Картина

     Картина

     Увайс, школьный учитель, мужчина зрелых лет, худощавый, скромно одетый, зашел на картинную галерею случайно. Пришел в прокуратуру, который рядом, а там перерыв.

     Выставочный зал был пуст. Где-то в дальнем углу молодая девушка, смотритель или экскурсовод, вся в черном и длинном, похожая на монашку, увлеченно разговаривала по мобильному телефону.

     Взгляд Увайса остановился на странной небольшой картине. Невозможно было разобрать, что там нарисовано. Немного постояв, Увайс пошел дальше, где висели картины более понятные – горы, башни, люди... Но посетитель, чем дальше отдалялся от той непонятной картины, тем больше чувствовал необходимость вернуться, взглянуть на нее еще раз более пристальнее.

     Картина завораживала. Чем? Необычным подбором красок? Мастерским владением кистью? Но что это? Природа? Что-то живое? А может, художник хотел показать что-то совершенно необычное, что-то не из этого мира? Художнику именно таким представляется этот другой, скажем, мир, который за Великим Порогом, скрытый от человечества в этом земном мире, в земном человеческом измерении?

     Увайс хотел отойти, как вдруг в последнее мгновение ему показалось, что с картины на него смотрят ... глаза. Большие, грустные глаза, которые словно просят его не уходить, хотят сообщить ему что-то очень важное.

     Увайс оцепенел. Он стоял, как вкопанный, и не мог оторваться от картины. Теперь он все отчетливее видел эти глаза и словно умолял картину заговорить. Заговорить и сказать хоть одно единственное слово правды, истины, чтобы хоть с чего - то исходить, когда ищешь ответы на множество вопросов в этом вконец запутавшемся, жестоком, бесчеловечном, грязном, лицемерном мире, когда даже священный Коран люди читают совершенно по-разному, в зависимости от своих личных интересов…

     Все это было в подсознании Увайса, и ничего такого он у картины не спрашивал. Он был нормальным человеком и прекрасно понимал, что проходит, что во всем нужно терпение.
    Именно терпение – основная часть веры.

Но в любом случае, в любых условиях самому нельзя пачкаться в земной грязи, нужно жить по-совести. Это тоже Увайс хорошо знал. Но он чувствовал, что что-то должно измениться. Не может мир вечно лицемерить, вечно катиться  в нравственную пропасть!

Но как остановиться? Что делать? Кто подскажет? Эти загадочные глаза на картине?

     Увайсу стало стыдно за свою минутную слабость. Именно слабостью, усталостью он пытался объяснить себе навязавшуюся мысль о том, что чудеса могут происходить где-нибудь, а не, скажем в мечети.

     «А я разве Бога ищу? Разве Божьи глаза мне причудились? Просто странная картина...»

     Увайс поспешил к выходу.

     Но приключение с картиной, оказалось, только начиналось...

     «Странно, почему это я готов искать Бога еще где-нибудь, кроме как в священном Коране или мечети? Разве не в устах наших священнослужителей истина в последней инстанции?»

     Словно возражая самому себе, Увайс вспомнил, как в прошлом году ему пришлось обратиться к людям, называющим себя специалистами по шариатскому суду. Пытаясь вернуть домой старшего сына Хаваса, который много лет блуждает по России,

Увайс купил ему квартиру в Грозном. Деньги копил годами, выращивая и продавая всякую живность. Квартира, разбитая войной, много лет пустовала.

   Однажды, приехав в город, чтобы посмотреть на нее, Увайс чуть не вскрикнул от радости. Его квартира была аккуратно отремонтирована! Он открыл новую железную дверь, аккуратно обитую пластикой, и ... замер, ничего не понимая.

На него с удивлением и презрением смотрели здоровенный детина в камуфляжной форме, что-то с удовольствием разжовывая,  и молодая женщина, вероятно, его супруга. Из спальни доносились голоса играющих детей.

     - Д-добрый д-день. Вы к-кто?
     - Мы хозяева квартиры. Разве не видишь? А ты кто? Что тебе надо?

