Жизнь вечная-3. Тайна спасения

В тесной связи с обсуждаемой нами темой очищения души стоит другая, не менее важная и тоже требующая своего разрешения проблема – спасения души.

Потому что именно спасение души, а не достижение чисто утилитарных целей – здоровье, благополучие и т.п. – и является целью аскетической практики духовного очищения души.

Само же спасение души, по мысли христианских подвижников, обретается через отрешение, отстранение ее от нужд и благ плоти. Поэтому, аскет – тот, кто не имеет ни нужд, ни благ, или, по крайней мере, сумел свести их до минимума.

Остановимся на этом вопросе подробнее.

Нужда – это желание, потребность в чем-либо. Благо – средство для восполнения нужды. Например, жажда – это нужда, вода – благо, необходимое для удовлетворения нужды. Следовательно, нужда может быть устранена не подавлением, не игнорированием ее, а только соответствующим благом: жажда – водой, голод – пищей, усталость – отдыхом, и т.д.

Если человек не имеет той или иной нужды, он не станет искать и соответствующего блага. В самом деле, зачем человеку, не испытывающему жажды, вода? Поэтому, нужда, как желание, потребность, - необходимое условие для того, чтобы человек был заинтересован во владении тем или иным благом, восполняющим ее.

С другой стороны, не имеет нужды не тот, кто отрицает или подавляет ее, а тот, кто владеет благом, способным, так сказать, покрыть нужду.

Например, болезнь – олицетворение нужды, здоровье – блага. Целью любого больного является поиск блага – здоровья, для чего он ходит по врачам, принимает лекарства, читает соответствующую литературу и т.д. В то же время здоровый не прилагает никаких усилий к тому, чтобы овладевать благом здоровья, потому что уже владеет им. Иными словами, здоровый не испытывает нужды – болезни, не потому, что вообще, даже потенциально, не может заболеть, а потому, что его нужда уже покрыта благом – здоровьем. Утрата этого блага и являлась бы для него возникновением болезни. Следовательно, здоровый владеет благом -  здоровьем. Обратим внимание: через владение этим благом он получает свободу от нужды – болезни. Значит, для того, чтобы быть свободным и независимым от нужды – болезни, нужно обязательно владеть благом – здоровьем.

Еще один важный момент: человек, желающий быть здоровым, - не здоров; тот же, кто здоров, - не желает быть здоровым. У него другие желания. Желание овладеть благом и владение им – находятся в обратной зависимости друг от друга. Таким образом, для того, чтобы по-настоящему владеть тем или иным благом, необходимым для восполнения нужды, требуется не желать его. Отсутствие желания владеть им и называется отрешенностью от него.
 
Значит, отрешенность от блага предполагает владение благом, а вовсе не потерю его. Это очень важный вывод. Следовательно, независимость, отрешенность души от блага – необходимое условие для владения благом.
 
Итак, свободен от нужд тот, чьи нужды восполнены соответствующими благами. Следовательно, все нужды появляются не случайно. Они обличают скрытую от сознания внутреннюю неотрешенность от тех благ, что способны их восполнить. Не имеющий денег для жизни, по всей видимости, не отрешен от денег, от благополучия. Тот, кого не уважают, - ценит себя чересчур высоко. И т.д.

Значит, не обращать внимания на собственные нужды, стремиться подавить их – лишить себя возможности осознания внутренней неотрешенности от тех благ, что способны их упразднить. Только восполнение нужды соответствующим благом освобождает человека от диктата и власти нужды.

Далее. Использование блага в целях удовлетворения нужды сопровождается тем, что принято называть удовольствием, наслаждением. В свою очередь, состояние нужды, потребности в благе обнажает себя в форме страдания. Значит, страдание может быть упразднено только переживаемым удовольствием.

Например, человек, который видит и слышит, не осознает своей нужды в зрении и слухе, потому что эти нужды уже восполнены соответствующими благами. Более того, он даже и не понимает, что именно наслаждается благами зрения и слуха. Это становится очевидным для него, если он, допустим, частично или полностью утратит данные блага, теряя возможность пользоваться, а потому и наслаждаться ими, что и будет воспринято им как состояние нужды в этих благах, т.е. слепота или глухота.

