Прямая линия
- Леська, там такая толпа народу!
Надя, уже второй год не Сорокина, а Васильева, не входит, а вбегает ко мне. Устало гляжу на неё.
- Что, все, кто «не формат», собрались?
- Наверно. И пенсионеры, и совсем молоденькие, у которых денег нет, и всякие-разные, кого из тусовки выкинули…
Почему-то кадровую политику киностудии «Русфильм» повесили на меня. Ага, я очень хорошо разбираюсь в людях. Что доказала всей своей жизнью…
Никогда не думала, что всё сложится настолько коряво. От одного мужа ушла, ко второму, со вторым расставалась так, что ребята меня до сих пор прячут от желтой прессы. О нем стараюсь не вспоминать – слишком больно и стыдно за свою глупость, хотя по тем словам, что я ему наговорила, этого бы никто не подумал...
Сегодня я принесла сюда Аню, ей уже полтора годика. Кроватку поставили в угол, и девочка спокойно спит, не мешая маме работать… Надя, как привыкла, исполняет обязанности секретаря.
- Запускай, раз пришли.
Первых – пожилую уже супружескую пару (они везде ходят вместе, и ко мне вошли вдвоем) – видеть очень рада. Он композитор, она певица и поэтесса. В Союзе их очень любили, потом на двадцать лет задвинули, а жажда творчества, труда никуда не делась. Поколение такое, дети победителей… Очередной День Победы прошел совсем недавно, и большего позорища мы даже при Ельцине не видели… Но это уже отдельная история.
Говорим о будущем фильме, Николай Константинович сразу загорается, явно какие-то задумки у него уже есть. Варвара Александровна сомневается, нормально ли будет звучать её голос, но обещает присмотреть в случае неудачи подходящую исполнительницу среди своих студенток, в Гнесинке.
Потом десяток кандидатов приходится просто выгнать – из-за полнейшей бездарности. Наверное, они действительно решили, что мы тут резиновые и примем всех, кто «не формат». Не всегда это определение означает всего лишь «не попса». Одна, жена известного продюсера, не то совсем больная на голову, не то притворяется. Таращила глаза и спрашивает «а шо такое?», неумело изображает глухую и талдычит, что она очень гарная актриса и ей надо только дать шанс.
- Вон пошла, овца, - говорю я тихо.
- Ой, ну шо вы…
- Пошла на хер отсюда, - продолжаю тем же тоном.
- Ой, та вы совсем больная, вас лечить надо! - и неумело молодящаяся дамочка вылетает прочь, боясь получить по морде. На улице жалуется персональному шоферу на «...анутую фашистку», но мне всё равно. И не так называли. А у меня уже сидит следующий кандидат.
Мальчик с Украины, работает здесь, в Москве, водителем автобуса. Зовут Илья Савчук. Выкроил свободную минуту и прибежал на собеседование (Алексей Михайлович ненавидит англоязычные слова-сорняки и вместо «кастинг», например, говорит «отбор». Нас всех учит тому же).
Открытое, мужественное лицо. Темноволосый и темноглазый. Довольно высокий. Руки сильные и видно, умелые. Красивый, в общем-то.
Всё это отмечаю равнодушно – хватит с меня красавцев. И мужиков вообще.
- Скажите, что вы умеете?
- Петь могу. Играть могу, в студенческом театре мне всё время хлопали. Ещё на гитаре играть умею. Рисую хорошо.
- В студенческом?
- Ну да, я строительный университет закончил, инженер-проектировщик. Только работы не нашел.
Просыпается Аня, извиняюсь, подхожу к ней. Часть меня, совсем маленькая и беспомощная… Что-то ей говорю, рассказываю, она замолкает, но с интересом смотрит на незнакомого дядю.
Илья говорит «извините», подходит, улыбается ей и начинает петь колыбельную на украинском. Да, талантливый мальчик. И к детям подход есть, это тоже важно.
- Илья, вы приняты. Будете озвучивать фильм и сыграете роль белого офицера Александра Чайковского. Только мы не сможем платить вам много, и с работы придется уйти…
- Спасибо, - улыбается Илья. - Александра Султановна, я бы не пришел, если бы не устраивало что-то. Жить есть где, а остальное меня не волнует.
Да, жить есть где. Бывшую квартиру Никиты оборудовали под студию, здесь можно ночевать иногородним, если будут такие.
Илья прощается и уходит решать проблемы со своей работой.
Опять заходит Надя.
- Ой, кто к нам пришел! Сам Денис Корсаков!
- Надь, я так давно не жила в России, что понятия не имею, кто это.
Надя рассказывает совершенно мелодрамную историю. Актер, востребованный и популярный. Немного старше нас с ней, особенно её. Несколько лет назад женился на дочке олигарха, родилась девочка, на год старше Ани. Родители жены были против брака, зятя так и не приняли. Жена умерла, когда дочке было месяцев пять, буквально сгорела от лейкемии. Даже во время её болезни родители не помогли ничем, лечилась она на заработанное мужем, очень любившим её, пахавшим как целый табун тяжеловозов, бравшимся за всё и чудом успевавшим на это всё… Потом заботливые бабушка и дедушка пытались сначала похитить у отца дочку, потом отобрать через суд – слава Богу, не удалось.
Сейчас Корсаков живет здесь, в Москве, работы особо нет – тесть с тёщей постарались – а дочь надо кормить, одевать, со временем учить… Вот и пришел к «проклятым фашистам».
Входит молодой ещё мужчина, не красавец, в отличие от Ильи, но что-то привлекательное в нём есть. Русоволосый, глаза синие, морщинка между бровями.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - говорю я. – Садитесь. Вы профессиональный актер?
- В 1995 окончил ВГИК.
Разговаривая, всматриваюсь в собеседника. Жизненного опыта через край, артистического тоже. Такому можно поручить сложную роль…
- Хотите сыграть петербургского рабочего, ставшего красноармейцем и спасшего детей царя?
- Не знаю, справлюсь ли с такой ролью. Но было бы интересно. Белого воина я уже играл, с тех пор часто думаю: что всё-таки заставляло людей уходить в революцию? Неужели только их никчемность, в которой они обвиняли общество? Или дело в чём-то другом?.. Попробую сыграть так, как я вижу и думаю.
- На предложенную оплату вы согласны?
- Да, меня она целиком устраивает.
- Тогда завтра же приступайте к роли. – Мне почему-то становится неловко, хочется чем-то поддержать сидящего передо мной человека. – Денис Сергеевич, вы можете приводить дочку к нам. Надя, ты не против иногда посидеть с двумя девочками?
- Нет, - та улыбается. Её с Алексеем Михайловичем сыну уже год, а где двое, там и трое. Сам Васильев безмерно счастлив своим отцовством, кормит семью тем, что преподает в вузе историю и философию. С ними по-прежнему живут Саша и Таня Рамазановы, теперь старшеклассники.
- Спасибо, - говорит актер. – Не ожидал, честно… Я пойду, а то нужно ещё Соню из садика забрать. Всего доброго, - улыбается и уходит.
Заходит Олег, которого я никак не ожидала сегодня увидеть. Их с Катькой отношения не привели на сей момент ни к чему, но мы не вмешиваемся, это их дело.
- Все уже разошлись. Правда, только что подъехала дорогая машина, из неё вышла какая-то швабра и направилась сюда.
- Что за швабра? Вторая мадам Шаталина нам тут не нужна. Гони её на фиг.
Надя выходит в коридор, здоровается, кажется, с этой самой шваброй, входит обратно.
- Это приехала Снежана Зубова, бывшая Мисс Планета! И никакая она не швабра, между прочим, профессиональные модели все такие – высокие и худые.
- И их ещё кто-то хочет? – Олег недоуменно чешет нос.
- Масса народу! Пошли, не будем мешать.
Гостья действительно похожа на тот предмет, которым Олег её обозвал. Только швабра это американо-европейская – раскрашенная в ярко-ядовитые цвета (медные волосы и малиновое платье). Высокая и страшно худая, как будто питается одним воздухом. Хотя одета по последней моде (я такой фасон не люблю, но её-то положение обязывает – Мисс Планета в России пока одна), накрашена, пожалуй, даже ярче, чем положено профессиональной манекенщице, волосы явно наращенные. Вопрос один – что она здесь делает? Ей-то чего не хватает?
- Добрый день, - выдает она и вытаскивает длинную сигарету.
- У нас не курят, - я киваю на Аню, возящуюся с игрушками в своей кроватке.
- А, ну да, - не меняя выражения лица, прячет сигарету обратно. – Я бы хотела узнать, какую роль мне могут предложить?
О ней я знаю побольше, чем о других. После победы в конкурсе «Мисс Планета» лет десять или побольше назад работала в крупных Домах моды, кажется, в Голливуде засветилась в эпизодической роли, потом вышла за английского лорда. Лупил её этот лорд, как сидорову козу, измывался как хотел, трижды довел до выкидыша, однако она продолжала везде рассказывать, как счастлива и как у неё всё хорошо. Где-то в то время, как родилась Аня, Зубова развелась, вернулась в Россию, вела ток-шоу на телевидении… Вроде как всё у неё было нормально. Но ведь пришла к страшным русским фашистам. Зачем?
- Хотите сыграть самозванку, претендующую на русский престол?
- А какое это время? Восемнадцатый век?
- Нет, двадцатый. Анна Андерсон – слышали про такую?
Если и слышала, то самым краешком уха и неизвестно когда.
- А другой роли нет?
- Нет, остальные уже разобраны.
Не знаю, что меня толкнуло предложить ей именно эту роль. Может, желание проверить, насколько ей нужна работа у нас? Согласится ли на любое предложение? А может, уже тогда знала – только она и справится.
- Мы не сможем вам платить столько, чтобы вы могли поддерживать привычный для вас уровень жизни. Вы уверены, что вам вообще нужна работа у нас на киностудии?
Какое-то время она молчит, поджав мощные силиконовые губы.
- Мои финансовые дела вас не касаются. А играть эту роль я хочу. И буду.
Ну да, стара уже, чтоб покровителя искать. Тридцать… четыре, пять? Это для обычной женщины средние годы, если не молодые, а ей, конечно, конкуренцию с семнадцатилетними не выдержать… А сыграть может – вон как держится. Да и счастливую жену не слабо изображала.
- Хорошо. Приходите завтра, начнёте учить роль. Жить вам есть где?
- Да, у меня своя квартира. До завтра.
Ну что, мой рабочий день в принципе закончен. Но когда мы с Анечкой выходим на улицу, меня кто-то зовет. Девочка-подросток, в джинсах и рубашке с короткими рукавами. Пожалуй, ровесница Саши и Тани. Взгляд у неё… взрослый. Я сама была такою триста лет тому назад…
- Добрый день. Что вы хотели?
- Вы меня не возьмёте? Полы там мыть, я не знаю…
А ведь знакомое лицо…
- Как тебя зовут?
- Даша Макарова.
Если бы я начала «Ой, Господи, да что же ты… да как же ты…» и прочую хомячковую чепуху, она бы развернулась и ушла. Но мне всё-таки не пятнадцать и даже не двадцать.
- Понятно. Пошли.
Аня удивляется, почему мы не идем домой, я прошу её подождать немного, Даша смотрит косо, с завистью, но не злобной, а скорее горькой.
