Тропинками Крыма. Опыт взгляда изнутри

Есть уголки нашей земли настолько прекрасные, что
каждое посещение их вызывает ощущение счастья, жизненной полноты, настраивает всё наше существо на необыкновенное простое и плодотворное лирическое звучание.
Таков Крым.
К.Г. Паустовский.

Предисловие

Крым и Волга. Исторические параллели.

Крым и Волга... Казалось бы, понятия далёкие в историческом контексте. Но это только на первый взгляд.
За несколько сот лет до Р.Х. в Поволжье, Причерноморье и Крыму кочевали скифские племена, кандидаты на роль праславян, чья столица Неаполь-Скифский располагалась на окраине современного Симферополя.
В раннем Средневековье на берегах Волги и в Крыму располагался Хазарский каганат. Из крымского Херсонеса с Киевским князем Владимиром к нам пришло христианство.
Во времена Золотой Орды, власть которой простиралась и на Крым, в черте Саратова располагался один из крупнейших городов Золотой Орды – Укек. Сам Саратов появился в цепочке городов-крепостей для защиты от набегов кочевников.
В 18 веке после чреды русско-турецких войн Крым вошёл в состав Российской империи.
В Великую Отечественную войну волжский Сталинград и крымский Севастополь показали пример стойкого и долговременного сопротивления немецким войскам. И только по неразумной политической воле, уже во времена Советского Союза после войны, Крым перешел в состав Украины.
Но и теперь Саратов помогает Черноморскому флоту, а на его кораблях служат моряки-саратовцы.
Хотелось бы, чтобы сложившаяся тысячелетиями культурно-историческая связь этих ойкумен находила новое развитие и формы.

Крым, как таковой

Писать о Крыме и легко и одновременно трудно. Трудно, потому что о нём написаны тысячи статей, исследований, книг и сказать что-то своё, новое, трудно. И легко, потому что многие уже знают этот уникальный край, влюблены в него, и твои слова попадают в их открытые сердца.
Итак, впервые я попал в Крым лет тридцать назад. До этого несколько раз бывал на Кавказе, проехал его от Анапы до Гагр.
Город Сочи на Кавказе – столица «Кавказской Ривьеры», когда-то производил вначале на обычного человека ошеломляющее впечатление города «вечного праздника». Всё там располагало к неге и расслаблению души и тела человека.
Пышная вечнозелёная субтропическая растительность, правда, не эндемичная, а посаженная руками человека; величественные, даже по нынешним меркам, санатории, больше похожие на дворцы, с фуникулёрами к пляжу, чайными и кафе на пляже, прямо в двух метрах от линии прибоя.
Пьянящий воздух свободы... Ночных баров тогда нигде, кроме Прибалтики и столицы, не было, и однажды как-то вечером мы, шутя, сделали тур по пяти ночным заведениям. Платановая аллея в центре города, ночью вся освещённая тысячами разноцветных огоньков, развешанных на раскидистых высоченных белоствольных деревьях. Улыбающиеся, беззаботные люди на ухоженных улицах и дорожках, пляжах.
Всё было так непохоже на нашу обыденную жизнь и наше окружение и производило такое удивительное феерическое впечатление, что душа просто воспаряла и находилась в неком подвешенном от восторга состоянии некоторое время.
Ну, уж, а что до Гагр, настоящих субтропиков тут и слов нет. Шикарная аллея вдоль морской набережной моря из старых толстенных с мохнатыми стволами пальм, густая и зелёная экзотическая бамбуковая роща…
Это напоминало заморские страны, куда мы тогда не ездили. Разве что исполнять интернациональный долг, но это другое, там было не до расслабления...
Прекрасные горные каньоны-ущелья, проточенные за века небольшими горными реками. Водопады, как высокие и многоводные, так и сочащиеся по заросшим буйной растительностью скалам, как «девичьи слёзы», и, наверное, жемчужина Кавказа – лежащая высоко в горах округлая чаша озера Рица с неправдоподобно голубой водой, где в тихую погоду отражаются белые облака и снежные горные вершины.
А тут незнакомый Крым, куда жена-крымчанка повезла меня летом в отпуск. До этого я наслышался от нее рассказов об этом крае, как о «райском уголке», где «дороги усажены плодоносящими абрикосовыми, ореховыми и персиковыми деревьями, где прекрасные песчаные и галечные пляжи. Весь Крым – это сплошной археологический заповедник, где побывали и оставили свои следы и гунны, и готы, и аланы, и печенеги, хазары, татары…, греческие поселения, которые потом частично стали византийскими, римскими или стали принадлежать отдельным итальянским городам-государствам Венеции, Генуе».
Крым это такой перекресток и мешанина народов и истории, который был, пожалуй, единственный в Союзе.
Обо всём этом великолепии и удивительной истории здешнего края, честно признаюсь, я в то время имел самые смутные представления, как и большинство «советских тружеников». Так, например, понятия «эллинизм» для меня тогда просто не существовало, а отдельные сведения о Горгипии-Анапе и греческих поселениях на Тамани не складывались у меня в единую картину великой греческой колонизации Причерноморья.
Жена, историк по профессии, изучавшая всё это в университете, конечно, нашла, в моём лице, самого благодарного и внимательного слушателя. Упавшие зёрна знаний не пропали даром, и через некоторое время я во многом догнал своего учителя, а кое в чём и перегнал.
Таким образом, большинство её рассказов оказалось правдой, ведь она исходила в юности, во время археологических студенческих практик, почти весь Крым. Он ведь компактен, каких-то 300 километров в длину, 200 в ширину по максимуму. Но вместе с тем необычайно многообразен, по концентрации уникальных природных и исторических объектов ему нет равного на земле. Где ещё на таком сравнительно небольшом пространстве можно встретить глубочайшие каньоны и привольные степи, тихие радужные бухты и километровые отвесные обрывы, пещерные города и дворцовые комплексы с парками, дремучие горные леса, археологические памятники всех времен и народов?!
Вместе с тем, Крым скромен и с первого взгляда часто неприметен, сдержан. Поэтому здесь надо до всего доходить самому. В этом ещё одно отличие его от Кавказа, где красоты буквально лезут тебе в глаза, там часто «всё слишком» и ты довольно быстро устаешь от всего этого.

Очень жаль мне
тех,
которые
Не бывали
в Евпатории.

В. Маяковский.

И вот поезд подъезжает к вокзалу столицы Крыма – городу Симферополю. И сразу бросается в глаза сходство этого вокзала с вокзалом в Сочи. Та же высокая, квадратная в сечении башня с часами, античная колоннада при выходе на привокзальную площадь, внутренний открытый, озеленённый «испанский дворик». Потом выяснилось, что оба здания строились по проекту одного архитектора.
Мы садимся в автобус и едем в Евпаторию, где в то время жили родители жены. По дороге я верчу головой во все стороны, всё надеясь увидеть заявленные фруктовые насаждения вдоль дорог. Но их, увы, не было. Надо сказать, что растительность выглядела довольно уныло, деревья стояли, покрытые слоем пыли, листья их были поникшими, и всё это очень уж напоминало бедную и высыхающую в начале лета саратовскую степь.
Но вот, проехав несколько десятков километров, слева от дороги неожиданно открылась серебристая гладь моря с широкими песчаными и галечными пляжами. Я опишу это явление словами поэта Ильи Сельвинского, проведшего свою нищую юность в Евпатории: « Море – это главная площадь Евпатории, как Пляс де ля Конкорд в Париже или Трафальгарская в Лондоне. Огромная, как бы асфальтированная голубовато-сизо-синем блеском, зачиналась она небольшим сравнительно собором, но завершалась на горизонте колоссальным зданием Чатыр-Дага».
Да, хотя горы от Евпатории достаточно далеки, в тихие дни, особенно в начале осени, когда воздух бывает удивительно прозрачен, на горизонте прямо из моря выплывают причудливые громады Главной гряды Крымских гор, подёрнутые нежной голубоватой дымкой.
А сейчас в нескольких метрах от кромки прибоя стояла рядов в десять-двадцать, я сам сегодня в это с трудом верю, многокилометровая автомобильная, с поставленными рядом палатками, пёстрая лента легковых машин. Здесь отдыхали десятки тысяч «диких туристов».
Сегодня это явление практически исчезло. Обеспеченные люди едут за границу. Ну, а менее обеспеченные – предпочитают ехать в Крым на поезде.
Но тогда такое многолюдье как-то не способствовало безудержному оптимизму, а уж когда мы вышли из дверей автобуса, и пришлось натянуть на себя свитер, – это на юге то – так как было довольно прохладно, оптимизм окончательно испарился, вернее, замёрз. Первое, невольное сравнение с Кавказом было явно не в пользу Крыма.
И потянулись дни отдыха, под испепеляющим солнцем мы уныло бродили от одного пляжа к другому – везде была тьма народу, прилечь негде, да и сам город сначала показался довольно неинтересным. Со временем мы стали ездить на автобусе за город, на Маяк, а потом на Лимановку, где людей днем было довольно мало. Но добираться туда было хлопотно и долго, на автобусных остановках стояла довольно большая толпа жаждущих добраться до мест отдохновения.
Так что в первые приезды, а всего их было почти три десятка, я как-то посчитал, что в совокупности провёл в Крыму около двух лет, никакой особой радости от общения с Крымом я не испытывал. На автобусные экскурсии по Крыму попасть тогда было сложно, дорого, да и номенклатура их была узкая и убогая. Я тогда пока ещё не открыл «свой» Крым, а в памяти стояла роскошная природа Кавказа.

На Кавказе я привык бывать на море в уединенных местах – там всегда, при желании, можно их отыскать.
Вот под Анапой было роскошное просто место – Большой Утриш, где на многие километры вправо и влево по берегу моря с неширокой полосой пляжа, покрытого довольно крупными валунами и окружённого высоким крутым обрывистым берегом, не было даже следов человека, разве в море иногда показывались прогулочные суда. Мы там отдыхали юношеской компанией голышом.
Там можно было поудить из-под крупных камней чёрных жирных бычков обыкновенной леской с крючком, намотанной на палец, а потом запечь их в костре. Получалась такая хрустящая, источающая жир жареная рыбка. Просто объедение! А можно было изготовить шашлык из мяса, мидий, лука, помидор, яблок, алычи, абрикосов…

Скала Киселева под Туапсе – огромный сланцевый диск, наклонно уходящий в море, там когда-то снимался эпизод из «Брильянтовой руки». Место очень уединённое. В море огромные валуны, войти в море можно только в обуви, да и то осторожно, легко сломать лодыжку, попав ногой в щель между камнями. Зато море удивительно чистое.

Да и в таком «новом Вавилоне», как Сочи, близ ресторана Лазурный, был в то время прекрасный малолюдный пляж. Сейчас там расположен один из самых роскошных отелей Редиссон-Лазурный. Значит, место дикого отдыха тогда было выбрано правильно.
Но хватит о Кавказе, хотя он всё время назойливо возникает в воспоминаниях, как антитеза Крыму.

В Чёрном море у берегов Крыма вода тёплая, она всего тебя ласкает и обволакивает. Она в два раза менее солёная, чем в Средиземном море, и совсем не щиплет твои открытые глаза. Она более прозрачная, чем у побережья Кавказа, так как здесь нет такого выноса минеральной взвеси речками.
Я приспособился вставать в шесть часов утра, когда ещё все спали, и, и после лёгкого завтрака, совершенно без очередей в транспорте, доезжать до своего пляжа и возвращаться обратно часов в одиннадцать.
Там в это время были только гладь моря, чайки, с криками вперевалочку прогуливающиеся по берегу, а в воде деловито снующие крабы-отшельники да стайки какой-то мелкой рыбёшки, но иногда и дельфины в нескольких десятках метров от берега.
А главное - всё это принадлежало только мне одному, и я, в свою очередь, принадлежал всему этому миру. Вот тогда и началось моё постижение Евпатории.
Обнаружилось, что степь, которая в то время расстилалась прямо за нашим домом, вечером, после спада жары источает такое благоухание от высохшей травы, что голова кругом идёт. И коллективная прогулка по этой полынной степи просто потрясающе погружает в аромат блаженства, ведь запахи гораздо сильнее действуют на нас, чем на другие наши органы чувств соответствующие воздействующие факторы.

Помните, как в «Князе Игоре» юноша-степняк, выросший вне степи, долго не соглашается туда вернуться? И только запах привезённой с родины сухой травы мгновенно будит воспоминания детства, и он возвращается на родину.
У С. Фитцджеральда есть прославленный роман « Ночь нежна». Это выражение, как никакое другое, подходит к евпаторийской ночи. Тихая, дышащая нежным теплом, она как бы обнимает тебя всего, погружает в негу и покой.
А со временем обнаружился один феномен: после двухнедельного отдыха в Евпатории ты совершенно неожиданно для себя впадаешь вдруг в состояние полной нирваны, в тебя как будто вливается могучая энергия космоса. Твоя сущность совершенно растворяется в этом, вроде бы, ничем внешне не привлекательном окружении, в этом бездонном, источающем днём жар небе, незаметно сливающимся со сверкающей поверхностью моря, растворяется в душистой степи с оглушительным звоном цикад и сверчков с кузнечиками, в древнем городе.
Твои желания, негативные воспоминания уходят, душа очищается от скверны, и ты становишься тихим и спокойным, аки младенец только что рождённый. Не знаю, является ли эта сущность присущей только Евпатории, или нет, но многие мои друзья, проверившие на себе её чары, подтверждают эту метаморфозу.
И этого заряда «покоя и воли» хватает, при нормальной домашней и внешней обстановке в Саратове, почти до следующего отпуска. А когда приходит лето, начинаешь уже скучать по ставшему родным, полному неизъяснимой прелести городу.

