Уй!

         Кирюша ненавидел на свете две вещи: своё  имя и свой  рост. С остальным он ещё как-то мирился. Не то, чтобы очень, но всё же как то мирился. А вот с ростом и именем- никак!  Он как только  задумывался о том, что ему придется где-то называть свое  имя и отчество "Кирилл Константинович", или инициалы "К.К."  так  ему сразу же становилось  дурно.  Ну вот что это такое "КаКа", как это вообще можно произносить!? А ведь они все  его  так  и  доводили  этим до белого каления : "А Ромочкин - Ка-Ка! ОбКаКался, ОбКаКался, ОбКаКался!", - кричали ребята в школе. А Кириллу было обидно и он носился за ними и дрался со всеми, не взирая на весовую категорию, старшинство обидчиков, время  суток и количество уроков. В драке  ему все время приходилось подпрыгивать, чтобы достать до ненавистной  ему физиономии противника, издававшей такие ненавистные для него звуки и буквы. Дома мама ему каждый  день по его просьбе  измеряла рост и  как можно спокойнее пыталась разумно объяснить, почему нельзя изменить однажды и на всю жизнь данные ему  имя и отчество.
               
         "Ромочкин, к доске....", - говорила учительница в школе и при этом смотрела поверх ученических голов и своих очков  в глубину класса, но  почти ничего не видела и тогда ей приходилось в паузе под ненавистное Кирюше хихиканье учеников выпрямляться, сидя на  стуле, и тянуть шею. Только в этот момент Кирюша Ромочкин и появлялся. "Уй!...", - говорила учительница. "Уй, ну и дура!", - злился  про себя  Кирюша. "Уй!...", - говорил учитель физкультуры, глядя на шеренгу  мальчиков и девочек. В этой шеренге  Кирюша был последним по росту среди мальчиков. Рядом стояла, наоборот, самая высокая в классе девочка. И у этой девочки уже была не по годам развитая  выпуклая грудь. А он-Кирюша  своей макушкой до этой самой груди не доставал. А что было делать? "Уй, физкульт-притырок!", - злился про себя Кирюша.  И  идя к доске и прыгая кое-как через "козла"  обещал себе, что он вырастит и отомстит всему этому  миру за несправедливое к нему -  Кириллу Константиновичу Ромочкину отношение. Дома Кирилл по-долгу висел на сделанной ему папой перекладине в дверном проеме комнаты и зажмурившись пытался сосчитать до ста, пока не разжимал  пальцы рук, понимая, что еще чуть-чуть и  его руки  с пальцами оторвутся и пальцы останутся  на перекладине, а он сам  шлепнется на пол. Но руки почему-то не отрывались, но он -шлепался и падая, он  говорил каждый раз: "Уй!...".
               
         В 10 -ом классе их вечно мятый и мутный с похмелья военрук - невзрачный майор Гусак с  чудовищно уродливой фуражкой на голове повел ребят на  приписную комиссию в военкомат. "Уй, какой маленький!", - изрек   председатель комиссии и посмотрел на обложку личного дела Кирюши. - Наверное, Кирилл Константинович у нас  танкистом хочеть быть, верно....?". Кирюша не сдержался и  наговорил  председателю комиссии  своих мальчишеских   резких дерзостей после чего  Ромочкина - старшего вызвали в школу, а председатель  комиссии в военкомате,  тяпнув с военруком у себя в кабинете  водочки и вдоволь наматерившись и покурив, поставил  на обложке личного дела будущего призывника  Ромочкина  синюю печать "Предв.Годен.Приписка- ВМФ" (3 года).
               
         Был ясный безветренный, очень солнечный  такой  день. Была суббота и все матросы  на корабле были  заняты  большой  приборкой. Корабль мыли  сверху  вниз и наоборот, снаружи и внутри, в несколько приемов и под несколько "этажей"  отборной ругани и мата старшего помошника  командира корабля Валерия Павловича Лещенко по прозвищу "Леший". От злости и от срока службы старпом уже давно был лыс, а при виде плохопроизводимой матросами приборки череп старпома покрывался "алым багрянцем". "Леший" вслух так об этом и говорил при каждом  удобном случае. Это производило нужный  эффект на матросов и на самого старпома. Он был доволен собой, а матросы, как ему казалось, лучше прибирались . Лейтенанта Ромочкина старпом увидел издалека.   Нельзя было не увидеть....На пирсе  из громкоговорителя  звучала какая-то новая песня нового неизвестного еще старпому певца про какой-то светофор "...все бегут, бегут, бегут, а он горит....". Песня соответствовала темпу приборки и поэтому старпому нравилась, а издалека замеченный  им  лейтенант - нет. Лейтенант Ромочкин поднялся по трапу на корму корабля, поставил на палубу  рядом с собой  портфель, в котором были две рубашки, две пачки стирального порошка "Лотос", бутылка водки и  кортик, и отрапортовал старпому о том, что ближайшее время Валерию Палычу придется каждый день на подъеме и спуске флага видеть его - Ромочкина  физиономию. Старпом, при виде  Кирюши, а если точнее - надетой на том фуражки, только и смог сказать: "Уй!...бля...кто это...!?". Но старпом быстро пришел в себя и  объяснил Кирюше, что он-старпом "клянется тому и всему экипажу своим лысым черепом, что никакая военно-морская сука и бл...ть, вчерашняя не нюхавшая моря и службы "институтка", не имеет права носить такую фуражку, которую даже  командир эскадры  не осмелился бы надеть, что это неслыханная на всю их "дикую" бригаду надводных кораблей охраны водного района дерзость и наглая выходка  "окурка-недомерка-маломерка-пиз...юка-обмылка и дрыща", которому судя по наглости и замашкам самое место  в танке, а не на вверенном ему-старпому корабле". Это вкратце, а так-то старпом  еще очень многое сказал  Кирюше и при этом  череп старпома часто покрывался "алым багрянцем". Потом Леший неожиданно для себя улыбнулся и довольный собой добавил : "Еще раз увижу Вас в этой фуражке, то я Вам дефлорирую Ваше неокрепшее лейтенантское  мировозрение  на всю  ширь, глубь и  толщину, ясно...? В фуражке Вы должны служить и жить, это Вам не декорация в Большом театре. Вы хоть пиз..у  себе на голову наденьте-я пойму. А вот этого Вашего головного убора я не понимаю и здесь на "Вдохновенном" Вам его не позволю!!! Вы, бля...не Роберт МакНамара и не Джон Першинг. Вы что, бля..хотите, чтобы нас из космоса невооруженным глазом бля..видно было  по Вашей фуре, а..! Вопросы есть? Нет! Все!...  Вот так-то, Ромочка! ". Кирюша тоже остался доволен, ведь старпом  не сказал ему "КаКа!", а ему -Кирюше это только и надо было. Фуражку свою он потом спрятал в портфель, где вскоре в каюте её всю обгрызли крысы.
               