Её мать, русская, вышла за иностранца, родилась Даша, года через три родители развелись и начали делить ребенка. Отцу дочка была на хрен не нужна, но он требовал её себе, чтобы помытарить бывшую жену. Так Даша и проводила время – в интернате, в приемной семье, ибо суд предпочел изолировать её от обоих родителей, в судах…
Кончилось это просто – она сбежала, пришла в российское посольство и попросила защиты. Кто, как, через какие каналы действовал, чьи интересы сыграли на пользу Даше и её матери – неизвестно, но в итоге обе они вернулись в Россию. Шуму история наделала много, нет в России и в Европе человека, который бы её не знал.
- Я совершеннолетняя, вчера паспорт получила. Возьмёте меня?
- Конечно.
Подошедшая Надя уверяет Дашу, что возьмём обязательно.
- У партии «Отчизна» какой девиз? «Русский, помоги русскому!»
- А я не русская, у меня папаша...
- Папаша твой тупой козёл, раз от тебя отказался. И поэтому он тебе никто. Война с Европой начнется, ты за кого будешь?
- За Россию, конечно. Сдохла бы эта Европа поскорей.
- Вот. Так что обязательно вам с мамой поможем. Как она сейчас?
- Болеет, - Даша почти плачет, - ночью её «скорая» увезла…
- Я поеду с тобой в больницу, - деловито говорит Катя, которую я сегодня ещё не видела – она была на своей работе. – Узнаем, что конкретно твоей маме нужно.
Глава 2.
Я живу у Васильевых – больше негде. Конечно, желтая пресса пишет, что лидер патриотов завел себе гарем. Ни на что другое у них воображения не хватает.
Мы с Надей возвращаемся домой, готовим ужин. Садимся все вместе – Алексей Михайлович, она, я, Саша с Таней, Анечка и Андрюша, сын Алексея Михайловича и Нади. Я боялась, что Саша и Таня не примут дочку Никиты, но они мне быстро объяснили, что я – это не мой бывший муж, а Аня по определению ни в чем не виновата.
Обсуждаем прошедший день, ребята рассказывают о школе. Дела у них вроде ничего, ходят в хорошистах, обижать их мало находится охотников, особенно Сашу. Молодцы, всегда уважала людей, умеющих постоять за себя.
Катя неожиданно приходит после ужина. Кстати, ей было поручено не менее ответственное дело – переговоры с режиссером.
- Ну как, что с Дашиной мамой?
- Лечащий врач отказался со мной это обсуждать – боится быть наказанным за нарушение медицинской этики. Говорил только с Дашей. В общем, проще сказать, какой болезни у Марии Юрьевны нет. Сердце, давление, почки, язва желудка, что-то с печенью, не говоря уже о нервах. Хотят потом положить её в клинику неврозов, а она, естественно, против.
- Нужно что-нибудь – лекарства, продукты?
- Даше дали целый список того, что её маме можно есть… Ограничений очень много. Поедем за покупками завтра – сегодня в больницу уже не пустят. Все нужные лекарства в больнице есть.
– Я могу готовить еду, если надо,– это Надя, конечно. Всё хозяйственное по её части.
- Питание там нормальное. Дашу я оставила с бабушкой, они чай пьют и, по-моему, неплохо сошлись. Бабушка не против, чтобы Даша жила у нас. Вы же знаете, я весь день на работе. Конечно, ей одной скучно…
- Даша должна ещё учиться в школе, - вступает Алексей Михайлович. – Я буду узнавать, какие документы ей требуются и не нужно ли сдавать дополнительные экзамены.
- Кстати, - добавляет Катя, - я спросила, почему Даша пришла к нам. Она ответила, что им с матерью не помогли ни в соцзащите, ни в центре занятости. Даша ведь несовершеннолетняя, хотя паспорт у неё уже есть. На работу её не берут, а мать её работать явно не в состоянии из-за болезни. Астахов тоже не помог, Дашу не пустили даже к нему на прием. Случайно она увидела объявление о наборе в нашу киностудию, в «Макдональдсе» по бесплатному интернету поискала информацию об организации «Отчизна»… ну и пришла, надеясь, что её хотя бы выслушают.
Дальше Катя рассказывает о переговорах с Виктором Черных, которого мы единогласно решили пригласить в качестве режиссера (если, конечно, он согласится).
Катя у нас – молодая Жанна Аркадьевна Ижевская. Лондонская школа экономики всё-таки свой отпечаток наложила. Всегда деловая, аккуратная, одета с иголочки, хотя работает всего лишь бухгалтером в ДЭЗе… Вот так она и пришла на переговоры.
Виктор Иннокентьевич Черных работал в последние годы в Белоруссии. Уехал оттуда только потому, что у Батьки общеизвестные финансовые трудности. Своё участие в съёмках «Брестской крепости» сам решил не афишировать и даже попросил убрать себя из титров – «чтобы не дразнить гусей».
«Гуси» - это акулы российского шоу-бизнеса. Несколько лет назад Черных подвергли такой обструкции, что посочувствовал бы любой оппозиционный политик. Знаменитый режиссер был только официально женат четыре раза, с последней женой расстался из-за скандала, поднятого первой супругой. Та вдруг, через десять лет, вспомнила, как муж, сделавший её известной актрисой, морально и физически её унижал, грозился отобрать сына и чуть ли не жил на её средства. Российский шоу-биз хором ужаснулся, Черных перестали приглашать на радио и телевидение, упоминать в прессе и давать средства на новые фильмы. Настоящей же причиной опалы явно были взгляды режиссера, упорно снимавшего не бледные копии мексиканских сериалов и не фильмы про бандитов и проституток. Его героями были обычные люди с повседневными проблемами, фильмы Черных заставляли думать о том, как жить и что в жизни главное. И наконец, он действительно талантлив.
Катя вошла в обычную однокомнатную квартиру, которую Черных снимал в Москве. Офисом тот тоже не обзавелся.
Её собеседник был невысок, непомерно толст и совершенно лыс.
- Добрый день! Чайку?
- Нет, благодарю.
- Садитесь, садитесь, - Черных повел собеседницу на кухню. – Костя! Иди, поздоровайся.
Из комнаты вышел мальчик лет десяти.
- Здрасте, - сказал он без всякого энтузиазма.
- Это мой сын, - представил режиссер. – Константин, это Екатерина Денисовна Слепцова.
- Пап, можно на твоём компе пока поиграть?
- Только недолго. Потом я с тобой поговорю.
Усадив Катю и наливая ей чай, режиссер извинился:
- Он со мной всего год как живет, до этого его мать даже видеть его мне не позволяла… Очень боится, что я снова женюсь и он мне будет не нужен. Как будто я могу отказаться от собственного ребенка! Но ему, к сожалению, этого пока не понять… А женщин я, грешен, люблю. Все неприятности, что со мной бывали, случались только из-за них… И всё равно их люблю.
- Виктор Иннокентьевич, вы согласны снимать наш фильм?
- Согласен, потому что видел список актеров и там много очаровательных дам… А если серьёзно, мне нравится сценарий, состав интересный, оплата меня также устраивает. Поэтому я буду снимать этот фильм, хотя предвижу некоторые технические трудности.
- А репутация студии «Русфильм» вас не смущает?
- На меня за последние годы навешали столько, что просто глупо ссылаться на чью-то плохую репутацию. К тому же я предпочитаю опираться на собственное мнение, а не на какие-то желтопрессовские слухи. Тем более вы только создаётесь. Условие будет одно – не мешать мне работать. Если кто-то что-то начнёт диктовать – я развернусь и уйду.
- Прекрасно. Я очень рада, что вы согласились.
Катя передает нам разговор с Черных и подытоживает:
- Не знаю, правду ли рассказывает его первая жена, мать Кости, о том, какое Черных чудовище, но если правду – он актер получше всех остальных, вместе взятых. Я четко вижу один недостаток – он большой бабник.
- Уж лучше бабник, чем педераст, - усмехается Алексей Михайлович. – Нужно будет просто удерживать его в рамках. Черных мне не кажется таким, чтобы обманывать женщин. Видимо, он действительно их любит, причем всех поголовно. А каждая хочет быть единственной.
Черных катается по съемочной площадке, как огромный колобок в джинсах (перед началом работы он тайно помолился). Декораторы с Ильёй во главе разрисовали стены под царский дворец и закрыли окна картоном – в киностудии освещение создается искусственно. Разыгрывали сцену «Царская семья узнает о гибели Распутина».
- Ну что же это такое?! Вы бы ещё головой о стену побились! Императрица не должна истерически рыдать! Её горе не показное, его выдают жесты, а не слова! Все вы изображаете злость на убийц и жажду мести – этого не должно быть. Вы потрясены, огорчены, но не собираетесь мстить! Повтор сцены.
Я с удовольствием наблюдаю за его работой. Раз шесть снимают одну сцену, восемь – другую, пять – третью, и он не устает говорить с актерами. Наконец благодарит всех, объявляет перерыв и пьёт чай.
- Отличная работа. Состав прекрасный, декорации на должном уровне.
- Вам нравится?
- Когда я соглашался, уже знал, что мне понравится. Молодцы! Девочку на роль Марии где взяли? Она играет лучше других. Актриса?
- Почти. Варвара Александровна нашла свою бывшую ученицу через мили… тьфу, Господи прости, полицию, - я помолчала. – Девочка когда-то победила в конкурсе «Звезда романса», но её угораздило отказать какому-то высокому чиновнику, и все двери перед ней закрылись… В Татарстан возвращаться по молодости и гордости не захотела. Полы в подъездах мыла, за лежачими больными ухаживала…
- Да, я слышал эту историю. Девушки, отказывающие возможным покровителям, большая редкость… Печально… А талант у неё есть.
Съемки идут вовсю. Расстрел царской семьи снимаем неделю – Черных отлаживает сцену до мелочей, требуя отдачи по максимуму даже от эпизодических героев. Лес настоящий – выезжаем для съемок за город, километров восемьдесят от Москвы. Грузовик тоже настоящий. Ночную сцену спасения Алексея и Марии снимаем почти три ночи… Саше хотелось играть Алексея, но он в отца – ростом уже сейчас с коломенскую версту – и от этой мысли пришлось отказаться. Играет сын одного из соратников Васильева, Миша. Трудная роль, особенно для мальчика, никогда в жизни ничем не болевшего, но он справляется.
Илья добровольно взялся кашеварить, и в перерывах мы наслаждаемся печеной картошкой и настоящим украинским борщом. Когда остается ещё свободное время, хором поем под гитару. Алия, играющая Марию, восстанавливает голос по индивидуальной программе, поэтому в наших спевках не участвует. Хотя ей явно было бы это приятно. Черных ухаживает за всеми дамами в нашей команде и всем говорит комплименты. Такую компанию не портят даже комары. Привычка молиться перед работой появилась у всех.
Возвращаясь в Москву, все спим, не исключая режиссёра – умотались так, как некоторым за всю жизнь не приходилось. Мария-Алия привалилась к плечу Ильи, Денис – к окну, Даша свернулась калачиком на сиденье. Здесь и Костя – сидя рядом с отцом, бдит, чтобы к нему не приближался никто, кроме меня – меня он не опасается.
