Номер 182

1. Знакомство

— Это всего лишь музыка — мусор в сознании общества. Её нужно выкинуть!
— Но… а как же простые звуки? Именно они рождают музыку. Сама тишина — и есть музыка.
— Тишины здесь уже не будет. Головы должны быть заняты важными мыслями! Имена вождей, героев нашей страны, нашей планеты, слоганы — они должны быть на устах наших младенцев, а не этот хлам, от которого нет толку.
— А от этих имён разве есть прок?
— Вы, я надеюсь, шутите?! Здесь даже шуточки такие неуместны, а вы хотите об этом поговорить всерьёз? Вы хотите поднять тему искусства? Это уже, знаете ли, бунт!
— Если подумать, что такой вопрос мог возникнуть у меня, то у других он тогда тоже может возникнуть, — сообразил я. Он промолчал, а я осмотрелся:
— А что это, простите, за место? Похоже, я здесь впервые.
— Не только вы. Ничего не помните? — он подошёл к огромному круглому окну и указал в какую-то точку. — Видите?
— Нет. Там же стена?.. Здание напротив вплотную стоит. И стена белая. Что там можно увидеть? — я подошёл ближе, чтобы приглядеться. — Ей-богу, ничего не вижу.
— Бог здесь совершенно ни при чём! Он бы не стал терпеть такое!.. Но вы правы — здесь совершенно белая стена. Но некоторые люди замечают в ней какие-то трещины! Вот вы же не заметили!.. — он подошёл сам поближе к стене и произнёс: — И лично я ничего не вижу! А они чепуху мелют! Мол, есть трещинки.
Я удивлённо подошёл поближе и потрогал стену рукой — совершенно ровная, белая… Белая. Что это?..
— Это цвет! — крикнул он сзади, а потом эпатажно обошёл меня и приткнулся прямо к моему лбу:
— Вы молодец. Мы давно искали существо наподобие вас. Но не могли никак найти...
Он отошёл немного и покосился на эту белую неприглядную стену; почесал затылок, а потом сказал:
— Хм... Так вы придумали себе имя?
— А что, разве у меня его нет? — я осмотрелся. — И вообще, где я нахожусь?
— Вы находитесь в Главном здании! Сейчас вам нужно знать только это. Ну и узнайте уже имя своё, прошу! — казалось, он начал свирепеть, но вдруг резко остыл: — Вы что, не в силах ничего придумать? — он посмотрел на меня, а я лишь отрицательно покачал головой. — Прекрасно. Вы и вправду идеальны для нас.
— Я полагаю, что мне куда-то нужно... — я осмотрелся ещё раз и увидел небольшой стол рядом с окном. — Странно…
— А что странного? И почему вы решили, что вам куда-то нужно?.. — он медленно достал свою шпагу и положил её на стол.
— Я почему-то был уверен, что мне куда-то было нужно. Но теперь мне стало не по себе. От этой шпаги… И этот стол, я его не видел раньше…
— Это нормально. Вы же человек! Вы это поняли, надеюсь?
— Человек? — я удивился слову, которого раньше никогда не слышал. — Эм… А вы тоже этот самый человек? — я подошёл к нему поближе, чтобы всмотреться в его лицо, но он решительно отошёл назад. Шпага лежала неподвижно. А он медленно обошёл круг и, как солдат, хлопнул ногами и отчеканил:
— И я тоже, знаете ли! — он смотрел куда-то в сторону, кажется в тёмный угол на стене, и, задумавшись, произнёс: — Но мы всё равно с вами отличаемся. Вы — первая удачная модель. Поздравляю...
— Спасибо. Это мне льстит. Кажется, я придумал себе имя. Можно я буду называть себя «Шпагет»?
— Странное имя пришло вам в голову, товарищ Шпагет. Но в этом нет ничего плохого. У каждого из нас довольно интересные имена. Меня вы можете называть «мистер Жгут».
— Жгут?
Он поправил меня: «Мистер…»
— Хорошо, — перебил я его: — Я смогу это запомнить. Так что же, какова моя миссия здесь?
— А кто вам сказал, что у вас есть миссия? — он опять быстро рассвирепел, но тут же остыл: — Вы чересчур надоедливы! Вам об этом не говорили?..
— Мне говорили об этом однажды… Сегодня… Сейчас. Я не понимаю… — я огляделся: вокруг всё резко потемнело.
— Это ощущение времени. Понимаете? Время… Оно вперёд движется! Не назад.
— Что это значит? — и я посмотрел на него; он подошёл ко мне вплотную и произнёс как-то угрюмо:
— Это значит, что однажды вы умрёте…
— Умру? — глаза мои собрались в кучку, как и брови: — А что значит это?..
— Это значит, что однажды все ваши действия вами же и обесценятся, однако вас это уже не будет волновать. — Он вальяжно обошёл меня со всех сторон: — Вы боитесь?
— Я не боюсь… Кажется, я не понимаю…
— Вы идеальны.
— Спасибо.


