Семнадцать граней изумруда

Рисунок Леонида Викторовича Владимирского


Что получилось бы, если бы сказку про Изумрудный город взялся писать Юлиан Семёнов.

Предупреждение: все права принадлежат А. М. Волкову и Ю. Семёнову. В тексте присутствуют дословные выдержки из оригинальных произведений. Данный текст создан не с целью извлечения прибыли.               



                Семнадцать граней изумруда
          


     Сначала Урфин не поверил себе: в саду пел соловей. Не разговаривал, а именно пел. Воздух был тёплый, и деревья стояли тёмные, тихие. Пахло землёй, мокрым лугом, вечерним покоем. Разве соловьи поют по вечерам? Для чего им вообще петь, если можно просто поговорить?

     Я совсем ничего не знаю о таких простых вещах, констатировал Урфин. Наша сволочная работа отнимает у человека самые простые, самые незамысловатые радости. Если бы я мог, я подал бы в отставку и стал бы выращивать огурцы с баклажанами. Последняя мысль заставила его улыбнуться.

     Он посмотрел на часы.

     "Руфус сейчас придёт, – подумал Урфин. – Он всегда точен. Я сам его просил идти от Большой реки через лес, чтобы никто не видел. Ничего. Я подожду".

     Этого человека Урфин принимал всегда здесь, в Бауэрнхофе, где соседи фермеры считали его чудаковатым огородником-любителем. Приобрести ферму было не просто. Как всегда на самое нужное в управлении не хватало денег. Тогда Урфин привёз сюда своего шефа – начальника политической разведки зелёного рейха. Сорокалетний шрекенфюрер Страшилленберг сразу понял, что лучшего места для встречи с агентами найти невозможно. Через подставных лиц была произведена покупка, и ферма получила нового хозяина. Хозяином был он, дуболомфюрер ИГ Макс фон Урфин.

     …Кончив сервировать стол, Урфин включил говорящий ящик. Пинк Палас передавал весёлую музыку. Оркестр  Глена Мила играл композицию из фильма "Серенада розовой долины". Этот фильм понравился стальфюреру, и через посольство была закуплена одна копия. С тех пор ленту часто смотрели в подвалах на Айзен-Хольцфеллер-плац (бывшей Александр-Вольф-плац), особенно во время ночных дежурств.

* * *

     " – Как вы думаете, Лестар, чего в человеке больше – человека или дуболома?

     – Я думаю, что того и другого поровну.

     – Такого не может быть.

     – Может быть только так, иначе что-нибудь одно давно бы уже победило.

     – Оно уже победило, уверяю вас.

     – Так говорит Хольцфеллер, этот ваш ужасный стальфюрер с железными нервами и нержавеющей волей. И вы все тоже в это уверовали. Он хочет видеть в каждом человеке здоровенного, сильного дуболома, желающего отвоевать себе жизненное пространство. А я вижу в каждом человеке создателя.

     – Неужели вы верите в эту замшелую сказку, над которой сегодня смеются даже маленькие киндермигуны?

     – Я знаю это…"

     Урфин щёлкнул клавишей, отошёл к окну.

     Агент Руфус, довольно улыбаясь, сыпал в чашку с чаем живительный порошок. Слишком много порошка. Видимо, уже привык. А ведь не дуболом, не тупоголовый айхе зольдатен. Просто подражает великому стальфюреру. Как и все они. Скоро и топоры на поясе носить станут.

     – У Лестара с порошком было туго? – спросил Урфин.

     – Да, я там без него замучился. Старичок не болтун, но поговорить любит… Представляете, он верит не только в создателя Гурикампфа, но и в то, что Фрау Эльза на самом деле не уроженка Блауленда, а перелетела через Хохгебирге на одиночном люфтбалуне. Каково? – агент засмеялся.

     "Ты можешь смеяться над старым Лестаром сколько угодно, – подумал Урфин, отворачиваясь к окну. – Но ты никогда не узнаешь, что Фрау Эльза не только прилетела из-за гор на люфтбалуне, воздушном шаре по-нашему, но и с моей помощью благополучно смогла туда же вернуться. Я успел её спасти, и операция "Зилбернен Зандален" завершилась совсем не так, как планировали некоторые умные головы в управлении".

     Он вспомнил, как впервые увидел её на перекрёстке Гудвин-аллее и Гелбензигель-штрассе. Стоял и смотрел через дорогу. Так хотел подойти, что даже сердце заболело. И не подошёл. Знал, что уже давно под колпаком у стражфюрера, и потому даже посмотреть лишний раз в её сторону опасался.

     А потом всего две встречи, разговоры только о деле, инструкции, наставления – и так много осталось невысказанного… Когда Эльза уходила в сторону розовеющих перевалов Шпрехии, неловко переставляя лыжи, он чуть не заплакал. Она была такая беззащитная, такая хрупкая, и совершенно не умела ходить на лыжах.

     – Значит вы убеждены, что Лестар будет работать на вас? – повернулся он к агенту.

     – Будет. Вообще я чувствую в себе призвание оппозиционера, вождя, трибуна…

     – Ладно. Вы молодец, Руфус. Только не хвастайтесь сверх меры.

     "Застрелить бы этого подлеца, – подумал Урфин. – Он же провокатор, предатель, и он искренне наслаждается процессом. А может быть, он болен? Жажда предательства тоже своеобразная болезнь. Застрелить – и труп в реку, чтобы не нашли. Нет, пока нельзя. Ещё не время. К тому же он наглотался столько порошка, что всё равно оживёт".

     – Вам пора, Руфус, – сказал он. – Скоро отходит последний дизельпаром.