     Суд признал регистрационное удостоверение, купленное Увайсом вместе с квартирой, фальшивкой. Но продавец тверд на своем:
     - Когда я тебе продавал квартиру она была пустая? Почему ты тогда не проверял документы, не смотрел за своей квартирой более десяти лет? Я что ли должен был ее охранять?!
     - Но ведь была война. Все ждали, пока закончится госремонт. И я ждал.
     - Ничего не знаю. Суд решил.
     - Но ведь ты, оказывается, продал мне фальшивые документы! Суд признал твои документы фальшивыми. Верни мои деньги!
     - Пойдем в шариатский суд. Как шариат решит, так и сделаем.

     Не знал Увайс, что мошенник приведет его к своему знакомому кадию Юнус-Хаджи, еще большему мошеннику – самозванцу, бывшему заведующему продовольственным складом в райпо, с кем в советское время вместе работал, то есть, вместе воровал.

     Юнус-Хаджи со знанием дела и тональностью, не терпящим возражения, вынес вердикт: «Сделка не подлежит сомнению и расторжению из-за срока давности. Прошло десять лет. Претензии к продавцу беспочвенны!»

     - Но ведь десять лет назад меня, оказывается, обманули! Никакой купли-продажи по закону, оказывается, не было! – возражал обманутый. Но по слащавому лицу Юнуса-Хаджи скользила только довольная, издевательская усмешка.

     К другим кадиям продавец-мошенник просто не являлся. Он высокомерно изрек: «Скачки не повторяются, пока осел обскачет лошадь.»

     «Как же так? – никак не мог понять Увайс. – Еще можно понять, когда светские судьи берут взятки и отступают от правосудия. Но ведь тут суды вершатся от имени Всевышнего Аллаха! Как они смеют! Ведь Всевышний не может быть несправедливым, следовательно, не могут быть несправедливыми и кадии, которые вершат суды от его имени!»

     - Не связывайся с ними. Они опасные люди. Много крови невинных на них. А ты лезешь со своей квартирой. Такое наше время, - посоветовали Увайсу родственники.

          Но беда в дом Увайса, как говорится, пришла не одна. Три года назад у него украли дочь, школьницу Хадижу, возвращающуюся с занятий. В тот же вечер во двор притащились посредники, разодетые в длинные зеленые халаты.

 Они возвестили, что их дочь вышла замуж за самого Алхазура, очень известного, состоятельного человека, бывшего полевого командира в армии Дудаева, породниться с которым мечтают все в округе.

    Особым красноречием выделялся тот самый Юнус-Хаджи, который великолепно подстраивался под любую власть, с какими бы политическими лозунгами и идеологией она не приходила. Позже он заучил наизусть несколько аятов из Корана и цитировал их по любому поводу. Люди, разумеется, не ставили под сомнение его ученость, хотя он в свое время худо-бедно заканчивал всего пять классов.

     - Твою дочь взял  в жены человек, совершивший хадж в Мекку! Ну и что, что у него есть жена и пятеро детей? По нашей религии жен может быть и четверо, и больше, если муж может их содержать. Твоя дочь, правда, немного волнуется, плачет, говорят, но не пройдет и трех дней, как все уладится. Так что давай своего благословления на брак.

 Не пожалеешь. Ты же знаешь, какой он человек состоятельный, могущественный! Да и к кому ты пойдешь жаловаться? Он сегодня здесь власть и везде его друзья.

     Увайс кипел от ярости. Еле себя сдерживал.
     - Юнус-Хаджи, у тебя ведь тоже есть дочь, тоже школьница, почему же ты ее не предложишь этому богатому, могущественному женишку? – не вытерпел Увайс.

     - Людей соединяет Всевышний Аллах. Ему виднее, - важно ответил посредник от религии.
     - Аллах не любит несправедливости, лжи, жестокости! Аллах не разрешает вам красть школьниц, насильственно умыкая их. Как тебе не стыдно?

О каком Аллахе говоришь ты, складская крыса! – еще больше разошелся Увайс. Но его хором начали стыдить другие люди, участвующие в процессе брачной дипломатии. В конце концов, Увайсу ничего не осталось, как смириться, глотнуть свои ярость и боль.

      И вот сейчас, по прошествии трех лет жених-миллионер, жених-хаджи выставил их дочь за дверь. Развелся по-мусульмански, сказав два слова при свидетеле и указав на дверь. При этом сказали, чтобы она о сынишке, которому всего полтора годика, и думать не смела, не отдадут.