2. Обыск

— Мистер Шпагет, вы верите мне?
— Что за вера? Я не могу понять, о чём вы мне тут толкуете!? Где те вещи?!
— Пожалуйста, смилуйтесь над нами!..
— Смилуйтесь? Откуда вы набрались таких словечек? Они мне противны, как и само ваше существование!
— Существование? О чём вы говорите? Вы понимаете, о чём вы говорите?..
— Я понимаю лишь то, что вы хотите от меня скрыть! Не пудрите мне мозги! Где те вещи?!
— Вы себя слышите? Вы уже стали таким же, как и все здесь! Только вы продолжаете ещё во что-то верить!
— Какая вера? О чём вы говорите? Вы пытаетесь меня запутать! Где те вещи?
— Вы не должны этого делать! Не обязательно убивать нас, мы хотим жить! Пожалуйста, одумайтесь!.. Скольких вы уже убили? И какое у вас оправдание?! Где ваши чувства?..
— Чувства?.. Незаконное слово! Стреляйте!..

И молчание...
Тишина пронзила мою душу. Я часто слышал подобные слова, но никогда не придавал значенья им. А теперь мне кажется, что я что-то упускаю, и я что-то начал понимать. Но не до конца… Получается, что я изменник?.. Я видел их, этих изменников. Почему их так называли? Потом в них летели пули и пронзали тела их насквозь. А дальше? Они переставали быть изменниками! Они освобождались от этого бреда! И я так же что ли должен освободиться? Чёрт, что со мной? О чём эти мысли?.. Я слышу стук сердца. Когда эта забава перестала быть игрой? Я не понимаю, что со мной происходит?! Откуда эти чёртовы мысли?
Прозвучал выстрел.
— О боже!..
— Мистер Шпагет, что с вами?
— Для вас это не должно иметь значения. Лучше обыщите эту квартирку. Мы точно здесь найдём что-то! — марионетки исчезли, а я тихо стёр слезу, выпавшую из левого глаза.
«Теперь мне стало стыдно...»
Бездыханные тела лежали всюду. Кажется, это тело было дочкой изменника. А это — его женой. И его жизнь!.. Здесь, за стеной. В дыре… Почему они называли это жизнью?.. Эти картины, эти тряпки, эти книги?.. Зачем они им нужны?.. Эти жизни… Что в них такого? И что со мной не так? Что это за бред, вертящийся в моём черепе? Почему это происходит?.. Всё кружится…
Я слышу стук сердца.


