7. Три красные рыбки

…Было утро седьмого марта, начало девятого, – до открытия магазинов почти час. Поэтому я решила, не спеша, продумать свой сегодняшний маршрут: чтобы, потратив минимум нервов и времени, да ещё и без переплаты купить подарки к завтрашнему празднику.
 «А я знаю очень неплохие магазинчики недалеко от центра!» – с удовольствием подумала я, допивая кофе.
В дверь позвонили. Заранее не радуясь раннему гостю, я пошла открывать. На лестничной площадке стоял высокий молодой человек с объёмным пакетом.
«Сетевик» – сразу догадалась я.
Эти ребята, нагружённые сумками с разными бытовыми мелочами, постоянно попадались мне на улице. А иногда они ходили и по квартирам. Но я, увидев их на пороге, обычно захлопывала дверь прежде, чем они успевали что-либо сказать. Но  от знакомых, которые что-то у них покупали, уже знала, что, вопреки рекламе, «позолоченная» спираль электрического чайника очень скоро покрывалась накипью и выходила из строя, к «тефлоновой» подошве утюга прилипал даже хлопок, а красивые кухонные ножи гнулись и ломались, так как были сделаны из слишком мягкой стали.
«Извините, что я пришёл так поздно…» – виновато улыбнулся молодой человек.
«Видно, не только я иногда путаю утро с вечером» – подумала я и вежливо улыбнулась в ответ.
Момент беспардонного захлопывания двери был упущен, и я приготовилась покорно выслушать скороговорку вроде: «Наша компания сегодня проводит беспрецедентную рекламную акцию. Вам повезло – вы вошли в сто (пятьдесят, двадцать, десять) случайно выбранных жителей нашего города (района, улицы, подъезда), которые смогут купить новейший, ещё не поступивший в магазины товар, всего за пятьдесят (сорок, тридцать, двадцать) процентов от его стоимости…».
Или ещё вариант: «Я работник почты. Мы изучаем спрос на товары, которые можно заказать по каталогу. Эти вещи достаются вам совершенно бесплатно при условии их рекламы среди друзей и знакомых».
В конце монолога, однако, выясняется, что нужно отдать энную сумму за пересылку. И по странной случайности она примерно равняется стоимости всех этих совершенно не нужных тебе вещей.
Но у молодого человека был совсем другой текст.
«То, что вы сейчас увидите, – снова улыбнувшись, сказал он, – нельзя купить ни в одном магазине. Но я уверен, вам всё понравится».
Он запустил руку в свой пакет и достал оттуда стеклянный шар на подставке, формой и размером напоминающий электрическую лампочку в 150 ватт. Подобные сувениры часто можно видеть в западных рождественских фильмах. Почти всегда в прозрачную сферу заключён, утонувший в сугробе, маленький домик со светящимся окошком, и если шар тряхнуть, пойдёт «снег». У этого же внутри замерли три красные рыбки.
Шар вызвал во мне какие-то смутные воспоминания, но они не успели оформиться во что-то определённое – молодой человек уже извлек из пакета маленькую пластмассовую коробочку цвета слоновой кости и протянул мне.
Я зачем-то её тряхнула, прежде чем открыть, словно повторяя знакомое движение. Внутри что-то звякнуло, и, сняв, наконец, крышечку я увидела золотой перстенёк с тёмно-красным рубином. Рука сама потянулась к кольцу, но вместо этого я торопливо закрыла футлярчик и вернула его продавцу.
А он уже достал из пакета тряпичного шута в красном колпаке с бубенцами, лихо нахлобученном на его фарфоровую голову. И мне снова показалось, что всё это я уже видела.
– Это подарки, – перебил мои мысли «сетевик». – Но я понимаю, что вы вряд ли захотите принять их от совершенно незнакомого человека. Поэтому, чтобы у вас не было лишних вопросов и сомнений, предлагаю заплатить небольшую цену…
«Ага! – вмиг сообразила я. – Дистрибьютор по второму варианту».
Хотя про себя уже решила, если запрошенная сумма уложится в ту, что я отложила на подарки, куплю всё сразу. Но вслух довольно резко сказала:
«Что вы ходите всё вокруг да около – выкладывайте прямо: сколько это стоит».
Мне показалось, что парень смутился. И затем назвал цену настолько незначительную, что я не раздумывая, кинулась за кошельком. Но когда, буквально через несколько мгновений, вернулась, на лестничной площадке уже никого не было…
Подумав, что торговца мог кто-то спугнуть, я перегнулась через перила, пытаясь отыскать его глазами. И даже крикнула вниз: «Эй, куда вы делись?» Но в подъезде стояла тишина.
Удивляясь, как это ему удалось пробежать девять лестничных пролётов за три-четыре секунды, и жалея о несостоявшейся покупке, я возвратилась в квартиру. И только тогда заметила в углу у входной двери пакет…
Выложив его содержимое на чёрную матовую поверхность журнального столика в гостиной, я снова ощутила какое-то необъяснимое волнение. Взяв в руки стеклянный шар, я повернула его к свету, чтобы лучше рассмотреть. И вдруг рыбки «ожили» и поплыли по кругу, то поднимаясь, то опускаясь – и я, наконец, вспомнила, где видела такой же шар.

