, и чайник не забудь вскипятить!
        Удивленный старик тут же нахмурился. По всему было видно, что он крепкий орешек, и делиться кровным не собирается. Отведя взгляд в сторону, сторож проговорил, что не понимает о чем его спрашивают, а если и понимает, то ничего такого у него при себе нет.
       - А ели поискать? За старым сейфом на полу в соседней комнате?
       Расколовшийся с первого раза, старик принес початую бутылку с прозрачной жидкостью и завернутую в газету нехитрую деревенскую закуску. Иван отвинтил пробку, понюхал содержимое, поморщился. Наблюдающий за каждым его движением, Белецкий оживился, выхватил из рук Ивана бутылку и расхохотался:
       - Наш продукт, родимый! Настоящая самогонка, чистейшая слеза! Не виски там, какие-то, какие вы в своих городах пьете!
 
       Было уже без четверти полночь, стоя на пороге, куда они втроем вышли покурить, Иван попросил у старика папиросу, и, с непривычки закашлявшись, почувствовал, будто бы знает этих людей всю жизнь, а все это село, с его звуками и запахами, его что ни на есть родное и близкое. Несмотря на опьянение, журналистская хитрость взыграла в нем с удвоенной силой, и он со смешком, не мешкая, напросился ночевать в дом Агнессы, взамен пообещав написать статью о заповеднике и его директоре. Уже с запасным ключом в кармане и вооружившись керосиновой лампой «летучая мышь», он распрощался с Белецким, пожелав тому спокойной ночи. 
       Урчание директорского Уазика вскоре утихло вдали. Осталось тревожное шипение ветра в еловых ветвях, и оно действовало на Ивана угнетающе. Навеивало ощущение неведомой угрозы от таинственных и могучих сил.
        Холодный, застывший воздух давно не отапливаемого помещения заставил Ивана закашляться. Посветив себе лампой, мужчина вошел в крохотный коридорчик, одна сторона которого была заставлена поленницей колотых дров. Отыскал на стене выключатель, и нажал кнопку – ничего не последовало. Тогда Иван проверил нить накаливания лампы, но она была целехонька. Занявшись решением проблемы, Штерн подставил табуретку и поднес свет фитиля к электросчетчику: тот был мертв. Электричества в доме Агнессы не оказалось Хорошенькая новость! 
       Памятуя, что вторгается в чужую собственность, журналист принялся открывать всевозможные ящички и полочки, обшаривать углы, заглядывать под диван и платяной шкаф, но и эти его старания закончились небольшим: кроме коробки спичек, ничего, что можно было использовать в качестве источника света, он не нашел. Хозяйничанье в доме незнакомого человека довольно его смущало, но выбора у Ивана не было. Он полагал, что сумеет договориться, объясниться с хозяином, если тот вдруг нагрянет.   
        Иван притащил из коридора охапку дров и принялся закладывать их в черную топку печи. Чертыхаясь, измазанными в сажу руками, он бросал в печь одну зажженную спичку за другой, но чуда не происходило. Все было совсем не так, как он себе представлял, или видел в кино. Глядя злыми глазами на холодную печь, он вдруг пришел к выводу, что в этом доме давно не живет женщина. Нет ничего такого, что хотя бы напоминало о ее присутствии.
       В сердцах отказавшись от желания разжечь огонь, Штерн, выбросил из своей сумки двойной спальный мешок, и, не снимая ботинок и верхней одежды, улегся калачиком на холодном старом диване. Фитиль керосинки догорал, и его приходилось все время подтягивать. Отблески слабого, дрожащего пламени отражала стоящая на столе посуда, разбитый экран черно-белого телевизора, и отблескивающий медью некий круглый предмет на стене. Выпрямляя усталое, насквозь замерзшее тело, Иван уперся головой во что-то твердое под подушкой, и вытащил на свет керосинки толстую ученическую тетрадь, исписанную мелким, но разборчивым почерком. Это было что-то вроде дневника.
