Роман мой дивный род. глава4, 3

Враз гробик крышкой принакрыли,
Гвоздями крепенько забили.
Какой-то дядя гробик взял:
«Всё сделаю, как я сказал».
Открыли дверь, вошёл мороз.
А дядя куклу ту унёс.
Жестокою была пора.
Сын был, как будто сирота,
Слезу лишь Анна пролила,
Да проводила со двора.
В последний путь ушёл один,
Никем с родных не проводим,
«Чужие» к месту отвезли,
Да схоронили, как смогли.
Осталась Анна с дочкой жить,
О муже, о родне тужить.
Где шла кровавая война,
Там почта мёртвою была.
Не знала Анна о беде:
Погибли братья, в сей войне,
Племянник и мужья сестёр,
Слезой наполнился весь двор. 

И в «Журавке» беда была.
Евдоха, тётушка отца,
Когда ещё не шла война,
Андрея, сына родила;
В сороковом родилась дочь
И схожа с братиком точь-в-точь.
Да «Верой» нарекли её.
В сорок втором, после неё,
Родилась вновь ещё сестра,
И «Домной» назвалась она.

Второй год шла уже война,
И приближалась к ней беда.
Был в партизанах Пантелей.
Имел две пары лошадей.
На них он груз перевозил:
Снаряды всякие возил.
Евдоха бегала к нему
И в знойный день, да и в грозу,
Да без обувки, босиком,
С котомкою лишь за плечом.
 До Златополя, а потом
Назад спешила в отчий дом.
Сегодня дождь шёл целый день,
Трудиться было ей не лень.
Как прежде затопила печь,
И тыкву стала быстро сечь.
Веруня спала на печи.
Изжарив быстро калачи,
Да накормив свинью и птиц,
С десяток взяв с собой яиц,
Картошки лука и сальца,
Смела весь мусор из крыльца;
Келыне строгий дав совет:
«Не отвечай ни «да,» ни « нет»
Хоть кто-то, что-то будет брать,
Себя не вздумай выдавать.
И босиком, как и всегда
Помчалась в Златополь она.

Бежала тяжело дыша,
А неспокойная душа
Металась, билась без конца.
Евдоха пот смахнув с лица,
Секунды не передохнув 
И по-за двором обогнув
Не по дороге, напрямик,
Увидев вражий грузовик,
Рванула прямо в лес густой,
Там партизаны вели бой.
И пригибаяся к земле,
Шла в Златополь она во мгле.
Здесь весть тревожная ждала:
«Мужайтесь, к вам беда пришла.
Сегодня в полдень, в два часа
Вёз мины Пантелей сюда,-
Сказал ей тихо капитан
И ей пилотку его дал,-
Всё что осталось от него,
Да имя светлое его.
Снаряд в телегу угодил…»
Он ей о чём – то говорил
Она не слышала его
Обмякло тело у неё,
Всё закружилось в один миг
И голос капитана сник,
Куда-то удалился прочь,
Перед глазами встала ночь.

Очнулась, медсестра у – ног,
Дала испить ей сладкий мёд:
Кому,  родная нелегко
Сейчас всем бабам тяжело
Мы ежедневно видим смерть
И научились боль терпеть.
Должна детей поднять ты в рост,
А мне пора бежать на пост, -
Она подняться помогла,
На десять метров провела, -
Тебе оставил он детей.
Ты береги их и жалей.
Крепись, подруга, коль Бог даст,
Не разобьют фашисты нас,
То мы увидимся с тобой.
Пока я расстаюсь с тобой.
Прощай!- махнула ей рукой, -
Иди вот этой стороной».

Евдоха тихо поплелась,
Слеза катилася из глаз:
«Как я детишкам сообщу?
Как я беду перенесу?
Как с ними дальше буду жить?
Сумею всех ли прокормить?»-
Так причитала вслух она.
Беда к ней ни одна пришла:
С собой подругу привела.
Пока Евдоха здесь была,
Случилось горюшко ещё:
Смерть унесла её дитё.
Все спали крепким сном, когда
Евдоха вышла со двора.
Но дочка Вера, как на грех,
Проснулась в доме раньше всех.
Как будто чувствуя беду,
Сползла с лежанки на плиту.
Встать не хватило силы ей,
И стала жариться на ней.
От крика первым встал Андрей,
Схватил Веруню и скорей
К соседке Прыське побежал.
Огонь во всю уже пылал.
Ещё младенец один спал.
Огонь всю комнату объял.
Келына бросилась в огонь, 
Не чувствуя ожога боль,
Сначала вынесла сестру,
Носила воду по ведру.
Сама тушила, как могла,
Да обгорела и сама.
Все руки, волосы, спина
И грудь задетая была.

