Один раз...

                Тётя Фрося старалась всё делать на один раз. Если не удавалось что-либо сделать за один раз, то она это делала крайне неохотно. Кто-то однажды принёс ей цветок в горшке и Фрося полила его один раз и выставила  на балкон, тут же забыв  о его существовании. Этот цветок так плотно сросся корнями с горшком, что его смело безо всякой боязни перевернуть донышком горшка вверх, а самим цветком вниз и незадачливый прохожий мог нисколько не опасаться за свою голову, что тот на неё свалится, а сам цветок в таком положении больше получил бы от соседей снизу или от самой природы влаги нежели от тёти Фроси. Если кто-то предлагал тёте Фросе выпить, то все знали, что ей нужно наливать только один раз и без разницы куда: будет рюмка на столе-значит в рюмку, но до верху, а если кружка - так  в кружку и тут уж...извините! - все равно доверху. Такая она была тётя Фрося.
                Сама тётя Фрося жила на пятом этаже в обычной "хрущевке" и когда у неё стали отказывать ноги и ей было всё труднее и труднее подыматься на пятый этаж. то даже тогда она отказалась переселяться на первый или второй этаж, хотя возможность такая у неё была. Соседи оставляли у Фроси своих маленьких детей, пока шли в сберкассу или ездили к родственникам, иногда - собак на время отпуска. Когда хозяин пса возвращался из отпуска, то пёс, изрядно похудевший с ввалившимися боками и очумелыми от голода глазами, кидался ему навстречу поджав хвост и затравленно озираясь на тётю Фросю. Очевидно пса тоже кормили один раз за время отпуска его хозяина. Иногда Фрося приходила к дяде Фролу - брату её отца, которого война навечно зачислила в списки "пропавших без вести". Они выпивали, но веселее им не становилось, как  не могло стать весело  тем, у кого война забрала навсегда брата и отца. Когда Фрося приходила к дяде, но он зачастую говорил  ей: "У  меня  нету выпить Фрося!". Та, вытаскивая из-за пазухи бутылку, отвечала; "А ты у меня купи...". Дяде не очень нравилось, когда Фрося приходила...Она курила, но терпеть не могла окурков на столе и всё время просила тут же окурок убрать подальше  с её  глаз, она выпивала один раз до краёв наполненную ей тару и потом сидела напротив  окна и плевала в него. Это не нравилось дяде Фролу, но Фрося была единственным родственником его единственного брата. Дядя давал Фросе книги, которые она никогда не возвращала. Раньше у Фроси была сестра - близнец Ульяна. В том районе, где Фрося жила с сестрой, раньше кроме нескольких бараков и двухэтажных старых домов, да и еще зернохранилища и элеватора больше ничего не было. Раньше был радиотехнический полк, который  вскоре после войны расформировали, а на его месте стали строить колонию для заключенных. Окно в комнате Фроси как раз выходило на сторону колонии и в это окно Фрося всё время плевала, приговаривая; ".....угробили мамку упыри блять, а тятька гдэ....".
                Фрося с сестрой после войны долго работали на элеваторе. Однажды Ульянка упала в  сушилку с зерном и её тут же "засосало". Фросю увезли в больницу с нервным срывом, а когда вылечили, то Фрося уже не могла работать на элеваторе. Ей всё время казалось,что Улька манит её из зернохранилища рукой, улыбается и ласково говорит ей; "Ну что же ты не идешь, Фрося, ну иди же, иди..". Фросе хотелось самой упасть в эту медленно вращающуюся против часовой стрелку огромную зерновую массу, навсегда соединившись с сестрой и тятей. С элеватора пришлось уйти. Фрося подрабатывала в булочной, где был кафетерий, но там её уличили в краже булочек, потом она работала в школьной столовой, таскала домой сосиски, пюре и кашу. Ей пригрозили судом. Дядя Фрол был согласен, чтобы племянница жила с ними, но жена сказала ; "Или я или она...".
                Однажды дочь Фроси - Дарья прислала  дяде Фролу много денег и попросила собрать мать в дорогу и отправить в Москву, погостить. Прежде Фрося никогда и никуда не выезжала  за пределы своего городка, долго раздумывала, потом согласилась после уговоров дяди ; "Ладно, раз только съезжу и всё, больше уже никуда и никогда".  Была поздняя осень. Поезд так долго шел через всю страну, так долго, что Фросе начинало казаться, что она всю свою жизнь прожила в этом трясущемся вагоне с неудобным и вонючим туалетом, узким коридором, без конца хлопающими дверьми тамбура, шатающимися туда-сюда пьяными матросами и солдатами, возвращавшимися после службы домой, азербайджанцами с небритыми лицами и золотыми зубами, глухонемыми, сующими тебе под нос журналы, газеты и какие-то безделушки, нескончаемыми станциями и долгими стоянками на полустанках...но наконец этот поезд дошел.
                Когда Дарья увидела мать на перроне, то какая-то невидимая сила снаружи вдавила ей живот, сдавила диафрагму и она до крови прокусила себе губу. Мать была в чунях из обрезанных валенок, лыжных штанах, фуфайке и платке. Зубов у Фроси уже почти не было. Когда они ехали на такси в Измайлово, где дочь с мужем остановились на время приезда из-за границы в СССР, то Дарья плакала, а Фрося смотрела  в спину шофёру. На вопрос дочери, о том, чтобы ей было интересно увидеть в Москве, Фрося ответила ; "Оштанкинску башню....". Потом они долго сидели в гостиничном номере, говорили, а  когда  вечером освободился от дел муж Дарьи, то дочь предложила матери переодеться и поехать к той  самой  башне, где  есть крутящийся ресторан  "Седьмое небо" и что муж может устроить им так, что они в этот ресторан попадут. Фрося ответила : "Нет, Дашка не поеду я туда....". Дарья переспросила почему, а Фрося ей ответила ; "Там нельзя будет в окно плевать...". Потом  дочь собрала на стол закуску, купили выпить. Фрося выпила и громко запела; "...а белай акашии хрощтья душыштыи, ношь на пралёт наш шводили ш ума...". Пришла администратор этажа и сделала замечание. Фрося увидев администратора, одетую в шерстяной костюм и красивый платок, сказала ; "Ну ты кишка столишная...Памир упирается в небо, а хер-в нёбо, а ты не при куда не надо...". В этот вечер тётя Фрося единственный  раз в своей  жизни выпила два раза. Она спросила, можно ли ей так сделать. Дарья и так плохо понимала происходящее. Говорила матери что-то сбивчивое  и малопонятное...А Фросе и не надо было ничего говорить. Она знала,что и тятя её, наверняка, пил один только раз и до краёв. Из окна гостиничного номера с тётей Фросей не видна была Останкинская  телебашня, но люди там сидели в медленно крутящемся ресторане почти на одном уровне с облаками и выпивали...и вряд-ли только один раз. Обиженная на Фросю администратор гостиницы плакала от неслыханного оскорбления у себя в  комнате, а Фрося с дочкой громко пели песню : "Только раз бывает в жизни счастье, только раз судьбою рвется нить, только раз в холодный  этот вечер ....".