       Во внутреннем кармане куртки пискнул и умолк разрядившийся полностью телефон. Потеря связи с внешним миром привела Штерна в сильное уныние, и десять минут он лежал, сыпля проклятиями всех, кто приходил на ум.
       Когда сил дышать холодным воздухом уже не оставалось, Иван подумал, что в таких условиях вполне может подхватить пневмонию. Штерн оказался у печки. Прежде чем продолжать жечь спички, захватив кухонный нож, вернулся в коридор, где наколол с три десятка тонких щепок. Вырвав из первой попавшейся книги целую треть страниц, напичкал всем этим топку. Моля Бога о снисхождении, поджег и расширенными глазами наблюдал, как схватывается тонкий огонек за бумагу, облизывает сухие щепки и набирает силу. Будто голодное существо, загоготала печь, проглатывая пламя. Это была победа и Иван ликовал.
      За окном послышался голос, Иван подошел к окну, отодвинул штору, в неверном свете ночи увидел, как спускает с привязи собак сторож Михалыч. Те немедленно оказались у входа в дом, обнюхивая следы чужака. Последний путь к отступлению был отрезан двумя кавказскими волкодавами.
       Между тем в доме теплело. Иван протянул над чугунной плитой закоченевшие пальцы, заворожено наблюдая, сквозь щелочку как резвится пламя. Поелозив туда-сюда воздушную задвижку, журналист добился равномерного горения топлива. Сам себе удивился, откуда у него, сугубо городского жителя, обнаружились такие знания деревенского быта.
       С трудом притащив большую кучу дров, Иван подкладывал их по мере исчезания. Из приоткрытой дверцы поддувала на пол падал красный, живой свет, и его хватало, чтобы вместе с лампой давать более-менее сносное освещение. Штерн ощутил в желудке урчание, недолго мучаясь, вытащил из бокового кармана своей сумки жестяную банку мясных консервов. Вспоров ножом крышку, поставил разогревать на раскаляющийся металл. Приставив скрипучий стул задом наперед, Иван уселся перед печью и не спеша занялся трапезой. Сквозь сивушные пары и выкуренную папиросу, усталость от длительного пребывания на холоде и долгожданную сытость, в голове мужчины завертелись мысли, о существовании которых он иногда позволял себе подумать:
       Много ли человеку надо? Лишь нехитрая еда, да теплый ночлег. Вот взять эту развалюху: тридцать минут назад она была неприютной и холодной как могила. А что стало сейчас? Даже эта убогая утварь и обветшалая мебель приобретают признаки уюта и человеческого тепла, потому что в доме зажегся очаг. Простая жизнь, здоровая пища, любимое дело, и живи в гармонии с миром и собой хоть сто лет!
      Иван вспомнил столичные ночные клубы, тусовки, покатушки с друзьями и все их разговоры, ценности и достижения, спиртные напитки, женщин, драки. Сколько всего лишнего и лишенного всякого смысла! А главное - сколько сил и денег тратится на всю эту мышиную возню! Бесконечная гонка за наличными, этапами карьеры, кому оно будет надо, когда придет время лечь на гробовую доску? Там, по сторону, куда все в итоге попадают, не спросят, что написано на твоей визитке, но узнают, чисты ли были твои поступки и помыслы, и нет ли за твоей спиной таких людей, кто хлебнул из-за тебя горя.