Ты мне снишься, мой город, криком розовых чаек,
Ты мне снишься, мой город, плеском пенистых волн,
И я снова, как в детстве, в твоих улочках-венах теряюсь,
И понять не могу, как дорогу домой нахожу.

Это юношеские стихи моей жены, родившейся и проведшей детство и юность в Евпатории.

Так постепенно море и сама Евпатория вошли в мой мир, вошли навсегда.
А древний город, остатки греческой Керкинитиды, основанной выходцами из средиземноморского Милета приблизительно в шестом веке до нашей эры, то тут, то там, находят при новом строительстве в Евпатории.
В краеведческом музее хранится барельеф «Пирующий Геракл» с остатками раскраски. Не все знают, что греки скульптуры, даже мраморные, покрывали краской, раскрашивали, но такие произведения сохранились только в единичных экземплярах и очень ценятся в среде археологов.

Да, честно говоря, лишь при очень внимательном осмотре можно найти остатки минеральных красок на этом произведении. Отрыли его в греческой сельскохозяйственной и торговой усадьбе «Чайка» близ Керкинитиды. На радостях уникальную раритетную находку с незакреплённым красочным слоем забрали в Эрмитаж, а потом сразу послали на выставку в Амстердам. Домой она вернулась только со следами краски. Потерявший всякий интерес к этой, теперь рядовой, находке, Эрмитаж отдал её Евпаторийскому краеведческому музею.
Городище «Чайка», которое находится неподалёку от современного города, тоже производит незабываемое впечатление. На разрезе этих курганов чётко видны десятки прослоек древесного угля от пожаров внутри усадьбы. Да, нелегко, видно, жилось греческим колонистам, их усадьба как магнит притягивала к себе степняков-кочевников, преимущественно скифов, которые многократно разрушали поселение и, в конце концов, захватили его. Ну и тем спокойной жизни не было, новые завоеватели разрушили их постройку на пепелище.
Рядом с Гераклом на витрине музея находится муляж небольшой бронзовой, вполне сохранившейся статуэтки амазонки, произведение античной школы Лесиппа, оригинал которой находится в Эрмитаже. Такие произведения искусства очень редки и ценятся у специалистов чрезвычайно.

До нас дошли единичные крупные статуи из металла, как, например, конная бронзовая статуя римского императора Марка Аврелия (2 век н.э.), которую великий Микеланджело поставил у стен римского Капитолия. Когда я стоял рядом с ней, я ещё не знал, что это, - подумайте только! - ЕДИНСТВЕННАЯ бронзовая конная статуя, уцелевшая с тех времен. А другие бронзовые и золотые статуи, или сделанные из электрона, сплава золота с серебром, или, как установленная в храме в Зевса Фидиевская статуя Зевса из золота и драгоценной слоновой кости, сразу подверглись переплавке и разворовыванию при непрерывных тогдашних войнах.
В этом особо преуспел Византийский император Феодосий, один из первых христианских императоров Восточно-римской империи, который разрушил «языческие» Дельфы, Олимпию и т. д. Что уж тогда апеллировать к другим варварам, которые разбирали в Малой Азии греческие храмы, а бесценные мраморные статуи... пережигали на известь. Те сохранившиеся слепки Пергамского алтаря, битвы богов с титанами и кентаврами из Пушкинского музея (оригиналы в Берлине) как раз из этой серии, их нашли заложенными в стены средневековой крепости, видно, потребности в извести тогда были временно удовлетворены.
Можно сказать, что одна из нелепых и страшных сторон исторического развития – это разрушение памятников культуры.

А вот другому историческому, правда, средневековому объекту города, повезло больше. Это турецко-татарский древний Гёзлев, расположенный вблизи моря в центральной части города.
Это был большой по тогдашним меркам процветающий средневековый турецкий город, в котором находились сотни лавок, кофеен, складов, пекарен, ремесленных мастерских. Всё это великолепие было внутри мощной крепости, о которой восхищённо высказывался средневековый турецкий путешественник Эвлия Челяби, книга которого стоит у меня на книжной полке.
Закроешь глаза, и перед тобой возникает грозная фортеция «со всех сторон.... высятся двадцать четыре могучих четырехугольных бастиона, покрытых красной черепицей... Это огромная боевая крепость, в форме пятиугольника, замечательно украшенная и устроенная...».
В крепости существовало 5 крепостных ворот. Одни из них сохранились, как ни странно, до 1956 года, когда под предлогом того, что мешают движению автотранспорта, они были снесены.

В 2006 году я побывал на открытии отреставрированных ворот. В северной стене через арочные двери можно было попасть в помещение, в котором были расчищены остатки древнего фундамента и частично стен, примыкающих к современному хлебозаводу. В южных помещениях красивые девушки-татарки угощали всех желающих ароматным турецким кофе и восточными сладостями. Позже был надстроен ещё один этаж, в котором разместили, кажется, какое-то кафе.
Открытие отреставрированных ворот было сопряжено с праздничными шествиями нарядно одетых мусульман, как местных, так и приглашенных. Громко звучала весёлая музыка. В тот же день у мечети открыли памятник средневековому поэту, уроженцу здешних мест, Ашику Омеру.

Вывозимые отсюда товары в средневековье были традиционны для приморских степных городов. Это были соль, зерно, шерсть, кожа тонкой выделки – сафьян и шагрень, жирная черноморская рыба и… живой товар – невольники, которые являлись главной статьёй дохода крымских феодалов. Ведь ещё в восемнадцатом веке орды крымских воинов делали разбойничьи набеги, до нескольких в год, на южные окраины России. Бывало, за год через невольничьи рынки Гёзлева проходило до 50-60 тысяч человек, обречённых быть проданными «сарацинам, персам, индусам, арабам...».

И в самом ханстве все тяжёлые работы по добычи камня, соли, постройки крепостей, страшно тяжелый труд, закованных вечно в цепи гребцов на галерах, все сельскохозяйственные работы выполняли невольники. По сути, всё крымское ханство держалось на рабском труде. Поэтому, когда по Кучук-Кайнаджирскому договору 1774 года 40 тысяч рабов-христиан было вывезено из пределов Крыма, ханство сразу захирело, а после окончательного присоединения Крыма к России в 1783 году, почти все проживающие здесь турки и татары подались в Турцию.
Край обезлюдел, побывавший в Евпатории (тогда ещё Козлове) в 1837 году крупнейший уральский заводчик Анатолий Николаевич Демидов писал о городе: «...теперь, однако, надо сознаться, что о... процветании его свидетельствуют одни лишь только развалины, … стены полуразвалившиеся, сады и огороды».
Поэтому после того, как Крым вошёл в состав Российской империи, началось массовое привлечение в Крым поселенцев, как из России, так и греков, немцев, армян… Иностранцам разрешалось брать из оставшихся от прежних строений развалин «...готовый камень для созидания домов и прочего безденежно, сколько его там окажется». Стоит ли теперь удивляться, что от прежней грозной крепости и многих построек внутри неё остались одни лишь воспоминания.
Таврический полуостров на 30 лет Павел I объявил порто-франко, т. е. освободил от налогов ввоз-вывоз товаров из Евпаторийского порта. И только через 20 лет Евпатория стала подниматься из руин.
Я приглашаю вас пройтись по лабиринту улиц старого города со зданиями, слепящими белизной от яркого южного солнца.

Сохранилась причудливая планировка города, с кривыми узкими улочками, то сходящимися к маленьким площадям, то снова расходящимися, с неожиданными тупиками. А раньше вообще улицы ночью закрывались на железные ворота.
Татарские и турецкие дома почти не сохранились, но и некоторые старые существующие дома ещё сохранили старую планировку, с окнами часто только во внутренний двор. На улицу выходят только стены дома из не оштукатуренного ракушечника да высокие ограды-дувалы из того же материала. Эти неприветливые стены и ограды укрывали собой внутренние дворики, в которых протекала скрытно от чужих глаз жизнь обитателей этих домов. Войдя внутрь дворика, там нередко было увидеть цветные окна-витражи с затейливой резьбой по камню, расписанные стены, низкие диваны с множеством подушек в тени персиковых, абрикосовых и ореховых деревьев.

На фасаде одного дома есть детализованные барельефы крупной рыбы в прямоугольном картуше, хорошо видна даже чешуя. Рыбы – это давний христианский символ, возможно, в этих домах жили христиане?
Сохранилась полуразвалившаяся древняя турецкая банька (было, как пишут, до шести), с дырчатыми куполами для вентиляции, с полами, обогревающимися горячим воздухом от печей. Остались даже следы мрамора, облицовки и фресок. Вот бы нашёлся предприниматель, отреставрировал баню и запустил её в работу.
От посетителей отбою бы не было, я бы обязательно помылся в средневековой турецкой бане – это ведь такая экзотика.
Одним из самых интересных объектов города был подземный водопровод. В городе насчитывалось 8 фонтанов-бассейнов с водой. Вода поступала из источников вне города по керамическим трубам, расположенным в подземных катакомбах.
Ещё в 1832 г, т. е. почти через полсотни лет после присоединения Крыма, архитектор Гриндлинг исследовал древний фрагмент водопровода, длиной 430 м.
«Водопровод сей проходит под фундаментом крепостной стены и под зданиями частных строений. Он состоит из круглых…выжженных труб красной глины, коих пустота заключает 3,5, а длина до 14 дюймов… Все они положены в каменном канале, облиты известью и столь крепким составом склеены, что невозможно оторвать трубы без повреждения. Вода в оных течёт произволом тихим, но в полном объёме, а по пробивке в таковой отверстия вдруг поднимается вверх до половины аршина», писал он.

Вы только вслушаетесь в музыку русского языка этого времени: стихи!
А самое интересное, что при расчистке каналов Гриндлинг нашёл серебряную монету римского императора Веспасиана, который правил в 69-79 г н.э. Вполне возможно, что этот водопровод «сработан был ещё рабами Рима»!
В газете «Евпаторийская здравница» в 1976 году был напечатан любопытный рассказ об исследовании сохранившихся остатков этого сооружения местными спелеологами. Привожу его в сокращении.
«Спустившись в девятиметровый колодец, мы двигались по одному из ответвлений подземного хода, чёрные отверстия которого зияли почти у самого дна колодца, шли согнувшись, потом потолок стал повышаться, и уже можно было идти, выпрямившись во весь рост... Обратили внимание на то, что хотя ход и извивается, как змея, но всё же имеет генеральное направление на юг и почти без ответвлений в стороны. Примерно через каждые 50 метров встречались сооружения, напоминающие дверной проем (вверху - примечание автора), сделанный из каменных плит... Заметили, что пол довольно ровный, в то время как высота потолка постоянно меняется. Пройдя метров сто пятьдесят, упёрлись в завал… Шли в обратную сторону... Вернулись к колодцу и снова попали в продолжение подземного хода. Высота здесь значительней, но ширина прежняя, чуть меньше метра...

А вскоре было сделано, пожалуй, самое главное открытие. На сухом пятачке пола подняли прямоугольную каменную плиту, под которой оказалась ниша, наполненная водой. Быстро вычерпав её, увидели, что с двух сторон, напротив друг друга выступают керамические трубы. Из них текла прозрачная вода... Через месяц снова спустились под землю. Теперь уже перестали быть загадкой «дверные проёмы». Они оказались своеобразными перекрытиями промежуточных колодцев. Такие колодцы через определённое расстояние устраивались по всей трассе, потом из соседних, навстречу друг другу, пробивались строительные бригады. Это хорошо «читается» по следам зарубок кайла на стенах. Через них проводились выемки грунта. Впоследствии потерявшие своё основное назначение колодцы закладывались сверху плитами перекрытий и забутовывались камнями».
Описание таких подземных источников – водоводов, галерей-кяризов, ведущих воду с гор, я встречал в литературе. Они характерны для мусульманских стран Среднего Востока и Северной Африки.

Любопытно, откуда текла вода в наших кяризах, ведь ближайшие горы находились на расстоянии не менее 80 -100 км.
Наверняка, систем водопровода за многовековую историю города было несколько, но, тем не менее, эти описания поражают – настолько качественно они строились. Давно уж нет тех строителей и проектировщиков, исчезли государства, их построившие и изменилось много раз название города, а вода всё течет и течет…
И куда же текла и, наверное, и сейчас течёт чистая питьевая вода две тысячи лет? На этот риторический вопрос уже не найдёшь ответа, пожалуй. Почему-то никому не пришло в голову использовать эту вновь открытую воду, хотя бы для полива выжженных сейчас лютым южным солнцем и непомерной ценой воды в современном водопроводе газонов и деревьев?