Когда вошла Евдоха в дом –
Остолбенела, словно кол.
Всё, что копила много лет,
Сожрал огонь в один момент,
Угаром воздух пропитал,
Дышать свободно не давал.
Евдоха поседела враз.
А тут Пестиния как раз
Пришла с бедою на устах:
«Веруня отошла от вас.
Поджарилася до кости.
Нельзя никак было спасти».-
И стала Дусю утешать
Да вместе с нею и рыдать,
Узнав. Что Пантелея, нет,
Дала ей дружеский совет:
«Ко мне с семьёй переходи,
Да сколько нужно, столь живи
 Пока порядок наведём,
Всю гарь отсюда уберём,
А зимушка не станет ждать»-
-А Келю сможешь ты принять?-
Евдоха тихо прошептала,-
От немцев с плена убежала.
Я укрываю от людей
И от фашистов – сволочей.
Я знаю, ты ведь не предашь,
На растерзанье не отдашь.
И наша помощь ей нужна,
Ведь обгорела и она.
- Клянусь святыми!Не предам,
На растерзанье не отдам.-
Пестиния перекрестилась,
Взяла детей и удалилась.

Евдоха кое – что взяла,
Потом Келыну позвала:
-К соседке, жить сейчас идём.
Когда порядок наведём,
Тогда и возвратимся в дом.
Большое горе ещё в том,
Что больше нет у вас отца,
И покатилась враз слеза,-
Теперь не знаю как нам быть,
Как без кормильца в жизни жить.
-Не плачьте,  мамо ,Бог не даст,
Нам окончательно упасть.
К зиме всё здесь мы уберём,
Кругом порядок наведём.
Сейчас Веруню б схоронить.
-Сама пойду могилу рыть,
Вон в ту коробку уложу
Да и сама её снесу
-хочу я тоже подсобить.
Тебе нельзя на людях быть
Враз кто-нибудь и донесёт.
Никто тогда уж не спасёт,-
Евдоха вытерла слезу,
Я всё сама перенесу,
А ты покуда посиди
И за Домахой погляди.
Да раны надо полечить,
Гусиный где-то жир добыть
Он от ожога помогает.
И раны быстро заживляет.
Ну что, родимая , пойдём.
Ждёт нас чужой соседский дом.

Жила Пистиния одна.
Не знала матери отца,
Скиталсь бедна сирота.
Но вот однажды набрела
К старушке дряхлой и больной.
Она имела домик свой,
Да был запущен огород.
Весь тоже вымер её род.
А Прыська, девка , как огонь:
Из хаты вымела всю вонь,
Да раздобыла у людей,
Телегу, пару лошадей.
Дровишек с лесу привезла;
Всю паутину обмела,
Всё постирала ей тряпьё
Да искупала и её.
Потом побелкой занялась;
До огорода была страсть.
Сполола весь вокруг бурьян;
В заборе справила изъян.
Пришлась старухе по душе.
Да и взяла её к себе.
Всё ей в наследство отдала.

Когда старуха умерла,
Хозяйкой сделалась она.
А вскоре муженька нашла.
Да сына с дочкой родила
К несчастью  смерть всех забрала.
Так и жила с тех пор одна,
Их память светлую храня
Когда Андрей к ней прибежал
И Веру –кроху показал,
Что было духу в ней и сил
 Помчалась с нею в Лебедин.
Семь километров в один час
Рекорд поставила тотчас.
Спасти малютку не смогли,
Ожоги были велики
Теперь Евдоха, как сестра,
Помочь стремилася она.
Келыну спрятала за печь;
Андрею – на лежанку лечь;
Кровать Евдохе отдала,
Чтоб та спокойно спать могла;
Сама на лавке улеглась,
А рядом засвистел фугас,
Всю ночь никто из них не спал,
А нападенья ожидал.
Но всё как будто обошлось.
К рассвету снова началось:
Из двух сторон летел снаряд,
Как будто с неба падал град,
И грохот не давал всем спать.

Пришлось Евдохе с Прыськой встать.
Пока храпела детвора,
Тихонько вышли со двора.
Пока село успело встать,
Они вернулись вновь назад.
Могила  в метр глубиной,
Была свободной и сухой.
«Спи, доченька, ты крепким сном,
Дай Бог, вам встретиться с отцом».
Слезу вдвоём они пролили,
Могилку бережно зарыли.
Евдоху ждал сгоревший дом,
И требовал ремонта он.
Прольёт немало она слёз
И соли съест с семьёю воз;
Калекой станет на всю жизнь,
Но неотступно одна мысль:
«Детей должна поднять ты в рост» -
И в зной, и в слякоть, и в мороз
С ней будет всюду она жить
И только доброе творить.
Пока оставим мы её,
Взор обратим вновь далеко.