Визг тормозов – и автобус, переворачиваясь, катится вниз с десятиметровой насыпи…
Глава 3.
- Ну и напугали вы нас, - Васильев мрачно качает головой. – Слава Богу, никто не погиб и серьёзно не пострадал.
- Ну да, отделались синяками и шишками, - мне до сих пор не по себе. – Илья говорит, мотор был неисправен. Автобус новый… странно как-то.
- А режиссёр этот – трудоголик. Пока лежал в больнице, просматривал отснятые сцены, искал, к чему бы ещё придраться.
- Но получилось всё на высоте, как раз благодаря его придиркам, - улыбаюсь я. – А с автобусом не заморачивайтесь. Водитель-гастер, детали наполовину разворованы – что с них возьмешь? Живы, и ладно.
Алия с Ильёй великолепно сыграли знакомство Марии с будущим мужем. Готовясь к роли, Илья две недели питался одной водой, выглядел после этого уже не раненым, а почти коматозником, но эпизод получился – пальчики оближешь. Кровати, соответствующие эпохе, нашли с трудом у коллекционеров и с ещё большим трудом уговорили одолжить (а Черных упёрся на том, что колорит эпохи нужно сохранить и пластиковых окон в 1918 году он не потерпит), но как-то всё утряслось. Алия играла без грима, для пущей достоверности. Ничего странного, что она смогла сыграть смущение и неуверенность, но что ей удалось изобразить, как постепенно в сердце бывшей царевны просыпается любовь и даже развёртывается страсть – восхитило всех. После сцены, когда Чайковский обнимает её и целует шею и плечи, Черных выключил камеру и скомандовал «Снято! Молодцы!»
- Так они ж только начали, - пошутил Денис.
- Вот на этом и закончим, - ответил режиссёр. – Что, зрители никогда не видели, как люди любовью занимаются? Показывать нужно красоту отношений, а не порнографию на экран выпускать. Алия, в следующий раз вы появитесь на экране беременной. Репетируйте больше, наблюдайте за пациентками женских консультаций. Одна мелкая неточность – и весь фильм коту под хвост!
Начинаем съемки «в Берлине». Декораторы работают неделю, добиваясь большей достоверности. Даша и Катя приносят разные книги и фотографии видов города тех лет – они с Олегом несколько дней копались в Сети и залежах РГБ, выбирая их, а потом столько же спорили между собой и с режиссером, какие отобрать в итоге.
Я опасаюсь, что Зубова устроит скандал, увидев свой «костюм». Не совсем уж рвань, но и не высокая мода (хотя они не всегда отличаются). Однако она спокойно одевается и с интересом смотрится в зеркало.
- А ничего, миленькое такое ретро… Даже ретро-гранж.
Даша удивленно спрашивает:
- Вам нравится?
- Девочка, ты бы видела, что я на показах демонстрировала. Где гример и стилист?
День неудачный. Никак не получается у бывшей топ-модели сыграть полу-сумасшедшую нищенку. В её представлении полячка должна быть гордой, даже заносчивой, а Черных настаивает, что для немецких поляков это, мягко говоря, нехарактерно.
- Вы ничего не понимаете! Вы представления не имеете, кого играете! Александра Султановна, я требую заменить актрису. Это невозможно. Я отказываюсь иметь дело с этой бездарью.
- Чего?! Да вы не видите...
- И не хочу ничего видеть. Меняйте исполнительницу!
- Я не поняла, я не имею права играть как хочу? Может, я эту Франциску такой вижу, а не как вы! И показать хочу, как она, вот такая, подружится с Марией!
Черных поворачивается со страдальческим видом.
- И как такую Франциску с её шляхетской гордостью могли заставить изображать Анастасию? Столько лет?
- И чего? Пейтхерт просто хитрее.
Стоящая здесь же Варвара Александровна, играющая Пейтхерт, задумывается.
- Виктор Иннокентьевич, а если нам попробовать сыграть именно так? В воспоминаниях о Шанковской люди, знавшие её лично, пишут как раз о её заносчивости. Не могла ли эта заносчивость перейти в другое русло?
Черных задумывается.
- Тогда роль Шанковской будет очень сложной. Снежана Геннадьевна, вы сможете это сыграть? Сочетание гордости и дружеской привязанности? Заботу о ребенке умершей подруги и заносчивость псевдопринцессы?
- Психиатра надо вызывать – на консультацию, - вмешиваюсь я. – Пусть выскажет своё мнение. Каюсь, раньше не подумала об этом, а надо было. Даша!
- Чего?
Я отвожу её в сторону. Черных уже не спорит с актрисами, а обсуждает их предложение.
- Даш, в клинике неврозов, где лежит твоя мама, наверняка есть если не психиатр на ставке, то консультант-совместитель, который приезжает смотреть неадекватных больных. Искать другого времени нет – хочу попробовать с ним поговорить. Ты не против, если схожу туда с тобой?
- Да нет. Я сегодня хотела пойти, после работы.
- Ну и отлично, зайдёшь за мной.
- Нет, этот жиртрест меня ещё бездарью обзывает! – возмущается Снежана, переодеваясь. – Да меня один раз перед показом мой бывший так избил, встать не могла. Ничего, укололась, намазалась и пошла. Сияла и блистала, другие от зависти дохли.
- Боже мой, и вы терпели? – Варвара Александровна в шоке.
- Вы знаете, сколько у него денег? Я с личным шофером ездила, каждый день шмотки и косметику покупала, в самых крутых показах участвовала. Меня весь мир знает, все мужики хотят, все бабы завидуют. Подумаешь, отлупит два раза в неделю. За такое можно терпеть.
- Почему же вы ушли? – Алия насмешливо улыбается.
- Надоел он мне, и ушла. – Зубова надевает халат и закуривает. – Могла бы вообще ничего не делать, мне до конца жизни денег хватит. Скучно только.
Нам с Дашей уже пора, мы прощаемся со всеми и уходим. Актеры и режиссер тоже свободны. Черных поедет забирать Костю из бассейна, Денис - дочку из садика, Варвара Александровна и Алия – к себе (у нас уже нет места, где она могла бы жить), Снежана – тоже домой, если её куда-то ещё на роль свадебной генеральши не пригласили, а Илья с командой декораторов будут рисовать Питер времен гражданской войны – завтра снимаем жизнь Алексея до превращения в товарища К.
Штатный психиатр, Ярослав Львович, на месте, и мы идем к нему.
- Вы родственники Марии Макаровой? Очень хорошо. Мне нужно с вами поговорить.
Он неожиданно молод, высок и худ. Светловолосый, в огромных очках. Взгляд умный, серьёзный.
- Пациентка довольно сложная, пережила длительную психотравмирующую ситуацию. Ей понадобится долгая реабилитация, прежде чем она сможет жить обычной жизнью.
- Она будет пить таблетки? – спрашивает Даша.
- Не только, ей нужно будет раз в месяц приходить на осмотр. Вашу маму я включил – конечно, на условиях полной анонимности, – в свою диссертацию, так что лечение не будет стоить ни копейки, за исключением расходов на препараты.
Начинаю, пока Дашка переваривает информацию, разговор о возникшей в процессе съемок проблеме. Доктор задумывается.
- Мне нужно видеть актрису и говорить лично с ней. Заочная консультация – это не научно. И ещё мне понадобятся мемуары и всё, что есть, чтобы составить представление о личности вашей Шанковской.
Никаких проблем, я это предвидела и привезла материалы с собой. Договариваемся, что через неделю психиатр приедет к нам на студию – лучше, чтобы его объяснения услышала не только Снежана.
Когда я уже ложусь спать, звонит мобильник. В трубке прокуренный женский голос (который я узнала сразу):
- Привет. Снимаете кино, значит?
- Снимаем помаленьку, Инна Богдановна, - спокойно отвечаю я.
- Слышь, патриётка, не знаю, чего вы там задумали, но жизни вам не дадут. Будет весело, только не вам. Дошло?
- Добежало. А с чего звонок на ночь глядя?
- Да в память о нашем бывшем (хриплый смех). Автобус не просто так гробанулся, засланного казачка ищите. Всё, чао-какао.
А ведь я уже почти забыла, как выглядел Никита. Аня совсем на него не похожа – вся в меня, только волосы посветлее. После звонка Лаевской должны бы нахлынуть воспоминания, а их нет. Вернее, есть, но не о Никите. О Рудольфе, которого я, называя вещи своими именами, предала. Прямо как в кино: «я изменила этому святому человеку!». Глупо и убого. Не надо было нам вообще жениться. Сошлись не по любви, а на эмоциях и ради Даниэлы… Сейчас она, слава Богу, уже школу заканчивает. А за то, что женились без любви, что были не парой, а боевыми друзьями, жизнь нам отомстила. Даже странно, всё время мы с чем-то или кем-то боролись, что-то преодолевали… Когда преодолевать стало нечего, брак благополучно рухнул, и Никита был здесь, по большому счету, ни при чём. Лёгкое увлечение знаменитым артистом я, дура тупая, приняла за любовь. Ну и получила, что заслужила. Так мне и надо.
Но Алексею Михайловичу и Олегу я о звонке всё-таки рассказала. У них большой опыт поиска провокаторов, лучше меня справятся.
Глава 4.
- Ты с ума сошел?!.. – Алексей Михайлович в упор смотрел на Олега.
Тот с трудом, но выдержал взгляд.
- Алексей Михайлович, мы третий год топчемся на месте. Я хочу что-то полезное делать. Учился, диплом получал… Ради кричания на митингах?
- Не ожидал… - лидер националистов отвернулся и медленно прошелся по комнате. – Ты… уходишь во власть? В партию жуликов и воров?
- Не во власть. Буду работать в суде.
- Это из-за твоей Кати драгоценной? – как выстрелил Васильев. – Ей не бизнесмен, так хоть чиновник нужен? Тебя предупреждали, чтобы ты с нею не связывался. Через год она кого-нибудь побогаче найдёт, и что тогда?
- Не думаю, что она хочет кого-то побогаче. За два с половиной года кого-нибудь уже нашла бы.
- Правильно, кому она нужна, нищая, с такой матерью, и красотой Бог обделил. А ты, дурак, поддался…
- Алексей Михайлович, если вы будете оскорблять Катю, я вас больше не знаю.
- Да жалко мне тебя, дурака, как ты не понимаешь?!.. Свяжешься с дерьмом – сам вонять начнёшь…
- Я не передумаю. Извините, Алексей Михайлович, по-моему, в дерьме окажетесь вы, если будете ваш талант и знания разбрасывать по митингам…
- Что за шум, а драки нет? – тихо спрашиваю я Надю.
- Олег уходит, ему место в адвокатской конторе предлагают… - начинает она, и тут дверь распахивается, выходит бледный Олег.
- Извините, мы тут… поспорили немного…
Надя кидается внутрь, а я чувствую, как глупо выгляжу, таращась на бывшего однополчанина как на какого-нибудь Фредди Крюгера.
- Ну, я пошёл… - говорит Олег. – Если что, звони.
Я машинально запираю за ним дверь.
Васильев сидит в комнате на диване, Надя – рядом.