Наверное, главные интересы человека сейчас лежат на поверхности: это власть, деньги, преуспевание. Вот если бы там текла нефть...

Кстати, мой тесть рассказывал, что, когда он жил в татарской слободке, то на участке его дома был вход то ли в такую галерею, то ли в катакомбы, которые, как утверждают, доходят до села Каменоломня, километрах в 10 от Евпатории. Нефти там, к сожалению, не было тоже, да и в то время она никого особенно не интересовала. Зато, наверняка, многие поколения жителей этого дома и соседей сваливали туда и сливали немереннное количество мусора и загрязненной воды - всё куда-то уходило.
Улицы старого города вымощены древним булыжником, а бордюрные камни, вы не поверите, посмотрите сами, были со следами древнееврейских надписей. Как я потом понял, они, скорее всего, были сделаны тамошним населением из средневековых надгробных памятников исконного крымского народа караимов, которые признавали ветхий Завет, но не признавали Талмуд. По сути дела это были евангелисты, которые по религии были гораздо более близки к христианам и мусульманам, нежели к иудеям.
Их огромное кладбище на окраине Евпатории медленно поглощается солёным озером Сасык и трудами предприимчивых нынешних жителей, построивших на части кладбища автостоянку и заправку.
А ещё совсем недавно на кладбище было довольно много памятников начала прошлого века, из чёрного полированного гранита или мрамора, многие из которых изображали собой невысокое дерево с отрезанной верхушкой и боковыми ветвями на таком же постаменте – как символ пресекшегося рода, как я понимаю. Многие памятники принадлежали жертвам погромов черносотенцами жителей Симферополя 1905 года. Видно тогда погромщики не разбирали, кто попал в их руки – правоверный иудей или евангелист-караим.

А в старом городе есть и молельные дома караимов – кенасы, с арками, посвященными приезду Российских императоров, которое благоволили к этому древнему народу. Им даже было отменена черта оседлости, двойное налогообложение, которое налагалось на евреев. Караимы охотно служили в армии.
Хотя караимов осталось в Крыму всего несколько десятков, они, как предприимчивый народ, открыли рядом с входом в кенасы небольшой ресторан с традиционными блюдами любопытной караимской кухни, где смешана жирная наперченная баранина и сладкий чернослив, например. Там же подают караимские пирожки и чуреки, вкуснейшие в городе, с луком и зеленью. Все эти яства хорошо запить парой стаканов мутной холодной белой бузы – хмельного напитка из проса. Как-то, будучи там, мы встретили чету молодых поляков-путешественников, которые на ломанном русско-английском языке объяснили нам, что этот ресторанчик занесен в их путеводитель. И здесь я усматриваю предприимчивость караимов.

С молельными домами кенасами у нас связаны и гнетущие воспоминания. До перестройки в них располагался античный отдел краеведческого музея. При передаче кенас караимской общине в перестроечные годы, в этих зданиях остался брошенным колоссальный объём неразобранных материалов многочисленных археологических экспедиций. Всё это, по-видимому, было выброшено, как мусор.
Мы взяли себе на память несколько обломков античных амфор – донышек, ручек, обломков тонкой чернолаковой керамики с красными узорами.
Такого обширного, сохранившего многочисленные древние турецко-татарские черты, города нет нигде в Крыму. Ну, где ещё найти такое поселение в европейской части бывшего Союза, где средневековье оставило свои следы и на мостовых, и под ними, и на бордюрах, и на стенах и в самих домах?!

А рядом у моря, возвышаются два стройных минарета вместе с многокупольной главной ханской мечетью Джума-Джами или Хан-Джами, построенной, как традиционно считается, гениальным турецким зодчим, греком по происхождению, янычаром ходжи Синаном.
Здесь провозглашался фирман турецкого султана о новом татарском хане. Правда, есть мнение, что Синан построил лишь минареты, а само здание мечети представляет лишь перестроенный им древний христианский храм, так напоминающий константинопольскую Ай-Софию.
Ещё при царизме потерявшая первоначальный исторический облик, мечеть при советской власти использовалась как склад. Долгое время она реставрировалась, восточные немцы отстроили минареты, разрушенные столетия назад. Там можно побывать, если заплатить несколько гривен.
Из окон минаретов открывается удивительный, необычный вид на окружающий город и море. И первое, что бросается в глаза – это здание православного храма Св. Николая в форме ротонды. Да, архитектор Бернадоцци вполне вероятно учёл этот зрительный эффект, когда строил свой собор.
После реставрации несколько лет здание использовалось как филиал музея краеведения.
Потом грянула перестройка, началась репатриация крымских татар, которых до тех времён было во всём Крыму… порядка десяти с небольшим тысяч (сейчас их более 200 тысяч), и мечеть передали им.
 
Также передали частично отреставрированный текие дервишей – приют мусульманского суфисткого ордена бродячих вертящихся монахов-дервишей, единственный сохранившейся в Крыму. Неотреставрированное здание производило потрясающее впечатление: под огромным полуразвалившимся куполом находился квадратный зал с маленькими арочными входами в закопчённые кельи монахов, крохотные, на одного или двух человек, больше там не могло бы поместиться.
Истинную ценность и значимость текие можно сделать, лишь представив себе действа, происходившие там лет 300-400 назад.
«В конусообразных тюрбанах вишнёвого цвета и грубом белом шерстяном плаще. На ногах перетянутые веревками сыромятные чарыки, в руках – посох.
Привычно поджав под себя ноги, с опущенными головами расположились дервиши на ковриках в обители. Посередине круга на овечьей шкуре сидит мудрый старец, духовный наставник, начинается великое таинство общения с Аллахом.
Одновременно коснувшись лбом пола, все встают вслед за шейхом. Почтительно приложив руки к груди, отвешивают поклоны друг другу, кланяются настоятелю. Затем сбрасывают чёрные накидки и под звуки свирели, тамбура, саза или дафа–барабана начинают кружиться и петь суры из Корана, впадая в состояние безграничной отрешённости от всего окружающего. Взгляд застывший, на лицах выражение исступления и восторга…
Двести лет уже бездействует текие, а как будто ещё гремят священные пляски, продолжаются моления (зикр), не уходит сила Храма и Веры. Даже в этих, тогда полуразрушенных стенах…» (Н.К.) (Газета «Евпаторийская здравница»).
Теперь там, в частично реставрированном здании проходят различные конференции, собрания.

Мы тоже как-то пришли на объявленные в газете литературные чтения, посвящённые гезлевскому средневековому татарскому поэту-дервишу Ашику Омару, надеясь приобщиться к изощрённой восточной поэзии. И что же: все сообщения, доклады и чтения стихов велись только на турецком и крымско-татарском языках, не прозвучало ни одного слова по-украински или по-русски, а мы были не единственными славянами на этом чтении.
Не хотелось бы лезть здесь в политику, но у организаторов явно прослеживалось неуважение к другим нациям и народам, населяющим Крым, желание изолировать татарский народ от соседних. К чему это приводит в той же Албании, мы уже видим.
А стихи действительно замечательные, вот послушайте перевод:

Что-то с миром случилось: не найти в нём покоя,
Благородство и честность пропали куда-то.
Справедливость исчезла, ведь время такое,
Что никто не жалеет ни друга, ни брата.

Все кичливыми стали, а чем тут гордиться,
Если в душах одна лишь жестокость таится?
Все к наживе и роскоши стали стремиться.
Забывая о сердце,- какая утрата!

Совершенство в нужде, а ничтожество в славе,
Торжествует любовь лишь в богатой оправе,
Но, Омер, ведь на Бога пенять мы не вправе,
Люди сами в несчастьях своих виноваты.
Свойство настоящей поэзии и прозы – звучать и волновать всегда, во все времена, людские души. И эти стихи таким свойством обладают, они обращены словно бы к сегодняшнему дню...

Ну, хватит о грустном. Расскажу об одном комическом эпизоде, связанном со старым городом.
Для того чтобы почувствовать, так сказать, аромат эпохи, я с сыном решил как-то прогуляться по ночному древнему городу. Была как раз перестроечная пора, Евпатория даже в центре не освещалась, а аромат мы почувствовали вполне, даже самый натуральный.
Ночь была безлунная и по-южному совершенно темная. Уличное освещение практически отсутствовало. С трудом передвигаясь по узким улочкам, покрытыми непрерывными колдобинами, мы, в общем-то, неплохо зная город, ночью совсем его не узнавали.
Мы вполне почувствовали, каково было жителям средневекового города. В этих старинных домах зачастую отсутствует канализация, и жители ночью выливали помои, как и во всех древних городах, кроме, возможно, римских, на улицу. Так, что были и лужи в углублениях дороги, куда мы невзначай попадали, и соответствующий аромат. В довершения всех бед, мы заблудились.
Сначала это показалось нам даже романтичным, но, проплутав минут сорок, и с трудом попав на последний, визжащий и скрипящий, старый автобус, в котором мы были единственными пассажирами, романтичное настроение с нас несколько схлынуло. А когда обнаружилось, что конечной остановкой автобуса является …городское кладбище, а вовсе не наш район, находящийся в другом конце города, мы приуныли. Рейс, конечно, был последний.
Водитель посоветовал нам идти в направлении конечной остановки трамвая, который, слава богу, ходил за полночь. И вот мы почти на ощупь двинулись вдоль улицы, с одной стороны которой притягательно проглядывало кладбище, а с другой – высилась бетонная стена, метров двух высотой, окружающая военную часть. Редкие прохожие шарахались от нас, так что не у кого было даже спросить дорогу. Мы хорошо помним, с каким облегчением мы добрались до конечной остановки трамвая, освещаемой одинокой маломощной лампёшкой, сиротливо раскачивающейся на столбе под напором начинающегося морского бриза. Вспомнился Блок: « Ночь, улица, фонарь, аптека...». Только в два часа ночи мы прибыли домой.

Раз уже зашёл разговор о евпаторийском трамвае, нужно сказать и о нём несколько слов. Узкоколейный, единственный сейчас в Крыму, построенный в начале прошлого века, он представлял собой однопутку с разъездами, вагоны после войны были из ГДР – часть я ещё застал – украшенными медными деталями и красным деревом. Сейчас вагоны, конечно, не только такие, но однопутный режим проезда почти везде сохранился.
Евпаторийский трамвай – наверное, самый неторопливый в мире. Топология его линий причудлива, расположение их диктовалось желанием одной линией связать как можно больше районов. Поэтому, если на автобусе можно доехать до какого-то места за десяток минут, трамвай идёт тем же маршрутом минут сорок, иногда подолгу останавливаясь на разъездах, поджидая встречного.
Это неторопливое движение как раз подходит ко всему неспешному и размеренному ритму курортной жизни города, придает ей какой-то особый исторический шарм.
Некоторые влиятельные круги хотят уничтожить евпаторийский трамвай, как вид транспорта, ввиду его нерентабельности, но, говорят, главным образом за то, что не дает им покоя огромное трамвайное депо, которое располагается прямо в центральной приморской части города. Кое-кто не прочь использовать освободившуюся площадь после сноса почти столетнего архитектурно интересного здания депо из красного кирпича.
Исчезни евпаторийский трамвай – и что-то безвозвратно потеряется в историческом облике города. Почему-то в Сан-Франциско трамвай не уничтожается, он стал его «визитной карточкой», хотя весь город расположен, не в пример Евпатории, на горах.
О евпаторийском трамвае писали В. Маяковский и И. Сельвинский, который учился в двухэтажной гимназии из ракушечника в портовой части города. Это, пожалуй, единственный крупный объект, сохранивший свой исторический облик, неискажённый новомодным ремонтом.

Да, чуть было не позабыл ещё об одной достопримечательности Евпатории начала 19 века – доме рядом с трамвайной линией, где жила будущая великая русская поэтесса Анна Ахматова (Горенко). Это небольшой одноэтажный дом рядом с центральной площадью города, куда она приехала шестнадцатилетней вместе с матерью в 1905 году, где она «дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу и написала множество беспомощных стихов». Впрочем, не таких уж беспомощных. В письме своему родственнику, С. Штерну, Анна пишет:

Я умею любить,
Умею покорной и
Нежной быть.
Умею заглядывать в
Очи с улыбкой
Манящей, призывной и зыбкой.

Зимой 1906 года Анна Горенко уехала в Киев сдавать экзамены, потом снова вернулась в Евпаторию. Но жила она уже по другому адресу, и о том периоде её жизни мало что известно.
А рядом с её первым местожительством в Евпатории в таком же доме сейчас расположилось литературное кофе. Внутренность здания стилизована под кафе того времени – тёмное дерево, ограждение столиков поручнями с балясинами, приглушённый свет, белые занавеси на старинных больших окнах. Чёрный рояль в углу, на котором тихо наигрывает бесконечные импровизации пианист. Стойка бара с банкетками, витрина с вкуснейшими пирожными и тортами, украшенными шоколадом, зелёный чай в больших белых фарфоровых чайничках, свёрнутые конусообразные белые крахмальные салфетки на столах. И везде на стенах большие фотографии и рисунки Анны Ахматовой в стилизованных под то время рамках, в том числе рисунки Модильяни. В уютном зале разлита какая-то тёплая, располагающая к неспешному откровенному разговору атмосфера.
В традиционном комплексе обязательных посещений в Евпатории кафе стоит на одном из первых мест.
 
