Немой обжиг. Часть 1

От себя:
Смешно и предсказуемо, скажете вы, разве можно создать более банальный образ? Конечно, просто между Ани и мною, есть огромная разница. Она имеет больше прав на жизнь, чем я, хоть и выдумана в Моей голове.

Вступление:
За каждый арендованный метр земли запорошённый первым снежком, осень берет сполна, так, что непереносимый скрежет ее зубов откликается во взгляде каждой бездомной собаки спешащей укрыться от сумбура непогоды. Она словно тот солнечный мальчуган, что сложил рогатку на сырую землю, и побежал прочь осознавая неизбежность своего краха, но стоит отвернуться, усыпить свою бдительность, как он вновь вступает в свою игру – словно настойчивый ухажёр.

Рассказ от лица Рыжика.


Глава 1.

- Погода словно взбесилась! – констатировала Ани, выглядывая в окно.

  Ани Нестерова несостоявшаяся певичка сорока пяти лет. Довольно сентиментальная особа, но с необычайно выразительными и заботливыми, голубыми глазами. Обладателям подобных глаз вероятнее повезло больше, им, как ни кому другому можно доверить свои тайны, да что уж там таить, доверить все свое существо, даже самое неказистое и грубое. Ты всегда уверен, что знаешь о них наверняка, и вряд ли она может вытворить что-то, что могло бы тебя удивить или заставить разувериться в их предсказуемости. Но в бессмысленности их глаз таится своя особая откровенность, уводящая на глубину самого глубокого океана - стоит задуматься о масштабах, как от ужаса воздух каменеет. Это называют эстетическим удовлетворением, вроде бы. Вообще, Ани была истиной арийкой, но я всегда задумывался о строгости, выпуклости ее скул. В детстве ее называли чучелом, из-за сухости ее янтарно-пшеничных волос, дети кричали, что у нее сено на голове.
 
Закончив Гнесинское училище, она пробовалась на роль Скарллет в труппе "Светский Папа", работала два года товароведом в Смоленске, но в 92-ом уехала в Америку, с Марком Типерманом, студентом по обмену из штата Юта. В 95-ом Марк сделал ей предложение. После венчания, уже духовно переродившаяся католичка Ани, отправилась в медовый месяц в Бенгази. Обретя свой уголок безопасности и уюта, семья Типерманов поселилась в особняке, обнесенным коричневым камнем, доставшемся по наследству Марку, от его прадеда. По четвергам, собираясь в обширном зеленеющем саду с семьей Ситлов, друзья готовили черничный пирог и содовую, много шутили, словно каждому из них по восемнадцать, даже робость в такие моменты не сходила с щетинистых скул - розовела, потягивали «Верблюда», и прятались от изнуряющего солнца под сенью зеленого, молодого ясеня.

У Ани имелся мешочек иллюзий, который она пеленала в шерстяные свертки холодными вечерами, а с приходом Весны заплетала в самые яркие бантики старшей сестры, прятала в свитую корзинку и лелеяла как самые добрые воспоминания детства. Еще она имела пару книг ее любимого писателя Франсуа Мориака в старом переплете, и с пожелтевшими страницами от времени и сырости. Кстати, поздними вечерами, когда побледневшая луна-соучастница заглядывала в окно, освещая самые темные углы комнат, Ани включала стерео и присаживаясь на лестницу у входа, истязала свой «внутренний мир», искренно сопереживая и понимая Терезу Дейскроу - наверное это были самые глупые мысли, думала потом она, которые мучили ее еще тогда свежую головушку.

В 98-ом, Марк вышел на вечернюю прогулку, а спустя три дня, его хоронили в черном фраке. Все оказалось весьма просто и понятно, тело нашли в масличных садах - Марк подавился косточкой, какая глупая, смешная смерть, если смерть бывает глупой.
Это была ее первая утрата.
Первые похороны в Америке.
Ани сильно похудела, приняв вид забитой, анарексичной собачки, постарев как минимум лет на десять. Пройдя все десять кругов ада своей больной головы, ей выпала удача встретится с психотерапевтом-реабилитологом, изучив весь курс восстановления жизненных сил и пополнения чакр энергией, она поселилась в Атланте, сняв однокомнатную квартирку, устроилась в книжную лавку к Григорию Дерману, и купила ушастого щенками на интернет аукционе, у которого были забавные, массивные лапы, похожие на скрученные макаронины.


