Магистры не плачут, Глава 11

Неправильный город.
Я не хотел сворачивать с проторенной до-роги, а потому пошёл прямо, туда, где подска-зывала интуиция, мне быть не стоит.
Чутьё никогда не подводит настоящего ма-га, но редко какой маг доверяет ему полностью, не всегда справедливо полагая, что знает больше какого-то там чувства.
Город. Он вырос впереди, внезапно, словно из-под земли.
Готов поручиться, что за мгновенье до этого его не было. И вот он прямо передо мной, далеко, но он есть.
Я не люблю города, в них много суеты и почти нет жизни. Камень, безликие мостовые, грустные фасады домов, унылые лица. Но этот город…, он был другой. Он был хуже всех ви-денных мной ранее.
Вначале могло показаться, что город спит, но я ошибся. Обычный, но какой-то другой, от-личающийся от всех тех, что некогда встреча-лись. Чужой? Но все города чужие кроме свое-го, того единственного, где родился и жил. Странный? Многие города странны, иногда нелепы, редко зловещи. Этот не такой.
Город как город, по крайней мере, снаружи, издалека. Толстые, высокие каменные стены, солидные, окованные медью ворота, редкие башни. Стражи не было, никто не протягивал руку за входной пошлиной, никто не ругался сквозь зубы. Я толкнул легко поддавшуюся резную створку ворот и вошёл.
Мостовые, вымощенные диким камнем, плотно, без зазоров, чуть слышное, шелестящее эхо улиц. Грязь, запустение. Город? Да город.
Внутри он был не такой как снаружи, пус-кая путника в грязное, засаленное чрево, он словно предъявлял свою визитную карточку.
Мне не нравилось здесь абсолютно всё, люди, дома, животные. Собаки мутанты с тремя хвостами, покрытые рыбьей чешуёй, покосившиеся развалины строений и их ящеро подобные жители, внушали если не ужас, то отвращение. Бывает и хуже, но реже.
Страх забыл дорогу в моё сердце, маги, что боятся каждого шороха, не живут долго. Не живут, но мне стало не по себе. Не страх и даже не тень его, но что-то нехорошее коснулось души.
Город умирал. Серые, не улыбчивые чере-пашьи лица на площадях, скрип старых петель, хлам, грязь, запустение. На меня не смотрели в упор, скользя взглядом мимо, словно не заме-чали, и от этого становилось ещё неприятнее.
Город агонизировал, и всё же продолжал жить, какой-то своей, непонятной, новой, из-вращённой жизнью. Я шёл сквозь толпу безразличных ящеро черепах, иногда брезгливо раздвигая их ножнами меча.
Мне никогда до сих пор не доводилось ви-деть таких городов. Город был не правильный, потусторонний какой-то. Мне было любопытно, и я шёл по его мостовым.
Кто-то готовил пищу прямо на кривых улицах, кто-то рылся в отбросах. Умирающий город продолжал цепляться ущербными строениями, непохожими ни на кого из виденных мною ранее, жителями, за одному ему понятному подобию чахлому жизни.
Стояла подозрительная тишина, лишь без-образно непонятные собаки пытались то ли лизнуть, то ли укусить за руку. Парадокс.
Затем кто-то произнёс единственную фразу ставшую роковой для всех.
- Это он.
С неё то всё и началось. Молчаливая преж-де толпа, загудела, именно загудела, не произ-нося больше не одного осмысленного слова. Казалось, давно и навечно люди потерявшие интерес ко всему на свете проснулись. Просну-лись и потянулись ко мне.
Что-то в этом городе было не так, и мне удалось понять что. Люди…, люди?! Твари его населявшие проснулись.
Злобно залаяли чешуйчатые трёххвостые псы, в корявых руках жителей появились ко-роткие топорики и большие мясницкие ножи. Я успел подумать, может всё обойдётся, удастся уйти, не обошлось. Толпа качнулась, раз, дру-гой, взвыла и бросилась на меня.
В их рыбьих глазах не было ни тени разума, потому я и не сомневался.
