Глава 49

           Глава 49

               
          Зоя Петровна, с некоторыми трудностями, всё же прижилась в Тумеево. Скромная обитель с годами строилась и расширяла свои владения, превращаясь в настоящий храмовый комплекс. Поначалу старожилы приняли новенькую с неохотой, а кто-то c открытой неприязнью. Работы становилось всё больше, и трудолюбие женщины возымели своё благое действие. Подругами она не обзавелась, но пользовалась доверием. Только Мишка Силаев и не думал отпускать жену. Сначала ждал, что вернётся сама, а потом решил действовать исподволь – вызвал к себе детей и отправил за беглянкой.
 
        Когда-то Михаил, пытался угрозами удержать детей в деревне, но это ему не удалось. Старший остался на Сахалине, где проходил срочную службу в армии. Младший поступил учиться, следом уехала дочь. Силаев с одной стороны гордился, что его дети получают образование, но с другой стороны понимал, что навсегда утрачивает влияние как глава семьи и теряет рабочую силу. Последние годы они с женой спали по четыре часа в сутки, и всё же физически не справлялись с огромным хозяйством. Когда пришлось сокращать поголовье, Михаил совсем озверел. Он часто срывал досаду на жене, хотя Зоя трудилась, не покладая рук:
 
        – Что, курва старая, довольна. Разогнала детей из родного гнезда и рада. Всё, по-твоему, вышло курица безмозглая? – и толкал кулачищем прямо в лоб.
 
        Зоя Петровна терпела до той поры, пока хватало сил терпеть. Она ничего не имела против крестьянского труда, но Михаил превратил её жизнь в каторгу. Скота держали всегда сверх разумной меры, картошки сажали в три раза от необходимого, сена заготавливали больше, чем нужно. Это доставляло удовольствие главе семейства. Гордился Силаев своим достатком, всего у него должно быть больше, чем у других сельчан. Зою в жены взял только для того, чтобы потешить самолюбие – самая красивая девушка в округе, непременно должна быть его. Детьми Михаил понукал с малых лет. И всё же, не напрасно болело материнское сердце, дала силаевская порода сбой. Зоя постаралась вложить душу в воспитание детей. Пусть не были они ласковы, словно стеснялись чего-то, но в глубине души они были благодарны ей. С внуками оказалось сложнее, жили в городе, потому не тянулись к бабушкиным ласкам. Приезжали от случая к случаю, но дед и тут успевал всё испортить. Не умел и не желал Михаил сдерживать себя, слова доброго не скажет. Начинал привычно гонять всех по своим делам, и внуки сторонились деда.
 
        Телефон подаренный Тениальным очень пригодился. Зоя Петровна стала созваниваться с детьми и заранее знала о их приезде. Разговор на кухне было трудно скрыть и служительницы с радостью грели свои уши. Сотовый телефон был тогда в новинку, Зоя никому не отказывала на просьбу позвонить, но многим было некому звонить. Когда Силаева вышла встречать своих гостей, старухи прильнули к окошку.
 
        – Смотри Галя, машина-то какая.

        – Дорогая, однако. И внуки справные, сразу видать, что хорошо живут.
 
        – Помнишь, в прошлом годе к нам епископ в Духов день приезжал на такой же.
 
        – С жиру бесится наша праведница. Кабы мой Лёнька не пил так зверски, разве бы я сюда попала, – старушка накуксилась, выжимая слёзы. – Всю пенсию до копейки отнимал, ирод!

         – И не говори, Даниловна. Опять уела всех нас. Смотрите! Любуйтесь!

         На кухню зашла Анна и одёрнула ехидных старух:
 
        – Зачем вы так, Зоя Петровна – молодец! Порядок везде навела. Отец Кирилл ею очень доволен.
 
        Две кумушки любили жаловаться, поводов для этого у каждой хватало, и всё же жизнь при храме их очень даже устраивала. Они спохватились и тут же согласно закивали:
 
        – Так оно, всё так, Нюра. А мы и не в осуждение совсем.
 
        – Просто говорим, детки-то такие красивые.
 
        – Да и внуки тоже. Бабушку любят, скучают. Вот и приехали.
 
        – Удивляемся только, чего она от них подалась. Достаток-то сразу видно.         
 
        – Не нам судить о том. У каждого своя причина. И потом, разве в одном достатке дело. – сказала Анна.
 
        – И это верно, Нюра. Ты, как всегда, права.