3. Сон

Я открываю глаза в огромной белой комнате. Пустота ощущается снаружи и внутри. Действий никаких не хочется.
Кто я? Зачем я здесь нужен?
Кто они?..
Ко мне подошли непонятные существа, похожие на нелепых монстров. Где-то я их уже видел. Эти чучела несут меня куда-то... Но я не могу им ничего сказать. «Что с языком моим? А что со ртом? И куда они несут меня?»
Ничего не видно.
Вокруг бело... Внизу, вверху.
Всё белое. Внизу, вверху…

— Просыпайтесь! Что с вами? Вам плохо? — эти чучела растворились, зато теперь передо мной стояли другие, такие же страшные рожи ещё живых людей, моих марионеток.
— Со мной в порядке всё! — я поднялся и стряхнул с себя пыль: — Я надышался этой заразы, видимо. — и я резко кашлянул в их сторону, а они разбежались, словно тараканы. Я засмеялся.
— Что? От неё можно упасть в обморок? — испугавшись, спросил один из них.
— Почему вы смеётесь? Разве это разрешено? — подозрительно спросил другой.
— Как видите, — ответил я обоим, но понимая, что скоро возьмутися и за меня. — И меньше вопросов, товарищи... как вас там?! Неважно!
— Хорошо, мистер Шпагет, — они отошли чуть назад.
— Так что вы нашли? — вспомнил я вдруг свою роль.
— Всё то же: картины, украшения, мозаики, книги, ковры.
— Не перечисляйте! Не хочу слышать. Сожгите! — продекларировал я свой текст.
— Так точно, мистер!
«Шпагет забыли!..» — прозвучало в голове.

Сожжённые книги дымились, а горящие картины покрывались чёрной плёнкой, которая ещё секунду держала их изображение. Трупы горели там же, вместе с такими же неживыми вещицами, ненужными давно уже в этом обществе. Горели плёнки с когда-то придуманными фильмами, а их авторы в последний раз напоминали о себе тонкими струйками дыма и искрами, которые, подобно фейерверкам, развлекали и людей, проходящих мимо. Но те даже не смеялись и не прыгали от счастья. Они не смели делать такого, поэтому лишь молча проходили мимо. Но в их потухших и немых глазах заметен был едва тёплый огонёк, который всё никак не мог вырваться наружу.
А внутри меня начинало что-то ныть и жалить, но я сдерживался. А что жалить-то? Душу? Сердце моё? Тело? Это бред какой-то! Я не хотел в это верить. Я не хотел верить в то, что какие-то мёртвые вещички смогут так сильно зацепи ть. А чем цепляют-то? Нет в них ничего такого! Или есть? Во всяком случае, они смогли затронуть мои мысли. А это уже попахивало изменой…
— Нет, нет, ты должен сосредоточиться. Слушай своё дыхание! Один, два, три…

Я открыл глаза в какой-то огромной белой комнате. Пустота ощущалась внутри и снаружи. Действий не хотелось. Кто я? Зачем я здесь нужен?
Кто они?
