История первая. Наташа

Дом был большим и несуразным. Снаружи он представлял собой деревенский сруб, если конечно, срубы ставят на фундамент из розового мрамора. Ощущение, что хозяева поставили себя целью максимально испортить всё, чего добивался дизайнер, особенно усиливалось внутри дома. Персидские ковры, китайские вазы в человеческий рост, громоздкие хрустальные люстры, секретеры, столики, кресла и прочая «стильная» ерунда – от барокко до хайтека – всё это безумно сочеталось, а точнее не сочеталось, в этом странном доме.
Я еще раз взглянул на фотографии, разложенные веером на стеклянном кофейном столике. Перевел взгляд на коробку, лежащую рядом. Хозяйка дома – пышная дама неопределенного возраста в классическом «леопардовом» халате на пеньюар восседала в кресле напротив и беззвучно рыдала в кружевной платочек.
Пауза затягивалась, и мне пришлось нарушить неловкое молчание.
– Не вопрос, Ангелина Павловна. Я всё сделаю в лучшем виде.
Хозяйка перешла на всхлипывания:
– Моя Маркизочка… Моя бедная девочка! Я заплачу любые деньги…
Я сгреб фотографии в папку, взял коробку под мышку, встал и пошел к двери. У двери я обернулся к плачущей даме:
– Я приду через две недели. Поверьте, будет как живая.
Тут хозяйку внезапно оставили последние силы, она бросилась на бесформенный пуфик. Я же поспешил этого храма безвкусицы на выход и вслед мне раздавался классический русский бабский вой.

От коробки уже заметно пахло. Видимо, хозяйка Маркизочки не сразу определилась, что делать с дохлой кошкой – похоронить в саду под рябинкой али обратиться к специалисту. То есть, ко мне.
Я таксидермист. Но я предпочитаю называть себя специалистом по сохранению памяти. Многие несведущие полагают, что таксидермия – это разновидность кожной аллергии, которую можно подхватить исключительно в такси. Но на самом деле я делаю чучела животных. Обычно, собственно, из самих животных, разумеется, умерших.
У богатых свои причуды – были бы деньги. Некоторые любят украшать стены трофеями – головами оленей, кабанов и прочими жертвами древнейшего в мире развлечения – охоты. Причем, зачастую «охота» заключается в поисках подходящего экспоната в интернет-магазинах. Но среди моих клиентов есть и настоящие охотники. Однажды мне пришлось поработать над носорогом, хотя стрелять их строго запрещено. Но то, чего нельзя найти за деньги, можно найти за очень большие деньги. А в последнее время среди жен нуворишей стало популярным оставлять себе на память чучела любимых почивших питомцев. А мне то что, главное, платят.

Я зашел домой, громко гремя ключами – не хотелось снова наткнуться на Костика, разгуливающего по квартире в голом виде. Константин и при жизни был человеком свободных нравов, а после смерти так вообще распоясался.
Первым делом положил коробку с кошкой в морозилку, и направился в ванную принять душ. Но здесь возникла заминка – хоть дверь в ванной была слегка приоткрыта, но шум воды подсказывал мне, что соваться туда чревато очередным скандалом. Так и есть – в ванной плескался Константин.
Я постучался в дверь:
– Костик! Мне нужно искупаться!
Шум воды стих, и прямо сквозь дверь пролезла мокрая голова моего соседа по квартире.
– Эжен, милый, я буквально еще пять минуточек! – пропел призрак и скрылся за дверью.
Я только головой покачал.
«Пять минуточек» растянулись минут на сорок. И вот, наконец, дверь ванной распахнулась, и оттуда выплыл Константин с намотанным на голову полотенцем.
– Привет!
– Ну, привет, – буркнул я в ответ.
– Фу, от тебя несет мертвечиной, – сморщил нос призрак.
– Ой, ну кто бы говорил, Костя, – парировал я.
Константин сделал вид, что он смертельно обиделся. Привычный ритуал был соблюден и я, наконец, направился принимать душ.