Писал о трамвае и полузабытый ныне писатель-евпаториец Балтер, автор известной в шестидесятые годы прошлого века, щемяще-грустной книги «До свидания, мальчики», всю наполненную той неповторимой евпаторийской аурой, чувством непрочности этого мира и предчувствием скорой войны. По ней был снят показываемый и в наше время одноимённый чудесный романтический фильм с совсем юными тогда актёрами Стекловым и Кононовым. Кстати, на стене гимназии, сохранилась скромная мраморная табличка, что писатель Балтер учился там.
На стенах бывшей гимназии, а ныне школы, сохранились следы пуль и снарядов, выпущенных с наших кораблей при высадке евпаторийского десанта в холодном январе 1942 года.

Портовые причалы были взорваны до высадки десанта, и небольшое тяжёлое вооружение – танкетки и пушки-сорокопятки - моряки-десантники сгружали по наскоро устроенному дощатому настилу, который поддерживали своими дымящими от мороза голыми спинами.
Тем не менее, центр города был взят. Тут в судьбу десанта вмешалась погода – шторм не позволил высадиться подкреплению, и десант был разгромлен и уничтожен практически полностью подоспевшими немецкими войсками.
Три тысячи жителей Евпатории, которые помогали десантникам, были расстреляны в небольшом противотанковом рву.
Поразил рассказ одного десантника-пехотинца из маршевой роты. Каким-то чудом он уцелел, прошёл ужасы концлагеря, снова воевал и уже после войны неожиданно попал в Евпаторию и вдруг узнал тот город, в котором сражался в составе десанта. Оказывается, он не знал, где воевал и был пленён, куда направляются корабли для десантирования, командиры просто не сочли нужным сообщать это. Каким же винтиком и тогда, и, зачастую сейчас, является простой человек!
Вспоминается также совершенно жуткий рассказ тестя, как выжившие жители с плачем и причитаниями бродили вдоль рва, разыскивая своих расстрелянных родственников.
После войны на месте рва был построен скромный мемориал, покрытый зарослями туи и кипариса - греческими скорбными деревьями кладбищ, у входа стояли две коленопреклоненных фигуры бойцов из обыкновенного серого бетона, в касках и плащ-палатках, а на скромных табличках было написано идущее от сердца: «Не забудем, не простим…».
Глядя уже на современный полузаброшенный и захламлённый мемориальный комплекс с высохшими газонами, покрытый полированными, частью отвалившимися и исчезнувшими каменными плитами, с бронзовой скульптурой Матери-Украины у вечно гаснувшего «вечного огня», позволю себе усомниться в этих словах.
Памятуя о том, что нынешний президент Украины внёс законопроект об отнесении к ветеранам отечественной войны националистов из эсэсовской дивизии «Галитчина», становится горько и обидно за тех наших погибших воинов и жителей. Полнейшее пренебрежение и неуважение к людям, которые не щадили своей жизни на войне ради нашей общей тогда Родины.
Я описал здесь положение, в котором пребывал мемориал «Красная горка» несколько лет назад.

А в 2009 году, произошли отрадные изменения, которые нельзя не отметить. Появились ограждение и ворота, отделанные красной керамической плиткой, всё пространство мемориала замощено тротуарной плиткой, наконец-то загорелся вечный огонь, отделана новой плиткой из красного камня сама общая могила - бывший противотанковый ров. У ворот появился медный барельеф, на котором навеки застыли фигуры людей с глазами, погружёнными уже в вечность.
Город Евпатория знал всякие времена. Был он и крохотным греческим городом-полисом (независимым) Керкинитидой, хорой (областью, страной) греческого же города Херсонеса, находящегося сейчас в черте Севастополя, завоёвывался скифами, хазарами, татарами, назвавшими город Гезлевом, турками и, наконец, русскими войсками. Россияне назвали город по созвучию с татарским именем Козловым. Потом он стал Евпаторией по указу Екатерины II.
В конце восемнадцатого - начале девятнадцатого веков город пережил период расцвета. В это время власть в городе находилась в руках богатых купцов-меценатов, отличавшихся довольно прогрессивными взглядами. Купцы построили много интересных с точки зрения архитектуры зданий в стиле модерн, которые остаются и сейчас украшением города: библиотеку, городской театр, курортные виллы, жилые дома, импозантную, украшенную кариатидами и другими декоративными деталями гостиницу «BEAU RIVAGE». Добились они и строительства железной дороги от Симферополя. Традиционно этот расцвет связывается с именем городского главы Эзры Семеновича Дувана, караима по национальности.
После декабря 1917 года власть в Советах при перевыборах перешла к большевикам. Но уже в то время город был наводнен монархически настроенным офицерством, эскадронцами - татарскими националистами. В январе они практически захватили власть в городе. Когда первый комиссар Совета рабочих и солдатских депутатов Д. Караев отправляется с ультиматумом к монархистам, те, после зверских истязаний, ещё живого, закопали его в песок на берегу моря. Караев был тоже караимом по национальности. На месте гибели председателя Совдепа установлена шестиметровая гранитная стела. Только мало кто сейчас подходит к стеле в гуще разросшихся одичавших деревьев и высохшего газона и читает посвятительную надпись.

При Советах город развивался как курортный центр и своего расцвета достиг в конце восьмидесятых – начале девяностых годов, когда были построены новые жилые районы многоэтажных домов, а город был весь засажен цветами, везде зеленели ухоженные газоны.
Всё это буквально рухнуло в период перестройки. В середине девяностых отдыхающих почти не было. Город захирел, исчезли поливные газоны, цветники, улицы города практически не освещались ночью. Город затаился до лучших времен.
Последние годы город стал оживать. Отремонтированы набережная и ведущая к нему Дувановская улица. Снова заработали санатории и пансионаты, появилось даже чрезмерно много всяких точек питания, сувенирных лавок, где продаются картины, изделия из дерева, ракушек, фотографии и многое другое. По вечерам по набережным и Дувановской улице фланируют толпы нарядно одетых отдыхающих, звучит музыка из многочисленных кафе.
Можно заказать прогулочную яхту или, на худой конец, покататься на катере по морю. Есть множество всяких аттракционов.
Изменился и контингент отдыхающих: если прежде это были, в основном, жители городов России, то теперь большинство составляют жители незалежной Украины, на улицах города стал слышен мягкий украинский говорок. Сам же Крым остаётся пока русско-культурным и русскоязычным, хотя русский язык в школе изучается как иностранный. Всё делопроизводство ведется только на украинском языке, даже тесты в 2009 году школьники сдавали на украинской мове.
Тем не менее, зря, мы, россияне, стали меньше ездить в Крым. Цены на продукты такие же, как в России, промышленных товаров, в частности текстиля из близлежащей Турции, полным-полно, цены на комфортные квартиры в два раза меньше чем у нас.
Не верьте, друзья, тем, кто ведёт антикрымскую пропаганду, смело приезжайте в этот чудный край!


Херсонес – колыбель восточно-славянского христианства

Тогда мы были совсем молоды, и это было одно из наших первых путешествий по Крыму. Жена решила приобщить меня к эллинской культуре. Мы выехали ранним утром на первой электричке до Симферополя, потом пересели на другую до Севастополя, а уж оттуда покатили на городском автобусе в сам Херсонес.
До этого ничего подобного я в своей жизни не видел, таких древних развалин на территории России нет, пожалуй, хотя теперь появился Аркаим, но это другое.
И вот мы входим через полуразрушенные ворота в город. Точнее, это не город, а его руины. За более чем две с половиной тысячи лет своей истории он неоднократно завоёвывался, разрушался, отстраивался занова. Мы бродим между остатками двойных крепостных стен. Внизу стен, на высоту до четырёх метров, ещё сохранилась первоначальная греческая кладка из больших тщательно тёсаных камней до двух метров длины - квадров. Чем выше поднималась кладка от земли, тем более грубые приёмы применялись при строительстве. Рядовая кладка была только в наружном и внутреннем слое, а всё пространство между этими слоями закладывали щебёночной забутовкой, на известковом растворе. А когда дела, видно, были совсем плохи, и враг ломился через пробитые бреши в стенах, их закладывали, чем бог послал, любым материалом, в дело шли даже могильные памятники с греческими надписями. Так они сейчас и остались в стене, немые свидетели того отчаянного сопротивления горожан завоевателям.
Долгое время руины города использовались, как и везде, в качестве источника обработанного строительного материала. Поэтому мало что сохранилось на поверхности, но остался многометровый подземный культурный слой. Ведь когда здания разрушались при вторжениях вражеских орд или они просто ветшали, их разрушали почти до фундамента, а потом строили на нём новое сооружение. Поэтому земля здесь, как слоёный пирожок, чем глубже двигаешься, тем старше открываются находки.
Лепту в это разрушение внесли и монахи монастыря, который был здесь в 19-20 веках, разбирая и тем самым варварски разрушая «языческие» постройки для своих нужд.
В середине застройки тогда стоял разрушенный, треснувший, словно орех, с огромными, в несколько десятков сантиметров щелями от фундамента до самого купола, Владимирский собор. Крестово-купольный, с зелёным колончатым поясом, протянувшимся по стенам всего здания, он был прекрасен даже в таком виде.
На этом месте, по преданию, крестился киевский князь Владимир, который потом ввёл христианство на Руси.
При советской власти говорили, что собор был взорван немцами и восстановлению не подлежит. Потом стали писать, что его взорвали сами большевики. И вдруг неожиданно несколько лет тому назад собор восстановили почти в первоначальном виде попечениями тогдашнего президента Украины Кучмы.
Мы идём под жгучим южным солнцем по главной улице бывшего средневекового города, которая начинается от центра города - акрополя и агоры, места собраний граждан Херсонеса по направлению к поставленным на месте разрушенной христианской базилики мраморным колоннам, являющихся символом Херсонеса.
Всё кругом засыпано ломом керамики - обычно грубой глиняной черепицы. Но если тебе повезёт, то можно найти тонкостенные остатки греческой посуды: ликифов, кратеров с пятнами чёрного или красного лака и фрагментами живописи. Когда такие раритеты лежат в твоих руках, ты невольно ощущаешь призрачную связь между тобой и творцом этого предмета, в душе возникает невольный трепет и благоговение перед тысячелетиями, разделяющими нас и одновременно соединившими нас с помощью этой хрупкой находки. Любая старинная вещица – это маленькая машина времени, виртуально переносящая тебя в прежние миры.
Представим на миг центр города эллинистического времени. На акрополе стоят алтари местной богини города Деве. Её святилище с храмом (Партенос) до сих пор ищут археологи по всему Гераклейскому полуострову, на котором расположена была ближайшая хора – земельное владение города. Возле них установлены мраморные плиты с различными декретами и постановлениями Народного собрания (!), посвятительские и почетные надписи, прославляющие отдельных граждан Херсонеса, списки победителей спортивных игр, в том числе Олимпийских (!), надписи о литературно-музыкальных состязаниях. Победителю Олимпийских игр пожизненно воздавались почести и привилегия.
Неожиданно впереди мелькнула синь моря за высоким обрывом. Под этим высоким обрывистым берегом последние наши войска в Отечественную войну, брошенные на произвол судьбы своим командованием, отчаянно отбивались от подступающих немцев, которые захватили весь Херсонес, кроме узкой полоски берега у морского прибоя. Вспоминаю рассказ известного писателя Л. Соболева « Федя с наганом». В нём показаны последние дни обороны Херсонеского полуострова. Перед атакой в окоп впрыгнул матрос, всё вооружение которого состояло из одного нагана. Никто из пополнения его не знал. В бою он вёл себя геройски, был в первых рядах атакующих, расстрелял все патроны и погиб. Когда же попытались установить имя и фамилию героя, вспомнили только имя: Федя. Так его и записали в списки погибших – Федя с наганом.
Как рассказывал один из моих родственников, сам попавший в плен при обороне Севастополя, Сталин после освобождения города от немцев наших воинов, пленённых в Севастополе, не подвергал никаким репрессиям. Он их полностью реабилитировал, и они шли воевать, причём в тех же званиях и должностях, какие у них были до пленения.
Затем мы идём вдоль обрыва, поворачиваем налево и проходим рядом с могилой одного из первых археологов Херсонеса Карла Казимировича Косцюшко-Валюжинича. Вот и здание археологического музея.
После музея мы заходим в небольшой уютный амфитеатр греческого театра, сидим на истёртой временем и людьми скамье, а в голове неотвязно звучит клятва херсонесцев, найденная на каменной плите при раскопках около здания Владимирского собора и помещённая сейчас в музее:
«Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями олимпийскими, героями, владеющими городом, территорией и укреплёнными пунктами херсонесцев.
Я буду единомышлен о спасении и свободе государства и граждан и не предам Херсонеса, Керкинитиды, ...ничего никому, ни эллину, ни варвару, но буду оберегать всё это для херсонеского народа...».
И, кажется, время отступает, снова бурлит античный Херсонес, и мы слышим голоса его мужественных, любящих свою новую родину, жителей.
Мы проголодались, было уже за полдень, вокруг было настоящее пекло, и мы долго искали, где бы спрятаться в спасительной тени. В этих поисках мы набрели на старое заброшенное монастырское кладбище православного монастыря, бывшего здесь когда-то, где в тени кипарисов и туй стояли и лежали в беспорядке как попало замшелые, раскрошившиеся, с едва проглядывающими письменами могильные плиты. Здесь мы и перекусили сочными, сладкими, как сахар, крымскими помидорами, свежей вымоченной брынзой и на десерт - ароматными румяными абрикосами.
Да, проходят века и тысячелетия, исчезают одни народы, оставляя за собой лишь немых свидетелей их жизни руины городов и могильные плиты. Но вслед за ними, казалось бы из ниоткуда, вдруг появляются другие народы, и чудо жизни не иссякает.