Андрей Сташенко был в тюрьме.
Срок отбывал в чужой земле.
Омск отрезвил и закалил,
Но доброту не погубил.
Вернуться в «Журавку» не мог.
Присяжный Алексей помог,
Директором совхоза был.
Андрея уважал, любил,
Знал хорошо его родню,
С ним вырос на одном корню.
С тюрьмы его в совхоз забрал,
Квартиру и работу дал,
На трактор сразу посадил.
Андрей с кузиною дружил,
Варвара, Фёдора жена,
Ему кузиною была.
И Анну часто посещал,
С её дочуркою играл:
То ввысь подбросит к потолку,
То покатает на горбу,
То, как ребёнок, за ней скачет,
То понарошку горько плачет.
Она любила, как отца,
И каждый раз его ждала.
Потом он с Галей подружился,
Через неделю и женился,
Зарегистрировался с ней,
Но долго не пришлось быть с ней.

Режим в войну был очень строг,
За нарушенье враз – в острог.
Три дня она с ним прогуляла,
И в Омск приехать опоздала.
Завод снаряды выпускал
И дисциплину соблюдал
У каждого Была броня
Знать, личность здесь была нужна
Начальник цеха молодой,
Ещё к тому же холостой,
Туманов Виктор строгим слыл
Галину в тайне он любил,
Ребром поставил ей вопрос:
«Иль напишу сейчас донос,
Иль станешь ты моей женой
И сохраню тебе покой.»
Её лесоповал пугал.
Туманов этим угрожал.
Чтоб избежать людской молвы,
Лет двадцать каторжной тюрьмы,
Она согласие дала.
В гражданском браке с ним жила.

Андрей о Гале тосковал
И очень долго писем ждал,
Потом решил поехать сам,
Узнать , что же случилось там.
Возможно, тяжело больна
И помощь ей его нужна.
 А в Омск директора везли,
Ну и  Андрея подвезли.
Галину долго он искал,
Туманов к ней не допускал.
Подруга встретила его,
Дала записку для него.
В ней было строчки только три:
«Андрюша, ты меня прости.
Один ты в сердце будешь жить,
Тебя лишь буду я любить».
Подруга Соня, как смогла,
Всё на словах передала:
Что «пахла» за прогул тюрьма
На очень многие года,
Что встречи с  ней ты не ищи,
Другую в жёны поищи.
Андрей прождёт её семь лет.
Получит внятный лишь ответ
 Когда она со всей семьёй
Вернётся к матушке домой.
Мы к ним ещё потом вернёмся,
Во всём подробно разберёмся.
Сейчас мы к Анне поспешим
И много с ней проблем решим.

Вдвоём с дочуркою жила,
Да жилы бедная рвала.
Болела дочь, жар донимал,
Последни силы забирал.
«Корми, да в теплоте держи,
Лекарства от меня не жди.
Давно ведь это не секрет,
У нас, поправ-де, его нет», -
Так доктор Анне говорил,
Прослушав, сразу уходил.
Не ела Анна свой обед
И, делая себе во вред,
А дочке весь несла домой,
Хотела видеть лишь живой.
За кружку только молока,
Всё отдавала, что могла.
Да в степь бурьян ломать ходила,
Вязанку на себе тащила.
Пока горит – есть в доме дух,
Да только жар сей, быстро тух.
 И Анна дочку обнимала,
Да своим телом согревала.
А дочка братца всё ждала
И каждый день его звала.
По нём уж больно тосковала.
Кусочек хлеба оставляла:
«Вернётся Толя, угощу
И от себя не отпущу.
Когда же дядя тот придёт
И Толика нам принесёт?» -
Она вопросы задавала.
Слезу, Анюта утирала
И отвечала на вопрос:
«Как только кончится мороз,
Настанут тёплые деньки,
Так сразу Толика и жди».

Зима никак не уходила,
А ежедневно снег валила,
Да часто навещал мороз,
Щипая всех до горьких слёз.
Собрались в степь идти втроём,
А получилось –  вшестером.
Гурьбой не страшно, хоть куда,
Да только лишь в одном беда:
Обувки нету никакой.
А в степь идти – на смерть, зимой.
Соседка старые пимы,
Совсем не годны для зимы,
На сутки только принесла,
Да проволоку ей дала:
«Подошву ею ты стяни,
На дно соломки подстели
И будет ноженькам тепло».
Мороз был сильным, как назло.
Сопела, спала крепко дочь,
Трудилась Аннушка всю ночь.
Сочилась с пальцев струйкой кровь,
От боли вздрагивала бровь.
С большой натугой шило шло,
Сил не хватало для него,
Но дело Анна продолжала:
Подошву кое-как сшивала.
Закончила к рассвету труд.
Одела, оба сильно жмут.
Так в них бедняга и пошла,
А дочь к соседям отвела.

Лишь только вышли за совхоз,
Сильней усилился мороз.
Враз руки стали коченеть
И пальцы на ногах неметь.

  Продолжение следует.