- Тяжело, девочки… Друг друга грызём… Людей теряем…
- Ничего, любимый, всё хорошо. Останутся только самые стойкие…
- Олег тоже был из самых стойких… Продался за эту… крысу офисную…
Я молчу. Самое хреновое, что я на стороне Олега и Кати. Не нравится мне новая партийная форма – черная и с нашивками, только свастики не хватает… Не нравится презрение к людям, которые «стали более лучше одеваться» и не хотят смены власти… Не нравится Надькина рабская любовь… Саму себя хочется оплевать и не знаю ещё что – противно всё это, а живу здесь, куда я с ребенком денусь? На остатки денег Никиты квартиру в рассрочку (а скорее, комнату в коммуналке) можно попробовать купить, а чем жить? Я недоучилась, специальности нет, работать никуда не возьмут… Нет, пока фильм не доснимем, не рыпнусь. При всём желании.
Студия превратилась в зимний Петроград 1919 года. Миша, играющий Алексея, примеряет красноармейскую шинель, Черных советует побольше в ней ходить, чтобы привыкнуть и смотреться естественно. Снежаны и Алии сегодня нет, они пока не снимаются. Денис повторяет вполголоса текст своей роли, репетирует отдельные жесты. К Даше пришла мать, они сидят в сторонке и разговаривают. Обычная рабочая обстановка.
- Мотор! Дубль раз… два… три… Снято! Перерыв! Всем спасибо, можно разойтись и пообедать! – Черных подходит ко мне. - Александра, я думаю, нам работы ещё на неделю. Потом месяц, не меньше, будем снимать берлинские сцены и начнем уже монтировать фильм… А закончится он открытием московской Олимпиады, товарищ К. крупным планом, это апофеоз его жизни и деятельности… Или даже покажем улетающего в небо олимпийского мишку... Кстати, кто написал на дверях ванной «Колосков forever!»?
- Точно не я, - я усмехаюсь и вспоминаю Лаевскую с её «засланным казачком».
После обеда выясняется, что красноармейские шинели кто-то залил краской. Новые будут шиться недели две…
На следующий день Даша говорит, что Астахов! Позвонил! Ей! Домой! И предложил перевести в престижную школу с углубленным изучением английского. Она хотела отказаться, но недавно выписавшаяся из больницы мать расплакалась, и, чтобы её не расстраивать, Даша сказала, что подумает.
Потом является мрачная Снежана. Ей позвонили с телевидения и предложили годичный контракт.
- Ну чего делать? Не хочу я от вас уходить. А жить на что-то тоже надо, мужа-лорда у меня теперь нет. Опять замуж? Ещё чего, я там уже была, по второму разу не тянет…
Выгодного предложения не получили только Черных, Илья, Алия и я сама. Черных ещё мрачнее Зубовой – к Косте в школе подошел какой-то незнакомец и просил передать, чтобы отец ушел из «Русфильма», «а то будет хуже, и не ему».
- Кажется, к нам применяют метод кнута и пряника, - вздыхает режиссёр. – Я бы на месте всех, кто живёт не дома, ночевал здесь. Если начались запугивания, ожидать нужно худшего.
Глава 5.
Никогда не понимала легкости, с которой героини детективов рассуждают, «кто убил». Убийца по всем данным их знакомый, друг или даже родственник, убивают, как правило, тоже человека не чужого, а эти… сидят и взвешивают доказательства так спокойно, как будто речь о старых сломанных игрушках… Когда-то очень давно один сербский знакомый обозвал меня восторженной дурочкой. Ну, умнее я, наверное, уже не стану, и не хочу, если ум означает равнодушие и цинизм…
Съёмки единогласно решили продолжать, даже Даша, выдержавшая серьёзный прессинг мамы. Опять рисуют декорации, ставят освещение, шьют костюмы, повторяют роли… Я слежу за процессом и чувствую, как давит пустота в голове. Ну вот не думается, и всё. Не желает моя голова осознавать, что кто-то из нашей команды пакостит остальным.
Роль Эриха фон Раушендорфа досталась нашему психиатру! Актер, приглашенный раньше, спасовал после звонка Лаевской и отказался сниматься. Мы не в обиде, Слава уже давно свой и все уже подтрунивают над его фанатичной любовью к певице Кристине Агилере, как раз недавно – вот удача-то! – расставшейся с мужем. Он даже в кошельке носит её фотографию.
Настропалённая психиатром Снежана играет суперски! Сначала она – нищенка-полусумасшедшая, которой впервые заинтересовался мужчина, одновременно застенчивая и взбалмошная. Потом – самозванка, считающая, что корона у неё в кармане, капризная и заносчивая. В последней же сцене – отполировавшаяся, уже почти светская дама, со спокойной улыбкой покидающая человека, которого всё-таки любит… Палуба корабля, увозящего её в Америку (работа того же Ильи, нечто вроде фотошопа), пронзительная тоска во взгляде – и в следующий миг она поворачивается к соседу по лайнеру и заговаривает с ним весело-надменно, как знающая себе цену селебрити…
Мы аплодируем! Все играют великолепно, но Снежаной восхищён даже придирчивый Черных. Крутится около неё и сыплет цветастыми комплиментами, а узкие бурятские глаза горят, как праздничный салют.
- Предлагаю отметить окончание съёмок! - кричит Илья. - Стол можно накрыть прямо здесь, на продукты – по тысяче рублей с носа!
Предложение горячо одобряют, закупка продуктов быстро распределяется поровну, а готовку, кроме Ильи, берет на себя Снежана. Оказывается, готовить она любит и умеет, но применяет это умение в силу прежней профессии нечасто.
Я еду за овощами вместе с Денисом. Он как-то немного на отшибе от всех нас – сразу после съёмок бежит забирать из садика дочку. Весь вечер с ней или на кастингах (тогда Соню забираю я и она дожидается папу у Васильевых) - уже думает, на что они будут жить потом. В выходные он тоже со своей девочкой, иногда плюс я и Аня.
- Даже не верится, что фильм уже готов, - говорит он. – Жалко немного, так классно сработались…
- Коллектив отличный! – соглашаюсь я. – И выложились все, как черти.
- Александра, а чем вы дальше займётесь?
- Пока не знаю, а что?
- Меня уже позвали в новый проект «Содружества актеров Таганки», предлагают роль Маяковского. Мой «красноармейский» опыт очень пригодится. – Улыбается и вновь становится серьёзным. - Если вы не обидитесь, я бы предложил вам… - он отводит глаза, останавливается и смотрит прямо на меня. – Пойти ко мне няней-домработницей. Соня вас очень любит, и я спокоен, когда она с вами. С вашей Аней они хорошо дружат… Платить я вам смогу прилично, питание и проживание за мой счет.
У меня кружится голова. Вырваться от Васильевых, сбежать из затхлой, пропитанной политическими дрязгами атмосферы! Быть опять кому-то нужной, полезной! Соню я очень люблю… Стоп, куда-то не туда меня несёт. Киностудию я в какое место должна засунуть?
- Да, - я не отвожу глаза. – Я бы хотела у вас работать. Только не знаю, как быть со студией…
- Ответьте, когда сможете, - мы меняемся номерами мобильников.
Возвращаюсь и больше всего боюсь, что мою улыбку до ушей заметят Васильев и Надя. Нет, не замечают. Прохожу к себе и усаживаюсь у Аниной кроватки. Она ещё не спит, и я тихо рассказываю ей новость. Маленькая ещё, не поймёт, но порадуемся мы вместе, она всегда радуется и огорчается вместе со мной…
Глава 6.
Решили обойтись без спиртного – Черных за рулём, Николаю Константиновичу и Варваре Александровне здоровье не особо позволяет, Алия непьющая в принципе… а если часть народу будет пить, а часть не будет, просто неинтересно.
Илья шикарно пожарил несколько кур, а Снежана навертела салатов – таких никто из присутствующих никогда в жизни не видел! Помидоры с морковью и яблоками, огурцы с ананасами, бананы с дыней и арбузом…
Хвалили стряпню все! Впервые я видела смущённую Зубову.
- Ну перед ответственным показом же поправляться нельзя… А есть хочется, вот и прикидываешь, чем желудок успокоить, а то ещё забурчит прямо на подиуме…
Разговор идет о самых разных вещах – кто-то вспоминает съемки, кто-то раздумывает, где провести отпуск, кто-то разговаривает с соседом на житейские темы… Детей нет, мы нагло спихнули их на Надю (кроме Даши, которую увела мать).
Дашкина дальнейшая судьба не даёт мне покоя. Слава жаловался, что его помощь нужна не столько её маме, сколько ей самой, мать её вконец затерроризировала (не ремнём, а словами и слезами, но тут непонятно, что хуже, что больше давит на психику) – туда не ходи, того не делай… Понятно, что, чуть не лишившись дочери, она боится собственной тени, но Дашке-то как дальше жить, если она даже в кино пойти не может, боясь огорчить мать долгим отсутствием?
Денис сидит рядом, и я почему-то рассказываю ему о своих опасениях.
- Что-нибудь придумаем, - говорит он. – В конце концов, я попробую Марию Юрьевну уболтать. После роли Георгия Седова на меня дамы всех возрастов гроздьями вешаются…
Черных подсел к Снежане.
- Я вас знал и раньше, не близко, правда… А сейчас увидел в совершенно новом свете. Хочу попросить прощения за свою грубость – вы прекрасная, невероятно талантливая актриса. Если мне доверят новый фильм, можно пригласить вас в нём сниматься?
- Пригласить можно, а если я откажусь?
- Меня бы очень огорчил ваш отказ.
Илья и Алия треплются о чём-то своем, Слава рассказывает осветителю, в чём не прав Фрейд… Все устали, гости потихоньку начинают рассасываться, кроме тех, кто живёт в студии. Черных говорит, что он ещё посидит, поработает над фильмом.
В пять утра меня вырывает из глубокого сна телефонный звонок.
- Александра Султановна Тимофеева? Институт Склифосовского беспокоит. С вами просил связаться пострадавший при пожаре пациент Черных Виктор Иннокентьевич…
- Какой пожар? Где пожар? Что с Виктором Иннокентьевичем?
- Пациент поступил сегодня ночью, доставлен бригадой «скорой помощи» в наш институт после пожара в квартире-пентхаузе, - мой собеседник называет адрес нашей студии. - Обожжено тридцать процентов тела. Опасности для жизни уже нет, но лечение требуется долгое, не меньше месяца. Кроме него, у нас ещё четыре человека.
- Когда к вам можно приехать? Нужны какие-то лекарства, средства для ухода?
- Нет, пока ничего. Приезжайте в любое время – санитарок не хватает, а больным нужен тщательный уход.
- Спасибо, - я кладу трубку. Звонок разбудил всех, включая детей, Надя пытается успокоить плачущего Андрюшу, я беру Аню на руки и пересказываю телефонный разговор.
Вчера в студии оставались Черных, Илья, Алия, оператор и гримерша. Алексей Михайлович звонит им по очереди – ответа нет…
- Я еду в Склиф.
- А можно с вами? – вступает Костя. – Я к папке хочу.
- Тебя всё равно не пустят, пускают только тех, кто старше четырнадцати, - Алексей Михайлович гладит Костю по голове, и тот не вырывается.
- Привет ему передайте.
- Обязательно.