   «О, Вевышний! Столько мерзавцев не было среди нас даже тогда, когда жили в стране с официальной атеистической идеологией! Почему же Ты, о Всевышний, позволяешь так спекулировать своим именем? Почему Ты, о Творец, не караешь этих вопиющих лицемеров? Ведь лицемерие – самый страшный грех по нашей святой вере!»

- вопрошал Увайс, но ответа не следовало. Однако Увайс не терял надежды. Он был уверен, что скоро услышит ответ от Всевышнего. «Не может быть, чтобы Он хоть как-то не ответил, чтобы не подавал никаких знаков!» - с такой уверенностью жил Увайс в последнее время.

     Младший сын Увайса, Илес, студент университета, пропал среди бела дня. О нем было известно только то, что он был задержан на блокпосту при въезде в Грозный.

 Какой-то военный на фильтропункте в бывшем автопарке ПАП-1, посмотрев на его фотографию, якобы сказал неделю спустя, что он был отпущен, когда узнали, что он ни к чему не причастен. Но не было его нигде с того задержания, как и три тысячи других безвинных, исчезнувших бесследно в чудовищном чреве народоубийсвенной войны.

      Год назад пришла весть, что старший сын Хавас арестован. Он подозревается в участии в подготовке теракта в Москве.

    Увайс знал, что Хавас, который всегда яростно осуждал весь этот сепаратизм и всех дудаевцев с  самого начала, никак не мог быть причастен ни к чему такому. Но следователь, передали ему, упорно требует хотя бы два миллиона рублей.

     Пришлось продать свой дом в центре села и перебраться в пустующий дом на окраине.

    Но Хавас все равно не хочет возвращаться домой. Он хороший токарь, а где он найдет работу дома, где все заводы разбомблены и разобраны на металлолом, а новые не строятся? Вот и живет со своей Наташей без регистрации брака и двумя детьми где-то в Подмосковье уже семнадцать лет. Увайс ни разу даже внуков своих не видел.

     Тяжело становилось Увайсу в чужом дворе с озлобленной женой и вечно плачущей дочерью, которую разлучили с ребенком.

     Почувствовав полное бессилие что-то изменить, он в тот вечер пошел к Юнус-Хаджи, к тому самому своему односельчанину, который три года назад уговаривал его благословить брак насильственно увезенной дочери школьницы с богатым, авторитетным женихом.
     - Салам Алайкум, Юнус-Хаджи, - холодно поздоровался он с ним.
     - Ваалайкум салам. Войдешь в дом?

     - Давай здесь постоим, я на два слова.
     - Говори.
     - Мою дочь без серьезной причины разлучили с ребенком. Я был против того брака, ты знаешь. Ты меня тогда уговаривал, клялся, что жених святой человек, хаджи. Сделай теперь так, чтобы хотя бы ребенка ей отдали.

     -Ты что, упрекаешь меня? – тон голоса Юнус-Хаджи был недружелюбным, надменным.
     - Я прошу тебя.

     - Муж имеет права разводиться с женой, если он так хочет.

     - Я не прошу тебя возвращать ее в этот проклятый воровской дом. Скажи им, чтобы вернули мальчика! – Увайс тоже повысил голос.
     - Не буду я с ними ссориться, - испугался Юнус-Хаджи, - иди к ним и там обзывай их, как хочешь, но не у меня во дворе.

     - Ты всем всегда угождаешь. Всем богатым и у кого власть. Плохо только, что ты это делаешь от имени Всевышнего. Аллах ведь на стороне тех, кто прав, несмотря на то, что они бедные, слабые. Разве не так? – бросил упрек Увайс и это было сильное обвинение, ибо было верным. Юнус-Хаджи побагровел от ярости. Пока он подбирал самые убийственные слова, Увайс добавил:

     - Сходи и узнай их мнение, собираются они отдавать ребенка, или нет, пока я не взял в руки ружье!

     Юнус-Хаджи мгновенно остыл, когда услышал про ружье. В таком состоянии, как у Увайса, он действительно мог начать стрелять, и прежде всего в него.

     - Я схожу, но ничего обещать не могу, - бормотал Юнус-Хаджи и Увайс вышел, громко хлопнув железными воротами.