       В старой постройке теплело, и оттаивали ароматы чужого жилья. Кисловато-терпко – прелые, устоявшиеся за годы. С непривычки Иван сморщил нос, подумав, что для кого-то даже это неприятное амбре является дорогими и памятными запахами родного дома.
       Загадочно отблескивающий в темноте круг заставил Штерна встать и подойти к стене - над грубой длинной полкой с несколькими десятками книг висели старинные часы с отполированным медным маятником. Ему очень захотелось, чтобы в этой тишине, кроме его шагов и треска сгорающих сучьев, появился еще какой-то звук. Иван открыл дверцу, пошарил пальцами на полочке под циферблатом: ключ оказался на месте. Иван завел пружину, толкнул маятник указательным пальцем, и комната наполнилась четкими ритмичными звуками.
       Околдованный ходом времени, едва заметным бегом чуть заметных в темноте стрелок, журналист пришел к выводу, что в своих откровениях был не прав, и в этом мире, где все так быстротечно, все же есть за что побороться. На одном из уроков аутотренинга, ему сказали, что подобное настроение надо гнать, принято называть пораженческим, ведущим к саморазрушению и поступкам, лишенным амбиций и движению к покорению новых вершин. Чтобы окончательно прийти в себя, он
энергично затряс головой.
      Вернувшись за керосинкой, журналист внимательно перелистал книги на полках, обошел стены, еще раз порылся в ящиках. Остановившись в центре комнаты, Иван держал над собой светильник, и удивлению его не было предела: ни одной семейной фотографии, ни одного письма от близких, ничего такого, что есть в каждом доме, и что могло бы составить информацию о постояльце. Будто бы обитающий здесь человек отрешился от мира, безвозвратно углубившись в свое одиночество. Даже своего дома у него не было.
       Штерн невольно, со злостью передернулся, когда просчитал в уме невеликую разницу между Агнессой и самим собой, вспомнив, что и у него в однокомнатной киевской квартире на стенах не висят фотографии любимых и близких людей. Да и в компьютере таких снимков кот наплакал, а сама квартира приобретена в кредит, и, по сути, ему пока что не принадлежит.
       Рядом было окно, открыв штору, мужчина посмотрел на беснующуюся по ту сторону в нескольких сантиметрах от своего лица непогоду, услышал, как воет в ставнях ветер, бросает в стекла бесчисленные пригоршни жесткого снега. Не обращая внимания на холод, под стеной дома угрюмо прошлась собака. Глядя на простирающуюся снаружи картину, Иван подумал, что это именно зима ломает его жизненный план, а пережитые им сегодня неудобства заставляют его умалять собственные возможности. Все же толстый кошелек, признание в обществе удачливых и талантливых и виски двойной очистки лучше, чем вонючая самогонка из Богом забытого медвежьего угла. Не пройдет много времени, как он и не вспомнит о подобном бреде. Издав короткий смешок, Штерн пошел за раскладушкой, которую видел раньше.
      Сон не шел. Иван лежал у приоткрытой дверцы поддувала, пружины его раскладной койки выдавали каждое его движение. Любопытство ищейки заставляло не спать: двумя руками, повернувшись так, чтобы падал свет из печки, он держал перед собой дневник Агнессы. Рискуя испортить зрение, Иван читал написанные шариковой ручкой строки и думал только об открывшемся ему обмане. Погружаясь в описанные события, Штерн внутренне содрогался от досады и смеха. То, что он узнавал, было больше похоже на вымысел, вольное перессказывание фильмов о тайных обществах и пришельцах. Сам того не замечая, он стал комментировать прочитанное вслух, выдавая столько желчной иронии, на сколько был способен. 