Я, как собственник сгоревшей квартиры, еду на место пожара. Сразу вижу огромное чёрное пятно на стене, отсутствующее стекло (пластик не выдержал огня), толпу вокруг. Доносятся, не фиксируясь в памяти, обрывки разговоров:
- Освятить бы квартиру…
- Второй раз несчастье…
- Первый хозяин из окна выбросился, второй сгорел…
- Фашисты проклятые…
- Да ведь всё тихо было…
На меня налетает орава журналистов. На все их выкрики отвечаю, что комментариев не будет. Поднимаюсь наверх – у разрезанной автогеном двери дежурят два милиционера… пардон, полицейских.
- Вы хозяйка? Документы, пожалуйста.
- Я собственник, - показываю паспорт. - Где можно узнать, что случилось?
- Внутри работает следственная группа, заходите. Ничего не трогайте.
Да уж, пресловутому Мамаю такой погром и не снился… За чудом уцелевшим столом сидит следователь.
- Майор Афонин. Присаживайтесь, пожалуйста.
Отвечаю на вполне резонные вопросы. Потом кое о чём спрашиваю сама.
Оказывается, пожарных и ментов вызвал тот же Черных. Со слов режиссёра, квартиру подожгла какая-то женщина, не из съёмочной группы. Пришла ночью, открыла двери ключом, сам Черных заметил незваную гостью только потому, что не спал – сидел за компьютером, и, услышав подозрительные звуки, вышел в прихожую. Женщина зажгла спичку, кинула на кучу неубранных декораций и убежала. Естественно, картон и пластик вспыхнули мгновенно, и люди оказались отрезаны от двери… Режиссёр разбудил всех, и, пока остальные тушили пожар своими силами и подручными средствами, звонил по 01 и 02. Мне позвонить уже не успел…
Майор утешил меня хотя бы тем, что все живы. Пострадавших увезли в Склиф, «Скорая» приехала быстро, благо ночью пробок не было.
Однако меня ожидает ещё одна плохая новость: компьютер Черных сгорел. Фильм, в который вложено было столько труда, погиб…
Глава 7.
Пока следственная группа работает в сгоревшей квартире, я не могу заняться хоть относительным наведением порядка (да и опечатают её потом, наверное). Приходится возвращаться к Васильевым.
По дороге мне звонит Денис, спрашивает, как я себя чувствую и не нужно ли помочь… Вот в таких ситуациях меня даже раздражает немного предложение о помощи – чем можно помочь, когда квартира сгорела, друзья в больнице, результат наших стараний улетел коту под хвост… Но если бы Денис этой помощи не предложил, я была бы вдвое обижена.
Васильев уже вернулся. У Ильи обожжены только руки, у оператора – ноги, ожоги не такие сильные, чтобы за них бояться. Алия и гримёрша надышались угарного газа и три часа как переведены из реанимации в палату. У Черных в палате сидит Снежана Зубова, услышавшая о пожаре в утренних выпусках новостей.
Последнее приводит Костю в негодование.
- Я ей в туфли наплюю!
- Ну и глупо сделаешь, - замечает Алексей Михайлович. – Ты чем отцу можешь помочь? Тебя даже в отделение не пустят. А она его покормит, постель перестелит, судно поднесет, извини за грубость… не то что плевать – ты подарить ей должен эти туфли! И не одну пару! И платье в придачу.
- А я пойду ко врачу и попрошу, чтобы меня пустили! У меня для отца сюрприз!
- Что за сюрприз?
- Александра Султановна, вы тут переживали, что фильм сдох? Ни хрена! Во! – Костя снимает с шеи ремешок, на который навешена флэшка в форме головы Человека-паука, открывает флэшку.
- Санёк, можно твой комп?
- Дай сюда, ты не знаешь, где гнездо, - Саша вставляет флэшку, запускает, находит фильм...
Чёрный экран мигает, и начинают идти титры! А за ними – отснятые кадры, уже частично смонтированные!!
Дальнейшее не поддается описанию. Торжествующий рев всех присутствующих вырывается на лестничную клетку, и соседи стучат нам в стену. Пускай! Костю качают Саша, прибежавший Миша и Алексей Михайлович! Надя умоляет не ударить ребенка о потолок, Таня и Аня визжат как на рок-концерте…
- Костя, - голос у меня дрожит, - надо сделать штук пять копий. И, конечно, передать одну твоему отцу! Наверное, он сможет монтировать фильм на планшетке… Как тебе в голову пришло сделать копию?!
- А я всегда файлы сохраняю, если там чего важное… Один раз комп глюкнул, у меня вся домашка удалилась…
В дверь резко и властно звонят.
- Соседи… - вздыхает Алексей Михайлович. – Пойду извиняться…
Но вместо соседей в прихожую входит мужчина лет пятидесяти в дорогом костюме, сзади двое телохранителей.
- Добрый день, господа. Я Савчук Дмитрий Степанович, мой сын Илья работал последние восемь месяцев у вас. Советую не скрывать, где он находится в данный момент.
- Скрывать нечего, он в институте Склифосовского, - отвечает Алексей Михайлович. – Сегодня ночью на киностудии был пожар, ваш сын получил ожоги, но опасности для жизни нет.
- Ну, ё-моё… - гость тяжело опускается на кушетку. - Устроился в Москве, называется… Слушайте, я не знаю Москву – кто-то из вас мне может показать дорогу в этот институт? Заплачу пятьсот рублей.
- Я! – выкрикивает Костя.
- Со мной, - говорю я. – Деньги можете не платить, мне туда нужно по служебным делам. А у Кости лежит там же отец – довезете в качестве платы? Мальчики, где копия фильма? Костя, папин планшет?
В суматохе мы не заметили, как Саша и Миша сделали десять копий на разных носителях. Я беру одну флэшку, мы выходим и садимся в стоящий у дома «мерседес». Почему-то Савчук не внушает мне ну никаких опасений.
Пока стоим в пробке, тихонько навожу разговор на Илью – как это у нищего шофера-гастарбайтера с Украины оказался отец-олигарх (а в масштабах Украины Савчук такой и есть)?
- Я строительством занимаюсь, только в этом году пятьсот домов сдал. Илюшка не хотел у меня на фирме работать – скучно, говорил. Артистом стать хотел, в студенчестве только этим и занимался. Устроил его на «Фабрику звезд», года три он повертелся, а потом продюсер оказался жулик и сбежал то ли в Израиль, то ли в Англию… Ко мне идти Илюшка опять не захотел, ну я и не стал ему деньги давать – живи как хочешь. Помыкался-помыкался в Киеве и в Москву умотал – авось здесь повезёт больше… Жена, его мать, с ума сходит – как он там да что он там… все мозги вынесла. Поехал искать. А оказалось вон что…
- У вас отличный сын, вы им можете гордиться, - говорю я. – Талантливый, смелый, честный и порядочный. А ещё отлично готовит.
- Это он всегда умел… Другие мальчишки даже дразнили его, что бабьим делом занимается…
По дороге успеваем найти и забронировать гостиницу для Савчука, он звонит жене в Киев, рассказывая о сыне, и не просит, а требует, чтобы не вздумала приезжать. Наконец подъезжаем к Склифу.
В больнице Илья, увидев отца, делает равнодушное лицо и спокойно здоровается со всеми нами. Я коротко говорю, что фильм спасён благодаря Косте, и оставляю их одних – нам с Костей нужно к его отцу.
Снежана смыла макияж и без него выглядит симпатичнее, живее, хотя и смотрится на весь свой возраст. Обед только закончился, и они с Черных явно вели до нашего прихода непринуждённую беседу на общие темы.
Торжественно вручаю планшет и флэшку. Честь рассказать обо всём предоставляю Косте, и Черных, улыбаясь, обнимает сына.
- А у меня был сегодня следователь, - говорит он. – Знаете, Александра, я ведь узнал поджигательницу. Вернее, вспомнил, где её видел. Это мать нашей Даши, Мария Юрьевна Макарова. Возможно, она уже арестована.
Глава 8.
- Так… - говорю я. – Приехали… Значит, Лаевская не зря мне звонила…
- Лесенька, ну как иначе? Похоже, наш фильм, ещё не выйдя, наделал столько шуму, что даже в ФСБ забеспокоились.
- Уверены, что не оргпреступность работает?
- Они бы давно всех нас постреляли и посажали по липовым делам, - вмешивается Снежана. – Я-то знаю. А тут сначала хотели купить, потом запугать, а теперь перешли к физическим упражнениям… Ещё Макарову заставили… У неё и так с головой плохо, а её используют... Уроды.
- Ребята работают над тем, чтобы фильм выложить в Сеть. Организовать показ в кинотеатрах не получится, никто просто не рискнёт. Доходов, конечно, не получим…
- Я попробую напрячь свои связи в Белоруссии, - подумав, произносит Черных. – Может, удастся продать фильм туда…
- А я - свои, где получится, - вставляет Снежана. – Я всё-таки топ-модель, а не мокрица какая-нибудь. Тряхну стариной и пойду работать рекламой, - она улыбается под восхищённым взглядом Черных, а Костя не испепеляет её взглядом, как обычно. Наоборот, смотрит так, как будто впервые увидел.
Как и о чём Савчук говорил с сыном, не знаю. Но прощались они довольно дружелюбно, Илья сказал, что хочет познакомить маму с Алиёй.
А у Васильевых я встретила десяток ребят из оргкомитета, обсуждавших предстоящий в День согласия и примирения митинг. Кто-то принес новую партийную форму, и от её вида мне стало нехорошо – Надька в ней выглядела настоящей гестаповкой, а уж другие…
Разговор был долгий и громкий. Закончилось тем, что решили идти по тому же пути, что белоленточные, но отдельной колонной. Приплыли…
А идти придётся. Ради их помощи в подготовке и показе фильма. Давно у меня на душе не было так гадостно. Какой бы я ни была, никогда в жизни не переступала через себя. Это бывало больно, но переступить было бы ещё больней, и не только мне…
Я иду погулять с Аней и вижу рядом с домом плакат: «Голос, покоривший мир… Рудольф фон Шлоссер приезжает в Москву». Судя по дате концерта, плакат висит месяца два или больше, и как я умудрялась его не замечать?.. Значит, немец нарушил неписаный закон, по которому никогда не ездил в Югославию (хотя и зазывали его туда как на большой праздник – поняв, что именно потеряли в его лице и голосе) и сюда, к нам. Правда, причиной его отказов от концерта в России было наверняка и то, что в Москве живу я…
Совсем не изменился. И грим с фотошопом здесь ни при чем, он принципиально никогда ими не пользовался и вряд ли поменял свои привычки. Рудольф, после моего отца, самый замечательный человек, которого я знала. Наплевать мне на всё и всех, возьму и пойду на его концерт!
Мы идем дальше, а я ушла в воспоминания и плохо слышу, что лепечет Аня…
И вдруг вижу другое лицо. Одновременно нежное и мужественное, с серыми глазами, длинные светлые волосы спускаются до плеч… Никита… не преступник, просто слабый человек… сам себя погубивший своей слабостью… да ладно бы только себя…
- Мама, что ты плачешь?