       Анна понимала скрытое ехидство, но спорит не стала:
 
        – Пойдёмте работать, там тесто подошло.
 
        Кумушкам не хотелось покидать наблюдательный пункт, они переглянулись и поджав губки, пошли в пекарню.
 
        Напрасно Силаев рассчитывал на детей. Они подчинились родительскому приказу, но решимости вернуть мать домой у них не было. Дети всё хорошо понимали. Зоя Петровна кинулась обнимать своих внуков. Потом детей.

         – Приехали, мои дорогие!

         – Привет! Как ты!? – спросила дочь Ксения.

         – Хорошо!

         – Не болеешь?

         – Нет, Слава Богу!

         – Мама, ты наверно уже догадалась зачем?

         – Я знаю, Ксюша. Отец прислал.

         – Отец.

         – Не вернусь я, так и передайте.

         – Мама, я тебя понимаю.

         Зоя Петровна радовалась приезду детей, значит, небезразлична она им, и отцову просьбу не проигнорировали, тоже хорошо. Саша молчал и только смущённо улыбался, младший сын не отличался бойким характером. Рос послушным и добрым мальчиком. Она ещё раз осмотрела всех и спохватилась:

        – Деточки, мои дорогие! Что же мы так набегу? Пойдёмте ко мне, я здесь близко живу. Вон мой домик с синими ставнями.

        Ксения сказала:

        – Нет, мама. Мы ненадолго. Отец истерит, вот и сорвались среди недели. Не обижайся.

        – Мне на смену вечером. – сказал Саша.

        – Я думала останетесь, хотя бы на одну ночку.

        – Не сегодня. Мы потом как-нибудь приедем.

        – Понятно. Буду ждать.

        – Честное слово, приедем. Красиво у вас здесь.

        Зоя Петровна обняла дочь:

        – Давайте, хотя бы в беседке посидим.

        – Это можно. – сказал Саша и боком приобнял мать.

       Гости пошли к источнику.

        – Подождите. Я сейчас вам просфоры принесу.

        Зоя Петровна торопливо засеменила по дорожке в сторону пекарни. Ксения смотрела вслед матери. Проворно бегает, значит всё хорошо. Бабушка быстро вернулась и раздала угощение. Внуки переглядывались между собой и крутили просфоры в руках не решаясь отведать.

        – Вы чего? Попробуйте. Я сама пекла.

        Зоя Петровна смотрела на своих детей и внуков. Она была счастлива. Дети с удовольствием уплетали просфоры, слушая бабушкину умиротворенную речь, в которой содержалось столько непонятного, нового и интересного. Недолго посидели. Прощаясь, дочь расплакалась и обняла маму. Александр сдержанно ткнулся губами в седой висок. За свою ласковость, Саше больше всего попадало от отца: «чего всё лижешься, как телок». Зоя Петровна провела рукой по виску сына, слегка подёрнутого сединой. По очереди прижала к себе внучат. Гости сочли свою миссию выполненной и с весёлым шумом расселись в машине.
        – Пока, бабуля! Здесь клёво!
 
        – Приезжайте, мои дорогие. Медовый Спас скоро. Знаете теперь, где меня искать. Смотрите какая красота у нас, воздух чистый не то, что в городе, – сказала Зоя Петровна, ласково глядя на всех.

        – Хорошо, мама. Обязательно. Теперь чаще звонить будем.
      
        – Буду ждать. С Богом!
 
        Силаеву привет передавать не стала, чтобы не питал надежды. Точно знала, что не вернется к нему. Почти полвека прожили под одной крышей, а так и остались чужими людьми. Чаша терпения у неё оказалась не бездонной, больно ломал её Михаил под свои устои, хватит. Мира хочется душе. Будет молиться за всех. Дети понимали свою мать. Она перекрестила их в дорогу. Внуки махали бабушке с заднего сидения автомобиля.
 
        Зоя Петровна заторопилась на кухню. Старухи уже вернулись из пекарни, при её появлении стали наперебой расхваливать собственных детей. Зоя Петровна выгрузила в общий холодильник привезённые детьми гостинцы, кумушки переглянулись: «Вот ведь святоша и тут уела». Они тишком растаскивали её продукты из холодильника по своим комнатам. Зоя Петровна немало видела таких деревенских кумушек на своём веку, и привыкла не обращать внимания. На вечернем богослужении Силаева чувствовала необыкновенную лёгкость в своём изношенном теле. Под ликами святых молитва матери всегда будет услышана. Здесь теперь её дом, разве можно отказаться от такой радости.