«Привидения» горы Димерджи

Мы долго не решались взять билеты на конный маршрут, ведь до этого мы никогда не садились на лошадь и смутно представляли, как ею можно управлять и вообще держаться в седле.
Маршрутов таких было несколько, они то появлялись, то исчезали, то возникали новые.
Но вот сомнения позади и часа в три дня мы отправляемся на автобусе в район горы Димерджи, в Долину Приведений. Гора расположена неподалеку от города Алушта, за Ангарским перевалом, который является входом в особую страну – Южный берег Крыма, или сокращенно ЮБК. Это полоса суши, ширина её не превышает в самом широком месте нескольких километров, отгороженная от остальной части Крыма Главной грядой Крымских гор, максимальная высота которой полтора километра. Это страна совсем не похожая на равнинный Крым. ЮБК очень живописен и красив, это настоящая жемчужина Крыма, окаймлённая со стороны гор сказочным миром пушистых сосен, причудливых туй и древовидных душистых пушистых можжевельников.
И главное - всё это недалеко от Евпатории, нашей базы, на любую экскурсию туда достаточно одного дня. Дорога после Симферополя очень живописна, идёт в гору по высокому лесу, деревья которого часто образуют над дорогой сплошной свод, а когда ветви деревьев размыкаются, то весь автобус как будто купается во внезапно появившихся лучах ослепительно яркого крымского солнца.
И вот какие-нибудь два часа - и мы переезжаем Ангарский перевал и почти сразу по левую сторону от дороги открывается гигантская скалистая гора, а у её подножия будто то бы собралась умопомрачительная толпа каменных гигантов, похожих на узкоплечих истуканов, с прижатыми руками и острой затылочной частью, со стёртыми чертами фигур. Это и есть знаменитые «приведения» горы Димерджи.
А выше проступает то ли профиль женской головы, то ли головы хищной птицы или сфинкса – это зависит от места нахождения смотрящего и его воображения.
Мы спускаемся к морю, подъезжаем к развилке дорог – правая идёт на Алушту, левая – очень извилистая и с большим количеством поворотов почти на 180 градусов - на Судак. Мы поворачиваем налево и через несколько километров останавливаемся и высаживаемся из автобуса. Короткий, но довольно крутой подъём – и мы на небольшой площадке. Здесь располагается коневодческая ферма верховых лошадей башкирской породы. Тут же навесы, где усталый путник может присесть за стол и отведать душистые шашлыки, татарский плов, салаты из вкуснейших крымских овощей. Хорошо запить всё это отменным крымским сухим «Каберне», «Алуштой», «Алеатико». А на десерт попробовать знаменитые крымские мускаты, от чёрного до белого.
А впереди полнеба занимает уже совсем близкая гора Димерджи со своими приведениями.
Короткой инструктаж по вождению лошадей – оказывается, таких, как мы, новичков большинство. Лошадей нам выводят по одной, и, по каким-то непонятным признакам, находят в шеренге волнующихся туристов каждому коню своего наездника. Почему-то первой пригласили мою жену, ей досталась невысокого роста кобылёнка. Короткий резкий толчок инструктора - и жена в седле.
Подтянуты подпруги, отрегулирована длина стремян, и первый всадник шагом двинулся по набитой тропинке. Я почему-то был выбран замыкающим колонны, льщу себя надеждой, что как выглядевшего наиболее опытным и бывалым, ведь и замыкающим первого попавшегося не поставят.
Мне тоже попалась кобылка, с приятным каурым жеребёнком, к тому же лошадки были смирные, хорошо знали дорогу, по которой ходили много раз, и поездка вначале не представляла особых трудностей.
Лошади медленно, шагом поднимались по зигзагообразной пыльной тропе. Мимо нас, то вперёд, то назад, челночными проходами бегал местный фотограф, снимая на цифровой аппарат участников небывалого марша. И вот мы у подножья горы, рядом с «приведениями». Вблизи они показались ещё огромнее - округлое туловище, диаметром несколько метров и высотой порядка десяти. Многие из них имели своё собственное название, по сходству с каким-либо животным или человеком. Так, там был маленький Мук с чалмой, Орел, Гордость, Кузнец.
Мы идём вдоль Каменного хаоса – осыпи громадных многометровых осколков горы, скатившихся при землетрясениях с горы и заваливших при этом стоящую у подножья татарскую деревеньку. Дорога петляет мимо этих скал, ещё совсем немного - и мы подъезжаем к развалинам крепости феодоритов Фуне, которая в средневековье защищала проход купеческих караванов вдоль южного берега Крыма. Тогда дорога шла не по побережью, а по столообразным вершинам гор – яйлам. От крепости осталась немного – фрагменты стен, храма Георгия Победоносца, …и довольно современного вида туалет в нише крепостной стены. Полазив по стенам древней цитадели, пофотографировав всласть открывшуюся панораму южного берега Крыма, гору Четырдаг напротив нас, мы собрались у коновязи, чтобы двинуться так же организованно вниз. Мы ещё не знали, что нам предстоит.
Между тем наступили уже сумерки - на югах темнеет быстро, и пока процедура нашего «заброса» в сёдла инструктором закончилась, совсем стемнело. Теперь я оказался где-то в середине каравана, а жена где-то затерялась в суматохе посадки.
Наконец-то мы двинулись. Команда наша была последней и явно запаздывала. Инструкторы со смехом начали подгонять наших лошадей, и они помчались галопом.
Нам же, впервые севшим в седло, было совсем не до смеха. Мы с трудом держали равновесие, при каждом скоке лошади съезжая то в одну, то в другую сторону, ведь как держаться в седле при таком аллюре, нам не объяснили.
К тому же, стало совсем темно, видно было смутно только фигуру впереди скакавшего всадника на фоне громадных хлопьев пыли, уходящих в небеса…
Прямая дорога кончилась, дорога круто стала спускаться всё теми же зигзагами, и лошади, наконец-то, перешли на шаг. Инструкторы куда-то делись, и только слабая вера в то, что если раньше всё обходилось благополучно, то и у нас, возможно, всё обойдётся нормально, поддерживала нас.
Нам совершенно не было видно земли, соответственно, мы не представляли, где идёт лошадь, по дороге или краю обрыва, ориентировались лишь по смутному пятну впереди и надеялись, что лошадь сама лучше нас знает, куда идти. Тьма была египетская.
А тут новая напасть – наши жеребята догнали нас, вероятно, подошло время кормления, и они стали тыкаться в брюхо наших кобылок. Тем это почему-то не понравилось, и они стали бросаться в разные стороны, взбрыкивать и пытаться встать на дыбы. Моя лошадь после очередного прыжка стала как-то оседать влево. «Ну, всё,- подумал я,- каюк, сейчас загремим с обрыва».
Лошадь каким-то чудом выровнялась, и снова мы продолжили наш путь. Впереди меня, судя по крохотной фигурке в белой блузке, ехала совсем ещё девчонка, как потом это и подтвердилось.
Она только жалобно кричала, когда жеребёнок её кобылы проделывал такие же штуки, как у меня. «Бей его ногой!», - закричал я. Видя, что у неё ничего не получается, я пришпорил свою Росинанту и, отбиваясь правой ногой от своего жеребёнка, изловчился, лягнул левой жеребенка девчушки и заорал на обоих жеребят во всю глотку.
Так, отбиваясь ногами от нахальных жеребят и крича на них, мы и прибыли к месту постоянной дислокации лошадей. Я молодецки, сам себе удивляясь, спрыгнул с милой лошадки и начал искать жену.
Среди прибывших, пропылённых, чумазых, измученных, но довольных экскурсантов её не было. Новых прибывающих всадников тоже не было видно. Я помчался по дорожке вверх, сердце бухало, ожидая увидеть,… уж даже не знаю, что. Вдруг в конусе света, на его границе, из-за поворота появился всадник на вздыбленной лошади. Все сразу затихли.
Разумеется, это была моя жена!
Возбуждённые увиденным и пережитым в поездке, мы расселись за столиками кафе и с аппетитом стали уминать отличные шашлыки, запивая всё это сухим красным крымским вином и вспоминая все перипетии нашего похода.

Крымский заповедник + UFO

Крымский заповедник находится в таком статусе с дореволюционных времен. Там запрещена всякая хозяйственная деятельность, посещения сейчас строго регламентированы, а раньше и вообще были запрещены. Охрана заповедника достаточно многочисленная, с мобильными рациями, так что нарушителей режима быстро выявляют и выпроваживают, заставив заплатить значительный штраф.
Через ажурные железные ворота, которые по бокам фланкируются живописными каменными башенками, мы въезжаем на микроавтобусе «Мерседес» на территорию заповедника. Дорога очень живописна и всё время петляет по склонам гор, заросших грабом, дубом и буками со стволами цвета старого серебра. Эта дорога была построена русскими сапёрными батальонами в царские времена, а в наши дни её заасфальтировали.
С одной стороны дорога врезается в гору, с другой - довольно круто обрывается вниз, иногда на сотни метров, иногда аж дух захватывает. На первой остановке на нашем пути мы посетили образцовое форелевое хозяйство на реке Альма. Речонка маленькая, а форель крупная, завезённая из Калифорнии.
Следующей нашей остановкой стал монастырь Козмо и Дамиана, Кузьмы и Демьяна, по-современному. Расположен он в буковом лесу. С горы бьёт родник с прекрасной мягкой, говорят, чудодейственной водой.
Продолжаем наш путь. Въезжаем в вековой буковый лес. Внизу, в хаосе остроугольных обломков зеленоватых скал, виден исток реки Альмы - небольшой ручеёк. Мы продолжаем подниматься выше, вскоре появляются сосны, ещё несколько минут – и мы на самом высокогорном в Крыму Чучельском перевале.
Выходим из автобуса – панорама такая, что дух захватывает, видимость отличная, на многие километры, слева самая высокая вершина в Крыму, Роман-Кош, высотой 1545 метров, вдали, в дымке – обитаемая в средневековье гора Басман, а прямо перед нами – гора Малая Чучель, вся покрытая стройными соснами.
Лихорадочно щёлкаю затвором цифрового фотоаппарата, снимая всю панораму, потом решил снять и видео. Ничего необычного не замечаю ни я, ни другие экскурсанты.
Поднимаемся на столообразную каменистую вершину Никитской яйлы и подъезжаем к беседке в форме ротонды «Роза ветров», расположенной на краю обрыва, глубиной почти полторы тысячи метров.
Внизу виден южный берег Крыма: гора Айю-Даг, Гурзуф, Партинит, Артек, солнечная Ялта. Вверх снизу ползут сплошным потоком облака, как стена тумана, холодно, всего +12 градусов, пронизывающий ветер пытается сбросить тебя вниз.
Сосны на вершине все перекорёженные, низкорослые, покрытые лишайником, их ветви от дующих весь год ветров почти горизонтальны.
Спускаемся к Массандре и отправляемся по шоссе к Ангарскому перевалу и дальше, по прежней дороге, в Евпаторию.
И вот мы дома.

Утром я начинаю просматривать на экране фотоаппарата снятые кадры. Вдруг на снимке горы Малая Чучель замечаю какое-то полуразмытое изображение в левом верхнем углу кадра. Подключаю камеру к телевизору и чувствую, как по спине пробегают мурашки. На снимке чётко виден сферической формы предмет со следами его продвижения в воздухе. Он передвигался справа налево, потом мгновенно остановился и пошёл немного назад и на нас. Прикинув размеры предмета и выдержку камеры, я понял, почему мы никто ничего не видел: в момент съемки скорость объекта превышала несколько тысяч километров в час. Я лихорадочно начал просматривать другие кадры. И вот на фоне горы Басман в дымке обнаружил в левой половине кадра похожий, а, может быть, и тот же самый объект.
Но самое большое потрясение ждало меня дома, когда я на низкой скорости просмотрел по отдельным кадрам видеосюжет. Я увидел, как какое-то тело бешено крутилось в облаке в правой части кадра, потом оно мгновенно переместилось вправо к вершине Роман Кош, и, когда я увеличил изображение до предела, ясно стала видна тарельчатая форма объекта.
Тарелка продолжала виртуозно кувыркаться, выделывая немыслимые пируэты и передвигаясь словно скачками.
Я давно пришёл для себя к выводу, что неизвестные летающие объекты существуют. Их неоднократно фиксировали серьёзные люди, которым не верить невозможно: это были военные и гражданские лётчики и моряки.
Но слушать рассказы и даже смотреть чужие снимки – это одно, а быть очевидцем данного события – это совсем другое.
Как я потом узнал,НЛО в Крыму не редкость, причём, они бывают самых различных модификаций. Что касается лично меня, то приезжая в те края ещё несколько раз, я практически всегда на своих снимках находил всё те же Unknown Flying Object.