     Увайс решил сходить в прокуратуру. Прождал перерыв в галерее, а после перерыва ему сказали, что сегодня не приемный день. Решил приехать в положенный день.
     Накануне Увайсу приснилась... та самая картина из галереи. Она превратилась в человека и заговорила с ним!

     - О, я сразу понял, что ты необычная картина!
     - Я тоже узнаю людей, искренне озабоченных тем, что происходит в мире и у нас, с нашим  народом. Поэтому хочу поговорить с тобой.

     - Со мной? Но что я могу изменить? Я, маленький человек, почти нищий, без своего дома, растерявший и сделавший несчастным свою семью?

     - Как ты думаешь, Всевышний Аллах, свят Он и велик, любил  пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует? – неожиданно спросила Картина-человек.
     - Что за вопрос, как Он мог не любить своего Посланника?

     - А ты знаешь, что Творец забрал у него единственного сына - Ибрахима, которого Пророк так сильно любил?
     - Да, я читал об этом.

     - А теперь сам подумай, если бы тайна мироздания состояла в том, чтобы радовать избранных на этой земле, Творец разве не подарил бы своему Посланнику много сыновей и не сделал бы его жизнь более счастливой и легкой по земным понятиям?

     - Сделал бы...
     - Так вот, чем больше человек страдает на этой земле в своем человеческом измерении, тем более чистым и безгрешным он предстанет перед Творцом в Судный День. Разве не так? Ты об этом не думал?

     - Ты успокоил мою душу! – обрадовался Увайс. – Но почему наши священнослужители так просто и доходчиво не объясняют это нашим людям?

    - Потому что это не понравится вашим крутым, которые уже эту жизнь хотят прожить в максимальной роскоши и земных радостях.  Ведь многие священнослужители просто кормятся у богатых и влиятельных.

Поэтому считают соответствующим религиозной морали, когда какой-то зарвавшийся вор возводит громадный дворец среди убогих жилишь односельчан, собирает девчонок из беззащитных семей в свой гарем, ссылаясь на Пророка, якобы у него было четыре жены.
 
     - Так ведь те были совсем другие времена, когда совершенно обездоленные рабыни и нищенствующие женщины просто умирали с голоду. Приютить их в качестве жен было тогда в тех условиях принято. И под словом «жена» не обязательно подразумевалось вступление с ними в интимные отношения, во всяком случае, до их полного созревания.

    - Совершенно верно. А наши светлые головы от религии не могут различить где буква, а где суть великих Писаний. Надо бы хотя бы изредка и совесть свою научиться слушать.
     - И сколько все это будет продолжаться? Неужели не наступят времена, когда все мы научимся слушать и понимать свою совесть?

     - А ты, Увайс,  вспомни достоверные хадисы, в которых говорится о признаках Конца Света. Праведники будут плакать, а злодеи и мерзавцы смеяться.

Люди будут кушать людей. Священнослужители будут отходить от ислама из-за алчности, они будут спорить и враждовать друг с другом. Мечети начнут разукрашивать, как христианские церкви и в них будет приходить все меньше людей. Они начнут пустовать.

Дети перестанут уважать своих родителей и начнут враждовать друг с другом из-за материальных ценностей... Разве это – не признаки сегодняшнего дня?
     Увайс молча слушал. Он соглашался с тем, что говорила ему Карти
на-человек.
     - Ты же еще помнишь хадис, в котором говорится, что Пророк просил для своей уммы тысяча пятьсот лет. Этот срок стремительно приближается.

     - Неужели конец неминуем? – с грустью и тревогой спросил Увайс.

     - Надежда всегда есть, - вздохнула Картина-человек. Она в прозрении людей. В осознании, что в исламе не нужны посредники между Аллахом и человеком.

     Все образумится, когда люди поймут, что главное в вере не посредники-священнослужители всех уровней и мастей, которые не могут избавиться от человеческих слабостей,  а совесть каждого. Что совесть – это язык Бога с каждым из здравомыслящих людей.

     Вот для этого и обозначался срок в тысяча пятьсот лет. Либо мусульмане поймут, что главное в их вере совесть, а не лицемерные процедуры и рекламная набожность, и спасут свою веру, либо такой лицемерной вере скоро наступит бесславный конец. Выбор за нами, за всеми, кто уважает в себе Голос Бога – собственную совесть.