      «Самое первое мое впечатление тянется из детства.  Если, конечно восьмой класс средней школы можно назвать детством. Урок астрономии, необычный урок, практическое занятие, проводимое ночью. Установленный на штативе школьный телескоп смотрит в небо, в сторону яркой звезды на западном краю горизонта. Мои одноклассники шутят насчет инопланетян, хохочут. Я не отличаюсь от них на йоту, не отстаю, сыплю глупостями. Мне самому мои колкости кажутся самыми остроумными. Стадное чувство, сегодня я ненавижу его. И вот подходит моя очередь заглянуть в окуляр, и здесь происходит нечто, что встряхивает мое сознание, бросает в дрожь: я узнаю ТАЙНУ! Своими глазами я вижу как далеко-далеко, сквозь миллионы километров ледяного космоса, где-то посредине Солнечной системы висит в черном пространстве сверкающая звезда, и около нее выстроились в ряд несколько едва заметных светящихся точек! Ио, Европа, Ганимед и Калисто! Юпитер и его спутники! Я вижу собственными глазами! Ошарашенный я уступаю место у телескопа другому. Помню, что следующая моя шутка выходит слишком вялой».
       Иван коротко посмеялся и зевнул, поправил сбившийся спальник. Продолжил чтение.

      «Вначале были просто знаки, огромные знаки на затянутом сплошной пеленой ночном небе, в виде световых пятен в форме треугольников, прямоугольников, и черт те чего еще. Однажды в первый и последний раз увидев их, я стал чаще всматриваться в ночное небо, но не видел больше ничего подобного. Так длилось некоторое время,  и я уже почти забыл об этом. Но однажды летом следующего года, в августе, когда часто стоит солнечная погода, а небо покрывают маленькие, похожие на разрывы от зенитных снарядов белые тучки, я проводил взглядом летящий с востока на запад самолет. Так вот, спустя минуту, вслед за ним, на некотором удалении, по тому же курсу двигалось крохотное пятнышко, и оно, казалось, мелко дрожит, мечется из стороны в сторону. Не успел я как следует задрать голову, как этот летун тут же спрятался в самую ближайшую тучку-перышко и больше из нее не показывался. Я следил до тех пор, пока облачко не растворилось в небе. Но за ним уже ничего не было! Создавалось впечатление, будто оттуда, сверху, меня обнаружили  и испугались. В тот момент, в моей душе что-то содрогнулось, я испытал любопытство.
      
      Однажды летней ночью мне пришлось возвращаться из поездки к морю за рулем своего автомобиля. Жена и дети спали. Чтобы не уснуть самому, я пил воду и курил одну за другой. Уставившись на дорогу, я не сразу заметил, как надо мной и чуть левее, в небе, появились огни летящего самолета. Остановившись на обочине, для кой какого дела, я очень удивился, обнаружив, что летящие огни похожи на самолетные только на первый взгляд. Тем более, что будто ожидая, это загадочное летающее судно не сдвигалось с места. Самолету такое не под силу. Мне стало не по себе. Продолжив путь, я находил время посматривать в небо, убеждаясь, что мой преследователь не отстает. Периодически набор цветовых огней на борту неизвестного летательного аппарата менялся. В считанные секунды менялась и его траектория. Все это длилось до тех пор, пока моя машина заглохла из-за того, что по непонятным причинам вдруг вырубилось электричество. Я вышел из салона чтобы поправить клеммы аккумулятора. Жена и дети все еще спали. Теперь-то я понимаю, из-за чего был так крепок их сон и куда делось напряжение в проводах. А тогда…Дорога была пустынной, летающая штука молниеносно опустилась надо мной на некоторой высоте, обдав невероятно сильным светом.
       Там, где я оказался, время не имело никакого значения. Странно, но страшно не было, даже напротив – мной овладел интерес к новому месту. Например, мне стало известно, что некоторые из них – низкорослые  биороботы, без половой системы, почти лишенные органов пищеварения, созданные для полетов в условиях невероятных перегрузок упрощенные копии других, более совершенных, высоких и плавных, грациозно жестикулирующих, и, очень тактичных…
       Теперь я очень сожалею, что пошел на поводу у газетчиков, и рассказал свою историю. Какой дурак, я надеялся, что стану первым, дам толчок к великому перелому в сознании человечества! Что они со мной сделали, те, ради кого я старался!   
      
