Вот теперь я павиан!

- Какое счастье, что мы выбрались в зоопарк! Сто лет собирались, да все никак. И, наконец, пришли!
Восьмилетний Егорка готов скакать по всему зоопарку на одной ножке, так ему хорошо. Правой рукой уцепился за маму, а левой держит очень вкусное, «насквозь шоколадное» мороженое. В зоопарке особое царство: тут больше радости и свободы, чем даже в детском театре. Чем даже в лесу, потому что там может быть страшно, а здесь тебя надежно охраняют.
Может быть, сейчас, ближе к концу августа, тут особенно хорошо. Земля неторопливо покрывается золотым ковром, пока лишь из мелких, едва пожелтевших, но уже осыпавшихся листочков. Еще светит яркое солнце. Августовские дожди в этом году почему-то сильно задержались, они пока далеко. Каждый день остатка лета очень дорог.
Мама с сыном давно уже ходят вокруг вольеров. Вот остановились возле высоченных жирафов. Егор, глянув вверх по всей шее жирафа, добравшись взглядом до головы, от удивления чуть не выронил мороженое.
- Мам, а ты представляешь себе, как это – ехать верхом на жирафе! – ликует пораженный мальчик.
- Ну как ты на него взберешься? – удивляется мама. – Шея длиннющая, он не годится для езды верхом.
- Да что ты, мамочка! – возражает Егор. – У меня мультик есть такой, там все ребята верхом на жирафе скачут.
- В жизни так не получится.
Может быть, Егорка продолжил бы спор, но они с мамой уже идут дальше. Добрались до вольеров с мелкими хищниками. И опять мальчик изумляется: такие некрупные зверюшки, чуть больше кошек, а надо же, хищники! Даже больших собак так искусают, что и живы не останутся.
- Вот видишь, как тебе пригодились все школьные знания, - назидательно говорит мама.
Егор горделиво кивает: конечно, конечно.
- Теперь куда пойдем?
Мама у Егорки строгая, часто сердится и кричит на него. Но сегодня она добрая и милая. Мальчишка чувствует: именно сейчас может попросить её о чём-нибудь самом расчудесном.
Они неожиданно выходят к обезьяннику. Егорка быстро заглатывает оставшееся мороженое. Понимает: здесь его ждёт такой восторг, что может нечаянно выронить эскимо.
- Вот смешные! У них ноги почти такие же, как руки, а всё равно это ведь ноги.
Обезьяны перекидываются мячиком – бросил в вольер кто-то из ребятишек. Здорово у них получается! Поймать никак не могут, зато откидывают-отшвыривают с такой силой, что мячик может запросто перелететь через вольер – мешает лишь сетчатый потолок.
- Посмотри, а вон та обезьянка очень печальная, - заметил Егорка. – В углу сидит, не играет. Может, она заболела?
- Да кто её знает! – отмахивается мама.
- А помнишь, мы в детском саду, в старшей группе учили стишок? Его написал поэт, с такой смешной фамилией. Цветной... Саша Чёрный... Как раз про такую обезьянку. Я его помню!

Отчего ты, мартышка, грустна
И прижала к решётке головку?
Может быть, ты больна?
Хочешь сладкую скушать морковку?..

- Я грустна оттого,
Что сижу я, как пленница, в клетке,
Ни подруг, ни родных – никого,
Ни зелёной развесистой ветки...
В африканских лесах я жила,
В тёплых солнечных странах,
Целый день, как юла,
Я качалась на гибких лианах...

- Действительно, помнишь, - похвалила мама. – Но всё-таки пошли дальше, иначе мало что успеем посмотреть.
- Нет, мамочка, давай ещё здесь постоим! – просит Егорка. – Обезьянки – самые лучшие животные, самые умные и смешные. Посмотри-ка вон на тех! Какие у них красные попы!
- Да, зрелище впечатляющее! – смеётся мама.
- Это тоже мартышки?
- Нет. Они называются павианами.
- И им ни капельки не стыдно, - продолжает Егор. – Хоть бы работники зоопарка догадались надеть на них штаны.
- Они сорвут их, дикие же животные! Для них вся одежда – собственная шкура. А если и в ней холодно, они прячутся в берлоги, в кусты и листву, кто как.
- Мам, а если бы ты была животным... нет, животной, кем бы ты хотела стать? – лукаво спрашивает Егор.
- Наверное... лисичкой-сестричкой.
- Рыжей? С пышным хвостом?
- Ну да. Они же такие красивые. А ты – кем бы хотел быть?
