Житейские истории. Кормилец

  Петрович служил станционным смотрителем, да ещё дежурил на переезде.
С того дня,  как померла у  него жена, времени было хоть завались. Дом, в котором прошла вся его сознательная жизнь, находился тут же неподалёку. Это был один из стоящих в ряду, вдоль  железнодорожных путей, барак. Построены бараки  сразу после войны и к сегодняшнему дню порядком обветшали. Полы всего в двадцати сантиметрах от земли, без фундамента, скрипели, проседали и распевали на все лады. Стены вспучились местами, так как состояли  из полости между двух тонких перегородок, в которую для тепла насыпана была и утрамбована зола из паровозных топок. Потолок провис, в общем, беда.
Домой по этой причине Петровича совсем не тянуло, он большую часть времени проводил в домике на переезде. Маленький, тёплый, с печкой, которую топили углём и большими окошками во все стороны, чтобы не проглядеть приближающийся поезд и успеть просемафорить. Ещё в домике стоял  старый диван, столик, да тумбочка с телефоном. Петровичу домик напоминал хату родителей, маленькую и уютную, в ней тесно никому не было, а вот дружно было. Э-  хе- хе, пронеслась жизнь, язви её!
Произошла как-то с Петровичем,  на этом переезде, весьма курьёзная и даже смешная история, изменившая его одинокую жизнь, думаю к лучшему.
А было вот что.
Возле домика, в собачьей будке на цепи, жил пёс по кличке - Шлагбаум. Имя его имело немецкие корни,  как впрочем и сам пёс, но корней своих он не помнил, а вот на имя откликался сразу. Сторожил тот пёс щиток с предметами первой необходимости при пожаре, да и вообще призван был громким брёхом отгонять мысли у подвыпивших граждан зайти в домик. Еду для пса Петрович, да и его сменщица ,Дарья Мироновна, приносили из дома. Соседи принимали участие собирая остатки пищи со своих столов.  Благое дело! Петрович варил себе суп, делал бутерброды с колбасой ливерной и шёл на смену. Пёс радостно приветствовал его вилянием хвоста и подвизгиванием. Особой дружбы между ними не было, чисто деловые отношения, да и те расстроились с того момента, как появился у Шлагбаума конкурент.
Сел как-то Петрович обедать, разогрев себе суп, слышит за стеной залаял Шлагбаум, да так остервенело, что пришлось  выскочить, даже не зная, что подумать. Глядит, возле крылечка сидит собака, точнее кобель и смотрит просяще так на Петровича, видимо поесть просит. Сам чёрный весь,  лохматый, крупный, неизвестной породы, но чувствуется, благородных кровей. И просит так интеллигентно, играя бровями и часто моргая и всё, ни звука больше. Звуки издаёт Шлагбаум, просто истерично раздирается от ревности. Петрович прикрикнул на него и обиженный пёс скрылся в будке ворча и нарочито громко бренча цепью, мол:
 - Если б ни она, я показал бы кто здесь хозяин положения.
Вернувшись к столу, Петрович отлил супу в старую миску, наломал туда хлеба и вынес псу. Тот подождал, когда человек отойдёт на приличное расстояние, подошёл не спеша к миске и принялся есть очень аккуратно, даже Шлагбаум улёгся в дверях будки, с интересом наблюдая за происходящим.
Поев пёс,  как говорится, откланялся. Развернулся и ушёл.
Через сутки, опять в дежурство Петровича, пёс во время обеда сидел на том же месте. Ну что тут поделаешь, надо делиться!
Так и повелось с тех пор. Правда в другую смену пёс не приходил, видимо не наладил добрых отношений с Дарьей Мироновной. Пришлось порцию супа удваивать, а то  самому голодно стало. Прошло недели две.
Как то утром нашёл Петрович на ступеньках крылечка небольшой свёрток в целлофановом мешке. Боязливо оглядев, на всякий случай потыкал палкой, но так ничего и не понял. Решил развернуть и посмотреть. К его удивлению в свёртке лежал брусок сливочного свежего масла и кусок твёрдого сыра аккуратно завёрнутые в пергаментную бумагу. Петрович остолбенел. Кто это заботится о его питании? С опаской понюхал он продукты, поскрёб для надёжности ножом, потом решился попробовать. Вкусно!