         Нельзя сказать, что на флоте служить  труднее или легче  , чем в других родах войск. Нет... Единственное, без чего на флоте нельзя служить, так  это без характера. Не важно, какой он у тебя- плохой или хороший. Лишь бы был, а там такие как "Леший" и ему подобные "отшлифуют и доведут" твой характер  до состояния  крупного военно-морского бриллианта. Несмотря на то, что старший помощник командира корабля Лещенко В.П. регулярно "снимал  стружку" с лейтенанта "Ромочки", как он звал последнего, старпом втайне любил  Кирюху и испытывал к тому симпатию. Но законы корабельные неумолимы. Кирилл сидел в каюте с другими офицерами, пил водку, накалывал острием кортика  кусок   копченой твердой как  бетон   колбасы и жалел, что ему не придется носить свою великолепную фуражку, сшитую им у одного севастопольского  мастера морских головных изяществ. Офицеры  говорили  ему : "Да,  Ромочка, не повезло тебе, начальник дивизиона  у тебя-зверь, намучаешься ты с ним, лучше сразу за борт прыгай!".  Кирюха не верил. Кирилла  как-то сразу на корабле все полюбили, от старпома до последнего трюмного  матроса. Исключением был только командир  дивизиона - Олег Петрович Маникин, по прозвищу "ОПа!..." или "Манекен". Тот не любил никого и Олега Петровича , соответственно, - тоже не шибко жаловали. У Олега Петровича  в каюте были боксерские перчатки и он любил  поупражняться, но вот только  пару  ему не все составляли  охотно. Кирюхе доставалось  чаще. Хотя все было в пределах нормы и Олег Петрович давал возможность выплеснуть подчиненным  "излишний пар", слегка боксируя  с ними в своей  каюте, поддерживая  свою  спортивную "форму"  в нужной кондиции, такая педагогика была  Кирюше не всегда по-душе. Вместе они прослужили три года и  так  и не  нашли  общего языка. В конце-концов Олег Петрович  так  "достал" Кирюшу, что однажды в  очередном спарринге, Кирюша взял да и вложил в удар боксерской  перчаткой по корпусу "Манекена" всю свою  накопившуюся к тому  злость. Олег Петрович тихо сказал "Опа!" и осел на пол. Потом  ему удалили  селезенку, желчный пузырь и очень-очень долго лечили, а  Ромочке Военный трибунал флота определил "для дальнейшего отдыха"  четыре года колонии общего режима.
               
          Через три года Кирюха освободился. Ему дали справку об освобождении, денег на проезд, которых до дома   явно не хватало. Его никто не встречал. Он  решил навестить своего бывшего старпома Валерия Павловича. Когда Кирилл пришел к "Лешему", то когда-то наводивший страх и  ужас на  весь личный состав бригады кораблей охраны водного состава старпом лежал в тельняшке и трико на диване под одеялом и смотрел по телевизору  "Санта-Барбару". Старпом ругал что есть силы недотепу Круза Кастильо за неосмотрительность и Сиси Кэпвэлла - за  наглость и сетовал, что те оба не служили у него на  корабле, а то "он бы им показал, как надо жить". А еще бывший старпом  за последние время очень сильно "сдал" и заметно постарел.  Жена Палыча-Лариса, встретив  в дверях Кирюшу, заплакала и, обняв, долго гладила по коротко стриженой голове, вдыхая неясный, незнакомый ей чужой  запах. "Кто там еще,а?... Лариска!?", - спросил с дивана  Валерий Павлович.  "Здравия желаю, Валерий Палыч, бывший старший лейтенант Ромочкин, проездом..!", - сказал Кирюха. "Уй!...бля Ромочка..., "- только и смог сказать бывший старпом "Вдохновенного" и  его горло перехватило, дыхание смешалось со слезами и все перед глазами поплыло..... Потом они долго сидели и вспоминали  тот не очень продолжительный период совместной службы, говорили и молчали. Валерий Павлович с женой подобрали  Кирюхе кое-какую одежду, дали денег, сколько у них было на тот момент времени и еще заняли часть у соседей.... Палыч, вспомнив в какой фуражке  Кирюха пришел служить на его корабль, подарил на память свою фуражку с обвисшими краями и  старым от времени, сырости, в желто-зеленых разводах чехлом. Через восемь месяцев Валерий Павлович умер.  Ромочка уехал в противоположный конец страны и стал работать на буксире в порту, подтаскивая уставшие и ржавые подводные лодки к пирсу и помогая кораблям не спеша занять свое  место  в бухте.