- Не знаю... – засомневался Егор. – Может, жирафом, очень уж они высокие. Как деревья! Хотя... зачем мне быть таким верзилой? Лучше кем-то ловким и хитреньким. А-а, хочу быть павианом.
Домой вернулись к четырём. День у мамы был выходной, а Егорка догуливал последние дни каникул. Ах, если бы они продлились подольше!..
 Быстро пообедали. У мамы оказались свои планы: она собиралась уехать. Егор просил взять его с собой, но она отказалась:
- С чего это ты решил, что дети должны везде ходить и ездить вместе со старшими?
Сын надулся, но понял, что спорить бесполезно. Придётся сидеть дома одному. Бабушка осталась на даче. Жалко! Вот она всегда берёт его с собой.
- Кстати, как у тебя дела с летними заданиями? – вспомнила мама. – Сколько уже сделал?
Сколько?!
Задали ему много. Учебный год он закончил в мае так себе, и на него, как он выразился, накинулись сразу все учителя: и главная учительница Марь-Николавна, и англичанка, и даже учительница по музыке. Все задали огромные задания! По чтению велели столько прочитать, что ему даже страшно было представить это себе. Но понимал: задание справедливое, у него по чтению вечно были тройки. Мама, бабушка и учительница говорили ему: это особенно стыдно, потому что предмет устный, читать надо на родном языке и каждый обязан уметь хорошо читать. В учебном году у него было полно двоек по письменному русскому, мама скандалила отчаянно, с бабушкой ссорилась. Говорила, что она слишком жалеет Егорку. Игрушки прятала, конструкторы запирала в шкаф, а ключ уносила с собой. Иногда так могла накричать на него, что он с перепугу немедленно садился за уроки. Но и тогда получалось непросто: гораздо больше, чем учиться, ему нравилось играть – хоть с утра до ночи и с ночи до утра.
- Так где задания? – тучей нахмурилась мама. – А ну, показывай, сколько сделал!
Егор долго копался в своем школьном ранце, что-то канючил. Один раз даже сказал, что забыл все тетрадки на даче, но покажет, когда снова поедет туда.
- Врёшь! – рассердилась мама. Её лицо потемнело, как небо перед бурей. – Показывай немедленно, что сделал!
И она сама схватила его ранец, вытряхнула содержимое наружу, быстро нашла тетрадки, которые покупала ему в конце учебного года, специально для выполнения летних заданий. Они остались такими же чистыми и нетронутыми, как лежали в магазине с замечательным названием «Пятерочка»...
- Так ты обманываешь меня! – раскричалась мама. – Мало того, что ничего не выполнил, еще и врёшь?
И грубая затрещина обрушилась на сыновнюю щеку. Егор взвизгнул, заплакал и собрался бежать на кухню, но мама резко схватила его за руку.
- Это ж надо, такая дрянь! – возмутилась она. – А я ещё по зоопаркам его вожу, сладости покупаю, удовольствия доставляю. Ах, ты, мразь лживая! Ну я тебе покажу!
Впившись левой рукой в его руку, она стала колошматить сына по попе, а он громко визжал. Однако вдруг сообразил вставить грозное словечко: «Сейчас соседи услышат и прибегут спасать меня!» Мать лишь больше разозлилась и дубасила его, не жалея и не сочувствуя.
Наконец, она устала. Или вспомнила, что надо торопиться.
- Вернусь через три часа, и ты мне сразу покажешь, что и по какому предмету успел прочитать и написать.
Она подошла к зеркалу, привела себя в порядок и ушла, хлопнув дверью.
Егор вытер слёзы, пошёл на кухню попить. Вся прелесть неожиданного воскресенья с выходом в зоопарк словно испарилась. Придётся садиться за летние уроки, а то мать снова отдубасит его, когда вернётся. Она всегда так делала, если бабушки не было дома.
Когда, она сказала, придёт? Через три часа? Он глянул на будильник: было пять тридцать. Самое время мультиков по телевизору! Но как успеешь? Придётся не смотреть!
Вздохнул. Ещё раз вытер рукавом глаза, которые всё-таки не окончательно высохли, и принялся раскладывать тетради и учебники по столу. С чего лучше начать? С математики? От одной этой мысли он моментально скис: споткнётся на первой же задаче, просидит с ней часа три, ничего больше не успеет. Нет, лучше уж с русского, там задали написать пятнадцать упражнений. Ну хоть два-три он успеет сегодня! Или можно начать с английского, там вообще задание ерундовое: переписать несколько отрывков из текстов и подчеркнуть трудные слова, а потом их же пописать по две строчки. Да, да, вот так: начнёт с русского и английского сразу, делать будет по очереди, а потом и матемашей займётся.