Ко мне подошли какие-то непонятные существа, похожие на нелепых монстров. Где-то я их уже видел. Эти чучела понесли меня куда-то. Но я не мог им ничего сказать. Возникло чувство, будто у меня больше нет языка, или я просто разучился говорить. Куда они несут меня? Ничего не видно. Всё белое. Внизу, вверху. Всё белое. Внизу, вверху…
Это было уже мне знакомо, но я не мог вспомнить откуда. Может быть, я и правда надышался этой заразы… И где я это уже ощущал? Что это за монстры? И куда они вообще меня волокут?
— Кто вы? — попытался спросить я, но звук будто засел внутри, где-то между лёгкими и языком, тяжело давя на горло. Я смог лишь выдохнуть. Однако я почувствовал какое-то нелепое давление. Где-то рядом с сердцем или в мозгу… Я задумался: «Как можно такое перепутать?» Я засмеялся: «Я что, схожу с ума?»
— Кто вы? — попытался я спросить ещё раз, но уже широко улыбнулся, думая, что это лишь сон. И, кажется, они смогли меня услышать. Или просто поняли моё стремление и желание им что-то поведать. Они резко остановились и покосились друг на друга. У каждого из них был лишь один глаз, но по четыре конечности, как и у нас, людей, только опирались они на все эти члены; сзади торчал какой-то огромный неестественный хвост.
— Что вы за существа? — спросил я. Они посмотрели мне в глаза:
— Мы хотели бы знать, что вы за существо! — один из них подошёл ближе, и, видимо, слышал я именно его: их ртов я так и не смог найти. — Что вы за существо, вы сможете нам рассказать? И почему вы сжигаете достояние неких… людей? Что они сделали вам плохого?
— Я ведь тоже человек! — ответил я и посмотрел уже подозрительно на своё тело. «Действительно, я же человек!»
— Нет. Вы и сами, похоже, не знаете, кто вы! На самом деле, вы даже внешне очень сильно от них отличаетесь. Вы слишком худы для человека. — Он быстро взял мою голову в свои конечности и повертел ею, как какой-то пустой коробкой. — У вас слишком длинный череп для человека. — Потом он сильно надавил мне на руку и ногу, но боли я почему-то не почувствовал. — У вас слишком мягкие кости для человека. — Потом он откинул меня, опять взял за ногу своей конечностью и поволок дальше: — Вы лишь жалкое его подобие.
Мы прошли в тишине какое-то время. Моя голова была пустой — без всяких мыслей. Так мы шли очень долго, а я пытался оглядеть пространство, что расположилось подо мной, да и вокруг. Эта белая пустыня квадратов: мы находились, будто бы, в какой-то огромной белой комнате, где нет ни столов, ни кроватей; даже потолка здесь нет, а небо куда-то испарилось. Здесь не было деревьев и птиц, которых мои марионетки так яростно ненавидели и постоянно бегали за ними, за этими голубями, а винтовками пытались расстрелять даже деревья, на которых сидели эти птички.