Водопады Крыма

Крымские водопады, может быть, несколько проигрывают Кавказским, ибо сами горы здесь ниже и выглядят как-то по-домашнему. Высота их намного меньше 2 км, обычно они имеют столообразную вершину – яйлу.
Поэтому и водопады здесь поменьше, хотя есть многоводный в любой сезон, даже сухой, Джур-Джур в отрогах восточного склона горы Димерджи, Учан-Су, падающий с высоты десятков метров, но полноводный только весной и осенью, в дождливые сезоны.
Я же хочу остановиться на каскадах водопадов в малоизвестном пока урочище Кок-Асан, проходящих по руслу реки, мчащей свои воды с северных отрогов Крымских гор на север.
Вначале идёшь вдоль берегов почти равнинной речной долины с небольшим уклоном на север, берега которой окаймлены, как колоннами в античном храме, стволами высоких и стройных «мраморных» буков. В душе поднимается какое-то чувство почтения к этим, ныне редким, гигантам.
Постепенно берега речушки становятся круче, и вот уже приходится скакать по скользким, мшистым камням с одного берега реки на другой, чтобы двигаться выше по течению. Долина постепенно переходит в каньон, глубиной до нескольких десятков метров. Скалы почти смыкаются над головой, там прохладно, сумеречно, деревья заросли лишайником и лианами, валуны в реке и скалы над рекой покрыты толстым слоем изумрудного мха. Места просто сказочные.
И вот начинаются каскады водопадов, один за другим. Здесь не найдёшь грандиозной высоты потоков, низвергающихся из-под небес. Но есть что-то завораживающее в неспешном течении гладких не пенящихся тёмных хрустальных струй. С брызгами и шумом, тем не менее, падающих с высоты не более трёх метров в небольшие и неглубокие озёрца-омутки. Раздеваешься и ныряешь в эти омутки, где вода, не смотря на крымскую жару на равнине, обжигающе холодна, и веришь словам сопровождающего экскурсовода, что вода эта дарует вечную молодость. Чувствуешь, что общение с этой природой вселяет в тебя ощущение покоя и тишины, гармонии и неспешности, оздоровляет душу и тело.

Две жемчужины Крыма: Новый свет и Кара-Даг

Когда говоришь о Крыме, невольно сбиваешься на всякие восторженные слова, а их количество конечно в русской лексике. И никаких слов не хватит, если говорить о Новом Свете, да ещё, пожалуй, о Кара-Даге.
Сам посёлок Новый Свет расположен прямо на берегу моря, в небольшой котловине, сплошь отгороженной от остального цивилизованного мира с севера сглаженными горами. Поэтому, как нам сказали, это самое тёплое место на ЮБК. Эти горы сразу погружают вас в состояние умиротворения и покоя.
Это настоящий «затерянный мир», наполненный ароматом древовидного можжевельника и вибрациями цикад. Очень меня удивили небольшие кактусы-опунции, которые во множестве встречаются почти на каждом шагу, хотя, кажется, Крым никак не относится к зонам произрастания этих колючих, диаметром иногда всего несколько сантиметров, мясистых зелёных дисков. Говорят, что они встречаются ещё в Севастополе, откуда, возможно, и распространились до Нового Света.
А завезли их, по легенде, сардинцы (пьемонтцы), которые участвовали в Крымской компании 1853-1956 годов и привезли с собой кусочек нетребовательной к окружающим условиям родной флоры. Как оказалось, кактусы прижились на новом месте и за столетия освоили наиболее подходящие им по климату места Крыма.
Вся красота Нового Света сосредоточена в изумрудных, глубоко вдающихся в берег, с какой-то плавной геометрией, бухтах, которые располагаются одна за другой, и в тропе, которая идет над морем и этими бухтами на протяжении почти 3,5 км.
В этих бухтах, громадном гроте внутри мыса, снималось множество фильмов, начиная с «Человека-амфибии» и кончая «Пиратами двадцатого века». А бухты действительно прекрасны, имеют почти правильную полуовальную форму с далеко уходящими в море мысами, скалистыми или столообразными.
Всю эту красоту можно просмотреть с тропы, петляющей то у самой кромки прибоя, то прорубленной человеком в скале, то идущей через завалы камней, где она превращается в узкую тропку, по которой может идти только один человек, и то при помощи соседей по движению.
В начале тропа довольно благоустроена, это почти нормальная пешеходная тропа с внешним ограждением и даже частичным асфальтированием. Она огибает скалистый мыс и приводит в громадный естественный грот, в котором свободно могут поместиться несколько тысяч человек. Этот участок тропы называется «царский». Рассказывают, что царская семья часто прогуливалась по этой части тропы.
«Голицинская» же часть, названная по имени организатора производства шампанских вин в России, менее благоустроена. Далее уже идет практически неблагоустроенная естественная тропинка.
В скалистом гроте до сих пор видны остатки сооружений для выдержки бутылок шампанского.
Поражает другой грот, пронизывающий насквозь весь высокий, с плоской вершиной мыс, заросшим древовидным древним душистым можжевельником. Длина этого высокого тёмного стрельчатого коридора - несколько десятков метров.
В этом гроте снимался выход в море Ихтиандра через заполненную водой пещеру. До сих пор на стенах пещеры видны остатки развешанных рыбацких сетей, имитирующих водоросли, и зелёной краски, изображающей фон воды.
Во время экскурсии временами сеял мелкий летний дождичек, потом снова выглядывало солнце, и вместе с метаморфозами цвета неба менялся и цвет моря - от белесоватого, почти сливающегося на горизонте с такого же цвета небом, до глубокой изумрудной синевы.
Я уже говорил о высокой концентрации уникальных природных объектов Крыма. Так неподалеку от Нового Света расположена другая «жемчужина»: единственный в Крыму вулкан, вернее его остатки, большую часть которого много тысячелетий назад слизало ненасытное море, бьющееся, как и сейчас в скалы Кара-Дага.
Величественный профиль Кара-Дага становится виден задолго до подъезда к посёлку Коктебель, расположенного у подошвы спящего вулкана. По мнению одних, он похож на профиль головы А. С. Пушкина, другие усматривают сходство с профилем известного крымского литератора и художника М. Волошина, который прожил большую часть своей своеобразной и интересной жизни в своём доме рядом с Кара-Дагом и морем.
Мне не удалось пока побывать на самом Кара-Даге, говорят, путешествие по единственной разрешенной «экологической» тропе (гора имеет заповедный режим с семидесятых годов) навсегда остается в памяти.
Но и поездка на катере вдоль неповторимых диких скал и бухт Кара-Дага вызывает потрясающий душевный подъем от вида всех этих красот. По-моему, с наших лиц не сползала неконтролируемая восторженная улыбка до самого конца путешествия.
Вот уже мы у подножия спящего вулкана. Его обрывистые склоны окрашены в различные цвета: от почти чёрного, через жёлтый, до тёмно-коричневого. Вот открылась скала с совершенно уникальным рисунком слоистых пород, похожих на отпечаток пальца человека.
Масштаб горных громад постигаешь не сразу – нет масштаба для сравнения, и только замечая на «не большой» полоске пляжа у гор крохотные фигурки людей, понимаешь, что это не расщелина скалы, за которую ты принял эту бухту вначале. Горы то обрываются неприступной стеной в море, то рассекаются гигантскими клиновидными разломами-щелями, и тогда часто у моря образуется крохотная уединённая бухточка с пляжем.
Говорят, есть морская «мокрая» тропа вдоль берега, по которой в совершенно тихую погоду можно пройти ко многим бухтам и бухточкам Кара-Дага, глубина моря там колеблется от «по колена» до «по шейку», а иногда приходится и проплыть два - три метра. Даже при незначительном волнении тропа становится непроходимой – от скал отражаются волны и в этой круговерти прямых и отражённых волн очень легко получить травмы от ударов об скалу, а то и просто захлебнуться и утонуть.
Можно, конечно, подъехать к облюбованным местам с моря, на лодке, но это было бы, как говорил незабвенный Остап Бендер, «низкий сорт, не чистая работа».
Главной приманкой этих крошечных бухт, кроме уединения, являются чудесные находки в прибрежной гальке «настоящих самоцветов»: сердолика, яшмы, халцедона и других, вымытых из магматической коренной породы вулкана и обкатанных в прибое.
В поезде из Крыма часто приходилось встречать гордых владельцев запрещённых к составлению коллекций таких раритетов.
Одно из чудес Кара-Дага – Золотые Ворота Кара-Дага, огромные скальные ворота в море в виде ажурной арки, расположенные в Пограничной бухте. Под этой аркой свободно может пройти приличный катер.
Сначала скала была повёрнута к нам в профиль и ничего выдающегося из себя не являла. Но вот поворот руля, и обычная скала превратилась в огромные остроконечные ворота, созданные фантазией моря и ветра.
Как раз исчезла дымка, и контур тёмной скалы оказался погружённым в тёмно-голубую синь моря с солнечными бликами на поверхности от диска солнца, купающегося в таком же синем небе. Зрелище было феерическое, а когда нам предложили искупаться в этой морской синеве, восторгу нашему не было предела.
Сойдя с катера на причале Коктебеля, мы прошли заросшей деревьями набережной, которая была забита прибрежными кафе, к двухэтажному дому-музею Волошина.
Хочется посвятить несколько слов этому необычному человеку. Это был образованный, побывавший в Европе, знакомый с современными художниками и литераторами человек, осевший в Крыму, а точнее в безлюдном тогда Коктебеле, после того, как был исключён из университета и лишён возможности проживания в крупных городах за участие в революционном движении. Построил там этот дом, где и жил вместе с матерью и женой до конца лет своих.
Влюблённый в античность, в тёплое время года он ходил в длинной рубашке-хитоне, подпоясанный верёвкой. Писал этюды и картины, стихи.
Постепенно и он, и его место жительства стали известными, и к нему, на призывный свет солнца Тавриды, потянулся небогатый литературно-художественный бомонд России. Здесь побывали и Александр Грин, и Алексей Толстой, и Владимир Маяковский, и многие другие поэты, писатели, художники. Никто не получал отказа, каждый вносил посильную для него оплату и жил в доме, сколько ему угодно.
Главой клана была Пра, мать Волошина. Весь пришлый народ одевался так же просто, как и сам Волошин. Такая же простая была и пища. Весь народ собирался за столом вместе, ел, беседовал, флиртовал, развлекался, как мог.
В годы Гражданской войны Волошин пользовался известностью как человек, стоящий вне политики, и обладал некоторым влиянием и на белых, и на красных, и всегда вмешивался, когда мог, в судьбы знакомых ему, а иногда и просто незнакомых порядочных людей. Хлопотал за них, что часто избавляло тех от смертельной опасности.
А после войны к нему снова повалила, по традиции, теперь уже советская интеллигенция. Он охотно принимал и их.
Завещал он похоронить себя на любимом Кара-Даге, не сажать там никаких растений – место было пустынное, и он не хотел изменять колорит места, хотел сохранить, всё как есть.