…В тот день мама впервые взяла меня с собой на базар. Мне едва исполнилось четыре года, и было интересно буквально всё. Как усатые дядьки в белых окровавленных фартуках переворачивали длинными двузубыми вилками куски розового мяса и, расхваливая, подносили их чуть ли не к самым глазам покупателей.
Как толстые тётки, засовывая руки по локоть в дубовые бочки, извлекали оттуда крепкие огурчики, надутые красные помидоры или тугие капустные кочанчики, предлагая тут же всё это попробовать.
Как горел на солнце, разлитый в разнокалиберные банки, янтарный мед. Это теперь, с высоты взрослого восприятия, я вспомнила, что мёд действительно напоминал оттенки янтаря – от матового светло-жёлтого липового до прозрачно-коричневого гречишного. Но тогда он просто показался мне похожим на мамины бусы. Так же, как в них, внутри жёлтой прозрачной массы застыли пузырьки воздуха.
Мама покупала именно мёд (не для еды, а на случай простуды) и советовалась с продавцами, какой целебнее. Пробуя каждый, она и мне давала лизнуть. Я в первый раз узнала вкус мёда (прежде его мне не давали, из-за боязни диатеза), и он мне понравился.
И вдруг я увидела идущего между рядами высокого небритого человека. Он шёл как-то скособочась, и было в его напряжённом лице что-то такое, что заставило меня спрятаться за мамину юбку. Но когда я рассмотрела, что он держит в своих огромных ручищах – страх сразу уступил место интересу. Это был стеклянный шар с тремя плавающими красными рыбками внутри.
«Как же они, бедные, там дышат», – подумала я и, высвободив свою руку из маминой, как заворожённая бросилась к шару, боясь потерять его из виду. Но лишь только потянулась к нему, как услышала за спиной строгий мамин голос:
– Даже и не думай! Больше ничего бьющегося и режущего! Забыла про машинку?
Конечно же, я помнила, как ещё прошлым летом, спрыгивая с дивана, попала босой ногой на острый край игрушечного грузовика… Но разве было время сейчас об этом думать?  Бородач уже протягивал мне шар, я почти коснулась его… Как вдруг мама, схватив меня за руку, волоком потащила прочь.
Я закрыла глаза и заглотнула побольше воздуха, чтобы огласить благим матом сельскохозяйственный рынок, но в это мгновенье почувствовала во рту медовый вкус. И, протянув руку, вытащила прозрачно-жёлтого петушка на палочке. Мы стояли возле торговки леденцами. И та, я слышала, говорила маме, косясь в сторону уходящего продавца чудесных рыбок:
– Он здесь рядом живёт. Матрёнин сынок, царство ей небесное! Один он у неё был – свет в окошке. Без мужика подымала – всё для него, всё для него… А как война-то началась, она будто спятила: «Не пущу», – говорит. И вдруг пропал он куда-то. Из военкомата приходили – только плечами пожимает: не знаю, мол,  где.
– В бега, что ли, подался? – предположила мама.
– Все так и думали. А потом оказалось – в погребе она его прятала. И ведь никто из соседей так и не догадался! Война уж давно кончилась, а он всё под землей хоронился.… Только в пятьдесят третьем вылез, когда трамвай пустили… Матрена умерла уж тогда... С голодухи, наверно, и вылез.
Из этого рассказа, который, как мне кажется, я запомнила почти дословно, тогда я поняла только то, что торговка петушками жалеет бородача. Мама тоже участливо покачала головой. Хотя шар так и не купила…
Но очень скоро у меня был почти такой же. Я сделала его сама. Круглую бутылочку я выпросила у Клавы, будущей школьной учительницы, снимающей угол у нашей соседки по квартире бабы Лены. Она вытащила её с большим сожалением из набора «Юный химик», и у меня появился маленький аквариум, в который я сразу налила воды.
Рыбок втайне от родителей взяла из игры. Они оказались немного великоваты, и у каждой изо рта торчал железный стерженёк (благодаря ним они и цеплялись к магниту, закреплённому на конце удочки). Из-за этих же грузиков рыбки никак не хотели плавать, а лежали кучкой на дне.
Но та же Клава догадалась посадить их на проволочки разной длины, и они хотя всё также не плавали, но, по крайней мере, теперь находились в толще воды. Аквариум был тоже не совсем как тот, на базаре – его верхушка, а по совместительству дно лабораторного сосуда, была срезана, но это не имело для меня никакого значения. Шар с рыбками всё равно получился очень красивым.
И много месяцев он хранился в самом тайном месте – в дальнем углу под кроватью (кроме меня туда никто не мог пролезть) и был выброшен кем-то из взрослых при переезде на новую квартиру. К тому времени металлические штырьки совершенно проржавели, и от этого вода стала рыжей…

