В начале было слово

     Было ли оно у нас "в начале" - неизвестно. Но Бога, уж точно, не было. А был все-
  побеждающий Марксизм-Ленинизм, всепотрясающий Коммунизм, "Партийная организация и
  партийная литература", а нас - полтораста, подавшихся на то "слово", сдававших и  -
  на простеньких машинописных листках узревших собственные, бьющие радостными воплями
  имена о том, что мы уже не просто "колесики и винтики" того "единого социал-демокра-
  тического механизма", мы - студенты! - первого курса факультета журналистики Москов-
  ского Государственного ордена Ленина университета имени Михайлы Василь-Ильича Ло-мо-
  но-со-ва!! ... "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки...", "Партия -
  наш рулевой!" ...

     "Ломоносов пил и был буен во хмелю!" - словно содрогнув воздвигнутые Им стены,
  под смачный смешок начал наше знакомство А.В. Западов. И на миг чуть показалось Лицо.
  Но не того, не овально-пухлого, в буклях кукольных и с перышком в ручке, а другого,
  острого, дерганного, способного собственноручно, расстегнуто, потея и матерясь, таскать
  кусищи от скал на Зданье Истории.

     Показалось - и скрылось. Пока. За четкой ненадобностью еще Его, а надобностью зачета
  в "зачетке".

     Собрал все их в стопку и - всех! - перед собой. Оглядев и улыбнувшись на невпопад -
  и от всех - ответ, стал "зачитывать",  подряд и не глядя. На половине, улыбнувшись и
  на такой же другой, "дозачел" с пожеланьем успехов в учебе.

     И  - ушел. Ушел, ушел он... ... ...

     Альма матер! Александр Васильевич! Не мы, Вы, помните ли Вы нас?! - Нам еще пред-
  стоит тот самый-самый, последний "зачет" и "экзамен"!

     Стены не дрожали, а, напротив, замирая, будто силились приподняться, устремиться   
  куда-то туда, куда, то чему-то улыбаясь, то слегка посмеиваясь, отрешенно смотрела
  она. И впитывали, впитывали, вбирали в себя этот, - с легкой ручкой то открывающий,
  то закрывающий поблескивающую Лету, -  голос. Даже заядлому прогульщику, имеющему
  четкий договор "о вечном присутствии" со старостой, как-то мучительно неспокойно
  было нарушить то, в общем-то, безразличное ей пребывание.

     Экзамен - он всегда "завтра". "Вчера" был еще месяц впереди, а сегодня уже -   
  "завтра"!

     Расхапали все билеты и засели, шурша. Уже второй час и, кажется, двадцать второй
  раз призывно кукует любимый голос. И, наконец, сдавшись, первому  - за храбрость -
  обещает повысить на балл. Первый, "заядлый прогульщик", по воздуху сигая с последнего
  ряда и тыча зачеткой. за знанья на "неуд" требует "уд". За обман гарантирует "куковать"
  до завтра. Подавившись знакомым смешком и под "взрыв стен", дивная ручка (Кучборская)
  исполняет обещанное.

     И, не оставив безрадостных, уходит. Уходит, уходит, уходит ... ... она.

     Альма матер! Елизавета Петровна! Как Там с Вергилием? - А, может, и с самим Данте?!
  Шествуете ль Вы по тем неведомым, не прочитанным еще всеми у нас Кругам с уготованным -
  кому и за что - местечком?

     Альма матер! Санкта санкторум! Дум спиро,  сперо.

     Нет, не просто это - из запутанности тех смутных глубин выдавить неподдающиеся
  крохи памяти.

     Владимир Александрович! Что-то ничего не идет мне на ум, окромя Гоголя, Гоголя и
  еще пять раз Гоголя. - "Чтобы семь раз, - семь раз! - кто сдавал Архипову!" - стучали
  Вы, помнится, грозящим перстом по трубун-древесине.(И "не прочесть-де 2-ой том" тот).
  А ведь, разобраться, и кто виноват тут? И, поди, те же семь раз, как не той Гоголь?
  С той "Костанжоглой" евоной из заупокойных тех "Душ". - Ведь, по-Вашему же, и на кой-то
  навторотомничал, и не дописал, и навариантил, да сам же и спалил. И вот при всем при
  том побожиться семь раз о прочтении своей (как и Божьей) Матерью и прочесть - будто ж
  не одно и то же!