Таксидермист – профессия довольно редкая, а с учетом круга моих заказчиков, еще и высокооплачиваемая. Впрочем, при беседах с девушками я не рисковал сообщать род своих занятий. Ведь одно дело восторгаться чучелом черно-бурой лисы в краеведческом музее, другое – слушать, как эту лису аккуратно потрошат, заменяя внутренности папье-маше и монтажной пеной.
И, разумеется, девушкам не стоило знать, что я не только вижу, но и регулярно общаюсь с призраками, причем один вообще живет у меня. Проблема не в том, что я их вижу призраков – экзальтированных дам это, может, и возбуждает. Дело в том, что Константин – гей. И мы с ним живем вместе уже второй год. То есть, разумеется, я живу не с ним! Скорее, это он живет со мной в моей сугубо гетеросексуальной квартире. Каждый в своей комнате и никоим образом… Да и вообще! В общем, вы поняли.
– Эжен!
Я вздохнул. Конечно, я люблю свою бабуленьку, но неужели нельзя было дать мне нормальное мужское имя? Я, разумеется, не гомофоб – ведь я живу под одной крышей с представителем нетрадиционной сексуальной ориентации, хоть он и привидение. Ведь «Евгений» – это какое-то не очень мужественное имя, согласитесь? Но бабулечка-пушкиновед, настояла на своем «Женя, Женечка»! А мой бледно-синий сосед звал меня на французский манер, что, как вы понимаете, не доставляло.
– Эжееен! – вновь протянул Костя, – у меня просьба.
– Нет, Константин, мы больше не будем смореть «Титаник». Ты потом полночи рыдаешь на весь подъезд.
– Я про другое! – надулся призрак, – Ну ты, бяка! – но на его глаза предательски навернулись слезы.
– По магазинам я с тобой тоже не пойду. У нас вкусы не совпадают! – продолжал я, – И потом продавщицы на меня уже косо смотрят – ходит странный парень, разглядывает странные шмотки, но ничего не покупает.
Вот что Костя умеет делать виртуозно, так это изображать, что он оскорблен до глубины души.
– Нет? – притворно удивился я. – Я снова не угадал?
– Нет! Я хотел попросить, чтобы завтра мы собрались здесь.
– Во-первых, кто это «мы», а во-вторых, где это «здесь»?
– Уф, Эжен! – вплеснул руками призрак, – «Мы» – это наш клуб одиноких сердец.
– Ваш полтергейский клуб? – «ужаснулся» я, – В моей квартире?
– Ну да, – потупил глазки Костик.
– Этому не бывать! Не бывать этому! – стукнул я кулаком по столу, – Бывать не этому! Этому бывать не!
В тот момент, когда у меня закончились варианты перестановки слов, Костя, наконец, сообразил, что я над ним издеваюсь, осклабился и затараторил:
– Я уже всех предупредил, что завтра в восемь вечера тебя не будет. Тебя ведь не будет? Ты можешь пойти в «Три семерки», завтра же четверг? Сходишь, развеешься. Ты ведь работаешь без выходных, как папа Карло, а ты ведь молодой, живой, тебе нужен свежий воздух…
Он «уже всех предупредил», ну конечно, подумал я, пропуская мимо ушей его болтовню. А ведь даже здесь не прописан.