…Поставив шар на книжную полку, я взяла в руки коробочку. Кольцо оказалось мне впору. Но вдруг, прямо на глазах рука стала тоньше, и перстенёк чуть было ни соскользнул с пальца, не успей я его поймать…
– Ну что ты выдумала! – услышала я за спиной голос отца. – Мала она для таких подарков…
– Ничего не мала! – возразила в ответ отцова сестра тётя Таня. – Она у нас самая старшая наследница по женской линии – пусть владеет!
– Да ведь потеряет же! – продолжал настаивать отец.
В ожидании решения я переводила взгляд с одного говорящего на другого. Перстенёк уже лежал в коробочке, подаренной соседкой ещё утром. Сегодня мне исполнилось восемь лет. И кольцо могло стать самым первым «взрослым» подарком.
– Ладно, – сдался отец. И, обращаясь ко мне, добавил – Только пообещай, что, пока тебе не исполнится шестнадцать, оно будет лежать дома.
Я с готовностью кивнула. Место для хранения реликвии было выбрано в кладовке, которая после того, как наша семья переехала из старого деревянного одноэтажного дома в новенькую кирпичную пятиэтажную «хрущёвку», была почти в полном моём распоряжении.
Она ещё не заросла барахлом, а стеллажи, сделанные отцом вдоль одной из стен, только наполовину были заставлены банками с соленьями-вареньями и разными хозяйственными мелочами. Комната была без окон, поэтому её ещё называли «темнушкой». И это название  придавало ей таинственности.
Ребёнку не понять прелести тайного обладания, и меня просто распирало от желания показать перстень всем своим подругам. Я так и делала, водя каждую из них, по одной, в кладовку и при свете единственной неяркой лампочки извлекая из коробочки свою драгоценность. При этом я каждый раз придумывала новую историю кольца. В них причудливо вплетались все мои отрывочные сведения о тёмно-красном камне, вставленном в перстенёк.
Я, например, знала, что это рубин – драгоценный камень, за которым гоняются разбойники и пираты. Что рубинов много в Индии – там, где растут любимые мной финики. И что на кремлёвских башнях светят рубиновые звёзды.
Поэтому я с уверенностью говорила, что кольцо подарил моей прапрабабке самый настоящий пират, поражённый её красотой. (Как им удалось встретиться я, конечно же, не уточняла). В другой раз оно оказывалось найденным в мешке с сушёными финиками, который мой прадед привез с ярмарки.
Рассказывала я и как мой дед, наблюдая за установкой звёзд на башнях Кремля, выпросил у мастера осколок рубина и вставил в золотой перстень, преподнесённый во время помолвки его возлюбленной, моей будущей бабушке.
Я обладала кольцом целую неделю. Но однажды, достав из тайника заветную коробочку, увидела, что она пуста…
– Это же мой подарок! Зачем вы его взяли? – кинулась я к сидящим в комнате родителям.
– Я так и думал, что всё этим кончится, – сказал отец, когда, наконец, понял, в чём дело.
– А кому ты его показывала? – сразу спросила мама.
И тут я догадалась: конечно же, это Тамарка, моя соседка по парте!
– Давайте пойдём к ней и заберём кольцо, – кричала я, хватая с вешалки пальто.
– Ну и как ты это себе представляешь? – охладил мой пыл отец. – Что мы ей скажем? Не пойман – не вор!

