Жизнь в рамке

Посвящается моим очень близким людям.

Вера Никитична по привычке каждое утро ставила сковородку на плиту. Она помнила, что яичницу придется отдать Шарику. Но всё же покрывала дно сковородки маслом, разбивала яйца и старалась поджарить так, как любил Федор Петрович. Во дворе уже скулил Шарик. Он знал, что вот-вот ему вынесут поесть.  И от этого еще больше вилял хвостом и дергал цепь. Вера Никитична прям на сковородке  несла еду на улицу, и старательно выворачивала её в миску собаке. Пес от нетерпения часто опрокидывал миску и ел, прям с земли. А женщина стояла и смотрела, как он ел, и слезинки по одной стекали у нее по щеке. Вытерев слезы передником, она шла снова в дом.
На дворе стояла весна. Но апрель огорчал дождями. Пора бы землице подсохнуть и дать возможность посадке овощей. Но не только об этом часто вздыхала Никитична. Прохудилась крыша. Этот дом от кирпичика до кирпичика ставил Федор Петрович. И не только дом, а все, что было в нем и в его дворе было сделано золотыми руками Петровича. Работая в школе учителем труда, мужчина делился своим умение с детишками, а на пенсии с радостью выполнял плотничестве работы. Ох, как хвалили Петровича в округе. Все-то он умеет, за все берется с удовольствием, все у него спориться в руках.
Федора Петровича не стало прошлой зимой. Холодным злим февралем последний раз поцеловала Никитична своего мужа в бесчувственные губы. С тех пор тоска поселилась в сердце у старухи. Жизнь свою она уже не ценила,  ждала, когда сможет оказаться рядом с мужем. Если раньше смерть ей казалась чем-то страшным, то сейчас, одинокими ночами, она звала её и называла ласково «смертушка».
-Приди, смертушка ко мне,  забери меня, тоскую сильно я без своего Федюшки - плакала она, лежа в темноте в своей кровати.
На самом деле не так уж одинока была Никитична. В городе у нее жила дочь. Она каждый день звонила матери и без устали звала ее переехать к ним.
- Мам, ну что ты там сама? У нас тебе хорошо будет. И Машенька часто болеет, присмотрела бы за ней, и мне бы легче было, - уговаривала ее дочка.
Но Вера Никитична отказывалась. Она и рада, что нужна дочери, и внучку очень любила. Но как, же она могла уехать и покинуть всё, что ей так напоминало мужа. Куда бы не упал ее взгляд, все говорило об её « Федюшке». Да и Шарика не бросишь. Он был любимец хозяина.
Вторую весну вдовствовала женщина и пора бы привыкнуть. Она реже стала ходить на могилку и плакала не так часто.  Но тяжесть в сердце не отступала. А теперь еще и огорчало, то, что многое требовало в хозяйстве мужских рук. И крышу, и забор, и сарай нужно было подлатать.  Зять все обещался приехать, но отпуск не давали.  Вера Никитична вздыхала, видя как портиться, то, что делал Федор Петрович.
Субботнее утро  принесло новую беду. Выйдя утром со сковородкой, Никитична не увидела Шарика. Она постояла, думая, куда бы он мог деться, но увидя, что цепь идет к будке все поняла. Не стало и Шарика. Старуха обреченно поплелась со сковородой в дом. Села на табурет и так сидела не подвижно, Бог знает сколько времени.
Собаку закапали на заднем дворе. Сосед, спасибо ему за это, помог.
На следующее утро Вера Никитична долго простояла над плитой. Готовить завтрак было не кому. Тогда она мудро решила занять себя другим делом. Она уныло осмотрела комнату, ища себе занятие. Взгляд ее упал на сервант. В нем стояла рамка со старой уже, выцветшей, свадебной фотографией. Она подошла, взяла ее в руки и долго всматривалась в лица на ней. «Чудные были времена», -подумалось ей. Очередной раз глубоко вздохнув, и смахивая слезинку Вера Никитична протянула руку, что бы поставить фотографию на место. Но женщину подвели её старые глаза и руки. Она промахнулась, и рамка с грохотом упала на пол.  Упала и разлетелась на четыре части. Старушка наклонилась и подняла фотографию, с нее так же счастливо смотрела новобрачная пара. А вот рамка….
Эту рамку муж сделал сам и как-то подарил на очередную их годовщину со дня бракосочетания. Они вместе выбрали снимок и поставили его в сервант, на видное место. И часто любовались зимними вечерами, вспоминая минувшую  жизнь.
-Эхе-хе, Никитична, никуда ты уже не годишься, смело пора в гроб ложиться, - сама себе сказала Вера.
Уже солнце садилось за горизонт, а старушка все сидит на лавке у могилки. В руках она держит разбитую рамку. Долго она думала, что же с ней делать и вот принесла сюда. Пора бы уже идти домой, но женщина сидит не шелохнувшись.
-Здравствуй, бабушка, -вдруг услышала она. Подняла глаза и увидела перед собой девчушку. На вид ей было лет 6-7. Никитична оглянулась, ища откуда бы тут взяться ребенку и увидев невдалеке людей, решила, что она оттуда.
- А чего ты плачешь? - спросило дитя. – Рамку жалко, да?- сказала,  указывая на предмет в руках у старушки.
- Жалко, деточка. Это память о моем Федюшке. Он душу в нее вложил.
- А душа не в предметах живет!- сказала девочка. - Как-то и я плакала, разбив игрушку сестрички Катеньки. Она очень её любила и мама даже хотела её в гробик положить вместе с Катей, но я спрятала, что бы она всегда мне напоминала о сестричке. А потом поломала. Случайно конечно.
Старушка, с сожалением смотрела на ребенка, но почему-то не могла промолвить, ни слова в утешение. А та продолжала.
- Я плакала и плакала. А потом пришел папа и сказал мне, что душа Катеньки живет не в этой игрушки, а там на небе, - девочка показала пальцем на небе, словно знала в каком именно месте это находиться, - А еще тут, - продолжал ребенок, указывая себе на голову.
- Папа сказал, что если даже все все Катины игрушки поломаются, но я не забуду ее, значит она будет жить там на небе и немножко здесь у меня.
Девочка положила себе ладонь на грудь и улыбнулась.
- Бабушка не плачь, твой дедушка всегда будет с тобой, где бы ты ни была.
Женщину так поразили слова ребенка, что она обомлела и молчала.
Тут ребенка позвали, и она убежала не попрощавшись.
Когда на улице стояли теплые летние денечки Вера Никитична уже жила в городе. Укладывая внучку спать, она долго и пристально вглядывалась в детское личико. Оно очень ей напоминало любимые черты.  Теперь ей было кого целовать на ночь и для кого по утрам стоять у плиты.