     Владимир Александрович! Прочел. Когда узнал, что "ушли Вы". Но вот  по-честному уж
  "зачесть" не получится. Да и - правильно всё, что спалил. - Где они, Те? - Там, где Вы7
  А у нас - так всё больше те ж флаги, те же колокола, те же "мертвые", похоже, всё души.
     Альма матер! Дум спиро, сперо.

     А дальше, дальше те выдавливаемые крохи памяти рассыпались просто цветным калейдо-
  скопом. Стерлись номера и моих обеих групп: редакторской со старостой, певцом сов-
  границ Славой Хорхординым, газетной - с закинувшим куда-то "за батарею" отчетный жур-
  нал "Капрашей" (Володей Капрановым)...

     Но не хочу я, не хочу тех самых воспоминаний, где этот вопрос: "ушел - не ушел". -
  Живы! - Да будут все живы!

     Практика! Сверкающим сияньем, слияньем Москва-реки и Оки колокольно-торжественно
  всплывает она на берегах Коломны. И, ведомая гегемоном ПартСовПечи Иваном Васильевичем
  Кузнецовым, ватага подопечных ему "гиляровских, паустовских, ильф-петровых" осыпает
  местную прессу фейерверком невиданных доселе в сих сельхозугодьях талантов. Литератор
  Гончаров, очеркист Ермаков, будущие: правдист Евсиков, ТАССист Игнатенко, ТиВисты Ого-
  родников и Соловьев, сатирики-юмористы "ваш покорный" и Шлиенков, редактор Сытников и,
  конечно ж, наши самые одаренно-красивые: Касьянова, Новикрва,Пономарева, Смирнова.

     О непредвиденном пресс-наваждении в тихой гавани звонки летят с предприятий (особо
  с "тепловозного") в Престольную - в главки, скажем, папашам, Наташка отплясывает
  в финале под потолком на шкафу, ведущий гегемон - доволен и всё помнит доселе.

     И снова - они, эти нескончаемые краски познаний. И о том всеобъемлющем "до покрасне-
  ния" "Красном" нет-нет да и ввернет Анатолий Георгиевич Бочаров, и о "космическом" раз-
  личии глагола "притоптывать" с глаголом "притаптывать" вещает Александр Васильевич
  Калинин, и "Ярославной на Путивле" плачуще сокрушается Людмила Евдокимовна Татаринова
  о своем бедненьком, босеньком Аввакумчике (но - о радость! -  снесла-таки, снесла и
  ему, наконец, курочка-ряба яичко!)

     И снова -  они, что сродни одним терзаньям, - экзамны!
     "А что такое "гульфик"? - ехидно допытывается Юрий Филиппович Шведов. - И как вы
  читали: самого Рабле или лишь "О"?"
     Черт бы его трахнул восемь раз этого Гаргантюа! И что это девчонки хихикают, закра-
  сневшись?... "И - фу, и уф!" - и прямо-таки охулил, утелил и чуть было не огулял тем
  "гульфиком"...

     Коридором иду. а в коридоре, вижу, запустив всех, терзает своей "зарубежкой" и сам,
  наш славный, теперь уж всемирно-известный (Я - Засурский) декан. Усадил, вышел и маши-
  нально (ненарочно, конечно), прыснув в кулак, вырубил электричество. Спохватившись же,
  что рухнут (напротив и раньше времени) рубиновые звезды от визга, врубил обратно.

     Коридором иду. А на выходе, на самом выходе, у таблички "Зам. декана Лазаревич
  Элеонора Анатольевна" - Тоня, наша Тоня, чуть - в плач, чуть - в крик: мол, "никому -
  никто, никому - ни до кого"... Но - заслышав, вышла:" Что ты, девочка, что ты! Нет,
  неправда всё это, неправда". - И за руку увела...

     А на выходе, на Том Самом Выходе, когда - салют шампанским, когда пьют, пьют всю
  ночь и поют, и орут в обнимку у звезд, тех, напротив, о "Товарище Сталине", о "боль-
  шом ученом" и, смеясь, "притоптывают и притаптывают" с проверкой на прочность, на
  Правду, смеется с ними всю ночь и Своими Звездами Небо!

     Там, у них, Правды той - не было. Но у нас была.

     Да, "такие вот пироги", как говаривал кто-то тогда из нас там, "в начале".

     Альма матер! Санкта санкторум! Дикси.