      С того происшествия прошло чуть больше года, жизнь моя шла своим чередом. Но где бы я ни был, чем бы ни занимался, всегда испытывал на себе ВЗГЛЯД! Я очень надеялся, что время поможет мне забыть, и Они больше не придут за мной. К тому времени, впервые столкнувшись с серьезными проблемами со здоровьем, я решил бросить курить. Эта проклятая привычка довела меня до свиста в легких и невыносимого ночного кашля. Каждое утро, поднимаясь ни свет, ни заря, я быстрым шагом направлялся на городской стадион, и там совершал пробежки длиной в три километра. За тем стадионом лежал огромный пустырь, уходящий в поросшую тростником влажную низину. Как то осенним утром, когда на улицах города еще никого не было, я, по уже знакомому маршруту, отправился бегать. Вокруг лежал густой туман, позволявший видеть всего на несколько десятков метров. Тростниковая низина за пустырем выглядела, будто молочно-белесая пропасть. В воздухе стояла мертвая тишина, настолько плотная, что было слышно, как потрескивают под воздействием тока влажные электропровода. Разминаясь, я бросил взгляд через плечо, в сторону низины. Не знаю почему, но мне невероятно сильно захотелось туда посмотреть, и то что я там увидел, заставило меня окаменеть в страхе. Я увидел, как из тумана очень медленно поднимается нечто большое и темное, словно на том месте вдруг вздумалось вырасти горе, будто огромный пузырь вздулся из недр, такая черная полусфера размером с автобус. На ней не было ни единого огонька, она не издавала ни единого звука, только мое сердце, но даже оно работало в пол силы: это опять были ОНИ!
      Глаза заволокли слезы от волнения, не закончив пробежки,  в угнетенном состоянии я отправился домой и весь день чувствовал себя разбитым, будто в полусне.   
       Надо ли говорить, что ни одна живая душа не услышала от меня и слова об увиденном»?
        - Очень похоже на синдром алкоголика! Тут тебе и галлюцинации, и набор из паранойи и угнетенного расположения духа! – Критиковал Иван.

       «Ты никогда не задумывался о том, что жизнь вокруг тебя напичкана секретами?  У тебя никогда не было такого, чтобы в идущем отдаленно человеке, или за рулем проезжающего мимо автомобиля, ты вдруг узнал знакомого? И все дело в том, что этот человек совершенно точно должен быть в другом месте, а автомобиля у него нет вообще? Ты не приходишь к мнению, что в этом мире, в реальном времени, на этой планете, существуют одна или две параллельных жизни?  Не казалось ли тебе, что человеческое общество наполнено тайными двойниками, жизненные дороги которых никогда не пересекутся? А если это вдруг и случится, то один из них неизбежно должен будет вскоре умереть»!
      - А здесь он обращается к читателю на «ты», будто бы догадывается, что рано или поздно кто-то доберется до его записей. - Удивился Штерн.

       «Как-то в полдень прилег отдохнуть просто на высушенную солнцем землю подальше от других рабочих заповедника. Плюхнулся на спину под раскидистой акацией, смотрю на облака. Небо всегда манило меня, притягивало взгляд, и в этот раз, не изменяя себе, я лежал с травинкой в зубах и смотрел в синеву. Наверное, глупо так выглядеть мужчине, которому стукнуло немного больше чем сорок. Но мне наплевать - чтобы быть самим собой я ношу гордое имя местного дурачка. В растелившемся передо мной ультрамариновом океане что-то сверкнуло, я тут же повернул голову: где-то в стороне Азовского моря, в прорехе между тучами носились два белых круга. Один за другим они окружили висящий в воздухе серебристый цилиндр. Стремительные полеты по окружности, короткие взмахи лучами, будто из фильмов про войну, где свет прожекторов ловит летящий самолет, схлестнулись на объекте бочковидной формы. В ту же секунду он испарился! Все это происходило в полнейшей тишине, чрезвычайно быстро, и, даже как-то буднично. И вдруг меня будто обухом по голове ударили: только что я увидел воздушное сражение с участием НЛО! 
      
