Бисерный цикл

***
Я метала бисер перед свиньями,
Я немых молила говорить!
А глухие взорами невинными
Уловить пытались речи нить.
И никто из призванных на капище
Не сумел прочесть моей тоски…
Уползла бессильная  на кладбище
И зажала пальцами виски.
Отчего вокруг хлева с конюшнями,
Да и те не мыты целый век?
Почему не спит ночами душными
Одинокий умный человек?
Умный?! Так зачем же он неистово,
Позабыв, что завещала мать,
Продолжает трепетную истину
По навозу бисером  метать?

***
А у меня включён автопилот,
И я лечу над грешною планетой,
И на века я вижу наперёд,
И знаю, что назад дороги нету.
Мы выбрали положенный нам счёт
И столько же природе задолжали.
Ошибки наши все наперечёт
Предвидели древнейшие скрижали.
Но толку дать не может человек
И мчится стадом гибели навстречу…
А я лечу -  и не смыкаю век -
С небесными созданьями на встречу,
И сердцем вижу на века вперёд,
Оно – мотор и мой автопилот.

***
Душа, зажатая в обломках
Судьбы моей и грёз моих!
Сегодня вечером в потёмках
С тобой мы выпьем на двоих
Затем, что стыло за порогом
И ночь подлунная бледна,
Затем, что напрямую к Богу
Летишь сегодня ты одна.
И я молю тебе пощады,
И вытираю влагу с глаз,
Хотя и плакать бы не надо
В торжественный  желанный  час.
Но так срослись душа и тело,
Что нету мочи разорвать,
И это праведное дело
Меня способно надорвать.
А потому – поднимем чашу,
Чтобы утишить боль внутри.
На счастье простенькое наше
Потом ты с неба посмотри,
И помаши ты мне крылами,
Прощая за мои грехи,
А в утешение для мамы
Ты ей читай мои стихи.


***
Я подчиняюсь неотступной воле
И со стремнины ухожу в залив,
И Божий гнев из нестерпимой боли
Мне сладок, потому что справедлив.
Я оставляю вызнанные игры –
Для них опять родятся игроки,
А все свои шипы, колючки, иглы
Приберегу я лучше для строки,
Которая, как рыбина в заливе,
Нагуливает свой убойный вес
В сырой тени, где  соловей на иве
Кричит-поёт на весь зелёный лес…
Я отступаю. Пусть ликуют смерды.
Им невдомёк, что со щитом-то – я!
По гатям, что устойчивы и тверды,
Спешит моя другая колея.

***
Не узнать меня в новом обличьи
Тем, кто в прежнем меня не видал.
Стану я легкокрыла по-птичьи
И промчусь над землёй, как Дедал.
Изберу благодатные страны,
Нарожаю десяток детей,
И самой мне покажется странной
Эта жизнь без особых затей.
Что добавит она в мою душу?
Чем окрасит последний приют?
Духом нищая, стану я слушать
Сказ о том, как таким подают.
И припомню иную обитель –
Словно песня вдали зазвучит,
И пойму, завороженный житель,
Что пропали от рая ключи,
Что навеки исчезли скрижали
И проедены неба дары.
Ну, а то, что детей нарожали…
Это может любой. До поры.

***
Я роскошь человечьего общенья
Меняла всякий раз на пустяки.
И вот он наступает, час отмщенья:
Меня забыли те, кто мне близки!
Уже не просят даже виновато
Немного подсобить в похоронах.
Сдаётся мне, читатели-ребята,
Что и мои делишки тоже швах.
Я исписала множество страничек,
Я допустила множество грехов,
Собак кормила, кошек и синичек,
И век мой длился… Да и был таков.
Уже сдаёт измученное зренье
И ночи по-старушечьи длинны.
Ужели мои горькие прозренья
Не смогут искупить моей вины?
И я в последний миг почую мщенье,
Как самые пустые старики?
Ведь роскошь человечьего общенья
Шла у меня взамен на пустяки…

***
СВЕТ прорвался сквозь тонкие шторы,
СВЕТ хозяйски наполнил меня!
И душа в неземные просторы
Отлетела в сиянии дня.
И зашлась в охватившем восторге,
И отринула тяжесть земли!..