Следовательно, владеть благом – пользоваться им, а пользоваться – получать наслаждение. Кто пользуется благом – не страдает. Кто страдает – лишен возможности пользоваться. Человек, который сумел найти удовлетворение всем нуждам через обретение всех необходимых для этого благ из существа страдающего превращается в существо наслаждающееся. Возможность испытывать постоянное наслаждение в христианстве именуется – благодатью. Благодать – это как бы квинтэссенция всех возможных благ и удовлетворение всех возможных нужд еще до их возникновения. Благодать доступна тем, у кого чистое сердце, т.е. сердце, свободное от всех  привязанностей и страстей, что, как мы теперь понимаем, равносильно не потере, а обретению всех благ. Ибо лишь неотрешенность души от блага приводит к потере его, потеря – к нужде, нужда – к страданию. Поскольку страдание – следствие неотрешенности человеческой души от тех или иных благ, то человек, испытывающий страдание, тем самым обнажает сам в себе эту неотрешенность. Поэтому, обрести чистое сердце – значит иметь отрешенность души от всех благ, а потому и получить доступ к наслаждению ими посредством благодати. Чистое сердце – это цель христианской практики аскетизма.

Таким образом, нужда, страдание заставляют человека озаботиться поиском блага, поиск блага – отрешенностью от него, в свою очередь, отрешенность перерастает во владение, владение  - в получение наслаждения.

Значит, отрешение от нужд и благ плоти – это процесс не внешний, а внутренний, происходящий в душе, в сердце человека.
Итак, цель аскетической практики – обретение отрешения от нужд и благ плоти. Противоположностью этому является стремление к обладанию и нуждами, и благами, что в дальнейшем я предполагаю именовать прагматизмом.

Аскетизм и прагматизм представляют на первый взгляд то, что не может  иметь ничего общего между собою. Действительно, идеологический конфликт этих двух мировоззренческих  систем, выраженный, например, в противостоянии идеализма и материализма, настолько древен и глубок, что, кажется, примирить их невозможно.
 
Однако, если главная задача аскетизма – отрешение от нужд и благ плоти, то для того, чтобы она была успешно осуществлена, требуется прежде всего иметь нужды и владеть благами, необходимыми для удовлетворения первых.

В самом деле, человеку невозможно отрешаться от того, что ему и так не принадлежит, чем он и так не владеет, ибо, если и без того у него не имеется ни нужд, ни благ, то от чего он станет отрешаться?
Поэтому, по-настоящему отрешаться от нужд и благ способен лишь тот, кому они принадлежат, а не тот, кто их лишен.

В свою очередь, если целью прагматизма является обладание как можно большими нуждами и благами, то эта цель не может быть достигнута без отрешенности от обладаемого. Ибо речь идет не о том, чтобы нужды и блага обладали человеком, точнее, человеческим сердцем, превращая самого человека в средство для утверждения самих себя, а о том, чтобы человек обладал ими. Другое определение отрешенности – независимость. Лишь тот, кто независим от того, чем он обладает, и может называться обладающим. И, значит, независимость от предмета обладания не исключает, а предполагает владение им.

Таким образом, отрешение и обладание, аскетизм и прагматизм не только ни в чем не противоречат друг другу, но и образуют вместе единое и неделимое целое.

Поэтому, по сути, подлинный аскет должен являться и прагматиком, а подлинный прагматик – аскетом.

Значит, если спасение души заключается в ее очищении, а очищение – в отрешении, и если отрешение, в свою очередь, предполагает не упразднение, а утверждение владения нуждами и благами плоти, то подлинное спасение души есть спасение и этих нужд и благ, а если быть более точным, того, что олицетворяет их – плоти.

Следовательно, с данной точки зрения логичнее вести речь о спасении не только души, но и плоти, или, конкретизируя, - существа, которое совмещает в своей природе душу и плоть, - человека.

Поэтому, в спасении нуждается не душа человека и не его плоть, а сам человек.

Остановимся на этом подробнее.

Идеализм и материализм – два принципиально разных подхода к проблеме человеческого бытия в целом.

Ибо с точки зрения идеалистических доктрин смыслом этого бытия является посмертное существование человека, а вся земная жизнь – лишь подготовка к нему.

Тогда как с позиций учений материалистических именно земная, дольняя жизнь является единственной точкой приложения человеческих сил и стремлений.

Поэтому жизнью  для адептов материализма является жизнь только плотская, земная, для сторонников идеализма – только  внетелесная, духовная.

Следовательно, если для материализма смерть – это прекращение какой бы то ни было жизни, то для идеализма она, наоборот, есть обретение подлинной жизни, не скованной более узами плоти.

Несмотря на то, что взгляды идеалистических  и материалистических доктрин не сходятся в ответе на вопрос, что ожидает и ожидает ли вообще человека после его физической смерти, они поразительно единодушны в своем отношении к самой смерти, признавая ее чем-то естественным, закономерным.

Но мало кто понимает, что именно там, где идеализм и материализм наконец-то приходят к обоюдному согласию, т.е. в своем отношении к смерти, лежит и корень их противостояния, противоречия.