Сверкнул голубой молнией меч, с трудом прорубая чешую, покатились черепашьи голо-вы, взвизгнула попавшая под удар собака и от-ползла, таща в зубах отрубленную лапу. От-ползла и принялась её грызть, но уже и саму её утробно урча, давясь слюной, жевали товарки.
Выписывал пируэты клинок, ящеро подоб-ные твари умирали молча, занесённые в замахе ножи, звенящие о мостовую топоры, ни крика, ни стона. Лишь бессмысленная злоба в глазах и застывающая смерть в растерянных лицах.
Ящеры напирали толпой, молча в отличие от собак, полагаясь не на мастерство, а на гру-бую силу и количество.
Громко лаяли псы и тихо скулили, волоча по камням внутренности. Я не рубил сверху по головам, меч соскальзывал, оставляя неглубо-кие раны, изредка по шее, предпочитая втыкать клинок в сердце, так меньше приходилось тратить сил.
Руки, попеременно бравшие меч отяжеле-ли, ноги скользили в крови, кровь текла по плечам, лицу, разъедала глаза, не своя, чужая. Клинок, несмотря на отличное лезвие, быстро тупился, шкуры ящеров были попрочнее мно-гих кольчуг.
И не было им ни конца, ни края. Дома, улицы, и все запружены народом, злобной ничего не понимающей толпой, одержимой лишь одной целью – убить.
Я уставал, всё чаще поскальзывались ноги, всё тяжелее становилось держать равновесие. Колол и прорубался к воротам, не хотел, но губы уже шептали. Заклинание сработало, так как надо, настолько мощные редко удаются с первого раза, мне повезло. Свершилось.
Пронзительно, на грани слышимости загу-дел воздух, вздрогнула, вздымаясь и опадая, земля, и понеслась волна во все стороны. Сморщивались чешуйчатые лица, сжимаясь до кукольных размеров, раздувалось и оплывало тело, дрожали и плющились оземь ноги.
Два коротких удара сердца и жирные рас-плывчатые студни примостились чешуйчатыми кляксами на мостовой. Третий удар и безобразная жидкая масса стала всасываться сквозь камни в землю и испаряться, смешиваясь с воздухом. Заклинание растворения, сложное, длинное, полузабытое, с широким радиусом действия, и лишь кисель под ногами.
Опасное, не спорю, проблематичное, зако-выристое в исполнении, не всегда предсказуе-мое, но очищающий огонь вообще не оставил бы никаких шансов. Деревянный город слиш-ком хорошо горит, при таком скоплении граж-дан пожар мог быстро перекинуться с тел на близлежащие строения и тогда….
Многие из магистров решились применить его и сгорели бы заживо, слишком большая площадь, слишком далеко до спасительных стен. Я не делаю ошибок и потому сейчас, хлюпают сандалии мага по высыхающему желе, тихо вокруг и спокойны пустые улицы.
Улица, площадь, снова улица и площадь, грякл за гряклом, поворот за поворотом.
Сколько их было, жителей, сто, двести ты-сяч? Да кто их считает!?
- Сто двадцать!
Как гром среди ясного неба. Ворота, город пытавшийся взять меня в кольцо, пройден, остались позади унылые покосившиеся дома, свобода за стеной. Ан, нет.
- Прими вызов.
Я разбираюсь в таких вещах, сильный кол-дун, отвечающий за свои слова. Колдун, ли-шившийся паствы. Он выбрал удачный момент, скоро начнётся откат, откат заклинания. Мелкие заклятия магистру не помеха, боли почти нет, средние можно терпеть, но такие….
Я не люблю боль отката, но привык к ней как к неизбежному спутнику всякого мага, зная, что все великие заклятья несут с собой страшную боль. Боль, которую почти невозможно терпеть. Конечно, не многие маги кричат и стонут после произнесённых ими заклятий, - слабаки. Любой из нас даже не подаст вида, что вечная спутница боль, жрёт его изнутри, пытаясь заставить сдаться. Возможно, по этой причине, слишком мало хороших магов. Боль.