«Что это за место... Что это? И где?»
Но мне никто не отвечал, и мы скитались по этим пустым местностям долгое время, как вдруг одно из существ вновь заголосило:
— Так кто вы, и зачем сжигали, помните, достояние человечества? Портите то, что вам даже не принадлежит?
— Я ничего не портил! Я просто знал, что это зло. Я знаю это и сейчас. Я знаю, кажется. Я знаю… Я… — в этот момент я посмотрел на свои руки, которые почему-то стали длиннее, как и пальцы, которые больше уже походили на спицы. — А где эти линии? Где отпечатки?.. Кто же я? И что с моей памятью... Мне страшно.
— Кто вы? — он резко встал и посмотрел в упор, и я впервые увидел своё отражение в его глазу. Ужасное, скользкое существо смотрело на меня через этот наинелепейший глаз. Я сам был этим существом в отражении. «Но почему я не видел себя таким раньше? Почему? И кто я?»
— Кто же я? — кричалось внутри, но рот так и не открылся.
— Вам виднее. Когда вы родились? — другие существа, которые были рядом, куда-то исчезли или ушли. От волнения я этого даже не заметил.
— Кажется, несколько дней назад. Я появился в каком-то кабинете. И смотрел на стену. Белую стену…
— А что было до этого? — и он повернулся в мою сторону, продолжая топать по странному полу этого пространства: иногда появлялись какие-то странные узоры, фракталы, а потом они испарялись, а существо это продолжало издеваться: — Разве вы не помните? Если вы утверждаете, что являетесь человеком, почему же вы не помните своего детства, своего рождения?
— Рождение я помню, но детство?.. — я задумался над этим новым словом, которого раньше никогда и не слышал. — А что такое детство? И как мне его вспомнить?
— Детство — то, что должно было быть с вами до того, как вы потеряли память, но после того, как вы родились. Его мало кто помнит: обычно о нём вспоминают в первую очередь. Особенно, когда оказываются у нас...
— Что? Значит, я первый такой, непомнящий детство, который оказался здесь у вас?
— Мы не имеем права обсуждать эту тему. Но, собственно, да — вы первый, кто не помнит своего детства. Даже с такой отвратительной внешностью, как у вас, стоило бы его вспомнить. Это же лучшие воспоминания перед смертью!
— Смертью?.. Какой ещё смертью? О чём вы говорите?
— Вы не знаете, что такое смерть? Или вы просто расстроены, что умираете?
— Я умираю?.. И что же такое смерть? Что происходит? — цвета резко изменились, а потом всё стало чёрно-белым.
— Вы слишком требовательны к нам, мистер. Вы, во-первых, не первый раз уже бываете у нас. Во-вторых, вы слишком критично относитесь к искусству. Ну а в-третьих, вы прожили слишком много, судя по вашей шкале.
— Шкале?
— Вы довольно-таки глупы для человека. Вы уверены, что вы он?
— Он?..
И я потерялся. Будто сон начался в той реальности, где я сжигал все эти книги и картины. Я вспомнил вдруг, как меня учили искать дыры в стенах, которые вели к этим запретным темам, а потом я осознал, что я сам себе когда-то лгал!.. Я так и не вспомнил, почему вдруг возненавидел эти книжки и ковры; почему они так меня мучали?..
И вдруг я появился где-то. Сочные деревья расположили кроны вокруг меня, а ветер их укутывал, а потом трепал, стараясь вырвать из земли, да освободить этих заключённых. Наверное, ветер не знал, что тогда эти деревья погибнут... Как и мы погибнем без всего, что сами создаём.