     - О, как интересно и правильно ты говоришь! – восторгался Увайс. – Как я раньше сам обо всем этом не догадывался?

     Картина-человек  дружелюбно улыбнулась и исчезла. Увайс проснулся как раз перед утренней молитвой. Только он открыл глаза, из центра аула начал доноситься призывный голос муэдзина.
    
     Пришел день приема граждан в республиканской прокуратуре.
     Увайса сами ноги понесли к картинной галерее.

     В дальнем углу выставочного зала по-прежнему увлеченно разговаривала по мобильнику та самая «монашка» вся в черном и длинном. Не беспокоя ее, посетитель направился прямо к загадочной картине. Увайсу показалось, что картина его ждала.

Вот же они, глаза! Прямо на меня смотрят. Интересно, а другие люди их видят?
     - Дочка, извини, пожалуйста, что отвлекаю тебя. Скажи, кто нарисовал вот эту картину?

     - Мы его не знаем. Он просто пришел и подарил нам ее, - быстро ответила смотрительница.
     - А что на ней изображено на твой взгляд?
     - Не знаю, - пожала девушка в черном плечами. – Каждый находит что-то свое.
     - Извини, а что ты на ней видишь?
     - Я?! – удивилась она. – Я на ней ничего не вижу, - и почему-то  рассмеялась. Увайса этот смех удивил и опечалил.

     - Иди сюда поближе. Смотри, ты видишь там глаза?
     - Глаза? Нет же там никаких глаз.
     - А ты смотри внимательней. Я тоже сразу их не увидел. Вон, с двух сторон, видишь?
     - Может, листики?

     - Но у листиков не бывает зрачков, ресниц. Вот, смотри! – насторожился Увайс.
      Девушка решила, что посетитель с ней заигрывает:
     - Своей жене в глаза смотри. Ха-ха-ха-ха... - Она опять ухватилась за свой мобильник.

     Увайсу стало стыдно, что она так подумала. Ее ведь теперь не переубедишь. О чем с ней говорить и спорить?

     В следующую минуту Увайс вообще оторопел. Из глаз на картине... обильно текли слезы! Не поверив глазам своим, Увайс осторожно преподнес к картине дрожащую руку и дотронулся до ручейка пальцем. Влага перешла на палец...

     Уваайс сразу понял, что накануне был необычный сон. Все, что ему говорила Картина – сущая правда! И он стал лихорадочно вспоминать каждое слово, каждую подробность. Реальность словно поднимала его высоко-высоко над всей землей, всеми ее будничными делами и проблемами. И все они показались ему такой мелочью по сравнению с чудом, происходящим вот в эту самую минуту.

     - «О, Всевышний Аллах, прости меня за все мои обиды и сомнения! Благодарю тебя, о Всевышний! Ты развеял все мои сомнения. Значит, все имеет смысл. Даже то, что кажется нелепостью. Даже то, что кажется бесконечным бессмысленным терпением!

Даже то, что творят посредники от религий якобы от Твоего имени. Значит, права картина, что главное в этой земной жизни – уметь слушать и прислушиваться к своей собственной совести. Значит, Всевышний все прекрасно знает и допускает во имя чего-то более значимого, что известно только Ему.

 Значит, удел всех благоразумных – терпеть, надеяться, но при этом максимально творить благое, как сотни раз сказано в священном Коране! О, Всевышний, Ты поистине сделал меня счастливым на всю оставшуюся жизнь, несмотря ни на что, что будет происходить в дальнейшем!»

     У прокурора вытянулось лицо, глаза начали бегать, как только он услышал имя Алхазур.
     Увайс понял, что и здесь он правды не найдет: внука ему не отдадут. Здесь везде действуют особенные законы - законы бандитов и их покровителей.

     Увайс чувствовал, что и сегодня ночью картина с ним заговорит. Чувствовал, потому что так плохо ему не было никогда. Даже когда пропал младший сын, ему не было так больно и обидно, потому что так с ним поступили те, кто пришел на эту землю, чтобы убивать и насиловать. И так происходило везде и повсюду.

