Это самое... как ево...

                Когда и при каких обстоятельствах в поселке появился этот человек- никто не знал. Кто говорил, что он какой-то родственник тетки Серафимы, жившей на окраине поселка возле самой кромки густого ельника и таежного ручья, кто-то говорил, что он из "бывших", а кто-то думал еще Бог знает что. Деревня есть деревня. Тетка Серафима не водила дружбы с односельчанами, но и в конфликт не вступала. Ее не то чтобы уважали или побаивались, а как-то сторонились. Стоило ей зайти в поселковый магазинчик, старухи, тетки и все кто пришел туда послушать свежих сельских сплетен, разом замолкали, заискивающе кивали в ответ на привествие и старались во всех подробностях запомнить, что Серафимой было куплено, откуда доставались деньги и какого достоинства были купюры. Никто не знал, на какие средства живет Серафима, поговаривали, что за пенсией та ездит в райцентр, но не это было главное. Поселковые бабы могли бы простить Серафиме все: и скрытность и независимость и другие качества или недостатки. Они не могли ей простить только одного. Серафима не садила в огороде картошки. Предпочитала покупать. Сельчане воспринимали это как личное оскорбление. Как так-не садить картошки? И так бы они и дальше мучились этим вопросом, не появись однажды у Серафимы этот человек. Вопросов как минимум удвоилось.
                Просто в один хмурый, но теплый августовский день в магазинчик пришел мужичок неопределенного возраста, седой, низенького роста, все время щурившийся, хотя никакого солнца не было и в помине. В этот и все последующие дни, сколько его видели, он был одет в старую военного покроя зеленую рубашку, темно-коричневый свитер, пиджак на котором когда-то были синие и коричневые клетки, короткий плащ и одного с его волосами цвета кепку. Он облокотился на стоячий столик в углу магазина и стал смотреть то на стаканчик с серой крупной солью, то через окно магазина на остановку автобуса. Продавец Рая после получасовых раздумий подошла, взяв с соседнего столика 2 пустые пивные кружки, протерла стол и спросила: "Папаша, может налить чего, а...иль грошей нема? Мужичок приподнял на Райку голову и из под кепки посмотрел на нее. Пивные кружки вывалились из крепких Райкиных рук. Господи! Разве Рая, видавшая все и вся, алкоголиков всех типов и разных стажей и возрастов, выпивох и бездельников, ошивавшихся целый день у магазина с мутными лицами и осоловелыми глазами, могла предположить, что у этого будут такие глаза. Это были не глаза, а два редкой породы сапфира, которые могли добыты где-нибудь только разве что в индийской провинции Кашмир... Мужичок, сощурившись, беззлобно усмехнулся и сказал: "На рупь, тетя, это самое как ево, плесни балтийцу...!". На правой руке у него отсутствовало два пальца, на левой наличествовало всего два. Так в поселке появился Хиросимыч.
                Никто до последний дней так и не знал, как на самом деле зовут его, а обсудив это все на несколько раз, после разговоров и нехитрых размышлений типа "...как зовут?...да хер его знает как зовут... у Симки живет..." поселковые пришли к заключению, что звать мужика будут "Хиросимыч". Так и закрепилось за ним это - "Хиросимыч".
                Хиросимыча пробовали с его согласия и для его же блага привлечь к решению поселковых нужд и проблем, как то: пасти коров и телят, работать на лесопилке или разносить по поселку почту, быть учителем труда в местной школе, но тщетно... Местный поселковый "голова", не боявшийся разнимать пьяную драку своих самых строптивых оголтелых односельчан, не решался идти к Серафиме и ее постояльцу, а когда все же побывал там вместе с местным участковым, то оба оттуда вышли хмурыми, задумчивыми и любые дальнейшие разговоры на тему Хиросимыча пресекали.
                Когда сельчане видели Хиросимыча, то он обычно с деловым видом все время шел куда-то по поселку, засунув правую руку за пазуху, левую держа в кармане плаща. При взгляде на походку Хиросимыча, решимость и уверенность в абсолютной правоте своих взглядов на жизнь и реальность результатов своих усилий в этой жизни, можно было с уверенностью сказать, что Хиросимычу вот вот через пару минут должны вручить орден "Почетного легиона". Но обычно Хиросимыч вручал в магазине Райке рупь и два и пять, иногда, говорил: "Тетя, это самое как ево, плесни балтийцу...!". К другим людям он обращался также просто и незатейливо: "дядя" и "тетя". Иногда кто-то кричал Хиросимычу из своего огорода или двора: "Как дела, Хиросимыч? Ну что, достроил бункер свой?!!!". Тот приветливо снимал белую кепку, кланялся и в разговоры не вступал, объясняя это своей крайней занятостью.
