Запретная зона. 7глава

   В вагоне было темно и сыро.Дверь,с резким надрывным скрежетом захлопнувшись за нашими спинами,как лезвием отрезала нас от реальности серого бытия,перенеся растерянных примолкших людей в бездну панического страха,неосознанного и оттого неуправляемого.Этот страх возникал где-то в глубине усталого воспалённого мозга,словно кто-то невидимый и неведомый давил усердным пальцем на кровоточащую рану,волнами прокатывался по телам,ослепляя рассудок и подавляя волю,покрывал кожу дрожащей испариной и лишал дыхания.Люди - стадо обезумевших животных - сгрудились в середине вагона:я ощущал на своём лице быстрые и пугливые прикосновения их влажных пальцев,-толпа слепцов,брошенных посреди дороги поводырями,окружала меня со всех сторон.Губы слепцов что-то самозабвенно шептали:не то слова молитвы,не то проклятия.Я видел их чёрные силуэты,шевелившиеся,словно во сне,в тяжёлом спёртом воздухе безо всякой разумной цели,по необъяснимым и оттого ужасным побуждениям.

   Паровоз яростно засвистел,вагон резко дёрнулся,и вся масса этих неуправляемых тел,внезапно лишившись точки опоры,рухнула на пол и,превратившись в бесформенный дёргающийся комок,откатилась к стене.

   Падение вывело нас из оцепенения.От чёрной груды сплетённых тел отползал то один,то другой,внимательно и напряжённо всматриваясь в тёмные углы вагона,находил для себя местечко поудобнее и,устраиваясь,затихал.Вскоре на том месте,где шевелились и стонали люди,остались двое:я и какой-то длинноволосый человек.Каждый устраивался,как мог:кто сидел на корточках,кто прислонился спиной к стенке,кто улёгся прямо на пол.

   Мы молчали и жадно вслушивались в чёткий ,громкий,отдающий в голову перестук колёс.Вагон раскачивало,словно люльку.Я лёг на пол,положил под голову вещмешок и закрыл глаза.Меня мутило.Я с трудом сглатывал горькую клейкую слюну,голова моя горела.Забытье обволакивало сознание;мне виделся мерно раскачивающийся маятник старинных часов.Маятник приближался,постепенно становясь огромным,его мерные удары становились всё громче и громче.И вот уже я сам раскачиваюсь вместе с маятником над зияющей бездной,силы меня покидают,я чувствую,что пальцы разжимаются,с криком животного ужаса лечу с высоты в разверзшуюся пасть и слышу торжественный бой часов над головой...




   Мой конь плавной трусцой перемещает меня в пространстве.Мягкие потоки тепла поглаживают кожу.Я въезжаю в светлый таинственный лес,где всё замерло в простоте и естественности,где каждый ствол,каждый куст и лист пропитаны гармонией лёгкости и силы одновременно.Трава сочно хрустит под копытами коня.Ветви деревьев чуть осязаемыми прикосновениями дотрагиваются до его блестящей на солнце шкуры,и он весело ржёт,раздувая ноздри и шумным потоком вдыхая в свою мощную грудь истомный воздух...
   Я улыбаюсь Солнцу,создавшему этот удивительный чертог,смежаю веки и ощущаю живительную силу крови,толкающую меня вперёд,вперёд - в зелень волшебной неизвестности,где,я знаю,меня ждёт чудо,хрупкое и нежное.Я вплетаю солнечные нити лучей в горящую гриву коня и скачу,скачу...




   Я проснулся от неясного возбуждённого бормотания.Глаза долго привыкали к густой темноте.Чёрные срюченные тела неподвижно замерли вдоль стен в самых фантастических позах:словно рой навозных мух,внезапно настигнутый холодным дыханием осени,рассыпался и застыл по тёмным углам,изредка подёргивая лапками и наползая друг на друга,шурша высохшими пергаментными крылышками.

   Вагон продолжал катиться по проложенному для него пути,колёса всё так же отстукивали,не сбиваясь,дробь,которая свинцовыми пригорошнями рассыпалась в мозгу,причиняя колючую неотвязную боль.