- Кое о чем подумала, - я беру дочку на руки. Петьке, сгоревшему от менингококковой инфекции на глазах у нас с Рудольфом, было бы сейчас восемь лет, Ренате – пять… А их младшей сестричке ещё нет двух…
- Мама, пошли домой…
- Пошли. Анечка, видишь этого дядю на картинке? Он очень хорошо поёт, мы пойдем и послушаем его. Хочешь?
Аня уже спит, а я перебираю свою жизнь. Грех говорить, что в ней было одно горе – хорошего было много. Но несчастий всё-таки больше. Я нравлюсь Денису, но ему не нужна такая жена, и любовница тоже. Он может найти себе кого-то получше, не такую, на которой пробы негде поставить. А мне уже невмоготу жить здесь. Как только выйдет фильм, брошу всё и пойду к нему домработницей. Киностудией найдётся кому заняться.
Глава 9.
Сегодня среда, покупаю «Комсомолку»-«толстушку» с портретом Рудольфа на первой полосе. Огромный заголовок: «Я приехал в Москву, чтобы покончить с прошлым». Читаю, конечно.
«- В моей жизни было много плохого, и, конечно, не раз я спрашивал, за что мне это. В какой-то момент просто вспомнил всю свою жизнь, до мелочей, и понял… До того, как стать артистом, я служил в разведке, многие сейчас об этом забыли. И занимался там такими вещами, которые нельзя прощать. Особенно русским, против которых я сражался в рядах боевиков на Кавказе. Жизни моих детей стали платой за отобранные жизни тогдашних, как учили меня, противников. То, что я сделал в 2001 в Югославии, сдав президента, было подлым предательством, я не боюсь этих слов. Из-за этого я вынужден был бежать из приютившей меня страны, которой отплатил так гнусно, и это было правильно. Я затащил в загс, в сущности, девочку, намного моложе себя, не особо думая, любит она меня или это просто чувство долга, благодарность, восторженность... Она от меня ушла, ушла к тому, кого по-настоящему полюбила. И до сих пор я не могу наладить отношения с женой, она боится, что я вернусь к Александре… Стыдно перед обеими, стыдно перед всем миром, я рад, что нашёл силы наконец высказать всё это.
- Вы встретитесь с бывшей женой, приехав в Москву?
- Да. Александра – моё прошлое, а Диана – настоящее и будущее. Я люблю мою жену. Хочу не отворачиваясь смотреть ей в глаза.
- А ведь именно Александре Тимофеевой вы обязаны карьерой певца.
- В каком-то смысле да, это был способ не сойти с ума от очень для меня болезненной безответной любви к ней. Я и других женщин, имён которых не хочу здесь называть, использовал как нечто отвлекающее, и перед всеми ими виноват…»
Это он про Иллюминаду и Лору. А может, и про Кристину, царствие им всем небесное. Из его бывших жен жива одна Моника, но она-то шла за него чисто по взаимной выгоде и сейчас счастливо живёт со Шрайбикусом.
«- Старшая из ваших родных детей, Даниэла…
- У меня двадцать семь детей. Все они – родные.
- Простите. Ваша дочь Даниэла заявила, что её мать была не официанткой сербского происхождения, а последней из рода Романовых по линии великой княжны Марии…
- Я не хотел, чтобы эти слухи всплыли, тем более доказательств нет и быть не может. Не хотел, чтобы якобы царское происхождение исковеркало ей жизнь, как было в истории уже не раз. Но раз так получилось, Даниэла едет со мной в Москву, прикоснуться к своим предполагаемым корням»
Представляю, насколько тяжело ему обо всём этом говорить… Видимо, и вправду достали и эти намёки на Даниэлиных предков (как будто это так важно!), и ревность Дианы, которую она наверняка сдерживает изо всех сил, и поэтому обоим ещё тяжелее, и собственное чувство вины. Бедный… Я перед ним виновата больше.
Я откладываю газету и вспоминаю предновогодний вечер в Белграде, в девяносто девятом, когда мы с ним были уже женихом и невестой. Он снимался в югославском варианте «Голубого огонька», а я пошла с ним. Мы стояли и смотрели, как выступают другие, и вдруг рядом с собой услышали:
- Эй, немец, что с невестой не знакомишь? Боишься, отобью?
Я оборачиваюсь и вижу немолодого уже мужчину в парадной форме, с мороженым в руке, довольно упитанного и далеко не красавца. Но что-то, невольно притягивающее и задерживающее взгляд, в нем есть.
- Вы женаты, полковник, - с каменным лицом произносит Рудольф.
- Да помню, - он улыбается. – Свете сейчас выступать, вот меня и прогнала, чтоб не мешал готовиться. – Поворачивается ко мне. – Это вы, значит, к нам из России с любовью?
- Леся, это полковник Желько Ражнатович, известный также как Аркан. Полковник, это моя невеста Александра.
Мы пожимаем друг другу руки. Рука нашего собеседника большая, теплая и мягкая. Чем-то он напоминает мне погибшего три года назад отца.
- Рад познакомиться. Вы красивая. И человек хороший. Только вот не очень немцу подходите. Будете взрослой – улетите от него далеко и надолго. Даю вам на счастливый брак семь лет, не больше.
- Неправда, - говорю я. – Я его люблю и хочу быть с ним всю жизнь.
- Восторженная дурочка, - беззлобно отвечает он. – Любовь бывает долгою, а жизнь – ещё длинней. Вы с ним разные и дороги у вас разные.
В этот момент к нам подходит высокая брюнетка потрясающей красоты. Полковник Ражнатович поворачивается к ней и обнимает за талию.
- А вот и моя жена.
- Светлана, - представляется она, протягивая мне руку. Длинные тонкие пальцы оказываются довольно сильными, но это рука друга, а не врага.
Я её уже немного знаю, но только по афишам и телевизору – мегапопулярная в Югославии певица.
- Леся, - отвечаю я.
Завязывается общий, довольно приятный разговор, Ражнатовичи очень нравятся мне и хочется продолжить знакомство. А Рудольф не очень рад и рассказывает мне потом вещи, не совсем говорящие в пользу полковника, советуя держаться от него подальше.
Но ни подальше, ни поближе не получается – через две недели Желько «Аркан» Ражнатович будет застрелен в холле пятизвездочного белградского отеля, а потом начнется «типа революция», свергнувшая президента… Ошибся полковник всего на полгода – мы развелись в 2008.
Аню я на концерт не беру – он начнется поздно и продолжаться будет долго, ребёнку надо спать в это время. Билет покупаю на галерку, самый дешёвый. Сажусь, жду начала…
Концерт идет больше трёх часов. Рудольф, как всегда, в ударе – песни чередуются с оперными ариями и романсами. Несколько раз спускается в зал, берёт цветы. На сцене стоит экран, показывающий клипы. Ничего сверхэтакого, но аплодируют ему после каждого выступления.
К моему удивлению, волна воспоминаний меня не захлёстывает – я просто сижу и наслаждаюсь красивым голосом и хорошей музыкой. Когда концерт заканчивается, жду, пока выйдет большая часть публики – сама я пойду последней, чтобы, не дай Бог, никто меня не узнал…
За моей спиной знакомый голос:
- Добрый вечер, Александра. Барон просит вас не уходить.
Оборачиваюсь и с трудом узнаю Армана… то есть Германа. Он изменился, черты лица стали жестче, одет с изысканной небрежностью, но в дорогие вещи. На меня смотрит как на пустое место – разговаривает со мной явно только потому, что его попросили об этом.
- Добрый вечер, герр Принц. Меня кто-нибудь проводит к гримёрке?
На его лице четко написано, куда конкретно ему хотелось бы меня послать, но он отвечает просто:
- Я. Когда толпа схлынет и Рудольф подпишет все билеты и программки.
Минут десять ждём. Потом Арман ведет меня через служебный вход к гримёрке Рудольфа. Мы входим.
- Немец, я её привёл.
- Спасибо, Арман.
Он выходит, а Рудольф приглашает меня сесть.
В отличие от других знаменитостей, он никогда не требовал для себя каких-то особых условий. Горячая вода есть – и ладно. Поэтому гримерка обставлена просто и даже строго, на столе только две бутылочки с водой и два пластиковых стакана.
Ему уже за сорок, но этого почти не чувствуется. Стройный, подтянутый, с легкими движениями. Только взгляд изменился – стал более деловым, что ли…
- Надо бы спросить, как ты живёшь, но я в принципе и сам знаю. Поздравляю с дочкой.
- И я тебя – с сыном.
- Спасибо. А позвал я тебя, чтобы поговорить ещё об одном человеке, который до сих пор называет тебя мамой.
И тут меня всю заливает одно чувство – НАДОЕЛО! Обрыдло! Носится с этой Даниэлой, как дурак с писаной торбой. До пенсии её собирается опекать?!
- Ты всегда меня упрекала, что я люблю Даниэлу больше остальных детей. Может, это и так – когда она появилась, я считал, что это по определению невозможно… Наверное, она и вправду моя любимица. Неважно. Дело в том, что Арман сейчас раскручивает Васю Фроша – помнишь сына хозяина «Веселой компании»? Василий уже взрослый человек, талантливый комический актёр и зла на меня давно не держит, но всё же случившееся ему запомнилось. Тем более его отец поимел в результате колоссальные неприятности… С Даниэлой они неплохо знакомы, и однажды он ей обо всем рассказал… Она пришла ко мне и спросила, правда ли это. Я не смог врать собственной дочери.
- А я тут при чём?
- Что теперь делать? – знаменитый артист, профессиональный разведчик куда-то исчезает, и я вижу перед собой просто отца, сходящего с ума при мысли, что дочь натворит глупостей во вред себе… И выхода он не видит, вернее, не желает видеть.
- А что делать? Пусть сама своей головой решит, что делать. Нужно ей это царское происхождение, которое ничем не подтверждено, или она решит не вешать на себя этот хомут. Когда-нибудь всё равно надо учиться думать и решать.
- Знаешь, мам, я так и думала, что ты так скажешь, - Даниэла явно подслушивала под дверью – как иначе? – Пап, ты реально даун. Ты чего, думал, я свяжусь в какими-то долбанутыми монархистами и сбегу в Россию?
- Не «чего», а «что», - поправляет Рудольф.
- Ну, «что». Привет, мам. Нормально выглядишь.
- Ты тоже. С ума сойти, ты уже взрослая, невеста…
Я и её бросила... ещё маленькую, нуждающуюся в матери... Взяв на себя обязательства заботиться о ней, не выполнила их... Стыдно, хотя мне тогда и не нравилось, что Рудольф любит её как-то особенно, больше даже, чем Петьку... Дура я и тварь, больше ничего. Ревновала, что ли? И к ней, и задним числом к её матери... Стыдно, стыдно и стыдно...
Даниэла, к счастью, похожа на отца – от Верочки ей достались разве что темные волосы. Высокая, тоненькая, в рваных джинсах и сером свитере с аппликацией из «Легенды о героях Галактики». Специфический «шлоссеровский» разрез глаз.
Она садится рядом с Рудольфом.
- Данхен, я боялся говорить с тобой о твоей настоящей матери.
- Пап, ну ты вообще... Ну была она вот такая, и чего дальше? Это чего, значит, что я такая? Я эту типа мать и не видела никогда, моя мама вон сидит, - кивает на меня. – Ну теперь ещё Диана. Какая мне, блин, разница, кто меня родил? Ты мог вообще суррогатку нанять.