     «Однажды апрельской ночью я проснулся со странным ощущением чего-то нового, и, после недолгих размышлений по этому поводу понял: меня окружили запахи. Ты скажешь, что запахи есть повсюду, и будешь прав, но только наполовину. Потому что меня окружают странные запахи. Ваниль и корица, миндаль, мандарин, сосновая хвоя и многое другое. Ты спросишь, что в них странного? Ничего, я отвечу. Но только в том случае, если у появления каждого запаха есть свой логический момент и место. Как и должно быть у нормальных людей. А вот когда в прокопченном солярочным дымом тракторном боксе у тебя в носу завертится аромат ладана, ты подумаешь о том, что кто-то из твоих знакомых умрет, и так оно и окажется, что тогда? Или у стога, вместо запаха сена в ноздри вдруг ударит запах мандарина, вслед за чем на тебя сваливается болезнь? Я провел сравнения, и пришел к выводу: каждый запах предвещает собой определенные события. Ты думаешь легко так жить, особенно если эти события сбываются? Пользуясь такими возможностями, я мог бы помогать людям, но я боюсь. Здесь я и без того считаюсь сельским сумасшедшим».
      - События последних лет показывают, что те, кто так считает, правы на все сто!  Пора тебе парень показаться доктору! Но невероятно, что находятся все же простофили, верящие в подобную чушь! – Зло проговорил Иван, потрясая над собой тетрадью. – И эти олухи читают и нашу газету тоже. Еще раз хмыкнув, Иван продолжил чтение: 
 
        « Я вот все думал – почему такое случилось именно со мной? И однажды
понял что поговорка права: «Каждый человек сам кузнец своего счастья!» Если ты веришь, если ты ждешь, веришь и ждешь по настоящему, то рано или поздно Они дадут о себе знать. Приоткроют уголочек тайны. Найдут тебя. Как Они это делают, мне не известно. Один уфолог сказал, что вживляют чипы, метят нужных людей, но я думаю, что все дело в излучении. От таких как я, от необычных, из головы, исходит специальный луч, прямиком в космос! Вот на него - то они и прилетают». 
       Не сдержавшись, Штерн хохотнул и ударил ладонью по алюминиевой раме раскладушки. – Почему обязательно из головы? Вполне возможно, что из другого места!
      
       «Звуки! Звуки, довольно неприятны. Скрежетание электросварки, прорывающееся сквозь передачу в телевизоре. Или вдруг медленный, тягучий голос (будто кто включил радиолу с пластинкой Утесова на самой низкой скорости) пробивается между воплями модной певички. Сейчас, занимаясь своими домашними делами, я уже почти не обращаю на них внимания. А вот раньше такие концерты бесили меня не на шутку, особенно телевизор! В один прекрасный день я просто схватил печную кочергу и разбил кинескоп. Ох, и шарахнуло же меня тогда током! В отличие от запахов, звуки ничему меня не учат, ничего не дают. По крайней мере, пока. Иногда мне становится интересно, я прислоняю ухо к динамику радиоприемника, кручу ручку настройки, ухожу подальше от обжитого эфира, и слушаю замысловатое трещание радиопомех, слушаю, как кто-то выстукивает азбукой Морзе. Мне кажется, что это кто-то далекий и таинственный отсылает зашифрованные послания в пространство. Кому-то же они предназначены? В одной из газетных статей о паронормальном, ученые сказали, что такие звуки принято называть «белым шумом». Я не против, им виднее».
       Журналист покосился на разбитый телеприемник, удержался от комментария в присущем себе циничном виде, потому что следующая запись показалась ему более забавной:

       « Лежу на белой поверхности, которая со всех сторон теряется в белом тумане. На мне ничего нет, и я будто впервые обращаю внимание, какое худое и волосатое у меня тело. Да я старик уже! На груди полно седых волосинок, мышцы обмякли. До этого момента мне казалось, что лет мне не больше тридцати. По моим внутренним ощущениям не больше тридцати. Подо мной, вокруг меня, и во мне, каждые пять минут я слышу некое глубинное содрогание, будто нахожусь во чреве кита. - Что это? – Спрашиваю я, и голос в моей голове отвечает: - «Корабль прогревает системы, готовится к полету». К какому полету? – Будто бы спрашиваю я, на что тот же голос, не мужской и не женский, не медля, дает ответ: - «Мы приняли решение на некоторое время взять тебя с собой. Ты должен кое-что увидеть»! И, да! Я видел! Целые миры, расположенные друг от друга так далеко, что страшно представить! Мне самому себе боязно сознаться, в том, что лицезрел я собственными глазами! Уж не сошел ли я с ума?»
        Подброшенный Ивановой рукой, трепеща листами, будто птица крыльями, дневник полетел в угол, а сам Штерн вскочил на ноги, и потрясаемый  хохотом схватился за живот.
        - Во, заливает!
         Вволю насмеявшись, он пошел искать тетрадь.