— Вы видели людей в своей жизни? Вы читали их книги? Вы смотрели их фильмы? Вы пытались понять их мысли? Человеческие мысли — это вирус в сознании таких существ, как мы. Люди, бывало, вырывались из наших лап и опять оживали, считая всё это кошмаром. Сейчас, конечно, мы научились удерживать их: мы вырываем языки! Но вы смогли заговорить с нами. Это впервые. Но и это, к сожалению для вас, ничего не значит. Вы умираете, и ваши знания о нас и о нашем мире умрут вместе с вами.
— Но я о вас ничего и не знаю. И где ваш мир? Я ничего не вижу.
— Просто у вас два глаза, — укоризненно посмотрел он на меня. — Зачем вам второй глаз, ответьте?
— Я не знаю. А зачем вам хвост?
— С помощью этого хвоста мы общаемся. — и он небрежно ударил меня этим самым хвостом. — Передаём друг другу знания. А вот глаз вам второй действительно ни к чему! И два глаза очень глупо смотрятся на столь огромной голове. С одним глазом было бы гораздо лучше. Но я вам не советчик. Я лишь веду вас к концу.
— И где же этот конец? И что там?
— Конец близок. Там — пустота. Однако некоторые люди тешили себя странными, но глупыми надеждами, что там есть что-то. Одни называли это раем, другие говорили, что их ждёт ад. Третьи хотели попасть в нирвану. И знаете, мнений было огромное множество. Однако все пытались вспомнить своё детство. Кроме вас… Это меня и насторожило больше всего.
— Поэтому вы со мной заговорили?
— Я не знаю. Человек бы сказал, что я поддался эмоциям. Но мы существа интуитивные. Даже наша с вами беседа сейчас понятна лишь нам двоим. Другие, такие же как я существа, её не поняли бы.
— И сколько вас, таких существ? Много?
— Знаете, мы никогда об этом не задумывались. И не станем. Только глупец начнёт распоряжаться числами. Числа же нам неподвластны! Как и вам, людям. А что вы за существо? Таких, как вы, я ещё не видел. Но это честь для меня, что именно я смогу вас уничтожить!
— А много ли вы видели людей, не таких, как я?
— Сложно сказать. Вы все были как один. Однако именно в вас есть что-то особенное, что-то загадочное. Несмотря на ваше уродство. Мне кажется, вам сложно бы жилось среди настоящих людей. И вам очень повезло, что «там» лишь пустота. Иначе эти люди сожрали бы вас.
— Они злые?
— Скорей, они глупые. Им хочется всё разузнать и выпотрошить. Они называют это правдой, истиной, знанием. Странно, что в вас этих понятий я совершенно не вижу.
— Просто теперь я и сам запутался, кто же я.
— Теперь мне жаль, что вы этого не узнаете. Но даже я не смогу с этим ничего сделать. Мне неподвластны импульсы и эмоции, которые у вас, кстати, начали проявляться буквально перед смертью. Вам повезло, что мы забрали вас до того, как всё стало бы ещё хуже. Они бы вас сожрали изнутри, эти эмоции. И чем бы вы заполняли эту пустоту?
— Я бы что-нибудь нашёл...
— Вы многое находили. Но всё это сгорело. Остался дым, который растворился, и прах, который давно исчез; возможно, ветер унёс его на новое место; а, может, кто-то из людей вдохнул его и заразился этой чистотой.
— Я не понимал, что делал! Мне казалось, что я иду правильной дорогой. Но сейчас я понял, что сам причинял зло. Не нужно было рушить надежды этих людей… Они смотрели на меня так жалобно. Я убивал их близких: детей, матерей, жён, любовниц. Я убивал даже их животных, а потом и их самих. Забивал их ногами, топтал их кости, уничтожал их прах, плевал на их могилы.
— Зачем вы так делали?
— Мне велели так делать. Но кто?
— Если не бросаться в суеверия, то это были вы сами. Ваши инстинкты.
— Суеверия? Инстинкты?
— Мне кажется, что я общаюсь с ребёнком. Было такое несколько раз. Хотя вообще они крайне молчаливы, эти дети. Я и сам пытался с ними заговорить — они боялись; им просто нечего вспомнить, поэтому они оглядывают вокруг всё, а глаза их так расширяются от удивления, что лопаются. Лишь несколько смельчаков смогли открыть рот...
— Вы говорили с детьми? Но я же первый?!..
— Вы первый из взрослых. А ребёнок вообще, можно сказать, не похож на человека. Его можно расценивать как особый вид. Можно было…
— Так куда же подевались все эти люди, эти дети?
— Они все были здесь. Рядом с нами, пока мы беседовали. Некоторых вёл лично я, но вы не могли этого видеть, пока мы с вами общались. Вы были зациклены лишь на себе. Понимаете?.. Да и эту мою фразу вы, скорей всего, воспримете неправильно, да забудете.
— Что?.. — я думал о чём-то, пока тот говорил, но мне было интересно, поэтому я переспросил: — Так куда же подевались эти люди?..
— Они все были здесь, и их число было очень большим, понимаете? — я одобряюще кивнул, а он осторожно продолжил: — Кажется, после этого мы перестали вести счёт; сбились. В любом случае, бесконечность можно приравнять к единице. Если мы будем, конечно, говорить об одном виде. А человек — это один вид. Уже исчезнувший…