И в каком-то замызганном морге
Старой шваброй полы подмели.

***
Я продиралась через толщу лет,
Сдирая ненавистные морщины,
И снова обнаруживала свет
Мальчишеский у павшего мужчины.
От устья, из болота нечистот
Я поднималась к ясному истоку…
Я понимала – предо мною тот,
Кто был унижен и убит до сроку,
Кому вонзили в спину острый нож
Тупого равнодушного презренья,
Кому внушили, что он просто вошь
И нет совсем надежды на прозренье.

Ах, как моя исплакалась душа
По каждому лежавшему в канаве,
И слушала я долго, чуть дыша,
Того, кто исповедаться не вправе.
И чувствовала плотью эту боль,
Сжигавшую отверженное сердце…
О правящий, теперь меня уволь
С подобным примириться и стерпеться!

Когда б хватило тела и души,
Я всех несчастных созвала б в объятья,
Я их  отмыла б в праведной тиши,
Я им бы объяснила, что мы – братья!
Но - бесполезен мой безумный жар,
И те, кого люблю, проходят мимо,
Ведь меж мирами тонкая межа
Другим невидима, и значит, мнима, мнима!
Хочу кричать и за собой вести,
Но опытом проверено – напрасно!

А за порогом ветер так свистит!
А на небе так пусто и так ясно!
О, дай мне, Боже, силы не сгореть
От пламени, бушующего зряшно,
Пошли того, кого должна согреть!
Пусть будет телом жалкий он и страшный,
Я в душу гляну и увижу – он!
И распахнусь доверчиво навстречу.
А дальше – если время – вечный сон…
Бери меня, я даже не замечу!

***
Какой-нибудь дотошный краевед
Узнает обо мне на склоне лет
И задохнётся от безмерной скорби,
Что я во времена прокладок олби
Кричала о духовности людской
И не желала обрести покой
На нашей сиротеющей планете.
Мне думалось, что я одна в ответе
За жизнь её…
А вышло всё не так,
И каждый мне подобный – сам дурак,
Что тратит невозвратные деньки
На разные чиновничьи пеньки,
Рассчитывая с помощью прогресса
Дождаться полновозрастного леса.

Шумит листвою наш зелёный мир!
Гуляющий закатывает пир,
Безжалостно сжигая всё вокруг.
Уже неважно, кто наш враг и друг,
Всему мерилом толстый кошелёк.
А путь к вершине труден и далёк,
Но кто ж о том печалится теперь?
Мошна любую открывает дверь…

Зачем скорблю? Моя ли в том вина?
Ведь на ином пути я не одна,
И значит, просто нужно поспешить
Догнать, и познакомиться, и жить.
 
***
Простывает тот, кто грешен:
Кто печалью удручён,
Кто в нечестности замешан
Или властью облачён,
Кто томится о вчерашнем
Или плачет наперёд,
Кто заботится о зряшном
Или беспробудно врёт,
Кто играет злые роли
И использует обман,
Кто чужой не знает боли,
Но познал чужой карман,
Кто на небо глаз не поднял,
Но лобзал святой подол,
Кто  любовь у друга отнял,
Заменив  на валидол,
Кто и в том закрыт, и в этом
От себя и от других,
Кто не ведает запретов
В созерцании нагих,
Кто без нужности умеет
Потрудиться языком,
От кого снобизмом веет,
Кто с сомненьем не знаком,
Кто пока не соизволил
В покаянье падать ниц,
Кто противен Божьей воле
И простых не любит лиц,
А ещё - и то, и это…
Бедная моя семья –
Ведь по главным по приметам
Это – я!

***
Да, я птица большого полёта!
Мне эпоху содеять с руки.
И не смеет не мыслящий кто-то
У меня изменить ни строки.
Да, я цену себе разумею,
И законно наполнен карман.
Но никто не видал, как умею
Я рыдать, обнаружив обман.
Не пытайте меня, не корите,
Я оставила боль во вчера.
Лучше слёзы с любовью утрите
И украсьте мои вечера.
Да, я птица большого полёта,
У меня путеводная нить.
В моём образе праведный кто-то
Хочет жизнь нашу переменить.
И противиться я не посмею,
Разве только вздохну тяжело,
И получится если, сумею
Повернуть на другое крыло.