   Сосед рядом со мной дёрнулся,завалился набок,словно внутренняя сила судороги перевернула его,громко и протяжно охнул,забормотал ещё быстрее и бессвязнее,захлёбываясь словами,вперив в меня ничего не видящий бессмысленный взгляд.Белки его мерцали в темноте,как куски сахара;потом сахар начал медленно таять под кожей век,и он,откинув назад голову,замолчал.Я придвинулся к нему,так что его горячее дыхание обожгло мне щёку,и стал разглядывать лицо,почему-то показавшееся мне знакомым.

   Длинные спутанные волосы закрывали часть высокого лба,на котором сверкали капельки пота.Тонкие трепетные ноздри раздувались при каждом вдохе;редкие усы и клиновидная бородка обрамляли узкую щель чувственного рта,продолжавшего вздрагивать и кривиться.Я осторожно коснулся пальцами его лица.Пальцы пробежали по впалым щекам,прошлись по ровным мягким бровям,задержались на круглом маленьком подбородке,скользнули по глубоким глазным впадинам,прикрытым пульсирующими веками,и запутались в мягкой курчавости давно не чёсанных волос.

   Вся фигура его,нескладно устроенная на полу:худые торчащие плечи,высохшие ноги,поджатые под себя,втянутая шея,сгорбленная спина - всё это,покрытое жалкими лохмотьями из грубого холста,было измождено и истощено до крайности.Чувство жалости перемешивалось во мне с непроизвольной брезгливостью,которую мы всегда испытываем к людям,чьё положение оказывается хуже нашего,чья жизнь складывается,по нашему убеждению,неразумно:одним словом,то сложное чувство,на которое обречены нами все неудачники.

   Я отдёрнул руку и пошарил вокруг себя по грязному деревянному настилу.Нащупав какой-то длинный железный предмет,оказавшийся погнутым ржавым гвоздём,я уселся на корточки и с тупым упрямством стал ковырять трухлявую стену вагона,цепляясь,чтобы не упасть,за шершавые неровности неструганных досок.Мной овладело маниакальное желание увидеть то,что пробегало за толстыми стенами вагона,словно это могло повлиять на мою судьбу,-и я час за часом,обдирая в кровь пальцы,вонзал своё орудие в неподатливое дерево,впадая в радостный экстаз от монотонности своего занятия.

   Наконец,доведя себя до изнеможения,я почувствовал,что гвоздь,преодолев последнюю тонкую преграду,провалился в пустоту.Зубами вытянув застрявший в стенке гвоздь,я с жадностью заглянул в крохотную дырочку,через которую тонкой струйкой полился бледный болезненный свет.

   Там,за стеной,шёл дождь.Казалось,он начался давно,так что и сам успел устать от своего затянувшегося занудства.Мелкая дождевая пыль сыпалась из дырявого неба,и трава,которая уже не могла впитывать назойливую влагу,трава,ставшая от неё белесой,тяжёлыми густыми рядами валилась к холодной обескровленной земле.Дождинки висели в воздухе,отвергнутые и землёй,и небом.Я видел крутое полотно насыпи,бросавшейся под колёса вагона с решительностью и убеждённостью,а дальше,сколько ни напрягай глаза,мелькали скелеты полуобнажённых деревьев,сгрудившиеся в жидкие толпы,и казавшиеся привидениями серые заброшенные строения,исчезавшие с такой быстротой,что не было  возможности рассмотреть их.

   Я долго наблюдал тоскливую картину природы.Казалось,однообразие её происходит от движения поезда по кругу - так удивительно одинаковы были и трава,и деревья,и небо.Ни человека,ни птицы - всё погрузилось в бесконечный сон,который и сам застыл в оцепенении.

   С тяжёлым вздохом разочарования я оторвался от созерцания заснувшего царства,вытянул затёкшие ноги и закрыл глаза.Мелькание неясных теней,сопровождаемое неумолимым грохотом колёс и гулким биением сердца - всё смешалось,и из этого хаоса,словно пузыри воздуха из толщи воды,всплывали и лопались слова:

Мы давно безнадёжно больны...
Ветер лист рассыпает несложно...
В травах мокнут белесые сны...
Мы бессильем больны безнадёжно...

   И через паузу опять:

Мы давно безнадёжно больны...

   Это продолжалось долго,пока забвение не укрыло меня своим тяжёлым душным одеялом.