Ибо именно благодаря тому, что смерть была признана непреодолимым законом, и произошло смещение интересов – в сторону мира земного в случае материализма, и мира духовного, внетелесного – в случае идеализма. И поэтому, если для первого стало бессмысленным стремление к спасению идеальной природы человека – души, то для второго – забота о спасении, развитии и укреплении его материальной природы – плоти.
Таким образом, подлинной причиной противостояния материализма и идеализма является человеческая смерть. Устрани ее – и тогда исчезнут все противоречия.

Самое интересное во всем этом то, что и в религии, и в философии на уровне концептуальном, мировоззренческом человеческое существо само по себе всегда рассматривалось в единстве материальной (тело) и духовной, идеальной (душа) составляющих и никогда не понималось только как тело или только как душа. Например, существо, имеющее только духовную, идеальную природу, принято называть ангелом, а существо, обладающее только материальной формой, не наполненной духовным содержанием, именуют или роботом или мертвецом.

Еще в Ветхом Завете упомянуто о том, что «Бог создал» именно «человека для нетления» (Прем. 2:23), т.е. бессмертия. Человека как тело и душу, а не как одну только душу. Следовательно, бессмертие человека не может ограничиваться бессмертием только духовным, но предполагает и его телесное бессмертие.

Значит, если уж и вести речь о спасении и бессмертии человека, то это необходимо делать в отношении не только его духовной, но и материальной составляющих.

Ибо, если некое духовное существо, заключенное в материальной оболочке и является потенциально бессмертным, как это утверждают идеалистические учения, то это потенциальное бессмертие именно данного духовного существа, но не человека.

Тело каждого человека само по себе является частью этого мира, находящейся с ним в неразрывной связи, - ибо, вспомним, тело есть совокупность энергии, пространства и времени, - поэтому человек, как существо не только духовное, но и телесное, не может иметь бытия вне этого мира.

И как невозможно представить одну нетленную клетку в тленном теле, так и одного нетленного человека среди тленного человечества, потому что какая польза и этой клетке, и этому человеку в их нетлении, если и тело, частью которого является клетка, и окружающий мир вместе со всеми населяющими его людьми, частью которых является человек, подвержены смерти и тлению?

Значит, только нетление целого придает смысл нетлению и отдельным частям целого.

Следовательно, обретение бессмертия одним человеком способно произойти лишь на фоне обретенного бессмертия всем мирозданием.

Поэтому только жизнь в нетленном, преображенном теле среди нетленного преображенного человечества и окружающего мира и являлось бы для каждого конкретного человека обретением бессмертия.

Именно об этом писал апостол Иоанн, прозревая будущую картину вселенной: «Царство мира соделалось царством Господа и Христа Его и будет царствовать во веки веков» (Отк. 11:15).

Таким образом, знаменитый наказ Христа: «Ищите же прежде Царства Божия» (Мат. 6:33), - нужно понимать не как призыв к поиску одного только отрешения от мира, но и как совет научиться разумному отношению к благам земным, ибо бытие человека непредставимо без того, чтобы не соприкасаться с этими благами.

Поэтому, обрести жизнь вечную в Царстве Божием значит обрести, а не потерять все ценности, которыми располагает и мир материальный.
Следовательно, отрицание материального аспекта жизни, пренебрежение им, презрение к нему – такая же крайность, как и отрицание духовной ее составляющей.

Любопытно, что ныне многие люди в своей повседневной жизни стихийно пытаются примирить между собою отрешение и обладание, аскетизм и прагматизм, но поскольку  в настоящий момент еще не создано полноценной концепции, позволяющей на уровне сознания  осуществить это, постольку рано или поздно они вновь скатываются до озабоченности или интересами тела, превращаясь в прагматиков (даже если и убеждены, что это не так), или интересами души, становясь идеалистами, всё зависит от внутренней ориентации человека.

Это происходит потому, что в основе идей примирения материального и идеального, как обязательное условие, лежит концепция духовного бессмертия души, но при этом отсутствует идея даже потенциального бессмертия плоти, и поэтому человек, стремящийся к единству, гармонии между душою и телом, рано или поздно приходит к мысли о тщетности стремления к обладанию и приумножению благ земных, ибо, если всё земное тленно, имеет ли смысл заботиться о нем? В любом случае, человеку не удается сохранить гармонию между отрешением и обладанием, одно из двух в его жизни перевешивает.

Следовательно, в основу концепции единства духовного и материального, аскетизма и прагматизма, отрешения и обладания должна быть положена идея бессмертия не только души, но и плоти. Лишь тогда у человека появится желание и стремление заботиться о развитии и духовной и телесной составляющей своего существа.