***
И снова день мы прожили не зря -
Грибов набрали и ведро брусники.
Так осень накануне сентября
Являла нам божественные лики.
Но вдруг ветра промчались по лесам,
Сорвав листву и уронив иголки,
Почудились крадущиеся волки
И нервный шум чужого колеса…
И сразу стал опасным ближний лес,
А планы на ближайшее так странны…

Теперь же дым окутал наши страны,
И жизни горизонт совсем исчез.
А что казалось смыслом бытия -
Теперь как обгоревшие игрушки,
А ночью - тень святого на опушке,
И в памяти – обрывки жития…
Вещали, прозревали и не раз
Нам рисовали адскую картину,
Но мы в ответ лишь хмыкали невинно,
Прося прогноз на завтра без прикрас.
И вот глотаем беспросветный смог,
На чудо уповая понапрасну:
Теперь и наш Спаситель бы не смог
Навеки сделать наше небо ясным.
Рыдать? Забиться в тайный уголок?
Залечь в подвале с банками компотов?
Но вспомнишь Хиросиму и Полпота,
Все войны человечества… От пота
Как мелом залиты, рубашки у бойцов…
И понимаешь, что, в конце концов,
Такой итог мы призывали сами,
И что теперь сухими голосами
Взывать ко справедливости небес?
Когда-нибудь нам станет новый лес
Прибежищем, родителем и братом,
И каждый-каждый древовидный атом
С детьми баюкать будем мы в слезах…
Ну, а пока что – ужас, дым и страх…
И каждый день мы проживаем зря –
В июле, накануне сентября.
 
***
Не надо мне большого мира -
Мне малый мой велик вполне!
В нём тоже есть созвездье Лира
И тропки млечные в стерне.
И в нём весеннею порою
В истоме соловьи поют,
А в жаркий полдень под горою
Стада устало воду пьют.
По образу и по подобью
Больших мерцающих миров
Здесь возвышаются надгробья
И наш простой уютный кров.
И замирает очень поздно
Кормящий всех тяжёлый день,
И светят в темноте, как звёзды,
Огни забытых деревень.
Большие пыльные столицы -
Какая, право, ерунда!
Упасть на сено и забыться –
На час, на сутки, навсегда…


***
Мне протянули лапу помощи,
Мохнатую, как у зверья.
И сваренные бросив дома щи,
На зов страстей помчалась я.
И, позабыв о провозвестии,
Нырнула в сладостный поток,
И возгордилась, что я – бестия,
Что я – чудовищный цветок…

Опали лепестки безумия,
И стебель выгнулся дугой,
Иссохло сердце, словно мумия…
И только ты, мой дорогой,
Меня впустил и без презрения
В отдельной спальне  уложил:
Твоей душе хватило зрения
Надрыв моих заметить жил,
Тебе хватило тихой зрелости
Меня пока не расспросить,
А просто все мои опрелости
Водою мёртвой оросить
И ждать, и верить, что со временем
Покинет душу тёмный гной,
И я, свободная от бремени,
Умоюся водой живой…

…Твоя душа небесной птахою
Летит сквозь райские сады…

Отёрши пот твоей рубахою,
Я горстью зачерпну воды -
Живой, прозрачной и светящейся –
И вновь от счастья задохнусь,
И из-под оторопи длящейся
На землю больше не вернусь…

***
Очень многое не сказано
И не сделано опять!
Манит детскими проказами
Одуванчикова падь,
Васильковою завесою
Завлекает дальний луг
Вместе с поймою безлесою,
Что вот-вот пойдёт под плуг.
Да и речка позабытая
Расплескалась под горой.
За работой и за бытом я
Дом свой сделала норой,
Где сижу с утра до полночи,
Позабыв природы лик,
А она зовёт на помочи,
Еле сдерживая крик…

Но не осознать подобное –
Все мы на ухо туги.
И теперь – как место лобное
В пойме у родной реки:
Горьким дымом позавешено,
Съедено в корнях огнём,
Словно мы в гостях у лешего
Тёмной ночью, а не днём…
Обрести бы крылья лёгкие
И взлететь под небосвод
Иль наполнить свои лёгкие
И нырнуть в пучину вод …
Только не сбежать от совести,
Не укрыться от себя.
И пишу я эти повести,
Задыхаясь и скорбя.