А сейчас – его душу, души его жены и дочери топчут свои же, называющие себя чеченцами, мусульманами. И происходит это в мирное время среди бела дня. И все те, у которых, он думал, может найти защиту в случае чего, стали на сторону жестокого насильника, подонка, сделавшего ее единственную дочь с малолетства несчастной.

     - Ну что, Увайс, больно тебе? – спросила Картина-человек.
     - Не только мне одному. Всех подмяли законы и порядки бандитов. Простые люди беззащитны. Нам опять терпеть? Так нам говорит Всевышний? И есть ли граница, за которой Всевышний разрешает прекратить терпеть? – крикнул Увайс со злости.

     - А ты знаешь, Увайс, что такое нохчалла? – вопросом на вопрос ответила Картина-человек.
     - Бесконечное терпение? – предположил Увайс.

     - Правильно. Нохчалла – это когда находят терпение после того, как всякое терпение заканчивается. И цена человеку – не толщина его кошелька, и не готовность пожертвовать своей жизнью, а мера его терпения. Терпение – вот подлинный путь к Богу, истинный тарикат, о котором говорил святой Кунта-Хаджи.

Поэтому нохчалла – это самый верный тарикат, который от самого первого послепотопного пророка - Нохи.

    Чеченцы забыли об этом, от этого – все беды. На нашем забвении вырастает все  самое безобразное, гибельное. Хочешь узнать меру своего терпения?

     - Разве она не очевидна? – удивился Увайс. – Разве есть еще что-то, превосходящая те страдания и несправедливости, происходящие со мной?

     Ничего он в ответ не услышал. Картина то ли не хотела его расстраивать, то ли готовила для него новый сюрприз.

     Что-то неодолимо потянуло Увайса в галерею. Он чувствовал, что там должно что-то произойти. Что-то такое, которое окончательно должно испытать его терпение, после чего он сам определит себе цену, заодно – меру того, сколько в нем нохчалла, и насколько тверд он в своем тарикате – на пути ко Всевышнему Аллаху.
    
     Людей было много даже у входа в галерею. А внутри – целая толпа! Люди рвались, как понял Увайс, чтобы посмотреть на новую картину, поступившую в галерею накануне. Это Увайса сперва даже обрадовало: наконец-то люди проявляют тягу к искусству!

     Протиснувшись среди восторженных людей, Увайс пробрался к картине, к которой стремился, из-за которой столько переживает в последние дни.

     Но что это?!
     Той картины не было. На его место на всю стену был выставлен... картина-портрет его недавнего зятя Алхазура! Но не столько портрет удивил Увайса, сколько поведение людей, как они умилялись его надменной физиономией!

     -«Люди, постойте! Разве вы не знаете, кто этот человек?!!» - хотел крикнуть Увайс, но вспомнил о нохчалла, о том, что в истинном тарикате тот, кто находит выдержку и терпение после того, как выдержка и терпение заканчиваются. И именно такого тариката больше всего на свете боится Иблис.

     Увайс потиснулся и вскоре оказался у выхода. Там, в углу, отвернувшись от всех, разговаривала по мобильному телефону «монашка» вся в черном.
     - Дочка.
     - А, это вы?
     - А куда делась та картина, о которой я тебя недавно спрашивал?
     - А его купил вот этот, чей портрет висит.
     - А зачем она ему нужна была?

     - А чтобы освободилось место для его портрета.
     - А эти люди, чего они тут толпятся?
     - А они любуются его портретом.
     - А что в этом портрете такого особенного?
     - Тс-с-с-с! – приложила девушка палец к губам, - нас могут подслушать. Нельзя задавать такие глупые вопросы.

     А над мирным городом спокойно летели голуби.
     А в магазинах было изобилие и все люди были хорошо одеты.
     А из окон шикарных автомашин лилась ритмичная музыка.
     И ветки деревьев качались на слабом ветру, и белые облака медленно плыли по синему небу.
     И стояла абсолютная, мертвая тишина. Это люди, сами того не понимая, находя терпение и выдержку, после того как терпение и выдержка заканчивается, вступали на прямой путь к Всевышнему Создателю – в тарикат нохчалла.

    Саид-Хамзат Нунуев
    город Грозный
    Чеченская республика.