Рассказы о Пушкине. Дуэль с Кюхлей

 Однажды, желая оказать Кюхельбекеру услугу, Саша Пушкин  имел неосторожность ввести его в дом поэта Жуковского. Теперь Василий Андреевич от этого  страдал: Кюхельбекер зачастил к нему и «заговаривал» до такой степени, что он невольно начал избегать молодого педагога, деликатно показывая, что утомлен его неуемной болтливостью.
 
 Как-то раз  Пушкин договорился с Жуковским встретиться на приеме. Явившись туда, долго пытался высмотреть старшего друга в толпе гостей. Однако в этот вечер так его и не нашел.

Утром, как обычно, прибежал к нему с очередными светскими новостями, которых набрался на приеме, и сразу напал на Василия Андреевича:

       - Что же ты, милый, не пришел вчера на прием? Я весь извертелся, ища тебя глазами!

       - Пушкин! Из-за твоего Кюхельбекера я не смог попасть на званый ужин! - отрезал тот недовольно.

       - Как это? И при чем здесь Кюхля?

       - А при том, что он пришел и не уходил до поздней ночи! Не мог же я его одного бросить или выпроводить?.. Да, и желудок у меня расстроился…

       Саша смеялся долго:
       - Не иначе, как ты заразился от его словесного поноса - желудочным!..

Вечером вернулся к еще не успокоившемуся другу и произнес примирительным тоном:
 
       - Ладно, не сердись, милый! Я тебе принес утешительный подарок. – Достал листок. - Вот!Слушай:
 За ужином объелся я,
 А Яков запер дверь оплошно.
 Так было мне, мои друзья,
 И кюхельбекерно, и тошно…

      Бледный еще Жуковский хохотал до колик, сложившись пополам, и только всхлипывал:

    -  Как ты сказал? Кюхельбекерно? Ах-ха-ха-ха. Ах!
Отдышавшись, спросил:
     - Скажи, а при чем же здесь мой Яков?
     - Да ни при чем! Это для рифмы, - тоже лучась весельем, отмахнулся зубастый Сашка.
Он был страшно доволен своей выходкой и, утром явившись к барону Дельвигу, рассказал ему и Евгению Баратынскому, молодому поэту, с которым Антон снимал жилье,об этом курьезном случае.

     Дельвиг тоже знал способность Кюхельбекера вести нескончаемые нудные разговоры и неумение вовремя откланяться – сам страдал от них немало!

     - А, ну-ка, повтори нам ещё раз эпиграмму! - попросил он.
       Долго они потешались, вспоминая нелепые выходки Вили, рассказывая о них Евгению  и  хохоча до упаду...
 
Пробыл у друзей Саша  часа два и убежал.
Шел домой и думал, что больше всего он любит бывать  у Тоси. Дельвиг, после окончания лицея, был определен в департамент горных и соляных дел, где развлекал сослуживцев веселыми историями и анекдотами, не особо вникая в работу и получая крохи. Вот почему  у них с Евгением Баратынским в комнате было пусто, да и еды почти никогда не бывало. Но всё же у них весело и беспечно...

Пушкин  не знал, что после его ухода,  поздно вечером, в дверь Тоси и Жени раздалась сердитая барабанная дробь, и в их маленькую комнатку ворвался страшный Виля: голова всклокочена, щеки горят, он размахивает длинными руками и не может начать говорить - от возмущения.

Женя бросился к нему в тревоге:
       -   Виля! Виля! Что с тобой?
       - Со мной? Со мной - ничего!- Повернулся к Дельвигу – Тося! Передай Французу, что я вызываю его на дуэль. А ты будешь моим секундантом!
       - Какую дуэль? Ты с ума сошел!
         Но Кюхельбекер только раздраженно и беспорядочно размахивал руками и бормотал:
        -  К черту, к черту!
        - Виля, ну, подожди! Ты же можешь убить его - надежду России!..- в голосе Дельвига задрожал страх.
        - Donnerwetter! Доннерветтер! Не хочу ничего слушать!.. И не старайся!
       Долгие уговоры Дельвига и Баратынского ни к чему не привели и утром Антону   пришлось идти к Пушкину с неприятной миссией и выложить условия Кюхли…

И вот друзья стоят у какого-то недостроенного склепа на Волковом поле и ненавидяще сверлят друг друга глазами. Но, спустя минуту, Пушкин  не удержался: нельзя было без смеха видеть, как Виля целится,- и он прокричал с улыбкой Дельвигу:

       - Тося! Иди и становись на мое место – здесь безопаснее всего!
       
Кюхельбекер от бешенства затрясся, сделал круг вполоборота, и -  раздался выстрел…

Дельвиг схватил свою фуражку в руки и с удивлением стал рассматривать на ней дырочку – Кюхля умудрился прострелить ее и не задеть его самого!..

Пушкин, который тоже не ожидал такой прыти от неуклюжего Вили, опомнился и начал громко хохотать, а потом, бросив пистолет, подбежал к посрамленному другу и стал обнимать его со словами:

       - Послушай, Виля! Говорю тебе без лести: ты стоишь дружбы без эпиграммы. Но пороха ты не стоишь, ей богу!

Пристыженный всем происшедшим, Кюхля в ответ обхватил его неловкими руками,  и они принялись шутливо мутузить друг друга. Сашка, смеясь, вывернулся из его объятий и сделал сальто, как бывало в лицее, когда его переполняли радостные чувства…

Жанно, которому Антон вечером рассказывал о дуэли друзей, рассердился не на шутку:

       - Тося, скажи, ты думал, что поощряешь преступление? А если бы Виля на самом деле убил Сашку?! Француз, знаю, никогда бы не стал стрелять в него! Ты понимаешь, что Виля, из глупой гордости, застрелил бы будущее, вдумайся! будущее нашей российской поэзии! Ты понимаешь, что вы - два оболтуса, чуть не натворили!?

       Дельвиг виновато сопел курносым носом. Он знал, что Жанно прав: он - серьезный человек, чуждый светских развлечений, целеустремленный и уравновешенный. Не то, что они, все вместе взятые. И всегда был таким. Он и сейчас серьезно служит…

Жанно перебил его мысли:

       - Знаешь, Антон, ты, оказывается, еще более безрассуден, чем те двое. Тебе надо было приложить усилия не к тому, чтобы состоялась дуэль, а к тому, чтобы ее предотвратить. Эх, ты!.. Как же истребить в нас это ложное чувство чести!?

Разошлись очень недовольные друг другом,не зная, что будут у их друга дуэли, и не одна, и не две, о которых даже и не будут знать...