Боль. Не дрогнет ни единый мускул на лице магистра, высшая каста хранит свой секрет. Не потому ли многие считают, будто магистры не чувствуют боли. Ложь. Магистры тоже люди, даже если они и нелюди. Шаманы Орков, Гроблинов, друиды, эльфы, все маги чувствуют боль. И чем сильнее заклятие, тем она больше.
Колдун не прогадал. Магистры скрывают боль, но Вы пробовали колдовать, когда тело словно разлетается на части, каждая из кото-рых, кричит и вопит от боли, и лишь воле с трудом удаётся связать их воедино.
Маг в откате – слабый маг. Два, три сред-них заклинания ещё не проблема, но даже у магистров есть свой предел. Заклинания старой школы и такой мощи отнимают много сил, не говоря о боли. Я обречён.
Но с другой стороны и он, неведомый кол-дун, вряд ли легко перенёс последствия закли-нания, пусть и находился он на самой границе. Мне нужно время на восстановление, время стиснуть зубы и ждать. А он, сможет ударить сразу?
- Стой, где стоишь маг, я Йохо!
- Да? А я просто магистр! Роман.
Я не мог не назвать имени, стандартная фраза дуэли произнесена, этикет соблюдён. Многие маги переиначивают слова, меняя фор-мулировку приглашения на бой, неизменным остаётся лишь желание драться и названное имя. Нужно просто назвать своё в ответ.
Мы замолчали, никто не продолжил диалог. К чему слова, если есть магия. Он атаковал первым, не потому, что я тормоз или пацифист, нет, вначале любой уважающий себя магистр заботится о защите.
Встали из-под земли лежащие в ней веками трупы, и пошли. Щёлкнули пальцы, губы произнесли заветное слово и обратились они в прах, все, кроме одного, наполовину вросшего в землю.
Чудище о пяти головах, меняло очертания и жалобно скулило не в силах продвинуться вперёд хотя бы на дюйм. Йохо ни мало не смущаясь, закрутил два вихря и направил вперёд. Воздух, ему не пробить защиты.
Вихри крутились, воя, вздымая камни, но не могли приблизиться, хорошему магистру силы природы не вредят.
Колдун перешёл к тяжёлой артиллерии. Быстрыми стрелами полетели слова складыва-ясь в фразы, вызывая к жизни давно забытое заклинание. Ему удалось. Но я стоял и смотрел, не трогаясь с места.
Вокруг горела земля, нет, не трава и редкий кустарник, именно земля. Пузырясь, плавились камни, проваливаясь в жидкий песок, жидкие и невысокие, робкие языки пламени тянулись вверх в поисках пищи. Гасли. Воздух не вспыхивал, лишь гудел зло и раздражённо.
Колдун стоял прямо, чуть отстранённо глядя вперёд, мимо меня, словно и не было никого больше. Руки скрещены перед собой, в блоке защиты, старая школа. Им не нужны пальцы, плетущие заклинания, достаточно губ шепчущих слова давно мёртвого языка и взора пронзающего насквозь.
Он был, несомненно, хорош, длинные раз-вивающиеся волосы до плеч, чёрная, старого покроя мантия до пят, расшитая белыми скаля-щимися черепами неизвестной породы. Крут, но всё же был. Мне не приходилось встречаться с мастерами этой школы, но трактаты, прочитанные в немалых количествах давали представление о её возможностях.
Колдун обречён, ещё не зная об этом. Сто-ящий словно скала в шторм, он хочет казаться незыблемым, рисуется, но всё напрасно. Мне есть, что противопоставить его козням, и не зря под ступнями моих сандалий земная твердь, хотя вокруг клокочет раскалённая лава.
Он шепчет слова, мёртвые слова, мёртвых языков, я перевожу, не пользуясь словарём. Странно, мёртвый колдун говорит на мёртвом языке, я явственно вижу его линию жизни, её больше нет. Быстрая распальцовка, контр удар на его заклятие, ответ.
Мне не к чему больше смотреть в его сто-рону, вздрогнула земля, пробуждая магию не менее древнюю, но более мощную и пред-смертный крик замер в окаменевших устах.