Дворцы и парки ЮБК
Мне приходилось бывать во многих дворцах и в соответствующих парках, в окрестностях Петербурга, на Западной Украине.
Честно говоря я не испытываю большого восторга от посещения самих дворцов, все они, вообще, чем-то похожи друг на друга, и побывав в одном, считаю, что посещение других вовсе не обязательно.
А вот парки все очень индивидуальны, как и все природные объекты, пусть и задуманные по определённому плану. Так индивидуален регулярный французский парк, как часть Царскосельского, пейзажные английские парки того же Царского Села, Гатчины и Павловска, Скалы Подольской.
Из дворцов Крыма, я хорошо знаю Воронцовский дворец и парк в Алупке, названный по фамилии графа Воронцова, царского наместника Новороссийского края, для кого и по чьему вкусу и строился дворец в эклектическом английско-мавританском стиле.
Однажды мы по необходимости провели почти целый февраль в Алупке. И надо сказать, времяпрепровождение, казалось бы, зимой, в прохладную непляжную погоду (днём было всего до +14 С) мне понравилось больше, чем в летние месяцы, в которые я тоже там неоднократно бывал.
ЮБК был практически безлюден, в знаменитом Воронцовском парке, где посажены деревья со всего мира, бродили зимующие здесь лебеди, утки, павлины и фазаны. Внизу, у скального обрыва, плескалось море.
Я приехал в Алупку в шторм, поразило, что все дорожки в саду были завалены ветками и бутонами магнолий, которые во множестве произрастали там. Было довольно холодно по крымским понятиям: всего четыре градуса тепла.
Дул пронизывающий порывистый ветер, по темно-серому небу неслись еще более темные тучи, временами на голову обрушивался снегодождевой шквал. Штормовое море, бушующее внизу, в прибрежном хаосе скальных обломков, иногда доставало гребнями самых высоких волн, метров шесть в высоту, дорожку вдоль обрыва, где прогуливались одиночные любители острых ощущений и разгулявшихся стихий.
Здесь я впервые встретился с одним очень интересным и вначале непонятным явлением. На штормовой, почти чёрной поверхности моря, вдруг появились светлые блестящие, как зеркало, участки. Поначалу это производит ошеломляющее впечатление.
Бушующее, тёмное море, бешено несущиеся клочковатые, почти черные тучи, и вдруг такое... Потом я внимательно пригляделся и раскрыл секрет этих образований. Иногда между тучами проглядывало солнце, само оно не было видно, но поток солнечных лучей, прорвавшихся через пелену облаков и обрушивающийся на поверхность моря, и давал эти, смотрящиеся зеркальными, блики. Так же по морю двигались косые серые ливневые столбы, создавая на поверхности моря, в отличие от первых образований, темные эллипсы. Хаотичное движение обоих образований создавали причудливую завораживающую игру света и теней, от которой было трудно оторваться.
Было здорово, от всего виденного шёл настоящий драйв. А растительность ЮБК не обращала на этот холодный катаклизм ни малейшего внимания и чувствовала себя, видимо, великолепно, иначе как можно объяснить, что в самый разгар зимы и «холода», в начале февраля, зеленела трава и вечнозелёные деревья, розовым цветом был опушен миндаль, само растение было без листьев, но, тем не менее, цвело, предрекая неминуемое потепление и весну.
А весна в Крыму, говорят, сказочная, ранняя. В марте всё уже бушует в свежей зелени и цветах. Надеюсь побывать здесь и в этот прекрасный сезон расцветающей южной природы.
Только сейчас в гостинице жуткий холод, т. к. истопник протапливал гостиницу часов с 9 утра до 4 вечера. Потом он тушил угольную печурку с небольшим котлом, и только, что немного разогревшаяся водяная система, предоставлялась самой себе. Не спасали и испрошенные дополнительные одеяла. Пришлось поспешно перебраться на квартиру, в частный двухэтажный дом с печкой на первом этаже. Мы жили с женой на втором, и посередине нашей комнаты шла широкая квадратная кирпичная побелённая труба на крышу, у которой мы грелись, под окнами шумел неугомонный и зимой какой-то ручей или речушка, спадающая с вершины Ай-Петри, возвышавшейся над всей яйлой, как жерло старого потухшего вулкана. Сказочно красиво.
На следующий день погода наладилась, выглянуло солнце, ветер утих, воздух «накалился» до +14.
Мы осмотрели дворец, подлинных предметов от царских времен там почти не осталось, в памяти остался лишь большой зимний сад с огромными старыми пальмами и парадная столовая, где проходили встречи министров иностранных дел союзников. А вообще, в то время эта была резиденция английской делегации во главе с У. Черчиллем, которому очень понравился и сам дворец, и парк, так похожий на старую добрую Англию.
А вот верхний парк был задуман, обустроен и в основном сохранился в те времена просто прекрасно. Это был настоящий лес, но, так сказать, окультуренный, с растениями, не произрастающими в Крыму, а привезёнными, нашедшими здесь вторую родину.
На пересечениях дорожек там стояли раскосые скифские бабы, дворик украшала мраморная копия бахчисарайского фонтана слёз, воспетого А. С. Пушкиным.
Там были свои озерца и питающие их ручьи, искусственное нагромождение громадных габбро-диабазовых зеленоватых замшелых остроугольных скал – Большой и Малый Хаос, которые пронизывали извилистые разноуровневые проходы, солнечные поляны с изумрудной травой, с отдельно стоящими и раскидистыми соснами всевозможных видов, и «непролазные» заросли деревьев. Но во всём заметен кропотливый умелый труд и причудливое воображение.
Побродив по лабиринтам дорожек и немного устав, можно было зайти в единственный в ту пору в Алупке ресторанчик, где уже нас приметили среди немногих постоянных посетителей, привыкли и ждали. Запомнились нам из всего меню, почему-то, обжигающая горячая жирная солянка из мясного ассорти и яичница с зелёным луком и зелёным горошком. Вкуснота! А запивали мы всё это крымскими многоцветными токаями и мускатами.
Совсем по-другому парк выглядел недавним летом. Во-первых, его потеснили по периметру особняки, смотревшиеся там совершенно инородными телами. И, главное, весь парк был заполнен толпами экскурсантов. В парке стоял устойчивый гул, везде бегали дети, всё было вытоптано и замусорено, к растительным и архитектурным раритетам было не подойти. Думаю, что нечто подобное в это же время можно было наблюдать в других парках и дворцах ЮБК.
От всего этого выгодно отличается Массандровский царский загородный дворец, который был расположен довольно высоко в горах. Царская семья использовала его в качестве места, где можно было отдохнуть от летней жары и духоты, царившей летом внизу, у побережья. Сам дворец во французском стиле – сравнительно небольшое уютное трехэтажное здание, фланкированное по бокам ажурными башенками, с высокой крышей и ажурными остриями над ней, украшенное скульптурами на мифологические темы.
Внутренность дворца поражает своей изысканной простотой. Всё отделано деревом, кабинеты с удобными диванами так и располагают к отдыху и беседе, простой обеденный зал весь пронизан светом, на второй этаж ведёт чугунная винтовая лестница. Здесь нет спален, ведь сюда приезжали только на день. Да, в этом дворце и я бы не отказался поселиться, и навсегда.
Тогдашнее руководство Советского Союза тоже сразу раскусило все прелести этого поместья и сразу стало использовать его только для своих нужд. Поэтому этот чудесный уголок Крыма был неизвестен до самого последнего времени, и ходят слухи, что ему скоро снова возвратят прежний статус, т. к. он приглянулся нынешнему руководству незалежной Украины.

Пещерные города Крыма

Ещё до того, как я попал впервые в Крым, я слышал о тамошних пещерных городах. «Пещерные…города?», - странное сочетание, думалось мне. До этого я в Армении посещал храм Гегард, высеченный в толще туфа. Слышал я и о пещерных городах Грузии. И чем дальше, тем больше мне хотелось побывать в крымских.
Так вышло, что первым я посетил в восьмидесятом году пещерный город Чуфут-Кале, что в переводе значит «Крепость иудеев».
Попали мы туда с женой в начале октября. Стояла прекрасная пора – золотая осень. Было тихо, по-летнему тепло, но не жарко, хотя листья уже тронул лёгкий жёлтый цвет. Самое время побродить по горам.
И вот мы доезжаем из Симферополя автобусом до Бахчисарая, спускаемся в каньон, в котором расположен старый Бахчисарай, бывшая резиденция крымских ханов, весь состоящий из одной улицы, дома на которой по левую сторону ютятся на огромных валунах и скалах.
Чуфут-Кале находится за городом, куда мы отправляемся по долине, покрытой густым лесом. Слева внизу располагалась когда-то деревушка крымских христиан Мариамполь, по имени которой назван город Мариуполь, куда после установления протектората над Крымским ханством Российской империей были высланы, согласно Кучук-Кайнарджийскому миру 1774 года сорок тысяч христиан Крыма.
Справа – руины пещерного Успенского монастыря, с грубо поновленными маслеными красками старинными иконами прямо на стене выдолбленных пещер. Слева уже видна столообразная, довольно высокая гора, на которой, собственно, и располагается пещерный город. Отвесные стены плато покрыты огромными естественными гротами, пещерами, некоторые переделаны людьми в хозяйственные постройки, загоны для скота.
Поворот, несколько сот метров довольно крутого подъёма по отполированной тысячами ног дороге – и вот перед нами потайная калитка, вход в город, не видный за поворотом скалы.
На обитых железом массивных старинных больших дверях висит не менее массивный висячий замок. Оказывается, пещерный город – филиал краеведческого музея, и как раз во вторник – день нашего заезда - у него выходной.
Никого, весь город принадлежит нам, только ещё одна парочка растерянных бедолаг, таких же, как и мы, мнётся у замкнутых дверей. Да, город наш. Но как же попасть внутрь?
Тут я, кстати, вспоминаю, что город в своё время был взят штурмом татарами, причём, каким-то другим путём, не этим. Значит, должен быть иной, альтернативный вход?
Мы идём вдоль обрыва, и, пройдя несколько сот метров, действительно находим довольно сносный подъём-осыпь на плато. Уж не знаю, через него ли забрались татарские войска наверх, скорее всего, нет, но в данном случае логическое мышление явно принесло пользу.
Помогая друг другу, мы взбираемся на плато. Прямо перед нами восточная средневековая полуразрушенная крепостная стена из обработанного песчаника с воротами, к счастью без всяких дверей, перегораживающая это сухопутный полуостров, роль берегов в котором играют неприступные прежде обрывы, моря – глубокие узкие зелёные долины.
И везде прямоугольные и гротообразные пещеры, некоторые естественного происхождения и только поправленные людьми, другие – целиком рукотворные. Конечно, в этих пещерах не жили, они выполняли функцию подвалов, нижних этажей домов, каких-то хозяйственных построек, тюрем, например.
Сами дома не сохранились, их разобрали жители того же Бахчисарая для строительства своих домов. Пещеры, выходящие к обрыву, имеют вырубленные окна, откуда открывается чарующий многокилометровый вид на близлежащую долину и голубые силуэты гор вдали.
Поражает дорога в городе в монолите известняка, отшлифованная до блеска, и колея на ней до полуметра глубиной. Это сколько же двухколесных повозок с огромными деревянными колесами проезжало по этой дороге и сколько столетий прошло, чтобы образовалась такая поверхность дороги и такая глубокая колея? И вся эта жизнь исчезла в бездне времени. Остался лишь вырубленный в скале автограф истории на обработанной её же странице.
Территория города небольшая, и с другой стороны этот сухопутный полуостров ограждается невысокой стеной, сложенной всухую, выбирая в нём подобие сектора. За этой стеной находится пустырь Бурунчак, который предназначался для выпаса скота в лихую годину. Есть ещё и третья, средняя стена пятого-шестого веков, расположенная приблизительно посередине города.
И вот на пустыре Бурунчак совсем недавно обнаружилось совершенно уникальное сооружение, которое носит официальное название «гидротехническое сооружение с колодцем Тик-Кую».
Если я правильно излагаю, на указанном пустыре росла яблонька. Надо сказать, что на плато воды нет, наверное, поэтому город уже давно покинут. Колодцы после землетрясений пересохли. Растёт лишь густая жёсткая колючая тёмно-зелёная трава. А тут зелёная яблонька.
Начали копать под ней и обнаружили колодец, который вёл вертикально вниз, уходил ниже уровня долины и тут от него ответвлялся наклонный со ступеньками ход вверх на поверхность. Здорово? Дальше будет еще интересней.
Сразу после ответвления ход колодца расширялся, по его внутренней поверхности шла спиральная лестница более десятка метров в глубину. Там же был найден клад серебряных и медных монет.
Надо напомнить, что это сооружение, явно гидротехнического характера, было проложено в монолите горы. Труд был затраченный колоссальный.
Я спускался туда по наклонному входу. На стене были выгравированы какие-то письмена. Мокрые скользкие ступеньки заплыли натеками кальцита. За многие годы ступеньки превратились в подобие стиральной доски из-за этих натеков. После тридцатиградусной наружной жары в колодце было не более восьми тепла.
Стены были тоже покрыты натеками кальцита, так, что и держаться было не за что. С большим трудом я спустился на дно колодца, ещё не раскопанного до конца, и с не меньшим поднялся. Воды в колодце сейчас нет.
О точном назначении этого сооружения археологи пока не пришли к определённому выводу. Какую функцию имел наклонный выход на поверхность, спиралевидная лестница? Если это только колодец, какова была технология подъёма воды?
Вопросов больше, чем ответов.
Последними жителями города были караимы, и выйдя из восточных ворот и пройдя еще несколько сот метров, ты попадаешь на их старое кладбище, так называемую Иосафатову долину, которая была традиционным и священным местом для захоронений караимов.
Сотни заросших деревьями и кустарником, почти ушедших в землю, перевитых тёмно-зелёными лианами, разбросанных в самых причудливых положениях могильных памятников из известняка в форме высокого и узкого прямоугольника с древнеиудейскими надписями находятся там. О самых древних захоронениях, как и об истории народа, идут споры.
Историк караимского народа Фиркович, который последний из караимов проживал в Чуфут-Кале ещё в начале прошлого века, собрал богатейшую библиотеку древних книг и рукописей по истории караимов. Также он занимался исследованием захоронений в долине и нашёл захоронения второго-третьего веков н. э., другие же относят их к седьмому-восьмому векам н. э. В дело вмешались амбиции разных народов, поговаривают о фальсификации надписей на могильных плитах и рукописей Фирковича.
Как бы то не было, народ этот древний и появился в Крыму задолго до татар.
Самым значительным и большим из так называемых пещерных городов, был Мангуп, столица христианского княжества Феодоро.
Надо сказать, что христианского населения в до турецкий период в Крыму было много. Это были потомки греческого, византийского, римского населения, а также местные обращённые аборигены и пришлые, принявшие христианство народы.
Княжеский род Гаврасов был связан родственными узами с династией византийских императоров Комнинов.
Столица княжества была расположена на неприступной величественной одноименной столовой горе, с четырьмя пальцами-мысами. Крутые стены горы естественно ограждали население от нежданных пришельцев. А естественные дороги-овраги между мысами и слабые места были прикрыты крепостными стенами.
Власть княжества в лучшие времена распространялась на весь ЮБК, носившей название «Готия».
При татарах феодориты, как и жители Судака, Феодосии, Херсонеса – христиане, как-то находили общий язык с ханами, но когда в 1475 году в Крыму высадились турки, христианам пришлось туго. Все их города были захвачены завоевателями, жители были частью уничтожены, частью обращены в рабство. Неприступный Мангуп сдался после шестимесячной осады. Город был разрушен и разграблен.
Экскурсия, надо сказать, была интересно задумана. Мы подъехали к Мангупу в сумерках. Перед нами возвышались высоко поднятые мысы горы – более 200 метров- с довольно крутыми склонами. Мы должны были подняться на плато по наиболее пологому, как нас уверяли, межмысовому оврагу Табан-Дере (кожевенному). И вот розданы и проверены электрические фонари, люди расставлены друг за другом по цепочке с тщательно выбранными местами в ней по неясным для нас соображениям – и в путь!
Стало совсем темно. Дорога представляла собой тропу в густом лесу, всю перевитую корнями деревьев, иногда такой крутизны, что можно было двигаться, только цепляясь руками за деревья.
Нам было жарко и душно, несмотря на то, что наступила ночь. Не ощущалось и дуновение ветерка. Луч фонаря выхватывал только узкую полоску каменистой тропы, что позволяло сделать осмысленно только один шаг.
Направление для каждого, так и хочется сказать, цепляющегося, задавалось пятном света от фонаря впереди идущего, общее - контролировалось опытными проводниками в начале, в середине и позади цепочки новообращенных любителей-скалолазов. Было абсолютно тихо, и слышалось лишь тяжёлое дыхание, прерываемое иногда всякими междометиями по поводу дороги, кромешной темноты и своему участию в этом совсем непростом, как оказалось, предприятии.
Несколько девиц, как они потом нам рассказали, пришли после ночного, бессонного, катания на яхте. Сюда они явились прямо с корабля, но бал не состоялся, хотя они были обуты в элегантные резиновые пляжные тапочки, которые по дороге в гору слетали на каждом шагу. В конце концов, они их сняли совсем, и двинулись, причитая при каждом шаге, босиком, в кровь разбивая нежные девичьи ступни о всякие торчавшие корневища и острые камни.
Шли мы до вершины часа два, огибая по пути развалины крепостных стен, лагерь хиппи в гамаках, где за нами увязалась откуда-то появившаяся огромная собака. И мы уже опасались появления знаменитого «мангупского мальчика», погибшего при турецком нашествии, появление которого предвещало беду. Вообще, обстановка способствовала реализации самых необузданных фантазий.
«Уф», - наконец мы на плато. Перепугав нашим неожиданным появлением спящий лагерь археологов, мы вышли из высокого кустарника и перед нами в лунном свете появившейся, как по заказу Луны, открылась величественная картина.
Плато пересекали развалины оборонительной стены из белого известняка, ярко блестевшего в лунном свете. У ворот высились руины цитадели – резиденции монархов Феодоро, высокого двухэтажного дома с дверями и окнами, окаймлёнными причудливой резьбой по камню. То и дело попадались какие-то выемки в скале, явно рукотворные.
На этом подъём на Мангуп считался законченным. Часть экскурсантов расположилась в разных местах плато на отдых, наиболее неугомонные, и с ними мой сын, направились в пещерный монастырь с остатками росписей в стиле эпохи Возрождения, который располагается в обрыве плато.
Я расположился в выемке скалы, источавшей тепло, глубоко прогретой днём жарким крымским солнцем. Эта глубокая прямоугольная выемка впоследствии оказалась тарапаном – древней ёмкостью в скале для выжимки виноградного сока из гроздьев.
Подложил я под голову куртку и растянулся на скале, уставившись глазами в бархатное крымское небо с мириадами звезд, стараясь запомнить то состояние полного умиротворения и покоя, охватившего меня.
Даже здесь, на вершине, не ощущалось движение воздуха, стояла особая абсолютная «звенящая» тишина, которую и можно только услышать в таких отдалённых от цивилизации местах.
Послышались голоса возвращающихся от монастыря туристов, и снова нас объяла библейская первородная тишина. Почему-то даже в сон не клонило.
И вот наступило время рассвета, собственно из-за этого зрелища мы и предприняли ночное восхождение на Мангуп. Постепенно стало синеть небо на востоке, на фоне горной Крымской страны, потом цвет перешёл в фиолетовый, красный, выглянул краешек алого солнца…
Очень интересен казематный пещерный комплекс на оконечности дырявого мыса (Тешкли-Бурун). Туда можно спуститься по открытой лестнице с полустёршимися ступенями, с одной стороны которой многометровый обрыв. Небольшой спуск по ней лучше выполнять, как это сделали мы, со страховкой, и даже в этом случае он заставит после поёжиться.
В самой большой пещере стоит толстая колонна, которая долго гудит от удара. Поэтому и называется пещера Барабан-Коба – «Пещера-Барабан». Полагают, что турки держали там заложников и пленников.
Не знаю, скрашивали ли прекрасные виды зелёных, поросших деревьями долин, открывающиеся из этих пещер, пленникам долгие периоды ожидания лучшей доли
Думаю, что тюрьма есть тюрьма, даже в райских кущах. Кстати, в 16 веке здесь пришлось посидеть и российским послам, времена были варварские, и на послов не распространялись нормы сегодняшнего международного права.
Один из самых живописных и «пещеристых» городов – Эски-Кермен. Там насчитывается до 350 пещер. Он тоже располагается на горе-останце, идеально подходящей для обороны. Гора состоит из двух неравных частей, так сказать, передней, где располагался сторожевой пост, и основной, разделённых широкой и глубокой щелью-пропастью.
Подъём на сторожевой пост крутой. Двигаешься, цепляясь за ветки растущих кругом деревьев. Потом дорога переходит в пробитый в толще скалы туннель, со стёршимися от времени ступеньками, и вот, через следующую за ним небольшую открытую лестницу, ты, тяжело дыша, попадаешь на плоскую монолитную, как бы «зализанную» природными воздействиями, вершину.
После затяжного, нелёгкого подъёма в горных теснинах и ограниченной видимости внезапно оказываешься на такой «дикой высоте», такая панорама идущих внизу долин открывается, дорог с ползущими по ним крохотными людьми и транспортом, что дух захватывает.
В средневековье, скала соединялась с основным массивом деревянным мостом, вырубленные в скалах выемки под перекрытия сохранились до сих пор. На другом, соседнем останце высятся развалины замка Кыз-Куле.