       «Вчера подслушал разговор двух трактористов: « - Какой осёл тебе сказал, что Бредбери умер? Я только вчера читал его новую книжку!». И вправду, будь ты хоть неотесанный тракторист, хоть институтский профессор, или сельский чудак, когда будешь читать его книгу, попробуй скажи, что он умер! Если ты, конечно, не осёл!»
        На этот счет у Ивана имелось свое мнение, и оно в корне было непохожим на сопливые восторги Агнессы. Он категорически не признавал фантастику литературой вообще. В его понимании только развивающие книги были достойны внимания.
 
      - «Инопланетяне боятся собак! Панически! Хотя если по правде, это взаимно. Я это понял после визита Иного. Мой дворовый песик лаял как взбесившийся, превратился в неистового чертенка, и от его неистового лая Иной дрожал как осиновый лист не в силах сделать шаг! Как только собака на секунду останавливалась, чтобы перевести дыхание, Иной набирался смелости и продолжал свое медленное, плавное передвижение по дому. Так длилось несколько раз, пока, видимо, терпение Иного закончилось и он применил к собаке какое-то телепатическое воздействие - пес впрыгнул в конуру и больше из нее не показывался.  На следующий день я нашел собаку забившейся в угол, мертвой. Бедный Малыш, спасибо! Если бы собака оборвала цепь, наверняка осталась бы жива. Да что собака, я сам чуть не наложил в штаны!
       Не знаю у кого спросить, но мне кажется что Они, (по крайней мере такие как Иной), так пугливы перед собаками потому что их мир лишен животных. Таких форм жизни, как земные животные. А особенно – таких, как представители вида волчьих, умных и агрессивных. Возможно, именно собаки, на протяжении тысячелетий охраняющие человека от враждебных существ, способствуют тому, что Они до сих пор прокрадываются на нашу планету тайком? Не завести ли мне собаку покрупнее? Или двух, кавказских овчарок? Эти собаки достаточно злобные.  Придется раскошелиться на кормежку, но мне будет спокойнее. Оно того стоит».
       Ох, вздохнул Иван, - После того, что тут написано о совместном полете с инопланетянами, я уже ничему не удивляюсь. – Здесь другое главное: какой материал по заданию я привезу в Киев в редакцию? Эту ахинею в школьной тетрадке?
        Рука Ивана устало коснулась пола. Записи Агнессы выпали из ослабевших пальцев ему на грудь. Засыпая, он подумал, что осталось дочитать еще одну, последнюю главу, последний листочек этого забавного вранья. В голове шумело, тело наполнялось тяжестью, и вдруг в ушах будто прозвучал набат, он резко выпрямился и прислушался к звукам с улицы: нарушая глубокую ночную тишину отрывисто и остервенело лаяли собаки! Штерн не считал себя знатоком собачьего поведения, но в этот момент был уверен, что ТАК как сейчас, на человека собаки лаять не могут! Не давая себе отчет о ходе времени, он надеялся, что все это ему снится.   
      Следовало бы подняться и посмотреть в окно, однако Иван ощутил резкое нежелание покидать койку. Выровнявшись на своем скрипучем ложе, он будто окаменел. Странное чувство, будто бы невесть откуда возникшее внутреннее зрение, подсказывало ему, что там, за стенами, передвигается что-то, внушающее ужас, рожденное в пучинах чуждого мира. Сознание Ивана раздвоилось, одна половина погрузилась в страх, другая чутко улавливала малейший звук. Он попытался шевельнуть ногами, но те будто принадлежали кому-то другому.
        С остановившимся дыханием, напрягшийся как камень, лежал Штерн, весь превратившись в слух, как крепчайшей паутиной, опутанный фатальной безвольностью. Совершенно прекрасно он понимал, что превозмогая страх, собаки лают на кого-то перед входом в дом, и ему даже казалось, что он видит сквозь постройку того, кто поднимается на порог. Воспаленное воображение рисовало сгусток чего-то невероятно чужого, непохожего, непонятного, от которого в жилах замерзает кровь. 