«…Наконец ты ко мне вернулось! – думала я, глядя на перстенёк и укладывая его в коробочку. – Тётя Таня, будь жива, наверно, порадовалась бы…»
Отложив в сторону вновь обретённую семейную реликвию, я потянулась за клоуном, и на мгновенье мне показалось, что его руки с зажатыми в ладонях блестящими медными тарелками дрогнули и он наклонился мне навстречу. И это едва уловимое движение уже было мне знакомо…

«Понравилась кукла?» – услышала я низкий сиплый голос и, оторвав взгляд от клоуна, перевела его на говорящего. Обладательницей баса оказалась… дама. Высокая, дородная с тёмным пушком над верхней губой, который ещё больше делал её похожей на мужчину. И костюм на ней был мужской – строгого кроя «тройка», хорошо сшитая, но… из парчи канареечного цвета.
Кокетливая шляпка из той же ткани, украшенная почему-то чёрной вуалеткой, довершала этот странный наряд. И ставила точку в моих сомнениях: передо мной была именно женщина. Она вопросительно на меня смотрела, и, не дождавшись ответа на первый вопрос, задала второй:
– Хочешь, знать историю этого клоуна?
Я кивнула.
– Когда-то он принадлежал принцу…
– Принцу? – переспросила я.
– А что удивительного? Я сама княжеских кровей! И была знакома с королевским наследником…
– Сколько же вам лет? – задала я бестактный вопрос.
– Лет? Это было не так давно, как ты думаешь. Я родилась в Румынии, а там до сорокового года правил король.
– А принц?
– Он был его сыном. И моим троюродным кузеном. В детстве мы часто вместе играли. А когда мне исполнилось пять лет, нас стали обучать танцам. К сожалению, занятиям помешала война…
– Так это было в начале Второй мировой? – удивилась я, думая, что дамочка не в ладах с арифметикой: если тогда ей было пять лет, то сейчас – нет и сорока! Может, она «запамятовала»: всё происходило в Первую мировую войну, и танцевала она с самим свергнутым королём, когда тот был ещё юным принцем.
– Какая разница, когда это было? Было – и всё! – сердито ответила мне дама.
И я подумала: «Действительно – чего прицепилась! Что мне за дело, с кем она танцевала – игрушка-то действительно уникальная. Теперь фарфоровых кукол, кажется, и не делают – в магазинах только пластмассовые».
– А как вам её подарили? – примирительно спросила я.
– О, это интересная история! Мальчик был неловок и, танцуя, постоянно наступал мне на ноги. Я плакала, а он надевал себе на руку этого клоуна и звенел тарелками, стараясь меня развеселить. А через несколько месяцев, когда наша семья отправлялась в эмиграцию и мы заехали попрощаться, он молча засунул куклу в мою муфточку…
– И зачем же вы расстаётесь с такой реликвией?
– В жизни человека может наступить момент, когда он вынужден отречься от прошлого,  – уклончиво ответила дама.
Я не стала больше ни о чём расспрашивать и только сказала: «Беру! – и, словно оправдывая легкомысленность покупки, добавила: Я сегодня получила первую стипендию, а послезавтра у меня день рождения».
Говоря это, я опустила руку в свою висящую через плечо сумочку, которая почему-то оказалось открытой. Кошелька в ней не было…
Сейчас, вспоминая этот момент, я снова переживала жгучую обиду. Было жаль не столько украденных денег, сколько упущенной возможности купить клоуна.

…В следующие несколько месяцев и даже лет, приходя на центральный рынок, я невольно искала «румынскую княгиню». Расспрашивала о ней других торговок.
Мне рассказали, что никакая она не княгиня и, может, даже не румынка, хотя никто не знал, откуда она появилась в Симбирске и где сейчас живёт. Утверждали, что свои экстравагантные наряды она шьёт сама. И кукол – тоже. Неизвестно только, откуда она берёт фарфоровые головки.
Вот и всё, что мне удалось узнать! Найти же странную даму так и не удалось – наши пути больше не пересекались…

…Расставляя неожиданно нашедшие меня реликвии на книжном стеллаже, я думала, что никогда ещё не получала сразу столько желанных подарков. Теперь я уже ни за что с ними не расстанусь!


    Рассказ опубликован в книге "Один из вариантов жизни" (Ульяновск, 2005 год)


Рецензии