Тело Йохо рассыпалось прахом, и канула в землю душа, вниз, туда, где вечный мрак, тьма и огонь, смерть и забвение.
О колдуне можно забыть, душа способная после смерти настоящего мага на многое мне не страшна, ей ещё долго мучиться. Даже свои, не прощают своим поражений, цикл для всех один, ей не дадут сбежать, присмотрят, помогут, но не выпустят на свет божий раньше установленного срока. Так было и надеюсь, так будет.
- Следующий!
Маги любят шутить, иногда, что бы выпу-стить пар, дать отдых натянутым, словно стру-ны нервам. Йохо был единственным, следую-щего не предвидится, нужно лишь постоять сотню гулких ударов сердца, пока застынет земля.
Я упал, не в силах стоять на ногах, корчась от боли. Упал, не в силах молчать, но не ро-дившийся крик замер в груди, и воля заставила выпрямиться так внезапно и предательски под-косившиеся ноги. Маги умеют терпеть.
Магистры не корчатся в пыли, и не кричат, они не имеют права стонать, лишь кровь на по-белевших губах способна выдать их. Магистры не плачут. Два неимоверно мощных заклина-ния, два отката, слившихся в один.
Боль первого, ещё можно было терпеть, затем её догнала боль второго и слилась. Боль! Бездна боли. Я стоял на дрожащих ногах и ждал, ждал, когда застынет земля, и можно бу-дет идти. И не было слёз в моих глазах, но и не было других мыслей в голове кроме боли.
Стыла земля, твердела разлитая лава, дро-жали ноги, но воля не давала согнуться коле-ням. Я стоял и ждал, когда схлынет боль, ждал что бы продолжить путь.
И я пошёл. Потому что так было надо.

*   *   *
Где-то я уже видел такое. Смертные не от-личаются разнообразием, их действия предска-зуемы и оттого смешны. Желающих заработать, не счесть на бесконечных дорогах королевств и внешне благополучных империй.
Порой их слишком много и тогда у путни-ков нет шансов. Иногда их мало и шанс есть.
Я не отношу себя к обычным путникам и посему не оставляю сим алчным людишкам, либо ещё кому, ни единого шанса.
Знакомая и уже давно набившая оскомину фраза, старая как мир и тупая как его венец, не вызывает ни каких эмоций, даже брезгливости. Меня слишком часто пытались ограбить, раз-деть и просто убить, привык.
- Кошелёк или жизнь!?
Мне не было их жаль, абсолютно. Дураки учатся на своих ошибках, а их кости по сей день белеют и желтеют (это кому как повезёт) по оврагам.
Я не люблю насильников и воров, работни-ков ножа и топора, разбойников с большой и малой дороги. Но я могу, по крайней мере, по-нять вторых, особенно когда очень кушать хо-чется, но первые и третьи…, уж нет!
Однако, как честный магистр стараюсь дать им шанс и не применяю магию. Зачем, когда есть меч.
Итак.
- Кошелёк либо жизнь, - так кажется?
Я всегда выбираю жизнь и забираю коше-лёк, если он полон. Десяток, серьёзная задачка для магистра не желающего применять магию и теоретически не должного драться на мечах. Я исключение, клинок всегда с собой и тело знает, что и когда ему надлежит делать.
Лёгкий мелодичный звон доставаемого из ножен меча должен был заставить разбойничью братию насторожиться, но лихие люди и нелюди (пёстрая компания), не вняли голосу разума. Ощерились в предвкушении хорошего куша три гроблина (странно они редко водят компанию не с себе подобными), люди более терпимы их шестеро и эльф, как ни странно эльф.
Ба, да это похоже не грабители. Эльфа про-сто не может быть среди всех остальных! Но он есть.
То, что дело нечисто я понял сразу, ну, или почти. Они зомби. Зомби не знают рас и разли-чий, но никогда, я повторю ни-ког-да, не соби-раются в стаи. Семья – да, два, максимум три путника застигнутые врасплох у ночного костра – допускаю, но чтобы так!