— Значит, я первый?.. — я медленно повернулся назад: белая пустота. Это существо всё ещё куда-то меня тащило. Я не знал, сколько прошло времени, но его было достаточно, чтобы мне это всё наскучило. Казалось, что тянулись дни и даже недели, а потом — месяцы и годы. Тишина мне не мешала, но иногда мне хотелось что-то спросить. Однако с каждым вопросом всё становилось лишь непонятнее. Вопросы о времени мой спутник тут же обесценивал или вообще игнорировал. Информацию об этих существах я забывал моментально. Я о себе-то уже и не помнил ничего. Что уж говорить о чём-то необычном и постороннем. Закрывать глаза не получалось — всё было белым даже с закрытыми глазами. И куда мы шли, я тоже не понимал: назад, вперёд, в бок, вверх — для меня это не имело значения, видимо, как и для моего неизвестного друга. Я пытался о чём-то размышлять, но мне казалось, что размышлять вовсе не о чем. Иногда я, правда, видел образы. Но они тут же пропадали. А мой неизвестный провожатый иногда лишь оборачивался и смотрел на меня. Он шёл как-то безустанно, волоча моё бездвижное тело по этой пустоте.
Я что-то опять увидел! Может быть, это детство? Может быть, я — человек? Или нет? Тогда кто я?
— А что ты видишь? — спросил я.
— Что я вижу? А ты любопытный. Я вижу то, что ощущается тобой и твоим мозгом. Сейчас всё вокруг белое, но иногда проскальзывают моменты из твоей жизни. Кстати, она очень короткая. Как ты смог так вырасти за несколько дней?
— Я и был таким, кажется. Может быть, меня кто-то создал? Ты можешь об этом узнать из моей памяти?
— Я могу это узнать, я это знаю, но тебе эта информация не понадобится. Ты же всё равно окажешься в пустоте.
Я задумался…
— А как выглядит эта пустота? Ты сам-то её видел?
— Я её видел. И в ней ничего интересного нет. Гораздо интересней прогуливаться здесь перед тем, как ты решишь туда отправиться.
— Решу?
— Да. Ты должен принять свою смерть прежде, чем сможешь оказаться «там», в пустоте.
— Но я даже не знаю, что такое смерть.
— Дети были и то смышлёней, чем ты. Но я не могу тебе ни о чём говорить. Я могу лишь поддерживать беседу, хотя я уже и так отклонился от некоторых правил.
— Правил? Даже здесь есть правила?
— А как же. Они есть везде! Только вы, люди, их не ощущаете. Однако это не мешает вам их придумывать. Они у вас есть. Нелепые, но всё же правила. И у нас они тоже есть. Однако у нас нет наказаний за то, что кто-то их может нарушить.
— Так нарушь! Скажи мне, что в пустоте?! Скажи мне, что в моём прошлом?!
— Я не могу. Это мне не по силам. Это всё равно, что попросить тебя не сжигать те картины или книги в твоём прошлом — ты их всё равно сожжёшь...
— Возможно, я не смог бы изменить прошлого, но на будущее я могу повлиять?!
— Уже нет. Представь, что в той реальности ты давно уже умер.
— Но я мог бы не сжигать те книги и те картины! Если бы я сейчас смог вернуться, то постарался бы этого не повторять!.. Погоди, — вокруг всё стало тёмным, а мой путник остановился: — А что значит «умер уже давно»?
— Сейчас не существует той Вселенной. А ты хочешь вернуться. У тебя одна дорога — пустота. А ты до сих пор не можешь в это поверить и свыкнуться. Мы и так уже ходим здесь тысячелетиями, а ты просто этого не понимаешь! Ты сразу обесцениваешь эту информацию, потому что считаешь её ложью, но, поверь, я не умею лагать! Ты думаешь, что прошло очень мало времени. Понимаешь? На самом деле…
— Мне просто кажется, что я боюсь.
— Люди тоже боялись этого. Ещё сильнее! Но они не могли продержаться и сотни лет. А мы с тобой уже ходим здесь бессчётное количество тысячелетий. Я и подумать боюсь о той цифре.
— А что будет, если ты о ней подумаешь? — я не понимал уже, о чём он говорит, но слова сами создавались в моём воображении.
— Я не знаю. Может быть, меня ожидает та же самая пустота. А может быть, вселенная ещё раз взорвётся. Этого не угадать. Но и проверять я не осмелюсь.
— То есть ты тот ещё трус? — и я сам трусливо улыбнулся.
— В твоём представлении это может быть и так. Но твои оскорбления для меня ничего не значат.
— Выходит, мне придётся смириться?..
— Ты должен делать так, как должен.
— Но хочу ли я этого?.. И кому я это должен?..
Почему-то он мне так и не ответил, и мы ходили ещё очень долгое время с ним по этой бездыханной белой пустыне без песка и ветра. Биение своего сердца я не слышал, а звуки дыхания пропадали где-то в пустоте. Мой неизвестный друг всё шёл, а я волочился следом. Я надеялся до последнего, что когда-то мы остановимся, но надежды таяли. Вместе с ними таяли и последние мои мысли. Я больше никогда не смог проснуться, а мой разум не смог никогда больше противостоять этой пустоте, которая поглотила его; разум...
И стоило ли искать здесь смысл, если я всё равно забыл о нём и не только о нём…
— Так кто же я?