 Обернувшись, Ани заметила, что она совершенно одна, в практически пустой комнате, освещенной дневным светом. По углам были развешаны разноцветные, картонные гирлянды, старый пыльный коврик-дорожка, на стене висела фотография пожилой женщины, в рамке из осинового, лакированного дерева, эти черты она не за что бы не узнала, если бы не характерная родинка над левой бровью. Сиреневая, атласная накидка, сползла до ножек старого, английского, трухлявого дивана викторианских времен, продавленного часами ожидания, - Как же долго ты меня ждал - подумала она.

- Эй, Марк, по местному передали морозы! Ты представляешь?!
- И ты им веришь?! – с искренним удивлением ответил неказистый, курчавый, молодой парень. По его внешнему виду, было очевидно, что он застрял где-то между буржуазной молодежью 40-ых и временами «битлов».  Выглаженная, бежевая рубашка, заправленная в широкополые брюки-клеши, висела на нем словно накрахмаленная тряпка на вешалке.
- Нет, знаешь, мне твоих баек хватает! Пойдем скорее, я тебе что-то покажу.
 
Ани и Марк поднялись по винтовой лестнице, на второй этаж особняка Вудсона. Некогда Старший Эдил Вуд-Типерман, хозяин участка в пять гектар, был обычным фермером, разводил свиней и индюшек, выращивал кукурузу и зерно пшеницы, продавая излишки мяса на базаре. В конце концов, налог за место неуклонно возрастал в геометрической прогрессии, что открытие собственной мясной лавку было весьма актуально.

- Знаешь, Марк, - заговорила торжественным тоном Ани, останавливаясь возле входа в спальню, - я всегда верила, что ты был рядом, и ждала хоть единого знака. Ты только представь, по ночам открыв окно настежь, я куталась в одеяло и прислушивалась к каждому шороху листвы, несмолкаемому шуму города, машин, этих лязганий вдоль тратуара, надеясь, что наклонившись надо мною, ты заглушишь своим сонным дыханием этот невыносимый гам! Как тогда, когда ты забыл, эти чертовы ключи на трельяже. Да Марк! Без тебя жизнь потеряла краски, превратилась в однообразную примесь боли и отчаянья.

Неожиданно комок слез, возникший от осознания того, что она тут и сейчас с Марком, предательски подступивший к горлу, прервал речь Ани и цепко схватился душить ее. Слезы горечи ручьем хлынули из сверкающих ясных глаз, обжигая захудалые щеки и потрескавшиеся губы. Чем больше сокрушалась Ани, тем прекраснее и чище становилось где-то внутри, там где всегда щемила сквозная рана.

Конечно, жизнь впечатлительных людей, это бурный поток, череда переливов и плесов, который способен поглотить - захлестнуть волною. Такие люди драматизируют каждый поступок, мелочь, случайность, этот навык свойственен актерам. Даже если вы принимаете жизнь за сцену, не переигрываете, ведь и на сцене бывают плохие актеры. Сентиментальность удел тонущих, создающих вокруг себя волны людей, чертыхающихся в том, что они сами порождают, поэтому нас с детства учат, что самый страшный человек это тот, кто тонет, он пойдет на все, чтобы вылезти из воды сухим - инстинкт самосохранения в критических ситуациях, превыше человеческой способности на жертвенность. Иногда стоит вовремя остановиться, ведь создав дискомфорт в море, волною вы можете задеть и тех, кто вам близок.
Иные люди подобны задумчивости темного омута - мудрость змеи. Держась на плаву они любуются своим отражением в зеркале недвижимых, вечно зеленых, хрустальных вод.  Это те, кто успели вовремя остановиться и приобрести смирение. В своем роде, это первый шаг к тому состоянию, когда нам подвластно время.

- Духовник говорил, что разговоры о всех этих противоположностях - чушь! - задумчиво начала Ани, - он сказал, что есть только свет и любовь, которые в себе непрерывно несет Бог.
- Перестань, Ани - подхватил курчавый шатен, - там где есть свет, по логике наверняка найдется тьма. Если бы в мире не было противоположностей, равновесия было бы нарушено, ты только представь...
- Ты только представь - оборвала девушка, - что есть мир, где нам не придется больше думать о том, что тьма не может сосуществовать без света, а свет без тьмы. Что когда-то настанет время, когда нас разлучит глупое обстоятельство. Там будет всегда светить солнце, над бескрайними морями будут вздыматься луга и горы. Сирень и черемуха будут цвести вечно и насыщать нас ароматами, которые бы не вмещались в легкие, не одного живого существа. Нам больше не придется жечь квартиры арома палочками, и вдыхать этот мир.