Егор аккуратно разложил все тетради: по русскому языку с одной широкой стороны стола, по английскому с другой, напротив. Всё прекрасно уместилось. Сел за упражнения. Дело шло медленно, писалось коряво. Даже он понимал, в чём причина: лето пробалбесничал, руки отвыкли писать. Правда, через несколько строчек стало легче: дело пошло. Накарябав целое упражнение по русскому, он пересел напротив и принялся за английский. Тут вообще всё забыл: то и дело писал русские буквы вместо английских. «Вот дурак!» - ругал он сам себя, с досадой вспоминая, что как раз по английскому в конце учебного года у него даже четверки появились. Ладно, сейчас всё вспомнит.
Дело пошло. Вот уже два упражнения по русскому готовы. Надо проверить, как всегда говорила учительница. Нашёл бы ошибочки. Но – некогда, ничего не успеет! С английским тоже сэкономил: трудные слова решил писать не по две строчки, а по одной. А если мама начнёт ругаться, скажет: забыл. Так что и здесь дело сдвинулось с мёртвой точки. Хорошо. Скоро он и до математики доберется. Там будет труднее, но кто знает, а вдруг тоже быстро вспомнится?
Но пока ещё он писал упражнения и слова. Думал. Однако вовсе не о том, что рассказывалось в упражнениях, - о своём. Обидно получилось! Мама сама испортила такой чудесный день! И попа болит, в одном местечке очень сильно. Что там такое? Может, нарыв вскочил? Было же у него раз такое: вскочил нарыв на попе и никак не проходил, пока его не разрезали в поликлинике. Наверно, и сейчас там чирей. Надо пойти посмотреть.
Отложив упражнения, Егорка вышел в коридор, где у них было большое зеркало в полный рост. Приспустил штаны и трусишки, глянул в зеркало.
О, господи! Вся попа, оказывается, стала красной! Вот это да, мамочка надрала как следует! И что теперь делать? Помазать мазью? А где она?
Он грустно смотрел в зеркало на себя «наоборотного». Потом кидал тоскливые взгляды на тетрадки. Снова смотрел на свою красную попу. И вдруг рассмеялся:
- Вот теперь и я краснопопый павиан!
Так и пошёл от зеркала к столу, не натянув штаны до конца, не застегнув их. Теперь хоть понятно стало, почему ему было неловко и больно сидеть! Ладно, как-нибудь доделает своё противное задание, а потом всё скажет маме. Ну зачем она выпорола его? Ещё и бабушке пожалуется. Скандал, конечно, получится; бабуля, хотя и сама иногда злится на него, отругает маму.
Егорка писал упражнения, вставляя в словах пропущенные хитрыми учителями трудные буковки. Переписывал английские тексты с корявыми не нашими словами – по целой строчке (но хоть не по две!). Он даже пересел к узкому краю стола и сумел решить четыре примера по математике. На последнем так и заснул, откинув кляксную гелиевую ручку в сторону, облокотившись рукой на сделанные примеры и уронив на тетрадку голову.
Вместе с ним заслуженно отдыхало и его летнее задание. А все ошибки, которых он там навалял видимо-невидимо, совершенно правильно решили, что тоже поспят немножко, он их исправит утром...
Егор не слышал, как открылась дверь и вошла мама. В руках она держала пышный букет георгинов. Лицо оживлённое. Она явно была довольна своей поездкой.
Хотела сразу прикрикнуть на сына, увидев, что он «спит на столе», но решила сначала взглянуть в тетрадки: всё ли сделал? Подошла, посмотрела. Ошибки заметила. Решила, что завтра за это наподдаст ему ещё. Так и сказала сама себе: «Всё-таки я мало всыпала ему! И чем только выбить лень из этого идиота?» Постелила ему постель. Вернулась к столу. И только тут заметила, что штаны у Егорки приспущены, а попа почему-то красная... Это ещё что за номер? Видимо, аллергия разыгралась, решила она.
Стала вспоминать, что они ели в зоопарке. Мороженое. Кофе пили. Булочки брали. А-а, еще и арбуз! Вот в чём дело! Пишут же, что арбузы теперь чуть ли не ядовитыми стали, так их набивают нитратами. Ну, конечно, в этом дело! Ладно, сейчас не надо его будить, а завтра даст тавегил, он снимет аллергию.
И она принялась укладывать краснопопого «павиана» Егорку в постель.