***
Каждая ягода хочет быть съеденной,
Всякая травка – попасть под косу…
Тяжкую ношу земного всеведенья
Я на себе неотступно несу.
И на тропе выбираю тропиночку,
Чтобы живое ничто не примять,
Камень жалею, сосну и травиночку,
Словно всему и отец я, и мать.
Тяжко кружит колесо инкарнации,
Медленно всходит над нами заря.
И непростительно страны и нации
Дни и столетья расходуют зря.
Им бы омыться от пут наваждения,
Им бы стряхнуть опьяняющий плен,
Только больные мы все от рождения,
И не подняться нам быстро с колен.
Жалость – не лучшее средство от гибели,
Только пропитана ею земля.
Гнуты судьбою давно в три погибели,
Насмерть стоят они возле Кремля -
Богатыри в шутовском одеянии,
Слова не смея сказать поперёк.
Горькую правду об этом стоянии
Каждый провидящий честно предрёк.
Вот и пришли времена распоследние –
Никни, трава, трепещите, листы.
Страны далёкие, страны соседние –
Все ль перед Богом душою чисты
В ваших доходных и прочных владениях?
Скоро куранты окончат свой бой.
Нынче и самым продвинутым гениям
Не совладать с одуревшей судьбой…
А до чего ж были зори певучие,
Как же волшебно дышали луга!..
Всё. Дождались. Приговор нам озвучили.
И бесполезно пускаться в бега.
Разве имеющий уши да скажется
И повернёт на спасительный путь…
Разве на Божьем решении скажется
Наше желание всех помянуть,
Кто нас веками держал в напряжении,
Совесть будил, охраняя от бед…
Чуете? Где-то на небе – движение…
Скоро, сейчас мы услышим ответ.


***
Фантомные боли измучили.
А что потеряла, спроси!
Мне помнится, как за излучиной
по тине снуют караси…
Как слышится в зарослях ивовых
полночная песнь соловья…
Как взглядов коровушки сливовых
боялись мои сыновья…
Да многое дорого помнится,
а только узнать бы – зачем?
И матица в доме обломится…
И спать на родимом плече
Уже не придётся невестою –
склонили заботушки ниц.
А где-то мальчишечки местные
ловить будут ярких синиц,
Подружки с косами до пояса
деревней пройдут ввечеру…
Уехав и к дальнему полюсу,
из памяти я не сотру
Картины из детства спокойные,
и будет мне душу томить,
Соединяя  с покойными,
от сердца идущая нить,
Из самой пра-пра-пра-прародины,
от Евы с Адамом в ночи…
Встревожена вкусом смородины,
фантомная память кричит.

***
Господи! Снова слова потаённые
Рвутся из сердца в истерзанный мир.
Перед тенями ушедших склонённая,
Всем благодарна, кто был мой кумир.
Минула жизнь. Изменили созвездия
Прежний рисунок и таинство дат.
Жадно гадаю в открывшейся бездне я
Дни обретений и вехи утрат.
Но не даётся душе ясновиденье,
Не открываются храмы богов!
Шарик земной оплело телевиденье,
Таять готовятся шапки снегов.
Зимы давно перепутались с вёснами,
Сносят лачуги лихие шторма…
Было ли это – что бабка за кроснами,
Я кривонога…и мамочка…ма!
Ладом пронизанный, песней расцвеченный,
Благоухал наш безоблачный быт.
Каждый в дороге доверчиво встреченный
Спрятан в душе и не будет забыт.
Только не пали на землю опоры бы,
Кои держали нас из века в век,
Не опустели бы дедовы коробы,
Не погнуснел бы совсем человек.
Рвусь воспрепятствовать горестям адовым,
В страсти не вижу ни ночи, ни дня…
Но почему этой жизни так рады вы
И у виска крутит пальцем родня?!