Религиозные корни идеалистических представлений о духовном бессмертии лежат в учениях индуизма, брахманизма и буддизма. Именно в них впервые была концептуально оформлена мысль о том, что материальный мир является местом непрекращающегося страдания, мучения и смерти, и отсюда родилось обожествление духовного плана бытия, где нет страдания, отрешенность от земного, устремление к чисто умозрительной и созерцательной жизни.
Что же касается философских корней идеализма, то первыми мыслителями, попытавшимися рационально обосновать идею духовного бессмертия, были Сократ и его ученик Платон.

Сократ осознал очень важную проблему противостояния материальной (тело) и идеальной (душа) составляющих человека, объявив их враждебными друг другу сущностями, примирение между которыми невозможно, и поэтому весь свой полемический пыл направивший на обоснование идеи духовного бессмертия  и учивший, что в спасении нуждается именно душа человека, а не сам человек. Платон же в своих работах развил и углубил эту идею своего учителя.

Антиподом же Сократа и Платона в философии, жившим почти в одно время с ними, являлся Аристотель, учивший о нерасторжимом единстве души и тела и призывавший рассматривать человеческое существо только с точки зрения этого единства, правда, считавший при этом душу неотделимой от тела, и потому и такой же смертной, как оно.

Однако, параллельно этому в иудаизме авторами книг Ветхого Завета постепенно осознавалась идея о духовно-телесном бессмертии человека, которая нашла свое окончательное завершение лишь в Новом Завете, когда было получено самое наглядное доказательство подобного рода бессмертия, а именно – воскресение из мертвых Христа – ибо это воскресение  рассматривалось не только как акт примирения человека с Богом, но и как примирение в самом человеческом существе противостоящих друг другу начал, произошедшее пока лишь во Христе, но рано или поздно ожидающем каждого человека, когда «во Христе все оживут» (1-е Кор. 15:22), потому что «Бог воскресил Господа, воскресит и нас силою Своею» (1-е Кор. 6:14). Об этом невероятном событии – воскресении из мертвых – апостол Иаков пишет как о том, «что  мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и осязали руки наши» (1-е Ин. 1:1), о чем впоследствии апостолы и свидетельствовали в своих проповедях  и посланиях.

Таким образом, христианское учение не воспринимает идею спасения как спасение только души, хотя в нем самом и прекрасно осознается антагонизм, существующий между душою и телом, на который, вслед за Сократом, указывал и апостол Павел, учивший, что «плоть желает противного духу, а дух – противного плоти» (Гал. 5:17), но христианство разрешение этого антагонизма видело не в освобождении души от диктата плоти, ибо это никоим образом не искореняет антагонизма, как считал Сократ, наоборот, расширяет и углубляет его (потому что примирение – это установление союза между враждующими сторонами, а не окончательный разрыв между ними, как это происходит в случает человеческой смерти, отделяющей душу от тела), а в обретении душою и телом единства.
Однако, с возникновением в христианстве аскетической практики, нацеленной на стяжание душевной чистоты, постепенно сама эта практика стала отождествляться с идеалистической идеей о спасении души, которая мало по малу вытеснила из умов христиан первоначальное представление о духовно-телесном бессмертии, так что сегодня центральное положение христианства – воскресение Христа из мертвых, положение, на котором зиждется вся христианская догматика, многими рассматривается или как вымысел, или как духовное Его воскресение. Именно благодаря этому ныне христианство превратилось  в глазах многих людей, в том числе и части самих христиан, в одну из идеалистически направленных религий, в которых идея духовного бессмертия считается краеугольной.

Итак, мы установили, что владеть благами способен лишь тот, кто отрешен от них, а быть отрешенным – лишь владеющий. Отрешение утверждается владением, владение олицетворяет отрешение.

Если еще несколько столетий и даже десятилетий назад в силу органической взаимосвязи всех людей на земле один человек мог целиком посвящать свою жизнь аскетической деятельности, а другой – прагматической, и таким образом первый восполнял неполноту отрешения второго, а второй – неполноту обладания первого, и благодаря этому в мире соблюдалось определенное равновесие между отрешением и обладанием, то сегодня, когда каждый хочет быть прагматиком и мало кто аскетом, когда у всего человечества в целом и каждого человека в отдельности появляются всё более масштабные нужды, для удовлетворения которых требуются всё более масштабные блага, владеть которыми без всё более возрастающего отрешения от них невозможно, всем нам, хотим мы того или нет, необходимо учиться искусству и обладания, и отрешения. Ибо для того, чтобы быть лишь аскетом или лишь прагматиком, не требуется особого понимания сути ни процесса отрешения, ни процесса обладания, их  связи друг с другом – оба этих вида деятельности могут протекать бессознательно, стихийно. Для того же, чтобы совмещать их  в своей жизни, необходимо выйти на новый уровень осмысления данной проблемы, а потому и выработать иной способ существования, в котором бы нашлось место и практике отрешения и практике обладания.