Забавные они люди, эти привидения. В общем-то, такие же, как и мы – каждый со своими призрачными тараканами в своих полупрозрачных головах. Но зато они почти все поголовно веселые и деятельные личности. Разве что Капитан несколько выделялся среди моих немногочисленных неупокоенных знакомых. Впрочем, ему можно – он ветеран войны.
Костик, к примеру, студент. Точнее, бывший студент. Бывает, на него нападает меланхолия, что свойственно людям его склада, но этот недостаток он компенсирует чересчур бурной борьбой за права геев-призраков.
Тут в комнате что-то бабахнуло и ее затянуло дымом.
– Всем лежать! Работает спецназ! – прогудел Максим и расхохотался.
– Максим! Это! Не! Смешно! – завопил Константин.
Макс замахнулся на него рукой в классической дворовой манере с последующим поправлением прически. Потом обернулся ко мне и широко улыбнулся:
– Привет, шкура!
– И тебе не хворать, мил-нечеловек, – ответил я, распахивая окна, чтобы дым выветрился.
– Да уж, вашими молитвами! – рассмеялся Максим.
Максим довольно забавный призрак, точнее он так думает. В кино привидения часто изображаются эдакими шалунами-затейниками, не упускающими возможности весело напугать из-за спины, угла, стены. Так вот, Максим самый что ни на есть стереотипный призрак. Но его «страшилки» почему-то больше действуют на Костика, чем на меня.
Максим деловито уселся на стол.
– Как жизнь? Чего нового?
Я пожал плечами:
– Да так, ничего особенного. Кошку вот принес.
– Дохлая?
– Других не держим.
– Ммм, круто!
– Ну, уж конечно, круче не бывает, – рассмеялся я, – Сам-то как?
Максим почесал нос.
– Вчера играли в «контру» с «ваганьковскими».
– Победили?
– Ну, а как же! – довольно ухмыльнулся призрак. – Они ж лузеры, интеллигенция сплошная!
«Контра» – это такая игра-стрелялка «контрстрайк», только призраки ее вывели на новый уровень. Получилось вроде пейнтбола, только они еще и сквозь стены бегают.
– А эти, как их?.. С Николо-Архангельского.
– Те крутые, – кивнул Макс, – За них сплошь ветераны играют.
– А вы Капитана в команду позовите.
Максим только рукой махнул.
– Да он только языком чесать умеет.
– Я передам ему от тебя привет.
У них старые счеты. Однажды Максим предложил мне «супер-идею» – облапошить казино. Ну, мол, я буду играть, а он – подсказывать из-за спины соперников. Жульничать, одним словом. Но в «Трех семерках» оказался «сотрудник» службы безопасности и на такой случай. Мне, положим, Капитан ничего сделать не смог, лишь повыл и глазами вращал. Но Макса старый вояка потрепал прилично. Призраку призраково.

Это случилось после автокатастрофы, в которой погибли мои родители. Мне было шесть, помню, как меня везли на каталке, а рядом стояли мама и папа, но на их почему-то никто не обращал внимания. Будто их не было. А их и не было.
Сначала я особо не замечал привидений. Первым был Гунька, с которым вместе росли в детдоме. Однажды нам сказали, что его забрали в приемную семью, но мы слышали, как воспитатели шептались, мол, так и так – нашли нашего Гуньку в коллекторе избитого и порезанного. Через пару месяцев пришел и сам Гунька – страшный и… испуганный до смерти. Что-то кинул про дворника, но я не понял. А потом он ухнул прямо в стену и пропал. И больше я его не видел.
Но с тех пор призраки начали появляться в моей жизни с разной периодичностью. На улицах, в метро, в барах и библиотеках. Забавно, сначала они меня не замечали. А со временем сформировался круг знакомых привидений. Знаете, как в старых фильмах – вышел из дома утром, поздоровался с соседями через дорогу, знакомый полисмен отдает честь, а вечером, прогуливаясь в парке, раскланиваешься с молодыми парами с колясочками и милыми старушками, кормящими голубей.
В целом, мои призрачные друзья не сильно отличались от живых по образу… жизни, если можно выразиться. Каждый занимался чем-то своим, общались, ссорились и мирились, влюблялись и расставались. И иногда даже «умирали». Просто исчезали из нашего мира, когда приходило их время.
Борис Петрович, двадцать лет проработавший преподавателем философии в университете, мне как-то пытался объяснить свою теорию постжизни. Он заметил, что среди ему подобных, не было ни одного, умершего своей смертью. В основном самоубийцы, реже жертвы несчастных случаев. Причем, вторые оставались ненадолго, в отличие от первых, которых, по мнению Бориса Петровича, таким образом наказывала судьба. Впрочем, я с ним не согласен.