Так как моста уже давно, конечно, нет, мы начинаем перебираться на основную территорию города сначала прежней дорогой, через туннель, а потом узенькой тропинкой-уступом, шириной не более полуметра в самых узких местах.
С одной стороны прохода отвесная скала, а с другой довольно приличный обрыв, так, что слабонервные дамы только ойкают. Небольшой участок горной тропинки можно перейти только со страховкой с двух сторон.
Ещё подъём – и мы на вершине, где раньше располагался город. Поселение располагалось узкой, шириной всего метров 170 полосой, вытянутой с севера на юг. Развалин города почти не сохранилось – и здесь мы опять видим антисозидательную деятельность жителей окрестных мест, которые после уничтожения цветущего города татаро-монголами в тринадцатом веке, в котором проживала не одна тысяча жителей, в течение столетий растащили по «кирпичику» все руины зданий, а сама гора заросла непролазным лесом.
По краям обрыва горы разбросаны многочисленные пещеры самого различного назначения – зернохранилища, оборонительные, хозяйственные.
Пещеры часто идут друг за другом, соединяясь, образуя целые комплексы с многочисленными входами-выходами и отверстиями-окнами по бокам и сверху. Зрелище очень интересное, да и просто полазить по всем закоулкам любопытно. Здесь прямо-таки ощущаешь аромат истории.
Все это оценили многие, здесь снимал Ф. Бондарчук свой блокбастер «Девятая рота».
Есть несколько пещерных церквей, где сохранились остатки средневековых фресок, на некоторых можно разобрать лики святых, ангелов. Одна из миниатюрных церквей (трёх всадников) высечена в огромном камне. На северной стене сохранилось, хотя и поврежденное, изображение трех всадников – святых воителей в ярких красочных парадных одеждах с развивающимися плащами. Средний воин поражает змея или дракона, два других держат в руках копья. Стиль живописи древен и восходит к 13-14 векам.
Сейчас вход в храм забран железной решеткой, видно слишком много есть любителей не только полюбоваться шедевром, но и взять «на память» кусочек
Сейчас многие пещерные монастыри в Крыму отреставрированы, в том числе и упомянутый выше Успенский монастырь по дороге на Чуфут-Кале. Но выглядящие почти новыми художественные объекты напрочь утратили ауру времени, выглядят как-то обыденно.
Понимаешь, как неспокойно жили люди в то время, вынужденные прятаться на таких вот бесплодных вершинах от чужаков. Приходилось транспортировать всё необходимое для жизни снизу.
Правда, вода в городе была. Неподалеку от обрыва находится осадный колодец, в котором содержалось около 70 кубометров воды – глубокая многометровая шахта с крутыми полустёршимися ступенями, числом около 95. Не все экскурсанты осмелились спуститься в шахту. Лестница состоит из 6 маршей, перед каждым из которых находится площадка с амбразурами для освещения и наблюдения за противником.
Остались проёмы в скале, в которых раньше были вделаны крепкие ворота, закрываемые на ночь и в минуты опасности, которые, однако, не спасли здешний народ от страшного разрушения татаро-монгольскими войсками в 13 веке. Под травой и лесом, выросшим за многие сотни лет после этого, найдены кости и черепа людей, рассечённые сабельными ударами. До взятия города он просуществовал почти тысячелетие с перерывами.
Диким забвением, отрешённостью веет от всех этих «пещерных городов». Жили здесь люди, любили, рождались и умирали многие сотни лет, а теперь только непролазные заросли колючих кизила, шиповника, барбариса, боярышника охраняют видения прошлого, да степные пахучие травы на полянах навевают сон и покой когда-то оживлённым городам.


«Затерянный город»

И ещё об одном месте хочется рассказать, о городе Балаклаве, совсем недавно снова открытом и для меня, и для всех. При советской власти город был настолько засекречен, что его даже не было на карте.
Читаешь о Крымской войне у Сергеева-Ценского в его «Севастопольской страде», там Балаклава названа местом дислокации английских войск. Море у Балаклавы - место гибели «Принца», вёзшего непомерные сокровища казны английской армии и затонувшего там в небывалый шторм. Диву даёшься, куда это всё подевалось.
И вот после распада Советской империи читаю и глазам не верю: «выплыла» снова Балаклава. Оказалась она рядом с Севастополем, а причина засекреченности – грандиозная подземная база для ремонта атомных подводных лодок с подземным каналом, длиной более 600 м. Кроме того, там находилось хранилище атомных и обычных боеприпасов к подлодкам и горюче-смазочных материалов и запчастей. Сейчас разграбленная база, с которой снято всё, что можно реализовать или использовать, является экскурсионным объектом, и каждый желающий за небольшие деньги может заглянуть туда.
В этом году я побывал на этой базе. Даже сейчас, после этих превращений, она производит грандиозное впечатление. Это сооружение внутри горы могло выдержать прямое попадание атомного боеприпаса.
Сам городок Балаклава небольшой и уютный, расположен на правой стороне бухты и состоит практически из нескольких кварталов, расти выше ему попросту некуда, т.к. сразу за бухтой поднимаются крутые скалы. На месте города была расположена генуэзская крепость Чембало, живописные развалины крепостных стен и башен которой проглядывают у входа в бухту.
До революции этот живописный городок был облюбован для отдыха российской аристократией, развалины вилл с колоннами в греческом стиле до сих пор возвышаются в самых живописных местах бухты. Удивительная сохранность этих руин объясняется, по-видимому, долгой закрытостью города, с начала пятидесятых годов, времени начала строительства подземного завода.
И теперь элитарность города вновь возрождается: строят фешенебельные особняки новые русские и украинцы, только сюда специально с одним концертом приезжают российские эксклюзивные, как сейчас говорят, коллективы и исполнители.
Всё же главная привлекательность города – это море, всё остальное – производное от него.
Мы садимся в небольшой катер, напоминающий скорее большую моторную лодку с навесом и сиденьями для туристов, и плывём мимо стоящих здесь яхт и крымских, и прибывших из иных, подчас далёких стран, мимо сторожевиков, пробираясь по спокойной воде бухты к открытому морю. Вот проходим неширокий проход между скалами – и испытываем взрыв восторга от внезапно открывшегося простора.
Возникающая постепенно громада шестисотметрового обрыва мыса Айя заставляет нас невольно крутить головами, вставать, чтобы рассмотреть и снять на фотокамеру открывающиеся красоты.
Мы идём над берегом, вода здесь чистейшая, но дна не видно – глубоко. Только здесь воспринимаешь подлинный масштаб разбросанных скал, когда соизмеряешь их с крохотными фигурками людей в бухтах.


2007 - 2012.