       Отбивающие свой мерный такт часы на стене по неведомой причине принялись идти быстрее, и им в унисон в висках Ивана запульсировали удары. Впрочем, из-за страха он не был уверен в точности своих ощущений. Еще больший ужас заплясал в его сознании, когда он увидел, или даже почувствовал, несмотря на мрак едва освещаемого помещения, как дрожащая дверная щеколда необыкновенно медленно поползла из защелки.
       Скрипя петлями, впуская в дом холодный поток, дверь открылась, за ее черным провалом угадывалось нечто, и оно не спешило продолжать движения. Звук, похожий на писк летучей мыши проник во все клетки Иванова тела, ядом пробежался по мышцам, еще сильнее разрывая напополам остатки его самообладания.
       Светлое, высокое пятно очутилось в центре комнаты, и как оно это так быстро сделало, оставалось для Ивана полной загадкой. Вероятно, это страх стирал барьеры между вымыслом и реальностью. Теперь оно замедлило движения, очень осторожно, миллиметр за миллиметром покидало зону мрака, мучительно долго приближаясь к Ивану. Едва не касаясь крупной головой потолка, существо обладало высоким ростом, и тщедушным телосложением. Каким-то отдаленным уголком мышления Штерн пришел к выводу, что ночной гость не может быть человеком. Инстинкты, накопленные сотнями поколений предков, проснулись и приказали прищурить глаза и притвориться мертвым. Иван проникся теми же силами ужаса и ощущением собственной беспомощности, какие когда-то испытывали первобытные люди, когда мимо их жилища проходил саблезубый тигр-махайрод, созданная природой идеальная живая машина-убийца.   
       Незваный гость вновь, каким-то образом молниеносно быстро пересек комнату, и, оказавшись у раскладушки с человеком замер. Глядя снизу-вверх, схваченный оцепенением мужчина, у которого могли двигаться только зрачки, видел, как с неосвещенной высоты в его сторону поворачивается и опускается голова, тянутся к его шее необыкновенно длинные и тонкие руки с костлявыми пальцами.
      Иван закрыл глаза. Он был готов к самому худшему. Готовясь к смерти, человек не сразу осознал, что произошло, и что тот, кто пришел в этот дом из другого мира, не собирался убивать, а всего лишь едва ощутимо коснулся Ивановой груди, подняв тетрадку с записями Агнессы.
     Воцарилась тишина. Казалось, время остановилось. На душе у Штерна отлегло. Работающий на пределе возможностей слух не доносил более ни одного, даже малейшего звука. Чудовищно медленно страх уходил из сердца, по телу прокатывалось живительное тепло, защипало в кончиках пальцев. Желая больше всего на свете, чтобы этот кошмар кончился, Иван разлепил веки, и они тут же в ужасе расширились и дикий крик застрял в его глотке: в свете остывающих древесных углей, в десяти сантиметрах от своего лица он увидел огромные, черные глазницы, такие же бездонные, как и сам космос. В этот миг в его голове огненными буквами пронеслись те строки, которые он больше не захотел читать в дневнике Ивана Агнессы: 
   
     «Ты когда – нибудь заглядывал в глаза бездне? Видел ли ты хоть раз выражение неимоверных, недоступных человеческому разуму, мудрости, знаний и еще чего-то такого, к чему невозможно подобрать слов, и даже нельзя как следует прочувствовать?! Тогда посмотри в глаза Иному! Испытывал ли ты хоть однажды чувство, что никогда, слышишь, никогда ты не будешь способен разгадать ЗАГАДКУ? Тогда посмотри в его глаза, и ты будешь вынужден смириться с мыслью, что ты – человек, не властелин мира, а всего лишь полуживотное, едва проявившее какие-то проблески разума! Никогда, слышишь, никогда не задирай нос, не забывай, что могучие небеса смотрят на тебя»!   


                КОНЕЦ.