* * *

     – А вас, Энкин, я попрошу остаться, – сказал Фарамюллер. – Слушайте, тут какая-то непонятная каша заваривается. Меня сегодня вызвал шеф. Они все выдумщики, наши шефы…

     Шефом был генералфюрер Дингиорман, серый советник, пугающая многих всемогущая тень самого Стального Хольцфеллера.

     – В общем, у нашего бородача вырос зуб на Урфина…

     – На кого?!

     – Да, да, на Урфина. Единственный человек в разведке Страшилленберга, который мне симпатичен. Не лизоблюд, спокойный мужик, без показного рвения… Не очень-то я верю тем, кто выступает без нужды на наших митингах… А он молчун. Я люблю молчунов.

     – А я был уверен, что он болтун.

     – Нет. Он молчун. По матушкиной линии. Мы проверяли очень тщательно. А отец, да – из жевунов. Крамолы в этом нет, наоборот, он в некотором роде земляк стальфюрера. И вот теперь он чем-то не угодил шефу.

     – Я знаю Урфина пять лет, – сказал Энкин Флед. – Я был с ним в Блинкендорфе и видел его после выстрела той ужасной пушки. Он высечен из кремня и стали. Он не побежал даже тогда, когда, простите шеф, побежали наши доблестные панцир-дуболомы. Я не верю в его нечестность. Нужно убедить Дингиормана…

     – Зачем? – после недолгой паузы спросил Фарамюллер. – А если он хочет, чтобы Урфин был нечестным? В конце концов, он ведь не из нашей конторы. Пусть Страшилленберг сам иголками шевелит…

     – Я готов написать рапорт и дать за него любые ручательства.

     Фарамюллер помолчал, потом подвинул к Фледу лист бумаги.

     – Пишите, – сказал он. – Валяйте.

     Флед долго обдумывал первую фразу, потом написал: "Начальнику четвёртого управления стражфюреру ИГ Фарамюллеру. Считая дуболомфюрера ИГ М. фон Урфина истинным патриотом, всецело преданным идеям стальфюрера, прошу разрешить мне не заниматься инспекцией по его делам".

     Когда Флед ушёл, стражфюрер вызвал другого своего сотрудника, оберэмеральдфюрера Гвина.

     – Послушайте, Гвин, – сказал он, не предложив ему даже сесть: Гвин по молодости мог и постоять. – Я поручаю вам задание чрезвычайной секретности и важности.

     – Слушаю, стражфюрер.

     "Этот, если вцепится, челюсти не разожмёт, – подумал Фарамюллер. – Этому наши игры ещё не надоели. Этот нагородит таких дел… И хорошо".

     – Вот что, – продолжал он. – Здесь работа дуболомфюрера Урфина за последний год. Курирование исследований по живительному порошку, контакты с огнепоклонниками, операция "Карфакс", проект "Сон Арахны"… В общем, тухлые дела, но постарайтесь их покопать…

     Когда несколько обескураженный Гвин уходил, Фарамюллер остановил его и добавил:

     – Поднимите ещё его отчёты о службе на фиолетовом фронте, и посмотрите, не пересекались ли пути Урфина и создателя Большой Берты инженера Лестара.


* * *

     "Джюстасу. По нашим сведениям в Гелбеленде появлялись высшие офицеры службы безопасности ИГ, которые искали выходы на вражескую резидентуру. В частности в Виллинбурге они пытались встретиться с людьми Фэйри Роузес. Вам необходимо выяснить, кто из руководителей зелёного рейха готов начать сепаратные переговоры с фиолетово-розовой коалицией. Гуам".


* * *



     Мотора "ойхха" урчал мощно и ровно. Зелёный указатель на автостраде показывал тридцать километров до Эмерштадта.

     "Семнадцать граней изумруда, – транслировали по говорящему ящику песенку Мари Рок, – отражаются в твоих глазах. Я верю, вокруг нас всегда будет музыка, и всё у нас будет хорошо, мой милый".

     "Да, – подумал Урфин. – Всё у вас будет хорошо. Но не сейчас и не скоро. Как это ни горько сознавать, но стальфюреры приходят и уходят, а дуболомы остаются. И очень мешают людям нормально жить".

     Урфин вдруг нажал на тормоз. Движения на шоссе не было, и он бросил автомобиль, не отогнав его на обочину. Он вошёл в лес и сел на землю. Он долго сидел и смотрел на траву, на деревья, на небо. Праздничный цвет молодой травы приятно отличался от зелёно-серой полевой раскраски дуболомов. Взгляд отдыхает, честное слово, подумал он.

     Урфин знал, на что идёт, дав центру согласие вернуться в Эмерштадт. Он имел поэтому право сидеть здесь, смотреть на небо и гладить изумрудную траву руками.


* * *


Информация к размышлению:
(Ахтунг! Нижеприведённые названия – не более чем вольный авторский вариант).

Бауэрнхоф – ферма (Bauernhof)

Шрекен – ужас (Schrecken)

Айзен Хольцфеллер –  Железный Дровосек (Eisen Holzf;ller);

Александр-Вольф-плац – площадь А. Волкова;

Айхе зольдатен – дубовый солдат (Eiche Soldaten);

Блауленд – Голубая страна (Blau Land);

Хохгебирге – Высокие горы (Hochgebirge);

Люфтбалун – воздушный шар (Luftballon);

Зилбернен Зандален – серебряные сандалии (Silbernen Sandalen).

Гелбензигель-штрассе – дорога из жёлтого кирпича (Gelben Ziegel Stra;e);

Шпрехия – страна болтунов, от немецкого Sprech, говорить;

Блинкендорф – селение мигунов (Blinkendorf);

Гелбеленд – Жёлтая страна (Gelbe Land);

Фэйри Роузес – фея роз, англ. (Fairy Roses)

Эмерштадт – авторское сокрашение от немецкого Emerald stadt;