                Магазин в поселке располагался на стратегически выгодном автонаправлении- напротив остановки, где иногда останавливались автобусы междугородных, а иногда и международных маршрутов. Хиросимыч, стоя за столиком, все время держал руку за пазухой у груди слева, нащупывая свой старый видавший виды портсигар и рад был с заезжим образованным человеком перекинуться парой слов под стаканчик другой. Портсигар Хиросимыч никогда никому не показывал. Украдкой, но сноровисто извлекал из него "Приму". Как только собеседник разговаривался, начинал о чем-то спрашивать, то Хиросимыч обычно становился суетлив, просил извинить его за крайнюю занятость, объясняя тем, что строит у себя в огороде "бункер" на случай атомной бомбардировки: "Хиросиму видели как в 45-ом жахнули...? О! То-то же, я это самое как ево, не хочу чтобы меня, это самое как ево, зажарили как пескаря, также... это самое как ево...Ну бывай, дядя, счастливо...тебе! Пора мне, бежать надо, это самое как ево, бункер достраивать..счастливо...". И уходил. Наверное, отчасти, это прозвище еще и потому приклеилось к нему, что каждый, кто хоть раз заговаривал с Хиросимычем, неминуемо должен был выразить свое отношение к возможной ядерной бамбардировке, методах и возможностях избежать ее последствий, да вот только разговора как такового никогда ни с кем у Хиросимыча не получалось. Стоило собеседнику, хоть раз заглянуть в Хиросимыча "сапфиры", собеседник уже ни о чем почти говорить не мог, только бы еще и еще раз посмотреть, успеть до отъезда автобуса...
                Односельчане не имели шансов узнать и убедиться воочию, на самом ли деле Хиросимыч строил бункер. Кроме огромных подсолнухов, высившихся вблизи огорода Серафимы, ничего ровным счетом нельзя было рассмотреть. Домой никого ни Серафима ни ее постоялец не допускали. И продавца Раю в ее магазинчике  сам  Хиросимыч не раз ставил в тупик, когда вместо привычных рупь-два-три доставал новенькую хрустящую зеленую пятидесятирублевую купюру, но чаще - сиреневую по "двадцать пять". "Хиросимыч, ты часом почту или банк не грабанул?", - интересовалась Рая. Тот щурился, гладил портсигар за пазухой и говорил ей: "Ты, тетя, это самое как ево...давай... не диспутируй, это самое как ево.. тута не ООН...деньги Родина дает будь спокойна...плесни балтийцу, а сдачи нет, так.. это самое как ево, не забудь сколько мне там...!".
                Как-то ранней весной вдруг через весь поселок несколько раз останавливаясь проехала светлая "Волга" старой модели. Примерно два или три дня эта "Волга" стояла у дома Серафимы и видели женщину и скорее всего, через час уже бы все знали кто она, зачем и откуда, не спрашивай водитель "Волги" по пути где дом Серафимы. Деревенские разделились поровну: одни были за то, что это дочка Хиросимыча, другие за то, что это родственница Симы.
                Хотели спросить саму Симу, но Симу эта самая "Волга" увезла и очередной деревенский вопрос на злободневную деревенскую тему повис в воздухе. Настало очередное лето и все было бы как всегда, не обрати внимание Рая и пара алкашей из завсегдатаев тамошнего магазинчика на отсутствие Хиросимыча.
                Когда его нашли дома, то Хиросимыч так же крепко, теми пальцами, что были на его правой руке, за пазухой держал свой старенький портсигар. Мужики слегка растерялись, но деревенская сноровка взяла вверх. Стали подтягиваться другие мужики и бабы. Искали документы, и искали долго. Нашли. Среди вещей и документов не нашли орден "Почетного Легиона", но там оказались наградные книжки ордена "Славы" трех степеней на имя гвардии сержанта, старшины и младшего лейтенанта Маркелова Людвига Исаевича, деньги в сумме 3500 рублей, письма женщины Маркеловой Ядвиги - дочери Людвига Исаевича и племянницы Серафимы Исаевны, открытки, почтовые квитанции из района о денежных переводах и посылках.
                Когда Хиросимыча хоронили, то мужики на похоронах отошли в сторону покурить. Почему то было много незнакомых людей, как будто даже с областного военкомата. Мужики раскрыли Хиросимыча портсигар. Там было 4 сигаретки "Прима". Взяли две и две оставили. Портсигар потом положили у груди Хиросимыча, где он обычно его и держал. За резиночкой на правой стороне портсигара нашли вкладку  - фрагмент новогодней открытки и за ней - маленькую старую фотокарточку, откуда щурясь глядел в лица этих не совсем трезвых сельчан двадцатилетний гвардии сержант Маркелов Людвиг, держа у груди наискосок снайперскую винтовку. На другой внутренней стороне портсигара была гравировка "Маркелову Л.И. - снайперу 3 отдельного разведдивизиона.. на добрую память от бойцов и командиров." Были еще две глубокие вмятины с внешней стороны корпуса портсигара. Я так думаю, что, скорее всего, от пуль...а от чего еще они могли быть...
                Бункера в огороде у Хиросимыча не нашли, но увидели неподалеку от подсолнухов вблизи дома в прохладном месте, рядом с сосняком импровизированный мини-садик, где уступами в ручеек лилась мини-водопадиками вода, была импровизированная самодельная мельница с речным приводом и маленькое деревцо. Дочка Раи - продавца магазина до окончания 7 класса ходила к этому ручейку, сидела там с подружками и они старалась сделать так, чтобы колесико мельницы все время вертелось...но ведь жизнь... это самое как ево... продолжается?...