С тех пор, через день, на крыльце его ждал подарочек.
Конечно, станционный смотритель догадывался откуда это. Неподалеку был масло-сыр завод.   С крылечка, покуривая, он наблюдал, как шли на смену, предъявляя при входе пропуска работники, в основном женщины. Да и из барака их там трудилось не мало.  Знал,  что подворовывают они конечно, хотя каким образом не мог понять, строгая уж больно там охрана. Но вот кто его взялся снабжать, не мог ума приложить, как говориться. Шло время, пёс приходил с завидным постоянством, даже Шлагбаум успокоился и попривык, правда контактов они не установили между собой, не сдружились.
 - Видимо происхождения разного-, решил Петрович.
Говорить никому он не стал о подарках, боялся выглядеть смешным. Просто  пристальней присматривался к соседкам, заглядывал в глаза, пока одна из них не спросила в лоб:
 - Ты чо, дед, приударить за мной решил что-ли? Так и скажи!-бабы услышав, подняли его на смех.
После этого Петрович прекратил свои следственные действия и стал просто наслаждаться дарёной едой. Часто и собакам намазывал бутерброды, разве  ж всё съешь, один -то. Однажды Дарья  Мироновна заметила на пересменке:
 - Что-то Шлагбаум такой гладкий стал, аж лоснится! Да и ты смотрю,  раздобрел, посвежел. Может женишься? Что одному куковать?
 - Скажешь тоже, Мироновна, накой мне жена!
-Ну-ну! - с сомнением констатировала та. Тайна раскрылась вскоре, когда Петрович, из -за занавески в домике увидел как пёс осторожно приблизился к крылечку и положит целлофановый пакет на ступени, затем тихо ретировался.
 - Так вот кто это! Надо же, благодарный пёс!
В очередной приход кобеля, Петрович решительно стал налаживать с ним более дружелюбные отношения, подманивая к себе на крыльцо. Имени он не знал, да вдруг его осенило.- Кормилец! Точно, Кормилец! - Иди ко мне, Кормилец мой - ласково позвал он и пёс, почувствовав интонацию, но всё же нерешительно, подошёл. С этого времени они стали ближе друг другу.  Пёс не отходил от Петровича, сопровождал везде, как будто только и ждал что бы подозвали и приласкали. Перед Новым годом, отдежурив и сдав свои полномочия, отправились Петрович с Кормильцем домой. А там все суетятся, накрывают общий стол. Пригласили и его, чего одному сидеть. Петрович был не готов, запасов не делал, а с пустыми руками, неловко. Взял он кусок масла да сыру отрезал и вышел к столу.
-Ты гляжу, любишь нашу продукцию,  вкусно, да? -спросила его между делом пожилая соседка.
-Вот хоть Петрович угостит, а то я и вкус забыла, добро что работаю двадцать лет на заводе-сказала другая.
-А что так ?
 -Да нашлась какая-то сволочь, обирает меня. Как всегда навяжу мешочек, в конце смены перекину через забор, в тёмном углу за складом, ну вы  знаете это место, им все пользуются, после проходной обойду, крюк целый, а то и по колено в снегу, а там пусто!
Бабы руками всплеснули:
-Да  где это видано, своих обирать? Все по-тиху выносят, не злоупотребляют. Чем детей в завтрак кормить, что покупать что ли? Паришься в резине целый день в цеху, а потом - в магазин тащись! Умора!
Петрович сидел съёжившись, чувствуя себя виноватым. - И как этот сыр у меня не встал поперёк горла? Детишек обирал! Ай-яй-яй.- посетило его запоздалое раскаяние.
-Будет вам, соседушки, грех обижаться! Сказала бы, поделились или что-нибудь придумали, а то детишки голодают!-передразнила одна из них и все залились хохотом.
Петрович оглядел женщин и вдруг обратил внимание, какие они, да и мужья их, да и детки, справные  и сытые, подумал:
-Золотой этот  угол за складом! Но наглеть нельзя. Он высчитал смены соседки и стал в этот день придерживать Кормильца дома, не брать с собой, или закрывать в домике на переезде, от греха подальше. Но иногда, всё же позволял ему бегать где хочется, в общем, закрывал глаза.
А что? Всем  жить как-то надо!