Она до сих пор называет меня мамой… Что удивляться, она же не знала никакой другой. И поколение это уже другое - смотрит на мир, с детства имея собственные взгляды, отвергая всяческие авторитеты и общественное мнение...
- Но Россию я изучать всё равно буду. О чем ещё врут, интересно, если про медведей с балалайками соврали?
- Изучай, твое право, - Рудольф и Даниэла смотрят в глаза друг другу. – Будет одним образованным человеком больше.
- Ну, я пошла, - я встаю. – Рада была вас обоих видеть.
- Погоди, - Рудольф встает, чтобы меня проводить. – Леся, я приехал в Москву, чтобы с тобой попрощаться.
- Я читала интервью в «Комсомолке». Это правильно. У каждого из нас своя дорога.
- Только давай не будем бегать друг от друга. Перестав быть твоим мужем, я не хочу перестать быть твоим другом.
Это слова долга. Никакой искры между нами не пробежало и уже не пробежит. Мы не чужие, но и не близкие. Не будем целенаправленно друг друга избегать, и бегать друг за другом тоже не будем. Закрыв за мной дверь, он закроет дверь в прошлое. И я тоже.
Даниэла провожает меня на улицу.
- Мам, я, конечно, была в шоке, когда ты ушла. А теперь понимаю. Слушай, можно с тобой иногда переписываться?
- Ну конечно. Я очень рада, что ты мне не враг.
Мы обнимаемся и расстаемся.
Вернувшись, Даниэла снова подсаживается к отцу, обнимает его, как в детстве, и говорит:
- Всё.
- Всё, - соглашается Рудольф.
Вошедшая Диана обнимает мужа и падчерицу. Объяснений никому не требуются, всё всё поняли.
На улице меня догоняет Арман.
- Знаешь, я тоже не хочу, чтобы мы попрощались как враги. Вы с Никитой, конечно, сделали подлянку, сама понимаешь, хорошо к тебе относиться было не за что. А сегодня я понял, что, если бы ты не ушла, было бы ещё хуже… Мир?
- Мир, конечно. Привет жене.
- От Каринки, кстати, взаимно – она раньше поняла. Я уже отец, у нас мальчик и девочка. А моя мать тоже замуж собирается.
- Да ты что?! – я искренне радуюсь. – За кого?
- У неё раньше много хахалей было, когда престолом запахло, потом разбежались, а один её так и ждал. Ну вот, дождался. Пожилой уже дядька, приятный такой… Понимаешь, Лесь, моя мать всю жизнь не жила, а мучилась. Всегда она была кому-то должна, обязана… её родители хотели мальчика, наследника, а кроме моей матери, детей у них не было. Вот на ней и отыгрались, как будто она была виновата. Дочка великого князя, мать наследника престола… а самой её как будто не было. Пусть хоть под старость поживет, мой отец давно новую семью завёл, у меня две сводных сестры через него.
- Герман, я не спросила Рудольфа, как Шамиль, то есть Милан?
- Ничего, жил в Австрии всё лето – ты слышала, наверно, что его деда аре-стовали? Навещал его – родному внуку не возбраняется. Сейчас живёт у Бороевичей – ему остался последний год школы. Ну и думает, чем дальше заниматься. Деда не бросит, это точно.
- Большой привет и ему тоже. Всем вам здоровья и всяких благ.
- Взаимно.
Глава 10.
А митинг-то никто не отменял! В назначенный день приходим в назначенное место. В этой черной форме, чтоб ей провалиться.
Митинг оппозиции (в кои-то веки она у нас появилась!) я себе всё-таки представляла по-другому. А это какое-то… не то дискотека, не то гей-парад, не то просто наркоманское сборище. Националисты в строгой форме странновато смотрятся на фоне пестрой толпы из хихикающих девушек в мини-юбках, вызывающе ярко одетых ЛБГТ, невзрачных худых очкариков, непрестанно строчащих посты в Твиттер, и маргиналов всех мастей, даже обычных бомжей. К своему удивлению, вижу в толпе попугайски одетую мадам Шаталину в окружении кучки озабоченных подростков, пялящихся в её декольте. На неестественно высокой груди гордо реет белая ленточка.
Шествие начинает двигаться. Нашу колонну ведет один из замов Алексея Михайловича, сам он в первых рядах – рядом с Навальным, Удальцовым, парой думцев, лидером движения «Против нелегальной иммиграции» и Ксенией Собчак.
Народ при виде такого зрелища останавливается и начинает хихикать, а то и просто с презрением отводит глаза и бежит дальше по своим делам. Мне невольно приходит в голову, что автомобилисты сейчас кроют нас почём зря – из-за митинга закрыто движение по одной из крупных столичных улиц, и на подступах к ней должны быть такие пробки, в которых, как шутят остряки, застряли бы любые оккупанты, не дойдя до столицы.
Демократическая часть митингующих ведет себя как на прогулке: разговоры, крики, визг, шум. Мы идем молча – я чувствую недовольство многих наших. Непонятно, что мы тут делаем, в этой недогламурной тусовке…
Наконец приходим. Начинаются выступления ораторов. Слушать скучно – одни эмоции и детсадовские обзывалки в адрес нынешнего кровавого режима, но никто не предлагает ничего путного. А ведь если есть только «против» и ничего нет «за» - чем вы лучше тех, кто у власти сейчас?
После того, как вконец охрипший Навальный в пятый раз выкрикивает «Путин – вор! И должен уйти!!», слово берет кто-то из ЛБГТ-активистов и начинает требовать равноправия геев. На трибуне какое-то движение: Алексей Михайлович поворачивается к руководителю ПНИ и задает ему вопрос, тот явно пытается увильнуть от ответа.
Следующий оратор – молоденькая девочка из Краснодара, восходящая звезда националистического движения (вернее, одного из его крыльев). Путаясь в словах, кричит о самоуправстве потерявших всякую совесть кавказцев, рассказывает, что лично ей уже два месяца угрожают (и два месяца не переходят к делу!). Истерическая манера и бессвязность изложения портят её речь, лидер ПНИ почти силой уводит свою протеже от микрофона. В публике смеются и снимают эту сцену на телефоны и камеры.
Алексей Михайлович, как всегда, говорит недолго и по существу. Он – единственный, у кого есть программа, кто вообще предлагает какие-то действия. Его слушают, но черная форма явно пугает, в публике шёпот «Фашисты…»
После него начинается словоблудие, слушать которое уже тошно, а хриплые вопли в мегафон просто пилят нервы. Народ потихоньку расходится. Мы стоим – команды уходить не было.
Алексей Михайлович спускается с трибуны, подходит к нашей колонне. Лицо хмурое – явно жалеет о том, что пришёл сам и привёл нас. Но прежде, чем он успевает сказать хоть слово, кто-то кричит: «ОМОН!»
На площадь врываются м… полицейские в масках. Никого не бьют, хотя дубинки привязаны к поясу. Тех, кто пытается их ударить или чем-то кинуться, молча хватают на руки и уносят брыкающуюся и визжащую оппозицию в автозаки. Я вижу, как Удальцов усаживается на статую в ближайшем фонтане и ногами отбивается от снимающих его оттуда ОМОНовцев. Его довольно быстро скручивают и утаскивают…
Но тут оказывается, что часть ОМОНа атаковала нашу колонну! С националистами обходятся жёстче – и бьют, и заламывают руки, и пинают ногами…
Да, я дрянь и трусиха. Предательница. Но ночевать в новосозданной полиции не хочу. Поэтому скидываю свою форменную куртку (лучше замерзнуть!) и, чудом выбравшись из свалки, бегу к метро и смешиваюсь с толпой пассажиров.
Надя на митинг не ходила – у Андрюши с утра поднялась температура, и она сидела с ним, одновременно контролируя Аню и Соню, папа которой на репетиции у Губенко.
По телевизору показали только отрывки митинга, поэтому она не вполне знает, что произошло. Рассказываю.
- Какой ужас… Ты не пострадала?
- Нет, у меня всё в порядке. Звони ментам и адвокатам, надо выяснять, кто из ребят где и чем им можно помочь. Я не могу, трясёт всю, лучше по хозяйству похлопочу.
Вскоре приходят остальные. Никто серьёзно не пострадал – у пары человек гематомы, у нескольких – вывихи. Я и студент Паша Кривцов, готовящийся стать хирургом, справляемся со всеми их проблемами.
Олег, пока ещё адвокат Васильева, звонит Наде, чтобы сообщить, что Алексей Михайлович и большинство других отпущены после допроса и едут по домам. Из приватных разговоров Олег выяснил, что кто-то донёс в полицию, что на митинге будут люди в нацистской форме. Их ОМОН и отлавливал.
- Знали только свои, - подытоживает Олег. – Значит, и донос писал кто-то из своих…
Вечером отвожу Соню домой, Аня увязывается следом. Пока девочки играют, я грею усталому Денису чай. Он просит меня посидеть с ним и тоже выпить чаю. Конечно, он уже знает обо всём.
- Переезжай ко мне, - предлагает он. – Места достаточно. А там тебе, по-моему, уже осточертело.
Так и не удалось послать подальше то обстоятельство, что он мне нравится не только как актер… И я ему тоже нравлюсь – далеко не как начальница.
- Денис, давай поставим точки над «ё». Зачем тебе потасканная старая идиотка вроде меня?
- А мне интересно и комфортно с женщиной, почему-то считающей себя потасканной старой идиоткой.
- Денис, я уголовница. Не мотала срок только по чистой случайности. Дважды была замужем. Участвовала в таких делах, о которых вообще лучше не знать. За мной охотится вся желтая пресса, только вчера в очередной раз обматерила Закошанского. Тебе оно надо, с такой связываться?
- И я сегодня обматерил Закошанского – он изнасиловал весь персонал театра, допытываясь, когда я снова женюсь. Я тоже не домашний мальчик. Ты в курсе, что мы с покойным Никитой учились в одной школе?
Нет, этого я не знала.
- Только он всегда умел подластиться, подлизаться к кому надо… а мне, знаешь, не нравилось, когда дяди и тети из телевизора совали пальцы куда не следует. Одну народную артистку СССР, не буду называть фамилию, не так давно умерла, я за этот палец укусил. После этого меня исключили. Мои родители, правда, только обрадовались. Так что я рано узнал жизнь, - Денис усмехается. – И начинать мне пришлось с нуля. Рабочим сцены, а не постельным партнером кого-то из великих. О Сониной маме ты всё знаешь, пресса почти не врала.
- Я тебя не люблю.
- Это сейчас.
- Денис, у меня всё-таки есть совесть. Тебе не противно будет ложиться со мной в постель, зная, что меня имели и Рудольф фон Шлоссер, и Никита, и… - Я смотрю ему прямо в глаза. – Денис, я не уверена, что отец Ани – Никита. Вскоре после нашего приезда в Красноярск его пригласили на корпоратив. Хозяином был владелец КрАЗа. Собралась вся красноярская братва. Никита был в женском платье и пел «На Дерибасовской открылася пивная». Я попыталась увести его оттуда, и кто-то сказал: «Нас тут не уважают! Ну-ка, покажите бабе её место!» Рассказывать, что было дальше? Я удивилась, что осталась жива. А через полтора месяца оказалось, что забеременела.