Зомби, час от часу не легче, вначале один, затем эти.
И все по мою душу. Ну, зачем! Эх, не уби-рать же меч…. Конечно, я рисковал, Гроблины крепкий орешек, тройка наших, детёнышей че-ловека тоже по сути не подарок, но эльф. Эльф то меня чуть и не достал.
Они и при жизни не похожи на тормозов, быстры словно молния, плавные мгновенно пе-ретекающие движения, скорость и натиск. Став зомби, он не утратил боевых навыков, скорее приобрёл, так как больше не чувствовал боли.
Первыми в силу своей тупости навалились как всегда Гроблины, размахивая широкими секирами, они пёрли напролом не разбирая дороги, трое из людей обнажив мечи не спеша подходили следом. Эльф начал атаку одновременно с пятёркой Гроблинов, постепенно наращивая темп. Бой, я люблю чувствовать смерть, совсем рядом, так чтобы было слышно её дыхание.
Взмах и корявые, длинные руки, до сего момента крепко удерживающие секиру, зажили своей жизнью. Отрубленные по локоть, извиваясь, они поползли прочь, выронив топор. Следом настал черёд монстроподобной ухмыляющейся башки, отлетевшей достаточно далеко, чтобы уже никогда не вернуться к своему бывшему владельцу.
И завертелось, понеслось. Извивался ужом Эльф пытаясь достать меня своим кривым сепангом, широко замахиваясь рубили секира-ми Гроблины, с недоброй ухмылкой на мерт-венно бледных рожах поигрывая клинками подходили, сжимая кольцо люди.
Круговой взмах меча, волнами, школа Синда – серп срезает колосья, двумя гнусными рожами меньше. Короткий выпад, секира скрещивается с голубой сталью клинка, лезвие жалобно гудит, но выдерживает удар, короткий взмах и чья-то голова покидает свой насест.
- Моя на месте, проверьте свои!
Медленно поворачивается неприятно зелё-ное туловище, лапы роняют секиру, пытаясь нашарить голову выше плеч, облом. Пусто.
Сверкает сепанг, срезая прядь волос, порция адреналина брызжет в кровь, кувырок и меч по рукоять входит в брюхо очередной пасквильной рожи.
Три Гроблина и Эльф перестраивают боевые порядки. Синхронно поднимаются две секиры, широкие лезвия зловеще блестят на солнце, подло свистит сталь третьей, целясь мне в ноги, прыгает Эльф.
Стоп кадр. Я подпрыгиваю, легко отрываясь от земли, прыгаю на скользящую секиру, прогибаюсь, чтобы миновать две идущие вразрез, словно ножницы и спрыгиваю на землю, едва успев увернуться от короткого замаха Эльфа.
Звон стали, удар, отскок, серия выпадов, поворотов и в сутолоке тел клинок находит свою жертву. Катится с плеч голова, одна, вторая, третья, заторможено падают секиры, сверкая обоюдоострым лезвием.
Течёт кровь, скупо, словно нехотя, но течёт из широкой раны во всю спину. Плевать, выживу, заращу, так что и следов не останется. Я падаю, чьи-то кривые руки и ноги делают своё грязное дело, вверху только небо и смерть.
Медленно капают, скупые, последние мгно-венья жизни. Уже напружинился для решающего броска, сжавшись, словно пружина Эльф, а я всё ещё не успеваю избавиться от назойливых рук вцепившихся в одежду и грузного тела придавившего ноги.
Замершее остриё сепанга прямо промеж глаз, бездонные окутанные тьмой глаза Эльфа, медленно скользит над землёй меч, отбивая удар и снося мимоходом голову глупого зомби.
Ещё два контрольных взмаха, веер защиты, больше никого. Он хотел посмотреть мне в глаза, или вырвать их, просчитался.
И пошёл я дальше, затем полез и снова шёл. Горы не кончались, затем начались вновь. Магистры не прыгают по горам словно крозлы, но есть у нас и свои секреты.
Секреты секретами, но я уже раз двадцать пожалел, что полез на скалы. А тут ещё….