Обычно с утра Константин распевался, но сегодня в квартире было подозрительно тихо. Костик сидел на тахте, читая газету. На столе стояла чашка со свежезаваренным кофе. Ах да, я ведь ничего ему не ответил вчера. То-то он такой милашка.
– Костик, а ваш «Клуб анонимных алкогеев» не может собираться где-нибудь в другом месте?
Константин надулся:
– Во-первых, почему сразу геи. Среди нас есть и неопределившиеся!
– Ну конечно, – засмеялся я, – Общение с вами их внезапно определит?
Костя пропустил мою шпильку мимо ушей:
– А во-вторых, я, как председатель, должен решать вопросы с помещением. А тут вполне всех устраивает.
Конечно, тут всех устраивает. Константин относится к такому редкому типу людей, которые считают, что облагодетельствуют окружающих одним своим присутствием.
Я переоделся, взял из вазы ключи и бумажник.
– Ладно, я в мастерскую. К ужину не жди меня, мама.
– Капитану привет! – раздалось из ванной.
Ну да, щаз! Дураков нет.

Я вышел на улицу – с неба моросил мелкий противный дождик. Я поднял воротник пальто и зашагал к метро. Благо, идти было всего ничего, пару кварталов.
…На перекрестке истошно выли сирены и сигналили машины, и собиралась толпа зевак. Я подошел посмотреть поближе – поперек проезжей части стоял автобус, преграждая путь остальным автомобилям. Люди охали, перешептывались, некоторые снимали происходящее на мобильные телефоны.
А она стояла чуть в стороне, ничего не понимая. Я сразу направился к ней, протискиваясь сквозь толпу. Девушка посмотрела на меня испуганными глазами, я взял ее за руки… еще теплые.
– Смотри на меня. Слышишь меня?
Девушка кивнула.
– Как тебя зовут?
– На…Наташа, – едва прошептала она.
– Держи меня за руки, Наташа. Смотри на меня.
Она смотрела на меня пронзительными голубыми глазами.
– Я… Я шла…
– Ничего не говори. Смотри на меня, Наташка, просто смотри на меня.
Я продолжал повторять ей эти слова, глядя через ее плечо, как спасатели вынимали ее тело из-под автобуса и упаковывали в черный мешок. Всё это время Наташа послушно молчала и смотрела на меня, пока не растаяла в промозглом московском тумане.
Резко захотелось напиться.

Маркиза, видимо, при жизни была очень вредной кошкой. У меня ничего не выходило – всё валилось из рук, в конце концов, безрезультатно провозившись полдня, я бросил инструменты на стол и, закрыв глаза, откинулся в кресле.
Разумеется, кошка была не причем. За эти годы, проведенные в постоянном контакте со смертью, окруженный мертвыми животными и не очень живыми друзьями, казалось, я уже должен был привыкнуть, очерстветь сердцем и душой, а то и самому перейти на новый уровень. Тот самый, на котором можно бегать сквозь стены. Но я еще жив и здоров.
Я посмотрел на часы – без четверти семь. Ладно, все равно впустую сижу на работе. Пора бы попортить свое здоровье. Я схватил пальто и выскочил на улицу.
В игровом зале «Трех семерок» еще было пусто. Только у «одноруких бандитов» сидели несколько подростков. Я прошел мимо них и сразу направился к стойке бара.
Знакомый бармен привычным жестом выставил передо мной два стакана с толстым дном. Вопросительно глянул на меня – я кивнул. Не успел я опрокинуть первый, как кто-то хлопнул меня по спине. Я едва не поперхнулся.
– Здравия желаю, Капитан.
– И тебе не хворать, сынок, – добродушно прогудел призрак и уселся рядом, – Ну, как жизнь молодая?
Я пожал плечами.
– Всё так же. А у тебя?
– Да, тихо-тихо. Людей почти нет. Призраков – тем более. Разогнал я всех, да?
И Капитан самодовольно рассмеялся. Я поднял стакан:
– Ну, за твое здоровье пить нет смысла, выпью за свое.
Он не обиделся. К тому же, для нормальной беседы с вечно пьяным Капитаном его нужно «догонять».
– Говорят, что казино закрывают.
– Да, черт их дери! – ругнулся Капитан. – Обещают какие-то игорные зоны, типа Лас-Вегаса.
– Почему бы и нет?
– Да хрена с два у них выйдет! Это же Россия! – Капитан рубанул воздух ладонью, – У нас же пока всё не разворуют, ни хрена не построят! Карманы свой набьют, хари нажрут, потом свиными своими глазками будут моргать – ой, я не я, и кобыла не моя...
И Капитан уселся на любимого конька. Под его размышления о трагической судьбе страны, обильно перемежающиеся нецензурной бранью и монархическими лозунгами, я прикончил бутылку «Джека Дэниелса».
– Кстати, тебе Костя привет просил передать, – зачем-то сообщил я.
Капитан аж закашлялся от возмущения.
– От этого п..? Я тебя вообще не понимаю – нормальный здоровый русский мужик, а живешь с этим хреном голубым, прости Господи!
И речь Капитана плавно перетекла в новое русло – о печальной деградации русской нации под тлетворным влиянием буржуазного Запада.
А я всё думал. О жизни и о смерти
Эх, не прав ты, Борис Петрович. Не наказание это, а исключительный шанс начать жизнь сначала, найти новое призвание, новых друзей. Самоубийство – суть бегство из жизни. От трусости, слабости или глупости. А «тот мир» не принимает трусов, слабаков и глупцов. И вот поэтому Константин, вскрывший вены от неразделенной любви, теперь ведет курсы социальной адаптации привидений-геев. Борис Петрович, повесившийся после того, как жена ушла к богатому любовнику, теперь пишет замечательные стихи – на его творческие вечера собирается весь призрачный бомонд. А гвардии капитан Семенов, застреливший сослуживца в пьяном бреду...
– Знаешь, Женька… Я, наверное, на Кавказ подамся, – вдруг сказал Капитан.
– Что? Прости, я задумался.
– Ну, знаешь. Что мне тут сидеть, ждать пока всё накроется медным тазом? А там опять война. Пойду в разведку. Наверняка, там есть такие как ты… Которые видят нас. Вдруг пригожусь?
– Почему нет, Капитан. Это хорошая идея.
Капитан сжал кулаки:
– Не при жизни, так после смерти послужу своей стране…
Я не ответил, только допил последнюю стопку.