Денис не отводит взгляда. Ни осуждения, ни ужаса в его глазах нет.
- Ты ведь никому раньше этого не говорила?
- Нет, мне хотелось забыть… Я обожала Никиту, до смерти Зои… Только того предательства не смогла ему простить.
- Значит, ты мне доверяешь. Только мне. Неплохое начало, я думаю… А знаешь, что мне в тебе особенно нравится? Ты всегда поступаешь в соответствии со своими принципами. Никогда не притворяешься. Ты честная и искренняя.
- Да нет у меня принципов.
- Фигня. Не было бы – до сих пор жила бы со своим немцем в Вене, пользовалась бы его деньгами, спала с Колосковым и плевала на все разговоры. А ты сейчас думаешь обо мне, о моей репутации, о том, чтобы наши отношения мне не повредили. Беспринципная и бессовестная, прямо пробы негде ставить. Ну что, поехали забирать твои вещи?
Уговорил. Капитулирую.
Глава 11.
Васильевы не возражают против моего переезда, но говорят, что я могу всегда рассчитывать на их помощь. Я знаю, что это так, и ухожу, расставаясь с ними вполне дружески.
Всё идёт спокойно: Черных работает над монтажом, Зубова живёт у него, Костя свою угрозу наплевать в Снежанины туфли не выполняет, но и не забывает, продолжая ревновать отца ко всем женщинам, с которыми тот хотя бы разговаривает. Илья и Алия уехали на Украину, знакомиться с родителями (а потом поедут к ней в Татарстан). Олег и Катя поженились. Марию Макарову взяли под стражу, скоро суд. Даша поселилась у бабушки Веры Петровны (Катя и Олег снимают отдельную квартиру, Олег по-прежнему занимается защитой русского населения от всякого рода дискриминации и произвола). Слава вернулся в свою клинику и пишет диссертацию.
Я поражаюсь – как хорошо жить одной семьёй с Денисом и Соней! Девочки занимают всё время – их надо разбудить, умыть, одеть, накормить, погулять с ними, позаниматься по книге (обе учатся читать), показать, как делаются разные домашние дела (помня собственное детство, я приучаю их убирать за собой и мыть посуду, ну и прочее по мелочи). Сама я впервые за много лет побывала на могиле бабушки и дедушки… Прибралась там, покрасила ограду, помыла памятник и долго сидела, разговаривая с ними, рассказывая о себе. Многого они бы не одобрили, о многом бы пожалели… Но они меня не просто любили, а жили только своей единственной внучкой и за это я прощаю всякие незначительные глупости.
Давно не жила так блаженно. А может, не жила никогда.
В какой-то момент со мной по скайпу связывается Даниэла. Разговор идёт долгий, девочки тоже включаются (Денис ещё не приехал, звонил, что в пути). Моя падчерица рассказывает о своей школе, планах на будущее (ей хочется заниматься юриспруденцией, стать судьёй), спрашивает о будущем фильме. Я говорю, что монтаж закончен, скоро фильм выложат в Сеть.
- Давай я его попиарю! - предлагает Даниэла. – Если ты занималась этим фильмом, он должен быть нормальный.
- Как это – попиаришь?
- Ну друзьям буду советовать. Могу трейлер сделать на английском.
- Нет, советовать можешь, спасибо тебе огромное, а трейлер поручим кому-нибудь другому, это слишком трудоёмкая работа.
Даниэла дает свой электронный адрес, и мы продолжаем разговор о каких-то обычных делах. Вокруг нас крутятся девчонки и тоже задают вопросы – например, есть ли в Вене снег или идёт дождь, Даниэла рассказывает им о зоопарке… Засиживаемся за полночь.
Назавтра у нас в гостях Снежана и Черных. К моему удивлению, фильм купила Беларусь! И уже готовится выпустить в прокат. Снежана постоянно оглядывается на Виктора Иннокентьевича – ей хочется курить, а он этого не одобряет и старается её отучить (сам он в угоду ей сел на диету). Она нервничает и потому, что ей никуда пристроить фильм не удалось – по крайней мере, в столице. Но надеется, что её агент сможет договориться с кем-то, так сказать, в Замкадье. От предложения отца Ильи купить фильм для Украины мы пока отказались – неизвестно, в каком виде он там пойдёт.
Поговорив о делах, мы треплемся просто «за жизнь», и я радуюсь, что у меня появились такие отличные друзья.
Арест Марии Макаровой в СМИ не просочился. Как будто кто-то дал команду ни ею, ни Дашкой больше не интересоваться и не писать о них. Катя оказалась чуткой и мудрой – относится к Даше как к младшей сестре, ни словом не упоминает случившееся, потихоньку учит её жить иначе, чем раньше, и по-другому, не как маленький дикий зверёк, смотреть на мир. Кажется, действует…
Олег по своим каналам узнал, что Мария Макарова много лет была фанаткой Никиты Колоскова и никак не могла простить мне его смерти (на её взгляд, виновата во всём была только я). То, что Даша пришла к нам, было чистой случайностью, но случайность эта кое-кого очень заинтересовала… Дело было не во мне лично, а в том, что наш фильм, а за ним и другие сделанные на «Русфильме», поднял бы популярность националистов в обществе, отучил бы людей от страха перед ними. А значит, наша кинокоманда стала опаснее белоленточных «революционеров».
Среди нас предателей не нашлось. Но женщину с пошатнувшимся рассудком легко было взять «в работу».
Сейчас же она стала опасна – слишком много знает, как Зоя когда-то… Боюсь, скоро мы услышим новость, которая заставит Дашу надеть траур. На полгода или год. Потом она наконец станет собой – такой, какой хочет.
Снежане всё же удаётся через агента договориться о прокате фильма в Сибири, да и Ханты-Мансийск не отстал – тамошний губернатор всегда относился к ней с большой симпатией и часто звал вести корпоративы. В порыве душевной щедрости он предложил всей нашей команде оплатить дорогу и проживание в гостинице, но мы-то знаем, что тратиться будут государственные деньги, и отказываемся от этого благодеяния.
Всё держится в тайне, чтобы премьеру не сорвали в последний момент. Наши программисты старательно ограждают фильм от пиратского скачивания – мы не можем позволить себе такой роскоши, как показывать его бесплатно, хотя в крайнем случае пошли бы и на такой вариант.
Итак, мы все сидим в зале (на галерке, впереди приглашенная на показ публика). Снежана вытаскивает одну сигарету за другой, косится на Черных и ломает их, через минуту – снова то же самое. Виктор Иннокентьевич уже сгрыз пять крупных морковин. Алия жмётся к Илье. Николай Константинович и Варвара Александровна нервничают, но стараются этого не показывать. Денис нарочно шепчется со мной о каких-то пустяках. Даша упорно делает вид, что ей всё равно. Катя и Олег, кажется, просто наслаждаются обществом друг друга.
Гаснет свет, и на экран выплывают буквы: ПРЯМАЯ ЛИНИЯ. Автор сценария – Александра Тимофеева. Режиссер-постановщик – Виктор Черных. В ролях: Алексей – Михаил Ржевский, Мария – Алия Гарифуллина, Франя – Снежана Зубова, Чайковский – Илья Савчук, Раушендорф – Ярослав Ломов. В роли Николая Мотыгина – Денис Корсаков… Музыка Николая Добролюбова, стихи Варвары Хомутовой…
В зале тишина. Только иногда кто-то переспрашивает соседа, более подкованного в истории, о происходящем на экране.
Какие молодцы наша съёмочная группа! Любая мелочь на своём месте, никаких нестыковок, затянутостей и несогласованности, сюжет проработан до молекул, актеры выложились по полной... Горжусь – и волнуюсь, как фильм воспримут люди…
Фильм заканчивается, зажигается свет. И весь зал поворачивается к нам и начинает аплодировать! Некоторые сразу бегут к нам, просят автографы, делятся впечатлениями… Катя быстро уводит Дашу – не хватало ещё, чтобы ей задавали вопросы о матери… даже в поезде они поедут не вместе с нами.
Целый час общаемся со зрителями, отвечаем на вопросы. А на улице нас уже ждут журналисты местных новостей (мы сделали всё, чтобы центральные СМИ ничего не знали). Завтра газеты и телепередачи расскажут все подробности… Это уже не губернатор, это Черных постарался, ему лучше всех известно, как работать с прессой.
Когда мы возвращаемся в Москву, слава бежит впереди нас. Черных и Снежану, как самых медийных лиц (мы с Денисом сидим в вагоне до последнего), прямо на перроне атакуют московские «акулы пера, виртуозы фарса и шакалы компьютеров».
- Как вы получили эту роль?
- Вам приходилось бить актрис?
- Где снимался фильм?
- Как получилось, что никто не знал о премьере?
Черных рассказывает все подробности – даже о флэшке, висевшей на Костиной шее. Молчит только о попытках сорвать съемки. Арест Макаровой никто не связывает с ними – никто почему-то не знает, что Даша работает у нас.
Снежана откровенно издевается:
- Да, он меня бил – регулярно, долго и изобретательно, не только руками, но и ногами. А ещё камерой и декорациями. И костюмами задушить пытался. Я уже привычная, мне это по кайфу и я никому такое чудо не уступлю!! - демонстративно обнимает Черных за шею и с улыбкой позирует для передовицы газеты "Жизнь".
Мы с Денисом очень устали и чувствуем это только сейчас. Спасибо Наде, дождавшейся в квартире Дениса нашего приезда. Пользуясь тем, что девочки уже спят, заваливаемся на боковую…
Утром нас будят телефоны – два сотовых и один городской. Звонят все, кому не лень, где только достают номер… Приходится отключить звук – чтобы не пугать девочек и сохранить остатки своих нервов.
- Так и живем, не ждем тишины, - философски замечает Денис, пытаясь накормить Аню манной кашей. – Готова ты к такой жизни?
- Мне это знакомо, - я улыбаюсь впервые за долгое время. – Ещё с девяносто шестого, с парижских приключений… - беру ложку и начинаю сама уговаривать дочь поесть.
- Держи чашку обеими руками, уронишь, - Денис наливает Соне чай и снова поворачивается ко мне. – Думаю, самое сложное мы пережили. Я не рассчитывал получить с фильма какой-то доход, кроме зарплаты, так что получился приятный сюрприз. Леся, ты хочешь остаться не только в моей квартире, но и в моей жизни? Я бы хотел, чтобы у Корсаковых было три девочки.
- А если я рожу мальчика? Или у меня вообще не будет детей?
- Ну, двое у нас уже точно есть, а с остальными – как получится. Хотя я думаю, что получится всё. Ну, как?
- Согласна. Ты никогда не пожалеешь об этом.
- Не сомневаюсь.
Скайп взрывается криком Даниэлы:
- Александра, фильм идёт полчаса, а мне уже сто пятьдесят сообщений накидали, всем нравится! Лайков наставили больше тысячи!!.. Ой… Милан, ты погляди, что эти двое делают!! Целуются!!! А как мы, так сразу нельзя!!!!
КОНЕЦ
Прямая линия
© Copyright: Алёна Морозова, 2013
Свидетельство о публикации №213020701876
Свидетельство о публикации №213020701876
Рецензии