Через две недели я, как и обещал, пришел к Ангелине Павловне. Хозяйка встретила меня взглядом, полным надежды.
– Вы принесли… ммм… Маркизу?
– Да, конечно. Только, знаете что, Ангелина? – я потер небритый подбородок, – У меня для вас есть сюрприз.
Женщина приподняла брови. Я вынул руку из-за пазухи.
– Вот! Это вам.
Ангелина Павловна удивленно уставилась на котенка так, будто я достал таракана.
– Но это не Маркиза!
– Я знаю, Ангелина. Ваша кошка умерла, а это живая… Можете снова назвать ее Маркизой, если вам угодно.
Женщина заморгала, разводя руками.
– Я вам заплатила, чтобы вы мне принесли мою Маркизу.
– Ваша Маркиза сдохла, – раздраженно ответил я, – И, если так, я верну вам деньги. Суть не в этом. Начните новую жизнь, а старую – похороните по-человечески.
Ангелина Павловна замотала головой.
– Мне нужна моя Маркиза.
Я грустно усмехнулся. Достал из коробки чучело ее кошки.
– Черт с вами. Вот она.
Глаза хозяйки заблестели от радости.
– Спасибо, Евгений. Она как живая, в самом деле. Вы настоящий мастер.
Я резко встал с дивана.
– Да пошли вы!
Я вышел из этого дома, громко хлопнув дверью от досады.
Глупая, инфантильная тетка! Меня всего распирало от обиды. Хотя, что это со мной? Что меня так задело? Отказ от подарка? Или ее упорное нежелание покинуть свой мертвый мирок во главе с мертвой кошкой, сделать шаг вперед. Впрочем…
Впрочем, чем я лучше?
Среди моих друзей сплошь мертвяки, хоть они и разговаривают, смеются, ругаются и огорчаются. А моя работа – возня с трупами животных. И сам я столько лет живу в своем мертвом мире. Живой ли я?
Закололо в сердце, отвечая мне на мой вопрос…
А нет, это котенок меня царапнул.

Константин с опаской посмотрел на котенка, весело носившегося по кухне.
– Это… теперь будет жить здесь?
– Да. И ее зовут Наташа.